Текст книги "Злое счастье"

Автор книги: Людмила Астахова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Но Дайнар и не думал униматься. Его просто трясло от злости и обиды.

– Ты полагал, что, служа беззаветно своему народу, сумеешь вернуть честное имя? Надеялся, что однажды Альмар покается перед тобой за поруганную честь? На что ты рассчитывал?!

Мэй нахмурился, по-отцовски сдвинув густые брови. Нельзя сказать, что соратник был настолько далек от истины, а в чем-то Дайнар бил в самое больное место. Что скрывать, поначалу именно таков был мотив. До определенной степени, разумеется. Рыжий никогда не обольщался относительно великодушия Верховного Короля, никогда не ждал публичного покаяния. Но где-то в глубине покалеченной души верил в то, что однажды… когда-нибудь Альмар скажет: «Прости меня за Мор-Хъерике». Этого будет вполне достаточно.

Надо все-таки помнить, что Финигас никогда не страдал паранойей, и когда он проклинал подозрительную неторопливость Верховного Короля, то вовсе не из жажды оклеветать ненавистного Гваэхард’лига.

…Мир почти утратил краски, обесцветился до блеклых полутонов, хотя разумом Мэй прекрасно понимал, что это лишь последствия произошедшей с ним метаморфозы. Он хотел поплакать над отцовским телом, но не мог даже глаза сощурить для вида. Дым погребального костра выедал роговицу, а слез все равно не было.

Стремительное падение от звания прославленного героя до положения отверженного отцеубийцы для другого стало бы подлинной катастрофой и окончательно сломило, но Рыжий утратил способность горевать и стыдиться. У него отобрали меч – ну и пусть, заключили под стражу – ничего страшного. Странной Мэю показалась лишь отстраненность Альмара. Король не пожелал встретиться с Отступником, не попытался поговорить откровенно, возложив эту обязанность на дознавателей. Даже на погребение отца Рыжего привели под конвоем, только что не связанным и не в кандалах.

«Серебряные» гвардейцы косились на Отступника с опаской и недоумением. В самый бы раз просить о милости, дабы государь даровал право совершить над собой ритуальное самоубийство. Глядишь, в знак былой дружбы Альмар и сделает одолжение. Напротив, Рыжий словно вознамерился доказать всем собственное преступное равнодушие и жестокосердие. И доказал.

Кто видел его на прощании с Финигасом, до сих пор убеждены, что Мэйтианн не скрывал своей радости. Как же! С таким отцом – неведомо, что лучше: его любовь или пренебрежение. Тайгерн вырос в тени своих братьев, почти невидимкой для папаши, и на загляденье, насколько он приятнее остальных! Умница, красавец, кавалер, каких поискать.

Мэю же было глубоко наплевать на весь мир, пусть думают, что хотят. Разве не твердят мудрецы всех времен и народов, что истина рано или поздно торжествует и каждому воздастся по делам и свершениям? Разве он не сделал все, что в его скромных силах? Сделал! А доказывать окружающим свою невиновность и паче того оправдываться он и не подумал.

– Я знаю – он меня ненавидел, – прошелестел над ухом голос Альмара.

Он нарушил все существущие правила, обращаясь к отцеубийце напрямую. За что Мэй мысленно поблагодарил своего друга и короля.

– Он всех ненавидел, всех, кто хоть в чем-то превосходил его самого, – ответствовал Мэй бесстрастно. – Ты – не исключение. Порой он даже меня готов был убить.

Отступник старался как можно меньше шевелить губами. Зачем Альмару лишние неприятные разговоры?

– Забавно, что ты так думаешь. Насколько я знаю – Финигас даже во сне видел эту корону. – Государь заботливо поправил символ власти. – На твоей голове. Слов нет – на красных волосах она смотрелась бы великолепно.

– Ты же понимаешь…

– Я все понимаю, – перебил Рыжего король. – Ты бы никогда… и тому подобное. Не до такой степени цепко я держусь за эту штуку, и будь моя воля, то кто знает… Но я ведь не просто Альмар Гваэхард, я гораздо больше.

Мэй слишком хорошо знал его, чтобы понимать – Маро говорит не о личных амбициях. За Альмаром стояли влиятельные и могущественные люди, и без их поддержки все было бы иначе. Никто не сможет удержаться на вершине власти, опираясь исключительно на чувство равновесия. Вмиг столкнут. Столкнут и растопчут.

– Считаешь, он умер своевременно? – хладнокровно поинтересовался Рыжий, кивнув на догорающий костер.

– Все случается именно тогда, когда должно случиться, – молвил государь.

В тот момент Мэй ничего не понял, хоть и слыл проницательным человеком. Это уже потом он узнал, что лорд-генерал Улайдар отдал прямой приказ – не торопиться в Мор-Хъерике. И Альмар пальцем не пошевелил до тех пор, пока пришла весть об окруженных Желтыми Повязками униэн. Государь разыгрывал хитрую партию, а вышло гораздо радикальнее, чем он ожидал. Оно и к лучшему. Рассчитывать на благодарность за спасение со стороны надменного князя Финигаса не приходилось никому, даже Верховному Королю. Наверное, Альмар тоже сделал лишь то, что от него требовалось…

– Мэй! – пытался докричаться до князя Дайнар. – Он ведь предал тебя!

Рыжий поглядел на соратника исподлобья, изучающе, почти меланхолично.

– Мне все равно. И уже довольно давно, если помнишь.

Дайнар натолкнулся на холодную невозмутимость Мэя, как на твердую, покрытую инеем стену в глубоком леднике. Натолкнулся – и в очередной раз почувствовал боль в разбитом сердце.

– Не вздумай меня жалеть. Жалость хуже предательства, она убивает веру в себя, – тихо предупредил его Рыжий, по-звериному угадывая направление мысли собеседника.

То была любимая присказка князя Финигаса.

Проклятый дождь мог смешать все планы Мэйтианна. Тот бессильно глядел в обложенное черными тучами небо, из чьего бездонного чрева вот-вот извергнутся небесные потоки, шипя через стиснутые зубы откровенные богохульства. Ну вот! Что теперь прикажете делать с тетивами луков? Уже к вечеру у лучников не останется ни единой сухой жилы. Конечно, есть еще самострелы, но их дальнобойность не выдерживает никакой критики.

Дождь размоет берега Бобрового ручья до состояния трясины, и, с одной стороны, это неплохо, потому что дэй’ном не станут рисковать своими конями, а с другой – драться по пояс в грязи – удовольствие небольшое. Тут никто не даст гарантии, что униэн смогут удержать рубеж. Никто, даже сам Лойс.

– Мой лорд, мне не нравятся эти тучи, – сказал Гвифин. – Похоже, будет не просто дождь, а еще и град.

– Град?

Вытоптанным и сожженным полям уже ничего не грозит, чтобы переживать о потраве. Мэй лишь пожал плечами.

– Не один ли…

– Представьте себе, нет! Что будет с нами, если градины окажутся размером с ваш кулак?

Мэй сжал ладонь, поглядел, что выходит, и призадумался. Ледышка такого размера, летящая с небес, может проломить череп.

– Прикажу людям поднять над головами щиты, в случае чего.

Ведун пробормотал что-то неразборчивое. Он ни днем ни ночью не расставался с амулетами, заговоренными корешками, веревочками из конского волоса и прочими магическими причиндалами, вид которых всегда смешил Рыжего до слез. К настоящему, природному волшебству эти штуки не имели ни малейшего отношения. Как не летать человеку, будто птице, так не сотворить истинное чудо посредством волосяной петельки с гроздью нанизанных на нее камушков или, скажем, выпив специальное зелье. Фрэй Гвифин прекрасно понимал, насколько дикими кажутся Мэйтианну хитроумные ритуалы, и был благодарен за известную долю терпимости со стороны утратившего свой дар волшебника. Ведь наверняка Рыжему невыносимо видеть чужое чародейство. Каждый жест, каждое слово заклинания напоминают о безвозвратно потерянном, хоть уши затыкай и глаза закрывай.

Градины и в самом деле оказались здоровенные, чуть меньше, чем предрекал ведун, но крупнее куриного яйца. Мэй благодарно кивнул соратнику-колдуну. Не будь его, кому-то обязательно перешибло бы ключицу, не говоря уж о разбитых лбах. Но поблагодарить как следует ведуна Рыжий не успел. Едва шквал затих, многоголосый испуганный вопль возвестил князю, что с ледяными булыжниками его неприятности не окончатся. Ветер крепчал, его рев нарастал с каждым мгновением. Тучи вращались, подобно языкам неукротимого пламени, образовывая гигантскую воронку. Вихрь стремительно рос в размерах и неуклонно двигался на лагерь униэн. В один миг его ненасытная глотка выпила маленькое озерцо, оставив на земле лишь глубокую яму. Липкий язык смерча отрывал целые пласты почвы вместе с деревьями. Люди в ужасе кричали, кони рвались с привязи, но если четвероногие еще могли спастись бегством, то людям оно все равно не поможет. Сквозь истошный вой ветра Мэй слышал радостный хохот ненаследной принцессы дэй’ном. Кананга могла учинить и кое-что похлеще, были бы силы. Рыжего охватила настоящая паника. Сейчас смерч обрушится на позиции униэн, перемалывая людей в мясной фарш, они все погибнут и дорога в Исконный Тир-Луниэн будет открыта.

– Тварь проклятая! Чтоб тебя…

Грубой мужской фантазии хватило на несколько замысловатых словесных конструкций. Впрочем, кто сказал, что Кананга откажется весело провести время с разными ядовитыми гадами? Родня все-таки!

Вихревая воронка неумолимо приближалась.

Пожалуй, если бы Эйген хотя бы единожды увидел, как колдует ненаследная принцесса, то он бы не стал так отчаянно ее вожделеть денно и нощно. Мертвенно-синий огонь, которым пылал колдовской круг, придавал коже Кананги жуткий трупный оттенок. Из черной ямы рта вырывались звериные вопли, по подбородку текла слюна. Глаза благородной дэй’га закатились под самый лоб, белки стали розоватыми от полопавшихся мелких капилляров, а все тело, потное и липкое, сотрясала крупная дрожь. Хан’анх прекрасно понимал, что женщина сейчас под властью зелья и целиком поглощена колдовством, но все же… Не будь рядом до зубов вооруженной жреческой стражи, он бы попытался избавиться от принцессы. Магрр’су,[14]14
  Магрр’су – колдунья, способная управлять стихиями. Как правило, магрр’су безумны.


[Закрыть] какой бы великой силой они ни владели, безусловно, подконтрольны своему Водителю. А кто сможет контролировать Канангу? Повелитель? Если бы! Олаканн из столицы носа не казал, возложив на плечи вигила ответственность. Предположим, Эйгену это обстоятельство очень даже на руку, если бы не принцесса со своей безумной магией. Уже четверо дэй’фа отправились в Бездны из-за мимолетной благосклонности ненасытной Кананги. Эта дорогущая солдатская подстилка забавлялась, стравливая между собой вооруженных и кровожадных мужчин. Эйген скрипел зубами, но развлечениям принцессы не препятствовал. Пусть себе, лишь бы наколдовала обещанный ураган.

Кананга раскинула руки и начала медленно кружиться, выкрикивая необходимые для чар слова на скрипучем языке. Теперь она вся светилась синим.

– Хан’анх! Посмотрите!

Ай да принцесса-ведьма! На лагерь униэн двигался исполинский смерч. Эйген не мог нарадоваться.

– Приготовиться! – приказал вигил, надевая на голову шлем с ярко-оранжевым плюмажем. – Едва вихрь пройдет по их берегу, атакуем!

«Вот значит как!» – почти восхищенно подумал Мэй, разглядывая смертоносный вихрь. Он аккуратно вытащил из ножен меч и подошел ближе к реке, готовясь принять свой последний бой.

«Сомнительно, чтобы Кананга направила смерч прямо на меня, – рассуждал Рыжий, глядя, как на противоположном берегу, на взгорке, строится перед атакой конница дэй’ном. – Они пойдут следом. Ну что же, возможно, так оно будет правильнее всего». Ветер уже рвал на Мэе плащ, бросая пригоршнями в лицо пыль и песок. Он пригибал князя и его воинов к земле, недвусмысленно напоминая, что перед могущественным колдовством следует склонять и головы, и колени. Что бы там ни пытался предпринять фрэй Гвифин, как бы ни воздымал он руки и ни старался перекричать гул бури, а все же понимал, что итог будет один. Смерть есть смерть, и ничего тут не поделаешь.

Об одном лишь жалел Рыжий Мэй – о том, что не успел ответить на последнее письмо Хелит. А так… вроде бы никому ничего важного не успел задолжать.

Глава 9
Душа воина

Даэмли

В низкий потолок, черный от копоти, он вглядывался до рези в глазах, а мысли ворочались в голове, как мухи, завязшие в смоле. Не было ни удивления, ни страха, лишь мутный густой поток бессвязных образов. Вполне резонный вопрос «Где я?» всплыл как бы между прочим и не слишком взволновал… поначалу. Мэй попытался припомнить события, предшествовавшие его появлению в грязной хибаре с прокопченным потолком. И понял, что воспоминания отсутствуют.

«Ито Благая! Избавь! Только не как у Хелит!..» – взмолился Рыжий и с облегчением понял, что все не так безнадежно. По крайней мере, все, что случилось до того, как порыв ветра швырнул его спиной на песок, Мэй отчетливо помнил. Как воины глядели на своего князя, надеясь услышать от него слова поддержки и утешения, он ясно помнил. Но Мэй не мог ничего сделать, чтобы спасти себя и их. Воронка всосала речную воду и продолжала приближаться. Вокруг все ревело и вращалось. Небо стремительно падало на землю, крошилось и взлетало. А тем временем с противоположной стороны реки вперед устремились конники дэй’ном во главе с самим Верховным Вигилом.

И вдруг в ядро исполинской тучи, породившей воронку-убийцу, ударила молния. Мэй отчетливо видел, как сияющий росчерк белого пламени вонзился в кипящую гущу бешено вращающихся облаков и там взорвался ослепительной вспышкой. А затем земля поднялась дыбом и вмазала Рыжему по хребту и затылку, напрочь выбивая сознание, как турнирное копье в рыцарском поединке выбрасывает побежденного из седла на истоптанный песок арены.

– Кто здесь? – шепотом позвал Мэй.

– Ай! – пискнул кто-то из темноты.

Тоненький писклявый голосок принадлежал ребенку.

– Иди сюда! Не бойся, – позвал Мэй малышку-невидимку.

Маленькая нэсс была похожа на бездомного котенка: круглые глазенки, крошечный носик и торчащие из спутанных волос ушки. Рыжий поманил кроху пальцем, стараясь не делать резких движений, чтобы не испугать. Он уже давно заметил, что детишки нэсс его боятся. То ли дело в высоком росте, то ли в ярком цвете волос. У нэсс, особенно солнцепоклонников, было множество предрассудков по поводу рыжеволосых. Их считали существами, отмеченными богом, и сторонились, не зная, чего ждать от таких людей.

– Ты кто? Как тебя звать?

– Тигли, – пролепетала девочка, смущенно улыбаясь.

– А сколько тебе годиков?

Малышка показала растопыренную ладошку.

– Большая уже. Позови маму, Тигли, – ласково попросил Мэй. – Будь хорошей девочкой.

Голова болела и кружилась, ныло в груди, но в остальном Рыжий чувствовал себя неплохо. Он лежал на узком низком ложе, застеленном тряпками, а рядом стояла кружка с водой. «Значит, эти нэсс – не враги и не служат дэй’ном», – с облегчением решил Мэй.

Бесконечная война, тянувшаяся между униэн и дэй’ном, сказывалась на нэсс. Если пленников-униэн дэй’ном безжалостно убивали, то нэсс попадали в рабство, которое еще хуже смерти. Дэй’ном вырезали нэсс целыми городами без пощады, но все равно среди последних находились желающие сражаться под знаменами Чардэйка. И таковых было немало. В этом смысле ангай считались людьми более последовательными. Они либо воевали с дэй’ном, либо держали нейтралитет. Что было, на взгляд Мэя, честнее. Поэтому ангай он доверял больше. А нэсс… Они всегда недовольны, всегда хотят урвать побольше и не могут противостоять искушению переметнуться к более сильному. Как там сказано в их священных книгах? «На пять отречений – одно покаяние». Можно пятикратно обмануть и предать, и все это зло искупается искренним раскаянием. Ну разве не странные они создания?

Девчушка привела не маму, а папу. И им оказался не кто иной, как недавний переселенец Шиан по прозвищу Медведь, встреченный Мэем на берегу Бэннол. Дядька зарос неимоверно густой бородищей чуть ли не по самые глаза, наглядно демонстрируя, откуда пошло его прозвание.

– Здравствуй, добрый князь! – торжественно молвил нэсс и поклонился.

– И тебе доброго… утра, Шиан!

Мэй сам не ведал, откуда пришло ощущение царящего снаружи избы раннего утра, но оно было отчетливым, как будто он своими глазами видел косые теплые лучи, пробивающиеся сквозь облака. Участок, дарованный поселенцам, лежал гораздо ниже по течению Бобрового ручья, чем то место, где на Мэя налетел вихрь. Далеко же его занесло!

– Эк… оно, – хмыкнул удивленно тот. – Верно, говорят, память у тебя нечеловечья. Не думал, что ты запомнишь меня, добрый князь.

Это невежи и хамы из Лот-Алхави без устали твердят на все лады, что все нэсс на одно лицо. Все разные, если смотреть в глаза, а не мимо из предубеждения и нежелания снизойти до простого человека с высоты княжьего трона. А Мэй не гнушался и не ставил в один ряд честного пахаря-переселенца и разбойника-живодера, какими были многие из униэн. Некоторым нравится считать личной заслугой унаследованное от пращуров удивительное долголетие, а ко всем остальным народам относиться с легким пренебрежением или, паче того, презрением. Когда более никаких заслуг не числится, кроме крови, текущей в венах, тогда – да, можно задирать нос.

– Всего ничего времени прошло, чтоб мне запамятовать нашу встречу, Шиан. – Смешок у Мэя получится сиплый.

Нэсс аккуратненько присел рядом на чурочку, а малышка прижалась к его ноге.

– Мы тебя в ручье нашли. Думали, помер.

– Я – живучий.

– Вот и я бабам сказал, чтоб не выли, а несли в дом. Униэне крепки телом, и там, где униэн плох – нэсс сдох.

Мэй и раньше слышал эту смешную присказку, но сейчас она его особенно развеселила.

– Зашибся ты изрядно, однако ж ни единой косточки не сломал, – продолжал Шиан. – Бэгор, наш благословенный госс,[15]15
  Госс – священнослужитель культа нэсс-солнцепоклонников.


[Закрыть] тебя оглядел, пока ты беспамятный лежал.

– Уже полбеды, – облегченно вздохнул Мэй. – А где мой меч?

– Извиняй, – развел руками нэсс. – Не было при тебе никакого оружия. Должно быть, в ручье утопло. Мы с тебя только доспехи снять смогли да сапоги. Они в сохранности, а меча не было.

– Ладно, – махнул рукой раздосадованный Рыжий. – Найдется Крыло.

И попытался встать, но земля под его ногами норовисто скакнула, вынуждая снова шлепнуться отбитым задом на лежанку.

– Ох-х-х!

– Ты лучше лежи, княже! Не волновайся! Я своего племяша к твоим воинам послал с вестью. Чтоб не думали, будто ты помер. Парень он толковый – не подведет.

– Главное, чтобы дэй’ном его не схватили.

– Да вроде сюда они пока не добрались. Вашими стараниями, добрый князь, – неуклюже старался подольститься Шиан.

Он откровенно не знал, куда деть огромные, широкие, как лопаты, руки, непривычно свободные от дел. Рыжий знал, что поселок только начал строиться, и, стало быть, работы здесь невпроворот. И тут на тебе – война.

– Не слишком вам повезло.

– А чего такого? – удивился нэсс.

– Время военное…

– Времена всегда одинаковые, княже, всегда плохие и неласковые, – философски заметил поселенец. – Никто нам поблажек не сулил, никто под бочок перин не клал.

– А если не удержу я Приграничье, тогда что скажешь? – полюбопытствовал Мэй. – Верховный Король не торопится свое войско слать на помощь, велит самому выпутываться.

– А мы Приграничье вместе удержим! – заявил Шиан с такой уверенностью, что Рыжий на миг ему поверил.

Все же редко когда Мэйтианн ошибался в людях. Чем-то ведь понравился Шиан Медведь князю с первого взгляда, что-то разглядел в нем Рыжий. Свободного ли человека, либо же характер и норов, но где-то в душе Мэй был уверен в правильности своего выбора. И это размышление натолкнуло его на другую мысль – гораздо более глубинную. Может быть, права леди Гвварин, говоря, что не в таком уж и безвыходном положении он очутился и есть выход, пускай даже весьма и весьма призрачный.

– Помоги мне встать, Шиан, – попросил Рыжий. – Душно тут у вас.

Переселенец глянул на князя с укором, но сапоги помог надеть и плечо подставил.

Отчего-то жилища у нэсс строились исключительно низкие и приземистые, в которых высокому человеку приходилось пригибать голову. Окна делали узкие, если вообще делали, а украшать свои дома изнутри у этого народа вообще было не принято. Даже в королевских дворцах золоченая мебель и ковры на фоне кое-как побеленных стен смотрелись убого. Униэн, знай, посмеивались и говорили: «Хотят богов надурить – показать, какие они бедные и совсем не жадные». Со стороны казалось, что все традиции и уклад жизни нэсс вращались вокруг показной и лицемерной смиренности пред божьей волей. Богам вменялось в обязанность указывать своим подопечным, куда плюнуть, в какой позе отправлять естественную нужду и каким глазом глядеть сны. Понятное дело, никакие боги, даже самые мелкие, не станут уподобляться овчарам, без устали приглядывающим за безмозглым стадом. Нэсс добровольно опутали себе бесчисленными уложениями, которые зачастую оказывались крепче рабских ошейников и цепей. В этом смысле солнцепоклонники отличались от остальных в лучшую сторону: они были свободнее, искреннее… нет! Просто честнее, что ли. Но в домах у них все равно было пусто и душно.

Борясь всеми силами с головокружением и опираясь на Шиана, Мэй все же выбрался на воздух, показавшийся ему после затхлого помещения слаще меда. Перепуганное давешним светопреставлением небо осторожно проглядывало голубизной через разрывы в тучах, но погода обещала улучшиться, словно нашкодившая служаночка – исправиться и больше никогда ни-ни. Рыжий подставил лицо рассеянным солнечным лучам и подумал, что все не так уж и плохо: раз дэй’ном здесь не рыщут, значит, удержал Дайнар с Ллойтом рубеж. А если сумел отбиться после колдовского смерча, то ничего не потеряно.

– Большая часть баб с дитями в лесу прячутся, от греха подальше, – пояснил Шиан царящее в поселении безлюдье. – Мы – ученые, загодя накопали схронов.

– А твоя девочка что тут делает? – кивнул Рыжий на Тигли, все еще жавшуюся к штанине отца.

– Сбежала! – сокрушенно вздохнул Шиан. – Говнюшка мелкая!

Князь присел на бревно, чтобы отдышаться и внимательнее осмотреться вокруг.

Поселенцы, получив землю, тут же нарыли себе землянок. Первым делом вместе с частоколом они соорудили святилище, а потом уже начали возводить первые дома. В одном из них, самом обустроенном, Мэю устроили лазарет, проявив искреннее уважение. Как показывал опыт, большинство обитателей поселения будут еще с десяток лет жить летом под навесами, а зимой в землянке, бросив все силы на обустройство храма. В который раз Рыжий подивился странному желанию прежде всего угодить суровому богу – Солнцу, а потом уж приняться за собственное жилье. Нэсс будет голый ходить – но украсит расшитой тканью алтарь; будет голодать вместе с семьей – а положит на жертвенник самый вкусный кусок. Пусть гниет на солнце, лишь бы не разгневать божество. Когда-то Мэй очень интересовался обычаями и религией нэсс и ангай и перечитал в Королевской библиотеке все, что сумел откопать на эту тему. Кроме Великих Духов, нэсс поклонялись еще двум десяткам разных богов и божков, понастроив немыслимое количество храмов и наводнив их огромным числом служителей-жрецов. При плодовитости этого народа – задача несложная. Сложнее убедить паству посещать какой-то определенный храм и именно туда тащить подарки богам и жрецам. Надо ли объяснять, зачем служителям культа понадобилась магия? И они натаскали приемчиков у всех подряд. От ангай взяли непреклонную догматичность, от униэн – чары исцеления, а от дэй’ном – мрачную мистику сакральных обрядов, густо замешенную на преклонении перед загробной жизнью. Жрецы быстро обрели силу и власть, затмив светских владык, и, естественно, тут же стали злоупотреблять своим могуществом. Пока униэн и дэй’ном тешили себя в грандиозных битвах, нэсс славили богов, предавались тайным порокам и копили в храмовых сокровищницах несметные богатства. Разумеется, настал момент, когда Чардэйк обратил свой алчный и кровожадный взор на разбогатевшие и многолюдные королевства нэсс. Монополии жречества настал конец, дэй’ном схлестнулись с нэсс, торговые гильдии ангай нажились на военных поставках, а в Тир-Луниэне наступил золотой век благоденствия. Авторы трактатов, из которых Мэй почерпнул все эти сведения, приходили к единому выводу: все народы поплатились за свои ошибки. Нэсс – за то, что потеряли бдительность и развратили своих жрецов, униэн – за недальновидность политиков, презиравших жадных и суеверных королей нэсс. Дэй’ном заплатили огромными потерями в живой силе. Нэсс буквально завалили их своими трупами и залили кровью, но нэсс от этого не стало меньше, а дэй’ном восстановить свою численность не удалось до сих пор. Ангай, державшиеся в стороне, тоже не сумели отвертеться от неизбежной расплаты за безучастность к чужой беде – воинственные соседи отгрызли у них столько земли, что и по сей день царства Утренних[16]16
  Утренние – дословно самоназвание народа ангай – Пламя Утра.


[Закрыть] – всего лишь жалкие лоскутки малопригодных для обработки земель. В этом мире никому не удавалось сохранять нейтралитет, слишком уж все взаимосвязано.

Подростки, рубившие дрова и таскавшие воду из колодца, бросали на Рыжего любопытные взгляды. Но решился подойти только один. Плечистый, узколицый и еще по-детски неловкий паренек лет четырнадцати. Он робко поклонился сюзерену.

– Это мой младший. Звать Роббом. Не гляди, что мал недопесок, моя порода крепкая. Подойдет в твое войско? – усмехнулся староста, кивая на мальчишку.

Тот голову ниже нагнул, и Мэю сразу вдруг стало понятно, что не в княжьей дружине видит себя Робб, а в учениках у чародея. Подумал и сам поразился, откуда взялась такая уверенность. Ведь уже больше пятидесяти лет не видел Рыжий тайных сплетений человеческих судеб ни в ком, оставаясь глухим и слепым к тончайшим магическим потокам, которые есть в каждом разумном существе. Более того, Мэй отчего-то решил, что мальчик переоценивает собственные силы.

– Мне любой подойдет. Был бы верным и храбрым, – вывернулся из неловкой ситуации Рыжий. – Отобьемся от дэй’ном, земли хватит на всех – и на младших, и на старших.

– Кай! Подь сюда! – крикнул Шиан, подзывая еще одного парня. – Вот это старший.

Сразу стало понятно, на кого возлагают все надежды. Кай хоть и был всего на пару лет старше Робба, а выглядел почти взрослым. Крепко стоящий обеими ногами на земле, суровый крестьянин Приграничья, который в одинаковой степени владеет и плугом, и копьем. Опора большой семьи, подмога в тяжелом труде. И самое потрясающее – обладатель большой чародейской силы, спящей до поры до времени.

«Сказать Шиану или промолчать? Или намекнуть? – потрясенно размышлял Рыжий, заинтересованно рассматривая насупленного парня, словно чудо-юдо заморское. – Нет, ничего не скажу. Ведь непременно перекрутят потом и скажут, что я специально заморочил юнца».

– У тебя прекрасные сыновья, Шиан Медведь, – улыбнулся сдержанно Мэй.

По большому счету, он сам себе не верил до конца. Странное, незнакомое чувство, поселившееся в нем, скорее страшило, чем радовало.

– Первой женкой-покойницей заделаны. Совсем недавно вернулись ко мне от бабки жить.

– То-то я и гляжу, что раньше их не видел. Ни у реки, ни в замке.

– Нешто помнишь всех? – изумился поселенец. – А я не верил, когда говорили, что Рыжий князь поименно знает каждую травинку на своих землях.

Мэй лишь рассмеялся. Радоваться он не радовался, но на душе вдруг полегчало. Даже потеря меча не так тяготила. Сам не найдет, так мальчишка-колдун поможет.

– Насчет каждой травинки – не скажу, а с народом предпочитаю лично знаться и никого из виду не упускать.

– Это правильно. Народ – он разный бывает, – глубокомысленно заявил Шиан.

Он отослал сыновей к стряпухам распорядиться насчет завтрака для высокого гостя, а сам принялся развлекать Мэя байками из сельской жизни, все больше похабного содержания. Но Рыжий не возражал, его даже позабавила возможность узнать и эту сторону жизни нэсс. И как оказалось, у всех народов истории подобного рода принципиально мало чем отличались. Теперь авторитет Шиана в глазах остальных жителей поселка вырастет до небывалых высот. Слыханное ли дело, чтоб так вот запросто болтать с загадочным и могущественным князем униэн, который, даже покрытый синяками и в грязном плаще, смотрится величественнее иных царьков?

Но дослушать про любовные подвиги вдовы Фириан, а тем более отведать наваристой каши с тушеным кроликом Мэйтианну не довелось. Видно, не суждено ему потешить урчащий от голода желудок. Хотя, говорят, умирать лучше с пустым пузом.

– Дэ-э-эй’но-о-о-м! – завопил дозорный, сумевший разглядеть всадников из гнезда на верхушке столба, заменяющего в поселке башню.

Те немногие женщины, которые оставались на хозяйстве, без лишнего визга и криков стремглав бросились под защиту частокола.

– Лойс! – выругался Мэйтианн, тщетно попытавшись нащупать рукоять меча.

У крестьян в лучшем случае найдется копье или рогатина, а на худой конец – нож, но Шиан преподнес своему князю еще один сюрприз: в виде прекрасного составного лука. Даром что охотничий, зато легкий и дальнобойный. Что-что, а луки у южан получались великолепные. Тончайшая резьба на рукомети – стая гончих терзает медведя. Теперь понятно, отчего переселенцу так приглянулось оружие.

– На память о шастах[17]17
  Шасты – самоназвание жителей Шастского Кангата.


[Закрыть] прихватил, – ухмыльнулся Медведь и протянул колчан, полный каленых стрел. – Глаз у меня уже не тот. А тебе, добрый князь, пригодится.

И верно, дэй’ном уже были в пределах досягаемости. Мэй прицелился и выстрелил в лошадь первого всадника. Каурый трехлетка кувырнулся через голову, выбрасывая седока под ноги других лошадей, об его тушу споткнулся следующий конь. А Рыжий все стрелял и стрелял, разя попеременно людей и животных. Он собирался дорого продать свою жизнь. Второй раз за сутки. Смешно даже. Ну и Лойс с ней, с жизнью этой бездарной!

Тонкое треньканье тетивы возле уха, сладостный миг, пока стрела рассекает воздух, и заключительным аккордом вопль раненого – вот она, музыка битвы. Каждый удачный выстрел (а неудачных у Рыжего не было) нэсс сопровождали криками и улюлюканьем. С ними был князь, ставший легендой уже для их дедов, и они ничего не боялись, даже смерти. С небес на них пристально глядел бог Солнце. А на миру, как известно, и смерть – красна.

Перед воротами спешно возводили баррикаду из телег, досок, бочек и всяческого подручного хлама. Мальчишки и женщины выбивались из сил, но рубеж рос на глазах.

Мэй с наслаждением всадил последнюю стрелу в грудь дэй’ном с черной повязкой на лбу, и тогда Шиан дал ему копье:

– Стало быть, помрем вместе, добрый князь! Уж не побрезгуй! – оскалился нэсс.

– Мой отец говорил, что в хорошей компании и сдохнуть приятно, – отозвался с лихой ухмылкой Мэй.

– Мудер твой папаша был.

– Сволочь он был, – поправил Рыжий.

В ворота ломились враги, створки содрогались, отчетливо слышалась ругань на дэй’ромм.[18]18
  Дэй’ромм – язык для дэй’ном.


[Закрыть]

Защитники поселения стали в круг под прикрытием баррикады, ощетинившись копьями, вилами, рогатинами, оглоблями, цепами, косами и прочим сельскохозяйственным инвентарем. Женщины позади мужчин. А над всем этим безобразием полоскался кусок Мэева плаща, кое-как прицепленный на жердину. Три белые стрелы на красном. Даром, что ли, вещунья-ангай предсказывала Рыжему победу под сенью собственного знамени?