Текст книги "Приключения Златовласки в Венеции"

Автор книги: Людмила Леонидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

На прощание Сергей, прижавшись губами к ее уху, прошептал:

– Когда можно прийти еще?

– Недели через две, я позвоню, – по-деловому ответила Наталья.

Оторвавшись, он озадаченно посмотрел на нее.

– Что-нибудь не так? – В его глазах мелькнула тревога.

– Все в порядке, просто я уезжаю.

– Уезжаешь? – Его голос показался Наталье расстроенным.

– У меня бизнес, – неожиданно для себя стала оправдываться женщина. – Я уезжаю в Венецию.

8

Вечером Наталья услышала по телефону веселый голосок Насти:

– Мамочка! Я уже почти готова к отъезду. Ты без меня скучаешь?

– Конечно, конечно, – автоматически ответила Наталья. Ее мучили сомнения: сейчас или по приезде задать дочери этот вопрос: «Кому и зачем позировала Настя в обнаженном виде?»

Выросшая в семье художника, она часто сталкивалась с профессией натурщицы. Обычно это были одинокие женщины, стремившиеся подзаработать небольшие деньги утомительным и неприятным для них трудом. Или же совсем молоденькие девчонки, ищущие приключений и, как Нарцисс[1]1
  Нарцисс. – В греческой мифологии прекрасный юноша, который отверг любовь нимфы Эхо. За это был наказан богиней любви Афродитой: влюбился в собственное отражение в воде. – (Прим. ред.).


[Закрыть], обожающие себя и свое тело. Настя, по разумению матери, не относилась ни к тем, ни к другим.

Слова застревали у Натальи в горле, и она смогла только выдавить из себя:

– Доченька, у тебя все в порядке?

– Конечно, – удивилась Настя. – Все хорошо. Мы же вчера с тобой разговаривали. За это время ничего не изменилось.

– Да-да, – растерянно согласилась женщина.

– Ну все, мамочка. Пока! Присылай машину в аэропорт, – крикнула дочь в трубку.

И Наталья не решилась задать свой вопрос…

Престижный колледж, в котором училась Настя, находился в старинном замке на территории красивого парка. Жившая неподалеку пожилая чета садовников ранней весной старательно высаживала на лужайках море цветов: тюльпаны, анютины глазки, маргаритки. Слушатели колледжа, одетые в одинаковую форму из шерстяной шотландки и такие же клетчатые береты, казались нарисованными на фоне великолепно задуманного пейзажа.

На отделении моделирования одежды, где училась Настя, англичане преподавали в строгом и традиционном стиле. Постные уроки походили на овсянку, которую подавали в столовой по утрам. Считалось, что костюмы из пластиковых бутылок и металлических бидонов можно создавать только, когда пройдешь все азы классической науки. А семнадцати-восемнадцатилетним юношам и девушкам не терпелось скупить все иголки в соседней галантерее и, натыкав их в серебряную фольгу, изобразить что-то немыслимо авангардное, что-то между виртуальной реальностью и китчем. Поэтому обыкновенный урок о современном деловом костюме для женщин, который пытался вдолбить преподаватель, воспринимался ими, как пытка.

Аккуратный прилизанный очкарик, всего на несколько лет старше своих слушателей, монотонно нудил, ссылаясь на мнение немецкого психолога:

– Судьба каждого претендента на рабочее место решается в течение первых тридцати секунд, это означает, что человека встречают «по одежке». Поэтому вам, создателям моделей, вверены карьера и будущее людей. От вас зависят вкусы, которые вы призваны формировать.

Слушатели, приготовившись к долгому, неинтересному монологу, занимались кто чем.

– Строгий пиджак, юбка до колен… – голос преподавателя усыплял.

Настя, аккуратно записывающая лекции, заглядывает через плечо в тетрадь соседки.

– Туфли на среднем каблуке, чтобы взбежать по лестнице счастья наверх. – Лектор оглядывает скучающую аудиторию, стараясь расшевелить ее ярким образом счастливой обладательницы делового костюма. – Пиджак может быть красного цвета, чтобы обратить на себя внимание начальства. Или фиолетового, – восклицает он, довольный оживлением слушателей, – а также ярко-синего, из-за четко выраженного сигнального эффекта.

– Ну все, больше не могу! – громко восклицает немка Дорис, соседка Насти по комнате и парте. – Такой хорошенький и такой зануда.

Преподаватель, услышав ее слова, краснеет, как мальчик, но, изо всех сил стараясь не обращать внимание, продолжает таким же заунывным голосом:

– Дурной тон и тормоз карьеры для деловой женщины – джинсы. Даже если их носить в ансамбле с шелковой блузкой или пиджаком из кашемира!

Дорис достает из папки лист бумаги и размашисто рисует на беднягу учителя карикатуру, надевая на него вместо брюк женские панталоны с кружевами. Сидя в первом ряду, она поднимает рисунок лицом к сидящим сзади слушателям, и те начинают хихикать.

– Абсолютное табу для деловой женщины… – Учитель удивленно обводит близорукими глазами аудиторию, вглядывается в чистую оборотную сторону листа. – …голые руки, тем более обнаженные плечи.

Дорис тут же подрисовывает своей модели выпуклую грудь с открытым декольте…

– Белая обувь для офиса – еще один неоспоримый запрет, а тем более открытые босоножки, – предупреждает педагог.

Дорис ставит его на высокие шпильки, пальцы ног костляво выпирают наружу.

– Колготы, – повышает он голос, чтобы перекричать звонок, – только спокойных тонов. Недопустимы ажур, сетка и прочие изыски.

Дорис одним махом разрисовывает ноги карикатуры ажурными розочками, обводя их черным фломастером.

Преподаватель складывает бумаги, собираясь выйти из аудитории, в это время Дорис вновь демонстрирует свое уже законченное произведение, но теперь уже развернув его под углом так, что учитель может прочесть подпись под карикатурой: «Деловой костюм мистера Томаса». Слушатели разражаются громким хохотом, а преподаватель, снова покраснев, просит Дорис задержаться.

Насте нравилось учиться в этом колледже. Она мечтала о карьере знаменитой Коко Шанель. К студенческим праздникам они с Дорис создавали на компьютере, стоящем в их комнатке, потрясающие костюмы. Полет фантазии будущих кутюрье был безграничен. К сожалению, реализовать их в жизни было сложнее, чем на экране монитора. Но девушки не унывали. С немецкой аккуратностью и педантичностью Дорис вручную раскрашивала белый шелк, а Настя, обвивая льющуюся материю вокруг манекена, создавала умопомрачительный современный наряд, нашивая на него блестки, кружева и кусочки меха. По выходным они с Дорис отправлялись в Лондон потусоваться среди молодежи на Пикадилли, походить по незабываемым театрам, съездить на метро к Кенсингтонскому Дворцу, чтобы положить цветы у бывшей резиденции несчастной Дианы.

Дорис, приехавшая сюда из Гамбурга, считала себя многоопытной и теоретически подкованной в делах, касающихся секса. Длинными темными вечерами, забравшись под одеяла, они вели мечтательные разговоры – о себе, о мальчиках, своем будущем счастье.

Как-то вечером Дорис долго не возвращалась, хотя время, отведенное для прогулок, давно прошло. Наконец раздался стук в окно их комнаты, находящейся на первом этаже, – и Настя увидела ее взволнованную физиономию. Перекатившись через подоконник на пол, Дорис тут же сняла платье и, расстегнув лифчик, стала разглядывать свое голое отражение в зеркале.

– Посмотри на меня! – приставала она к сонной Насте. – Что во мне изменилось?

– Да вроде ничего, – зевнула Настя, не понимая возбуждения подруги. – Что-нибудь случилось? Глаза у тебя какие-то странные, горят, как у кошки.

– Все? – настойчиво допытывалась Дорис, ощупывая свое худенькое тело.

– Вроде… – неуверенно протянула Настя.

– Эх ты, не догадалась! – разочарованно выдохнула немка. – Я стала женщиной!

– Ой! – Настя присела на край кровати. – А кто он?

– Тсс… – Дорис приложила палец к губам. – Мистер Томас, наш преподаватель.

– Ты что? Не может быть!

– Может!

– Его же теперь выгонят.

– Нет, – упрямо замотала головой девушка. – Я сама его соблазнила.

– Как это?

– Помнишь, он оставлял меня после уроков? С этого и началось.

– Но… но у него есть жена.

– Он с ней разведется! – твердо заявила Дорис.

– Он тебе так сказал? – удивилась Настя.

– Нет, но он говорил, что они живут поврозь. Да ну ее! – Девушка беззаботно махнула рукой. – Ты не о том спрашиваешь. Я думала… – Дорис закатила глаза: —…что это будет ужасно больно.

– А оказалось?

– Это потрясающе, балдежно! Неужели я совершенно не изменилась? – Она недоверчиво покачала голыми бедрами.

Настя изо всех сил таращила сонные глаза.

– Вроде нет, но, может, живот стал больше.

– Ты что? – дотрагиваясь до плоского живота, испугалась немка. – Я сразу приняла таблетки.

– До или после? – поинтересовалась Настя.

– А когда надо?

– Наверное, во время, – неуверенно произнесла Настя.

– Это же неудобно. И запивать нечем. Я таблетки без воды глотать не умею, всегда давлюсь. Представляешь, картинка!

Девушки расхохотались.

– Послушай, ты книжку о контрацептивах читала? – спросила Настя.

– Ты еще о безопасном сексе спроси, – обиделась Дорис и, вспоминая удовольствие, закатила глаза. – Ну просто кайф! Очень советую попробоваться.

– С кем? – Окончательно проснувшись, Настя с некоторой завистью поглядывала на подругу.

– Кстати, этот парень, с отделения живописи, к тебе присматривается.

– Да ну, – отмахнулась Настя. – Он мне вовсе не нравится.

– Подумаешь, нравится не нравится, а попробовать можно!

– Я сначала должна полюбить. Не хочу просто так.

– Ты права, – согласилась Дорис. – С мальчишками нечего связываться. Лучше – мужчина с опытом. Пусть даже зануда. – Сделав вид, что надвигает на нос очки, она изобразила своего любовника. – В таких делах занудство не мешает, – съехидничала Дорис. – Даже наоборот, пикантно!

– Я бы взрослого стала стесняться, – призналась Настя. – Вот моя подружка в Москве, Алена, за старика замуж вышла. Ему где-то лет… пятьдесят.

– Да, очень старый, даже моему папе сорок.

– У него такой живот… Я вот все время думала, ведь живот, наверное, мешает, когда любовью занимаешься?

– Не знаю, Томас очень худой. У него нет живота. Я боялась… как это… ну, Он туда залезет. – Нагнувшись Дорис пыталась заглянуть в собственное нутро.

– А какой Он?

– Кто? – увлекшись изучением своего тела, не поняла немка.

– Ну кто-кто?

– А… я не знаю, не видела. Это ведь в машине было. – Но, подумав, припомнила. – Все время разный, то живой и твердый, то как рыба.

– Фу, – поморщилась Настя, снова укладываясь в постель. – Ведь рыба скользкая. По-моему, женское тело красивее. Женщина – само совершенство. В ней все гармонично. Вот возьми свою грудь…

– Возьми лучше свою, она у тебя больше и круглее, – с завистью произнесла Дорис.

– Неважно, она же не напоминает скользкую рыбу.

– Да, – согласилась подружка, дотронувшись до своего темного соска, который сразу стал тугим, как пуговичка. – Ой, Настя, посмотри, что это с ним?

– Не знаю…

– Дай-ка, твою потрогаю… – Дорис залезла к Насте в кровать и приподняла ей коротенькую ночную сорочку. – Хочешь, я покажу тебе, как у нас было? – И дотронувшись пальцем до клитора подружки, Дорис с любопытством спросила: – Чувствуешь что-нибудь?

– Нет, – краснея, Настя замотала головой.

– Ой, Анастаси, ты такая красивая. – Распущенные рыжие волосы Насти щекотали голое тело немки. Она возбужденно вздрагивала. – Хочешь, попробуй сама. – И Дорис показала еще раз.

– Зачем?

– Не знаю, после этого – такое желание к кому-нибудь прижаться… и уже совсем не кажется, что он скользкий, как рыба.

Настя тонкими пальчиками раздвинула свои рыжие завитки ниже живота и несколько раз провела по лобку.

– Ничего не чувствую, – вздохнула она.

– Значит, ты еще не созрела.

– Давай спать, – предложила Настя.

Дорис, покинув постель подружки, заснула, полная впечатлений.

А Настя долго еще ворочалась после рассказов Дорис, представляя своего первого возлюбленного.

9

Прилетевший в Венецию Игорь остановился в одном из лучших отелей города. Так ему посоветовала Симона.

– Не престижно, когда преуспевающий художник экономит на жилье, – твердо заявила она. – Назавтра я тебе устроила встречу с прессой, а послезавтра мы организуем небольшой коктейль, – бойко звучал ее голос в телефонной трубке.

Игорь выдержал паузу.

– Алло. Что ты молчишь?

– Ты нашла спонсора, чтобы оплачивать мои счета? – в шутку поинтересовался Игорь.

– Не беспокойся, пока я твой министр финансов, все калькулируется, – бодро отозвалась Симона и, сообщив, когда приезжает, повесила трубку.

Игорь полностью доверял девушке. Она была единственная, кто имел прямую выгоду от его славы.

– А за славу нужно платить, – учила его француженка. – Ты ведь хочешь обойти конкурентов? Это правило любого бизнеса.

Она сумела организовать так, что его «Златовласка» и другие картины были выставлены в международном павильоне, а не в национальном, где представлялись произведения российских живописцев, среди которых, конечно, лидировал «Седой». Приобретя определенную известность после выставки в Германии, Игорь встречал его пару раз на презентациях в Москве. «Седого» всегда сопровождала толпа поклонников и несколько головорезов, подобных тому, кто угрожал Игорю в Касселе. Делая вид, что молодой художник для него слишком мелкая сошка, «Седой» бросал в его сторону изучающие взгляды. Но Игорь не обращал на соперника никакого внимания.

Тенгиз беспокоился за друга:

– Хочешь, я поищу способ потолковать с ним, – часто предлагал он.

– О чем? – возмущался Игорь.

– Но ведь другие художники как-то с ним договариваются.

– Как же, договариваются! – упрямо возражал он. – Им присылают приглашения на выставки, а они отказываются под разными предлогами. И едут только те, кого он сам допускает. То есть значительно слабее его, чтобы не составлять конкуренции. И поддержка у него там. – Игорь поднял палец к потолку.

– А может, его побить? – сочувствуя другу, горячился Тенгиз.

– Я не бандит и такими методами пользоваться не собираюсь!

– Не собираюсь, не собираюсь, – передразнивал его Тенгиз. – А что ты будешь делать, когда он соберется? Ведь ему же невдомек, какой ты ему подарочек припас в Венеции.

– Да, – подтвердил Игорь. – Он свою команду на Венецианское Биеннале готовит. А я отдельно.

– Небезопасно это, Игоряша, небезопасно!

– Поехали со мной. Будешь меня охранять, – пошутил Игорь.

– Подумаю, – сказал друг и неожиданно добавил: – Мне бы такую девушку, как твоя Симона!

– Она вовсе не моя девушка! Она мой агент.

Тенгиз укоризненно посмотрел на Игоря.

– Ай, нехорошо другу врать!

– Ну, не совсем так, – смутился Игорь. – Понимаешь, Тенгизик, она мне очень хороший друг, почти как ты.

– Еще чего?

– Я не в этом смысле.

– Меня не проведешь. Я же вижу, какими глазами она на тебя смотрит.

– Глаза глазами, а что я ей могу предложить? Допустим, мастерская у меня теперь приличная, есть деньги от нескольких картин. Да и те вкладывать нужно, чтобы бизнес дальше шел. А она – француженка, понимаешь? Жилье в Париже нужно покупать, шубы там разные. Не могу же я за ее счет жить!

– Не в этом дело, – Тенгиз покачал головой. – Все это ты придумываешь, чтобы были веские причины не связывать с ней жизнь. Просто не любишь ты ее. Вот и все!

Игорь молчал. Он знал, что друг прав. Ему вновь вспомнился сон, смеющееся личико Златовласки, ее руки, обвивающие его шею.

А Тенгиз, как бы читая его мысли, спросил:

– А что с той девушкой?

– С какой? – Игорь сделал вид, что не понял.

– С натурщицей твоей, рыженькой.

Игорь покачал головой.

– Не было никакой натурщицы. Это просто сон!

Венеция встретила Игоря осенним солнцем, светившим за окнами роскошного отеля. На комоде лежала масса проспектов, приглашающих его провести время в многочисленных барах или отужинать в ресторанах отеля. С глянцевых фотографий улыбались гондольеры в расписных шляпах. Красочные лодки принадлежали отелю.

Но Игоря ждала напряженная работа. Симона составила ему план встреч, и журналисты уже названивали с утра с просьбой подтвердить этот график.

На закрытие выставки обещал приехать Тенгиз с дочкой.

– Заодно и Венецию ей покажу, – сказал друг. – С Симоной познакомлю. Дочка во французской школе учится, а второй язык у нее итальянский.

Игорь сделал вид, что не обратил внимание на реплику о Симоне. Хотя последнее время стал замечать, что Тенгиз уж слишком пристально посматривает на француженку своими жгучими глазами. В душе он не возражал, если бы и Симона ответила другу взаимностью. Груз каких-то неясных обязательств, существовавших между ними, тяготил Игоря все больше и больше. Несколько раз за этот год он наведывался к девушке в Париж.

Сегодня по телефону Симона предупредила, что Игорь должен соответственно выглядеть для интервью. Первой с ним будет беседовать французская журналистка. «А у нас очень присматриваются к внешнему виду, никаких спорткостюмов, никакой домашней одежды», – Симона знала повадки Игоря.

Подойдя в ванной комнате к старинному зеркальному гарнитуру в форме перламутровой ракушки с боковыми тумбами, сплошь заставленными всевозможными мужскими лосьонами и духами, он взглянул на свое отражение. Небритая светлая щетина обрамляла впалые щеки. Подготовка к выставке отнимала много времени. Последний месяц Игорь работал, как зверь, ел на ходу, здорово похудел. Но при этом регулярно делал зарядку и старался держаться в форме, поэтому из зеркала на него глядел высокий плечистый мужчина в мохнатом халате, расходящимся на груди. Из-под халата выглядывали завитки светлых волос, покрывающих грудь. Начинаясь узенькой дорожкой от талии, они разрастались пушистой порослью по всей ширине плеч. Яркие синие глаза, из-за которых к нему часто приставали с комплиментами девушки, обрамлялись густыми ресницами. Игорь нахмурил темные брови, стараясь в разговоре с журналистами придать лицу солидность, и пригладил коротко подстриженные волосы.

– Ты должен создавать имидж русского художника, – учила его Симона.

– Ну да, с длинными волосами и бородой, – иронизировал Игорь.

– А что, это очень даже, – подхватила идею Симона. – Только жаль, волосы уже не отрастут, а бороду можно отпустить.

– Если необходимо для твоего бизнеса, я готов.

– Для нашего бизнеса, – поправила его девушка.

– Согласен, для нашего – отращу.

– А пока нужно, чтобы всю одежду ты покупал в хорошей фирме, – категорично заявила она. – Все-все, начиная от белья, – не смущаясь, заметила француженка.

Игорь покорно повиновался. Под руководством Симоны он накупил уйму ненужных, как ему казалось, вещей.

Сейчас, посмотрев на себя глазами француженки, Игорь надел зеленую котоновую сорочку с эмблемой известного парижского бутика на кармане, легкие светлые брюки, бежевую замшевую куртку и в тон ей такие же туфли.

«Вроде бы все в порядке», – побрившись и критически оглядев свое отражение, решил он, но тут же вспомнил про одну важную деталь. Симона подарила ему набор знаменитой французской фирмы «Коти». Желтая упаковка известной во всем мире туалетной воды «Давидофф» теперь сопровождала его повсюду.

«От мужчины должно пахнуть мужественностью», – вспомнил Игорь последнее напутствие Симоны и, услышав стук в дверь, пошел открывать.

В гостиную вихрем ворвались двое: хорошенькая длинноволосая девушка в кожаной куртке и парень, увешанный аппаратурой.

– Меня зовут Николь, а он Жан, – представилась она за двоих и усадила Игоря на диван.

– Он очень фотогеничен, должен получиться классный снимок! – объявила девушка, помогая фотографу расставлять свет. Покончив со съемками, Николь очаровательно улыбнулась и без перехода спросила: – Вы счастливы? – не получив ответа на свой вопрос, она пояснила: – Я видела ваши работы на Биеннале. Все они переполнены радостью и оптимизмом. Так бывает, когда у человека легко на душе и все в жизни в полном порядке. У вас действительно все о’кей?

Игорю не очень хотелось раскрывать душу перед незнакомым человеком, и он попробовал отшутиться.

Николь выключила диктофон и попросила кофе. Официант прилетел мгновенно.

Запах кофе заполнил гостиную апартаментов. Расслабившись, Игорь попивал в компании приветливых французов ароматный напиток, а Николь, взяв на себя роль хозяйки, ласково ухаживала за мужчинами, расспрашивала о Москве, о жизни художников, о традициях русского искусства. Наконец, взглянув на часики, она скороговоркой сообщила:

– Спасибо за интервью. Нам пора. На прощание последний вопрос. Здесь, в Италии, много шума наделали ваши картины, особенно обнаженная «Златовласка». – Журналистка заглянула Игорю в глаза и проникновенно прошептала: – Я вас понимаю! Она действительно прекрасна. Вы, наверное, влюблены в эту девушку? – При этом Николь постаралась использовать все свое женское обаяние, демонстрируя абсолютное понимание и как бы полное единение с художником.

И, доверившись своему первому в жизни интервьюеру, Игорь ответил «да».

На следующий день портье принес ему огромный конверт с приветом от Николь. Распечатав его, он увидел французскую газету с кричащим заголовком: «Застенчивый русский художник – претендент на престижную премию – признавался в любви к своей «Златовласке»!» И далее: «Российская Джоконда – это само совершенство!» Ниже была помещена фотография Игоря в интерьере дорогого номера.

Телефонный звонок отвлек его от созерцания своей разрекламированной особы. В голосе Симоны звучала обида.

– Чем тебя покорила моя соотечественница, коли ты так быстро разоткровенничался и ей удалось узнать то, чего не знаю я?

– Ты же сама учила меня держаться с журналистами непринужденно и на вопросы отвечать оригинально, – смущенно оправдывался Игорь.

– Ничего себе оригинально! – еле скрывая досаду, злилась Симона. – Ну слава Богу, я не зря боялась за тебя, – с издевкой продолжала она. – А журналистам ты импонируешь: не заносчив, наивен и податлив. Из тебя можно выжать все, что заблагорассудится! Это подкупает.

Неожиданные гудки означали, что эмоциональная француженка бросила трубку.

Вздохнув, Игорь решил, что следующую встречу с журналистами он проведет по-другому, а с Симоной поговорит позже, когда она немного остынет.