Текст книги "Бабочки в жерновах"

Автор книги: Людмила Астахова

Соавторы: Яна Горшкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

И невозмутимо застучала дальше по клавишам. Солнце только зенита достигло, а впереди еще куча работы. Не зря ведь говорят, что на упрямцах весь Хадранс держится.

Заглянул позубоскалить смазливый ветеран, но Верэн уже успела смекнуть, с кем он шуры-муры водит, а потому на обаяние господина Рэджиса не поддалась. Так поодиночке и группами на новенькую зашли поглядеть, должно быть, все островитяне. За исключением лорда Тая и, конечно, Берта Балгайра. Вот кому достались бы тщательно хранимые упрямой хадрийкой ласковые улыбки. Все до единой – лукавому контрабандисту.

Но мужики, они и в самом деле, как коты. Когда их зовешь, кис-кисаешь – никогда не появятся сами. Но впадать в уныние девушка тоже не стала. Ибо давно известно и то, что мужик, что твой кот, обязательно появится, когда его уже и не ждешь совсем.

Тьерран Берт Балгайр и Оливи Танет Лакрес

Приятно все-таки в кои-то веки не экономить солярку! Вот что значит – практически государственный заказ выполнять. «Правые» ради Общего Дела на топливо для бертовой «Келсы» скидывались, конечно, но много ли с тех «правых» возьмешь? Нет, с Исила Хамнета как раз взять можно, равно как и с Кат Нихэль, но вот из сударынь Тэранс, из обеих сразу, вкладчицы никудышные. А взятые с Ланса Лэйгина тысячи едва-едва покрывают расходы, да к тому еще конфискованный груз… Короче, если б не лорд Эспит, никуда бы «Келса» не пошла, разве что под парусом, и пришлось бы милашке Танет добираться до острова вплавь. Однако лорд щедрой рукой отсыпал, точнее, отлил Берту солярки, а с полными-то баками и плыть веселее! Даже в грозу.

К слову, морским и подземнымжертвенное вино, видать, по вкусу пришлось. Юркий баркас, ведомый опытной рукой рыжего капитана, проскочил буквально по кромке непогоды и, лихо взрезая форштевнем неспокойные волны, устремился к берегам Муррана, словно удачно пущенный крикетный шар. Так что уже часам к десяти утра «Келса» подошла к Дайону, на этот раз – вполне открыто, не виляя и не шныряя по укромным бухточкам.

В республиканском порту был туман. И Танет, грациозно восседавшая на капоте «айр эмери» и кокетничавшая с таможенником, казалась в этом неверном жемчужном ореоле древней… ну, не богиней, конечно, но куртизанкой, соблазнительной и опасной. Хотя почему казалась? Именно ею прелестная девушка, в этом круге носившая имя Оливи, всегда и была. Менялись только маски, но не роль.

– Бертик! – радостно помахала рукой Оливи, не меняя, впрочем, позы. Оно немудрено: общество, в лице буквально прижарившегося взглядом к девичьим ножкам таможенника, нипочем бы ей не простило, если б красотка одернула юбку. Берт, чего греха таить, тоже стрельнул глазами на шелковые чулки. Красотища! Полсотни бон в Дайоне, а уж на Эспите и на полторы потянут.

– Что смурной такой, котик?

Балгайр едва успел на причал ступить, а Оливи была уже тут как тут: отнюдь не по-сестрински обвила руками и в ухо лизнула. Ногу на бедро не закинула, и то хорошо. Потому как бедра у барышни были хороши настолько, что всякая мысль сразу же утекала из головы гораздо ниже, а нынче оно не ко времени.

– Прекрати, Танет! – прошипел Берт, отдирая от себя красотку, но стараясь при этом быть поделикатней. Ибо Танет по части мстительности даже Лив фору даст, и обижать прелестницу не стоит.

– Ха! – фыркнула девица, расцепляя клещи своих объятий. – Никак Овчарка тебе нынче не дала? Или… – круглый глаз, лукаво прикидывающийся по-детски наивным, подмигнул: – Дала, да не тебе? А? Не пожалел еще, что мурранского шустрика по дороге не утопил, Бертик?

– Танет, – как можно спокойней ответил рыжий, – я тебя прошу – не лезь, пожалуйста. Мне уже Лив плешь проела с этим Лэйгином, а тут еще и девчушка эта как на грех… Ну будь хоть ты милосердна!

– С тобой, мой сладкий – всегда! – щедро пообещала Оливи. – Вот как только машинку погрузим, и… Знаешь, какая там обивка? М-м-м… Кожа гладенькая, как у пятнадцатилетки! Что, нет? Ну, нет так нет! – и весело рассмеялась, ничуть не обескураженная отказом.

Была она из породы женщин, которых хотят все, и ремесло свое, во все времена прибыльное, превратила в настоящее искусство. В иные века Танет случалось проживать очередной круг спутницей поистине великих мужчин, но случалось и собственной нежной шкуркой расплачиваться за красоту и неистребимый аромат соблазна, кружащий головы похлеще самых дорогих духов. Но именуемая Оливи всегда оставалась во-первых, эспиткой, а во-вторых – умницей. За это Берт и ценил шальную красавицу, а вовсе не за одни только любовные таланты.

– За мурранца, кстати, вы со мной так и не рассчитались, сограждане, – деловито напомнила барышня Лакрес. – А он, между прочим, под прицелом меня держал, да еще и в одних чулках! И, кстати, тех загонщиков, которых мне пришлось нанять, чтоб придать красавцу прыти, тоже не худо бы оплатить.

– Закончим дело, и община рассчитается.

– Э, нет, дружочек! – Оливи усмехнулась и прищурилась, что твой снайпер. – Я авансом не работаю. И, если ты вдруг запамятовал, я-то как раз из «левых» и на сходке при голосовании воздержалась. Так что гони монету! Я знаю, что ты из мурранца порядочно вытряс, а что не смог, то Лив выдавит. Иначе в счет оплаты я «айр эмери» заберу, а ты потом объясняйся сам с лордом Таем.

Берт тоскливо вздохнул. Будь этот рейс старой доброй вылазкой за контрабандой, милашка Танет лишний раз и не пикнула б. Но нынче на руках у алчной соотечественницы имелся полный пакет документов на роскошное чудо техники, да и лишний раз провоцировать лорда – и Лив! – не хотелось…

– Под расписку! – предупредил Балгайр, почти с кровью отрывая от сердца бумажник. – И только половину! Остальное дома получишь.

– Другое дело! – изящная лапка Оливи цапнула хрустящую пачку купюр из раскрытого бумажника так стремительно, что Берт и моргнуть не успел. – Мальчики, начинайте!

Повинуясь отмашке барышни Лакрес, грузчики взялись за «айр эмери» так деликатно, будто машина была ритуальной храмовой вазой Пятой Династии из древней Фергины.

Берт вздохнул еще раз, провожая медленно поднимающуюся над причалом машину взглядом. А Оливи, уцепившись за его локоть, заглянула в лицо рыжему капитану снизу вверх и мурлыкнула:

– Ну что, Лазутчик? Как насчет кофе с ликером для сестрицы-Наложницы? Заодно и новости расскажешь. А то ведь я в этом Мурране как в пустыне, даже поговорить не с кем!

Вкушать же означенный напиток Танет – спасибо ей за это! – неожиданно согласилась прямо на борту «Келсы», вместо того, чтобы потянуть Берта в какое-нибудь модное дорогое местечко, где за микроскопические порции заламывают такие цены, что не пересказать. Пока капитан колдовал над погнутым кофейником, Оливи умудрилась накрыть импровизированный стол прямо на канатном ящике. И салфетка чистая у нее нашлась, и даже пакетик печенья. Ликер тоже был свой.

– Ах, Бертик, – вздохнула барышня Лакрес, изящно пригубив напиток из простецкой оловянной кружки. – Сколько тебя знаю, столько поражаюсь! Похоже, только ты из любой бурды способен сотворить королевское лакомство!

– Завязывай льстить, Танет, – пробурчал Берт, не столько польщенный, сколько обеспокоенный. Излишнее расположение такой женщины, как Оливи Танет, грозило неприятностями едва ли не большими, чем ее неприязнь. Эспитки мстительны, но мстительны по-разному. Там, где Лив прёт напролом, Дина с Лисэт втихаря подливают отраву, соревнуясь разве что в составе яда, а Кат Нихэль громогласно щелкает щипцами для кастрации крупного рогатого скота, Танет с обольстительной улыбкой вручает жертве веревку и наблюдает потом весь процесс самоубийства, облизывая пухлые губы самым кончиком розового язычка. Кстати!

Капитан «Келсы» уставился на свою красотку-пассажирку с мрачным подозрением.

– А у нас Эвит повесился намедни, – сообщил он одну из главных новостей Эспита.

– Опять? – Танет вытаращила глаза в таком искреннем изумлении, что подозрительность Берта немедля расцвела и заколосилась. – Ой, не смотри на меня так, котик! Меня же не было дома!

– Тебя-то не было… – хмыкнул мужчина, но договаривать очевидное не стал. И так понятно, что Оливи совсем не нужно лично душить соседа, чтобы отправить его на новый круг перерождений.

– Ты от Лив подцепил подозрительность, – хихикнула девица и дразняще высунула кончик языка между розовыми бутонами губ. Бутоны завлекательно блестели, и Берту пришлось пару раз моргнуть, чтобы отогнать наваждение. – А может, еще и импотенцию заодно? – с искренней заботой предположила Оливи. – Ой… уж не добралась ли до тебя Кат со своими щипцами?

– Тьфу! – Берт обозначил символический плевок. – Шалава!

– Подкаблучник! – не осталась в долгу барышня Лакрес, вовсю наслаждаясь тем, что вывела-таки из себя рыжего контрабандиста. Оливи ничем не рисковала – сделать ей Балгайр ничего не смог бы, даже если бы сердился по-настоящему. Но на Эспите давно уже не топили друг друга из-за таких пустяков, как брань.

– А если отбросить шутки, – вздохнул Берт, – то Лив и впрямь всерьез решила нас проучить, похоже. Как бы не сорвалось все дело из-за ее упрямства!

– О! – Танет перестала ухмыляться и соблазнять и даже села прямо, как примерная гимназистка, скромно скрестив ножки и сложив руки на коленях. – Что она делает?

– Дурит! Дурит, блажит, истерит – называй, как хочешь! А весь остров ей подыгрывает, глядя, как Овчарка учит заезжего хмыря, где его место.

– У параши, где ж еще, – заметила красотка грубо, но точно. – И разве не в эту любимую игру Лив играет с каждым новеньким? Мы все через это прошли, ты забыл? Так чего же ты боишься сейчас?

– Того, что на этот раз она не играет, – отрезал Берт. – Я ее знаю. Она на самом деле хочет нам помешать и из кожи вон лезет, чтобы спасти нашего жертвенного поросенка. Счастье еще, что сам он этого не понял.

Лив. Эспит

– Маргаринчик, маргари-ин… – мурлыкала Лив себе под нос, довольная, как обожравшаяся кошка. – Маргаринчик… Пирожки…

Морские и подземные, как же приятно быть начальником! Даже если подчиненная весьма условная и вообще вся такая непонятная, однако ж пальцы о клавиатуру печатной машинки отбивает как миленькая! За одно только это можно многое простить: и по-детски неуклюжие попытки соблазнить Берта, и омерзительное «тетенька», и глазки эти влажные с пушистыми ресничками… бр-р-р…

Пока Куколка корпит над стопкой бумаги и марает пальчики об красящую ленту, госпожа эмиссарша решила отправиться за покупками. Велосипед с корзинкой, посвежевшие после ночного дождя холмы и долы Эспита, летний колдовской аромат разнотравья и – в кои-то веки! – вполне приличная по островным меркам сумма в кошельке. Во всяком случае, на самое необходимое хватит, и да благословят морские и подземныетого, кто придумал конфискацию и использование служебного положения в целях личного обогащения!

Процент с удачной поимки «Келсы» и ареста ее груза вышел небольшой, но достаточный, средней паршивости такой процентик. Зато Гаральт не забыл отстегнуть долю от своего не слишком законного промысла подпольного менялы. Разница в курсе между мурранским боном и вирнэйской эви после войны стала просто чудовищной из-за санкций Казначейства Ее Величества, и надо было видеть выпученные глаза господина Лэйгина, когда он услыхал официальный курс. К счастью, у почтаря Гаральта в задней комнате можно было обменять деньги и по неофициальному, а Лив все то время, пока длилась эта криминальная валютная операция, позевывая, листала гранки свежей газеты. Еще стопочка купюр в фонд поддержки деятельности эспитского эмиссариата, хе-хе. Да, коррупция, да, стыд и позор, однако… Дама Тенар и рада была бы не брать, если б система не работала на всех уровнях. Эспитской эмиссарше ведь тоже приходилось делиться с заморским начальством. Господин окружной эмиссар Тинз привык получать от подчиненных вполне определенные суммы раз в квартал. С каких, спрашивается, шишей их платить, ежели не брать?

Процент с якобы уничтоженного конфиската, процент со штрафов, Гаральта, опять же, процент… Это лишь кажется – много, а на самом деле хорошо, если хватит не только на маргарин и муку для пирогов, но еще и на дрожжи с растительным маслом. Благо, что молоко и яйца свои!

Любят ли пауки мух? Верней сказать, любит ли овчарка свое стадо, а охранник в каторжной тюрьме – заключенных кандальников? А Лив дама Тенар – гостей? Да, и еще как! Если бы их при этом не надо было кормить!

Кстати, о кормежке. В кладовой у эмиссарши, конечно, имелся неприкосновенный запас консервов и концентратов, в основном добытых полулегальным путем. После Большой Войны многие армейские склады превратились в магазины для населения, работавшие преимущественно в ночное время и с оглядкой на военную полицию, которая, впрочем, тоже была в доле. Оптовикам скидки. Лив, пребывая под впечатлением от продовольственного кризиса военного времени, приобрела по случаю два десятка ящиков. Массивные списанные банки консервированного мяса и концентраты для псевдо-супов, в основном. Вполне терпимо для неприхотливых едоков – эмиссарши и Перца – чтобы пережить голодную зиму, но не станешь же потчевать дорогих гостей пшенкой, горохом и перловкой? И Берт на этот раз, как назло, никаких деликатесов не привез, одно лишь шмотье да курево… Кому здесь нужны эти модные шляпки, спрашивается? Лучше б дрожжами забил трюм под завязку, вот это было б дело!

– Всему этих мужиков учить надо… – проворчала Скайра, некстати вспомнив об окаянных дрожжах. Ну, Рыжий! Обещал же! Конечно, тесто можно замесить и на воде, но тогда пирожки придется жарить, а значит – тратить масло, тоже не дешевое. А пирогов хочется. Причем не сладких хадрийских, а сытных вирнэйских, с требухой, или с рыбой и рубленым яйцом, или, на худой конец, с картошкой!

Впрочем, тот, предложенный Верэн, тоже может получиться вполне себе неплохим, особенно если взять процесс под контроль. И если удастся купить маргарин! Девчонка лепетала что-то о масле – надо полагать, сливочном, коровьем – однако на Эспите этот деликатес водился только в кладовой у милорда. Варден Тай даже холодильник себе завел – жутко грохочущий агрегат, работавший на керосине. Но лорд есть лорд, ему сами морские и подземныевелели иметь в доме все самое лучшее из новинок. Опять же гостят у повелителя Эспита отнюдь не хадрийские крестьянки с самозваными учеными! А что до всех прочих…

Съестными припасами на острове постоянно торговал только мясник, господин Ренан Бру Валлис. Ввиду отсутствия конкуренции и общего дефицита привозной провизии на милейшего господина Валлиса иногда накатывал такой спекулятивный азарт, что он взвинчивал цены в своей лавчонке не втрое даже, а шестикратно. Когда проклятия, угрозы, всеобщий остракизм и мелкие пакости, вроде подливания керосина в цистерну для питьевой воды не действовали на хапугу, эспитцы собирались стаей и шли сперва к Лив, а потом и к лорду с требованием разобраться. Варден Тай, как ответственный правитель, несколько раз лично устраивал мяснику разнос, без особого, впрочем, эффекта. После каждой головомойки товары попросту исчезали с полок единственного эспитского универсального магазина. А поскольку вандализм, поджоги и членовредительство не одобряли ни законы Вирнэя, ни имперская эмиссарша лично, получался очередной замкнутый круг. К счастью, не так давно подоспел весьма полезный указ Ее Величества, где подданным запрещалось торговать съестными припасами без разрешения, подписанного – гип-гип-ура мудрости Ее Величества! – совместно доктором, ветеринаром и представителем имперской власти. Обязательность всех трех подписей делала подкуп слишком дорогим. Так что теперь, когда господин Валлис еще только начинал по старой памяти входить в предпринимательский раж, на пороге его магазина появлялись доктор Хамнет, Кат и Лив в сопровождении группы поддержки из сердитых сограждан. Опечатывание склада и угрозы натравить инспекцию из метрополии помогали так же от навязчивого желания создать на Эспите искусственный дефицит. Видят морские и подземные, здесь и так хватало проблем, еще не хватало жадных лавочников!

Впрочем, и с доктором, и с ветеринаршей, и даже с Лив всегда можно было договориться. Другое дело, что этакое соглашение сожрало бы все возможные сверхприбыли господина Валлиса с жадностью осеннего шторма.

– Тесто должно получиться плотным и хрустящим… – вслух рассуждала Лив, по давней привычке обращаясь сама к себе. – И не сладким. А если бы вместо яблок пустить на начинку мясного фарша, да с лучком… м-м-м…

Но мясо было слишком дорого, к тому же идея нажарить котлет из чего-то, что вполне могло соседствовать на леднике мясника с телом несчастного Джая-Эвита… Это было слишком даже для небрезгливой Лив. А жаль!

Видение истекающих ароматным соком жареных пирожков с ливером оказалось столь явственным, что Лив даже почудился их неописуемый запах. Женщина прижмурилась и повела носом, а когда вновь открыла глаза, убедилась, что вовсе даже не почудилось. Так и есть: с ливером пирожки, жареные, собственными румяными персонами. Лежали они аккуратным рядком на резном деревянном блюде и разве что не подмигивали: «Съешь меня! Съешь меня скорей!»

Лив моргнула. Ну так и есть! Через невысокую живую изгородь ей прекрасно видна была та, что упражнялась в пекарском искусстве. Госпожа Матэи хлопотала в импровизированной летней кухне: вынесла в садик жаровню, натянула тент, облачилась в фартук и знай себе лепила традиционные эспитские «лодочки», оставляя «глазок», в котором виднелась начинка. Мясная. По одной запуская «лодочки» в кастрюлю с кипящим маслом, госпожа Матэи затем ловко выуживала готовый пирожок шумовкой, стряхивала капли масла и выкладывала «лодочку» на блюдо, к ее сестричкам.

– Лив! – радостно воскликнула хозяйка и помахала эмиссарше шумовкой. – Хочешь пирожок?

– С чем это? – подозрительно осведомилась дама Тенар.

– С печеночкой! А вон те – с потрошками. Бру распродажу устроил, мясо уже второй день отдает просто за бесценок. Праздник же, да и ледник у него занят. Я еще и голяшку у него взяла на студень, и косточек мозговых…

– Вот же скотина злопамятная! – рассердилась Лив. – Обещал же мне костей и ливера для Перца, и хоть бы словечком обмолвился намедни, что распродавать запасы будет! Бормотал, дескать, нет ничего, пусто… Ну, я его!

И, спешно оседлав велосипед, заторопилась к мяснику. Сограждане такие сограждане! Всем островом утаить от эмиссарши новость о распродаже в продуктовой лавке – на это они горазды.

Дама Тенар следила за поворотами тропинки, а потому не оборачивалась и не могла видеть, каким многозначительным взглядом проводила ее госпожа Матэи. Разве что холодок, пробежавший мышиными лапками вдоль позвоночника, почуяла Скайра, но подумала – сквозняк. А зря, видят морские и подземные, зря не обернулась.

Естественно, к моменту, когда колеса велосипеда дамы Тенар прошуршали шинами по дорожке, вильнувшей к лавке господина Валлиса, все приличное мясо уже давным-давно разобрали. И кости хорошие – тоже. Потому как кости костям рознь, а ушлый торговец имел обыкновение выкладывать на прилавок изжелта-белые мослы, с которых мясо не то, что срезали, а, казалось, и обглодали. Всяческие же аппетитные ребрышки, голяшки и исключительно наваристые хвосты Ренан Бру откладывал для особых клиентов. На Лив мясник имел зуб, равно как и на доктора с ветеринаршей, поэтому этим троим частенько ничего не доставалось. И что с ним поделаешь, с жуликом! Свобода, мать его, предпринимательства.

Без особенного запала поторговавшись и поиграв в гляделки с хорошенькой, но каких-то запредельных денег стоившей поросячьей головой, Лив похмыкала и взяла говяжьего рубца для Перца. Хоть у кого-то на праздничном столе должно быть мясо в башне Тенар, в конце-то концов! А двуногие перебьются. Хорошо, что хоть маргарин у Валлиса еще весь не разобрали. А вот дрожжей Ренан не продал, плакался, дескать, раскупили все дрожжи, ни палочки не осталось. Врал, небось. Хотя может быть и правда. Завтра Фестиваль, и все эспитские хозяйки нынешним вечером примутся печь. И ближайшие три дня ветер над островом будет пахнуть самыми разными пирогами, пирожками, булочками и пирожными… Но расхворавшегося, а скорее – отравленного мурранца пирожками на ноги не поднимешь.

«Придется зарезать Пеструшку, – вздохнула Лив, смиряясь с неизбежным. – Тут и бульон, и начинка в пирог… Эх!»

С курицами даме Тенар не везло катастрофически. То цыплята попадались хилые и мерли, то ястреб повадился охотиться именно на домашнюю птицу эмиссарши. Поэтому решение зарезать ради проходимца-Лэйгина одну из трех уцелевших кур было равносильно подвигу. Который, разумеется, все равно никто не оценит, и в первую очередь сам мурранец. С подвигами всегда так, что ж поделать.

Фрэн, Мерерид и Элисон.

Если Фрэн злилась на весь мир, то ничего вокруг не замечала. Если приступ мизантропии заставал её под общей крышей, просто молчала, глядя мимо Мерерид. Вне стен дома младшая ведьма давала себе волю – ускоряла шаг и неслась на крейсерской скорости по дороге, опоясывающей весь остров. Стаптывать каблуки, конечно, тоже не дело, но лучше потом набойки новые поставить, чем бросаться на всех встречных с кулаками.

Справедливости ради надо сказать, что срывами на нервной почве страдала и маменька. Причем так было всегда. Из круга в круг. Совместная жизнь Дины и Лисэт способствовала тому, что к определенному возрасту обе умели выпускать пар прежде, чем взорвется котел взаимной «любви».

Одинаковые привычки сближают не больше, чем вечный дележ общего мужчины, а Элисон, как всегда, был невероятно легок на помине. Стоило о нем подумать – и вот он, пожалуйста! Пылит себе по обочине, немного прихрамывая, руки в карманах куртки, армейское кепи на затылке. Издали – ни дать, ни взять солдатик, подавшийся в самоволку.

– Хил! Постой-ка!

Старшая Тэранс тут как тут.

Если даже привычная Фрэн на месте подпрыгнула от резкого вопля Мерерид, то нездоровые уши Элисона он, наверняка, пронзил болью.

Ветеран застыл как вкопанный, обнаружив засаду позже всех, отчаянно сожалея, что не успел спрятаться в кустах.

– Здравствуйте, милые дамы, – молодцевато отсалютовал он. – Славный сегодня денек, не правда ли?

– Сделай лицо проще, Элисон Хил, – отчеканила Мерерид. – Светские беседы не про тебя.

– Как скажешь, Дина. Чего надо?

– И не груби мне!

Внезапное появление доченьки сбило старую ведьму с толку, и она тут же ополчилась на обоих.

– Сколько можно шляться? Глазки Лэйгину целый час строила? Нечем больше заняться?

Фрэн лишь плечами пожала. Никаких иных слов она от матери и не ожидала.

– Надо же, столько вопросов сразу…

– Дерзишь?

– И в мыслях не было, – лениво проворковала Фрэн. – Отнесла белое платье для девчонки. Ланса завтраком покормила.

Тут уж любопытный, точно портовый кот, ветеран не смог удержаться.

– И как там наш мурранский гость поживает? – спросил он.

– Да! Ты всё сделала как нужно? Или опять «ошибочка» вышла?

Мерерид так сощурила глаза, что они казались узенькими щелочками на сметанно-бледном, тщательно хранимом от губительных солнечных лучей лице. И губенки поджала, и вся напряглась, словно для прыжка.

«Шею свою тощенькую смотри как вытянула», – подумала Фрэн, примериваясь для одного, но смертельного удара.

– Сидр он выпил весь, до дна, – пробормотала она, непроизвольно сжимая пальцы в кулаки. – Ты же не хочешь, чтобы мурранец помер прямо сегодня?

«Нет! Хватит! Перестань немедленно! Нельзя!»

И расслабила ладонь, и отвела взгляд, едва переводя дыхание, будто после долгого бега.

– Будем надеяться, – фыркнула Мерерид. – Я не меньше твоего хочу… этого.

О да! Старая ведьма всё прекрасно понимала. И под коротким « это» подразумевала всё – и взаимную свирепую ненависть с Фрэн, чреватую убийством, и такую же неистовую жажду освобождения от уз, которые за много веков превратились в кандальные цепи. Смертельные вериги, которыми сковали всех троих – Лисэт, Дину и Хила, раз за разом возвращали их друг к другу с неумолимой силой. Чем сильнее дернешься, тем больнее отдача.

В той, в самой первой, неведомой жизни их так изощренно наказали за какое-то страшное преступление морские и подземные. Мать или дочь, дочь или мать – выбор жребия зависит от того, кто родился раньше. Или кто кого убил. Странное нечеловеческое возмездие – убийца всегда обречена возродиться дочерью, чтобы очутиться в полной власти своей жертвы. Но Лисэт и Дина поняли эту взаимосвязь не сразу. Попыток избавиться друг от друга было много. Как-то раз, правда, очень давно, почти пять веков назад, Лисэт даже носила пояс целомудрия. Не помогло. Не под силу человеку восстать против воли морских и подземных, хоть закапывай новорожденную в ближайшем лесочке, хоть обет безбрачия давай, хоть отодвигай деторождение на самый крайний срок, а предначертанное все равно исполнится. Судьба имеет тысячи обличий – подчас самых жутких, о которых лучше бы забыть, да не выходит. И поздно сетовать, поздно каяться, когда руки замараны в родной крови не по локоть даже, а по уши, и за бесчисленные преступления всем троим положено уже по десять вечных приговоров. Ибо Хил тоже в стороне не стоял. Он – причина раздора, ревности и обмана, он – награда для одной и кара для другой женщины, он был бы счастлив избавиться от обеих (и успел по нескольку раз это сделать разными способами), но проклятье безнаказанно отпускало Хила лишь на войну. А потом он возвращался увечный – однорукий, одноногий, слепой, чтобы умереть на руках либо у Лисэт, либо у Дины. Если повезет, то довольно скоро, а если нет, то спустя годы и годы взаимных мук. Чтобы снова родиться и, пройдя новой дорогой любви-ненависти, вернуться обратно. И так из века в век, из жизни в жизнь, из смерти в смерть… Но даже каторжники в каменоломнях Гвэнаэля, уж на что поголовно злодеи и душегубы, а умудряются притереться друг к дружке, приспосабливаются, а две нечужие друг другу женщины и подавно сумеют установить правила общего жития. Но не сразу, нет, не сразу…

Впрочем, есть ли на Эспите хоть кто-то совершенно безобидный? Бабочки, разве что, а так у всех рыльце в пушку. Даром, что ли, Кат Нихэль превентивно отрезала яйца своим шестерым котам? То-то же!

– Все хотят! – отрубила Фрэн. И подумав, уточнила: – Все «правые».

– Я думал, мы договорились с «левыми».

Во время последних переговоров именно Хил выступил в качестве парламентера. Правда, с огромной неохотой. Уцелев на войне, он совсем не хотел отправиться на новый круг прежде срока, отпущенного природой. У «левых» было меньшинство, что обычно придает им решительности.

– Ты не слышал, что несла сегодня эта с-с… Овчарка. Она, мол, сделает все возможно и невозможное, чтобы спасти шкуру Лэйгину. Каково?

Фрэн рычала сквозь зубы с такой яростью, что даже Мерерид сделала маленький шажок назад. Нечеловечески сдержанная Лисэт не терпела препятствий, когда цель становилась близка, она сметала на своем пути всё и всех, шагая, если потребуется, по трупам.

– Лив спятила! – возмутился Хил. – Столько усилий, столько…

– Денег! – перебила его старшая ведьма. – Она понимает, что мы потратили целое состояние, чтобы заманить жертву? Это куча денег!

Отрывая от семейного бюджета и от собственного сердца целых сто пятьдесят эви, Мерерид Тэранс натурально рыдала над каждой купюрой. Три года прошло, и не было еще дня, чтобы она не вспомнила о столь крупной сумме. Фрэн, кстати, собирала её пять лет, откладывая по орику, но не пожалела ни мгновения.

Младшая Тэранс так иступленно верила в удачу их предприятия с Лансом Лэйгином, что Хил чуть ли не всерьез взревновал к загадочному мурранцу. Университетские дипломы, как известно, действуют на иных женщин посильнее приворотного зелья. Без ученых степеней мужик останется просто еще одним мужиком, но стоит накинуть ему на плечи атласную мантию и – пиши пропало. У бабья тут же сносит весь невеликий разум от восторга. Проверено было сто раз. На обозных шлюхах, которые первым делом вешались на шею всяким умникам.

– Ей надо помешать, – заявила Фрэн. – Любым способом.

И посмотрела на любовника со значением и вызовом. Мол, докажи, что имеешь право носить штаны с ширинкой.

Но уж кем-кем, а подкаблучником Хил не был никогда. Ни в одной из множества жизней.

– Остынь, Лис. Я не стану Лив убивать.

Мерерид немедленно расплылась в довольной улыбке. Разгорающаяся ссора доченьки и Хила радовала её сердце несказанно.

– К чему твоя ухмылочка? – рявкнула младшая ведьма. – Если от кого-то и будет толк, так это от Ланса Лэйгина, запомните! И не Овчарке выбирать – быть ему жертвой или нет. Всё уже решено.

Но и Хил за словом в карман не лез:

– А я не для того вернулся живой и целый, чтобы отправится на эшафот за убийство! Это, знаешь ли, маленькое удовольствие. Тебе припекло? Так бери нож и топай к Башне Зорких.

Мерерид хихикала, Фрэн скрипела зубами, а Элисон орал во всю глотку – сценка была достойна хрестоматии и умилила бы любого из эспитцев до слез. Если на перекрестке застыли трое – Дина, Лисэт и Хил – задумавшие убийство и уже готовые впиться зубами друг другу в глотку, значит, фундамент мироздания незыблем и никакой прогресс его не пошатнет. Пусть хоть в каждом домике будет стоять по телефонному аппарату.

– В любом случае, насчет Лив нужно договариваться с Бертом, – напомнил ветеран. – Если кому она торчит, словно кость в горле, так это ему.

Младшая Тэранс поморщилась недовольно.

– У Бертика свои мотивы.

– Например, по уши влюбленная молоденькая хадрийка, – мурлыкнула Мерерид.

Лисэт, конечно же, осенило первой. Ведьма, она всегда ведьма. Она даже в ладоши хлопнула.

– Точ-чно! Верэн же еще куколка!

Никому из них троих не хотелось, в случае вероятного провала, начать следующую жизнь прямиком с мести Овчарки Лив. Прецеденты уже были. Никому не понравилось.

– Подставляя Салду или Лунэт, мы тоже рискуем, – осторожный Рэджис настолько втянулся в спокойную жизнь острова, что только традиция удерживала его в стане «правых» – сторонников жертвоприношения.

К слову, на сегодняшний день главной и основной интригой для всего населения Острова была личность, спящая в теле миниатюрной хадрийки Верэн Раинер. Ставки были пять к одному против Лунэт. Самоубийство Джая ведь не просто так совпало с появлением девчонки. Старый параноик почуял Салду, не иначе, справедливо решили островитяне.

– А отпуская Ланса Лэйгина, мы остаемся вообще без кандидата, – не сдавалась ведьма.

– Да с чего ты взяла, что он станет избавителем? Откуда такая уверенность?

Хил внимательнее всмотрелся в нахмуренную физиономию любовницы.

– Тьфу! Лив на тебя сегодня наорала, вот ты и обозлилась так, что хочешь её прикончить. Вечно с тобой одна и та же история.