Текст книги "Приключения Златовласки в Венеции"

Автор книги: Людмила Леонидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

13

Алена, раскачиваясь в соломенном кресле, подставляла лицо и тело все еще теплому осеннему солнцу.

– А я не люблю загорать! – Настя ходила рядом, оглядывая огромные кусты цветущих роз. Казалось, розы не чувствовали приближающихся холодов. Их нежно-оранжевые махровые лепестки источали тончайший аромат. И весь внутренний дворик венецианского дома благоухал.

Алена непонимающе посмотрела на Настю.

– Когда тело загорает, оно становится гладким и более привлекательным, – заметила она.

– А у меня веснушки становятся ярче, к тому же я сразу сгораю, – пояснила Настя.

– В веснушках весь твой шарм, а ты их стесняешься, – возмущалась Дорис. – Твои золотые волосы и веснушки – это то, что должны обожать мужчины!

В окне второго этажа показалась полосатая пижама Игоря. Он прижался носом к стеклу и грустно уставился на девушек.

– Ты знаешь, когда я рассказала мужу по телефону твою детективную историю, он минут пять молчал. Не мог слова вымолвить. А потом спросил: «Значит, на Саврасова „наехали“?»

– То есть твой муж имел ввиду автомобиль? – непонимающе уточнила Дорис.

Алена презрительно посмотрела в сторону немки.

– Да нет же, это жаргон наш, – пояснила Настя, – так говорят, когда на человека нападают.

– За деньги?

– Необязательно.

– Тогда, может, действительно его кто-нибудь ударил, а он не сам упал, как рассказывает, – предположила Дорис.

– Погодите-погодите, – задумчиво остановила девушек Алена. – Муж почему-то спросил, кто на Биеннале из русских ему конкуренцию составляет.

– Ты думаешь, что…

Алена многозначительно посмотрела на Настю.

– А Игорь никому ни слова. – Настя покачала головой. – И даже врач не сказал, что этот шрам мог быть от удара по голове.

– Может, его об этом никто не спрашивал, – изрекла Алена.

– Может быть, – согласилась Настя. – Я ведь тогда больше своей проблемой интересовалась: откуда Игорь меня знает, где мог видеть?

– А ты присутствовала, когда врач сеанс гипноза с ним проводил? – почему-то шепотом спросила Дорис и посмотрела на окно, где маячившая фигура Игоря стала казаться необыкновенно загадочной и фантастичной.

Настя кивнула.

– Только врач меня не сразу пригласил, – объяснила девушка, – а после его глубокого погружения в сон.

– Ужасно интересно! «Вы сейчас уснете, уснете. Вот вы уже спите и вам снится чудный сон», – закрыв глаза и вытянув вперед руки, промолвила Дорис, разыгрывая тут же придуманную сцену.

– Нет, это вовсе не так было, – возразила Настя. – Он лежал в затемненном кабинете с подключенными датчиками, которые на экране графически воспроизводили его ответы. Врач стал ему задавать наводящие вопросы обо мне, а Игорь невнятно и путано что-то говорил. Потом виллу Алены под Москвой стал описывать: расположение комнат, подсобных помещений, упомянул о том, что делал росписи стен. Когда стал рассказывать про огромные цветные мониторы на столе у охранников, я сразу вспомнила про видеокамеры около бассейна. И как мы голышом купались. Конечно же, охранники подглядывали. Я сразу врачу знак подала – мы так уславливались, – и он вокруг этого стал «плясать». Но представляете, девочки, как психика у людей устроена, ведь, оказывается, Игорь просто мимо проходил – один только взгляд на монитор бросил, и его мозг тут же зафиксировал. Врач считает, что это профессиональная особенность – у художников зрительная память очень развита!

Дорис, вздохнув, пожаловалась:

– Только не у меня. Я раз двести могу на кого-нибудь смотреть, а моя зрительная память схватит только то, что захочет.

– У него, между прочим, тоже! – заметила Алена. – Ведь он же всех девочек должен был на мониторах видеть, а запомнил только Настю.

– Послушай, а когда гипноз прошел, врач ему рассказал обо всем?

– Да, только Игорь ничего не вспомнил, ни про мониторы у охранников, ни про нас, как мы там в бассейне бултыхались! Мне даже поначалу казалось, что он притворяется. Но врач разъяснил, что все это произошло на уровне подсознания. Мозг, как компьютер, занес в память, а отыскать может только специалист. Дилетант стук-стук по клавишам, а ответа нет. Наоборот, компьютер только вопросы тебе подбрасывает. Игорь сам мне рассказывал, что считал, будто у него мозги поехали. Знаете, сколько мучился, понять не мог, откуда такой сон, как явь!

– Она его за муки полюбила… – с насмешкой продекламировала Алена.

– Да, такого есть за что полюбить, – возразила Дорис. – Сам прославился, Настю прославил.

– Из его славы шубу не сошьешь, – жестко прокомментировала Алена.

– Насте шубы не нужны. У нее все у самой есть! – заметила Дорис.

– Не у нее, а у ее мамы! – настаивала Алена.

– Ну что вы спорите. Между мной и Игорем ничего нет!

Девочки многозначительно переглянулись.

– Потом эта француженка… она на него так смотрит… – Настя поджала губы.

– Точно, – подтвердила Дорис, – и вся из себя, просто шарман, правда.

Алена развела руками.

– Но поверьте моему опыту: может, у них что-то и было, но теперь все. Видели, как этот Тенгиз около нее увивается? А они ведь друзья! Игорь же, вон, взгляни. – Алена махнула рукой в сторону окна, где продолжал стоять художник. – Он, хоть и гордый, виду не показывает, не знаю, что там касается образа на картине, но в живую Настю втюрился по уши. Это точно.

– Даже поправляться на глазах стал, – поддержала ее Дорис. – Ты бы помогла человеку. Темной ночкой бы к нему в постельку нырнула. Его бы «компьютер» тогда про бассейн вспомнил. Никакой врач не понадобился бы. Я тебе гарантирую, что удовольствия больше, чем нагишом в бассейне купаться. Но ты ведь не такая, тебе ведь надо только по любви.

– А что такое любовь? – презрительно улыбнувшись, вмешалась Алена.

– Любовь – это когда тебе так приятно, так хорошо! – мечтательно изрекла Дорис. – Чтобы хотелось обнять, прижаться и так вот стоять…

– Лежать, – с сарказмом уточнила Алена, – и лучше на шелковых простынях в огромной спальне, а вокруг тебя музыка, танцовщицы, слуги с подносами восточных сладостей и фруктов.

– В общем, «Тысяча и одна ночь», – провозгласила Настя.

Все трое дружно расхохотались.

– Добрый день, девочки! – Наталья с чашкой кофе в руке и эскизами под мышкой вышла к подружкам. На ней был темно-зеленый костюм из плотного шелка, который не только подходил к цвету глаз, но и придавал стройность располневшей фигуре: ровный жакет скрывал бедра, юбка, расширяясь книзу, чуть фалдила. – Что это вы так веселитесь? – Она подсела рядом с Аленой к круглому соломенному столику и разложила на нем рисунки. – Не возражаете, если я к вам присоединюсь? Хочу немного передохнуть, воздухом подышать. День сегодня очень тяжелый, много приезжало клиентов. Я тут новый эскиз к лифу платья набросала. Хотите взглянуть?

– А платье из чего? – полюбопытствовала Дорис, вглядываясь в рисунки.

– Из прозрачного черного шифона.

– Да, сейчас модно прозрачные и без лифчиков, – подхватила Дорис.

– Можно и без лифчиков, как раз для этого плотные кружева на груди. Знаете, я придерживаюсь принципа кутюрье Бернара Перри.

– Он ведущий кутюрье Дома Жана Луиса Шеррера, – с большим почтением прокомментировала Дорис.

– Это он костюмы к телесериалу «Династия» делал? – воскликнула Настя.

Наталья кивнула.

– Его философия проста: главное, чтобы женщина выглядела ухоженно, элегантно и украшала собою жизнь.

– Каждому хочется украшать собою жизнь, – вырвалось у Насти, – но… – она хотела что-то добавить, однако остановилась.

Наталья виновато посмотрела на дочь. Все это время они избегали друг друга. После напряженных отношений ей хотелось как-то оправдаться и загладить свою вину в том, что она не поверила Насте. История с картиной, кажется, благополучно закончилась. Журналистам не удалось напасть на след Насти. За это дочь должна была пожертвовать своей свободой: не попадаться на глаза прессе и вообще не вылезать на центральные улицы, чтобы случайно не попасть в объектив камеры. Она пребывала в четырех стенах, что очень импонировало больному, как казалось Наталье, но только не ей. Где-то в глубине души, не забывая истории своего замужества, мать оберегала дочь от повторения своей судьбы. И, если уж быть до конца откровенной, Наталья считала, что для Насти нужно что-то особое, необыкновенное. А что – Наталья не знала сама.

14

Вернувшись с экскурсии из Вероны, где подруги провели целый день, Настя заглянула в гостевую спальню. Обычно Игорь лежал там в постели или, осторожно передвигаясь, бродил по комнате. Сегодня его кровать оказалась аккуратно застеленой, и спальня пустовала. Почему-то именно с ним Насте хотелось поделиться впечатлением о городе, ставшем местом паломников-влюбленных.

Оправившись немного от болезни, Игорь никогда больше не возвращался к разговору о своем отношении к Насте. Он чувствовал себя неловко в их доме, переживая, что доставил всем столько хлопот. Но Наталья сама предложила ему остаться до полного выздоровления. Художник поправлялся медленно, и врач повторял, что нужно как можно больше общаться с ним. Поэтому девочки часто заглядывали к Игорю – поболтать, рассказать о впечатлениях после прогулок по Венеции. Иногда они вели с ним пространные беседы о жизни, искусстве и даже пробовали спорить о проблемах любви. Но это были общие разговоры, никто не касался как бы запретной темы его сна, картины, его безмолвной любви к живой Зластовласке, которую он боготворил.

Чуткая и тонкая от природы, Настя чувствовала это, купаясь в лучах обожания, нежности и любви. Не сверстника, а опытного мужчины, старше себя на десять лет. Постепенно привыкнув к Игорю, она по-детски заигрывала с ним, баловалась, поддразнивая и испытывая его сдержанность. Ей льстило то, что она имеет власть над таким взрослым и теперь известным человеком. Дорис то и дело намекала, что, будь она на ее месте, больной давно бы поправился. Умудренная опытом замужества, Алена, многозначительно покачивая головой, объясняла подругам, что Игорь – не тот случай. Девушек «на минутку» у него полно. Все гораздо серьезнее, чем легкомысленно предполагает Дорис. А Настя с замиранием сердца ждала, что когда-нибудь художник объяснится ей в любви.

Она уговорила подружек съездить в Верону и посетить гробницу Джульетты. Город, который Шекспир избрал местом трагедии Ромео и Джульетты, с древними памятниками и зелеными пейзажами создавал необыкновенную гармонию величия старины и природы. Саркофаг во дворе монастыря капуцинов[2]2
  Капуцины – члены католического монашеского ордена, основанного в 1525 г. в Италии.


[Закрыть], где, по преданию, были вместе похоронены Ромео и Джульетта, всю обратную дорогу стоял перед глазами впечатлительной Насти. Ей срочно хотелось обсудить это с Игорем: как вражда между семьями Капулетти и Монтекки могла заставить молодых влюбленных покончить с собой?

«Смерть предпочли расставанию! Правду ли написал Шекспир? – сомневалась Настя. – Но в то же время толпы людей, приезжавших в Верону, и маленькая почта, не вмещающая письма, которые все пишут и пишут Джульетте со всего мира туда… в загробную жизнь…», – размышляла Настя под разговоры подружек и мелькание итальянских пейзажей за окнами автомобиля.

– Игорь, – позвала девушка, заглядывая во все комнаты. – Я привезла горстку земли из Вероны.

«Эти одержимые скоро земной шарик насквозь прокопают», – ворчала Алена, увидев, как Настя бережно заворачивала в пакет ценный сувенир.

Открывая дверь в свою комнату, Настя застыла от изумления. Земля медленной, как в песочных часах, струйкой высыпалась на ковер.

На стене перед кроватью она увидела «Златовласку» с Биеннале. Свет из окна падал на изображение нагой рыжеволосой девушки, и оно показалось ей вдруг совсем чужим. Настя ближе подошла к кровати.

В лапах пушистого мишки-портного, беззаботно сидевшего на розовой подушке, торчало письмо. С волнением девушка развернула листок.

«Я не пишу тебе: любимая, потому что ты значишь для меня гораздо больше. Ты для меня все – воздух, свет, моя жизнь. Я полюбил тебя против своей воли. Наверное, это предназначение!

Что такое любовь? Я много разговаривал об этом с тобой и твоими подружками. Любовь это совсем не то, что вы, девочки, ожидаете получить…»

Настя покраснела, вспомнив их беседы о любви.

Сердце сжалось от тоски и предчувствия, что она потеряла нечто важное и необходимое в своей жизни.

«…Любовь – это ваше представление о любви. А она совсем другое, то, что человек собирается дать тому, кого ставит выше своих собственных интересов, выше своего спокойствия и комфорта. А ваше представление о любви куда проще – это лишь увлечение. Оно основывается на восприятии. Любовь же слепа.

Так уж получается, что любовь требует полной самоотдачи. Взамен можно получить непонимание и насмешки или, наоборот, тепло и ласку, но это все равно не то, что вы надеетесь дать любимому человеку.

Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива и защищена от невзгод. Поэтому покидаю ваш дом.

Эта картина твоя. Она не может и не должна никому принадлежать, кроме тебя. Твой образ – это тайна, которую я невольно раскрыл и теперь раскаиваюсь. Слабым оправданием может служить то, что знаменитая «Даная» тоже была любима Рембрандтом. Но, наверное, не так сильно.

Мы мало разговаривали с тобой наедине, ты избегала меня, я это ощущал. Но все же благодарен Богу, что он подарил мне минуты общения с тобой, что я вообще встретил тебя. Это огромное счастье – испытать такое чувство. В моем сердце оно останется навсегда. Я хочу, чтобы ты это знала».

Подписи не было.

Настя стояла в растерянности. Вдруг в груди защемило от боли и обиды: уехал! Уехал, не попрощавшись и не предупредив. Первой мыслью было бежать и найти Игоря. Девушка подумала, что он прав, она действительно избегала его, но вовсе не потому, что он ей не нравился, а потому, что… боялась. Боялась – пристального взгляда его синих глаз, его рук, губ. Она откладывала все это на потом. На потом… Теперь Настя ощутила утрату.

«Я привезла ему землю с могилы Ромео и Джульетты!» Девушка прижала к себе любимого мишку. Из глаз покатились слезы. Они предательские ползли по щекам и капали вниз, растворяясь в горстке земли, рассыпанной по ковру, – земли с могилы влюбленных…

Симона, не мигая, смотрела на Тенгиза.

– Ты понимаешь, что мы потеряли целое состоящие! Картина была уже продана!

– Не совсем, – мягко уточнил Тенгиз, – только подписан контракт.

– Не знаю, как принято у вас, у нас это означает, что вещь тебе больше не принадлежит.

– У нас как бы тоже, – подтвердил он.

– Еще у нас полагаются штрафные санкции, когда по вине продавца разорван контракт.

Тенгиз покачал головой.

– Столько денег! – продолжала бушевать Симона. – Где их взять? Если я буду подписывать контракты, а он их расторгать, есть шанс нам вдвоем…

– Перестукиваться по батареям, – закончил ее мысль Тенгиз.

– Что? – не поняла Симона. – Что ты сказал?

– Да это у нас так говорят про тюрьму, – пробурчал Тенгиз.

– Ты должен с ним поговорить! – настаивала девушка.

– Да-да, – пообещал Тенгиз, а про себя подумал: «С ним поговоришь! Он слушать ничего не хочет».

Ресторанный тапер играл на пианино тихую мелодию. Держа левую руку за спиной, официант незаметно подлил француженке вина в бокал. Сбросив красные половинки панциря, на тарелке с желтой розочкой из долек лимона мирно распластался огромный лобстер.

– Хорошо, что я все остальные картины успела отдать покупателям. – Симона с вызовом посмотрела на Тенгиза. – Может, он их тоже захотел бы подарить?

– Нэт, – твердо заявил Тенгиз. – Только одну.

– Что делать! Что делать! – Симона сокрушенно качала головой. – Мне нужно начинать все сначала. Игóр нас просто разорил! Теперь он опять останется без денег!

Тенгиз с восторгом смотрел на девушку: в своем гневе она казалась еще прекраснее. Сочетание фиолетового и красного в ее вечернем декольтированном платье с длинными рукавами создавало необычную цветовую гамму. Светлые волосы были подстрижены умелой рукой классного мастера. Серые глаза француженки блестели.

– Я давно никому не делал комплиментов, но ты… ты – само совершенство. – Тенгиз серьезно смотрел в глаза Симоне, и она немного оттаяла. – Я, правда, очень сожалею о случившемся. Ты помогла нам – и Игорю, и мне. Если бы не ты… – Тенгиз поборол мужскую гордость и продолжил: —…мне трудно было бы прорваться на аукцион. – И, как бы оправдывая себя, подытожил: – Вообще, художник должен уметь создавать картины, а продавать – дело агентов. Но они бывают разные. Ты очень хороший агент. Давай выпьем за тебя, твою маму, всю твою большую семью. – С этими словами мужчина поднял бокал.

В это время в сумочке Симоны что-то зазвенело.

– Прости, я должна ответить на звонок. – Она достала маленькую трубку мобильного телефона. Во время разговора лицо девушки выражало крайнее удивление. Сказав кому-то, что все необходимо тщательно перепроверить и уточнить, она отключилась и осторожно поинтересовалась: – У Игоря есть дедушка?

– Какой еще дэдушка? – вскинулся Тенгиз. – Дэдушки есть у всех. Только, прошу тебя, нэ надо больше детективов и приключений!

– Богатый дедушка, – улыбнулась в ответ Симона.

– А… был, – протянул Тенгиз. – Игорь рассказывал. Тоже хороший художник. У него даже кое-какие картины сохранились.

– Это хорошо, – обрадовалась Симона.

– Конечно, хорошо, – поддержал он. – Отлично, когда у людей много друзей и родственников. Всегда на помощь придут, помогут, пропасть не дадут, но дедушка Игоря уже умер. – Тенгиз воздел вверх ладони и глаза. – Мы на могилу к нему ходили. Там как бы семейный склеп Саврасовых. Памятник красивый стоит с эпитафией – посвящение знаменитого поэта-декадента.

– Значит, действительно он, – будто в никуда проговорила девушка.

– О чем ты? – поинтересовался Тенгиз и тут же как бы нашел отгадку: – Наверное, картина дедушки где-нибудь объявилась?

Он знал, что Симона уже открыла свое небольшое агентство в Париже. Ее сотрудники вполне могли такое откопать, чтобы не дать своему клиенту умереть голодной смертью, а также компенсировать собственные убытки. Тенгиз был рад за Игоря и за Симону тоже. И девушка хорошая, и друг хороший. А как Симона переживала, что Игорь сорвал выгодную сделку со «Златовлаской», но Тенгиз ничем не мог помочь. Теперь наконец все уладится. Он облегченно улыбнулся, обнажив под черными густыми усами ряд белых зубов.

– Игорю процент, как наследнику, полагается? – допытывался он.

– Нет. – Симона загадочно покачала головой. – Но если все подтвердится, то… – Симона замолчала. – Боюсь заранее говорить: примета плохая.

Бархатные глаза Тенгиза выражали крайнее любопытство.

И Симона, тряхнув головой, не выдержала.

– Швейцарские банки опубликовали списки людей, которые открыли у них счета еще до войны, и обещают отдать эти деньги прямым родственникам.

Тенгиз, стараясь понять, в чем дело, был весь внимание.

– Речь идет о невостребованных счетах, – как ребенку, растолковывала ему Симона.

– Понятно, – отозвался он, – и чей там обнаружен счет? – Не дожидаясь помощи официанта, Тенгиз налил француженке полный бокал вина.

Отхлебнув глоток, Симона наклонила голову так, что белая челка закрыла половину лица, и тихо выдохнула:

– Предполагаю, что дедушки Игоря!

15

– Анастасия, у нас с тобой никогда не было ссор. – Наталья строго посмотрела на дочь. Взволнованное лицо Насти выражало негодование. – Наверное, потому, что мы всегда были вдвоем. – Найдя объяснение поведению дочери, рассудила она. – Теперь между нами – третий человек. Я всегда знала, – Наталья помедлила, подбирая слова, – что он должен появиться. – И обреченно повторила: – Я этого ждала. Но не предполагала, что… – Она сокрушенно развела руками. – …что сама приведу его в наш дом и, вообще, что все произойдет так нелепо.

– Ты знала, что он уезжает, и ничего не сказала мне! – в сердцах выкрикнула Настя.

– Выслушай меня до конца. – По лицу Натальи пошли красные пятна. Дочь никогда раньше не разговаривала с ней в таком тоне. – Он сам решил, что уедет, когда вас дома не будет.

Наталья не призналась Насте, как она обрадовалась решению Игоря. Всем своим существом мать была настроена против художника. И вовсе не потому, что он был беден и не мог обеспечить Настеньку. Наталья, конечно, догадывалась, что гордый Игорь откажется от ее помощи, и дочь будет вынуждена жить на то, что, от случая к случаю, станет зарабатывать художник. А Насте нужно учиться, а учеба стоит больших денег. Но все это было проблемой второстепенной, решаемой, в конце концов. Главное заключалось в том, что этот молодой мужчина с впечатляющей внешностью отнимал у Наталии самое дорогое, точнее, все, что у нее осталось в жизни. С этим она никак не могла согласиться.

– Я уезжаю в Москву с Аленой, – твердо заявила Настя, не желая дальше слушать разъяснений матери.

– А как же колледж? – Наталья пробовала образумить дочь. Она знала, что девочка стремится к карьере, Настя была вся в нее, и только серьезные причины могут ее остановить.

– Я пока ничего не могу сказать… – Настя вдруг неожиданно сменила тон и пожаловалась как когда-то в детстве: – Мамочка, у меня все время болит и ноет вот тут. – Она показала рукой на грудь. – Я не могу спать.

Наталья, не выдержав, прижала дочку к себе.

– Я знаю, как это бывает, девочка. Перетерпишь – и все пройдет.

– Не пройдет. – Настя вырвалась из мягких объятий матери и бросила на нее гневный взгляд. – Зачем терпеть?

«Действительно, зачем? Потом останется одна, как я, – с горечью подумала Наталья, – и будет меня винить всю жизнь». Пересилив себя, женщина сдалась.

– Не возражаешь, если я поеду с вами?

Настя с радостным возгласом повисла у нее на шее.

В Москве лежал снег. Под козырьком над выходом из Шереметьево-2 газовали тесно прижатые друг к другу автомобили. Милиционер в бронежилете переругивался с водителями, ожидающими пассажиров.

Полный мужчина в дубленке, держа в руке изысканный букет, обнял Алену. Два плотных охранника, как заводные игрушки, крутили стрижеными головами.

– Познакомьтесь, это мой муж, – желая опередить вопрос, поспешила представить Алена.

Наталья поздоровалась с улыбчивым толстячком, каким поначалу показался ей муж Алены.

– Садитесь, я вас подвезу. – Мужчина хотел распахнуть дверцу перед дамами, но охранники его опередили.

Пятнистые лилии, испускавшие нежный аромат, кивали головками, заткнутые на полку возле заднего стекла «мерседеса».

– Что там у вас случилось? – вопрос прозвучал таким тоном, что толстячок из милого добряка мгновенно превратился в требовательного хозяина.

– Игоря побили, – коротко сообщила Алена и многозначительно посмотрела на мужа.

– Оклемался? – поинтересовался он.

Все трое, как по команде, кивнули.

– Больше не повторится, – строго пообещал муж Алены.

Наталья с Настей недоуменно уставились на Алену.

Та, делая вид, что ничего не происходит, уткнулась в затемненные окна автомобиля.

– Ну что, девочки, развлеклись? – снова залезая в шкуру доброго дяди, полюбопытствовал толстячок.

Настя напряженно кивнула, а Алена стала рассказывать о солнечной Венеции, глядя, как за окнами кружат хлопья снега.

На прощание муж Алены предостерег:

– В случае проблем обращайтесь сразу ко мне.

Наталья с Настей вновь безмолвно кивнули.

Подходя к подъезду, они еще раз оглянулись, услышав, как «мерседес» и сопровождающий автомобиль с охраной рванули с места.

– Как это все понимать? Значит, Игорь не упал, а его избили? И кто такой этот муж Алены? – Наталья нервно раздевалась в прихожей.

Настя, сражаясь с заевшей на сапожке молнией, призналась:

– Я сама ничего не могу сообразить. Алена рассказала, что муж ей по телефону сообщил, будто с Игорем не просто несчастный случай, а конкуренты «наехали».

– А он что, ясновидящий? Сидя в Москве, об этом догадался?

Настя ничего не ответила: она вообще не задумывалась, откуда у Алениного мужа такая информация.

– Чем он занимается?

– По-моему, у него собственная охранная фирма, Алена как-то говорила, – неуверенно отозвалась Настя.

– Охранная? Не наоборот? – Наталья с сомнением покачала головой. – Впрочем, это одно и то же! Значит, у нас теперь нужные связи – бедный художник, которому не дают выставляться, и богатый охранник, который почему-то нам предлагает «крышу». Хорошая компания!

Телефон Игоря молчал. Настя, позвонив Алене, попросила подругу поехать с ней к нему в мастерскую.

Прозрачный лифт поднял их в пентхауз, где находились новые апартаменты Игоря.

На пороге огромной светлой комнаты стоял Тенгиз.

– Вот это подарок! – воскликнул он, увидев девушек. – Какими судьбами? Проходите, проходите, – приветливо улыбаясь, пригласил их Тенгиз в мастерскую.

Настя медленно рассматривала незаконченные полотна, в тайной надежде вновь увидеть свое изображение. Но мастерская была полупустой.

– Почти все картины пришлось продать. – Тенгиз развел руками на вопрос Алены, которой приходилось бывать тут раньше. – Неустойку за «Златовласку» заплатил, – проговорился он и, по-видимому, сообразив, смущенно посмотрел на Настю. – Присаживайтесь, я сейчас. – Мужчина направился в ванную, чтобы отмыть краску и снять перепачканную одежду. – Ну вот, я готов! – Чувствовалось, что у него приподнятое настроение. – Что вы пьете? – с улыбкой поинтересовался он.

– Кофе, – дружно отозвались девушки.

– Я умею варить кофе по-турецки. В песке, – уточнил Тенгиз. – Если желаете, сбегаю за пирожными.

– Нет, нет, – отказалась Настя. – Мы на минутку, хотели с Игорем поговорить.

– Ай, ай, – деланно огорчился мужчина. – Со мной нэ хотите?

– С тобой тоже хотим, – нетерпеливо соврала Настя.

– Что-нибудь серьезное?

– Да, – кивнула Алена и добавила: – Муж просил передать, что он все уладил. Теперь Игорю не нужно бояться «Седого».

Тенгиз озадаченно уставился на девушку.

Настя, не ожидавшая такого разговора, тоже с удивлением смотрела на подругу.

– Вообще-то, он не сильно испугался, – заметил наконец Тенгиз. – Иначе бы не оказался на больничной койке. – Он кивнул в сторону Насти, давая понять, что имеет в виду их дом в Венеции.

– Там случайный прохожий оказался. Иначе бы твой смельчак так легко не отделался, – возразила Алена.

– Я не спрашиваю, откуда тебе это известно, я спрашиваю, кому обязан Игорь такой честью.

– Какой честью?

– Быть за так под чьей-то «крышей».

– Друзьям, – коротко проговорила Алена.

Тенгиз помолчал и, пытливо взглянув на Настю, поинтересовался:

– Тебе тоже?

Настя замотала головой.

– Круг сужается, – прокомментировал Тенгиз. – Благодетели хотят остаться неизвестными?

Настя, ничего не понимая, старалась вникнуть в суть разговора.

Тенгиз на минуту исчез и вернулся с подносом в руках. Умопомрачительный аромат из трех медных кофеварок, покрытых густой пенкой, разносился по всей мастерской.

– Может быть, хотите вина? – предложил он, разливая напиток по кузнецовским чашкам.

– Нет, – отказались девушки.

– Какая прелесть, – тут же оценила Настя, взяв в руки расписную чашечку.

– Скоро на такой вот посуде будут увековечены картины вашего друга, – пообещал Тенгиз.

– Игоря? – встрепенулась Настя.

– Да. Симона все устроила, – он произнес это так ласково, что девушки сразу переглянулись.

– Они с Игорем сейчас в Швейцарии, – небрежно добавил Тенгиз.

– Где-е? – разом воскликнули Настя с Аленой.

– В Женеве, – повторил Тенгиз и, увидев расстроенное лицо Насти, пояснил: – По очень важному делу.

Настя, тут же отставив чашку, поднялась из-за стола.

– Ну, нам пора!

– Постой-постой, я совсем забыл вас пригласить на свадьбу. – Лицо Тенгиза осветила счастливая улыбка.

– Спасибо, но я не могу, к сожалению, улетаю в Лондон, – сухо перебила его Настя.

Алена, помогая подруге выйти из щекотливого положения, подхватила:

– Мы желаем ей счастья, Симона очень эффектная девушка.

– Очень, – подтвердил Тенгиз.

– И полезная, – не выдержав, съязвила Алена.

– И полезная, – поддержал он. – Для всех. Если Игорь захочет, то расскажет вам сам по приезде, сколько она ему принесла пользы.

– Догадываюсь, – заметила Алена.

– Мы за него рады, – торопливо проговорила Настя, чувствуя себя несчастной и обманутой.

– А за меня ты не рада? – поинтересовался Тенгиз.

– И за тебя тоже, – механически ответила Настя.

– А за тебя-то что радоваться? – возмутилась Алена. – Девушка ведь твоя соскочила. – Алена хотела добавить «с другом», но решила не встревать в чужие дела.

– Почему соскочила? – обиделся Тенгиз. – Я скоро в Париж к ней лечу.

– Да-а, деловая… – присвистнула Алена.

– Она очень деловая, – поддержал Тенгиз.

– Так вы с ней фату в Париже решили выбрать и платье подвенечное? – видя поникшее Настино лицо, разозлилась за подругу Алена.

– Точно, – подтвердил Тенгиз.

– А тебе, значит, костюм шафера хотите приглядеть?

– Зачэм обижаешь, какой я шафэр?

– А кто же ты?

– Жених я – вот кто!

– Так это ты женишься? – Настя всплеснула руками.

– Конэчно я, а кто же еще? Я вас на чужую свадьбу, что ли, приглашаю?

– Ой! Тенгизик, миленький! – взвизгнула от восторга Настя, и обе девушки бросились его обнимать.

– А можно мы тебя поцелуем? – игриво спросила Алена.

– Нужно! – вскричал Тенгиз зычным голосом, и через минуту его перепачканное помадой лицо выглядело как абстрактная картинка.