Текст книги "Такая вот жизнь (СИ)"

Автор книги: Людмила Мацкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

  Часть первая

   – Проснулась? – женщина заглянула в приоткрытую дверь. – Вижу, что проснулась. Вот и хорошо. Надо поговорить.

  Она неторопливо вошла в комнату и остановилась у кровати младшей дочери.

  – Маринка поздно вечером звонила. Хотела и с тобой своей радостью поделиться, да ты уже спала.

   Все это было не совсем обычно: старшая сестра задушевными разговорами Юлю никогда не баловала, а в последнее время и вовсе старалась не замечать.

  – Что-то случилось? – тихо спросила девушка и нехотя открыла глаза.

  Мать окинула взглядом фигуру дочери. Еще подростковую худощавость не могло скрыть даже пушистое цветное одеяло, которым девочка была укрыта.

   Женщина перевела взгляд на ее бледное после сна лицо и в очередной раз отметила сходство с отцом, чей портрет висел тут же в комнате. Она с досадой поморщилась и отвела глаза.

  – Я думаю, что сегодня ты должна перебраться к своей бабушке.

  Она сказала это так спокойно и холодно, что Юле сразу стало понятно: мать решения не изменит. Непонятным было только одно: почему надо было уехать именно сегодня.

   Какое-то время женщина ожидала ответа, но его не последовало, и она продолжила:

  – Мы договаривались, что ты уедешь после выпускного вечера, но так уж получилось... Страшного ничего нет: захочешь – сможешь и из города приехать. Всего-то два часа в дороге ...

  Она опять замолчала, ожидая хотя бы возражений, и, не дождавшись, ворчливо добавила:

  – Чего молчишь? Чистая копия папаши своего: он тоже, бывало, в пол уставится, и слова путного от него не дождешься.

   Юля наконец-то подняла на мать глаза, они были спокойны. То, что младшая дочь умела держать себя в руках, всегда не нравилось женщине и раздражало ее. Вот ведь как бывает на свете: отца своего Юля никогда не видела, а унаследовала все его замашки. От показной сдержанности матери не осталось и следа. Раздражение сквозило в каждом сказанном слове.

  – Подумаешь, выпускной... Вот не хочет Маринка, чтоб вы с Сергеем целый вечер друг на друга смотрели и улыбались, ведь не дети уже. Вечером он с дедом Никодимом к нам придет. Раз замуж Маринку позвал, то пора и о свадьбе поговорить. А тут ты, невеста вечная...

   Она уже не в первый раз так называла дочь, и Юля не обратила на это никакого внимания. Однако услышать еще раз о предстоящей свадьбе сестры и Сергея было больно. Об этой новости Юля узнала пару дней назад. И вовсе она не подслушивала, просто мама со старшей дочерью разговаривала по телефону слишком громко. Делалось это, скорее всего, специально, чтобы младшая дочь заранее узнала о приближающемся событии. Она и слышала. Тогда первым желанием девушки было побежать к деду Никодиму и расспросить его обо всем услышанном, но она сумела вовремя остановиться. Зачем ей нужны были какие-то подробности, если она знала главное? Правильно, незачем!

   Хорошо, что на дворе был поздний вечер. Можно было поскорее юркнуть в постель и притвориться спящей, а потом дождаться, когда мать уйдет в свою комнату, и, наконец-то, заплакать. Но и плакать долго было нельзя, чтобы утром не опухли глаза и никто ни о чем не догадалась.

   А вот теперь новая напасть: приходилось отказаться от выпускного вечера, для которого и платье, и туфли были давным-давно куплены любимой бабушкой.

  – Так я вам не помешаю, уйду на это время из дома. До выпускного осталось всего два дня.

  Юля произнесла эти слова и тут же пожалела об этом, потому как знала, что для матери ее доводы и просьбы никогда ничего не значили.

  – Нет, нельзя, – женщина для пущей убедительности даже покачала головой и усмехнулась. – Кончилось твое время, походила в его невестах, теперь сестре уступи место.

   Вот все и встало на свои места: любимая дочь замуж выходит, а ей, Юле, в этом доме больше делать нечего. А может быть, мать была права? Нечего младшей дочери под ногами у жениха и невесты путаться. Что же... Надо уезжать. Девушка согласно кивнула головой.

  – Хорошо, через час меня здесь не будет.

  – Вот и правильно, – услышала она в ответ.

   Сборы были недолгими, потому как бабушка просила брать лишь самое необходимое. Осталось только одно дело: попрощаться с Сергеем. Юля взяла листок бумаги и быстро написала: « Сережа! Поздравляю со свадьбой, желаю всего самого хорошего! Юля. P.S. Я остаюсь жить у бабушки.» А теперь записку надо было оставить там, где он ее обязательно найдет. Чтобы мать ни о чем не догадалась, девушке пришлось осторожно выбраться во двор через окно.

   Узенькой тропинкой она пробежала по огороду к старенькой баньке, одной стеной примыкающей к соседнему участку. Нужно было только осторожно отвести в сторону пару держащихся на одном гвозде штакетин, чтобы оказаться по другую сторону забора. Там, у самой стены, и находилась скамейка, где она встречалась c Сергеем, чтобы наговориться вдоволь в те дни, когда он приезжал навестить деда. Записка легла в потаенное место между бревнами. Она знала точно, что, узнав о ее неожиданном отъезде, Сергей непременно сюда заглянет.

   Через какое-то время Юля уже ехала в автобусе, смотрела в окно и очень старалась не заплакать, потому что для слез была ночь. Успокаивало лишь то, что известие о скорой свадьбе Сергея и холодный кивок матери на прощание оставались в прошлой жизни. Она знала, что в новой жизни ей будет хорошо: бабушка любила единственную внучку.

   А в это время женщина стояла в комнате младшей дочери и, казалось, бездумно смотрела на стену. Туда, где совсем недавно висел портрет молодого человека, который так и не стал ей мужем, портрет отца ее второго ребенка.

   Никаким отцом в то время он еще не был, просто незадолго до ухода в армию по настоянию своей матери зашел к знакомому фотографу. Так и получилось, что на последней сохранившейся фотографии молодой человек был чуть старше своей дочери, и сейчас их сходство без труда мог заметить каждый. Кроме того, она была такой же худенькой и высокой. Такой же темноволосой и привлекательной. Как быстро летит время! Если бы не эта уже начавшая желтеть от старости фотография, женщина и не вспомнила бы, каким он был. Да и зачем ей это помнить? Она свои обещания выполнила.

   Видимо, пришла пора надежнее спрятать в самых дальних уголках памяти, а еще лучше навсегда забыть, как без любви, только ради крыши над головой для себя и своего ребенка, окрутила она молодого парня, расстроила его свадьбу, а в результате осталась одна с двумя детьми на руках. Те несколько месяцев, что они прожили вместе, счастливыми назвать было трудно. В будущем муже ее раздражало абсолютно все. Чего стоила одна только привычка подолгу молча сидеть перед печью и смотреть на огонь! Женщина чувствовала, что ей никогда не достучаться до его сердца, что даже рождение ребенка не изменит ничего в их отношениях, и это выводило ее из себя. Ее недовольству не было конца.

   А он винил за все произошедшее только себя, однако не находил ни сил, ни желания хоть что-то изменить, смотрел в пол и молчал. Оставалось лишь надеяться, что после родов отношения с этой чужой и нежеланной женщиной изменятся к лучшему. Не зря ведь мужики рассказывали о чудачествах своих жен, когда те были в таком же положении. Вот так и получилось, что за то прожитое вместе время ни он, ни она не нашли друг для друга ни одного доброго ласкового слова. Вполне вероятно, что именно поэтому женщина и перенесла неприязнь с без пяти минут мужа на дочь, родившуюся уже после его смерти.

   Если посмотреть со стороны, то их небольшая семья казалась абсолютно нормальной. Обе девочки были одинаково одеты и накормлены, мать никогда не поднимала на них руку, но все же было нечто, что их разделяло. Старшая могла часами крутиться возле обожаемой мамочки – младшей это не дозволялось. Не то чтобы мать, не выслушав ребенка, гнала его от себя. Нет, такого не было. Но ее постоянно демонстрируемое равнодушие в конце концов дало свои плоды: младшая постоянно чувствовала себя нелюбимой, всегда в чем-то виноватой и обращалась к матери лишь в случае необходимости.

   Старшая в их семье всегда была для Юли эталоном для подражания. Ее постоянно хвалили, ставили младшей в пример. И Юле мало-помалу пришлось свыкнуться с мыслью, что она по какой-то неизвестной ей причине не достойна любви сестры и матери. Тогда она сделала то, что чаще всего и делают нелюбимые дети: замкнулась в себе. И не появись в ее жизни Сергей, кто знает, как бы сложилась судьба Юли: нелюбимые дети редко бывают счастливыми и успешными.

   Женщина неторопливо отвела глаза от стены, на которой остался лишь сиротливо торчащий и потемневший от времени гвоздь, и подумала, что теперь в этом доме уже никогда не будет ни так не похожей на нее младшей дочери, ни ненавистного портрета. Она медленно покачала головой, словно отгоняя ненужные воспоминания, потом пожала плечами и вышла из комнаты, почему-то осторожно прикрыв за собой дверь.

   А в это время дед Никодим суетился на своей кухоньке, ожидая приезда внука, и размышлял о том, как воспримет Юля известие о женитьбе Сергея. Да еще на ком! На ее старшей сестре. Вчера он решился-таки с Юлей об этом поговорить и, может, попытаться ее успокоить. Все-таки не чужая она ему, считай, на глазах выросла. Когда поменьше была, частенько забегала, сейчас вот реже, но все равно старика не забывала.

   Подкараулил, когда Юля кормила кур, окликнул через забор, попросил зайти. Она согласно кивнула головой, но так и не пришла. По всему выходило, что знала уже о свадьбе, поэтому и не захотела ненужных теперь разговоров. А по лицу ничего и не увидишь, это она с детства такая скрытная. Мать, бывало, начнет за что-то ругать, а она ни слова в ответ не скажет, все молчком да тишком, даже в лице не переменится. И от сетрицы-козы ей тоже частенько доставалось; та все норовила на младшую не только свою работу по дому и огороду свалить, но еще и матери наябедничать. На чьей стороне была мать – и без слов ясно. Но только и у Юли имелся свой кусочек радости – его внук Сергей. Хотя был он старше, давно жил в городе, а любил соседскую девчонку как сестру, да и она в нем души не чаяла.

   А в это время Сергей и Марина подъезжали к поселку. Она, довольная собой и жизнью, всю дорогу говорила о том, как они будут счастливы, кого пригласят на свадьбу, куда поедут в первый отпуск. Он не особо вслушивался в ее слова и, если было нужно, просто кивал головой, давая понять, что со всем согласен. Насторожился только, когда услышал знакомое имя.

  – Очнись, второй раз уж тебя спрашиваю. Ты Юльке сообщил, что женишься? Вот потеха: невестой была одна сестра, а женишься на другой! Поди все слезы бедолага выплакала...

   Марина, откинув голову, весело рассмеялась, а Сергею вдруг стало жарко от неожиданно накатившей волны злости. Он прижался к краю дороги, остановил машину и повернулся к невесте.

  – Слушай внимательно, повторять не буду. Если хоть словом, хоть взглядом, хоть намеком обидишь Юлю, в загс пойдешь одна.

   Потом он долго шарил по карманам, ища зажигалку, и, наконец, найдя ее, закурил. До поселка доехали молча. Марина злилась и на себя, и на Сергея, а он не обращал на это никакого внимания и думал Юле. Как-то слишком быстро и незаметно превратилась она из маленькой девочки с тоненькими косичками, смешно торчащими в разные стороны, в настоящую девушку, но их отношения от этого никак не изменились и были по-прежнему ровными и дружескими. И хотя ему и в голову не приходило говорить с ней о каких-либо чувствах, что-то обещать, на что-то намекать, но на душе все равно было гадко и тоскливо.

   Да, ему нравилась милая замкнутая девочка, и Сергей знал, что был для нее единственным человеком, с которым она могла говорить открыто и обо всем. Была еще живущая в городе бабушка, но он подозревал, что внучка от нее многое о своей жизни скрывала просто потому, что не желала расстраивать.

   А от него, Сергея, никаких тайн не было. Да если бы она как-то не так на него хоть раз посмотрела, он бы заметил сразу! Поэтому-то молодой человек и был абсолютно уверен, что никаких романтических чувств к нему Юля не испытывала. Кроме того, он давно жил жизнью взрослого самостоятельного человека, и в ней, в этой самой безалаберной холостяцкой жизни, вчерашней школьнице, конечно же, места не было.

   Вспомнился и последний разговор с дедом о юной соседке. Такие разговоры дед заводил время от времени, и Сергей, не чувствующий за собой какой-либо вины, предпочитал весело отшучиваться. Да и как можно было всерьез относиться к словам старика, любящего поворчать по поводу и без повода?

   Конечно, деда, взявшего после смерти дочери на воспитание маленького внука, Сергей любил и всегда прислушивался к его мнению, но, честное слово, в этом вопросе дед Никодим не был прав. Маленькая девочка, не нашедшая тепла в своей семье, и он, Сергей, не имевший, кроме деда, других родных, были одиноки и тянулись друг к другу, вовсе не раздумывая ни о каких-то там чувствах, ни о том, как это будет воспринято другими людьми. Казалось, чужое мнение их совершенно не интересовало.

   – Нехорошо ты с девчонкой поступаешь, Серега, – старик затянулся папиросой и неодобрительно покосился на внука. – Она ведь уж не маленькая. Они, молодые, ныне умные да ранние. А влюбится в тебя? Как я понимаю, тебе, кобелю, это и в голову не приходило?

  – Дед, никакой я не кобель, – смеясь, отмахнулся от этих слов Сергей. – Мы с Юлькой дружим уж сто лет. Где ты увидел любовь? Вот окончит школу, переедет в город к бабушке, познакомится с хорошим парнем и помашет нам с тобой ручкой. А я ни на ней, ни на какой другой жениться еще лет пять не собираюсь.

  – Я и говорю, что чистый кобель.

  – Это в ваше время, если до калитки проводил, кулечек конфет подарил, семечек в карман отсыпал, то сразу к попу. Сейчас все не так, – весело парировал внук.

  – Да понял я уже, что правнуков мне не дождаться. Не скоро еще ты, кобель, нагуляешься!

   Сергей опять засмеялся, а дед с досады сплюнул и отправился к реке, где им в тени старой ивы была собственноручно сооружена скамейка. Старый пес, прихрамывая, уныло поплелся следом за ним, зная, что старик будет долго жаловаться ему на легкомыслие внука и всего молодого поколения, на боль в ногах и пояснице, на плохой сон и еще Бог знает на что. А он, верный друг, постарается не заснуть слишком быстро и будет старательно делать вид, что внимательно ловит каждое слово хозяина.

  Часть вторая

   Бабушка встретила внучку радостно: все-таки родная кровь, память о единственном

  сыне. В этом же году девушка поступила в институт. В сентябре приехал Сергей и привез в подарок от деда Никодима корзину яблок. Юля вышла его проводить. Они медленно шли по улице, пока не оказались в каком-то скверике.

  – Давай посидим, – сказал Сергей, останавливаясь возле скамейки. – Давно пора нам поговорить.

  Юля молча кивнула головой, соглашаясь. Сергей никак не мог начать разговор, и это было так не похоже на него, что она удивилась.

  – Прости, не сказал о свадьбе заранее, – наконец-то заговорил он. – Глупо все как-то получилось.

   Он опять замолчал, не зная, как поведать о том, что произошло. Не рассказывать же на самом деле Юле, как случайно встретился с Маринкой на какой-то вечеринке, а утром проснулся с ней в одной постели. Потом было еще несколько встреч. Просто так, без всяких обязательств. Когда почувствовал, что все больше и больше втягивается в ненужные ему отношения, встречи прекратил, сказав, что это все ни к чему хорошему не приведет. Марина, к его удивлению и радости, отнеслась к словам о расставании совершенно спокойно. Они мирно распрощались, но через месяц она разыскала Сергея и сообщила, что ждет ребенка. Сделать аборт он и не предлагал, знал, что откажется. Что было делать? Сам без родителей рос и ребенку своему такой судьбы не желал. Так и женился.

   Молчала и Юля. Почему-то вспомнилось, с каким нетерпением она ждала окончания школы. В то время ей казалось, что именно тогда Сергей увидит в ней, наконец-то, не только соседскую девчонку, которую всегда считал то ли подружкой, то ли сестрой, но и влюбленную в него девушку. Обидно, что в их отношениях так ничего и не изменилось с тех самых пор, когда ей было всего-то пять лет, а он перешел в десятый класс.

   – Какая ерунда, – наконец тихо произнесла она, – сказал ты или нет. Словно от этого что– то бы изменилось. И от матери я ничего нового не услышала. Жаль только, что не удалось побывать на выпускном вечере: очень уж не хотелось выслушивать еще и насмешки

  – Вот за это и прости, – покаянно вздохнул он. – Я же говорю, что глупо все получилось.

  – За что прощать, Сережа? Я понимаю: мое детство прошло, и у каждого из нас своя дорога. Спасибо, что так долго был в моей жизни.

   Юля встала.

  – Подожди, – он тоже встал и взял ее за руку, – ты что же, прощаешься со мной? Пожалуйста, не делай этого. Я хочу, чтобы ты знала, что между нами никогда ничего не изменится. Ты и дед – мои самые родные люди. Так будет всегда. Ты мне веришь?

  Она, не поднимая глаз, кивнула.

  – Я всегда тебе верила.

  – Вот и хорошо. А теперь скажи, можно мне приходить иногда?

  – Если захочешь, – она осторожно высвободила свои пальцы из его горячей ладони. – И не забудь поблагодарить деда Никодима за яблоки.

   Юля медленно возвращалась домой и думала об этом странном разговоре. Конечно же, она очень постарается научиться жить без надежды на будущее с Сергеем. И вместе с этим решением крепло понимание: от того, что внутри, уйти невозможно. Это не любить человека очень даже легко и просто, а любить без взаимности всегда больно и сложно.

   И все-таки жизнь обещала впереди много хорошего. Юля радовалась произошедшим переменам, бабушка радовалась вместе с ней. Наталья Петровна была женщиной деятельной, общительной и уже предвкушала, как они вместе с внучкой, а не только с подружкой Зиной, которая в то время часто болела, будут проводить вместе свободное время.

   Баба Зина, как называли ее соседи по подъезду, жила одна в соседней квартире. Муж давно умер, а дочь вышла замуж за немца и укатила в Германию, объяснив при прощании матери, что взять ее с собой не сможет, но будет всячески заботиться о ней и часто приезжать. И, действительно, не забывала: звонила пару раз в месяц и один раз, когда у старушки отнялись ноги, приехала. Надо было решать, что делать с матерью. Выход был один: сдать в дом престарелых.

   Но тут тихая баба Зина неожиданно для всех взбунтовалась и заявила, что умирать будет только в своей постели, поэтому и уговорила Наталью Петровну обменять принадлежащую ей двухкомнатную квартиру на ее трехкомнатную.

  – Наташенька, – упрашивала она подругу, вытирая слезы дрожащими от волнения пальцами, – соглашайся, Христа ради! Ты внучке хорошую квартиру оставишь, она тебе век благодарна будет. Деньги за обмен не отдавай, за это досмотришь меня.

  – Не знаю, что и сказать, – разводила руками Наталья Петровна.

  – Соглашайся, я больше года не проживу. Ты меня и похоронишь.

  После таких слов они начинали плакать вместе.

   Предложение было заманчивым, но все же Наталья Петровна колебалась. И причин было несколько: во-первых, у нее самой часто побаливало сердце, а уход за лежачим человеком – дело тяжелое; во-вторых, квартира подруги Зины была больше всего на десять квадратных метров. Деньги это были не такие уж и большие, чтобы на них можно было нанять сиделку, а самой только контролировать. А это значило, что вся работа ляжет на плечи не только Натальи Петровны, но и внучки, потому как одной ей не справиться. Но желание оставить в наследство Юле большую квартиру пересилило все страхи и опасения: она согласилась. Дочь бабы Зины таким решением матери осталась недовольна, но делать было нечего, и пришлось, скрипя зубами, дать согласие. Обмен состоялся.

   Жилось Юле с бабушкой в то время довольно тяжело: баба Зина всю жизнь проработала в библиотеке и пенсию имела маленькую. При переезде в своей бывшей квартире Наталья Петровна сделала ремонт, купила для подруги специальную медицинскую кровать для лежачих больных, бесшовное белье и многое-многое другое. Однако большая часть денег уходила на лекарства, средства гигиены и часто приглашаемую массажистку. Сбережения на черный день, которыми когда-то в душе гордилась Наталья Петровна, быстро таяли. Прошел год, потом еще год. Деньги были уже давным-давно отработаны, и Наталья Петровна после долгих раздумий решилась на разговор с дочерью подруги. Разговора, правда, не получилось.

   – Что Вы хотите? – заявила «заботливая» дочь. – Обмен сделали, а теперь заявляете, что денег не хватает! А может, Вы всю квартиру заграбастать хотите? Не выйдет! Только попробуйте мать бросить или квартиру на себя переписать! Я Вас засужу!

  – Деточка, да что ж ты говоришь? – чуть не плакала Наталья Петровна. – Мы давно уже деньги отработали. У меня больше нет сил, да и Юленьке надо по-другому молодость проводить. Приезжай, надо что-то решать.

  В ответ послышалось решительное:

  – Приехать не могу.

   Баба Зина со страхом прислушивалась к разговору.

  – Наташенька, – спросила она дрожащим от волнения голосом после того, как дочь в раздражении бросила трубку, – ты ведь меня не бросишь, не сдашь в дом престарелых?

  Наталья Петровна в растерянности опустилась в кресло и прижала руки к горевшим от унижения и чувства беспомощности щекам.

  – Бог с тобой, Зина! Проживем как-нибудь, – только и смогла она сказать своей подруге.

   После этого разговора Наталья Петровна долго не могла успокоиться: поднялось давление, началась бессонница, постоянно болело сердце. Перед восьмым марта она дольше обычного пробыла у подруги, а утром не проснулась. Так Юля осталась одна.

   В этот день она впервые после переезда в город позвонила матери, которая теперь жила в семье старшей дочери и нянчилась с внучкой.

  – Я на похороны не приду, – безразличие сквозило в каждом сказанном матерью слове, словно разговор шел не о смерти свекрови, а о каком-то совершенно обычном деле. – Ребенок болеет, не с кем оставить. Как-нибудь справляйся сама.

  – Я поняла. Справлюсь.

   И она справилась. Помогло письмо Натальи Петровны, которое Юля нашла в комоде вместе с перетянутой резинкой тоненькой стопкой денег. Кроме последних слов прощания и любви бабушка подробно написала, куда следует обратиться насчет похорон. От какой-либо помощи Сергея Юля наотрез отказалась. Ей хотелось именно самой сделать для родного человека то последнее, что она могла.

   Сергей, несколько обиженный этим непонятным отказом, на похоронах был, но после поминок быстро уехал. Приехал лишь вечером другого дня, привез продукты и приготовил нехитрый ужин.

   – Вставай, надо поесть, – войдя в комнату, тихо сказал он и коснулся плеча сидевшей на диване девушки.

  – Мне страшно, – Юля медленно повернулась к нему и повторила, – Сережа, мне очень страшно.

  – Конечно, страшно, – тут же с готовностью согласился он, – кто же думал, что так получится? Но я буду помогать деньгами. Проживем, не бойся.

  – Нет, ты не понял, – в голосе девушки послышалась легкая досада, – я не об этом. Раньше знала, что у меня есть ты и бабушка. Потом не стало тебя, а сейчас и бабушки. Остаться одной страшно.

   Сергей сел рядом и обнял ее. Он чувствовал боль Юли, знал, кем был для нее, и понимал, что если бы не смерть Натальи Петровны, то слова об отношении к нему, Сергею, никогда бы не прозвучали. И еще он прекрасно помнил, как сам учил маленькую девочку сдержанности в словах и проявлении эмоций, потому что так легче было жить нелюбимой дочери в родной семье. Юля оказалась прекрасной ученицей.

   Она тоже обняла его. Обняла так доверчиво, как когда-то давным-давно... Лето в том году было жаркое, и многие ребята старались провести день у воды. Маленькой девочке было всего пять, когда она увязалась за старшей сестрой, собравшейся с подругами на реку купаться. Ей почему-то казалось, как она потом рассказывала Сергею, что каждый человек умеет плавать точно так же, как каждый – ходить. Она бесстрашно вошла в воду и сразу же была подхвачена сильным течением. На ее счастье, это заметил Сергей, загоравший с ребятами тут же на берегу. Воды Юля, конечно же, наглоталась, очень испугалась, но все, к счастью, закончилось хорошо.

   Он нес на руках спасенную малышку, а она, все еще объятая страхом, по-детски доверчиво прижималась к нему, крепко обхватив руками за шею, словно боялась отпустить. Всю дорогу до дома девочка молчала, и он лишь изредка чувствовал, как вздрагивало от старательно сдерживаемых всхлипов ее худенькое тельце. Только у самого дома она подняла голову с его плеча, как-то очень по-взрослому посмотрела в глаза своему спасителю и вдруг сказала:

  – Когда вырасту, буду твоей невестой.

  Сергей, растерявшийся от таких слов, не нашел ничего лучшего, как ответить:

  – А я твоим женихом.

   С тех пор и стали их в шутку называть женихом и невестой, а Сергей никогда не тяготился тем, что оказался главным человеком в жизни маленькой девочки. Потом он окончил школу, уехал в город, поступил в институт. На субботу и воскресенье приезжал домой, к деду. И не было случая, чтобы молодой человек не нашел времени для своей подружки. Долгие разговоры велись обычно на скамейке за старенькой банькой, стоящей на границе с соседним участком.

   Был он ей в то время и вместо брата, и вместо подружки, знал обо всех мечтах, бедах и очень жалел маленькую девочку, у которой никак не складывались отношения с матерью и сестрой. А потом Сергей женился. Юля и не знала, что на свете бывает такая боль, и еще долго пыталась понять, почему он до последнего скрывал отношения со старшей сестрой. Раньше она считала, что если ты не имеешь тайн от другого человека, то вправе рассчитывать на взаимность. Как она, оказывается, ошибалась! Иногда девушке хотелось поговорить об этом с Сергеем, но она так и не решилась начать разговор на эту тему.

   – Не говори так, я же по-прежнему с тобой, – услышала она тихий успокаивающий голос друга и почувствовала, как его ладонь осторожно погладила ее по голове.

   Ему же вдруг стало стыдно, потому что произнесенные слова были всего лишь самыми обычными словами утешения, а если разобраться, то в них не содержалось и грамма правды. Не был он с ней, и она с ним не была. Сергей представил, как после его ухода Юля опять останется одна в пустой квартире, не зажигая света, будет сидеть на том же самом месте и так же бездумно смотреть в темное окно. Вот в этом были и правда, и настоящая цена его словам!

   Понимала это и Юля, поэтому и не стала отвечать Сергею. Не было никакого смысла продолжать разговор ни о чем. Оба молчали. Она не знала, как жить дальше, а он не знал, чем помочь и как облегчить ее боль. Молчание становилось невыносимым.

   – Извини, мне пора, – первым решился нарушить его Сергей, убрал руки с ее плеч и осторожно отстранился. – Зайду завтра.

  Без его рук Юле на миг стало холодно, и она зябко повела плечами. Вечер и ночь обещали быть печальными и бесконечно долгими.

   По дороге домой он думал о Юле. После его глупой женитьбы все между ними было зыбко и, как ему казалось, непрочно. Сейчас-то он понимал, что именно в то время должен был отойти в сторону, дать ей жить своей жизнью, но тогда, к своему удивлению, сделать это не смог. Да и сейчас не может.

   Бывали дни, когда, едва открыв утром глаза, Сергей уже знал, что должен встретиться с Юлей. Чтобы освободить несколько часов, приходилось лгать жене, теще, но стыдно при этом почему-то не было и невыносимо хотелось только одного: поскорее увидеть, как вспыхнет в глазах Юли радость, как она торопливо опустит ресницы, чтобы скрыть ее. Этого Сергею вполне хватало до следующей встречи. И это было все, что он мог себе позволить, не обманув доверие Натальи Петровны и не нарушив данное ей слово. Сдерживало его еще и понимание, что, сказав Юле А, придется сказать и Б, а это уничтожит семью и разрушит с большим трудом построенный им карточный домик. На то, чтобы оставить ребенка, он пока решиться не мог.

   Это была одна из первых встреч после ее переезда в город. Он зашел вечером после работы, чтобы пригласить девушку на прогулку. Пока она переодевалась, Наталья Петровна осторожно прикрыла дверь в комнату и обратилась к гостю:

  – Скажите, Сергей, зачем Вы приходите? Что вам надо от моей внучки?

  Он, конечно, ждал этого вопроса, имел готовый ответ, поэтому сразу же и ответил, не опуская глаз:

  – Мы слишком долго были друзьями, и я не понимаю, почему сейчас не можем ими остаться.

  – Почему? – изумленно и достаточно эмоционально воскликнула Наталья Петровна, но тут же понизила голос. – Вы на самом деле не понимаете? Так я скажу! Вы женаты, и жена Ваша ни кто-нибудь, а сестра Юли, и скоро появится ребенок. Вы старше, умнее, вот и оставьте мою внучку в покое, не портите ей жизнь.

   Конечно, старушка была во всем права, но Сергей не собирался сдаваться.

  – Обещаю, что ничем и никогда не обижу Юлю, а если у нее появится близкий друг, то сразу же отойду в сторону.

  Наталья Петровна после этих слов как-то сникла и даже стала казаться ниже ростом.

  – Я понимаю, что не могу заставить отказаться от встреч ни Юлю, ни Вас. Но хотя бы дайте слово, что не допустите никаких вольностей до тех пор, пока не будете свободным. Не делайте несчастной Юлю, я Вас очень прошу.

  – Я даю слово, – все так же серьезно и не пряча глаз, сказал Сергей, потому что и сам хотел в это верить. – Право, не стоит ни о чем беспокоиться.

   Переживай – не переживай, плачь – не плачь, а день всегда сменит ночь. Учебу бросать Юля не собиралась, поэтому надо было найти работу. И не просто работу, а такую, которая позволила бы ухаживать за бабой Зиной. От материальной помощи Сергея, опять же к его неудовольствию, она наотрез отказалась, а мать жизнью дочери по-прежнему не интересовалась.

   Со времени переезда Юли в город она позвонила только раз. Это случилось через полгода после свадьбы старшей дочери и Сергея. Трубку взяла бабушка. Мать сообщила, что переезжает жить в город к Марине и зятю, а потом поинтересовалась, можно ли ей продать дом, так как нашелся покупатель, а ей на новом месте эти деньги очень бы пригодились. Бабушка сухо ответила, что дом завещан Юле, и только она может решать вопрос о его продаже. Мать, засмеявшись, сказала, что иного ответа от глупой старухи и не ожидала, после чего положила трубку, забыв поинтересоваться делами дочери младшей.

   Узнав об этом разговоре, Юля нисколько не расстроилась: она уже давно научилась не ждать от матери ничего хорошего. Однако перед сном долго всматривалась в лицо отца на портрете, который висел сейчас в ее комнате, пытаясь найти причину, по которой он смог оказаться вместе с этой лишенной сердца женщиной. Но как Юля ни старалась, так и не смогла представить родителей даже стоящими рядом.