Текст книги "Дары ненависти"

Автор книги: Людмила Астахова

Соавторы: Яна Горшкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– В следующий раз, дорогой мой Аран, я тебя точно выгоню. Ай!

Девушка, расчесывающая волосы, прыснула от смеха и дернула за прядь.

– Под забор, как шелудивого пса? – уточнил камердинер со всей серьезностью.

– Точно!

– Вы меня совсем запутали, миледи. То входи к вам, то не входи. Че делать-то?

– Пошел вон, дурак!

«Пшел вон!»

Они с призраком Эйккена выкрикнули это одновременно. Несчастный дух тоже не вынес тонкого издевательства над здравомыслием.

«А ведь если бы не ты, драный пес, то я бы этой ночью не замерзла до легкой изморози на ногах», – посетовала Джона.

Хилдебер Ронд уже почти добился приглашения полюбоваться на коллекцию старинных стеклянных скульптур оставленную покойным супругом графини, как совершенно некстати вспомнился призрак ролфийского деда добровольно занявший пост на страже нравственности своей непутевой наследницы. Возмущения и красочные сравнения призрака испортили бы всю романтику ночного свидания на корню.

«Бесстыжая девка!» – неубедительно фыркнул невидимый дух, витая где-то совсем рядом, чтобы не упустив ни малейшей детали из процесса омовения и переодевания леди Янамари.

«Было бы на что там смотреть. Одни мослы».

Похоже, неупокоенный Эйккен слега обиделся.

А Джона собиралась появиться на аукционе во всеоружии – свежей, легкомысленной и яркой, словно экзотическая бабочка. Это ведь не шуриа придумали: «Прячь за мишурным блеском золота сталь клинка, затаи яд в сверкающем перстне, а разящее слово – в патоке лести» Это мудрые диллайн постарались. Они на такие штуки мастера Поэтому – и пронзительно-синий бархат, и оторочка украшенная кусочками белоснежного меха, и массивная брошь-камея, и высокая прямая шляпа с перьями. Чтобы бдительные дамы разглядывали наряд, кавалеры – грудь а шпионы эсмондов сочли, будто графиня Янамари решила выкупить часть вещей лорда Гарби из чисто женской сентиментальности. К слову, у Лердена имелось несколько премилых вещиц, вроде вырезанных из кости шкатулок, за которые Джона решила поторговаться.

Записку от Орика Джафита она отложила в сторонку. Будем считать, что ее доставили с небольшим опозданием. Пока еще с какой-либо степенью определенности сообщить о своем выборе Джона не могла. Сначала нужно посмотреть на покупателя Лерденова дома. А вдруг с ним придется знакомиться ближе?

Погода в начале весны всегда неустойчива – то солнце сияет. То налетают темные тучи, то срывается мелкий противный дождик. Но весна есть весна, она везде и во всем. Приказав откинуть верх у коляски, Джона обрекла себя на бесконечную череду кивков и улыбок, адресованных встреченным по дороге знакомым. За последние семнадцать лет все уже привыкли к графине-шуриа, и только впервые очутившиеся в Санниве провинциалы провожали эдакую диковинку изумленными взглядами.

Ба! Так это ж шуриа!.. Ой, мамочки!.. А они еще остались? Кому сказать – своими глазами…

Синтаф медленно, но уверенно сплавлял в одном котле все населяющие его народы, даже среди диллайн чистокровных осталось не так уж и много, а шуриа так и вообще превратились в музейную редкость. Кому не повезло с происхождением, те старались на глаза особо не попадаться. Бедняжка Хилини, которую Джоне пришлось хоронить за свой счет, всю жизнь пряталась от суеверных односельчан. Слишком гордая она была, не хотела искать графского покровительства.

Джоне вспомнились собственные первые шаги в столице. Ровно двадцать пять штук – от подножки кареты до порога дверей в храмовую тюрьму Эсмонд-Круга. Она сосчитала специально. После восьми месяцев, проведенных в «Жасминовой долине», в месте, настолько же унылом, сколь и романтичном, неожиданное появление целого вооруженного отряда, известие о смерти родственников и срочный вызов в столицу на суд показались девушке настоящим фейерверком впечатлений. Одни только затянутые в одинаковые оливково-серые мундиры с серебряным шитьем офицеры сопровождения чего стоили. А впереди ждал суд эсмондов – тоже своего рода развлечение. В тюрьму Джона бежала вприпрыжку. Из окна ее узилища – уютной и чистой комнаты, обставленной специально на радость любой юной деве, открывался потрясающий вид на Санниву. Девушке давали любые книги, а если потребовать, то и игрушки.

Забавно, но пребывание в тюрьме эсмондов Джойана вспоминала с удовольствием. А почему нет? Совесть чиста она невиновна, каждый день происходит что-то новое: ей покупают красивые платья, книги, конфеты. К тому же возможность рассмотреть вблизи настоящих диллайн – загадочных эсмондов-волшебников – выдается нечасто. Ненасытное любопытство, свойственное всем шуриа, наконец-то получило удовлетворение. А еще в качестве представителя от светских властей за разбирательством наблюдал Тот Самый Аластар Эск. Вот оно – счастье! А вы говорите «тюрьма», «суд»! Чепуха!

– Мы приехали, миледи, – сказал негромко кучер по имени Вальк.

Джона тряхнула головой, отгоняя прочь воспоминания о… наверное, лучшем годе своей жизни. Заря юности так быстротечна. Она вспыхнет коротким сполохом неистовых чувств и надежд, чтобы угаснуть без возврата и остаться лишь в памяти. А жизнь – так хрупка, так тонка эта бесконечная ниточка, и надо торопиться, чтобы успеть оставить после себя след. Ведь никому неведомо, когда настигнет болезнь, пуля или несчастный случай – кого-то в шестнадцать, а кого-то и в двести пятьдесят. И существует ли вообще конечный срок? Никто так ни разу и не дошел до края…

Кинью Балтид улыбался так радостно, что леди Янамари усмотрела в его улыбке скрытое злорадство. Он вчера очень боялся, что еррейский баронет – Хилдебер Ронд окажется победителем в брачном соревновании.

– Так любезно с вашей стороны, дорогой Кинью. Надеюсь, я не опоздала к началу торгов?

Вы точны, как корабельный хронометр, миледи.

Джона и вправду не любила опаздывать, куда бы то ни было.

Благородный виконт Балтид успел даже места занять. Не совсем там, где хотелось бы, но и эти сойдут.

Для вида ознакомившись со списком заявленных лотов, Джона подтвердила свою заявку, посетовав на скудоумие камердинера, из-за которого возникла необходимость личного присутствия. Обычно дамы ее уровня на подобные мероприятия присылали доверенных лиц Устроитель – милейший господин Лестир выразил свой восторг столь удачному стечению обстоятельств

– Вы станете украшением нашего аукциона, миледи. Такая огромная честь для меня.

Огромная честь, говоришь? Льстец! Наглый златоглазый льстец. Разве ему неизвестно, что украшению положено быть чуть больше «диллайн»? А может быть, просто он знает что-то такое и боится? Чтобы получить веские основания подозревать господина Лестира, Джоне достаточно было оглянуться по сторонам.

– Ах ты, плут! – шепотом пригрозила она камердинеру, пребольно ущипнув его за предплечье. – Да тут вся столица собралась. Неужели так сложно было присмотреться к списку?

Даже Жозеб Мендия и тот здесь. Зеленоглазый красавчик в черном рединготе самого модного кроя расположился в первых рядах, собирая дань в виде заинтересованных взглядов дам.

– Займите свои места, дамы и господа! Мы начинаем! – объявил ведущий, призывая собравшихся к тишине. – Представляем вашему вниманию лот номер один. Великолепный мебельный гарнитур, состоящий из…

Шуриа аукционы более всего напоминали мелкое мародерство на кладбище. На всеобщее обозрение выставлялась частная, почти интимная жизнь бывшего владельца. Все эти банкетки, бюро из ореха, шелковые ширмы, шкатулки, зеркала, которые принадлежали лорду Гарби годами, десятилетиями. Что-то досталось от родителей, что-то было куплено у мастера. И в этих вещах еще долго будет жить часть души Лердена, тогда как самого Гарби больше нет.

Джоне стало грустно, но она все-таки сделала нужное количество шагов по аукциону [16]16
  Шаг по аукциону – минимальное поднятие цены лота одним участником во время аукциона.


[Закрыть], чтобы заполучить те самые костяные шкатулки. Теперь они будут стоять на каминной полке, напоминанием о самом безупречном мужчине Синтафа.

В это время ведущий объявил лот номер десять – двухэтажный дом на площади Роз. Стартовая цена приближалась к разумной, но, зная истинное состояние данного строения с ужасающе засаленными дымоходами, Джона сочла пожелания аукциониста завышенными. Печника клавшего тамошние камины, следовало казнить изощренно и мучительно – мало того что труба коротковата, ее даже за скосом крыши не видно, так еще и внутренний дымоход был извилист, словно мышиная нора.

Но торги получились бойкие, цена все поднималась и поднималась. Ничего, в общем-то, удивительного – район хороший, считается престижным. Поразило, что сильнее всех азартничал Жозеб Мендия. Он же и стал победителем.

Джона в сердцах ругнулась сквозь зубы. Теперь придется все отыгрывать обратно. Преодолеть неприязнь к этому человеку, заново завязать знакомство, а возможно, и попытаться соблазнить. Последняя идея – не самая удачная. Коварная искусительница из графини-шуриа, прямо говоря, – никакая. Не той породы и экстерьера. А замуж за владельца фабрик не хочется. Ой, как не хочется.

– Вы замерзли? – участливо поинтересовался лорд Балтид. – Вам плед принести?

– Будьте так любезны, дорогой Кинью.

Приталенный рединг цвета блеклой бирюзы сидит на тощей леди отлично, но совершенно не греет.

«Убью мерзавку!» – заочно посулила кровожадная шуриа своей модистке, поскупившейся на теплую подкладку.

«Ах, миледи, но она же вас полнит!» Гадюка!

И пока виконт проявлял к даме участие, то бишь бегал за пледом, у Джоны появилась возможность понаблюдать за предметом предстоящей охоты. Красавчик, наполовину ролфи, взгляд точь-в-точь волчий, тонкие губы постоянно, сохнут, и он их облизывает быстрым движением бледного языка. Стрижка короткая, волосики к гладко бритым щекам лепил, должно быть, полчаса кряду, так старался выглядеть модным. Над верхней губой – капельки пота от волнения. И так, и эдак примеривалась – ну не нравится и все! Тут ведь нужно не только умение вовремя закрывать глаза, но и опыт соблазнения, а у Джоны он был всего один. И тот случился так давно, что уже непонятно, кто кого и искусил: она Аластара – невиданной доселе искренностью, или он ее – в приступе отчаяния и в порядке тихого бунта против устоев…

Известно же, что нет такой хитрости, на которую не пойдут юные и влюбленные по уши девицы, лишь бы приблизиться к объекту воздыхания. Но Джона в свое время переплюнула всех. До сих пор стыдно вспоминать, хотя и удивляться не стоит: сидя под замком и без остановки читая романы о любви, барышня и не такое измыслит. Вопрос в другом – почему Аластар ответил на чувства? Впрочем, его безумия хватило на неделю – прекрасную и, бесспорно, изменившую их обоих навсегда. Но к тому моменту, когда ослепленная страстью, а оттого бесстрашная Джона примчалась сообщить любимому, что одарит его сыном, а заодно и предложить сбежать вместе в одну из Свободных Республик, «где они обретут свое счастье», князь диллайн успел вспомнить, сколько ему лет и что он все-таки князь, а не сумасбродный мальчишка.

Аластар не страдал милосердием и не считал юный возраст поводом для смягчения удара, а потому сказал честно:

– Больше мы не будем встречаться. Я преступил все наши законы, ты – лишилась девичества… по-моему, достаточно безумств, как считаешь?

Джона кивнула молча. У нее онемели губы. Солнце золотило короткую щетину на узком породистом лице князя. Волосы и брови успели выгореть, и весь он был такой золотой-золотой. Как недоступный новичку призовой кубок на скачках. Вернее, недосягаемый.

– Уверен, скоро все встанет на свои места. Через неделю я женюсь на леди Лайд, тебя тоже поджидают достойные во всех отношениях женихи. И если у меня выбора нет, то ты вольна сама распорядиться своей судьбой. Поверь, это лучшее из доступных людям благ. Воспользуйся им.

Дело было в лесу, в весеннем дивном лесу, самой природ ойпредназначенном для начала красивых историй с хорошим концом и свадьбой в финале, а вовсе не для жирной точки в коротком и глупом романе трехсотлетнего диллайн и молоденькой шуриа. Но и местом трагедии полянка, сплошь поросшая ландышами, не стала. Третьи не вешаются на кушаке из-за какого-то разбитого сердца. жизнь и так слишком коротка, чтобы лишаться ее добровольно. Да и молодые ясени, растущие окрест, не были приспособлены под виселицы. Джона угрюмо осмотрелась вокруг, представила себя карабкающейся по толстому стволу и тут же отказалась от идеи, почерпнутой исключительно из прочитанных романов. Там опозоренные барышни топились или вешались, а потом являлись в виде призраков подлым соблазнителям. Но никто из героинь не был шуриа, вот в чем загвоздка. Никто Джойану Алэйю Янамари не соблазнял. Позором новую жизнь в своем чреве она не считала. А призраком графиня-шуриа и так станет после смерти. А вот Аластар Эск заслуживал наказания. За жестокость и бессердечность.

– Проводи меня, пожалуйста, – попросила Джона.

Улыбаться она не стала, но и рыдать тоже, сама не догадываясь, что это был единственный способ произвести на диллайн неизгладимое и сильное впечатление.

Лорд Дагманд галантно подставил локоть, чтобы его прелестная юная дама могла опереться и не поскользнулась на мокрой траве. Наемный экипаж ждал неподалеку, готовый везти либо обоих любовников в сторону конфедератской границы, либо Джону обратно в особняк лорда Джафита.

– Я всегда к вашим услугам, миледи.

Кабы не высокие, «в три четверти», перчатки, девушка обязательно стянула бы одну, чтобы посмотреть, остался ли ожог на том месте, где Аластар поцеловал ее руку на прощание…

– Миледи, вам дурно?

Ах, как не вовремя припомнилась графине Янамари та старая, уже почти смешная история про ловкую невесту-шуриа. Уже и думать забыла, а тут вдруг свалилась в те далекие дни, словно в заброшенный колодец. Сколько раз твердить: все, все, что было, – осталось в прошлом. В его донных глубинах, в его маленьких ящичках, драгоценных шкатулочках, холщовых мешочках. Растыканные по углам печали, заплесневелые огрызочки радостей, черствые крошки счастья. А жить надо здесь, и жить надо сейчас, потому что завтра может и не быть.

Кого угодно напугают пустые глаза змеи и холодный взгляд, устремленный внутрь.

– Сквозняки тут просто ужасающие. Спасибо за плед. И улыбнулась Кинью Балтиду нежно и ласково. Он, конечно, очень милый, и, возможно, у них бы что-то получилось, но… дом Гарби купил Жозеб Мендия. И все взоры отныне обращены на него, как это ни печально.

Разумеется, сразу же бросаться в его объятия Джона не стала, а лишь издали поприветствовала свежеиспеченного владельца ценной столичной недвижимости сдержанным кивком. Пусть знает – мы его заметили. Он самодовольно ухмыльнулся в ответ.

А вот теперь оформляем покупку, и можно уходить, бережно прижимая к груди костяные шкатулки. Ажурная резьба: цветы вереска и сосновые ветки; прелестные безделушки – будем хранить в них визитные карточки.

Пить шоколад в компании с Кинью и его папашей Джона отказалась, сказавшись слабой и неокрепшей после простуды, и поехала домой. Уже на полдороге вдруг спросила у Арана:

– Ты часто ходишь в храм?

Подразумевая, конечно же, Святой Храм Предвечного – Единого Бога диллайн.

– А как же ж?! Через день. Вы сами дозволили…

Еще бы она не дозволила. Джоне и самой приходилось хотя бы иногда являться на особо важные церемонии, приличия надо соблюдать и хотя бы изредка делать вид, что ты такая же, как все остальные синтафцы.

– Отнесешь пожертвование и закажешь служение в память о Бранде Никэйне.

Раз уж зашла Речь о мужчинах, о ее мужчинах, то, вспомнив Аластара, нельзя забывать о Бранде, Так будет, по крайней мере, справедливо.

Известно же, что Предвечный отверг шуриа. А может быть, это они сами отвергли Его. Но если Бранд верил, веру эту следует чтить. Джона чтила, только так и сумев выразить свою любовь и благодарность человеку, сделавшему для нее добра больше, чем все родичи, вместе взятые.

Камердинер покосился на хозяйку почти с сочувствием

Молитвы шуриа не слышны, их дары бесполезны, им отказано в достойном посмертии, они прокляты и вымирают. Тогда почему эта женщина, по самые брови укутанная в меха, настолько полна жизни, что кажется сияющей на фоне остальных? Нет, не женщина, а сама Жизнь и сама Смерть. Они ведь так любят ходить рядом.

Грэйн эрн-Кэдвен

«И все-таки на палубу вылезти придется», – поняла Грэйн.

Хотя бы затем, чтоб чуть-чуть глотнуть свежего воздуха и попробовать добыть чистой воды. То, что плескалось в бочонке, грозило сделать путешествие Грэйн очень коротким, а пить хотелось.

Проклятый змей! Выманил-таки. Недаром ведь кораблем командовал шуриа. Как и любой из Третьих, он носил в себе вечное напоминание о ненависти и мести, разделяющей детей Морайг и детей Глэнны. И при этом – служил Конри! Как такое возможно? И как лорд-секретарь может быть уверен в преданности агента-шуриа настолько, чтобы доверить ему жизнь не только Грэйн, но и ее будущей добычи?

Ролфийка аж головой потрясла, словно отмахиваясь от подобной нелепицы. Не так прост и наивен тот, кого прозвали Мэрид. Тот, на чье знаменитое обаяние она, даже предупрежденная, все равно купилась.

Значит, все гораздо проще. Конри отнюдь не доверяет капитану Нимрэйду, наоборот, он, скорее всего, подозревает его в содействии провалам предыдущих посланцев. Тогда все становится на свои места: Грэйн – приманка. Средство, чтобы проверить безопасность и надежность одного из тайных каналов, связывающих Ролэнси с Империей. Роль аккурат ей по силам и по чину. А вся эта история с похищением имперской графини – трюк, чтобы запутать синтафских ищеек, буде капитан сдаст им прапорщика эрн-Кэдвен тепленькой.

Девушка угрюмо кивнула своим мыслям. О да. Вполне в духе лорда Конри. И сага о Деве Сигрэйн вспомнилась очень кстати. Ей предстоит повторить судьбу отца – пожертвовать собой во имя будущих побед Ролэнси.

Как мило. Как раз то, о чем полагается мечтать любой ролфийской деве, не так ли?

Да! Сожги все Локка! Именно так! И если Ролэнси нужно, чтобы Грэйн пожертвовала собой, она так и сделает, тем более что выбора у нее все равно нет. Куда ты сбежишь с корабля в открытом море?

Но – проклятие, проклятие и еще раз проклятие! – почему же владетельный эрн Рэналд Конри не изложил ей все открыто и честно?! Что это за увертки, недостойные истинного ролфи? Разве не довольно бы было одного лишь слова Священного Князя? Неужто и Вилдайр Эмрис предпочел разыграть одну из своих Гончих втемную?

А даже если и предпочел, что это меняет? Грэйн глубоко вздохнула, раз и другой, выравнивая дыхание и усмиряя дрожь просыпающегося бешенства. Приказ есть приказ. Какие бы сомнения ни раздирали теперь Грэйн, она все исполнит. И если ей суждено погибнуть здесь, пусть так. Она уйдет к Оддэйну эрной Кэдвен, вернув себе имя и честь, и отец встретит ее у ворот Чертогов.

Она встала, поборов мгновенное головокружение от качки, совсем по-другому воспринимавшейся на ногах, и спокойно привела в порядок изрядно помятый наряд и Растрепавшиеся волосы. Хотелось умыться… честно сказать, хотелось вымыться целиком, но эта роскошь была немыслима в условиях крошечной каюты, за хлипкой дверью которой не было ни одного друга, а лишь враги. Даже если бы у Грэйн имелась лишняя вода для умывания, она не рискнула бы раздеться здесь. Остается надеяться, что свежее дыхание Морайг на палубе взбодрит ее и придаст сил и решимости. Нечего тянуть. От Грэйн ждут действий – они их получат.

Верхняя палуба встретила ее мелкой моросью из низко летящих серых облаков, порывами ветра, мгновенно остудившими огонь в крови, и ледяными брызгами, долетавшими от свинцовых волн моря Кэринси, взрезаемых форштевнем корвета. Чуть наклонив вперед увенчанные серыми крыльями парусов мачты, «Ускользающий» летел, куда-то. Грэйн не могла сейчас поручиться, что именно к берегам Синтафа стремительно приближался этот корабль. Ни солнца, ни звезд, лишь сплошная серая пелена. Даже если бы она умела ориентироваться в открытом море по звездам, и то не смогла бы узнать ни положения корабля относительно Ролэнси, ни его направления…

Свистел ветер в снастях, хлопали вымпелы на мачтах, резко и тоскливо орала неотрывно летящая за корветом морская птица. Команда либо старательно отворачивалась, либо смотрела сквозь Грэйн, словно она была призраком – тем самым, которых не бывает. А может, все-таки бывают? Может, она уже умерла и прикована теперь навечно к кораблю-призраку, стремящемуся в никуда посреди бескрайнего свинцового простора?

– Я бы не советовал вам покидать каюту и выходить на палубу.

Голос за спиной – снова. Проклятый шуриа вновь подкрался бесшумно и застал ее врасплох. Грэйн подавила дрожь и заставила себя развернуться медленно и спокойно.

– Отчего же? Разве на борту вашего корабля мне что– то грозит?

Прямой взгляд глаза в глаза. Для ролфи это – вызов, а для шуриа? Невозможно понять… и невозможно узнать, куда же он смотрит, этот Третий. Что такого любопытного он увидел чуть выше левого плеча Грэйн, что глядит, не отрываясь?

Именно такой, как описывали их саги. Тощий и жилистый, он казался ей почему-то… немытым, что ли? Словно какой-то серый налет покрывал смуглую кожу, придавая ей чуть зеленоватый оттенок незрелой оливки; глаза были равнодушны и непроницаемы. Грязно-синие, будто два осколка бутылочного стекла. На ум ей пришло странное сравнение – звериные. Именно такой оттенок и такой взгляд бывает у детенышей диких животных. И в этом саги не лгали тоже.

– Разве вам неизвестно, эрна, что лучший залог безопасности – это избегать опасных мест? – капитан пожал плечами. – Море таит в себе множество опасностей, неведомых тем, кто привязан к суше. Палуба боевого корабля, который вот уже третий месяц не заходил в порт, может быть небезопасным местом для молодой женщины.

– Полагаете, мое присутствие может послужить причиной бунта? – В ответное пожатие плеч Грэйн вложила все презрение ролфийского офицера к сомнительным порядкам на борту конфедератского капера.

Яльдан Нимрэйд тонко улыбнулся.

– Нет. Но искушать мою команду лишний раз все-таки не стоит. Впрочем, раз уж вы почувствовали себя настолько лучше, что выбрались наверх… Нам с вами следует кое-что обсудить, эрна. Нечто касательно нашего дальнейшего совместного путешествия.

Отчего в устах этого змея даже вежливое обращение звучит изощренным ругательством? Грэйн нахмурилась.

– Я считала, что лорд Мэрид, – предупрежденная, она именовала Конри так, как должен был звать его и этот капер, – дал вам достаточно четкие инструкции относительно меня.

– О да, – теперь он откровенно ухмылялся. – Лорд Конри их дал.

Да будь ты проклят, аспид! Ох, ты ведь уже проклят…

– В таком случае, что же нам обсуждать?

– Кое-какие нюансы, слишком незначительные, чтобы лорд Конри о них упомянул.

Должно быть, Третьему доставляло несказанное удовольствие это жонглирование словами и намеками. Грэйн хмыкнула. Может, это у шуриа традиция такая – устранить пляски с бубнами вокруг обычного шантажа?

– Отлично, – она кивнула. – Раз вы считаете так, то Давайте обсудим.

– Не здесь, – недовольный ее откровенным нежеланием играть дальше, Нимрэйд чуть поморщился. – Сейчас вам лучше спуститься к себе, эрна. Мне нужно закончить собственные дела здесь, наверху. Чуть позже я пришлю за вами. Полагаю, вы не откажетесь отужинать со мной?

«Можно подумать, у меня есть выбор», – мрачно подумала Грэйн.

– Не откажусь.

– Надеюсь также, что ваше недомогание не вернется за то краткое время, на которое мы расстаемся, – капитан показал неожиданно белые мелкие зубы. – Меня весьма огорчит, если морская болезнь лишит меня удовольствия от вашего общества, эрна.

– Не вернется, – ролфи в ответ продемонстрировала волчий оскал, давая понять, что не попытается сбежать.

– Прекрасно. До скорой встречи, эрна.

Он отвернулся и пошел прочь, легко ступая по влажной палубе своего скользящего по волнам корабля. Грэйн коротко выдохнула и полезла обратно, в пахучее нутро «Ускользающего». Отступать ей воистину было некуда.

«Он ничего мне не сделает». – Грэйн повертела в руках свой капор и отложила его на сундук, позволив косе свободно лечь на плечо. За всей суматохой этого внезапного задания она так и не нашла времени как следует промыть волосы, так что серебристый отсвет – признак чистоты ролфийской крови – безнадежно погас под слоями дорожной пыли и пота, и влажная коса Грэйн приобрела какой-то невнятный темно-серый оттенок. Словно шерсть обычных лесных волков, а не грозных Гончих Своры Оддэйна. И все-таки это была откровенно ролфийская коса – короткая, толстая и дерзко открытая посторонним взорам. Настоящий вызов для того, кто понимает, куда ролфи обычно идут, не покрывая головы. Интересно, насколько хорошо этот шуриа изучил традиции детей Морайг?

«Наверняка хорошо, – мрачно подумала девушка, проверяя свой нательный арсенал и отчетливо понимая его бесполезность. Ощущение металла у кожи рождало лишь неудобство, но не приносило уверенности. – Но он ничего мне не сделает. А если сделает – заплатит. В любом случае заплатит».

О да, а теперь попробуй сама себя убедить в этом, Грэйн эрн-Кэдвен. Приятно ли тебе быть живцом?

И кого, проклятие, когда-либо интересовали мысли и ощущения приманки в капкане? Уж точно не лорда Конри.

И все-таки ролфи недаром гордятся своим знаменитым самообладанием. Когда Грэйн наконец-то вошла в капитанскую каюту, она была выдержанна и спокойна, словно изваяние Девы Сигрейн – то, которое уже без сердца.

– О, наконец-то я могу лицезреть вас в подобающей обстановке, эрна! – капитан и не подумал встать при ее появлении. Должно быть, хорошим манерам шуриа не обучают. Впрочем, кому придет в голову обучать хорошим манерам шуриа? Как говорят в Ролэнси: «Как бы пес ни выл, он не станет волком». Дикари остаются дикарями. И, разумеется, сами ролфи немало тому способствовали. И своего добились, есть чем гордиться – капитан Нимрэйд демонстрировал первозданную простоту нравов, несмотря на любезность его речей.

– Обстановка и впрямь неплохая, – невозмутимо похвалила Грэйн каюту. – Примите мое восхищение. Весьма уютно для боевого корабля.

Нуда, было чем восхищаться. Такой… свалки беспорядочной роскоши эрне Кэдвен видеть еще не доводилось. На взгляд нормального ролфи, которые из деталей внутренней отделки до сих пор предпочитают резное дерево и кованый металл, а из украшений интерьера – охотничьи трофеи и коллекции оружия, собственно обстановка капитанской каюты «Ускользающего» больше подошла бы будуару имперской куртизанки. Попытка сочетать несовместимое – диллайнские четкие орнаменты, псевдоролфийские запутанные плетения, якобы рунические письмена и, вероятно, шурианскую пестроту – вылилась в итоге в дикое смешение стилей, не имеющее никакого смысла. Одни только перья чего стоят! Да и сам капитан… Белый имперский китель с золотыми эполетами и аксельбантом Расстегнут, шелковая рубаха с кружевным воротником небрежно заправлена в драгунские лосины, а довершают ансамбль кавалерийские сапоги. Костюм в стиле «что награбил, то напялил». Из шурианского на Нимрэйде был только традиционный «шаманский» пояс, весь в каких-то висюльках и побрякушках, да связка амулетов на груди. да еще волосы – длинные, почти до талии, выглядевшие весьма неопрятно. Но взгляд вырядившегося пугалом или мародером – Третьего оставался все тем же – неподвижным равнодушным взглядом замершей на теплом камне змеи. То ли уползет, то ли прыгнет.

Грэйн выгнула бровь, отметив нарочито-небрежную позу хозяина корабля – он развалился на стуле, держа наотлет полупустой бокал в правой руке, и всем видом своим демонстрировал насмешливое миролюбие. Подойди ближе, цыпленок, я даже и не собираюсь прыгать…

Змей действительно не прыгнул. Он зашипел.

– Присаживайтесь к столу, эрна. Мой повар сегодня расстарался, а, вы, должно быть, голодны. По себе знаю, как изнуряет на первых порах морская болезнь – и как важно быстро восстановить силы после того, как она отступит. Какое вино вы предпочитаете – красное или белое?

Грэйн предпочла бы стакан самогона с острова Конрэнт – залпом, а затем – бутылкой Нимрэйда по голове – наотмашь. Но налила себе красного. Разумеется, ухаживать за гостьей шуриа не собирался.

– Благодарю, вино отменное.

– Попробуйте свинину с горошком, эрна. А! И хлебцы! Только сперва постучите ломтем по столу, чтоб выбить личинок, иначе они будут скрипеть у вас на зубах. К несчастью, мы слишком давно не заходили в порт.

– Вы уже упоминали об этом, – она отважно подцепила вилкой нечто, более всего похожее на старую подметку – вероятно, это и была та самая свинина. Кусок сорвался и упал на тарелку с отчетливым стуком.

– Что упоминал? – переспросил Нимрэйд, недоуменно моргнув.

– То, что вы третий месяц болтаетесь в море, – Грэйн пожала плечами и отставила тарелку. – И, как я понимаю, в связи с этим и возникли те самые нюансы, о которых вы собираетесь поговорить?

Если свинина с горошком – это отсрочка, то Грэйн в ней точно не нуждается. Чем быстрее капер перейдет от завуалированных угроз к действиям, тем лучше.

– А! – он быстро глотнул вина и ухмыльнулся. – Ну конечно же. Вы правы, нам есть что обсудить. Но разве это в традициях ролфи – вот так сразу брать быка за рога?

– Среди наших традиций есть множество таких, что удивляют представителей других народов, – она задумчиво повертела хлебец. Нет, вряд ли выбивание личинок сильно улучшит вкус.

– Например, та, что позволяет симулировать морскую болезнь? – Нимрэйд хихикнул. – Не слыхал прежде, чтоб ролфи с перепугу забивались в самую темную нору. А так хотелось увидеть знаменитую ролфийскую отвагу, так сказать, воочию.

– Тогда вы обратились не по адресу, – равнодушно пожала плечами Грэйн. – Ибо сказано: «Отвага и доблесть пристали мужам, удел жен – терпение и стойкость».

– О, знаменитый ролфийский «Воинский канон»! Наслышан, наслышан. Верно говорят, что его придумали в эпоху вашего окончательного поражения?

– Только мертвый побежден навсегда, – парировала она цитатой, которую даже шуриа должен был знать. – А мы – выжили, и это главное. Не логично ли предположить, что терпение – одна из тех добродетелей, которые неизбежно вознаграждаются?

– А как же волчье бешенство? – Капитан выпрямился на стуле. Равнодушным он больше не выглядел, как, впрочем, и миролюбивым. – Не мешает? Ведь оно течет в вашей крови, это проклятие.

– Не слишком, – Грэйн оскалилась. – Полагаю, вашепроклятие вам мешает больше.

– О нет, моя дорогая эрна, это проклятие – ваше , —только глухой не расслышал бы в этом шипении угрозу. – что ж… как вы смотрите на то, чтоб продемонстрировать мне одну из ролфийских добродетелей, а? В качестве маленькой компенсации?

– Это вы так пытаетесь стрясти с меня дополнительную плату за проезд? – девушка презрительно фыркнула. – Сверх того, что вам платит лорд Конри? Забавно. Полагаю, ему это не слишком понравится.