Текст книги "Приключения Златовласки в Венеции"

Автор книги: Людмила Леонидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

5

На следующий день в Кассель примчалась Симона. Она была необычно взволнована.

– До меня дошли слухи, что кто-то давит на жюри, и оно, почти единогласно настроенное в вашу пользу, вдруг решило отдать предпочтение второму русскому художнику. – Француженка назвала фамилию «Седого». – Вы знаете его? Что это вообще могло бы значить? – задавала вопросы встревоженная девушка.

Игорь удрученно молчал.

Но чуткая француженка что-то уловила в его молчании.

– Игóр, я же ваш агент, – преданно глядя ему в глаза, настаивала Симона. – Мы должны быть ближе, откровеннее. – Ее голос становился громче: – Я чувствую, что вы знаете больше, чем говорите! Если вы мне не доверяете…

– Симона! – Игорь попытался разрядить обстановку. – Вы очень симпатичная, но чересчур импульсивная девушка! Я к вам очень хорошо отношусь. Однако… как бы вам поточнее объяснить… Есть вещи, которые вам не понять!

– Я постараюсь.

Симона сидела у художника в номере уютного немецкого отеля. Устроители выставки не поскупились на дорогие апартаменты, конечно же, не без участия такого настойчивого агента, как Симона.

Дело, стоившее ей почти полгода труда, готово было рассыпаться по причинам, которые знал, но не хотел раскрыть ее клиент, будущий гений. Его работы она собиралась увековечить в изображениях на кузнецовских блюдах. Это был очередной проект Симоны, сейчас она работала над ним.

Закинув ногу на ногу, девушка нервно курила. Светлая челка косо падала ей на лоб, и она то и дело поправляла ее, привычным жестом откидывая с глаз. Симона не слыла красавицей, но, как все француженки, обладала неповторимым обаянием. Было в ней что-то неуловимое и притягательное: тонкие черты лица, живые серые глаза, изящная фигурка. Как подобает людям, имеющим отношение к искусству, а точнее, к миру западных художников, Симона одевалась с большим шармом.

Сейчас на ней был длинный, до колен, шелковый блузон, похожий на маленькое платьице. Расцвеченный серо-бирюзовыми маками блузон точно совпадал с цветом ее глаз. Вся она выглядела как хорошо выполненная абстрактная картинка – из тех, что вешают в комнатах отдыха. Стройные ножки облегали аккуратные башмачки, доходящие до щиколотки.

Живая, участливая, эмоциональная, она с таким воодушевлением отдавалась работе и так старалась изменить судьбу Игоря, что он был тронут и немного смущен.

– Я смотрела сегодня его работы, – возмущалась Симона. – Он бездарь! Его картины – примитивная компиляция, все содрано с чужих работ. Любому, даже неспециалисту это видно невооруженным глазом. А ваши работы без проблем прошли все предварительные отборы, и вдруг…

– Да, с гением вам явно не повезло! – Игорь невольно подлил масла в огонь.

– Неправда, мне очень повезло, – взвилась Симона. – Все признали ваш талант! Вы будете знаменитым! Вы… вы… – Вдруг ее губы задрожали.

Игорь растерялся:

– Симона, только, пожалуйста, не расстраивайтесь так. Я, наверное, действительно плохой объект для агента.

– Нет, хороший, вы замечательный объект, – уже со слезами на глазах прорыдала француженка.

Этого он не мог вынести. Огорчившись, что послужил причиной слез девушки, Игорь вытащил носовой платок и, вытирая крупные, точно жемчужины, капли, стал уговаривать ее, как ребенка:

– Перестань, пожалуйста! Никто не стоит твоих слез! – Игорь даже не заметил, что перешел на «ты». Желая успокоить Симону, он невольно обнял ее, и она, благодарно прижавшись к нему щекой, разрыдалась еще громче, горько выплакивая свои обиды.

Выше на целую голову, художник стоял, беспомощно склонившись над ней, и ее мокрый нос утыкался прямо в его сорочку. Она была настолько близко, что Игорь ощущал, как под тонким шелком одежды беспокойно билось маленькое сердце этой милой француженки.

И вдруг неожиданно для самого себя он почувствовал в ней женщину. Острое желание охватило его. Он прижал к себе Симону, и она с готовностью обвила руками его шею. Игорь осторожно приподнял ей блузу, и она, как ребенок, послушно подняла вверх руки.

Коротенькая серая комбинация, едва доходящая до ягодиц, соблазнительно скрывала округлые упругие груди. Запах духов, исходящий от француженки, дурманил голову. Игорь поднял ее, как пушинку, на руки и, целуя в заплаканные глаза, понес в спальню.

Темно-вишневые простыни благоухали миндалем. Его пальцы осторожно и медленно ласкали хрупкое тело, горевшее и дрожавшее от нетерпения. Он сжал Симону в своих объятиях и, вдохнув аромат молодой женщины, будто провалился в глубокий и бурный ручей.

– Я много слышала о силе русских мужчин, – потянувшись к сигаретам на прикроватном столике, проговорила Симона. Похоже, ее вовсе не смутила их неожиданная близость. Одеяло, соскользнув, обнажило бедра, живот, грудь.

Игорь лежал рядом на спине, положив руки под голову и полузакрыв глаза. Грациозное движение по-кошачьи изогнувшегося тела француженки вновь возбудило в нем желание.

– Ну и как, мадемуазель-эксперт? – ловко перехватив девушку и положив сверху, шутливо поинтересовался он.

– О, – прошептала Симона, страстно целуя его в шею, грудь, живот…

Игорь не мог оторвать ее от себя. Такого наслаждения он никогда еще не испытывал.

– Теперь мы ближе друг другу? – вспоминая упреки Симоны, проговорил он, когда, обессилев от взаимных ласк, они остывали в прохладе бесшумных кондиционеров.

– Тогда я имела в виду другое, – забираясь к нему под мышку, прошептала девушка.

– А сейчас? – поинтересовался Игорь.

– Сейчас, не знаю… Но, если честно, я иногда думала о тебе, – не слукавила француженка, и, помолчав, осторожно полюбопытствовала: – Игóр, эта девушка на картине… твоя…

– Нет, это вымышленный образ, – оборвал он ее.

– Не сердись, я просто хотела тебе рассказать, что уже договорилась выставить ее в Венеции на Биеннале. После Венеции она станет дороже.

Игорь от неожиданности сел.

– Как это тебе удалось?

Симона сделала многозначительное лицо.

– Тебя не смущает, что здесь, в Касселе, я могу ничего не получить?

– Это не имеет значения. Даже то, что тебя выдвигали на премию, уже сыграло свою роль.

Игорь потянулся к телефонной трубке.

– Ты кому?

– Шампанскому, – пошутил Игорь.

А Симона продолжала:

– Сейчас очень благоприятное положение на рынке искусств. Недавно на торгах Кристи и Сотби продали акварели Ван Гога «Сбор урожая в Провансе» почти за пятнадцать миллионов долларов, а гравировальные доски рембрандтовского «Авраама, беседующего с ангелами» за триста тридцать шесть тысяч. Конечно, современным живописцам и не снились такие деньги, но для нас, агентов, это как барометр, понимаешь? Значит, после длительного застоя наш бизнес пошел.

В дверь тихо постучали, и официант вкатил столик. Он приподнял холмик белоснежной салфетки, скрывающей серебряную головку бутылки, и выстрелил пробкой.

– За наши успехи! – провозгласил Игорь.

– И за нас! – добавила Симона. Залпом выпив бокал, она взяла из вазы персик и, надкусив его, как белочка, передними зубами, примостилась на постели, поджав ноги. – Правда, сейчас поговаривают о введении так называемого «права ренты». – Чувствовалось, что незаконченный разговор волновал ее не меньше, чем секс. – Мы, торговцы современной живописью, – с важностью произнесла Симона и взглянула на Игоря, – этого очень опасаемся.

– А что это означает? – спросил он, подливая ей шампанского.

– Это означает, что от каждой перепродажи семье художника, если не прошло семидесяти лет после его смерти, будут отчисляться два-четыре процента от суммы сделки. С учетом налога на добавленную стоимость, это очень невыгодно покупателям и продавцам. Симона, с аппетитом догрызая персик, потянулась к салфеткам, оставленным официантом на столике. – Я посвящаю тебя в проблемы своего бизнеса, но к тебе это пока не относится. А вот когда ты станешь знаменитым…

– То после моей смерти покупатели начнут драться на аукционах за мои произведения. Их будут перекупать друг у друга, и за каждую сделку мои дети станут получать деньги, – закончил он ее мысль и предложил: – За это тоже можно выпить. Мне это нравится.

– А мне нет, – вздохнув, заключила Симона.

– У каждого свой интерес, – пошутил Игорь, размышляя о другом тосте.

– Хорошо бы он не наступал на пятки ни продавцам, ни покупателям.

– Я хотел бы, чтобы твой бизнес процветал, – искренне пожелал художник.

– Спасибо тебе, дорогой, за добрые слова. – Отпив немного искрящейся жидкости, Симона торжественно произнесла: – Наконец пришла очередь сообщить тебе новость, с которой, собственно, я и пришла к тебе. На все твои картины, привезенные сюда, у меня уже есть клиенты!

Художник с благодарностью посмотрел на девушку.

– Тебя интересуют цены? – не поняв его взгляда, вскинулась она.

– Нет, – улыбнулся Игорь. – Я подумал о другом. Ты замечательный агент, и я тебе полностью доверяю. Ты все время радуешь меня, приносишь добрые вести, помогаешь мне, ты… вообще чудесная девушка. Поэтому мне совестно скрывать от тебя… – Игорь помялся. – Как бы это сказать помягче? Тебе надо подобрать другого художника. У твоего будущего гения масса проблем. – И Игорь начал рассказывать ей о русской мафии, о том, что ему угрожали. Но чем подробнее вдавался в суть, стараясь напугать девушку, тем решительнее сверкали ее глаза. – Теперь ты знаешь все, – закончил он исповедь. – И можешь с моего согласия, а точнее, даже по моему настоянию найти другого.

– Потому что в твоем сердце тоже другая? – чувствуя недосказанность, ревниво напомнила она о «Златовласке».

Игорь ничего не ответил.

Симона щелкнула в полутьме зажигалкой.

– Если это все, что ты хотел мне сказать, – промолвила она, многозначительно посмотрев на Игоря, – в Венеции такое не повторится. Я постараюсь уладить это заранее.

– Думаю, что все непросто, – задумчиво произнес Игорь.

– Я сообщу в жюри…

– И в полицию, – с иронией в голосе поддразнил Игорь.

– Не думай, что ваша мафия непобедима! – разозлилась Симона.

– Конечно, и что ваше жюри неподкупно, – взорвался он. – А ко мне ты приставишь, робота-полицейского!

– По поводу жюри не совсем так: ведь каждый член жюри – это живой человек, а не компьютер с глазами. То есть мнение каждого субъективно, и существует много причин, влияющих на его решение. Ты согласен? – Симона, отставив фужер, примирительно юркнула под одеяло.

– Конечно. – Игорь тотчас же растаял, забыв о споре, и обнял девушку.

Но Симона решила его обхитрить. Она вырвалась из объятий Игоря и продолжила:

– Во-первых, жюри многонационально, значит, каждый протежирует своему.

– Россиян в жюри нет, – возразил Игорь.

– Во-вторых, – не сдавалась Симона, оставив без внимания его реплику, – внутренние склоки в мире живописи, зависть, политика… Перечислять дальше?

– Не стоит. – Легко перевернув ее тело в постели и оказавшись сверху, он почувствовал себя победителем.

– Каждый сам даже не подозревает, какое решение может принять под воздействием того или иного фактора, – пробуя бороться, выдохнула из себя девушка. На мгновение ей удалось вырваться из крепких объятий Игоря и она прошептала: – Даже сиюминутного настроения.

«Вот что касается последнего, – полностью овладев ею, Игорь ощущал, что буквально растворяется от ласковых прикосновений француженки, – тут я с вами, мадемуазель, совершенно согласен».

6

Премию в Касселе Игорь не получил. Не дали ее и «Седому». После разговора с Игорем Симона постаралась довести до сведения своей соотечественницы, возглавлявшей выставку, об изменившемся настрое членов жюри. Перед заключительным заседанием комиссии та переговорила с каждым. Результат тайного голосования оказался неожиданным. Россияне не прошли вообще. Но деятельная Симона не унывала, напротив, она восприняла это как маленькую победу. Отобрав у Игоря кроме «Златовласки» еще несколько картин, она стала готовить его к Биеннале.

За это время француженка несколько раз приезжала в Москву. Их отношения внешне выглядели сугубо деловыми. Они вместе выходили в свет, посещали музеи и выставки. Став после Касселя заметной личностью, Игорь получал приглашения на презентации и коктейли. Симона не без удовольствия составляла ему компанию. Никто со стороны не догадывался, что между ними существует нечто большее, чем деловое партнерство. Встречаясь на людях, они держались друг с другом подчеркнуто любезно, но, оставаясь наедине, с жаром предавались любви, чувствуя непреодолимую потребность в близости.

Игорь не интересовался, как и с кем Симона проводит время в Париже. Чего нельзя было сказать о француженке. Как и любой женщине, ей хотелось целиком и полностью владеть предметом своего вожделения. Она пробовала выспрашивать любовника о связях с другими женщинами, но каждый раз ему удавалось уходить от прямых ответов, отделываясь шутками.

В душе Игорь понимал, что их отношения – это путь в никуда и что с Симоной лучше бы иметь чисто деловые контакты. Но всякий раз, когда ее голос раздавался в мастерской, Игоря охватывало страстное желание, и он ничего не мог с этим поделать. Нежная и чуткая, как струнка, француженка послушно откликалась на каждое его прикосновение. Энергичная и твердая в делах, она была податлива в сексе, реагировала на малейшее движение партнера. Это была самоотдача и полное отсутствие эгоизма, что не часто встречал Игорь в других женщинах, с которыми ему приходилось вступать в близкие отношения. Ни одну из них он не любил. Потому что его сердце уже было отдано явившейся во сне Златовласке. Умом он понимал, что это какое-то наваждение, навязчивая идея, бред. «Может быть, обратиться к врачу?» – временами думал он. Но каждый раз, укладываясь спать, молился, чтобы она приснилась ему вновь. Он хотел еще раз услышать ее веселый голос, дотронуться до желанного тела. Оно существовало в его воображении не как бесстыдная нагота соблазнительницы, любовницы, женщины, а как само совершенство, созданное Богом.

7

Наталья остановилась словно вкопанная.

«Этого не может быть! Быть этого не может!» – Она украдкой оглянулась. Посетители выставки, мило улыбаясь, любовались картиной, которая передавала чувства свежести, чистоты, молодости. Красота и совершенство форм обнаженной девичьей фигуры завораживали. Золотисто-каштановые волосы, белоснежные плечи, бежевато-оранжевые соски, рыжие завитушки чуть ниже пупка…

«Анастасия», – шептала одними губами Наталья. Ее маленькая Настя, совершенно голая, то есть нагая, как принято говорить про изображение на картинах. И абсолютно узнаваемая. Даже с родинкой на левом бедре. «Зачем? Кто мог ее заставить позировать в таком виде?» – пронеслось в голове у матери.

Наталья, сорвавшись с места, бросилась прочь. Со стороны казалось, что за ней кто-то гнался. Она протискивалась сквозь плотную толпу посетителей. Поскольку середина недели отводилась на Биеннале для частных просмотров, в центральном павильоне, где располагалась международная экспозиция, было полно народу. Расталкивая людей, женщина продиралась к выходу, напрочь позабыв о своих планах побродить по национальным павильонам, длинным переходам «Аперто».

Выскочив на улицу, Наталья немного успокоилась. Не по-осеннему яркое итальянское солнце светило прямо в глаза. Она подняла голову вверх: покосившиеся от времени дома, крыши с бирюзовым налетом, жалюзи на окнах плотно закрыты. Надвинув солнце защитные очки, как будто кто-то мог прочесть ее мысли, Наталья выбежала узенькой улочкой к причалу. Смешавшись с толпой, села на пароходик и в смятении отправилась домой.

Через двадцать минут она уже нажимала кнопку звонка своего небольшого, но уютного дома, который несколько лет назад приобрела по рекомендации солидной фирмы, торгующей недвижимостью.

Почувствовав запах больших денег русской «бизнес-вумен», да еще коллекционирующей к тому же картины, ей стали предлагать самые дорогие дома на Большом канале.

«Канал Гранде», так его называли итальянцы, струился по центру Венеции змейкой, напоминавшей латинскую букву С. Издавна по берегам канала селилась венецианская знать. Но так как земли было мало, то дома частью своей выходили на сушу, а стены фасадов, державшихся на сваях, казалось, вырастали прямо из воды. Экзотики, о которой мечтали состоятельные покупатели, было тут предостаточно: «Золотой дом» знатного семейства Контарини, готический Дворец Контарини Фазан, где, по преданию, жила Дездемона до того, как ее похитил Отелло, и многие другие достопримечательности. Соответственно и цены на недвижимость в этом районе были просто заоблачными.

Наталье показали дворец, купленный на Большом канале американской коллекционершей, покровительницей авангардистов Пегги Хаггенайм. Сменив нескольких мужей из мира искусств, она так же, как и Наталья, отдала свое сердце Венеции – сказочному городу на воде, с церковью Санта Мария дель Орто на центральной площади Св. Марка, хранящей полотна Тициана и Тинторетто, с торговой улицей Мерчерией, забитой старинными лавчонками, где продавались причудливое венецианское стекло, серебро, кожа, кружева и вышивки. Этот город оказался последней пристанью богатейшей женщины Америки.

«Венецианская Биеналле до сих пор хранит память о ее коллекции авангардистов», – завлекая «новую» русскую поселиться по соседству с дворцом миллионерши, поведал Наталье менеджер итальянской фирмы. И Наталья почувствовала, что каждый житель здесь как бы пропитан духом искусства и всем, что имеет к нему отношение.

Длительные переговоры с фирмой закончились покупкой небольшого, но уютного особняка в центре города – с гостиной, пятью спальнями, офисной частью, отдельным входом и внутренним двориком, который обожала ее дочь Анастасия. На Новый год они покупали огромную елку и ставили ее в собственном дворе. «Как на даче под Москвой, можно до самых небес ежу выбирать», – набрасывая серебряный дождь на высоченную красавицу, радовалась дочурка.

Собственную гондолу, как знаменитая американка, Наталья покупать не решилась. Хотя рассказы о свите миллионерши, одетой в бирюзово-синие одежды – в тон дворцу, будоражили ее воображение.

Дверь ей открыла пожилая горничная-итальянка.

Вбежав в дом, Наталья спросила секретаря, не звонила ли дочь.

– Нет, синьора, она должна звонить вечером, – удивилась вопросу длинноногая Патриция и достала блокнот, чтобы сообщить последние новости.

Но Наталья перебила Патрицию:

– Соедините меня с ней.

Секретарь, почувствовав раздражение в голосе хозяйки, робко возразила:

– Вряд ли она окажется на месте, ведь у нее в это время занятия в колледже.

– Оставьте ей от меня сообщение на автоответчике.

– Синьора… – Патриция вновь открыла блокнот.

– Впрочем, не нужно, я сама… – нетерпеливо отмахнулась Наталья. Она прошла в спальню и, вопреки своей многолетней привычке не ложиться днем, рухнула в постель.

Наталье никогда не везло с мужчинами. Статная, круглолицая, с огромными глазищами и полными алыми губами, в молодости она считалась настоящей русской красавицей. Сейчас годы взяли свое. Наталья раздобрела, лицо еще больше округлилось, но блеск в зеленых глазах не угас и по-прежнему завораживающе действовал на мужчин. Однако обманутая в своих первых чувствах, она старалась держать с ними дистанцию. Хотя, как каждой женщине, ей порой не хватало нежности, ласки, тепла.

Жизнь складывалась так, что те, кто нравился Наталье, ощущали определенную угрозу своей самостоятельности и сторонились независимой женщины. Пугала ее деловая хватка, которая, казалось, преобладала над женской беззащитностью и покорностью. А бабники и проходимцы липли, словно мухи на мед. Распустив павлиньи хвосты, они начинали использовать ее. Наталья не мелочилась – она была богата и щедра. Все, что ей сейчас принадлежало, было результатом нелегкого труда. Кроме небольшой коллекции картин, которую ей удалось сохранить после смерти отца, художника.

В девятнадцать лет она осталась одна с маленькой дочуркой на руках. Муж Василий пользовался в среде художников славой ловеласа, пожирателя дамских сердец и… денег. Он женился по расчету на богатой и видной Наталье – девушке из хорошей семьи. Но, испугавшись рождения ребенка, просто сбежал, прихватив с собой часть уникальной коллекции тестя. Старик не выдержал переживаний и скоропостижно скончался.

После смерти отца любившая искусство Наталья не решилась заняться живописью, а, отдав Настю в ясли, поступила в экономический институт. Получив образование, она нанялась в маленькую фирму бухгалтером. Фирма процветала, а Наталья выбивалась из сил: годовые отчеты, бессонные ночи, дом и ребенок. К тому времени Настя уже ходила в сад и, возвращаясь домой, спрашивала:

– Мамочка, а как зовут нашего папу? Где он?

На что Наталья как-то мимоходом бросила:

– Кот Васька его зовут. – И, вспомнив отливающую золотом копну волос мужа, задумчиво произнесла: – Его зовут рыжий кот.

– Кот? – удивилась девочка, но в то же время как бы удовлетворилась ответом. Однажды Настя вновь обратилась с вопросом:

– Мамочка, а у нашего папы были усы?

– Усы? – совершенно забыв о разговоре, рассеянно переспросила Наталья. – Нет.

Сообразила она только, когда ее Настя принесла домой облезлого рыжего кота.

– Теперь у нас тоже будет папа. Его зовут кот Васька, – заявила дочка. – У Мишки папа летчик, у Маши шофер, а у нас будет кот, – приговаривала Настя, лаская бездомное животное и заворачивая его в любимый ангорский шарф. Непривычный к таким нежностям бродяга, прикрыв глаза, томно мурлыкал от привалившего счастья.

Наталья украдкой смахнула слезу и решила: если у Насти нет отца, то всего остального должно быть вдоволь. Бросив наемную работу, решительная женщина открыла собственную фирму. Знания в экономике принесли свои плоды.

Теперь она владела несколькими престижными бутиками в самом центре Москвы. Ее небольшая фабрика в глубинке России, где мастерицы вышивали и плели кружева, имела оплаченные заказы на год вперед. Материал, нитки и всевозможную галантерею для отделки Наталья лично выбирала в Италии и Германии. Обладая тонким художественным чутьем, она сама создавала эскизы, которые в руках русских искусниц превращались в морозные голубые узоры, украшающие платья невест, или черный ажур, покрывающий плечи кокетливых дам. Ручные кружева и шитье Наталья продавала известным кутюрье в Париже и Риме. Они использовали их как элементы к своим шикарным коллекциям. Одежду с маркой знаменитых домов моделей с удовольствием покупали и требовательные француженки, и российские модницы в бутиках «Натали».

Дом на Большом канале в Венеции и две квартиры, в Москве и в престижном квартале Парижа, – все это теперь принадлежало им с дочерью. Настя ни в чем не нуждалась. Она сама выбрала, где ей учиться после школы. Художественный колледж под Лондоном уже год, как разлучил Наталью с дочерью. Из рыжеволосого шустрого ребенка Настя превратилась в уверенную, способную девушку, унаследовавшую от родителей самые лучшие качества (что редко встречается у детей): красоту, характер, ум. Настя была для матери воплощением самого совершенства. Чистая и неискушенная семнадцатилетняя девушка должна была вот-вот расцвести, превратившись в прекрасную розу с нежными лепестками. Наталья мечтала, чтобы дочь была счастлива в личной жизни. Сама она, замотанная проблемами бизнеса, так и не смогла найти подходящего человека.

По ночам ей часто снился ласковый и сильный мужчина, целующий и жаждущий ее плоти.

Особенно остро она ощутила пустоту и одиночество, когда осталась без Насти в огромной московской квартире. Ее телу так не хватало мужских ласк.

Однажды, просматривая рекламную газету, Наталья наткнулась на объявление: «Окажу услуги обеспеченной женщине не старше пятидесяти лет».

«А может, попробовать? Если нет любимого, то пусть хоть так, – рассудил ее прагматичный ум. – А чем мы хуже мужчин, пользующихся платными услугами?» Однако гордость, подавляя желание, твердила свое: «мужчина-проститутка, мужчина-проститутка…».

Но одиночество становилось нестерпимым, и в какой-то момент мораль уступила чувствам. «Это даже интересно», – подбадривала себя Наталья, набирая указанный в объявлении телефонный номер.

Голос, ответивший на другом конце провода, не понравился ей сразу.

– Вы приглашаете для себя? – усомнился мужчина.

– А для кого я могла бы пригласить? – вопросом на вопрос ответила она.

– Не для мужчины? – с нажимом уточнил говоривший.

Наталья повесила трубку. Ей показалось, что она окунулась в какой-то гадкий, совершенно другой мир.

Но прошло некоторое время, и она вновь позвонила, правда, уже по другому телефону.

– Куда приезжать? – осведомился твердый, уверенный голос.

Отпустив прислугу на вечер, женщина не находила себе места, то и дело поглядывая на часы.

Наконец раздался звонок по домофону, и она, как перед гильотиной, бросила на себя прощальный взгляд в зеркало, висевшее над камином: гладко зачесанные темные волосы, настороженность и тревога в зеленых глазах.

«Может быть, не открывать?» – мелькнула трусливая мысль, но, посмотрев на экран монитора, Наталья увидела симпатичного аккуратного мужчину с выправкой спортсмена или военного. Страх уступил место любопытству.

Через минуту незнакомец стоял в холле, оглядывая дорогую обстановку.

– Здравствуйте. Я думал, что охранник у входа меня насквозь прострелит одним лишь взглядом.

Наталья, чувствуя себя не в своей тарелке, вымученно улыбнулась.

– Я хотел бы, – медленно начал мужчина, – сразу обговорить с вами финансовый вопрос.

– Да-да, – поспешно подхватила она. – Пройдемте в кабинет. – Ей сразу стало легче и привычнее. «Ведь этим же я занимаюсь каждый день!» – подумала Наталья и тут же осеклась, вспомнив, что этот человек – не деловой партнер.

Почувствовав ее неловкость, мужчина сказал:

– Думаю, дело не сложное, мы все решим здесь. – И он назвал цифру.

Наталья автоматически полезла в сумку и, протянув мужчине купюры, придирчиво оглядела его, желая найти причину, чтобы выставить незнакомца вон. Но тот, сняв куртку и по-хозяйски повесив ее на спинку стула, твердой походкой подошел к Наталье. Его взгляд был открытым, ясным, излучавшим одновременно уверенность и какую-то неподдельную простоту, а еще… (Наталья тут же постаралась отогнать от себя это обманчивое впечатление…). В его глазах она прочла нежность. Нежность к ней…

Ее мысли заметались. Она уже не могла выгнать этого человека: крепкая фигура, волевой подбородок, густые брови, чуть окающая речь и какая-то непонятная сила, исходившая от него, подействовали на нее магически.

– Что вы пьете? – его слова как сквозь вату доходили до ее сознания.

– Ничего.

– Может, шампанского? – не обращая внимания на ответ, с нажимом произнес мужчина и направился к бару.

– Лучше джин с тоником, – спохватилась Наталья.

Он разлил по толстым стаканам джин и, добавив немного тоника, вытащил щипцами лед из серебряного ведерка.

Наталья почувствовала, что вся дрожит.

– Льда не надо, мне и так холодно, – каким-то странным голосом попросила она. Присутствие незнакомца наполняло ее безотчетным страхом и лишало воли.

– Как вас зовут? – спросил мужчина, протянув наполненный стакан.

– Наталья…

– Понятно. Дальше не надо. Натали! Подойди ко мне, – вдруг властно приказал он, и женщина повиновалась. – Ближе, еще ближе! Выпей джина!

Сделав глоток, она ощутила, как приятное тепло разливается по всему телу.

Мужчина придвинулся почти вплотную и, медленно расстегнув на ней блузку, начал ласкать и целовать ее мгновенно набухшие соски. Затем его рука умело скользнула под мягкие складки юбки и Наталья, отвыкшая от мужских ласк, вздрогнула, почувствовав, как его пальцы пробрались под шелк кружевных трусиков. Она была полностью в его власти. Ощущение тревоги не покидало ее, и она никак не могла расслабиться.

Мужчина осторожно снял с нее одежду и опустился на колени. И вот его губы уже ласкали ее полные тугие бедра. Наталья издала слабый стон. Он прозвучал как сигнал рожка к началу охоты. Легко приподняв, незнакомец усадил женщину на стоявший посредине гостиной круглый полированный стол, и раздвинул ей ноги. Знающие свое дело губы двинулись дальше. Почувствовав, как Наталья напряглась, он на мгновение оторвался от нее и, как бы поддразнивая, поднял голову.

Желание охватило каждую клеточку ее тела. Оно было настолько острым, что сводило с ума.

– Только не останавливайся, – прошептала Наталья. Откинувшись назад и упираясь локтями в стол, она стонала все громче и громче. И этот стон отзывался эхом в огромной пустой квартире.

– Смотри на меня, – почти грубо приказал он и, повинуясь, она увидела свое бесстыдное отражение в зеркале над камином.

Напряжение и страх, которые охватили ее в первые минуты, куда-то исчезли, и все вокруг перестало существовать, кроме страстного желания. Разгоряченные бедра даже не чувствовали холод стола, к которому незнакомец пригвоздил ее своими сильными мускулистыми руками. Она парила в небесах, и это ощущение было ни с чем не сравнимо.

Вдруг ее словно пронзило током. Наталья, содрогнувшись, крепко вцепилась руками в густую шевелюру партнера и затем в истоме раскинулась на жестком ложе. Хрустальная люстра, отражаясь в ее зеленых глазах множеством мелких искринок, качалась над головой.

– Выпьем еще? – Мужчина принес ей стакан, положив в него теперь кусочки льда. Он медленно снимал взмокшую рубашку и, расстегнув молнию на брюках, неожиданно сказал: – Меня зовут Сергей.

Теперь он стоял перед ней голый, расправив плечи и поигрывая мышцами. Его плоть была готова к схватке с изголодавшейся женщиной.

– Продолжим? – В ее глазах он прочел ненасытное желание.

Наталья сама прижалась к нему. Он поднял ее на руки, и направился по длинному лабиринту комнат в поисках спальни, куда уже много лет не ступала нога мужчины. Этот путь показался ей вечностью. В постели, охваченная нетерпением, она широко раздвинула ноги. Теперь Наталья уже сама рвалась к знакомому телу.

Сергей двигался ритмично, как спортсмен, выполняющий комплекс упражнений, временами поворачивая Наталью и заставляя менять позы. Когда подступала волна блаженства, готовая захлестнуть ее, он останавливался, чтобы насладиться сладкими муками жертвы, и спрашивал:

– Может, достаточно?

– Нет, – выдыхала женщина.

– Не слышу, – дразня ее, просил он повторить громче.

– Еще, – четко произносила она.

– Ну вот, теперь другое дело. – Нежно щекоча губами ее ухо, Сергей ловко перевернулся на спину. Наталья, которая уже много лет не видела, как выглядит голый мужчина, очутилась верхом на партнере, как на скаковом жеребце. Выполняя команды Сергея, она училась получать удовольствие.

Заснула Наталья только под утро, а проснулась от его новых ласк. Жесткая щетина щекотала ее живот. «Какое необыкновенное пробуждение!» – подумала она и вновь провалилась в бездну страсти и упоительного наслаждения. Возбуждая женщину, изощренный и опытный любовник возбуждался сам от ее протяжных гортанных стонов, от выплеснувшихся ласк, которые она сдерживала в себе много лет, и секс их мог продолжаться вечно.