Текст книги "Лексика современного русского языка: учебное пособие"

Автор книги: Людмила Самотик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Литература

1. Бабайцева В.В. Словарь языка Михаила Шолохова // Филологические науки, 2005. № 5. С. 108–113.

2. Блинова О.И. Региональная лексикология и стилистика художественной речи // Блинова О.И. Введение в современную региональную лексикологию. Томск, 1975. С. 219–226.

3. Коготкова Т.С. Внелитературная лексика в драме В. Распутина «Последний срок» // Культура речи на сцене и на экране. М.: Наука, 1986. С. 90–125.

4. Оссовецкий И.А. Диалектная лексика в произведениях советской художественной литературы 50–60 годов // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971. С. 302–365.

5. Петрищева Е.Ф. Внелитературная лексика в современной художественной прозе // Стилистика художественной литературы. М.: Наука, 1982. С. 19–34.

6. Прохорова В.Н. Диалектизмы в языке художественной литературы. М.: Учпедгиз, 1957. С. 80.

7. Рыбникова М.А. Литературный язык и местные говоры // Литературная учеба. 1935. № 6. С. 119–133.

8. Черных П.Я. К вопросу о приемах художественного воспроизведения народной речи // Русский язык в Сибири. Иркутск, 1937. С. 88–119.

Словари

1. Елистратов В.С. Словарь языка Василия Шукшина. Около 1500 слов, 700 фразеологических единиц. М.: Азбуковник, Русские словари, 2001. 432 с.

2. Народное слово в произведениях В.И. Белова: словарь / авт. – сост. Л.Г. Яцкевич; науч. ред. Г.В. Судаков. Вологда, 2004. 216 с.

3. Падерина Л.Н., Самотик Л.Г. Словарь внелитературной лексики в «Царь-рыбе» В.П. Астафьева / КГПУ им. В.П. Астафьева. Красноярск, 2008. 578 с.

4. Самотик Л.Г. Словарь пассивного словарного состава русского языка: архаизмы, историзмы, экзотизмы, диалектизмы и просторечие / Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. Красноярск, 2005. 424 с.

5. Шангина А.В. Словарь языка забайкальского писателя Е.Е. Куренного. Чита: Изд-во ЧитГУ, 2006. 237 с.

9. Диалектная лексика

ДИАЛЕКТНАЯ ЛЕКСИКА (от греч. dialektos – ‘говор, наречие’) – 1) словарный состав отдельного территориального говора и его системная организация; 2) специфически диалектная лексика национального языка в противопоставлении наддиалектной общенародной, собственно литературной, просторечию, жаргонизмам.

I. Виды диалектной лексики

Словарный состав диалекта – сложное образование, которое во многом зависит от типа говора. В Красноярском крае наиболее изучены русские старожильческие говоры Сибири – вторичные говоры, сложившиеся к XVIII веку на разнодиалектной основе с преобладанием северорусских черт. Лексика русских старожильческих говоров, с точки зрения стабильности диалектной системы, делится на исконную и заимствованную. Исконная по соотношению с основными формами национального языка бывает: 1) общерусской (употребляемой и в литературном языке, и в других диалектах, и в просторечии); 2) диалектно-просторечной (входящей в систему говора и городского просторечия региона); 3) собственно диалектной (существующей только в диалектном языке). К общерусской лексике относятся исконно русские слова (общеславянские, восточнославянские, собственно русские) дом, стол, мать, лететь, в, под и т. д. К этому же разряду можно отнести слова, заимствованные русским языком в период существования диалектов на европейской части страны: кабан (из тюрк.), баня (из лат.), кнут (из сканд.), фартук (из нем.), просторечно-диалектные слова барахло, пробойный, прищучить, пропереть, улестить, ходовой, церква, постираться. Собственно диалектная лексика может быть широкого распространения (локальная лексика), известная многим жителям региона и употребляемая в бытовой литературной и профессиональной речи: вышка — 'чердак', лыва — 'лужа', вехотка — 'мочалка', ну — 'да', щеки — 'отвесные прибрежные скалы', шуга — 'мелкий лед в период ледостава' (Приенисейская Сибирь). Лексика же узкого распространения известна преимущественно диалектоносителям: запон — 'фартук'; ремужник — 'бедно одетый человек'; иззаболь — 'в самом деле'; брусница — 'брусника'; голбец — 'лавочка, крышка, закрывающая вход в подполье'. Собственно диалектной лексики в говоре немного, до 13–14 % в потоке речи.

Заимствованная лексика говора – это, во-первых, слова из литературного языка: адрес, документ, комбайн, сельсовет, программа, перестройка. Особенный интерес представляют искаженные в процессе освоения говором слова иноязычного происхождения (т. н. вторичные заимствования): фатера — 'квартира', фирма — 'ферма', бугалтер — 'бухгалтер', губернат — 'губернатор', которые сближают диалект с просторечием. Во-вторых, к заимствованной лексике относят также слова из языков аборигенов (автохтонов) края (Сибири), обычно это лексика животноводства, охоты, обозначающая одежду и т. д., часто используемая в говоре как экзотизмы: авалаканчик — 'олененок до года'; табаниться — 'тормозить движение лодки веслами'; бокари — 'женские унты из оленьего камуса, расшитые бисером'; бурдук — 'мука, жаренная на масле с сахаром'; парка — 'шуба с капюшоном из оленьей или собачьей шкуры или меховой комбинезон'.

В русских говорах Тувы, по данным Г.Л. Гладилиной, заимствования используются как первичные именования при обозначении животных (аскыр — 'жеребец', морум — 'лошадь', турбан – 'бычок', анай – 'козленок', турпан — дикая утка', улар — 'горная индейка'); растений (иртыш – 'лечебная трава', карагач – 'кустарник', чадура – чадра – чудра – 'черемуха', хак – 'мелкий тальник'); как непредметная лексика (халак – 'возглас восторга', хаман – 'ладно, все равно', байрыг — 'до свидания', кезерить – 'ругать', менде – 'приветствие', тарга – 'начальник') и т. д. В‑третьих, заимствованная лексика – это заимствования из других говоров: а) гребовать — 'брезговать едой'; бурак – 'большой туес для хранения продуктов'; люлька — 'зыбка не на очепе, а на пружине'; при исконном бастрик – заимствованное слега — 'жердь, которой привязывают сено на возу' (происходит расхождение в значении с исконным словом); б) долбленка – обласок — 'долбленая лодка'; тяпка – мотыга, подволока – сеновал, ограда – двор, поветь – вышка – чердак – подволока (используются как дублеты, но с разной частотностью); в) квашня – дежа, сковородник – чапельник, свекла – бурак (заимствования составляют пассивную часть словаря).

Заимствования из жаргонов относительно редки, общий процесс жаргонизации национального языка не имеет широкого распространения в диалектах: прикол – 'что-либо интересное'; туфта — 'обман'; удавка — 'галстук'; полоснуть — 'порезать ножом'; кайф — 'состояние блаженства'; кадр — 'парень'; успокоить — 'убить'. Эти слова характерны в большей степени для молодежи.

Промысловая лексика в диалекте занимает особое место: она обычно известна всем жителям района распространения промысла (не ограничена профессией, т. е. не несёт ограниченного социального характера, «своеобычная терминология» по работам Т.С. Коготковой). Эта лексика не всегда варьируется на разной территории. Поэтому проблематично её отнесение к диалектной. Это же касается и этнографической лексики, которая часто также принадлежит одной территории и не варьируется. Однако закреплённость за определённым регионом позволяет традиционно относить её к диалектной.

II. Словарный запас диалектной личности

Всякий текст, всякое проявление языка связано с личностью, язык воплощается только через индивидуально-авторскую речь. Внимание к языковой личности формируется в рамках младограмматизма в XIX веке. Эту мысль в русском языкознании разрабатывали И.А. Бодуэн де Куртенэ, А.М. Пешковский, В.В. Виноградов и др. Новый этап в изучении проблемы «язык и личность» наступает в 70-е годы XX в. в связи с формированием антропоцентрической парадигмы в языкознании. Как пишет Ю.Н. Караулов, «языкознание незаметно для себя вступило в новую полосу своего развития, полосу подавляющего интереса к языковой личности» (Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. С. 48).

В русистике стабильно сложился интерес к изучению языковой личности в двух направлениях: т. н. элитарная языковая личность, которую в большинстве случаев представляют писатели, их язык изучается на материале художественных текстов, и диалектная языковая личность, язык которой описывается на основе записей речи диалектологами. Особое значение при этом имеет лексикографический аспект исследования – в лексиконе отражается «жизнь души» человека, круг его интересов, его мировосприятие, через лексику высвечивается человеческая личность.

Имеющиеся прецеденты – четыре словаря: «Диалектный словарь личности» В.П. Тимофеева (Шадринск, 1971), «Словарь диалектной личности» В.Д. Лютиковой (Тюмень, 2000), «Экспрессивный словарь диалектной личности» Е.А. Нефёдовой (М., 2001), «Словарь языка Агафьи Лыковой» Г.А. Толстовой (под общ. рук. Л.Г. Самотик, Красноярск, 2004) – отражают лексикон личности частично: в словаре Г.А. Толстовой представлена письменная речь старообрядки, три других словаря являются дифференцированными, т. к. включают в себя только специфически диалектные слова. 5-й словарь издан Е.В. Иванцовой – «Идиолектный словарь сравнений сибирского старожила» (Томск, 2005).

Полный словарь диалектной личности задумывался давно: в 60-е годы в Пермском университете под руководством Ф.Л. Скитовой была начата работа над полным словарём языка Анны Герасимовны Горшковой, жительницы деревни Акчим. Картотека словаря пополнялась параллельно с полным словарём деревни Акчим. Какие возможности предоставляет такое параллельное издание, трудно заранее просчитать, но что это многое обещает – совершенно несомненно. К сожалению, словарь языка Анны Герасимовны не опубликован. Но сегодня мы видим уже три изданных тома «Полного словаря диалектной языковой личности» Веры Прокофьевны Вершининой, жительницы села Вершинино Томского района Томской области. «Вершининский словарь» – полный словарь одной деревни, итог полувековой работы лексикографов Томского университета – издан в 2002 году (см.: Самотик Л.Г. В селе Вершинино живут Вершинины… и говорят по-вершинински // Речевое общение: специализированный вестник / Краснояр. гос. ун-т; под ред. А.П. Сковородникова. Красноярск, 2006. Вып. 8–9 (С. 254–262).

Языковая личность Веры Прокофьевны Вершининой – «типичная в качестве представителя архаической народной культуры…, ярко индивидуальная» [ПСДЯЛ. Т. 1, 5]. Согласно различным типологиям языковой личности (В.П. Нерознака, Н.Д. Арутюновой, Н.Л. Чулкиной, Б.Ю. Нормана) выделяются стандартная и нестандартная ЯЛ; подчиняющиеся языку и подчиняющие язык; типичный, рядовой, средний носитель языка и творческая ЯЛ, в свою очередь, – это архаисты, умеренные новаторы, экспериментаторы и т. д.

Сколько же слов в идиолекте Вершининой? Количественная оценка лексикона личности (как и нации в целом) чрезвычайно важна. Цифры, приводимые в литературе в качестве среднего словарного запаса языковой личности, очень разнородны. Это связано и с разнообразием личностей, и с разным пониманием лексикона личности, и с очевидной приблизительностью подсчётов. Так, по данным В.П. Тимофеева, Макс Мюллер узнал «от достоверного авторитета, деревенского священника, что некоторые работники в его приходе имеют не более 300 слов в своём словаре. Впоследствии эта цифра была ещё раз упомянута Ж. Вандриесом в книге «Язык» (Тимофеев В.П. Личность и языковая среда: учебное пособие. Шадринск, 1971. С. 54). Проф. Е.С. Холден утверждает, что «словарь многих людей заключает в себе 30 000 слов… существует мало основания для распространённого мнения, будто дитя употребляет меньше 1000 слов, обыкновенный человек – от 3000 до 4000, образованный писатель – 10 000 слов… Е.А. Кирпатрик оценивает свой словарь в 70 000 слов» и т. д. В такого рода работах обычно не уточняется, о каком словарном запасе идёт речь – об активном или пассивном. И самое главное – все утверждения без полного словаря ЯЛ носят лишь гипотетический характер. В русской лингвистике долгие годы недосягаемым образцом считался «Словарь языка Пушкина» (М., 1956–1961), насчитывающий 21 191 слово. Первый в русистике полный словарь диалектной языковой личности – Веры Прокофьевны Вершининой – составляет около 30 000 слов. Итак, малограмотная крестьянка… Разрушая современные бытующие представления о деревенском человеке, стереотипный образ которого не отличается привлекательными чертами, словарь демонстрирует богатый мир диалектной языковой личности, отражённый в словарном материале.

И.А. Бодуэн де Куртенэ наметил два основных подхода к исследованию лексикона личности: «по отношению к количеству (запас выражений и слов, употребляемых этим данным индивидуумом)» и «по отношению к качеству (способ произношения, известные слова, формы и обороты, свойственные данному индивидууму), и т. п.» (Бодуэн де Куртене. Избранные труды по общему языкознанию. М.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. 1. С. 77). Качественный характер словарного запаса личности определяется, прежде всего, составом словаря, куда вошла вся отмеченная в речи В.П. Вершининой лексика и фразеология – общерусская, диалектная, диалектно-просторечная – независимо от её частотности, экспрессивной окрашенности, сферы употребления и т. д., представляющая как активный, так и пассивный словарный запас информанта (метатексты). Особо важно впервые введённое в лексикографическую практику отражение языковых единиц, употребляемых диалектоносителем только при передаче чужой речи – фрагменты чужих лексиконов, приведённых с особой пометой. Одной из особенностей Словаря является включение в его состав сравнений, метафор, прецедентных текстов, отмеченных в идиолексиконе. Тонко передана семантика словарных единиц, она чётко подразделяется на значения, оттенки значения и употребления.

При сборе материала использовался метод «включения в языковое сознание» (Н.И. Конрад, Т.С. Коготкова), иначе – «метод сосуществования» (И.А. Оссовецкий), «метод соучастия» (В.П. Тимофеев), который базируется на двух основаниях: психологическая контактность между исследователем и информатором и долговременность сроков наблюдения. В предисловии к Словарю читаем: «Давняя встреча с Верой Прокофьевной Вершининой была тем счастливым событием, которое оставило глубокий след в жизни каждого из нас. Мы учились у неё доброте, душевной мудрости, терпимости, умению выстоять под ударами судьбы и жизнелюбию» (ПСДЯЛ, с. 7).

III. Системная организация диалектной лексики

Лексика в диалекте занимает особое положение, потому что в сознании носителей говора репрезентирует (представляет) язык в целом. Через лексику происходит становление самосознания социума (наряду с оценкой различий в обычаях, одежде, утвари и т. п.): «У нас говорят так (булка, долбленка, рукава), у них – по-другому (буханка, обласок, кофта)».

Системная организация диалектной лексики имеет много общего с литературной, т. к. это варианты одного национального языка.

1. Основное в нормированном языке противопоставление однозначных и многозначных слов не может являться центром организации системы устной диалектной речи, т. к. разветвленная полисемия не может удерживаться памятью. В енисейских говорах противопоставлена предметная и непреметная лексика. Слова с предметным значением часто моносемичны, их значения в сознании носителей диалекта связываются непосредственно с реалией (или классом реалий – понятием): бродни — 'мужские кожаные сапоги на мягкой подошве без каблуков, неширокие (по ширине голени), с голенищами до колен; могут подвязываться шнурком (гасником, гашником) или ремешком у щиколотки и наверху у колена; их носят при выполнении разных сельхозработ, на охоте и на рыбалке в разные времена года (исключая большие морозы); раньше они служили и выходной обувью; их смазывали каким-либо жиром или дегтем'; косоплетка — 'веревочка из ссученных цветных ниток, вплетенная в косу'; девушки из ленты завязывали только бант, в будни же носили только косоплетки; женщины при помощи косоплеток укладывали косы вокруг головы или закрепляли на затылке «кичкой».

2. Непредметная лексика часто имеет диффузную, трудно разграничиваемую на отдельные значения семантику: помочь — 'совместная работа всего «мира» или соседей и родственников у одного хозяина в помощь на строительстве дома, погреба, бани, при молотьбе, сенокосе, копке картофеля и т. п.', продолжительность помочи обычно один, реже два дня; в конце работы хозяева выставляют помочанам угощение; участие в помочи считается делом богоугодным, отказ нарушает этику отношений. Ерничать (относится только к мужчине) – 'иметь непристойную половую связь (с «малолеткой», родственницей и т. д.); говорить непристойности женщине, совращая ее; ломаться, намеренно привлекать к себе внимание дурным поведением, поддразнивая окружающих'.

3. В качестве основного звена, связывающего лексемы в ассоциативные группы, в диалектах выступает словообразовательная структура слова. Поэтому такое значение приобретает внутренняя форма слова, так разнообразны случаи народной эмологии (ремотивации). Например, в енисейских говорах со словом коса связаны: косник — 'лента, вплетаемая в косу, и специальное украшение'; косоплетка, накосник – 'нарядный выходной платок'; ряд устойчивых сочетаний, связанных со свадебным обрядом: расплетать косу, класть на косу, продавать косу, пропивать косу. Косами называют 'плети растений'; косой, косичкой – 'украшения из теста на пирогах'; косицами — 'волосы, свисающие на шею у мужчин (неодобр.)'. С женской косой связывают носители говора слова касатка — 'ласковое обращение к девушке и женщине'; косач — 'тетерев' и косатка — 'косатая утка'. Выразительная, осознаваемая говорящим внутреняя форма народного слова делает его семантически емким.

4. Устная, некодифицированная форма диалекта позволяет широко использовать в речи потенциальные слова, создаваемые по общенародным моделям для единичных контекстов. Некоторые из них закрепляются, значительно расширяя количество словообразовательных и грамматических (иногда и фонетических) вариантов. Так, в енисейских говорах 'бросать' можно кидмя, кидкой, кидком; одни и те же грибы называют волнушка, волнуха, волнушник, волнушница. Свобода в образовании слов по моделям – одна из особенностей диалектной лексической системы (и в целом национального языка до XVIII века).

5. Еще одна специфическая черта диалектной лексики – большое количество экспрессивных слов во всех сферах употребления. Так, в бытовой речи: хлевушок, чирочки (при чирки — 'мягкие кожаные женские сапоги'), лунтайки (при лунтаи — 'унты'); в народно-поэтической: сердечушко, ветричок, гребчик; борочек; в промыслово-производственной: бредешок (при бредень), мордушка (при морда — 'рыболовная снасть'), сохатинка (при сохатина); в публичных выступлениях: «боровка сдали», «сенца-то де взять»; в так называемом «детском языке», на котором женщины общаются с маленькими детьми: дивонько, кысынька, лялечка…

В народно-промысловой лексике, близкой к терминологической, более 23 % слов образовано с помощью эмоционально-экспрессивных суффиксов (подсчитано по «Словарю рыбаков и охотников северного Приангарья»): анбарчик — 'ловушка для медведя'; бабайка, баклажка, бакулка, белянок, бурундучина — 'кривая палка, закрепленная на носу лодки, к которой привязана бечева' и т. д. Большинство слов имеет номинативное значение без коннотации, однако с абсолютной уверенностью этого утверждать нельзя, т. к. в диалекте сохраняется особое отношение к внутренней форме слова. В говорах функционируют экспрессивы с неопределенной, диффузной семантикой: плюхать-—'неуклюже падать (в воду), ронять (в воду); невнятно, невпопад говорить; неуклюже идти, плыть; плевать'; дербануть — 'выпить спиртного; ударить; побежать; украсть'.

Лексика литературного языка, обозначающая, оценки какого-либо явления обществом (эмоции, настроения и т. п.), не рассматривается как собственно экспрессивная: красивый, здоровый, издеваться. Эти слова известны в енисейских говорах, но более частотны их диалектные параллели, несущие в себе эмоционально-экспрессивную оценочность: баской, могутной, изголяться – галиться и т. д.

В архаических диалектах не только фонетическая, но и лексическая система представляет собой язык прошлого. «Естественные языки развиваются значительно медленнее, чем ментально-идеологические структуры. Поэтому о синхронности протекающих в них процессов не может быть и речи». (Лотман Ю.М. О семиосфере // Избранные статьи: в 3 т. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: Александра, 1992. С. 17).

Лексическая система диалектов по сравнению с литературной более яркая, эмоциональная, образная, поэтому народная лексика составляет основу художественной выразительности многих произведений беллетристики. Лексика говоров в большей степени ориентирована на личность, чем на социум (по сравнению с литературным языком). Парадоксальность этой системы заключается в том, что, с одной стороны, в диалектах сохраняется лексика давнего прошлого, которой нет в литературном языке, с другой – на диалектной лексике видны тенденции развития общенародной системы. Все это позволяет формироваться двум направлениям в диалектологии – диахроническому, изучающему в настоящем прошлое (что делали еще компаративисты XIX века), и перспективному, видящему в настоящем будущее (сформировалось в рамках советской диалектологии (Т.С. Коготкова)).

См.: ДИАЛЕКТИЗМЫ