Текст книги "Такая вот жизнь (СИ)"

Автор книги: Людмила Мацкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

   Он долго не брал трубку, и Юля почувствовала себя несчастной, одинокой и никому не нужной.

  – Да тише ты! Не слышно же ничего! – услышала она, наконец, его голос. Он еще что-то говорил тому, кто был рядом, но разобрать слова было трудно. Видимо, он прикрывал трубку ладонью.

   Юля даже зажмурилась от стыда: Илья, скорее всего, был не один, а она звонит ему, малознакомому человеку, ночью... Что из того, что когда-то он обещал, если потребуется, помочь? Мало ли что люди говорят, не всему стоит верить.

  – Ты почему звонишь так поздно?

  Она поняла, что эти слова были уже обращены к ней, и невольно отметила, что Илья даже не захотел или не смог назвать ее по имени.

  – Извини, я случайно, – пробормотала она и отключилась.

   Звонок раздался через минуту.

  – Юля, не сердись, – примирительно сказал он, – это я от неожиданности. Что случилось?

  Она хотела извиниться еще раз, но вдруг всхлипнула и едва смогла сказать сквозь хлынувшие слезы:

  – Я одна дома и очень боюсь. Мне надо в больницу.

  – Пожалуйста, успокойся, – тут же откликнулся он, – я скоро приеду. Открой дверь и жди.

   Когда Илья появился на пороге квартиры, она опять начала было извиняться, но он весело заявил, что этот случай – один из тех, которые помнятся всю жизнь.

  – Представляешь, завтра кто-нибудь спросит, как я провел выходные, а я, весь из себя важный, отвечу, что отвозил одну милую даму в роддом. Это тебе не баран начхал! Обзавидуются мужики такому приключению!

  – Было бы чему! – фыркнула Юля. – Слушать, как я охаю. Кстати, твоя девушка очень рассердилась?

   Боль на время отступала, и в такие минуты она могла поддерживать разговор. Слова о девушке вызвали у Ильи новый приступ веселья.

  – Досадно, ты не парень, не могу повторить, что услышал от нее по этому поводу. Когда бы я еще такое отгреб?

  – И тебе ее не жалко? – спросила Юля, когда он отсмеялся.

  – Это просто девушка, обижаться ей не полагается, – сухо ответил он. – Не бери в голову!

  До самой больницы оба молчали, потому что Юле уже было не до разговоров.

   Еще в квартире Илья первым делом поинтересовался, есть ли у нее договоренность с какой-нибудь больницей. Услышав отрицательный ответ, заявил, что отвезет ее туда, где недавно рожала его сестра. Испуганная, она была согласна на все.

   Оставляя Юлю в приемном покое, Илья зачем-то поцеловал ее в щеку; заверил, что приедет, когда все закончится; попросил оставаться молодцом. Он еще говорил что-то, но она уже не слушала, боль становилась все сильнее. Да и стоило ли вслушиваться в слова Ильи, огорошенного вопросом доктора? А вопрос был простым: собирается ли будущий отец присутствовать при родах? «Будущий отец» испуганно отказался, объяснив это тем, что боится упасть в обморок. Доктор понимающе улыбнулся и скрылся за дверью.

   Малыш родился под утро. Юля была переведена в палату и неожиданно для себя самой быстро заснула. Проснулась отдохнувшей часа через два. Кроватка ребенка была еще пуста: его обещали принести к кормлению. Давно забытое ощущение легкости чувствовалась во всем теле, а в голове медленно кружились не менее приятные мысли о том, что вчера был последний день ее одиночества, а сегодня – первый день жизни сына. Привычно подумала о Сергее и удивилась, что не почувствовала ничего. Вспомнила, чтобы тут же забыть, словно и не было долгих лет, наполненных горьким безрадостным чувством. Захотелось иной жизни. Юля еще не знала, какой будет эта новая жизнь, но в ней все должно было быть по-другому, потому она всегда будет нужна сыну, и сын всегда будет нужен ей.

   После завтрака позвонил Сергей. Она коротко переговорила с ним, заверила, что все в порядке. О рождении ребенка сообщать не стала. Пусть он спокойно отдохнет со своей дочерью. Когда им еще удастся провести целую неделю вместе?

   Время приближалось к обеду. Накормленный сын безмятежно спал, а Юля, лежа в кровати, лениво щурилась от проникающих через высокое окно лучей солнца. Было по-летнему тепло. Такой ее и увидел ее Илья: счастливой и спокойной.

  – Поздравляю молодую маму! – весело заявил он, пристраивая букет цветов и пакеты на маленьком столике. – Покажешь свое чудо?

   Юля кивнула головой. Он подошел к кроватке и нагнулся над ребенком.

  – Правда, он очень красивый?

  Илья улыбнулся. Его недавно родившая сестра постоянно задавала всем родственникам и знакомым точно такой же вопрос.

  – Кто бы сомневался! Обещай, что буду крестным отцом.

   Предложение было неожиданным, и Юля растерялась. Она, по правде говоря, об этом еще и не задумывалась. Он немного помолчал, а потом, так и не отведя глаз от ребенка, задумчиво добавил:

  – А ведь все могло сложиться иначе, не отправь ты меня тогда в отставку. Этот ребенок мог быть нашим.

  – Не надо, Илья, – попросила Юля, – не шути так. И было это давным-давно, пора и забыть. Я тебе благодарна за помощь, обещаю, что о твоей кандидатуре на роль крестного отца подумаю. Только пообещай и ты подождать, когда смогу с тобой расплатиться за отдельную палату. Я этого не планировала. Лишних денег пока у меня нет, и не знаю, когда появятся.

   Илья скривился как от зубной боли.

  – Вот скажи, зачем ты портишь торжественность момента? Тут человек родился – а ты о деньгах.

  – Не знаю, почему ты это делаешь... Ты не должен... – растерянно пробормотала Юля.

  – О своих правах и обязанностях я знаю все, – перебил он. – Ясно дело, что не должен, но мне так захотелось... Считай, что это подарок будущему крестнику. Кстати, я вчера не спросил, а где твой...

   Он замялся, не находя нужного слова, и Юля подсказала ему:

  – Сергей. Его зовут Сергеем. Он приедет только через неделю. Мы думали, что ребенок родится позже.

  – Ты ему уже сообщила?

  – Нет. Он с дочерью в санатории. Пусть отдыхают спокойно: девочка не виновата, что так получилось.

  – Сложно как у вас все, – задумчиво протянул Илья и поднялся. – Мне пора. Завтра зайду к доктору, узнаю о выписке.

  Юля хотела было сказать, что с этим-то уж справится сама, но он уже вышел.

   Из больницы забирал ее, конечно же, Илья. С большим букетом цветов стоял у крыльца и казался вполне счастливым, словно и вправду являлся отцом долгожданного сына. Юля видела, как он опустил конверт в карман сестре, вынесшей новорожденного, и та, кокетливо взмахнув ресницами, улыбнулась ему дежурной улыбкой. Потом он осторожно взял ребенка из ее рук и шутливо обратился к оробевшей Юле:

  – Мамочка, встань к нам ближе и улыбайся, нас снимают.

   Она растерянно посмотрела на него, словно не понимая сказанного, но потом послушно кивнула. На глаза набежали слезы. Букет был очень красив, и Юля, скрывая их, поднесла цветы ближе к лицу. Илья, словно почувствовав ее волнение, понимающе улыбнулся и, наклонившись, прошептал:

  – Выше нос! Все очень хорошо!

   Успокоенная этой улыбкой, Юля прижалась к его плечу и постаралась тоже улыбнуться. Она понимала, что это только спектакль, где Илья, пока неизвестно зачем, играл роль счастливого мужа, но это делалось для нее, Юли, и не могло не волновать. И да, он абсолютно прав: на самом деле все было очень хорошо.

   Молодой человек с камерой то забегал вперед, то просил их остановиться, то посмотреть на ребенка, то улыбнуться друг другу. Все это Илья с готовностью исполнял, при этом улыбаясь так искренне, что Юле ничего не оставалось, кроме как безропотно подчиняться указаниям.

   Оказавшись, наконец, в салоне, они, не сговариваясь, одновременно с облегчением вздохнули: молодой человек излишне старательно отрабатывал полученные деньги.

  – Актриса из тебя, прямо скажем, никакая, – услышала Юля, едва машина выехала за ворота больницы.

  – Зато из тебя первоклассный актер, – с досадой пробормотала она.

  – Ты сердишься? – в голосе Ильи послышалось искреннее удивление. – Что я опять сделал не так? Я, между прочим, старался. Хотел, чтобы у тебя память осталась об этом дне.

   Ну как ему было объяснить, что это лишнее? Она только просила помочь добраться до больницы. И на этом все. Точка.

  – Илья, я, конечно, тебе благодарна за все. Но то, что ты делаешь, как-то... – она замолчала, с трудом подыскивая нужное слово, – как-то чересчур. Я ничем не заслужила такого отношения к себе. Мы и виделись-то всего лишь пару раз. Да мне с тобой ввек не расплатиться!

  – Так вот в чем дело? Теперь понятно. Не бойся, платы не потребую, звонками надоедать не буду, – недовольно буркнул он, не отводя глаз от дороги.

  Юля промолчала.

   Илья вошел в комнату, осторожно положил ребенка в кроватку и, пробормотав слова прощания, направился к выходу.

  – Подожди, – Юля удержала его за руку. – Что ты сердишься, словно маленький? Прости, если обидела. Просто не привыкла я к доброте, которая падает с неба, как манна небесная. Прости, прости, прости...

   Он тут же расплылся в улыбке и, конечно же, остался. Сбегал в магазин за молоком и хлебом, от чая отказался, зато с умилением смотрел, как молодая мама неумело меняет сыну подгузник, и уже не в первый раз с готовностью соглашался, что этот маленький человечек – самый красивый ребенок на свете.

  – Можно мне иногда звонить? – спросил он, уже стоя в дверях.

  Как она могла ответить? Разумеется, только согласием.

   Через два дня в город вернулся Сергей. Позвонил с вокзала и сказал, что приедет через пару часов, потому что сначала заедет на свою холостяцкую квартиру и соберет нужные вещи. Ответ был странным.

  – Нет, отвези домой дочь и сразу приезжай. Нам надо поговорить.

  Конечно, он ожидал услышать совсем другие слова, поэтому забеспокоился.

  – Что-то случилось?

  Трубка молчала.

   Сергей открыл квартиру своим ключом и торопливо прошел в комнату. Юля, стоявшая у окна, сделала несколько шагов ему навстречу, а он, словно не веря своим глазам, замер на месте.

  – Когда? – наконец, выдохнул Сергей. – Почему не сообщила, ведь я звонил каждый день?

  – Неделю назад. Все у меня хорошо. Не хотела портить вам отдых, – ответила она на все вопросы сразу.

  – Не знаю, что и сказать, – растерянно улыбаясь, пробормотал он, – разве только поздравить.

  – Не надо, не говори ничего, я сама все скажу, – Юля перевела дыхание и решительно продолжила. – Сережа, ты знаешь, что очень дорог мне, но вместе нам быть не надо. В последние дни я много думала и поняла, что ничего хорошего из этого не получится.

   Ей не хотелось говорить о причинах, побудивших принять такое решение. Все было сложно и запутанно, а на многие вопросы у нее и сейчас не было ясного ответа. Например, почему Сергей все эти годы упорно не давал угаснуть ее любви? Неужели просто тешил себя мыслью, что есть на свете душа, которая любит его по-настоящему, никогда и ничего не требуя взамен? И неужели не понимал, на какую жизнь обрек молодую девушку?

   И еще... Он никогда до конца не будет ее, Юли. Субботы и воскресенья Сергей проводил с детьми. Он был хорошим отцом, и это было правильно. Вот только что она будет делать без него в эти дни? А месяца полтора назад она не видела Сергея целую неделю, потому что все вечера после работы он проводил с заболевшей младшей дочерью. И в телефонном разговоре с Юлей как-то неосторожно посетовал на то, что и вечером не может хоть на пару минут заскочить к ней, потому что дочь очень плохо спит. Юля сделала вид, что не обратила на эти слова внимания и перевела разговор на что-то другое. Не осуждать же его за это? Вот и выходит по всему, что она всегда должна будет знать свое место и опять же подстраиваться под его жизнь. И все это вместо того, чтобы строить свою, общую.

   В дальнейшем ничего хорошего не предвиделось тоже: начнутся родительские собрания, кружки, еще какие-то важные и срочные дела, требующие его обязательного присутствия... В том, что сестра сумеет максимально усложнить им жизнь, Юля нисколько не сомневалась. И что же, он так и будет разрываться между одной и другой семьями?

   Но ведь у них могут появиться и общие дети, которые будут требовать не меньше внимания. Им что, тоже надо будет научиться подстраиваться? Он, наверно, к этому был готов, а она, как оказалось, делить его ни с кем больше не хотела. Но вот что интересно... Откажись Сергей от своих детей, и она была бы первой среди осудивших его за это. Согласиться же на то, чтобы он два дня в неделю, а при необходимости и больше, проводил с ними, тоже не могла. А может, Сергей надеялся, что в будущем его дети будут вхожи в дом Юли? Она не желала и этого, потому что не испытывала к племянницам никаких чувств. И они, и сестра, и мать существовали где-то в другой реальности, связи с которой были давным-давно разорваны без сожаления как с одной, так и с другой стороны.

   Наверно, она была эгоисткой, наверно. Только вот лгать себе не хотела, потому что ложь рано или поздно приведет к раскаянию. Пусть уж все остается так, как есть. Грустно, что об этой стороне будущей совместной жизни она задумалась только после появления своего ребенка. Грустно, что так поздно поняла, насколько была далека в мечтах от действительности.

   – Но ведь теперь я свободен, – растерянно сказал Сергей. – Ты, в конце концов, сама дала согласие. Что случилось за эту неделю?

  – Что? – переспросила Юля. – А случилось то, что должно было случиться давно. Я вдруг поняла, что все время жила в твоей тени. И тебе это нравилось. Ты жил своей, отдельной от меня жизнью, а я... я, Сережа, слишком долго тебя ждала. А сейчас во мне что-то словно сломалось... Я не хотела этого, просто так вышло. Представляешь, утром проснулась и поняла, что смогу жить без тебя.

   В комнате наступила тишина. Они стояли рядом, но были так бесконечно далеки друг от друга. Сергей, словно не веря услышанному, внимательно вглядывался в лицо Юли. Она была такой же, какой он ее всегда знал: спокойной и собранной. Вот только глаза казались другими. В них не было предназначенной только для него, Сергея, теплоты, к которой он за долгие годы так привык. Сергей отвел глаза – все было кончено.

   Оставшись одна, Юля с облегчением вздохнула и подошла к окну, чтобы в последний раз увидеть уходящего Сергея. Она надеялась, что на этот раз сможет навсегда забыть свое чувство к нему, хотя знала точно, что оно, принесшее ей только разочарование и сожаление, по-прежнему живо. Да и Сергей не перестал быть самым родным человеком, и вряд ли когда-нибудь это изменится.

   Тут уж постарается память... Ведь известно, что в ней у каждой женщины живет тот, кто однажды опустил ее с небес на землю и заставил задуматься над сутью любви, которая порой не поддается никакой логике, приходя и уходя, когда ей вздумается, даря не только радость, но и печаль.

   Сергей вышел из подъезда и, не оглядываясь, направился к машине. Шел медленно, опустив голову и тяжело ступая, словно нес на плечах тяжелый груз. И Юля с горечью подумала, что сейчас он выглядит гораздо старше своих лет.

   Пересчитывай деньги, не пересчитывай – больше их не станет. Об этом думала Юля, глядя на тоненькую стопочку купюр. Этого при самой жесткой экономии должно было хватить на два месяца. А вот вчера она потратила больше, чем могла себе позволить. Соседки-старушки, подруги умершей бабушки, пришли поздравить с новорожденным, а за пустой стол, каждый знает, гостей не приглашают. После их ухода Юля открыла оставленный конверт. Подаренных денег было не так много, но и они оказались очень даже кстати.

   План дальнейшей жизни был такой: дать себе один месяц отдыха, а потом начать искать работу. И потекли дни, наполненные хлопотами о ребенке. Они почему-то казались необычно короткими, и иногда к вечеру сил хватало лишь на то, чтобы донести голову до подушки. Пару раз звонил Илья. Что-то рассказывал, о чем-то спрашивал, обещал приехать, но так и не приехал.

   Зато неожиданно появился Павел. Поздним вечером и навеселе. Злой и неприветливый. Остановился в дверях, даже не попытавшись войти внутрь.

  – Сейчас ты мне все скажешь, – заявил он, сверля недобрыми глазами бывшую приятельницу. – Я ведь имею право?

  – Конечно, имеешь, – подтвердила Юля. – Так о чем ты хочешь узнать?

  – Не догадываешься? Собственно говоря, я и так все знаю, а от тебя хочу услышать только подтверждение.

  – Так ты о ребенке? – словно только догадавшись, удивленно спросила она.

  Взгляд Павла по-прежнему был сердитым, поэтому Юля изо всех сил старалась говорить спокойно и убедительно.

  – Нет, Паша, ты не его отец. Живи спокойно.

  – Лжешь! – зло заявил он. – Я все просчитал: ты была беременна до того, как бросила меня!

   Она смотрела на бывшего друга и не узнавала его, всегда доброго, смешливого и улыбчивого. И эта незнакомая пьяненькая ухмылка, кривившая губы, была ей неприятна. Ну, что ж... Сам напросился!

  – Послушай, старый друг, я задолго до расставания знала, что у тебя появилась другая. Ты, изменяя сам, ждал от меня верности? Напрасно! Сейчас могу признаться – у меня тоже был другой, поэтому претензий к тебе не имею. И говори, пожалуйста, тише!

  Ее слова Павла нисколько не убедили.

  – Тогда почему на фотографиях ты именно с Ильей? Вспомнила, что мы друзья? Хотела, чтоб я обо всем поскорее узнал? А может, отец ребенка он?

   Предположения, рожденные в пьяной голове, были настолько абсурдными, что Юля опешила. Какое-то время она стояла и смотрела с обидой, недоумением и горечью на человека, с которым совсем недавно была очень близка. Наверно, надо было что-то сказать в свое оправдание, в чем-то убедить нежданного гостя, но нужных слов не находилось.

  – А не пошли бы вы оба к черту! – неожиданно зло выпалила она и, с силой оттолкнув Павла двумя руками, захлопнула дверь.

  Успокоилась, только когда прилегла на кровать рядом с сыном. Ребенок, смешно посапывая носиком, спокойно спал, сжав крохотные кулачки. Вот это было главным, а все остальное не стоило ломаного гроша.

   День выдался теплым, и Юля, выйдя на прогулку с сыном, долго сидела в сквере, пытаясь читать книгу. Позвонил Илья. Она нехотя отвечала на его вопросы о себе, малыше, а когда он обратил на это внимание, честно сказала:

  – Ты был очень добр ко мне. Я благодарна за помощь и, если хочешь знать, за каждую проведенную вместе минуту. Вот только прошу больше не звонить. Не хочу, чтобы ты обсуждал с посторонними мою жизнь.

   Люди проходили мимо. Юля провожала их взглядом и думала о том, что у каждого из них есть родные, друзья, приятели, с которыми можно поговорить о жизни или просто помолчать. У нее же не было никого, кроме сына. Так сложилась судьба, и с этим надо было научиться жить.

  Часть девятая

   Вечером в дверь позвонили. На пороге стояла соседка. Видно было, что пожилая женщина недавно плакала.

  – Деточка, можно я у тебя посижу немного? – спросила она, нервно комкая в руках платок.

  Юля, ни о чем не спрашивая, посторонилась, приглашая ее войти.

   О жизни гостьи жители подъезда знали многое. Когда-то ютилась она вместе с мужем и двумя сыновьями в однокомнатной квартире. Однако не унывала: угол хоть и маленький, но все же свой. Муж, чтобы заработать на покупку большей квартиры, постоянно разъезжал с бригадой строителей по соседним областям, но однажды из очередной поездки не вернулся. Говорили, что встретил там новую любовь и решил с ней остаться.

   Чтобы прокормить семью, женщина много работала. Дети большую часть времени были предоставлены сами себе и, может быть, поэтому выросли совсем не такими, какими она хотела бы их видеть. Была ли в том ее вина, женщина не знала. Знала только, что жила ради них и делала все, чтобы дети были сыты и одеты.

   Младшего сына по здоровью в армию не взяли. Работать он не хотел, связался с дурной компанией, а не так давно его нашли убитым на автобусной остановке, которая находилась недалеко от дома. Жители подъезда помогли с похоронами, и при этом, как водится, не сказали о покойном ни одного худого слова.

   Старший сын после армии домой не вернулся, искал счастье где-то в чужой стороне, но, видимо, так и не нашел. Успел ненадолго попасть в тюрьму, а выйдя, вернулся к матери, потому как идти было больше некуда. Искать работу не спешил, появились новые друзья. Время от времени он надолго исчезал из дома. Возвращался иногда с деньгами и тогда начинал пить горькую. Во хмелю любил разглагольствовать о жизни, и при этом во всех своих бедах почему-то всегда виноватой видел мать.

   А недавно в их однокомнатной квартире появилась женщина, которую сын стал называть женой. Пить и обижать старушку стали уже вдвоем. Места для троих взрослых было, конечно, маловато, но для матери все же нашлось: в коридоре у самой двери появился неизвестно откуда принесенный старенький продавленный детский диванчик.

   Юля провела соседку на кухню и поставила на плиту чайник.

  – Давно уж пора написать заявление в полицию, – сказала она, нарезая хлеб и колбасу для бутербродов.

  Можно было, конечно, этого и не говорить – ответ был известен наперед.

  – Не могу же я жаловаться на родного сына! Что Бог даст, пусть так и будет, – обычно отвечала старушка и замолкала. Так случилось и на этот раз.

   Заплакал Глебушка. Юля принесла его на кухню и стала укачивать.

  – Ночью спать-то дает? – шепотом спросила соседка.

  – Дает, – улыбнулась Юля. – Он у меня спокойный.

  Ребенок вскоре опять заснул и был уложен в кроватку.

   Разговор о малыше продолжился, но гостья казалась задумчивой, словно хотела что-то сказать, но не решалась. Юля ее не торопила.

  – Деточка, я ведь с просьбой к тебе пришла, – призналась, наконец, соседка. – Знаю, ты на работу собираешься, вот и возьми меня в няньки. Нет мне дома житья, хоть в петлю лезь. А я и сварю, и приберу. И пенсия у меня есть, на твоей шее сидеть не буду.

   Предложение было неожиданным, и Юля задумалась. Данный себе месяц отдыха подходил к концу, через три дня надо было выходить на работу. Ее согласились взять на прежнее место, и она была этому рада. Только вот ребенка пришлось бы брать с собой. Конечно, няня на таких условиях – отличный выход из положения, но только где взять деньги на ее оплату?

  – И платить мне не надо, позволь только ночевать здесь, – заплакала старушка, видя ее сомнение. – И не бойся, я ни в чем не помешаю, а если что, так и в комнате тихонько посижу.

   Юля с жалостью посмотрела на плачущую женщину, которая всегда была к ней добра, и, наконец, решилась.

  – Хорошо, оставайтесь. Давайте попробуем жить вместе.

   В эту ночь Юля спала плохо. В соседней комнате находилась женщина, которой уже давно пора было узнать о последних днях ее младшего сына Веньки. И рассказать об этом должна была она, Юля. Но сначала подходящего для разговора момента как-то не находилось, а потом пришло решение сохранить все в тайне. Девушка не была уверена, что такая правда нужна матери.

   Случилось это уже после смерти бабушки. Окончив к часу ночи работу, Юля возвращалась домой. Хотелось, как всегда, спать, и она торопилась. Девушка зашла в свой подъезд и ахнула: внутри было совершенно темно, потому что лампочки опять кто-то выкрутил. Подниматься на ощупь в такой тьме одной было страшно, но не оставаться же на улице.

   Почти не дыша от страха, Юля дошла, наконец, до своей двери, вставила ключ в замочную скважину и вдруг каждой клеточкой своего тела почувствовала, что кто-то чужой находится рядом. Ноги сразу стали ватными, и она почти перестала их ощущать.

  – Юлька, – услышала она еле слышный шепот, – это я, Венька из пятнадцатой. Ты только не бойся и не кричи.

  Да если бы даже Юля и захотела закричать, то не смогла бы: от ужаса еще и перехватило горло. Потом она почувствовала на своем плече чужую руку. Пальцы успокаивающе погладили плечо, медленно спустились вниз по руке, нащупали ладонь и сжали ее.

  – Прости, что испугал, – вновь прошелестело рядом. – Разреши зайти, мне помощь нужна.

  Словно загипнотизированная этим шепотом, девушка покорно открыла дверь. Он вошел следом и только тогда отпустил ее руку.

  – А теперь веди себя так, как всегда. Иди в комнату, включи свет и занимайся своими делами.

  Голос его, по-прежнему, был едва слышен.

   Она, не оборачиваясь, зашла на кухню. Усевшись на стул, наконец-то смогла перевести дух и немного успокоиться. Веньку она знала. Они частенько сталкивались на лестнице, здоровались кивком головы и расходились по своим делам. Вернее, шла она. А он всегда, словно куда-то торопясь, бежал, перепрыгивая через ступеньки. Всезнающие старушки называли Веньку беспутным, но что это значило, Юля не спрашивала. Он не был ей интересен.

   Стрелка часов двигалась очень медленно, но все же двигалась. Прошло пятнадцать минут. В квартире по-прежнему было тихо. Юля решительно встала и вышла в коридор. Венька, бледный и по пояс голый, сидел на полу возле двери и прижимал к бедру снятую с себя футболку, которая была когда-то белой. Сейчас она имела совсем другой цвет.

  – Что ж ты молчишь, беспутный, – напустилась на него Юля. – Напугал и молчит. Встать-то сможешь?

  – Ждал, пока успокоишься, – пробормотал он и стал с трудом подниматься. – Говори, пожалуйста, тише.

   Она бросилась помогать. Через несколько минут Венька был усажен на стул посреди комнаты. Джинсы, морщась от боли и тихонько поскуливая, попытался снять сам, но потом отказался от этой идеи.

  – Есть чем-нибудь рану обработать?

   Вопрос вывел Юлю из оцепенения: действительно, нужны лекарства, вата, бинт. Вот только в доме ничего, кроме таблеток от головной боли, кажется, не было. Она отрицательно покачала головой.

  – Извини...

  – Ну, хоть водка-то есть? И полотенце какое-нибудь чистое принеси.

   Водка была. Осталось немного после поминок. Девушка принесла наполовину пустую бутылку. Джинсы пришлось с него стягивать самой. Он тяжело дышал и что-то неразборчиво бормотал сквозь стиснутые зубы, а когда дело было сделано, стал смущенно извиняться. Юля просто кивнула в ответ и подумала, что сейчас, со всклоченными волосами и с худыми длинными ногами, он стал удивительно похож на кузнечика. Не хватало только скрипочки.

   Порез на бедре был длинным и, видимо, глубоким. Венька, часто останавливаясь, закатывая от боли глаза и закусывая губу, обработал его сам. Юле осталось только перебинтовать рану разорванной на полосы простыней.

   – К чему эти тайны? Почему нельзя вызвать скорую? – спросила она, когда Венька уже лежал в кровати.

   Свет в этой комнате он запретил зажигать, от ужина отказался, попросил лишь чаю с сахаром. Она принесла кружку и, приготовившись слушать, села напротив.

  – Они знают, что я где-то здесь, и будут следить за подъездом. И скорую нельзя: они сразу догадаются. Так что придется тебе немного меня потерпеть.

  – Потерплю, куда денусь? – успокоила его Юля. – Только кто они?

  – Дружки бывшие, – нехотя ответил Венька и поморщился, – отомстить решили.

  – Хорошие у тебя дружки! Может, полицию вызвать?

  – Юлька, не говори ерунды, – кажется, он рассердился. – Иди-ка лучше спать.

  Уже стоя в дверях, она обернулась и задала последний вопрос:

  – А домой почему не пошел?

  – Там искать будут в первую очередь.

  Он устало вздохнул и закрыл глаза, девушка вышла.

   На следующий день их никто не побеспокоил, и Юля подумала, что все Венькины страхи, скорее всего, были напрасными. Беда пришла, откуда и не ждали: меняя днем повязку, Юля заметила, что края раны покраснели и припухли.

  – Видишь, все тихо, и вряд ли кто следит за тобой. Давай вызовем врача или разреши мне в аптеку сходить.

  – Ты смерти моей хочешь? – простонал Венька и укоризненно посмотрел на девушку. – Они далеко не дураки. Да и тебе подставляться не стоит.

   К вечеру ему стало хуже: усилилась боль и появилась температура. Юля почти всю ночь просидела рядом, прикладывая холодное полотенце к горячему лбу. К обеду следующего дня Веньке стало настолько плохо, что он не выдержал и решил вызвать такси.

  – Есть у меня одно место, где спрячут и подлечат. Бог даст, проскочу, авось не убьют.

   Предчувствие надвигающейся беды все эти дни не оставляло Юлю, а сейчас оно стало еще острее.

  – Останься, – попросила она, – придумаем что-нибудь другое.

  – Молчи! Сама знаешь – потом поздно будет, – оборвал он девушку и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

   На его худом и бледном от потери крови лице словно застыла гримаса боли и понимания своей обреченности. Потом он тяжело вздохнул и добавил совсем тихо:

  – Если помру здесь, что делать будешь?

   Настало время выходить. Юля помогла Веньке дойти до двери. Ее старенький спортивный костюм, растянутый на коленях, и низко надвинутая на глаза бейсболка отнюдь не делали его неузнаваемым. Он привалился спиной к стене и положил руки Юле на плечи. Они были тяжелыми и очень горячими.

  – Спасибо тебе! Останусь жив, завяжу со всеми левыми делами и буду за тобой ухаживать по-настоящему, – то ли в шутку, то ли всерьез пообещал он. – Я пошел, а тебе дальше нельзя.

   Юля видела из окна, как Венька, не оглядываясь и стараясь не хромать, подошел к такси. Чужих никого рядом не было. Он спокойно сел в машину, и она медленно выехала со двора. Хотелось думать, что все у этого беспутного парня будет хорошо.

   О его смерти в доме стало известно через два дня.

   И вот теперь по воле судьбы мать Веньки спала в той же комнате и даже на той же самой кровати, где когда-то лежал ее сын. И не было у Юли ни одного довода за то, чтобы умножить боль этой женщины рассказом о последних днях ее ребенка.

   Утром следующего дня Юля, все же решившая поставить точку в истории с Венькой, спросила:

  – А не пойти ли нам в церковь? Поставим свечи. Я – за отца и бабушку, а Вы – за Веню.

  Старушка обрадовалась.

  – Спасибо тебе, деточка! Сегодня и сходим. А ты моего младшенького еще помнишь?

  – Конечно, кто ж его не помнит! Он был веселым, всегда здоровался и улыбался при встрече. Да я и все песни его до сих пор помню.

   Юля видела, как приятны матери ее слова. Все плохое, связанное с сыном, было уже давно забыто, в памяти остались только счастливые минуты их жизни. Юля немного помолчала, а потом неожиданно для себя добавила:

  – Веня всегда мне очень нравился.

  – Да, его все любили, – охотно подтвердила женщина и впервые в этом доме широко и искренне улыбнулась.

  Из церкви они возвратились почти близкими людьми. Жизнь двух нуждающихся друг в друге женщин налаживалась. Венька, наверное, этому был бы рад.

   На улице становилось все холоднее, и прогулки уже не могли продолжаться так долго, как раньше. Юля дошла до полюбившегося сквера и медленно побрела по дорожке, усыпанной опавшими листьями. На скамейке, где она привыкла отдыхать, кто-то сидел, и Юля с досады уже хотела повернуть назад, но вдруг услышала знакомый голос: