Текст книги "Черная бабочка (сборник)"

Автор книги: Людмила Петрушевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Не копайся там, не воруй! – крикнула ей изо всех сил и опять выругалась. – Это чужое!

Они хотели поднять ее силой и увезти, так собирались, точно.

А Мишка-то, как назло, опять уехал за товаром.

И она, выведенная из себя, испуганная до дрожи, стала в голос кричать, что грабят, убивают, приподнялась верхней половиной тела и изо всей силы стукнулась виском о стену. Она думала, что при таком ударе обязательно будет синяк.

Потом она схватила телефон и, вопя в полный в голос, со слезами вызвала милицию, что ее избили, ворвались двое, хотят изнасиловать, приезжайте скорее, адрес.

Положила трубку, стала ждать. Опять закричала:

– Уходите, пока вас не посадили в ментовку! (Такие и такие!) Я замуж выхожу, идите отсюда! Пока менты не приехали! Вас же заберут! (Так-растак!) Я вас посажу обоих! За травму головы и глаза! Я уезжаю в горы! Там меня вылечат!

– Что замуж, какое замуж, – бормотал сын. – Распишешься с ним и всё! Больше не нужна! Им квартира нужна! Горы! Тебя убьют по дороге! Это же понятно! Нам соседи звонили! Что тут притон, наркотики! К ним ходят за анашой!

Опять эта дура схватила пакет с сеном и показала его.

– Да, мама! Вся улица к тебе ходит! Дети из школы у них толкутся тут, родители писали заявления, милиция давно знает, но ничего не делает! Ведь всё повесят на тебя!

Гремели бутылки, которые они кидали в мусорный мешок.

Ваши, что ли, бутылки? Что тут распоряжаетесь, вашу мать?

– Это типично, поймите! – пищала его припадочная жена. – Они спаивают, приносят бутылку каждый день, потом женятся и убивают!

– Это вас убьют! – отвечала пьяная из своей тахты, с серой, давно запачканной подушки. – Вас прикончат! – голосила она, вся в слезах от ужаса. – И ограбят! Я договорюсь! Это вам нужна моя квартира!

Ввалились милиционеры, застали эту картину, вонючая комнатка, старуха лежит, откинув одеяло, кричит и показывает на руках и ногах несвежие синяки, тычет себе в глаз пальцем, что от удара не видит уже, сын хотел изнасиловать, а пожилой мужик и его жена, встрепанные, тоже кричат, что ее спаивают, бутылок вагон, смотрите, сколько собрали и еще вон сколько валяется, тут вообще наркопритон.

Пакет с травой не высовывали, сами побоялись.

И при этом сын показал паспорт, что он тут прописан.

Она кричала, что из своей квартиры выписывает его по суду, он не живет тут!

Бытовуха.

Но не убили ведь никого.

Менты, громыхая сапогами, ушли.

И этим пришлось уйти, а она вдогонку кричала, а вот я добьюсь, тебя выпишут! Подам на выселение! Отдай пакет с травой, не ваш! Вызываю нотариуса, пишу завещание!

Потом она опять принялась готовиться к свадьбе, пока не пришли свои и не начали орать из-за пакета.

Когда к ней на следующий день явилась вызванная детьми врачиха (они только открыли ей дверь ключом, а сами в квартиру не вступили) и с порога так вежливо спросила: «Вы хотите говорить с психиатром, на что жалуетесь?», то она неожиданно весело откликнулась матом, а что, так-разэдак, иди сюда, я жалуюсь, да, на сына, про этих сумасшедших тебе много что скажу. Они там стоят на лестнице, боятся не входят при вас, потому что они психбольные, они приходят меня бьют! Их надо в дурку-шмандурку!

И долго рассказывала, что закрадываются и нападают, сын изнасиловал, вон синяки на ногах и на животе (откинула одеяло). А я не могу ответить, состояние здоровья плохое, не хожу, ногами не вожу, но скоро выйду замуж и меня увезут в горы! На воздух, на природу!

И, спьяну не соображая ничего, охотно подписала бумагу, которую ей дала осторожная врач, «имейте в виду, это направление на госпитализацию!»

– Да! Пусть их забирают в психушку!

Было-то ей море по колено! Веселилась, над врачом решила подшутить. Очки вообще куда-то делись, не могла нащупать. Специально накорябала что-то, мат какой-то, раскоряку поставила, сами разбирайтесь. На букву «х» что-то. В шутку расписалась не так. Эта подпись не моя!

В психбольнице внезапно стукнула медбрата по носу.

Сын с женой и дочь с мужем ее навещали, когда уже ее перевели в тихое отделение. Она плюнула, очень ловко, сыну в морду, когда он над ней наклонился поцеловать.

В начале лета сын с семьей уехал в свой дом, который они купили очень далеко и дешево год назад за свои небольшие деньги (мать-то сразу после смерти отца продала наследство, полковницкую дачу, на которой все было построено-посажено-отремонтировано руками дочери и особенно ее мужа, но она их выгнала и быстро, задорого отдала первым попавшимся покупателям, и была очень довольна перед сделкой. Буду миллионером, кричала в телефон, всё положу на сберкнижку, а вам ничего не обломится! Потом кричала криком, что получила всю сумму в руки, сидя в машине у покупателей, вылезла, спокойно дошла до парадной, поднялась к лифту, и тут двое выхватили у нее сумку в подъезде, как будто знали маршрут и время. Это вы, это вы подстроили, наняли, обвиняла она детей. Отдавайте! Теперь квартиру я завещаю знаю кому. Не вам!).

А сын с женой, вот несчастливая судьба, тоже обнаружили, добравшись до своей деревни, что домик их стоит пустой, воры вынесли даже окна и дверь и разобрали половину шиферной крыши.

Их пустила на несколько дней соседская старушка, они, делать нечего, начали сеять-сажать у себя в огороде, ведь везли на себе посадочный материал. Как-то позабивали окна фанерой, старую дверь купили в соседнем поселке, спали на сене, тоже приключение пополам с бедой.

В сельсовете им сказали, вы московские, а нашим тут есть нечего.

Пить им нечего, так верней!

Через полтора месяца сын вернулся в Москву, ему надо было на работу, и в воскресенье он поехал с продуктами туда, в психбольницу, навестить мать, но она уже умерла там, сказали. Вы бы еще через год приехали. Кримировали ее, кремировали, за государственный счет.

Грипп якобы.

Также медсестра ответила, что за свидетельством о смерти надо в архив.

– Да она же здоровая была, как грипп? – вдруг опомнился и залепетал сын. – Она же уже ходила, мы ее навещали перед отъездом? Никогда такого не бывало! Ничего себе, от гриппа! Первый раз слышу!

Медсестра неохотно и зло пробурчала, как учитель жизни:

– Всё бывает в первый раз.

Развернулась не глядя и ушла.

Несчастный тогда понял, что мать здесь прикончили. Опять она кого-то стукнула. И с ней разобрались. И теперь не смотрят в глаза.

Только виноватые не хотят разговаривать, только убийцы брезгуют объяснять.

Да и то – ее бы все равно как-нибудь убрали, не эти, так те. Не они, так мы.

Кто всем мешает, тот уйдет.

Он шел и плакал, вспоминая маму.

Шел немолодой человек и плакал о себе.

Диалоги

Боб, Ок

Боб

Простите, извините, как проехать в город А?

Ок

Ну тут нет дороги, дяденька, тут конец пути.

Боб

А что же делать, надо возвращаться?

Ок

Тут конец пути.

Боб

Ну я понимаю, что тут конец пути. Надо же обратно.

Ок

Конец, конец пути.

Боб

Идти на вокзал, да?

Ок

Ой. Вок-зал? А здесь нет вокзала. У нас нет вокзала.

Боб

А я же как? Мы же приехали?

Ок

Приезд есть. Да.

Боб

А отъезд?

Ок

Тут я ничем помочь не могу.

Боб

Но поезд, поезд, он же обратно отправляется? С вокзала.

Ок

Не знаю, мы не видели.

Боб

Но поезд же не остается навсегда тут? Тогда здесь будет кладбище поездов, ха.

Ок

Я об этом не знаю ничего. Кладбище? Может быть.

Боб

Подумать только, поезд прибывает и всё. Так быть не может! А машинист, а проводники? Им же надо вернуться, они на зарплате! Семьи ждут!

Ок

Семьи?

Боб

Ну да, родственники.

Ок

Не знаю.

Боб

Мне, наверно, надо обратиться куда-нибудь в справочную? Где тут справка?

Ок

Нету, ничего здесь такого нету. Справочная?

Боб

Ты ничего не знаешь. Сколько тебе вообще?

Ок

А сколько?

Боб

Лет сколько тебе?

Ок

Там должно быть написано.

Боб

Где?

Ок

Ну там. Рядом с вами. Прямо рядом.

Боб

Ничего не замечаю. Где?

Ок

Там, там.

Боб

Что ты говоришь? Какую-то ерунду. Там? Какое там? Сколько лет тебе?

Ок

Ну должно быть написано. Посмотрите. Там две даты.

Боб

И какую из них мне брать?

Ок

Это просто. Не надо брать одну дату. Надо брать вычитание. Столько лет и будет. Там минус, но наоборот. Из последней первую.

Боб

Не понимаю. Что-то с головой. Сколько тебе вообще? Прямо скажи.

Ок

Мне сейчас сто семьдесят пять лет.

Боб

Врешь. Смешно! Бред. Никогда бы не дал. Никогда. Ты что! Совсем другое впечатление.

Ок

Ну мне это сейчас. А раньше было по-другому, это надо смотреть вычитание.

Боб

Вы знаете, у меня голова этого просто не вмещает. Я не понимаю ровно ничего. Вам 175 лет! В городе нет обратной дороги! Но любая дорога должна быть в обе стороны! Поезд, пришедший только что, не идет обратно! Где логика? Нет?

Ок

Есть, есть.

Боб

Целый поезд остался здесь? А ведь у обслуги там родственники, они ждут!

Ок

Уверяю вас, не ждут. Вас ведь не ждут.

Боб

Меня? Я же собираюсь уехать, потому что именно ждут меня – и работа, и семья. Друзья в городе А.

Ок

Вас ждут, но только те, кто ничего не знает о вас.

Боб

Какая странная фраза. Загадками разговариваете? Те, кто ничего обо мне не знает, те меня ждут?

Ок

Именно, милостивый государь.

Боб

Где логика?

Ок

Есть, есть.

Боб

Тогда те, кто знает обо мне, меня не ждут?

Ок

Нет, не ждут.

Боб

Почему же?

Ок

Логика, как вы выражаетесь, такова. Они знают и не ждут, милостивый государь мой дяденька.

Боб

Что они знают? Что ты говоришь такое?

Ок

Это знают они, только они.

Боб

Бред какой-то.

Ок

Это их сведения.

Боб

А вы-то откуда все знаете?

Ок

Вы меня спрашиваете, и я отвечаю.

Боб

Но вы, вы знаете?

Ок

Я ничего не знаю.

Боб

Но вы мне только что сказали, что отсюда дороги нет. Что поезда не возвращаются. Что меня не ждут.

Ок

Я не знаю этого.

Боб

Вон, вон летит самолет! Он же вернется?

Ок

Не знаю. Самолет?

Боб

Снижается, смотрите. Значит, тут есть аэродром.

Ок

Ну, снижается. Что? Аэродром?

Боб

О боже! Взрыв! Что случилось, авария?

Ок

Не знаю.

Боб

Надо туда бежать!

Ок

Куда?

Боб

На аэродром. Может быть, надо помочь?

Ок

Тут нет этого. Нет того, что вы назвали.

Боб

Как это? Самолет же снижался? Они снижаются всегда над аэродромами!

Ок

Нет, не всегда.

Боб

Голова кружится. А куда же мне теперь обратиться? Справочной нет. Мне же нужно как-то то отсюда выбраться. Даже пешком!

Ок

Дороги-то нет.

Боб

Без дороги, куда-нибудь выйду. Лесом, полем.

Ок

Нет ни леса, ни поля.

Боб

А я где?

Ок

Не знаю.

Боб

А вы?

Ок

Я тут.

Боб

А кто-нибудь еще тут есть? Город, улица, дома? Где народ? Население?

Ок

Я.

Боб

И ваш дом где?

Ок

Тут.

Боб

Ваша кухня, ванная где?

Ок

Ванная? Всё тут где я.

Боб

А мне где поселиться?

Ок

Не знаю.

Боб

Всё. Я ухожу. Ухожу куда глаза глядят. Поищу не такого безумного. Пока.

Ок

Что?

Боб

Говорю, пока.

Ок

Не понимаю, что такое «пока»?

Боб

Прощайте. Я ухожу.

Ок

Прощайте покедова. Но это невозможно, милостивый государь.

Боб

Что невозможно? Уйти?

Ок

Да, это невозможно.

Боб

Ну вот я делаю шаг…

Ок

Делайте.

Боб

Так что мне, здесь надо стоять?

Ок

Скажем так: находиться.

Боб

Мне надо тут находиться?

Ок

Не знаю.

Боб

Вы тоже не можете отойти?

Ок

Не знаю.

Боб

И вы здесь уже 175 лет?

Ок

Меньше. 170.

Боб

Так! Опять нет логики. Вам 175 лет, а вы здесь 170 лет? Значит, когда вы сюда попали, вам было 5 лет?

Ок

Не знаю.

Боб

А с кем вы разговаривали тут до меня?

Ок

С миллионами.

Боб

А где они все? Куда делись?

Ок

Тут, тут.

Боб

А почему это я их не вижу? Миллионов? Сумасшедший?

Ок

Я не знаю.

Боб

А вы их видите, сумасшедший?

Ок

Да.

Боб

Они что, не всем видны, сумасшедший вы?

Ок

Не знаю.

Боб

Вам они видны, а мне нет. Это бред сумасшедшего. Идем дальше. Когда вы тут появились, они вам были видны?

Ок

Не знаю.

Боб

Но сейчас вы их видите. А это бред. Никого тут не вижу.

Ок

Да.

Боб

Вы с ними, что, разговариваете?

Ок

Да.

Боб

Вот это же интересно. Они вам что говорят?

Ок

Не знаю.

Боб

Как это может быть? Они непонятно говорят?

Ок

Да, как-то непонятно.

Боб

А вы, вы можете им что-нибудь сказать?

Ок

Не знаю.

Боб

Попробуйте. Спросите их…

Ок

Что?

Боб

Спросите их…

Ок

Хорошо, дяденька.

Боб

Нет, не надо.

Ок

Почему?

Боб

Потому что их ответ может всё погубить.

Ок

Почему?

Боб

Он не оставит надежды.

Ок

А какой у вас был вопрос?

Боб

Это был последний вопрос. Понимаете?

Ок

Нет.

Боб

Последний. На который может быть только один ответ.

Ок

А, я знаю один ответ: «не знаю».

Боб

Я думаю, что этот ответ может звучать как «да».

Ок

А вы спросите так, чтобы вам ответили «нет».

Боб

Да, я могу так спросить. Но, в сущности, я получу тот же самый результат.

Ок

Я знаю один ответ, «не знаю».

Клиника ПЗ

– Представьте себе клинику предварительного заключения.

– Представить себе какую клинику?

– Ту, где убивают память.

– А, что-то подобное писал Пол де Крайф. Лоботомия. Иссечение лобных долей головного мозга. Применялось к особо опасным сумасшедшим.

– Ну вот. Так это не то. В данном случае клиника, где убивают память, должна защищать интересы человека, которому убивают память.

– Это понятно. Память иногда злейший враг человека.

– Клиника, таким образом, должна защищать человека прежде всего от него самого.

– Не от себе подобных, а от себя самого? Главнейшая задача!

– Не надо сарказмов. А в каких случаях надо защищать человека от него самого?

– Задача для философа.

– Опять-таки, серьезней.

– Ну, защищать человека надо от самого себя во многих случаях.

– Так, в каких?

– То есть эти случаи мы определим как случаи с печальными последствиями. Неверные поступки… Необдуманные слова. Плохо понятая ситуация. Невозможность управлять страстями… Короче, ошибки.

– То есть ежедневная жизнь.

– Да! Как говорится, ходьба есть вереница несостоявшихся падений.

– Ну так вот: это все не то. От такого не защитишь и не защитишься. И память тут как раз в помощь: не забыл, к чему это привело? Опыт есть болезненный синяк на теле памяти, ха-ха.

– Как всякий афоризм, он верен лишь частично. Иногда есть опыт победы. В сущности, пока жизнь длится, всякая история заканчивается неплохо. Без летального исхода. И жизнь оказывается вереницей побед – вплоть до момента поражения. Последний вздох – поражение. Позор смерти.

– Нет, бывает, что поражение настигает при жизни. Позор жизни тяжелее. Об этом разговор.

– А. Тогда понятно, о чем. Убрать память как свидетельство невыносимого поражения?

– Да. Помочь человеку, память которого вредна для него.

– Он должен будет прийти с просьбой убрать память? А каковы будут последствия? Ведь память – это и есть личность, душа! А вся история жизни человека рядом с другими людьми есть главное в ней! Оставшись без памяти, до опыта вообще, человек забудет не только свой позор, но и как ходят в туалет или моются в ванне, как чистят зубы, как надо одеваться зимой или летом. Он забудет язык! Забудет мать, отца, друзей. Его будут окружать незнакомые люди! Кто же на это пойдет.

– На это поведут.

– Нет. Стирать всю память никто не даст, не разрешит.

– А спрашивать не будут.

– Видимо, стоит подумать, как дать человеку забыть только определенных людей – да, но когда он явится в мир с убранной частью воспоминаний, тогда остальные участники событий невольно о них напомнят!

– Да!

– В таких случаях помогает эмиграция, бегство в другое место, где нет старых связей.

– Это выход из положения, но эмиграция – это сбор документов, прошения, подписи, долгая волокита. Наконец, деньги на дорогу и на обустройство. Человек в крайней ситуации не может быть приспособлен к такой веренице действий.

– И потом, как избирательно уничтожать память? Если бы это было возможно, все равно все бы вернулось к исходным чувствам. Удалось, допустим, стереть безумную, ненужную, вредную для человека страсть. Все забыто. Но личность снова придет к тому же самому! Генетику не убрать, привычки останутся, ноги сами приведут к нужному месту. Динамический стереотип сам воспроизводит ситуации. Проще говоря, привычки ведут к образу жизни.

– Многие люди бегут – в деревню из города и наоборот, на другую работу, вообще вон с работы. Но эти еще могут себя контролировать. Речь не о них.

– А о ком?

– Предположений нет?

– Ммда… Видимо, речь идет о человеке, чья память очень опасна для него самого. А самая большая опасность – это смерть.

– Да. Мы и пришли к тому, что убивать память надо у самоубийц.

– Стало быть, в клинику лишения памяти должны попадать люди, чьи намерения абсолютно явственны. А ведь многие бравируют, угрожают, спекулируют. Не собираясь ничего предпринимать.

– Разумеется.

– Значит, не эти.

– Да.

– То есть уже покушавшиеся на свою жизнь.

– Да.

– И их – тех кто остался в живых – должны направлять в клинику принудительно.

– Да.

– То есть – это тюрьма для убийц с завершающей всю историю казнью памяти. Личности.

– Да.

– И кто же туда захочет?

– А кто хочет в тюрьму?

– Совершенно верно. Никто!

– Никто, да.

– А как же с нарушением прав человека?

– Самоубийство – нарушение права человека жить.

– То есть… Без суда и следствия?

– В КПЗ так и сажают. Без ничего. Предварительно.

– И что мы обсуждаем?

– Это тайный проект меры пресечения.

– Кого же мы выпустим на волю? Даже не животных.

– Ну, всё обойдется. Их примут, выучат.

– Где?..

– Ну, создадут учреждения…

– Интернаты для психохроников уже есть, спасибо.

– Нет, с большей степенью свободы. Без колючей проволоки.

– Еще того краше. Зная наши порядки… Наши нравы… Наши детские дома… Где живут нормальные дети с нормальной памятью… А кто выходит в жизнь?

– Всё со временем образуется.

Сон

– Разрешите, полковник, я расскажу вам свой сон?

– Только коротко. Другие в очереди ждут.

– Нну вот. Сначала явился один, бежал среди людей, все шарахались. Грязный, какой-то страшной внешности, шерсть неравномерная, кустиками, кое-где пролысины. Вонючий даже издалека. Но без хвоста.

– У всех животных должен быть хвост.

– У него не было.

– Обезьяна?

– Ягодицы голые как у свиньи.

– Обезьяна. Какого цвета ягодицы?

– Грязного. Нет, не обезьяна: во-первых, руки не длинные, а ноги как раз длинные. Он бежал и сам шарахался от людей. Самец. Потому что в шерсти болтался синеватый огрызок. Проскакал мимо уличного развала, схватил связку бананов, продавец ничего не мог поделать, только закричал: «Эй!».

– Такого догонять, прилавок ограбят. Логично. Хотя это сон.

– И некому было его ловить, какое дело посторонним.

– Вот именно, хотя это же ваш сон?

– Слопал на ходу бананы вместе с кожурой.

– Дикий, что ли?

– Слушайте. Это был первый, и это был самец, как мы уже сказали. Куда летел, где потом уселся? Говорят, на дереве в парке. И туда же прибежали следующие, по одному (никогда парами, они не бегали парами; один – или стая).

– Почему?

– Я откуда знаю, сон. Они обсели ветки старых деревьев. Гадили с них. На рассвете мчались к помойкам. В моем сне за каждым кафе в парке стояли мусорные контейнеры, и за каждым кафе возникали эти пиршества на рассвете. Они приоткрывали крышки и, оглядываясь, погружали туда руки и головы. Облизывали пальцы.

– Обезьяны высшей формации?

– И нет! Не неандертальцы, не питекантропы или троглодиты, не пещерные жители. Хотя вечно молчащие. Только кивают, глазами указывают, тихо шепчут матерные слова на деревьях. Матерятся, это понятно, поскольку мат не язык, а рычание. Я это почему-то во сне знал.

– Только самцы?

– А! Вопрос с самками решен был так – самки поросли тонким, как плюш, мехом, волосы на голове висят космами, все как одна немолодые, побитые (и самцы тоже израненные).

– А что же молодые? А дети где?

– В том и дело, что детей и молодых не было.

– Сон какой-то у вас нелогичный. У племени, если оно разнополое, обязательно родятся и будут расти дети.

– Так слушайте дальше! К зиме они стали умирать, под деревьями валялись скрюченные трупы. Зимой все погибли. Собаки выедали у них лица и все мягкие части…

– Безобразие, а не сон!

– Потом пришла весна, и к маю уже пробежал по улицам первый, потом следующий – все неслись в парк. Обсели с десяток деревьев. Немолодые уже самцы и самки.

– И никогда они не спаривались?

– Никогда, по крайней мере на глазах у публики.

– А на человека они все-таки смахивали?

– Чистая, безволосая часть головы была как у человека: глаза, нос, рот. Однако все грубое, серо-синее, все грязное, побитое, в шишках, ранах и порезах. Там, на деревьях, они дрались, скидывали друг друга.

– Нет, нелогично. Если между ними нормальные отношения типа кто кого, кто сильнее, то полагается, чтобы они производили потомство.

– Они дрались, однако ловкости обезьяньей у них не было. Как-то никто не побеждал, не становился лидером. Лезли наверх тяжело, с содранной кожей, подставляли какие-то ящики.

– А, то есть они были не животные. Знакомы были с использованием приспособлений.

– Да! Неловкие, старые, вонючие, избитые, сидели на толстых ветках, свесив ноги с черными, как подметки, подошвами.

– Ну и зачем это все вы мне рассказываете, сержант?

– Господин полковник! Там были и люди. Прибегали поглазеть подростки, хохотали, кидались в них камнями. Те визжали, рыдали, шарахались и не отвечали. Подростки приходили и пуляли из рогаток, целясь в глаза. Дети приносили игрушечные стрелы и луки, смеялись. Женщин сшибали ночами невидимые охотники, исчезавшие с рассветом. Под деревьями коченели останки.

– Ну и кто это, кто, кто это был?

– Люди, люди, и с той и с другой стороны люди, вот что. Что это значит, полковник?

– Следующий!