Текст книги "Шесть дней Ямады Рин (СИ)"
Автор книги: Людмила Астахова
Соавторы: Яна Горшкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
– Мы твои, Ямада Рин, – говорит брат 438-ой. – А ты – наша.
Немного пафосно, согласна. Зато кратко.
Церемониймейстер сосредоточенно рисует прямо у меня на лбу, на белой повязке смесью из вина, земли и крови три иероглифа: четверку, восьмерку и девятку. 4+8+9 или же "Тройка-Созидание" помноженная на "Семерку-Смерть" дающая "Двадцать Один" – число Возрождения.
Теперь я – 489-ая, Мастер Горы, лидер и глава "Трилистников" до самой своей смерти. Мне становится жарко и холодно одновременно, мир, залитый закатным солнцем, плывет перед глазами.
Братья опускаются на колени, я собираюсь сделать то же самое, чтобы совершить поклон глубочайшего взаимного уважения. И в этот момент меня сшибает танк. Это обязан быть танк, потому что ничего мельче размером и калибром не смогло бы пробиться через кордон. Такая вот логичная мысль посещает меня прежде, чем свет перед глазами окончательно меркнет. Какого....
Видели в кино эффект затемнения? На миг экран гаснет, а затем зритель видит что-то совершенно иное. Внезапно! Например, лицо злодея. И, по ходу, у меня тоже здесь свое кино, потому что я внезапно вижу перед собой Томоэ. И пушку в его руке. А крепко держит меня вечно куда-то исчезающий и внезапно появляющийся ронин. Мне ли не узнать красный спортивный костюм и кеды со стразиками.
– Какого хрена? – спрашиваю я сразу у обоих.
Макино-старший снисходительно ухмыляется.
– Ты же умная, Ямада Рин. Догадайся с трех раз.
– Ты собираешься меня убить, как давно хотел, насколько я знаю, – говорю.
– Точно! Собственными руками прямо здесь и сейчас, – и снова показывает мне пистолет. – А всё потому, что кое-кто оказался настоящим говнюком. Верно, как-тебя-там-зверушка?
Зверушка? Ронин за моей спиной глухо рычит в ответ. Я умудряюсь повернуть голову и вижу его глаза – полностью черные без белка и радужки, глаза лиса-оборотня.
И в это момент головоломка в моих мозгах складывается полностью, последняя деталька становится на свое место. Предупреждение призрака Ян Чэня об опасности исходящей из мира духов и слова Кохея про высококлассного наемного убийцу, призванного главой "Драконов", который при этом сын потомственной шаманки. И небывалое буйство духов в пределах города. Они, надо думать, сразу почуяли лиса. И то, как ловко Рё избегал встреч, когда Сяомэй навешивал на меня амулеты. И даже ужин поминальной едой в компании духов. Всё один к одному. Он – лис со священной горы, сам себе ками и всем убийцам убийца.
– Так вот, кто ты такой!
И татуировка у меня на спине в виде (та-да-ммм!) девятихвостого лиса со стрелами в зубах начинает отчаянно чесаться.
– Скажи, круто? – ржет Томоэ. – Жаль, что желание загадать можно только одно.
– Которым ты все равно воспользоваться как следует не смог, – зловеще рычит Рё. – Волшебник сраный. Не умеешь формулировать приказ – не берись.
Я в шоке. Томоэ лиса-оборотня колдовством припахал, а сам не знает, что волшебные существа очень не любят, когда ими люди помыкают, и всеми силами пытаются увильнуть? Серьезно? Вот идиот!
– Зато я очень быстро учусь. Если сумел-таки заставить тебя выполнить приказ, – хвастается глава "драконов", – значит, у меня получилось.
– Ты сумел? Или твоя мать, бабка и еще пять старых ведьм? Маменькин ты сыночек.
Два раза, стало быть, Лиса ловили. Почему же он сразу не сбежал, как только вышло обмануть Томоэ? Почему остался в городе?
– Какая разница? Так или иначе, главное – результат. Ямада здесь, и она умрет.
Вот я этого не понимаю, честно. Хочешь убить – убивай. Делов-то – нажать спусковой крючок. Зачем попусту красоваться, тянуть резину, пугать, мучить словом и делом? Хотя до тех пор, пока Макино играет в коварного и умного злодея, я остаюсь живой. Но рано или поздно ему наскучит, и вот тогда...
– Стой и не шевелись, – едва слышно шепчет мне на ухо Рё. – Поверь мне еще один раз, пожалуйста.
Вот вы бы поверили лукавому оборотню, который только что доставил вас прямо к вашему убийце, как официант – коронное блюдо на стол дорогому клиенту? А я поверила. Не спрашивайте почему.
Ронин... то бишь, Лис ослабляет хватку и плавным движением перетекает вперед, заслоняя меня собственным телом. Я смотрю на его взъерошенный затылок, на замусоленную грязную бандану на шее и широкие плечи, но при этом продолжаю видеть его руки на собственных плечах. Спецэффекты! Точнее, лисьи чары.
– Рин, ничего личного, но либо ты, либо я. Я, сама понимаешь, свою жизнь ценю больше, – говорит Томоэ спокойно. – Лис, ты можешь идти.
– Издеваешься? – мерзко хихикает Рё. – Думаешь, ты, букашка, и полвека не прожившая на свете, сможешь обмануть меня, девятисотлетнего лиса? А ну-ка, давай, говори правильно, как полагается.
– Ладно, зверушка. Ты, тот над кем у меня нет больше никакой власти, с этой минуты свободен навсегда до скончания веков.
– Аминь, – шепчу я.
И противная бандана вдруг вспыхивает зеленым пламенем, пеплом осыпаясь на воротник красной куртки. Она, получается, ошейником служила? Оригинально!
Клянусь, что Томоэ сейчас видит, как иллюзорный Рё медленно отходит в сторону, потому что взгляд его направлен куда-то вправо. Настоящий же лис стоит уже прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. И я слишком поздно понимаю, что именно задумал мой ронин.
Потому как глава "драконов" тут же, не дожидаясь, когда уйдет его наемник, стреляет в меня в упор. И попадает, естественно, в Рё.
Нет, я не успеваю закричать. Собственно, я вообще ничего не успеваю – ни ужаснуться, ни отпрянуть, ни заслониться рукой, ни осознать, что же произошло. Рё в мгновение ока превращается в большущего снежно-белого лиса с девятью сверкающими хвостами. Раз – и вот он во всей своей сказочной красе. Только плечо всё в крови, такой красной на белой шерсти, что она кажется украшением – алым цветком.
Серьезный авторитетный Лис, в отличие от человека-позера, на разговоры времени не тратит. Тем паче, что Томоэ не такой уж и тормоз, когда речь идет о стрельбе по живым мишеням. Рё с четырех лап прыгает на Макино, сбивает с ног и вгрызается в грудную клетку, точно... акула. Хрясь! Чтобы вырвать и пожрать его сердце, как это заведено у лис. Сдается мне, у детектива Дайити будет еще одно дело об еще одном убийстве еще одного главы клана.
А потом огромный белый лис, помахивая всеми девятью хвостами, подбегает ко мне, тычется холодным черным носом в ладонь и, робко заглядывая в лицо говорит человеческим голосом:
– Рин, пошли домой, а? Поздно уже.
– Пошли, – говорю я и впервые в жизни лишаюсь чувств.
В следующий раз я открываю глаза уже в собственной квартире. За окном ночь. Я лежу на диване, укрытая пледом, свет притушен, а из кухни вкусно пахнет свежим кофе и кто-то деловито стучит чашками. И я даже знаю кто это. Осторожненько ощупываю себя на предмет обнаженности. Нифига! Благородный лис-искуситель великодушно оставил мне традиционное нижнее белье – рубашку и штанишки. Но моего едва слышного шороха под пледом достаточно для тонкого слуха Рё.
– Хочешь кофейка хлебнуть? – спрашивает он, высовываясь из дверного проема в кухню. – Я капучино сделал. С пенкой.
Волосы у ронина чистые и блестящие в хвостик собраны, шея мытая, щеки бритые. Привел себя в порядок и, похоже, даже постирался, пока я в отлючке валялась. Уф! Значит, прямо сейчас меня есть не будут. Многообещающее начало.
– Хочу, – отвечаю. – А где молоко взял?
– В магазинчике в двух кварталах от дома. Почти такое же вкусное, как в моей деревне.
– Тебе, небось, регулярно в кумирню приносят что-нибудь вкусненькое, – невольно хихикаю я. – Молочко, масличко?
– Ага. Курочку.
Рё деликатно присаживается рядом на диван и протягивает чашку. На пенке ловко нарисована хитрая лисья мордочка. Даже пить такую красоту жалко.
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется. – Может, организовать быстрый перекус, а?
– Растворимую кашу на холодной минералке?
– Зачем обижаешь? – по-детски надувает губы Рё. – Я, между прочим, отлично готовлю. Была уйма времени научиться.
Двигается он легко и не похоже, что слишком тяготится огнестрельной раной в плече.
– Нет уже никакого ранения! Когда оборачиваешься, всё заживает, – улыбается Лис. Хитренько так, глаза блестят. Радуется, поди, что я за него волнуюсь. – Но шрам останется.
Мы запросто болтаем, как будто ничего такого не произошло, отчаянно сопротивляясь необходимости поговорить по существу. А капучино и вправду вкуснейший, лучший из всех выпитых прежде. И пенка очень кстати. Рё аккуратно вытирает мне "усы" на верхней губе под бешеный грохот готового выскочить из груди сердца.
– Эта ведьма... мать Томоэ, она научила его ритуалу, который призывает... кого-нибудь типа меня, – тихо и немного виновато говорит лис. – Не так сложно, на самом деле, если ты Мастер горы. Даже без шаманского дара это, знаешь ли...
– Мне Сяомэй уже все уши прожужжал, не отвлекайся, – нетерпеливо отмахиваюсь я, а сама придвигаюсь ближе, чтобы видеть его глаза. Это очень важно для меня сейчас – видеть его живое яркое лицо, все целиком, не упуская ни одно самой незначительной детали: золотистых искорок в глубине зрачка, обветренных корочек на губах и крошечной ямки на худой щеке. Говорят же можно кого-то "глазами есть". Вот я и "объедаюсь" моим Лисом.
– Представь, как это противно было – подчиняться какому-то... недоумку? Не святому, благословенному богами, не аскету-отшельнику, не мистику, познавшему тайны мироздания, а обычному сутенеру, заучившему несколько фраз, точно попугай. Конечно, я не собирался никого убивать по его указке. Особенно тебя, Рин. Веришь, ты же веришь мне?
Ему тоже очень важно услышать мой ответ. Настолько важно, что его руки обхватывают мои плечи, притягивают еще ближе.
Верю ли я? Да, я верю.
Я говорю это вслух и не слышу собственного голоса, так гулко стучит кровь в висках, так безумно колотится мое глупое сердце.
– Если бы ты приняла меня в клан сразу, то...
Да, да, я понимаю. Ритуал, такой же как при братании или усыновлении, священный и непреодолимый для любого колдовства. Но я выпендривалась, сама не ведая того, заставляла Лиса придумывать новые и новые трюки, чтобы обмануть Томоэ. Все эти дни он не спал, а чтобы не свалиться замертво – ел как не в себя. Даже голубей.
– Фу! Городских нельзя есть, они полны всякой заразы, как крысы, – фыркаю я и вижу, как краснеют кончики ушей Рё.
Ага! Значит, крысы тоже были в его урбанистическом меню. Ах, ты ж бедняжка мой... Бездомный, голодный, одинокий лисенок.
А волосы у него на ощупь – чистый шелк, черный, текучий, ласковый. И это не лисьи чары, нет. Это мои руки сами захотели обнять его за шею. Это я по собственной воле потерлась щекой об его щеку – гладкую и теплую.
– А теперь, – вопрошает он. – Теперь ты возьмешь меня... в клан, Хозяйка Рин?
Я хочу ответить "да", делаю судорожный вздох и... губы Рё касаются моих губ. Легко-легко, нежно-нежно. Что же это? Вот так, значит?
– Ох, я целова... – я всего лишь хочу объяснить, что в последний раз целовалась в средней школе, лет в двенадцать, в щечку, с мальчиком, которому родители очень скоро запретили со мной дружить.
Пусть Лис не ждет от меня мастерства. Я, правда, не умею. И сгораю одновременно от стыда и от счастья. Потому что наука оказывается невелика, а с таким учителем – и подавно. Я быстро осваиваюсь, смелею и даже наглею. Так, кто же из нас тут искуситель, в конце концов?
– Ах вот ты какая, – смеется мне прямо в губы Рё. – Думаешь, меня так легко победить?
Да какая там победа? Я сдаюсь сразу, без боя, на милость сильному. И пылкому, и нежному. У которого по-лисьи острые зубы, когда они ласково терзают сначала верхнюю мою губу, затем нижнюю. А вкус крови из неосторожно прокушенной ранки пьянит, словно драгоценное вино...
И вдруг Лис отстраняется – резко и жестко.
– Ты ведь...
– Ну-у-у... да, – смущенно бормочу я, торопясь оправдаться. – Не, а как тут быть? У нас либо ты со всеми, либо – ни с кем. И я... не стала...
Но Рё, похоже, это не интересно.
– Рин, ты... знаешь, что в тебе есть кровь ками?
– Ками? У меня?
Чепуха какая. Я трясу головой и машу руками одновременно, чтобы он понял – я не знала, я первый раз это слышу. Ну поверь, поверь же мне!
А он вскакивает с дивана и делает шаг назад, потом еще один, и еще. И превращается в белоснежного лиса – прекрасного и ужасного, разбрызгивающего вокруг себя серебряное сияние, словно воду. И девять его хвостов пылают белым огнем.
Да, что, черт возьми, я делаю не так?
Рё исчезает в ослепительной вспышке, а я остаюсь одна в темной комнате. Совершенно одна.
По-прежнему ночь. Я сижу посредине гостиной, на том самом месте, где обычно стоит кедр Сяомэя, прижав колени к груди и обхватив себя руками. Наверное это и называется «держать себя в руках». Чтобы не взорваться на тысячу серебряных осколков, разя насмерть отчаянием всех в кого такой случайно вонзится.
Сначала я просто не могу поверить. Нет, говорю я себе, сейчас он вернется. Вот сейчас, через несколько минут, через полчаса, через час, ближе к рассвету... Но Рё не возвращается.
Потом я начинаю перебирать в памяти каждое слово, сказанное друг другу. Режу лезвием на тончайшие полупрозрачные лепестки каждую эмоцию, каждый вздох и взгляд. Что, что я сделала? Чем обидела? Почему, почему он убежал? И не нахожу ответа – ни логического, ни мистического. Но я не плачу, нет. Я, вообще, не умею плакать. Тру сухие глаза, глотаю горячий и сухой комок застрявший в горле. Это, надо думать, наш единственный поцелуй. Потому что так болит, так сильно, что даже кричать не могу.
Затем все мысли и предположения выгорают дотла, и я просто таращусь в пространство перед собой – пустая, как древняя ваза из исторического музея. Сколько проходит времени я не считаю. Какая разница, если Рё нет рядом? Нет никакой разницы.
Утро седьмого дня
За окнами постепенно светлеет, небо медленно наливается рассветными красками и узкий край солнца настойчиво намекает мне, что начался новый день – седьмой, если считать первым, тот, когда я впервые увидела моего Лиса.
Еще какое-то время я лежу на полу в полосе солнечного света. И любуюсь-не могу наглядеться на тоненькую белую шерстинку, пока она тоже не исчезает. Жадина, какой же он жадина, этот лисий оборотень! Ему для меня шерстинки жалко!
Потом я лежу на спине, подражая морской звезде, раскинув руки и ноги в сторону. И смотрю в потолок бездумно, как эта самая безмозглая донная тварь.
Лежать мне скоро надоедает, я встаю и вижу на кресле свой белый халат и головную повязку с тремя иероглифами – четыре, восемь, девять. И вспоминаю, что я не просто Ямада Рин, я – Мастер Горы целого клана. Мои люди должны знать, что я жива.
И тогда я беру свой полностью разряженный телефон, ставлю его на зарядку и звоню Мелкому.
– Приезжай, – говорю. – Я дома.
И снова отключаю телефон.
В дверь беспрерывно звонят, а я не могу её открыть. Вот просто не могу и всё. Сижу прислонившись к ней спиной и слышу как по ту сторону беснуются мужчины.
– Ребенок, ты только не делай с собой ничего, договорились? – слезно умоляет Красавчик. – Я же без тебя жить не смогу, ребенок. Мы же семья, мы настоящая семья, ты помни об этом.
– Госпожа Ямада Рин! Немедленно откройте полиции! – орет детектив Дайити. – Слышите меня? Я имею полное право вызвать наряд и взломать дверь!
– Не дави на неё, не угрожай,– шипит Кохей. – Так ты её только еще сильнее травмируешь, – и дальше начинает вешать лапшу на уши в стиле доктора Сано. – Рин, давай с тобой поговорим спокойно, как разумные взрослые люди. Разобьем ситуацию на короткие отрезки и со всей ответственностью...
– Рин, ты ему случайно не сказала номера счетов, пароли? А то мало ли.
И Жмот тоже здесь? Вот его не ожидала.
А Мин Джун просто бьется всем телом в бронированное полотно, как живой таран. Бум-бум-бум! И ничего не говорит. Только дышит тяжело.
Всё это, конечно, очень трогательно, думаю я, но мне сейчас как воздух необходимо понимание сути проблемы. Почему лис так поступил со мной? А кто у нас главный консультант по этому вопросу? Да! Это – Сяомэй, который в кедре в доме у дяди.
– Ладно, я открою, – говорю. – Но только при одном условии.
За дверью устанавливается прямо-таки звенящая тишина. И только прижатые к металлической поверхности уши скрипят от усилий слушателей.
– Мин Джун, поклянись, что немедленно поедешь и привезешь сюда мой кедр.
– Клянусь! – рявкает Мелкий. – Только впусти нас.
– Тогда езжай сейчас.
– Открой, я тебя увижу, и сразу поеду, клянусь всеми богами и своей честью.
Открываю. Первым, расталкивая остальных, влетает телохранитель, хватает меня за плечи, трясет и повторяет:
– Что он сделал, говори? Что он с тобой сделал?!
А действительно, что же он сделал?
– Ничего, – отвечаю неожиданно писклявым, дрожащим голосом. – Ничего он со мной не сделал! Понимаешь, ни-че-го! Ничегошеньки!
И начинаю рыдать в голос: зажмурившись и разинув рот, словно маленький ребенок.
– Ничего он не сделал! – искренне возмущается Красавчик Тан и прижимает меня к прохладному шелку рубашки на груди. – Да как он посмел, вообще, придурок!
– Мелкииииий, ты... обещал... – завываю я. – Вез-и-и-и-и-и кедр...
Мин Джун растеряно оглядывается по сторонам, ища поддержки и находит её в лице полицейского.
– Возьми мою мигалку и гони, – говорит тот.
Мелкий шипит сквозь зубы неразборчивую благодарность и убегает.
А я продолжаю реветь, скулить, размазывать слезы по щекам и пиджаку Красавчика, капать ими же на все поверхности, короче, сырость в доме развожу. Огромная цистерна слез, которую я собирала всю жизнь, лопнула от взмаха одного из девяти белых хвостов.
Мужики пребывают в перманентном шоке, но мне, если честно, плевать. Мне сейчас плохо. Меня только что бросил возлюбленный. Меня бросили!
В ожидании возвращения Мелкого с кедром, я валяюсь на диване и рыдаю. Красавчик просто гладит меня по голове. Кохей приносит чистые салфетки и пытается вести психотерпевтическую беседу, а заодно и устыдить Хиро, рвущегося записать показания и начать поиски негодяя, бессовестно укравшего сердце главы клана "Трилистник". Жмот тем временем быстренько меняет пароли ко всем моим карточным счетам.
– Он тебе кредитку вернул? Нет? Надо срочно заблокировать.
– Не смей! – верещу я, как резанная. – Хиро, это же означает, что Рё вернется? Да? Это ведь так?
– Понимаешь, это вовсе...
Но все так мрачно смотрят на полицейского, что тот моментально затыкается. Поздно, я начинаю рыдать с утроенной силой.
– Пусть плачет. Вместе со слезами организм покидают гормоны стресса, – со знанием вопроса вещает Кохей, вытирая мне нос. Руки у него, тем не менее, в стерильных перчатках, но это ничего не значит.
Ух, как они меня покидают эти чертовы гормоны! Бегут нафиг, как крысы с тонущего (в соплях) корабля.
– Я его в розыск подам, – обещает легавый. – И у нас, и в международный.
– А я найму частных детективов, – подхватывает Макино (уже не младший, а единственный). – Никуда не денется, вернется.
– Рё ни в чем не виноват, – шепчу я в мокрую салфетку. – Его нельзя заставить, если он не хочет.
– Он тебя похитил, – возражает Хиро. – И держал всю ночь неведомо где. Кстати, а где он тебя прятал?
На него хором шипят и замахиваются остальные утешальщики. А я горестно подвываю:
– Он меня спа-а-ас.
– Так, отвалите от ребенка, – решительно вмешивается Тан. – Только еще больше её расстраиваете. Брысь по углам! А ты, малявка, иди ко мне.
Я прячу лицо у него под подбородком и замираю, словно кролик, а Красавчик размеренно гладит меня по спине. Вот было бы хорошо снова стать восьмилеткой, когда меня так чудесно успокаивала эта простая манипуляция.
– Тебе бы поспать, детеныш.
Да, что ж они меня все время спать-то укладывают?
– Пусть Мелкий сначала привезет мой кедр, – капризничаю я. – Без него я в спальню не пойду.
– Как скажешь, как пожелаешь.
Да, я одного только и желаю сию секунду – выслушать авторитетное мнение ками.
Мин Джун возвращается гораздо быстрее, чем кто-либо рассчитывал. Полицейский проблесковый маячок поспособствовал, надо понимать.
– Как она? – драматическим шепотом спрашивает он.
В третьем лице говорит, будто, блин горелый, над моим смертным одром стоит.
– Она сейчас пойдет спать, – говорю я неласково. – Меня бросили, а не ножом в почку пырнули, брат Мин Джун. Я выживу. Кедр мой давай сюда, ага.
Сварливость моя приводит мужиков в бешеный восторг, потому как, с их точки зрения, является первым признаком восстановления душевного спокойствия.
– Вот и отлично, – радуется Красавчик. – А мы тут пока потусим. В чисто мужской компании.
Понятно, стеречь меня надумали, от греха подальше.
– А никому на работу не надо идти? В офис там? – спрашиваю и пристально смотрю на Жмота. – Или преступников ловить? – и перевожу взгляд на Дайити.
Нет-нет, они никуда не торопятся. Ну и ладно.
Иду в спальню, а следом за мной важно шествует Сяомэй. Он сегодня весь из себя – в высокой шапке с булавкой по моде какого-то древне-мохнатого года и в накидке из птичьих перьев поверх лиловых шелков.
Демонстративно сажусь по центру кровати и жду пока ками водрузит призрачное седалище напротив. Он мне задолжал серьезный разговор, между прочим. И Сяомэй об этом факте своей биографии отлично знает, поэтому, расправив вокруг колен свои шелка и перья, он плавно разводит руками в стороны и говорит:
– Теперь можешь говорить свободно, сюда никто не войдет и никто ничего не услышит.
– Отлично. Тогда рассказывай.
– О чем?
– Обо всем. С самого начала, – требую я, дивясь непоколебимому спокойствию ками.
– Мамаша Томоэ, нагадав единственному чаду смерть, как и любая мать решила найти способ отвести беду. И прежде, чем здесь появился Лис, я самолично отбил семь магических атак. Ты не почувствовала и не догадывалась.
Угу, медаль себе закажи, да побольше.
– А насчет крови ками – это правда? – спрашиваю.
– Истинная, – кивает Сяомэй.
– И как же так получилось? Моя мамочка таки была совсем настоящей феей?
– Прабабушка по материнской линии, – уточняет ками как бы нехотя. – Тебе сами боги велели стать Мастером горы, так и знай. Ты потом еще оценишь этот апгрейд.
– Пусть так, но Лис тут при чем?
– А только оборотень и способен убить тебя, Ямада Рин. Дело за малым – заставить его это сделать.
О как! Не "засранка", не "сучка", не "выхухоль", а по имени с фамилией. Сяомэй умеет разговаривать по-человечески, без оскорблений? Вот они, истинные дары небес!
– Лиса они заманили в ловушку, ошейник надели, а всё остальное оказалось Томоэ не под силу. Он-то думал, что достаточно приказать: "Пойди и уничтожь её".
– Понятно, – киваю. – Подвела, как обычно, неточность в формулировке.
– Рин, если бы Лис тебя захотел убить, он бы сделал это при первой же встрече. Чик – и ты уже на Небесах, – снисходительно улыбается ками. – Ты же видела на что он способен. Глаза всем отвел и ты – труп.
– А почему же не убил? – спрашиваю. – Сделал дело, как говорится, гуляй смело.
Сяомэй не ругается, нет, только глаза закатывает под лоб, поражаясь моей кровожадности.
– Ты про ценность каждой человеческой жизни слышала? Про гуманизм какой-то там? Девятьсот лет самосовершенствования души и познавания тайн бытия – это тебе не лисий фырк.
– То-то он Томоэ загрыз как настоящий философ и ба-а-альшой гурман, – хмыкаю я, а на душе все равно становится легче и приятнее. Мой Лис ко всем его достоинствам, еще и высокодуховная личность.
– Макино заслужил. Знание одного заклинания не делает никого великим шаманом. Ничего-ничего, следующее перерождение его многому научит.
Я и спрашивать не буду, что уготовили Томоэ высшие силы, но как-нибудь обязательно схожу и помолюсь за его скорейшее перевоспитание.
– "Дракон", когда накладывал заклятье, видел только лисий облик, поэтому не признал в наперсточнике собственного наемника. Это было даже смешно, хехе, – продолжает откровенничать ками. – Наверное, потом удивился.
– Рё говорил, что "драконовские" ведьмы его поймали во второй раз.
– Так и было, и уж они-то знали, чего и как просить сделать. Но так как второй раз одно и то же желание загадывать нельзя, то...
Блин, ну сколько он еще собирается тянуть? Можно подумать, я тут запутанный детектив мусолю, где на последних страницах мудрый сыщик раскрывает всю интригу перед заинтересованными слушателями. Я уже знаю кто убийца. Это – не садовник. Хотя есть один вопрос...
– Так кто же все-таки завалил дядюшку?
– Рин, это тебе пусть детектив Дайити скажет, это его работа. А я как сущность духовная...
– Не имеешь права вмешиваться в дела смертных, – заканчиваю я фразу вместо ками. – А сейчас ты что делаешь?
– Вношу некоторую ясность в твои затуманенные страстями мысли. Это не запрещено.
– Тогда внеси еще чуть-чуть ясности. Как думаешь, Рё вернется? – спрашиваю я жалобно и чувствую, что по щекам снова катятся слезы. – Просто скажи, у меня есть капелька надежды?
– Рин...
– Пусть он вернется. Я жить без него не смогу.
Я шумно втягиваю сопли и яростно тру глаза. Хватит уже, нарыдалась. Соберись, Ямада Рин, соберись, отринь страдания и спроси самое главное!
– Почему он убежал? Потому, что я...
– Нет, не потому, что ты – девственница, – жестко чеканит ками, не отводя взгляда.
– А кровь ками? – нервничаю я, вспоминая наш жаркий поцелуй.
– И это тоже ни при чем.
– Тогда почему?
Никогда не видела Сяомэя таким серьезным, вот правда.
– Потому, что лисы любят один раз, а человеческая любовь недолговечна и живет три года. Потому, что лисьи сердца крепки и непоколебимы в чувствах, а сердца людей изменчивы и непостоянны. Потому, что Рё тебя полюбил, а лисы боятся любви, как дикие звери – огня.
– Но я тоже люблю его! – кричу я сиплым шепотом. – И буду любить...
– Погоди клясться, – говорит ками и берет меня за руку. – Там, в соседней комнате сейчас находятся четверо мужчин, которые влюблены в тебя по уши. Красавчика Тана я не считаю, сама понимаешь. Четверо красивых, сильных, смелых мужчин в цвете лет.
Ох!
– Да, да, Ямада Рин, так и есть. Ради тебя детектив сможет и работу свою оставить, настолько ты ему в душу запала.
– А Кохей-то?
– Не понимаешь? Ты же его идеальная женщина, та, которая понимает, принимает и не страшится его болезни, – тихо смеется Сяомэй в свой веер. – Про Мин Джуна ничего говорить не нужно. Он предан тебе и телом, и душой, и сердцем, и жизнь за тебя отдаст, глазом не моргнув. Сама это знаешь, да?
– Ну, а Жмот? И он тоже?
– Ты – единственная слабость человека-калькулятора. Кроме денег, он любит только тебя. Запомни это.
Я сижу прямо вся опухшая от таких новостей с любовных фронтов, а ками продолжает.
– С каждым из них ты можешь, если захочешь, обрести простое человеческое счастье. Они всегда будут рядом, до тех пор пока смерть не разлучит. Если у неё это, конечно, получится, в чем я сомневаюсь. Разве это не искушение для твоего человеческого сердца – пылкого и преисполненного любви?
Я замираю и немею, завороженная сверкающими глазами Сяомэя. Он ведь прав, как же он прав! А он говорит с нескрываемой горечью:
– Спроси себя, Ямада Рин, спроси и дай честный ответ – ты на самом деле любишь девятихвостого лиса-оборотня или ты любишь саму любовь, потому что это чувство впервые родилось в твоей душе? Ибо, если ты – невинная девушка с кровью ками в жилах – предашь вечную любовь Рё, если сердце твое остынет к нему, то он превратится в демона. Причем в такого, которого даже ад не примет. Ты уверена в себе и своих чувствах? И если – да, то испытай себя терпением и верой. Поймешь, что ошибалась – спасешь Рё, уверишься в своей правоте – тоже спасешь Рё. Всё зависит только от тебя.
Высказавшись, Сяомэй воспаряет над кроватью и изящно ныряет в кедр. А я остаюсь лежать, свернувшись калачиком, как дитя в материнской утробе. С лицом опухшим от слез, в смятении и тоске, но с крошкой надежды, застрявшей где-то между двумя предсердиями.
– Возвращайся поскорее, – шепчу я, совершенно точно, каждой капелькой крови ками в жилах, зная, что на святой горе, спрятавшийся под кустом от ливня, лис сейчас поводит пушистым белым ухом и слышит каждое мое слово. – Я жду тебя, Рё.
24.06.2016г.
