Текст книги "Бабочки в жерновах"

Автор книги: Людмила Астахова

Соавторы: Яна Горшкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16

Ланс. Эспит

Когда долго-долго куда-то идешь, не сворачивая и не отступая, то обязательно приходишь к цели. Единственное «но» состоит в том, что в начале пути цель видится совершенно по-другому, чем в его конце. Расстояние же не имеет никакого значения, не говоря уж про время. Несколько дней назад, глядя из мурранского города Дайон, Ланс видел всего лишь очередное приключение.

Хорошо, не будем упрощать! Пускай не рядовая и не самая обычная охота за древностями. Но одно Ланс Лэйгин знал точно – его ждет долгожданное паломничество к манящей тайне. Калитар представлялся всего лишь грудой артефактов, спрятанных в пещерах Эспита. Разумеется, туда будет трудно добраться, непременно придется рисковать жизнью и здоровьем, а так же потребуется улаживать всякие бюрократические вопросы с вирнэйской короной. Но какая к морским и подземным разница, в чьем Национальном музее появится Калитарский зал? Зато весь мир узнает имя первооткрывателя!

Но Калитар обманул Ланса Лэйгина. Он прибежал сам. Шумно обнюхал, лизнул щеку и громко залаял на весь пляж.

Мурранец открыл глаза и увидел над собой не только высокое рассветное небо, но и мохнатую морду Перца.

– Эй, приятель… – прошептал археолог.

Пес грозно гавкнул. Мол, я тебе не приятель, я тебе охранник. И чтобы сомнений никаких не было, наступил лапой на грудь.

– Вот он! Нашли!

– Ого, куда его вынесло!

– Молодец, Перчик! Хорошая собака.

Это добрые эспитцы торопились на помощь мурранскому гостю, который так неудачно отправился гулять по острову, оступился да и свалился в море. И только чудом жив остался. Или какую там еще историю сочинит потом Гаральт в свой ежегодный альманах?

Во всех по-настоящему древних преданиях и легендах герою полагается или красиво умереть в финале, или же, как вариант, не менее зрелищно вознестись к богам. А все почему? Потому что герой, как ни крути, подвигами своими меняет мир и судьбы его обитателей. А теперь спросите себя и ответьте, только честно, по настоящему честно, положив руку на сердце и возведя очи горе – кто из нас любит перемены? Вот то-то и оно. И ежели герой вовремя не помрет или же не сгинет каким-нибудь более изощренным образом, то он рискует полной мерой вкусить благодарности облагодетельствованных. Судьба его геройская такая.

Для всех обитателей Эспита, для всех калитарцев, видевших свой последний день, самым приятным зрелищем стало бы, конечно, бездыханное тело Лэйгина, остывающее на песочке. Да и для него самого, кстати. Легче бы отделался. Однако Лив, вопреки всему, была не слишком разочарована, обнаружив, что мурранец шевелится и моргает. Даже обрадовалась. И, что совсем уж странно, почти не удивилась этой своей радости.

– А вот и наш герой! – воскликнула она и подмигнула Лансу: – Ну что, герой? Жив? Счастлив?

Верный пес, уловив в голове хозяйки доброжелательность, отошел в сторонку, дав Лансу встать и ощупать себя на предмет ранений. Болело всё тело – от макушки до пяток. Ночное путешествие по каменному лабиринту кому угодно аукнется.

– Счастлив, потому что жив. А что, по мне уже успели соскучиться?

«Э-э, да ты еще ничего не понял, друг ты наш бесценный!» – чуть не ахнула дама Тенар вслух, однако вовремя прикусила язык. К чему расстраивать человека раньше времени?

– Ага, соскучились, – хмыкнула она. – Ну, давай порадуемся. Пока, – и негромко добавила, оглянувшись на подбирающихся поближе сограждан: – Я так и знала, что это всем нам только добавит проблем. Представляешь, сколько народу теперь захочет придушить Исила? А уж Кат с ее щипцами... Зато теперь понятно, почему Палач всегда зубы рвет с такой сладкой медлительностью! – стражницу аж передернуло от воспоминаний. Сообразив, что слишком увлеклась, она подытожила многозначительно: – В общем, нас ждут веселые деньки.

Но все-таки, вопреки мрачным прогнозам, Лив и выглядела, и чувствовала себя вполне довольной, даже как-то ожившей, что ли. Впрочем, и подоспевшие эспитцы… то есть калитарцы… нет, все-таки уже эспитцы! – тоже лучились бодростью. Доброты и благодарности в их лицах не читалось, однако это уже нюансы, верно?

Поначалу Ланс даже обрадовался.

– Вот видишь! Что-то же изменилось! – воскликнул он, но очень скоро подошли другие «осчастливленные» им островитяне и принялись выражать свои дружеские чувства весьма болезненными похлопываниями по спине. Так и норовили задушить в дружеских объятиях. И кабы не дама Тенар рядом, то утопили не только в показной радости, но и в морских волнах. Чтобы потом сказать, мол, так и было.

И не оказалось среди них ни доктора Хамнета, ни Берта Балгайра, ни тем более лорда Тая. Зато Элисон Хил вертелся тут как тут. В старой армейской куртке поверх майки и с ополовиненной флажкой в руке.

– Эй, Лансик, ты мне скажи сразу – колесо в какую сторону крутил?

Ветерану не трепелось узнать, кто же в этот раз, в последний раз выиграл пари.

Конечно, Фрэн возмущенно пнула его в голень, а Мерерид прошипела змеюкой:

– Как тебе не стыдно, солдафон?

Но Воину стыдно не было никогда, тем паче в нетрезвом виде.

– А я хочу знать! И точка!

– Отвечай, давай! Я двадцатку поставила на то, что влево повернешь! – сердито прокричала Кат.

Ланс, чуя, что вливание его в общину пройдет не так уж и безболезненно, лишь руками развел:

– Не до того было как-то.

Разочарованию островитян не было предела. Хил и Гаральт сразу же начали спорить, кто же сорвал куш в этом спорном случае.

– Тогда забираем денежки обратно, – засуетилась Фрэн. – Верно же? Раз так.

Ведьме совершенно не улыбалось потерять ставку из-за оплошности чужака.

– А где… – хотел спросить Ланс, но дама Тенар его перебила.

– А Рыжий-то уплыл. С утренним приливом снялся и ноги унес. Когда мы все проснулись, его и след простыл, и "Келсу" не видно на горизонте...

«Значит, вот оно как!» – подумалось мурранцу без толики удивления. Он бы тоже сбежал подальше от Эспита и его обитателей. За века перерождений Берт, как и все остальные, мало изменился, а значит, претензий к Рыжему поднакопилось изрядно.

– Кстати, о Келсе, – это подала голос Танет. – Ты лица ее не запомнил, Лэйгин? Сможешь узнать?

Она сидела на камушке, нога на ногу, и роняла каждое слово, точно жемчужинку в бокал. Искусительница по призванию, сам Соблазн во плоти. Только вот не действует на Лэйгина её обаяние почему-то.

– У меня не очень хорошая память на лица, Оливи

Никогда не поздно показать зубы, верно? Все равно по сравнению с эспитцами Ланс чувствовал себя невиннейшим из младенцем. А с другой стороны… Они ведь ничуть не хуже остальных людей.

– Я тебе не Оливи, чужак, – огрызнулась девушка. – А маленькой дряни тут лучше не показываться. И Рыжему тоже. Так им и передай при встрече, – заявила она, спорхнув с камушка.

– Как скажешь, Наложница.

Ухмылка у Ланса получилась злой и очень искренней.

– Не горячись, я еще успею запомнить, как тут к кому правильнее обращаться. Со временем, конечно.

Но Танет уже ушла. Лорду докладывать будет, не иначе.

– Она права, – серьезно заметила Лив, украдкой показав за спиной островитянам кулак. – Берту и девушке здесь теперь не место.

Что верно, то верно. Рыжему пройдохе можно припомнить многое, однако мелкие обиды, накопившиеся за прошедшие века, не идут ни в какое сравнение с древними подвигами Лазутчика. Лорд Варден, то бишь высокий господин Тай, обязан будет отомстить Берту за предательство трехтысячелетней давности, иначе какой он после этого высокий господин? Народ не поймет! Калитарские аристократы милосердием к врагам никогда не отличались.

Лив чуть не застонала и за голову не схватилась, представив себе, что теперь начнется на Эспите. Вспомнившие первую жизнь и первую смерть островитяне получили возможность свести самые старые счеты. Те, которые посвежее, давно уже оплачены, а эти, давние… Этот костер может разгореться в любой момент, стоит только подбросить дровишек. И, устрашенная перспективами, дама Тенар воззвала к благоразумию добрых эспитцев, пока они не превратились в кровожадных древних калитарцев:

– Постараемся обойтись без мести, сограждане. Мы же постараемся, да?

Но задумчивые взгляды сограждан уверенности не вселяли. А тут еще и мурранец подлил масла, привлекая к себе ненужное внимание.

– К слову, где бы вы, как представитель имперских властей, порекомендовали пожить первое время, дорогая дама Тенар? – мурлыкнул доверительно Лэйгин.

Он уже выискал в толпе Верэн, неуверенно топтавшуюся чуть поодаль. Белое платье Куколки говорило о том, что девушка так до сих пор и не вспомнила о себе прежней. И это только к лучшему. Келсе здесь никто не обрадуется.

– Свободных коттеджей у нас хватает, вообще-то. Подберем что-нибудь, – пожала плечами Лив и уточнила осторожно: – А ты намерен остаться с нами?

Для человека, который вот прямо сейчас стремительно наживал себе врагов, Лэйгин был поразительно беспечен. Любой другой уже прикидывал бы, как половчее унести ноги с проклятого острова, пока ему тут не устроили персональный Последний День, а этот планы строит! Хотя… Стражница задумчиво нахмурилась. Морские и подземные! В этом действительно что-то такое было. Что-то привлекательное, да.

Лив позволила ему галантно взять себя под руку. Отличный знак. Ланс придал собственной помятой физиономии лирическое выражение: задумчиво вздохнул, закусил губу. Именно так, по его мнению, обязан был выглядеть романтичный герой, обретя наконец тихую гавань.

«Это Эспит-то – тихая гавань? Скорее уж скорпионье гнездо», – напомнил он себе.

Ни бранящиеся из-за проигранного пари островитяне, ни те взгляды, которыми они при этом друг дружку одаривали, не сподвигали думать, что внезапное прозрение о первой жизни кого-то коренным образом изменило. Благодарить Ланса Лэйгина тоже никто не торопился. Не за что. Он принес островитянам новые заботы и проблемы, усложнил и без того непростые отношения. И все же, именно здесь, на этом маленьком островке имелось всё то, что требовалось ему для… жизни.

– А почему нет? Это же Калитар, – и улыбнулся своим мыслям. – Осмотрюсь, заберусь в пещеры уже в здравом рассудке и твердой памяти, попробую систематизировать материал. Мне ведь все равно никто, кроме эспитцев, не поверит. А жить, как прежде, но где-то вдали, после того как своими глазами... ну, хорошо, не глазами, а разумом видел Последний День Калитара, уже не получится, – честно признался мурранец.

Промолчал он лишь о том, что в отсутствии Рыжего Берта у него появится шанс подружиться с Лив. А возможно, и не просто подружиться. Со временем.

– Попробуй писать романы, – посоветовала Лив, определившись, наконец, со своим отношением к будущему соседу. В целом отношение было положительным. В конце концов, привлекательными молодыми мужчинами на островке с населением в полсотни человек никто разбрасываться не будет. Даже сограждане, когда остынут и осознают перемены, оценят. Особенно зимой.

– Литераторов у нас еще не случалось, да и в моде они нынче, – стражница немного развила свою мысль, уже набрасывая в уме аргументы для островитян, первым из которых был призыв к практичности. Эксцентричный авантюрист, поселившийся на загадочном острове в башне… нет, лучше все-таки не в башне, тесновато в башне-то будет… а, скажем, на старом маяке, и обретший покой и вдохновение под крики чаек и шум моря среди рукописей… Это ж какая приманка для туристов! А романтика какая!

– Может, и приживешься, – заключила она, – Поживем – увидим.

– Роман написать? А что, это выход.

Фрэн и Мерерид. Эспит

Заключительный день Летнего Фестиваля прошел ни шатко, ни валко и, что весьма печально, без прежнего куража и азарта. Приятного удовлетворения от удачной охоты, когда отчаявшаяся жертва сама отправляется в пещеры, не получил в этот раз никто. Скорее всего, Охоты больше не будет никогда. Они получили вожделенный ответ, оказавшийся омерзительно простым.

«Сами виноваты», – сказали морские и подземные, явив эспитцам видение их калитарской жизни.

Не наказаны, не прокляты, не осуждены на вечные страдания жестокими судьями, а всего лишь нагрешили и не расплатились пред морскими и подземнымипо счетам.

– А Берт, стало быть, сбежал. Очень вовремя, – прошипела Кат Нихэль и сделала пальцами узнаваемый жест, будто отрезала нечто висящее.

Лисэт, вдоволь налюбовавшись на печальное и злое личико Танет, выпила по рюмочке с госпожой Матэи. Вот уж кого порадовали божественные откровения. Не зря на Эспите нет детей, ох не зря! Котики ей как-то ближе, а кровожадность натуры замечательно утоляется статуэтками.

– Как думаешь, Ведьма, стоит ли мне сделать новую коллекцию? С мышатками?

– Сделай, – согласилась та. – Мышаток будет еще жальче.

– Тогда надо будет продавать их на 3 орика дороже, – оживилась госпожа Матэи.

– Мне процент за идею – не забудь.

Бегство Рыжего подтолкнуло Лисэт к решительному поступку. Если контрабандисту можно, если он не боится, то и ведьме стоит попробовать.

«Пусть, для начала, это будет Дайон, – размышляла она. – Со швейной машинкой и лицензией – не пропаду». Оставалось только поговорить с Диной…

«Да сколько же можно? Хватит уже!» – тут же поправила себя Лисэт и отправилась на поиски матери.

А Дина же, как на зло, словно сквозь землю провалилась. Ни возле Хила, ни поблизости от лорда Тая старшую ведьму не видели. Все только руками развели.

– А может, наша мамочка того… – хихикнул нервно Гар.

– Чего того?

– По примеру Эвита… это самое…

Намек получился прозрачнее некуда, и на какое-то мгновение Лисэт забеспокоилась. Но вовремя опомнилась. Дина слишком любила свою телесную оболочку: боялась самой ничтожной боли, самого безобидного вмешательства. Дюжину раз помирала от гнойного воспаления в зубном корне, не рискуя обратиться к зубодеру. Нет, Дина вешаться точно не станет.

– Было бы отлично, но не с моим счастьем, – буркнула младшая Тэранс.

Но мать всё же сумела удивить дочку. Она не только опередила Лисэт, но и проявила ещё большую решимость изменить жизнь.

Подойдя к порогу коттеджа, молодая женщина остолбенела. Её вещи – два кожаных саквояжа, чемодан, вешалка с платьями, несколько вазонов с цветами и… швейная машинка дожидались хозяйку на улице. Дверь же была закрыта изнутри на засов.

– Дина, ты меня выгоняешь из дому? – громко спросила Лисэт, подозревая мать в очередной хитроумной интриге.

– Да. Убирайся вон, – ответствовала та.

– Вот так просто? Вдруг? После стольких лет…

– Рабства, ты хочешь сказать, потаскуха? – прорычала в замочную скважина Дина. – Исчезни с моих глаз, дай мне просто пожить.

– Как здорово ты придумала! Надо же! Испоганить мне очередную юность, попить столько крови, и теперь, когда расплата не за горами, решила улизнуть? Не выйдет!

Младшая ведьма кричала во весь голос, надрывая связки, и бессильная ярость её уже закипала в крови, когда вдруг все существо Лисэт пронзила острая мысль: «Что ж ты делаешь, сумасшедшая? Что ты творишь? Ты хочешь пожертвовать свободой ради мести? В который раз? В шестисотый?»

Её прошиб ледяной пот, и вдруг подозрительно ослабели ноги в коленках. Должно быть, именно так чувствуют себя приговоренные к смертной казни, которых милуют прямо на эшафоте.

Лисэт прижалась щекой к двери, погладила выкрашенную дешевой краской поверхность почти с нежностью.

– Дина, я клянусь не мстить тебе в этой жизни, только пообещай мне, что до самой смерти мы больше не скажем друг другу ни единого слова.

За створкой тяжело вздохнули.

– Обещаю. Уходи.

Элисон Хил Рэджис. Эспит

Как только усталое солнце опустилось в алые воды, он отплыл на лодке так, чтобы с берега не могли докричаться, бросил якорь и лег на дно. Ничего особенного он не задумал, правда. Просто долгий-предолгий жизненный опыт подсказывал ветерану, что в доме ему выспаться не дадут. Слишком давно он знал своих женщин – Дину и Лисэт.

– Хи-и-л! – донеслось с берега примерно через полчаса.

Это Дина. Она всегда первой прибегала жаловаться, и плакалась обстоятельно и долго. Было бы наоборот странно, если бы после событий с Лэйгином старшая ведьма удержалась от привычной сцены, от жалоб на Лисэт. Конечно же, это она, мерзавка, во всем виновата. Потому что больше всех «правых» ратовала за кандидатуру мурранца.

Элисону Хилу Рэджису ничего нового морские и подземныепрошлой ночью не открыли. Он примерно так себе и представлял. Цепи, которыми сковали всех троих в калитарской темнице, стали теперь видимыми, вот и всей разницы.

Хил лежал, укрывшись старой шинелью, смотрел на звезды и думал о том, что никогда по-настоящему, так истово, как Лисэт, не верил в это так называемое избавление или освобождение. И оказался прав.

Обычный житейский опыт, а его у Хила Рэджиса имелось в избытке, подсказывал, что пока люди такие, какие они есть, будут вестись войны, и мужчины будут уходить на верную погибель. Воину всегда найдется занятие.

Но знать все равно лучше, чем терзаться догадками и подозрениями. Теперь он знал.

Касательно же других женщин…

Дело не в непосильных узах и отсутствии разнообразия, вовсе нет. Случались моменты, когда и с Лисэт, и с Диной он бывал счастлив. Другой вопрос: хватало ли его любви и заботы на двоих. Ох, вряд ли.

Волны плавно покачивали лодку, как материнская рука люльку, баюкали бережно, словно море помнило о контузии и приступах головокружения. И сон упал на ветерана одинокой звездой, расчертив небо серебристой черточкой.

А когда Хил проснулся, то увидел маленькую фигурку на берегу.

Лисэт. Он не кричала и не звала, просто терпеливо дожидалась его возвращения, как делала всегда. Терпеливая Лисэт. Рэджис до предела напряг зрение. Ну, точно, у её ног стоял саквояж. Значит, Дина сдержала слово.

Он взялся за весла и погреб дальше в море. Даром, что ли, заранее взял с собой удочки? То-то же!

А эти женщины… его любимые женщины получили свой шанс начать новую жизнь, хотя бы попытаться, и кто он такой, чтобы снова вмешиваться?

Гаральт Нашвит. Эспит

Уверенность, что Лив непременно припомнит старые грешки с доносами, крепла в почтаре с каждой минутой. Стоило только наткнуться взглядом на эмиссаршу, как в памяти воскресала сцена в калитарской темнице. Нет, Лив злопамятнее Лисэт и Лунэт вместе взятых. А еще она сразу поймет, что доносы для Гаральта второе любимое занятие после составления альманахов и ведения хроник. И не ошибется ничуть. А уж отомстить Лив умеет виртуозно. Отправит на каторгу, глазом не успеешь моргнуть.

– На твоем месте я бы точно сбежала, – подлила масла в огонь госпожа Матэи.

– А ты собираешься дать деру? Давай вместе! – обрадовался почтарь.

Но калитарская злодейка его идею не поддержала, молча похлопала по плечу и эдак злодейски подмигнула.

Исила Хамнета бояться и вовсе не стоило, он давным-давно переквалифицировался во врача и, к слову, неплохого. А вот Дину следовало остерегаться. И Лисэт. И еще дюжины островитян, чьи неприятности проистекали из отточенного веками практики эпистолярного искусства Гаральта. Эспитцы всепрощением не страдали ни в малейшей степени, а потому доносчику стало совсем неуютно. Решение последовать примеру покойного Эвита возникло в нем спонтанно, но крепло с каждой минутой, проведенной наедине с совестью.

А с другой стороны, если все равно придется возрождаться, и возможно без воскрешения памяти, то почему бы не схорониться в смерти, как в темном чулане, подумалось Гару.

Веревка нашлась быстро, мыло – тоже, оставалось только влезть на табурет. Если рассчитать длину веревки и сделать правильный узел, то всё случится быстро. Боль, яркая вспышка и потом вечная тьма. Приходилось уже быть повешенным и даже не раз, и приятных воспоминаний эти случаи не оставили. Как и моменты, когда Исил зубы рвал. Еще неизвестно, что паршивее.

Стоя под яблоней уже с петлей на шее, почтарь решил на прощание осмотреться вокруг. Все же впереди его ждал не самый радостный миг.

Хозяйский глаз подмечал всё: давно пора отремонтировать крыльцо и подлатать пол на веранде, покрасить наличники, а еще обязательно плитку на дорожке поменять – потрескалась сильно.

Потом внимание привлек велосипед. Так и есть – цепь порвалась!

– Вот ведь!.. – спохватился Гар и, аккуратно сняв петлю, слез на землю и поспешил устранить дефект.

Затем взобрался обратно, снова постоял, прощаясь с уютным коттеджем и садом. И заметил, что гадские кошки Кат Нихэль устроили себе сортир под шикарным кустом сортовых пионов.

«Непорядок! – возмутился он. – Люди придут на похороны, а тут кошки нагадили».

Допустить такое безобразие Гаральт не мог ни при каких обстоятельствах.

В конце концов, прыгать с табурета и обратно, каждый раз проверяя удавку, пришлось раз десять. И почтарь притомился.

Жизнь на Эспите, в окружении соседей, чей нрав и возможности давным-давно ведомы, в хорошем доме с устроенным бытом не так уж и плоха. Вдруг в следующей повезет меньше?

Словом, передумал Гаральт Нашвит вешаться. Но когда распутывал веревку, покачнулся, упал и пребольно подвернул лодыжку. Вот незадача-то!

Исил и Кат. Эспит

– Исил! Эй, Исил! – Кат от души побарабанила сначала в дверь, а потом, отбив кулак, постучала в стекло веранды. – Ты там живой?

Притихший среди благоуханных зарослей коттедж Палача молчал, словно вымерший. А может, так и было? Может, кто-то из бывших калитарских узников уже заглянул к доктору Хамнету, чтоб побеседовать о старых добрых временах?

Кат настороженно огляделась. Никого. Эспитцы попрятались по своим норам, настороженные и чуткие, и сейчас, небось, лихорадочно припоминали, кто кому в Последний День ногу отдавил перед тем, как провалиться в трещину или зажариться… Ветеринарша поежилась, словно ее вдруг сквозняком прихватило. Исил недаром заперся и шторы опустил. Только защитят ли Палача, обнаружившего вдруг, что все его бывшие подопечные обрели не только память, но и свободу, опущенные шторы и дверь, кажущаяся такой хлипкой по сравнению с воротами калитарской тюрьмы?

«О себе бы лучше побеспокоилась, дура», – выругала сама себя госпожа Нихэль. Островитянам есть, что припомнить, и жестокосердной Охотнице. Убить, может, и не убьют, а вот дом подпалить – это запросто.

– Исил! – скорее от страха, чем от злости Кат стукнула в дверь так, что чуть не проломила филенку: – Да открой же! Не отсидишься!

– Тише ты! – прошипел голос доктора непонятно откуда, но точно не из-за двери. – Разоралась!

Госпожа Нихэль недоуменно покрутила головой в поисках соседа. Голос шел снизу, из сокрытого за клумбой с лилиями входа в подвал.

– Или сюда, только быстро! – Палач гостеприимно приоткрыл люк ровно настолько, чтоб пальцем женщину поманить. – И цветы не вытопчи!

По непостижимой прежде причине Исила частенько прямо-таки тянуло в подвал, подальше от общества и света, поближе к тишине подземелий. Ну, теперь-то понятно, в чем дело. Память калитарского Палача, даже неосознанная, но все равно властная.

Впрочем, подвал докторского коттеджа ни в какое сравнение с пыточной в древней тюрьме не шел. Чистый, сухой и достаточно просторный, чтобы без помех предаваться экспериментам в самогоноварении и тут же хранить готовый продукт. Кат огляделась, одобрительно подметив, что мышами не пахнет, хотя, казалось бы, тут им самое раздолье. Эликсиры свои доктор Хамнет создавал из множества ингредиентов, некоторые из которых показались бы дилетанту неожиданными и несъедобными, однако зерно и сахар – это основа основ.

– Угощайся, – пробурчал Исил, кивнув на початую бутыль. Был он нетрезв, небрит и несколько помят, напрочь утратив весь лоск первого эспитского серцееда. Ветеринарша понимающе поморщилась. Не до лоска теперь, тут до следующего утра дожить бы.

– Ты зачем в подвал забился, как мышь под метлу? – осведомилась Кат, сперва подозрительно понюхав, а лишь затем осторожно пригубив угощение. – Думаешь, тут не найдут, если захотят? – и добавила многозначительно: – Я же нашла.

– А-а, к морским и подземным всё! – вдруг взорвался доктор и смахнул со стола бутылку, по счастью, уже пустую. – Я просто делал свою работу и неплохо делал, кстати. Заботился об них, сучьих детях. Веришь ли, сердцем прикипел к каждому!

– Особенно к каждой, – съязвила Кат, припомнив, что мало какая узница избежала объятий Исила. В большинстве случаев женщины уступали ему добровольно, однако у палача имелись методы убеждения, и кто теперь разберет, где был расчет, а где насилие?

– В своем праве был, – хмуро парировал он.

– Ага, вот и расскажи теперь им про права, вместо того, чтоб в погребе отсиживаться.

Исил скорчил злобную гримасу, передразнивая гостью.

– То-то ты сама ко мне в погреб полезла. А зачем, кстати?

– А зачем ты мне подол решил задрать в Последний День, а? – ветеринарша наставила на него обвиняющий перст и насупила брови.

Исил зажмурился и потряс головой. Потом открыл глаза, посмотрел на суровую госпожу Нихэль и выдавил искреннее:

– Не понял.

– Все ты понял, кобелина.

– Надо было раньше, что ли? – опасливо улыбаясь, попытался отшутиться доктор.

Но Кат Нихэль нынче утром склонности к шуткам не испытывала. И оставлять Исилу пути для отступления, кстати, тоже не собиралась:

– Нет, ну конечно же, надо было дождаться, пока на головы посыплются раскаленные камни, солнце погаснет и земля треснет! – едко поддела она великого островного соблазнителя. – А потом еще и бросить начатое на полдороге!

– Так ведь конец света был, – до Палача дошла суть обвинений, но облегчения он не испытал. Ибо госпожа Нихэль в гневе была страшна, а сейчас ветеринарша определенно пребывала в гневе.

– Вечно у вас, у мужиков, какие-то отговорки дурацкие! – презрительно отмела Кат возражения. – Конец света, чтоб ты знал, не аргумент, – и, деловито оглядевшись, ухватила опешившего доктора за локоть и потащила в угол, на низенький топчан. – Это тебе не пленниц на дыбе растягивать и не девок валить на кушетку.

И если наказание должно быть соразмерно преступлению, то бывший калитарский палач определенно получил свое. Хотя в таких делах разве поймешь, где преступление, где наказание, а где и вовсе награда? Даже морским и подземнымбывает сложно разобраться, куда уж людям…

Господин Тай и его женщины. Эспит

В жизни калитарских владык, равно как и эспитских лордов, есть множество обязанностей, но и привилегий хватает. И одна из существенных – калитарскому владыке не нужно бегать за новостями вдоль линии прибоя. Новости приходят сами.

Танет ворвалась вместе с ветром, полная гнева и известий, стремительная и хлесткая, словно удар шелковой плети-девятихвостки, и замерла на пороге. Лорду Таю не нужно было смотреть на нее, он и так знал, что глаза Наложницы блещут молниями, а горло женщины перехватывает спазм от волнения и ненависти, так что говорить она не может.

– Спокойней, Танет, – молвил лорд, не поворачивая головы. – Не отвлекайся, Орва.

Маленькие сильные ладони Орвы, замершие было, вновь принялись разминать плечи повелителя. Даже конец света – не повод прерывать массаж, тем паче, что всё уже случилось.

– Ну, и что наш герой? – осведомился он, дождавшись, пока шумное дыхание Танет выровняется.

– Жив. Бодр, нагл и, похоже, искренне собой гордится, – отчеканила Наложница. – Как балованный кот: нагадил на ковер и рад.

– Он оскорбил тебя, – отметил лорд, переворачиваясь на спину. – Довольно, Орва, благодарю. Подай теперь халат.

– Позволь мне, господин, – Танет помогла ему одеться и, дождавшись благосклонного кивка, продолжила: – Дело не в оскорблении. Этот беспамятный мотылек-однодневка о настоящих оскорблениях не знает вовсе ничего, да и откуда бы ему знать… Это пустое. Но если из-за него всё изменится, если мы станем такими же безмозглыми и слепыми, как он сам, если… – женщина осеклась и подавилась собственным вздохом. – Я выбрала быть с тобой, мой господин, и умереть с тобой. Тогда, и сейчас, и всегда! И не мурранцу в это лезть! Если теперь всё было напрасно… Клянусь, я сама его убью.

Лорд улыбнулся и погладил ее по волосам, успокаивая.

– Если ты этого хочешь, Танет, он не увидит следующего утра. Ты хочешь?

Она колебалась с минуту, прежде чем ответить:

– Нет. Пока не хочу.

– Ну, а ты, Орва? У тебя прежде выбора не было, но теперь ты больше не моя рабыня. И мы не в Калитаре.

– Если бы морским и подземным было угодно, чтобы я была свободной, то я бы родилась не рабыней, – беспокойно повела плечами Орва. – Я была бы другой, такой, как она, – женщина кивнула на Танет, – или как Лив. Но я прежняя, мой господин, я остаюсь все той же Орвой. Не отсылай меня.

– Не отошлю, милая, не бойся. Вот видишь, Танет, нет причин для тревоги. Или ты чувствуешь в себе перемены?

– Я… – Наложница нахмурилась и потрясла головой, словно хотела вытряхнуть из нее беспокойство: – Ты хочешь, чтобы я сомневалась! Нет, никаких перемен. Я всё та же.

– Никому не под силу изменить тебя, если ты этого не хочешь, – кивнул лорд, протягивая руки к обеим своим женщинам и обнимая их разом. – Вы – прежние, вы обе. Ты, Орва, могла бы донести на меня и получить свободу, но не стала. И ты, Танет, сама пришла, чтобы разделить заключение и казнь с мятежником. Даже боги не могут этого отменить.

– Я сделала бы это снова, – прошептала Танет. – Тот последний день в Калитаре… Это был самый прекрасный день.

– Ну так поблагодари мурранца хотя бы за то, что теперь ты это помнишь. Он – всего лишь человек, не делай его слишком значимым. Его свидетельство помогло нам вспомнить первую жизнь и только.

– Но… – подала голос Орва. – Но если теперь он расскажет о нас? И все эти люди снова появятся здесь, чтобы мешать нам, и глазеть на нас, и смеяться над нами, будто мы шуты… Может быть, лучше все-таки его убить, пока он не заговорил?

– Вот-вот, – согласилась Наложница. – И я о том. Мы всегда были осторожны, а теперь…

– Не придется, – прервала этот тревожный ропот Лив, довольно бесцеремонно вторгаясь в обитель лорда Тая. – Ланс будет молчать, а если и заговорит, то так, что ему никто не поверит.

– Ты уверена? – требовательно насела на нее Танет.

– Ты ручаешься? – подхватила Орва.

А господин Тай только бровь выгнул и улыбнулся загадочно. Он-то знал.

– Если я в чем и уверена, то только в том, что Ланс – жадина, – отрезала Стражница. – Он не станет делиться своим Калитаром ни с кем, и дело тут не в деньгах или славе. Нет нужды от него избавляться. Он сделал свое дело и теперь хочет остаться с нами.

– Но он… человек, – возразила Наложница.

– А мы тогда кто? – усмехнулась Лив. – Морские и подземные?

– А я бы не стал исключать такую возможность, – негромко заметил лорд. – Орва, милая, скажи им то, что недавно говорила мне.

– Я подумала… – нерешительно начала рабыня и осеклась, но, подбодренная кивком господина Тая, продолжила: – Когда Калитар… погиб, должны были погибнуть и наши боги. Но мы… мы ведь были последними и, к тому же, мы были жертвами, посвященными морским и подземным. Что, если они вошли в нас, и наполнили нас… Если кувшин разбит, вино можно разлить и по чашам.