Текст книги "Злое счастье"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Ты по-прежнему мой сын и связан клятвой верности! Так что ты будешь слушать меня, даже если я буду нести пьяный бред, – отчеканил Финигас, глядя Мэю прямо в глаза. – И ты будешь делать то, что я прикажу.

Но тот, против обыкновения, не стал отводить взор.

– И что же ты хочешь мне приказать, отец? – спросил Рыжий, наклонившись к отцу так, чтобы находиться лицом к лицу.

Пусть смотрит в свое отражение, пусть узнает свой собственный упрямый взгляд, пусть учится признавать чужую правоту.

– Мы должны запереть Альмара в Барсовом ущелье, не дать ему пройти к Мор-Хъерике и отобрать нашу победу, как он привык делать, – сказал спокойно Финигас.

Чтобы никто не смог их подслушать, князь говорил на дамсине – редком наречье восходных ангай, специально разученном для подобных случаев.

– В Барсовом ущелье негде спрятаться от стрел дэй’ном. Они разорвут королевскую дружину в клочья.

– Это не наша печаль.

– Но очень напоминает предательство, которое ты так люто ненавидишь в других, – прорычал Рыжий, скалясь по-волчьи.

Его трясло от гнева и разочарования. Лойс раздери, Альмар был Мэю другом. Другом! Сколько раз Рыжий приходил на выручку, сколько раз Альмар насмерть загонял своего коня, чтобы поспеть на помощь Мэйтианну.

– Он оставил Моргена умирать на Лебяжьем перевале. Бросил на растерзание грязным скотам. На забаву живодерам Верховного Вигила! – Финигас кричал, не помня себя, брызгая слюной, давясь своим горем. – Моего Моргена больше нет! Его убили! Убили из-за того, что нашему Верховному Королю было лень оторвать тощую задницу от кресла!

Рыжий с трудом опознал брата в груде окровавленной плоти, ему становилось дурно от одной мысли о том, что с Моргеном сотворили дэй’ном. Он помнил, как взахлеб рыдал над трупом, прикрывая ладонью зияющие раны вырванных глазниц. Несколько дней выпали из памяти Мэя навсегда, и только из сторонних разговоров он узнал, что вместе со своим отрядом вырезал несколько поселений дэй’ном, не щадя никого – ни младенца в колыбели, ни древней старухи. Разум Рыжего поглотило безумие мести.

Но беспощадному убийце необязательно становиться еще и предателем.

– Решай, сын, прямо сейчас решай. Ты со мной? – совершенно спокойно спросил вдруг Финигас.

– Нет, – сказал Мэй. – Я – против! Никогда!

– Отступник!

Стража снаружи подумала, что кто-то из спорщиков хватил мечом по столешнице. По идее следующий удар должен был раскроить чей-то череп. И этот меч держал в руке Мэйтианн’илли. Крылатый, словно сам по себе, скользнул в руку Рыжему, когда отец одним ударом смел со стола все, что там было: письменные принадлежности, карты и донесения. Воины замерли у входа, не зная, что предпринять.

– Ты мне не сын более! Нет у меня сына! Отступник!

– Ты спишь с открытыми глазами, мой лорд, – сочувственно сказал Дайнар, когда от легчайшего прикосновения к плечу Мэй всем телом вздрогнул и едва не выпал из седла.

Рыжий сдержанно отстранился, продолжая пребывать в плену своих видений. В такие моменты к нему не стоило прикасаться без особой нужды.

Наверное, солнце сильно напекло голову. Только так и можно объяснить нынешнее странное состояние: сны наяву, оцепенение, звон в ушах. По щеке ползала муха, а Мэй не чувствовал, как накануне не реагировал на тонкие намеки бурмийского посла. Старый хитрый аристократ-нэсс спал и видел построить свою крепость на южном берегу Лаэг-Фарр. Обещал он щедро и много, но Мэя не проведешь мудрыми посулами. Жадность нэсс, еще в незапамятные времена вышедшая им боком, недаром вошла в поговорку. Даже объевшись сладким медом Смерти, они не перестали зариться на чужое добро. Переговоры длились трое суток без перерыва. Все вымотались до предела, но не разъехались, пока не скрепили подписями оборонительный договор. Униэн, ангай и нэсс прекрасно понимали, что, скорее всего, это последняя возможность о чем-то договориться перед тем, как Верховный Вигил Чардэйка отдаст приказ наступать.

– Пожалуй, надо сделать привал, – разумно решил Мэй. – Что-то я устал.

Редчайшее признание, которое, казалось, пытками из Рыжего не вырвать. Переписка с леди Хелит подействовала на князя наилучшим образом. Он и раньше любил предаться радостям эпистолярного жанра, предпочитая излагать свои мысли посредством чернил и листа бумаги, но вся переписка быстро свелась к официальным отчетам, обмену новостями с Сэнханом и редким, как радуга в пустыне, письмам из Лот-Алхави. Что может быть лучше, чем сесть в удобное кресло и неспешно поскрипеть обкусанным перышком, отливая в серебро слов запасы многолетних размышлений? Совершенно отдельное удовольствие – читать адресованное тебе послание, гадать о недосказанном и скрытом между строк. От писем Хелит пахло цветами из далаттского сада, от писем Мэйтианна… наверное, костром или свечным воском. И ни разу Рыжий не спросил у гонца о Хелит, словно страшился спугнуть сюрприз, притаившийся в каждом полученном письме. Дайнар неоднократно замечал, как его господин ради достоверности ответа на поставленный далатткой вопрос часами рылся в книгах, оттачивая аргументы и контраргументы в заочном споре.

– Ты просто никогда не пробовал дружить с женщинами, – рассмеялась Даугир, когда он поделился своими наблюдениями. – Порадуйся за нашего князя. У него появился кто-то, кому он доверяет свои мысли.

Не стал Дайнар ир’Сагар спорить с женщиной, но призадумался. Ведь никому в Эр’Иррине даже в голову не пришло мыслить о чем-то непристойном или паче того скабрезном, когда речь шла о Мэйтианне и Хелит, об их отношениях и частой переписке. До такой степени важной оказалась призрачная вероятность того, что Мэй оживет и снова станет человеком, а не пустым сосудом для яда сражений.

Они все, как один, без малейшего колебания, без доли сомнения отправились за Рыжим в бессрочную опалу, поменяв комфорт и покой Исконного Тир-Луниэна на суровую жизнь Приграничья. Мужчины, женщины и даже подростки. А ведь Мэй никогда не просил о поддержке. Отвернись от него все униэн, он бы собрал под свои знамена нэсс и ангай. То-то позора было бы для всего народа! Не отмыться вовек.

Они отстроили Эр’Иррин, поднялись на ноги и без стыда могли глядеть в лицо самому королю – все те, кто преклонил колено перед опустошенным, опозоренным, униженным, отвергнутым родней и обществом Мэем Отступником. Они сказали ему: «Будь нашим князем. Веди нас, ибо мы верим в тебя и твою невиновность», – не пожалев о содеянном, хотя никто ничего не приобрел – только потерял. Дайнара бросила невеста, Даугир развелась с мужем, Ликнар лишился всей семьи. Да что вспоминать… одна маета и расстройство.

А пока парни с аппетитом уминали за обе щеки копченое мясо с зеленью, запивая его ключевой водицей, Мэй задремал уже по-настоящему, положив расслабленную ладонь на холку Ро.

Попробуй теперь подойди к хозяину! Сразу доведется отведать острых зубов верной мохнатой стражницы. Ведь только делает вид, что дремлет, хитрюга, то и дело приподнимает веко, сверкая изумрудами зорких глаз.

«Не сметь! Не сметь будить моего Господина!»

Не волнуйся, Храбрая, никто его не тронет. Пусть спит, пока есть возможность.

– …Мэй! Мэй! Где отец?! – хрипло проорал Сэнхан.

Он окончательно сорвал голос, и только родственник мог разобрать смысл в ломком клекоте, на котором Сэнхан изъяснялся. Княжичу подали свежего коня, теперь он был озабочен поиском отца в гуще битвы.

Мэй отправил в бездну еще одного дэй’ном и тоже осмотрелся. Как ни старался, сине-белого личного штандарта Финигаса он взглядом не нашел.

И тут обоих княжичей настигла весть о внезапном прорыве Желтых Повязок с фланга. Положение армии униэн усугублялось еще и тем обстоятельством, что войска из Лот-Алхави, отборные и свежие силы подкрепления, задерживались. Глаза Финигаса сверкали торжеством и мстительным превосходством, когда он официально передавал все права на Галан Май Сэнхану. По большому счету, Мэю было уже все равно. Роковые слова сказаны, публично названный «отступником» лишается всех прав наследника навсегда, пусть он сто раз первенец. Все сразу вспомнили о пророчестве ангайской вещуньи, а самое главное – о дне рождения Мэйтианна’илли. Как говорится, Лойс клеймит, не глядя, но всегда приходит по душу своего помазанника. Иначе как бы сын осмелился поднять меч на отца? Мэй не стал никого разочаровывать и молча отрекся, как требовали традиции. Но войну никто по такому ничтожному поводу отменять не стал, разумеется. Гибнуть в первом же бою, чтобы избежать позора, Рыжий тоже не собирался. С отеческим благословением или без оного, а жить ему не разонравилось.

– Я его не вижу! – отозвался Мэй.

Зато он увидел раненого, истекающего кровью Дайнара, из последних сил цепляющегося за гриву взмыленной лошади.

– Милорд! Мэй! Там… окружили… спасите… князь ранен…

Сэнхан и Мэй не раздумывая бросились на подмогу Финигасову отряду, который собственными телами закрыл брешь, образовавшуюся в обороне униэн. Идор должен был удерживать центр, пока они не вытащат отца. Он и держался, пока мог.

Финигас потерял правую руку. Рану вовремя успели перетянуть ремнем, кровотечение остановилось, но смотреть на белый острый обломок, торчащий из плеча, было жутко. Впрочем, утрата руки оказалась не самым худшим из того, что случилось с грозным князем. При падении с лошади он сломал себе не только ноги, но и позвоночник. Окровавленный и беспомощный, лежал Финигас без сознания, даже не догадываясь, что двое его сыновей, которых он сегодняшним утром пытался стравить между собой, плечом к плечу рубятся в самой гуще сражения. С единственной целью – спасти и защитить родителя.

– Отец! – прошептал Мэй, не веря своим глазам. Отказываясь верить.

Великий, могущественный и ничем не уступающий героям седой древности Финигас всегда казался Рыжему неуязвимым, почти бессмертным. И вдруг – страшное увечье, жестокая мука в белых от боли глазах.

– Не умирай! Пусть случится все, что угодно, только не умирай!

И так отчаянно призываемое «что угодно» не замедлило случиться. Надо быть осторожнее с желаниями. Идор не сумел отбить атаку дэй’ном, и левый фланг оказался отрезан от основных сил армии. Если бы не нэсс из войска короля Миррана, то униэн бы размазали по правому высокому берегу Хадарат. Только совместный отпор отсрочил неизбежную гибель воинов Рыжего.

Но на этом Небесный Игрок не остановился, он заново бросил кости судеб.

Мэй и Сэнхан не сразу поняли, что происходит, а когда поняли – только крепче сцепили зубы, чтобы не взвыть от отчаяния. Идор приказал отступать, оставляя братьев и отца в полном окружении. Не по злому умыслу, нет. Если бы он не сделал этого немедленно, то от войска униэн остались бы пух и перья. Подкрепление задерживалось, а потери оказались слишком велики. Раненого Тайгерна унесли с поля боя чуть живым. Идор не мог поступить иначе, но братьям от этого не стало легче. Дэй’ном, прознав о ранении Финигаса, подтягивали новые силы, замащивая дно Хадарат собственными телами, лишь бы добраться до ненавистного Огненного. И даже новолунная ночь не положила конец их атакам. Дэй’ном припомнили собственное имя и выплеснули природную ярость на окруженных со всех сторон униэн. Мэй сражался при свете факела, уже и не чая увидеть восход солнца, так тяжко ему пришлось.

Когда Финигас ненадолго пришел в себя, то первое, что он узрел, сфокусировав взгляд, было лицо Мэя.

– А… Отступник, – скривился он. – Где… мой наследник? Где… Сэнхан?

Даже на пороге смерти, одной ногой в безднах, Финигас оставался верен себе.

– Я тут, отец.

– Поклянись… что… ты… никому не отдашь Тир-Галан.

Сэнхан бросил горестный взгляд на брата.

– Клянись!

Князь задыхался, но уцелевшей рукой крепко ухватил сына за плечо.

Никогда не держать ему больше меч. Никогда. Но щит ведь в левой принято держать? Верно?

– Клянусь, отец, – сдался Сэнхан.

– Х…хорошо, – прошелестел Финигас, снова впадая в забытье.

Чувств у Мэя осталось мало, но предчувствия его никогда не обманывали, как, впрочем, и остальных жителей Эр’Иррина. Если Рыжий время от времени надолго впадает в оцепенение, замирая на месте и глядя в пространство пустыми глазами, значит, очень скоро в Приграничье и во всем Тир-Луниэне прольется Большая кровь. Тут нечего гадать, а потребно надевать кольчуги и шлемы да крепче сжимать рукояти мечей.

Тот сон на полпути из Мартиса на привале стал первым в череде кошмарных ночей. Если Мэю не снился отец, то ему снился мертвый Морген, а если ни тот и ни другой, то Кананга. Она не простила и не забыла оскорбления. Она, точно стенобитная машина, таранила границы сновидений Рыжего, без остановки насылая мороки. Безвредные для плоти, они расшатывали и без того хрупкий фундамент его душевного спокойствия. Ненаследная принцесса дэй’ном настолько разошлась, что не щадила себя, выматываясь в бесполезных попытках столкнуть разум Мэйтианна во тьму безумия. А он лишь потешался над ее усилиями.

– Ты опоздала, курвище! – смеялся он. – Ты опоздала на пятьдесят лет. Меня уже не возьмешь детскими страхами. Проваливай к своему братцу и привет передавай! Жду не дождусь, когда увенчаю пику его головой!

Рыжему было не жалко собственной крови, чтобы лишний раз позлить Канангу. Небольшие кровопускания еще никому во вред не шли.

Никто не сможет наказать человека больше, чем он сам себя накажет. Мэй давно уже успел смириться, что он себе палач, суд и смертный приговор, а также барабанный бой и плаха в одном лице. Что ему атаки зловредной колдуньи? Главное, помнить, что от долга перед своим народом освобождает только смерть. Так что, пока Мэй мог дышать и мыслить, лелеять собственные раны некогда.

Он выслал на горные перевалы разведчиков-наблюдателей, чьей задачей было предупредить момент, когда Эйген двинется на Приграничье, заполоняя склоны Лотримар своими воинами. Оставалось только ждать, терпеливо и сосредоточенно, со свойственным униэн тщанием.

Рыжий аккуратно обмакнул перо в чернила.

«…и если (слово зачеркнуто) когда начнется война, я очень прошу тебя оставить Далатт на Хефейда и отправиться в Лот-Алхави. Я уже отписал Тайгерну, и он с радостью примет тебя в качестве гостьи. Столица тебе непременно понравится. Очень рекомендую посетить…»– написал он.

Когда-то его мать, благородная леди Элану, необычайно гордилась почерком сына, твердым и каллиграфическим. Таким только стихи писать. О любви.

Лучший способ заполнить жуткий час, предшествующий восходу солнца, – это написать письмо прекрасной девушке, которая все понимает.

…Темнее ночи последний час перед рассветом. Гаснут последние звезды, и мир надолго погружается в кромешный мрак. Говорят, в древности именно в это время драконьи жрецы приносили в жертву людей, чтобы утаить от Небесного Престола творимую жестокость. В Мор-Хъерике и без драконьих жрецов нашлось кому лить кровь на алтарь войны. И если суждено было бы снова возродиться драконам, то случилось бы это событие именно в ту памятную ночь. Но, видимо, богам так наскучили крылатые ящеры и прочие чудеса, что они обошлись исключительно силами смертных. Боги тоже чудят порой не по-детски.

Сэнхана оглушили, и только крепость стального шлема спасла его от смерти. Из носа у брата хлестала кровь, глаза заплыли сине-багровым отеком, только многолетняя закалка не позволяла ему отступить и удерживала на ногах. Но Сэнхан был на пределе сил. Мэй чувствовал брата, как самого себя, даже не поворачивая головы в его сторону. Как быстро устают руки, как слабеет зрение, как скрипят от напряжения сухожилия.

«Чудо! Нам нужно чудо! – думал Мэй. – Я готов отдать все ради победы!»

– Ты слышишь меня, Лойс?! Я готов! Я не поскуплюсь и оплачу все счета, – пробормотал Рыжий.

И словно небеса в тот день были настежь распахнуты мольбам Мэйтианна’илли – быстрее всех остальных достиг Престола именно его отчаянный зов.

Время остановилось. Замерло. Распахнутые в крике рты; свирепые, горящие ненавистью глаза; брызги крови, разлетающиеся веером от рубящего удара; последний вздох, выскальзывающий из мертвых уст; пар от внутренностей; стрела, повисшая в воздухе…

Она соткалась из океанского бриза и звездного света, из песни одинокого путника и вопля умирающего, из танца стрекоз над тихим озером и шороха дождевых капель. Она жадно заглянула прямо в душу Рыжему Мэю, прицениваясь к его талантам, взвешивая на чаше невидимых весов свою бесценную добычу. Неназываемая Подательница Чудес – ты ли это?

«Чего ты просишь, смертный муж из народа Рожденных-в-Сумерках? » – прогремело всеми громами Мира.

– Победы! Я хочу победить и спасти отца и брата!

«Ты уверен, что победа того стоит?»

– Уверен, – отчеканил Мэй.

«А если я скажу, что твой отец очень скоро умрет, так и не простив тебя? Ты согласишься?» – вкрадчиво мурлыкнула Неназываемая, искушая и вопрошая.

Но Рыжий не отступил:

– Мне нужна победа в Мор-Хъерике. Полная и окончательная.

Дело было не только в отце и брате. Мэй недаром считался лучшим из стратегов униэн, недаром барды слагали о нем песни и баллады, называя не иначе как Воином. Он знал, что если сейчас униэн отступят, если сделают хоть шаг из долины, то очень скоро от Тир-Луниэна не останется камня на камне. Альмар опаздывает, возможно, с ним что-то случилось, и ждать помощи неоткуда. Кто-то же должен задержать врага?

«А если я скажу, что цена будет высока, как никогда прежде? Ты пожертвуешь своим волшебным даром?»

– Да, – прошептал он.

«Талантом мастера?»

– Да.

Вышло несколько вызывающе. Еще истерики не хватало!

«Чувствами?»

– Да, да, да!

Боги никогда не даруют ничего просто так, без расплаты. Мэй знал это всегда.

«Хорошо! Твоя цена – твоя победа!»

Спасение пришло вместе с первым лучом солнца. «Серебряная» гвардия Альмара врезалась в спину дэй’ном, сметая Желтые Повязки к Лойсу.

Мэй склонился к отцу, прислушиваясь к его неровному сердцебиению.

– Отступник… Мэй… – Голос Финигаса был не громче обычного вздоха.

– Мы спасены, отец. Тир-Луниэн спасен.

Зеленые глаза князя Финигаса превратились в узкие провалы нестерпимой боли.

– Мэй, ты должен избавить Тир-Луниэн от Гваэхардов. Ты же мой сын… – горячечно шептал он. – Ты все еще мой сын…

– Я не стану предателем и узурпатором, – сказал Рыжий, словно отрезал.

– Отступник, Лойсов вышкварок… – простонал Финигас, в изнеможении закрывая глаза. – Тебе придется, ибо я так хочу. И так будет…

Уже шагнув в Палаты Воинов, уже пригубив от чаши забвения, умирающий князь сумел вымолвить слова прозрения, словно выпустил стрелу из фамильного лука.

– …ничего не закончится, пока ты не возьмешь платиновую корону из рук Альмара Гваэхарда…

Предсмертное прозрение сильнее любого колдовства, и даже боги пасуют перед его мощью. Отцова стрела попала точно в сердце Рыжего, прямиком в его мертвое сердце.

Наверное, больше сотни пар глаз видели, как Мэй тряс безвольное тело покойного князя за грудки и не своим голосом орал:

– За что?! Что я сделал тебе?!

Будто мог докричаться до дна смертельной бездны.

Кто-то же шепнул на ухо Альмару, что Рыжий собственными руками убил отца, лишившего его наследства?

Хелит в поисках сведений о волшебном наконечнике и Ридвен Ястребице облазила всю дворцовую библиотеку. Добро бы самостоятельно, но одной пары глаз ей показалось мало, и она взяла в союзники уже проявившую себя на авантюрной ниве троицу. Ранх подсаживал на плечах Бессет как самую легкую, та доставала книги из верхних ящиков. Поначалу девчонка отчаянно трусила, подозревая в каждом темном углу паучье гнездо (а так оно и было на самом деле). Но Хелит быстро отучила ее от истошных визгов, вручив палку с намотанной тряпкой для удаления паутины, а также пригрозив отлучить соплячку от поисков. Угроза ссылки к моддрон Гвирис в услужение подействовала лучше всякого заклинания. Заодно вычистили библиотеку от паучьего засилья и засохших кошачьих какашек. Но ничего толкового не нашли. Мэй был прав – ни единого упоминания о Ридвен Ястребице, ни словечка. Будто и не жила на свете чернокосая хранительница колдовского артефакта, ныне лежащая в подземном склепе далаттского замка. На взгляд Хелит, что-то здесь было нечисто. Сам наконечник владетельница спрятала весьма хитроумно, припомнив старую мудрость о камне, потерянном среди камней. Оружие следует хранить среди другого оружия, и лучше всего – на самом видном месте. Частокол всевозможных колющих железок за спинкой ее кресла в Парадной зале вполне подходил.

А вот когда прибыл легат Верховного Короля, сама Хелит, конечно, изрядно струхнула. Даже заподозрила Ранха в болтливости. Хорошо, хоть ничего не успела сказать гордому ангайскому парню.

Риадд ир’Брайн потряс воображение далаттских дам прямо с порога. По последней столичной моде он носил высокий «хвост» на макушке, стриг челку, а тоненькие прядки у висков были заплетены в косички. В сочетании с высоким ростом и широкими плечами прическа смотрелась, на вкус Хелит, странновато. Если не сказать, смешно.

– Девчоночий у него вид, – поделилась она с Флин впечатлением.

Но фрейлина не могла взгляда отвести от столичного красавца. По сравнению с далаттскими дружинниками, лорд ир’Брайн выглядел, точно породистый жеребец среди рабочих коняг. Провинциалы, в лучшем случае, обматывали свои волосы кожаными ремешками и брились раз в три-четыре дня, дабы не слишком смущать дам щетиной.

– Не ревнуй ее, – шепнула Хелит убитому горем Ранху, уже видевшему вертихвостку Флин в объятиях столичного красавца. – Он на нее даже не глянет.

И верно. Риадд смотрел только на Хелит, впитывая каждую черточку ее лица. Она успела порядком загореть на здешнем солнце, и от благородной изысканной бледности не осталось и следа. Волосы, и без того светлые, стали белее льна, оттеняя потрясающую яркость светлых серебристо-голубых глаз. Даже в затрапезном домашнем платье леди Гвварин смотрелась удивительно гармонично. Тем более что она постепенно привыкла к собственному отражению в зеркалах. Высокая девушка-тростинка с тяжелыми пшеничными косами больше не пугала ее нездешним видом и ледяным обаянием валькирии. Кто такие, кстати, эти самые валькирии, Хелит все равно не вспомнила.

– Рад видеть вас в добром здравии, леди Гвварин, – улыбнулся Риадд, быстро взяв себя в руки.

– Я тоже, в’етт Риадд. Такая честь для нас – принимать посланника государя нашего Альмара.

Тот, в свою очередь, отметил: девушка ничуть не переборщила с искренностью и радушием. Конечно, она смущена и слегка испугана внезапным визитом столичного гостя. Тут вовсе ни к чему изображать из себя счастливую хозяйку. Выказав друг другу достаточно почтения, они повели неспешный разговор о недавних событиях. Хелит обстоятельно поведала о своих злоключениях, пожаловалась на потерю памяти и на отсутствие средств к поддержанию боеспособности городских стен.

– Как вам понравилось общество князя Мэйтианна?

– Я не встречала человека благороднее и воина доблестнее, – сдержанно ответствовала девушка. – Эр’Иррин великолепно укреплен, практически неприступен для врагов. Чего не скажешь о Далатте.

Намеки в’етт Риадд прекрасно понимал, но не торопился с помощью. Он собирался пробыть в Далатте ровно столько, сколько потребуется, чтобы убедить девицу Гвварин отправиться в гости к Верховному Королю. А потому не стоит опережать события. Леди Хелит должна в полной мере почувствовать острую необходимость посетить Лот-Алхави, а также искреннюю благодарность за великодушно оказанную поддержку. Полномочный королевский легат сотни раз разыгрывал эту партию буквально как по нотам, добиваясь требуемого от самых прожженных интриганов. Да чтобы он не мог справиться с девчонкой? Не бывать такому!

Лорду ир’Брайн оставалось беспокоиться лишь о душевном покое Альмара. Дочь женщины, которая предпочла королю немолодого воина из провинции, могла оживить призрак давней и болезненной потери. Тайгерн верно сказал, но все же погрешил против истины. Если Ллефел была безупречна, то Хелит сочетала в себе нежную призрачную красу и яркий сияющий дух. Убийственное сочетание для впечатлительной натуры Альмара.

Хозяйка пригласила гостя отобедать в саду, удивив изысканными манерами, так несвойственными провинциалкам. И хотя старомодные порядки, царившие во дворце владетельницы Далатта, изрядно позабавили Риадда, Хелит умудрилась поразить его воображение редким для женщины умением слушать не перебивая. Подметил он и то восторженное обожание, которым была окружена юная наследница со стороны своих подданных. Воевода так и вовсе не чаял души в девушке. Что ни говори, а искренность – могучее оружие в умелых руках.

«Ну что же, лот-алхавские аристократы тоже умеют играть в такие игры», – решил Риадд, мысленно потирая руки в предвкушении их будущей встречи.

Все просчитал заранее прозорливый и опытный царедворец Риадд ир’Брайн. Только одного не предусмотрел.

На следующий день пополудни прискакал в Далатт гонец от Рыжего Мэя и сообщил давно всеми ожидаемую весть. Дэй’ном идут войной на униэн.

«У слепца развивается острейший слух, а глухой учится читать по губам. Чем же ты хуже, Мэй?»

Падал и кружился листочек дешевой бумаги, сброшенный сквозняком на пол.

– Тревога! Сигнальный огонь над Белым перевалом! – прокричал дозорный. – Чардэйк напал!

Она пришла.

Война.