Текст книги "Сердце ангела"
Автор книги: Людмила Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
Щеки девушки под бледным гримом вспыхнули ярким румянцем, тщательно очерченные темно-вишневой помадой губы старались изобразить улыбку. Она заметно волновалась, серебристый целлофан с розами трепетал в её дрожащих пальцах.
– Большое спасибо, – произнесла Вита заранее выученные слова, несколько удивившись, что русские возлагают на неё столь ответственную миссию, как спасение мира. Все радостно захлопали, предлагая гостям спуститься в зал к ликующей толпе. Навстречу гостье рванулись сдерживаемые охранниками люди, застрекотали камеры, зачастили вспышки. Микрофоны нацелились со всех сторон, словно ожидая оброненного звездой пророчества. Спасибо, большое спасибо, – повторяла Вита, поднимая приветливое, освещенное сдерживаемым смехом лицо и размахивая всем хрустящим букетом.
Возле ожидавшего у подъезда белого «линкольна» гостью познакомили с московским гидом-переводчиком, предоставленным в соответствии с условиями контракта. Молодой человек скользнул по лицу Виты неуловимым взглядом и распахнул дверцу автомобиля. Придерживая ворох цветов, она привычно скользнула в мягкий полумрак салона и облегченно вздохнула, окунаясь в покойную, сладко пахнущую тишину.
Игорь Лесников с детства мечтал стать шпионом. Внук чекиста и сын гебешника не подозревал, что является продолжателем семейной традиции. Даже когда Игорь узнал о действовавшем во время войны подразделении армейской контрразведки под юморным названием «Смерш», он и не подумал причислить к его рядам деда – офицера-красноармейца, погибшего на полях Второй мировой. Не усомнился он и в том, что отец – мирный торговый работник, просидевший вместе с семьей в торгпредстве в Вашингтоне почти пять лет, внезапно покинул Америку в результате каких-то карьерных интриг. Игорю исполнилось четырнадцать, и он смутно слышал о появлении некой зловещей книжки под названием «Архипелаг ГУЛАГ», а к солидному зданию на Лубянке относился с симпатией, поскольку оно охраняло сияющий витринами «Детский мир».
Покинув в десятилетнем возрасте Москву, он с тоской вспоминал пыльный двор в таганском переулке, торжественное вступление в пионеры, состоявшееся прямо в музее В. И. Ленина, колонну первомайской демонстрации, в которой вместе с отцом прошествовал у Мавзолея под ликующий громогласный марш. Американская школа не радовала духом коллективизма, да и с друзьями было плоховато. Зато за годы, проведенные в Вашингтоне, Игорь почувствовал вкус к спорту, отдавая предпочтение разным видам борьбы и теннису, научился щеголять специфическим американским произношением и пристрастился к «видаку», о котором его московские сверстники ещё не имели представления. А на экране вволю куражился над своими противниками непобедимый Джеймс Бонд. Кумир мальчишеских грез – дерзкий Д'Артаньян – побледнел и робко отступил в тень.
Девятилетний Игорь стал готовить себя к карьере супер-шпиона. Он зачитывался историями о разведчиках, упорно тренировал свое тело и дух, не замечая, как недоуменно переглядываются за его спиной родители. Подрастающий сын настолько достал своими расспросами о шпионаже Лесникова-старшего, тайно носившего под пиджаком финансиста погоны капитана госбезопасности, что тот затосковал. «Парень что-то знает или догадывается», – сказал он жене. «Никогда. Мой сын никогда не узнает правду», – категорически отрезала Ирина Александровна. В её голосе звучало не только беспокойство за секретную миссию мужа и будущее сына. Вольнодумный дух бывшей выпускницы журфака МГУ сразил вирус диссидентства. Проживая в свободной стране, Ирина Александровна получала значительно большую информацию, чем её сограждане, слушающие на кухне забитый глушителями «Голос Америки». Она мучилась двойственностью своего положения, скрывая от мужа одолевающие её сомнения и не представляла, что станет делать, когда они вернутся в Москву. Одно было для неё несомненно – Игорь никогда не пойдет по стопам отца.
Но все случилось совсем иначе, чем предполагали, каждый по-своему, родители Игоря. Лесников-старший был выдворен на родину вместе с группой «засветившихся» агентов, благодаря судьбу за то, что избежал полного разоблачения. Ирина Александровна не бросила сломленного супруга, занявшего по возвращении должность средней руки чиновника в Министерстве торговли. Она учила сына-студента Иняза исполнению под гитару русских романсов и прививала ему любовь к классической литературе. Ведь должна же была заговорить в Игоре и другая часть наследственности, доставшаяся по материнской линии от школьных учителей и священнослужителей. И она заговорила – уже на втором курсе Игорь Лесников стяжал славу студенческого барда. Он артистично исполнял репертуар Галича, Кима, Высоцкого, умел тронуть сердца слабого пола и даже суровых сотоварищей хорошей песней, сочиненной лично. Наедине с собой или в семейном кругу Игорь отдавал предпочтение лирике. Он пел «Утро туманное», «Гори-гори, моя звезда» или окуджавских «Кавалергардов», воображая себя отчаянно влюбленным, как князь Оболенский, или сумрачно-несчастным, как Лермонтов.
Ирина Александровна узнала, что сын – сотрудник КГБ со студенческой скамьи лишь после перестройки. Игорь успел окончить разведшколу, а Лесников-старший – выйти на пенсию. В один прекрасный вечер он «раскололся», рассказав жене о том, как помог устроить карьеру сына в Комитете и сообщил, что собирается развестись, поскольку другая, бесконечно преданная ему женщина, ждет от него ребенка.
Они разменяли большую трехкомнатную квартиру на Таганке, разъехавшись в разные концы Москвы, как совершенно чужие люди. Отношения Игоря с матерью окончательно испортились, – она не простила предательства даже после того, как Игорь женился и оставил службу в развалившемся Комитете. Ее не убедило ни его геройство при защите Белого дома в дни августовского путча, ни заверения в том. что «фирма», в которой теперь сотрудничал Игорь, выполняет охранительные функции при демократическом правительстве. Ирине Александровне даже не понравилась Лина – энергичная деловая женщина новой формации, в предельно сжатые сроки завладевшая Игорем. «Разведетесь», коротко констатировала она ещё на свадьбе, передав невестке букет белых калл. И угадала.
Тридцатипятилетие Игорь отмечал в ресторане «Балчуг» шикарным холостяком. Бывшие студенческие друзья вряд ли узнали бы в элегантном «новом» с внешностью породистого скандинава патлатого барда, хрипевшего с ненавистью «Идет охота на волков, идет охота…». Вместе с хорошо оплачиваемой работой, удобной квартирой, автомобилем, он приобрел неспешные повадки сытого, уверенного в себе человека. Но таковой была лишь официальная личина Лесникова, употребляемая в компании бывших друзей и коллег, где он играл преуспевающего бизнесмена. А доводилось Лесникову появляться и в менее респектабельном виде в далеких от делового лоска кругах.
Став сотрудником одного весьма хитрого отдела чрезвычайно ответственного учреждения, Игорь вскоре проявил себя инициативным, находчивым, бесстрашным и удачливым специалистом, будто уже прошел в каком-то прежнем воплощении школу неуловимого агента 007. Он с наслаждением ходил по лезвию ножа, заигрывая с опасностью и проявляя редкую артистичность. В отчетах, поступавших к шефу Лесникова, говорилось то о «лице кавказской национальности», внедрившемся в люберецкую группировку, то а сахалинском барыге, сверкающем золотыми фиксами и перлами тюремной фени. Приходилось ему быть придурковатым иностранцем-геем, прибывшим в Москву с концертами, и многодетным неимущим «коммунякой», митингующим у памятника Ильичу. Он выкладывался на полную катушку, растрачивая нервные клетки, недюжинную энергию и мозговое вещество, рисковал жизнью, но не за деньги и не за идею. Как и прежде, когда мальчишкой засматривался фильмами о Бонде, или сотрудничая в КГБ, Игорь был далек от коммунистического фанатизма или карьерной страсти. Им владели другие порывы. Он точно знал, на какой стороне сражается, и принципиально не был способен на предательство, потому что именно неподкупность, непреклонность, внутренний максимализм составляли основные правила его игры. Той большой игры, которая стала смыслом его жизни, главным законом личного морального кодекса.
– Придуманные Дюма мушкетеры стали идеалом мужской доблести, рыцарской чести. А за что они. в сущности, сражались? За какие такие идеалы, почему? – раздумчиво вопрошал Игорь свою деловую супругу. Когда они поженились, деятельная, бесцеремонная Лина казалась ему носительницей некой житейской мудрости.
– Да просто потому, что королева – симпатичная. А Ришелье – противный, – Лина взъерошила волосы мужа. – Сказочный инфантилизм! Ты у меня останешься романтиком до полного облысения. Будешь мушкетерствовать за гроши, потому что убежден – истинное геройство всегда бескорыстно.
– Естественно! Вспомнили бы об этих Атосах и Д'Артаньянах через века, если бы они приценивались к вознаграждению, смекая, кто больше заплатит за подвиг. Нет, Лина, геройство – это призвание. Им не торгуют.
– Отдельно взятые, совсем заблудшие чудаки, предпочитающие шиковать на заработки не слишком щепетильной супруги, – рот Лины скривился. Она уже предчувствовала, что её сражение с наивным романтизмом мужа окажется проигранным.
Участие в опеке прибывающей в Москву красотки выпало Лесникову в качестве поощрения. Он ещё не залечил травму ноги, полученную в крутой разборке, а в списках бандитской группировки числился мертвым. Ему следовало на время исчезнуть из теневых кругов, где под кличкой Сизый Игорь исполнял роль гастролера-киллера.
– Считай задание поощрительным призом. Хорошо поработал, получил серьезное ранение… Но ведь на Канары не попросишься? – насмешливо прищурился шеф Игоря Владимир Иванович Колчин.
– А надолго вы меня из боевых рядов списали, шеф? Может, действительно, по свету прогуляться? Там ведь тоже дел много, намекнул Игорь на планы Колчина внедрить Лесникова в мафиозную структуру, действующую на территории Европы.
– Шаг за шагом. Пока мы тут с ребятами подготовим для тебя выезд, расслабься, повеселись. Девчушка хорошенькая, джентльмен, который её пасет, по имени Хью Брант, – хитер и подозрителен. Из старой школы пройдох, будет держать тебя за стукача. Уж ты не разочаруй старика – сболтни лишнего, пусть хвастается, что «расколол» русского гебешника. Им ещё сто лет комитетчики будут за каждым кустом мерещиться.
– Хм… Увлекательнейшая ситуация! – поморщился Игорь. – А что там на самом деле вокруг этой крошки заварилось?
– Чисто! Обычная подстраховка. Личная и как бы неофициальная просьба мэра – присмотреть, очаровать. Я бы и сам не прочь, да супруга ревнивая.
– Мне в этом смысле терять нечего. То есть, господину Бортнику, я полагаю. – Игорь назвал имя одного из своих персонажей, которых «выводил в свет» в зависимости от ситуации, вроде райкинских масок. – Давно его не «прогуливал», думаю, пора вернуть мужичка из длительной зарубежной поездки ради такого дела.
– Вот и отлично. Девушка ведь тоже свободна. Глядишь, и свадьбу сыграем, – подмигнул шеф. – Мы заранее обговорили твое присутствие с менеджером Джордан, этим самым Брантом, и с конторой Симакова, которая, естественно, будет неусыпно охранять гостью. Дама, естественно, имеет собственных секьюрити в составе двух человек, мужского и женского пола. Семейный бизнес! Это у них теперь модно – натаскивать баб, как сторожевых псов. Парочка, конечно, станет путаться под ногами изо всех сил. Что, не сомневаюсь, несколько развлечет тебя.
– Ладно, неделю потерплю, – не поддержал шутливый тон недовольный заданием Игорь и настороженно взглянул на шефа. – Личная просьба мэра? Интересно…
Колчин выразительно пожал плечами. Давняя привычка существовать в окружении «жучков» и стукачей выработала особую систему мимики и жестикуляции. Мужчины без слов поняли друг друга и распрощались с крепким рукопожатием. Только совсем наивные да новички доверяли толстым стенам неприглядного дома в Лиховом переулке с запыленной вывеской «Курсы повышения квалификации работников кондитерского производства», где обосновалась «фирма» Колчина. Кроме того, обоим было ясно, что просьбы хозяина города в их департамент зря не поступают. А значит, трепаться и расслабляться не стоит.
Семиметровый «линкольн» цвета «белая ночь» в сопровождении эскорта автомобилей с синими мигалками мчался по главной улице столицы.
По обе стороны от гостьи восседали Бренда и Дак, выполнявшие обязанности личной охраны. Сзади, рядом с русским сопровождающим, расположился Хью. Вита рассмеялась, когда ставший чрезвычайно осторожным на московской земле Брант предложил такой порядок размещения в машине. Ее стерегли, как золотой запас национального банка, а сопровождающие проезд «линкольна» полицейские автомобили как бы свидетельствовали о реальном нападении.
– Стоило перелетать океан, чтобы почувствовать себя пятифунтовым золотым слитком, – шепнула Вита менеджеру. – Странно, что меня не погрузили в инкассаторский фургон.
– Ценности мирового значения всегда перевозили с подобными предосторожностями. «Джоконда», к примеру, путешествует в стальном сейфе, как и виолончель Ростроповича… Наши президенты имели печальный опыт прогулок в открытых автомобилях. – Хью поморщился, вспомнив известные кадры кинохроники техасской трагедии – Жаклин Кеннеди в розовом костюме, забрызганном кровью мужа. – Ты ознакомилась со статистикой российской преступности. Я лично чувствовал бы себя спокойней в инкассаторском фургоне. – Брант откинулся на мягкую спинку, изобразив усталую дрему и предоставив полную свободу слова русскому гиду.
Глава 2
Зимняя Тверская за дымчатыми окнами не потрясла Виту. Сумрачно, безалаберно, у тротуаров смачно чавкает замешанная на снегу грязь, старые, вроде как заброшенные, дома соседствуют с зеркальными громадами новостроек. А в переулки, разбегающиеся по обе стороны, заглядывать страшно. Но из рассказа гида выяснилось, что российская столица замечательно преобразилась в последние годы, украсив себя витринами отсутствовавших здесь ранее магазинов. Знавшая об экономических бедствиях Советского Союза, Вита только теперь реально осознала, какое страшное лихолетье пережили здешние женщины.
– Не понимаю, во что же одевались москвички? Ведь вы сказали, что зарубежные фирмы и дома моды появились в Москве только после перестройки. Разве в России так сильна собственная индустрия моды? – Задала вопросы Вита, не оборачиваясь к сидящему сзади гиду-переводчику.
– Наши женщины часто шили для себя сами. И, поверьте, выглядели совсем неплохо, – спокойно заметил переводчик, но Вите померещилось в его тоне осуждение нарочитой невзрачности её туалета. И ещё она подумала, откуда этот русский чиновник заполучил произношение, свойственное американской столичной элите.
Но спрашивать она не стала. Не хотелось переходить на дружеский тон с человеком, столь навязчиво подсунутым русскими в её окружение. Больше в дискуссии с сопровождающим она не вступала, мало прислушиваясь к звучащему за её спиной голосу. Голос, вещавший о достопримечательностях столицы, был нарочито бесцветен, и Вита подумала, что даже не запомнила лица этого мужчины. Ну, что ж, она и сама постаралась выглядеть в этой поездке как можно невзрачней.
Содержимое мини-шкафа на колесиках, сопровождавшего мисс Джордан в путешествиях, на этот раз могло бы принадлежать какой-нибудь строгой даме, отправляющейся на конгресс феминисток, и всеми силами демонстрирующей свою незаинтересованность в мужском внимании. Визажисты Виты отобрали для визита в Москву до смешного скромный гардероб.
– Натуральные меха мы исключаем, – Аллах их знает, этих русских «зеленых», какой у них там порядок. Может, расстреливают на месте всех щеголих в шубах, замучивших ради собственной прихоти несчастных животных. Зачем их дразнить? – Постоянный стилист Джордан Магомет Шерхан, индус с арабскими кровями, тряхнул гривой мелкозаплетенных косичек.
– Ой, ой, ой! – Насмешливо подбоченилась Натали, специалист по макияжу и прическе. – Да у них там все шлюхи соболиными подолами грязь метут. Страна непуганых идиотов!
– Что, что? – Не поняла Вита. – Почему непуганых?
– Это они так любят про себя говорить. Национальная гордыня… Семьдесят лет в клетке сидели, а все – «непуганые»!
– Дальше, дальше, девочки, – хлопком в ладоши призвал к вниманию Магомет. – Цветовая гамма неопределенная. Избегаем красного, белого и сочетаний национального флага. Хаки, маренго, беж, грязно-синий – как раз по их погоде. Стиль нейтральный, без закидонов. Сдержанность, демократизм, игра в «своего парня». Думаю, такие тряпочки как раз валяются у них в старых чемоданах. «Писк» шестидесятых годов. Это все, естественно, для повседневной носки. За коллекцию мэтра Рабанна я не в ответе. Его дело, чем бить русских, – царскими мантиями или космическими скафандрами. Недаром же он 69 тысяч лет на Земле тусуется и все в должности пророка. Он-то как раз считает, что у русских историческая тяга к экспериментам. Слышишь, Натали. Может, подбросим в чемоданы что-нибудь из шикарных штучек?
– Не стоит, Мак. Страна бедствует, старики голодают, матери бросают детей, – нахмурилась Вита, вызвав хохот Натали.
– Вы с Хью, конечно, из жалости предъявили нищенские требования к условиям пребывания. Птички небесные: минеральная вода, фруктовый завтрак, горячая ванна! Как в дешевом отеле Гарлема, страдальцы! Да русские устроят вам царский прием: цыгане да медведи возле кровати плясать будут, заверила Натали, имевшая русского прадеда и считавшаяся специалистом российских нравов.
– Вот именно! А Виту похитит атаман разбойников, который утопил в реке персидскую принцессу, – поддакнул Мак, просматривая список подлежащих упаковке туалетов. – Ну, тут ничего не поделаешь. Как говорят у нас, – на все воля Аллаха. – Он решительно вычеркнул два вечерних туалета, не отличавшихся классической простотой, и посмотрел на Виту, примерявшую пальто.
– М-м, да… Вежливо и со вкусом, – кисло прокомментировал он длинный бежевый балахон с большим воротником из синтетического леопарда. Интересно, что напишут об этом в русских газетах.
– Понятно что. «Миллионерша Джордан стыдится своего легкого заработка и старательно изображает пролетарку». Знаем мы этих коммунистов, недовольно проворчала Натали, не одобрявшая отобранный гардероб. – А новоявленные богачки загрустят и перестанут тратить денежки на шикарные шмутки наших мастеров. Вы добьетесь, дорогие мои, совсем нежелательного эффекта.
Магомет заколебался, оценивая шеренгу висящих на никелированной стойке туалетов. Блеклая, она невыгодно отличалась от пестрой, сверкающей одежды, оставшейся на других вешалках.
– Может, действительно, подпустим пару?
– Ни в коем случае. Это мой личный повседневный гардероб, в контракте визита отмечено: «одежда по усмотрению мисс Джордан». Мне нравится придуманный нами стиль. К тому же, я не стану приглашать в Москве парикмахера и до минимума сведу косметику. А следовательно, простота как раз уместна. – Вита прошла вдоль стойки, просматривая отобранные платья.
– Надеюсь, вы не забудете отметить, что миссис Натали Роумен имела другую точку зрения на шмутки гостящей в Москве американки. И сами разберетесь с критическими нападками. – Натали стремительно вышла, хлопнув дверью.
На смуглом лице Магомета застыло углубленно-сосредоточенное выражение. Вероятно, он обращался за советом к Аллаху, а может быть, очередной раз пожалел, что оставил занятия музыкой, дарившей ему тихую, глубокую радость.
В результате такого подбора гардероба звезды многие москвичи, встречавшие её в аэропорте, были удивлены, но быстро сообразили, что нарочито скромный вид мисс Джордан и есть последний писк мировой моды: выглядеть нарядной и богатой просто безвкусно. Она же сама, попав в «Метрополь», решила, что Мак здорово промахнулся, – роскошь и шик не в новинку российской столице. Скорее даже, дело привычное. Почти все прорвавшиеся к подъезду отеля дамы были, как и предсказала Натали, в шикарных шубах, а Вита в своем бежевом пальто с воротником из синтетического меха казалась принцессой, изображающей Золушку. Но это показалось всем изысканным и очень стильным имиджем, подчеркивающем естественную и яркую прелесть девушки. «Да, её ничем не испортишь», думали многие, провожая жадным взглядом высокую фигуру с разметанными по плечам и спине длинными и тяжелыми от влажного снега волосами. Хватило короткого мгновения, запечатлевшего движение руки, откидывающей прядь с высокой скулы, темные глаза под насупленными прямыми бровями, полуоборот головы, обнаруживший милейший подбородок с ямочкой, чтобы мимолетный анализ сделал вывод в пользу Виты: «Это не просто красота. Это сама её магия».
… Осмотрев предоставленный Вите номер, Брант остался доволен.
– Встреча вполне дружественная. Апартаменты на уровне. Здесь, говорят, Джексон и, кажется, Кабалье, останавливались. Неплохо, неплохо… Вы можете быть свободны, – небрежным жестом спровадил Хью переводчика и хлопотливых горничных, засуетившихся над багажом гостьи.
Обойдя комнаты, Вита без удовольствия распахнула кофр с одеждой.
– Ты, что, боишься, что здешние горничные – переодетые бандиты, намеренные похитить мои вещи?
– Вовсе нет, – скрывшись в ванной, Брант, уверовавший в глобальную российскую разруху, проверял краны. – А вот твой сопровождающий стопроцентный гебешник. Кстати, ты запомнила, как он выглядит?
– Да. То есть, нет. А разве это важно? Ты неисправимо устарел, Хью, со своим отвращением к российским спецслужбам. Меня вовсе не интересует, на кого этот господин работает. Главное, чтобы он сумел защитить даму от обезумевших поклонников, – усмехнулась переодевавшаяся в спальне Вита. Надеюсь, ему не предписано дежурить возле меня круглосуточно?
– Это мы выясним. У тебя пятнадцать минут на сборы. Я не намерен переодеваться к ужину. Пойду, осмотрю свою конуру, позвони, когда будешь готова.
– Собственно, я уже одета. Ну, как? – Выйдя в салон, Вита села в кресло у балконной двери. Сквозь густую метель за стеклом светился фасад Большого театра.
– Хм… – Брант внимательно оглядел Виту. – Как раз то, что надо.
На ней был черный трикотажный джемпер с высоким воротом и твидовый костюм в стиле провинциальной учительницы. Расчесанные волосы свободно падали на плечи, никаких украшений Брант не заметил. Но выглядела мисс Джордан тем не менее так, что хотелось схватиться за видео – или фотокамеру и торопливо запечатлеть шедевр. – Такой изящной и гордой линии спины, такой грации спокойных рук и выражения потаенной радости на прелестном, необъяснимо притягательном лице не найдешь, хоть заставь позировать по десять часов всех «мисс» земного шара, довольно отметил Брант, увидевший здесь, в Москве, Виту новыми глазами. Но сдержал свой комплимент – девочка не любила восторженных речей.
Она давно привыкла к постоянному настырному вниманию окружающих и научилась не замечать его. Точно так же перестает замечать любопытные взгляды карлик или жалкий уродец, воспринимая их как непреложную данность своего существования. Но когда с дифирамбами вдруг выступали свои, она как-то угасала, словно вычеркнутая из дружеского круга своей исключительностью.
Прозорливые организатора позаботились, чтобы их гостью не мучили зеваки и приставалы. Столик для ужина, спрятанный в одном из кабинетов над центральным залом, был сервирован на пятерых. В предварительно обговоренных условиях значилось, что присутствие Хью Бранта обязательно на всех мероприятиях. Служащие охраны будут использоваться по усмотрению госпожи Джордан, как и другие необходимые специалисты. Принимающая сторона предложила широкий спектр услуг вплоть до массажистки и визажиста, но Виталия сократила его, оставив лишь гида-переводчика. И то лишь уступая Бранту, уверявшему, что «стукача» им все равно подсунут. Так уж лучше знать его в лицо. Не понятно только, какие тайны намеревались выведать у топ-модели неугомонные русские?
Двое мужчин, один – глава устроившего визит Виталии агентства, другой – представитель высших московских властей, выглядели чрезвычайно представительно и бойко говорили по-английски. Так что роль третьего, того самого стукача-переводчика, сократилась до минимума. Он изредка вставлял фразы, уточняя программу визита, или объясняя гостье какую-либо специфическую шутку.
Хью придирчиво отмечал в двух экземплярах программы изменения, по несколько раз просил повторить фамилии ответственных в той или иной части визита, выражал недовольство по поводу возникших перестановок и предложенных благотворительных акций.
Виталии предстояло побывать на строительстве первого в России хосписа, встретиться с мэром, выступить на приватных презентациях изделий тех фирм, которые она представляла на русском рынке, а также посетить постановку «Дамы с камелиями» в Большом театре, Дом моды Вячеслава Зайцева, салон Юдашкина, сняться в видеоклипе для российского телевидения и стать хозяйкой зимнего бала.
Нагрузка небольшая, Хью был прав, заявляя, что в Москве Виту ждет отдых. Ни одного подъема в пять утра! Да это же настоящее блаженство. Разве поверят, что «небесное создание», выходящее в свет софитов с нежной утренней сонливостью на мечтательном личике и небрежно растрепанными «Ночными» ещё волосами, уже два часа на ногах. Ванна, контрастный душ, обязательное мытье волос и старательная, по особой системе сушка феном, минимум гимнастики, тщательный и поэтому почти незаметный для неопытного глаза макияж, легкий витаминный завтрак и, наконец, одевание. И тут уж совсем никто не поверил бы, что цветущая, безмятежная Вита Джордан нуждается в таблетке от головной боли. Она заметила, что нарастающая тяжесть в затылке, появлявшаяся ночью, непременно перерастет днем в мучительный приступ, если ещё до завтрака не сбить её анальгетиком.
Хью все это не нравилось и он с настырной въедливостью обговаривал условия контрактов, выторговывая для своей подопечной добавочный день отдыха или пару лишних часов утреннего сна.
В работу Вита включалась легко, забывая об усталости, быстро схватывая задачу и без лишних разговоров её исполняла, будь то съемки, выходы на подиум или присутствие на массовых мероприятиях – банкетах, презентациях, раутах, балах. Чувство ответственности заставляло её сделать первые шаги, а дальше какая-то радостная сила окрыляла и несла над будничными проблемами, мелкими дрязгами, над всей нервозностью и бестолковостью закулисной жизни. Тогда-то и появлялась уникальная, озаренная внутренним светом улыбка Виты, рождались её летящие, шаловливые движения, неуловимые, быстрые жесты, насквозь пронизанные жизненной радостью.
… – Прошла до конца… так. Остановилась! Смотришь в объектив, замерла… Поворачиваешься и быстро уходишь, – командовали выходом Виты в начале её карьеры. Теперь учителя сами ждали, что нового преподнесет им ученица, появлявшаяся на подиуме.
А она не старалась удивить, привлечь внимание – она просто радовалась. Каждой клеточкой своего прелестного существа, несущего благую весть: красота всесильна и вечна. Она послана миру во спасение, потому что каждый, открывая ей сердце, становится сильнее и лучше.
Московские подиумы, залы представительных фирм, домов моделей – Вита Джордан появляется, словно всю жизнь, через расстояния, через океаны стремилась сюда – к людям, которых не знала, но давно любила, и теперь дарит свою окрыленность, свою летучую прелесть. Ей невольно отвечали улыбкой да же те, кто был убежден в продажности и развращенности рекламных звезд. Каждый встретившийся с Витой в глубине души был уверен, что мог бы стать её другом.
В чем-то незатейливо-шикарном, небрежно-изысканном, едва касающемся тела, как дуновение майского ветерка, в развевающемся шелке волос, блеске юности, беззаботности, удачи Вита Джоржан появлялась на помосте. Защелкали камеры, сидящие в зале невольно подались вперед. Словно услышав зов, девушка замерла на краю помоста, резко обернулась, взметнув высеребренную прожекторами гриву, и посмотрела в зал. Уголки губ взлетели, глаза смешливо прищурились. «Ну, разве все это не чудо?» – Спрашивал её взгляд. – Дышать, двигаться, жить? Разве есть в этой жизни что-либо более заманчивое, чем наше с вами, господа, дело?»
Публика, состоящая из ведущих представителей индустрии моды и её законодателей, разразилась аплодисментами…
– Отличная работа. Правда. Извините, мисс Джордан, я плохо ориентируюсь в специфике вашей профессии. Признаюсь, перед встречей с вами просмотрел пару видеокассет с записью показов высокой моды. И… знаете, что решил? – Поджидавший Виту у дверей костюмерной Стас смущенно пожал плечами. – Решил бесповоротно, что все женщины экстра-класса мало отличаются друг от друга, как куклы Барби.
– Это действительно так, – охотно согласилась переодевшаяся после показа Вита. Непритязательный коричневый костюм после феерии коллекционных туалетов казался нарочито строгим. – Извините, господин Бортник, мне надо поговорить с Брантом насчет планов на вечер, пока мы не попали в руки московских друзей.
Вита уже намекала, что знаменитое гостеприимство русских довольно утомительно. Восхищение восхищением, симпатии симпатиями, а работа работой. Нельзя же все время доказывать каждому, кто осыпает тебя подарками и зазывает в гости, что ты его лучший друг? И пить столько нельзя, и петь, и обниматься… Виту удручала перспектива застолья. При всей своей доброжелательности, она предпочитала уединение шумным сборищам, тем более в её честь. Чрезмерные всплески эмоций и велеречивые излияния заставляли Виту грустить.
– Какие проблемы, малышка? – Издали оценил выражение лица Виты Брант.
– Обсуждали с мистером Бортником принципы подбора кадров рекламными агентствами. Стас полагает, что девушки отвечают одному требованию сходству с куклой. Увы, он выразил весьма распространенное мнение.
– У вас есть предложения по этому поводу? – Хмуро взглянул на Стаса Брант.
– Обсудим их в другой раз. Сейчас я постараюсь объяснить вашим московским друзьям, затеявшим шикарный обед, что мисс Джордан нуждается в серьезной подготовке к балу.
Вита благодарно взглянула на Стаса:
– Вижу. вы собираетесь принять удар на себя. Это очень по-рыцарски.
– Не беспокойтесь, Виталия, они будут убеждены, что дружескому застолью помешал сомнительный и наглый тип, превышающий свои полномочия. Стас откланялся. – Прощаюсь с вами до вечера. Желаю хорошо отдохнуть.
За пять дней пребывания в Москве отношения между стукачом и гостьей стали почти приятельскими. Он постоянно был рядом, но умел оставаться незаметным. Внимание Бортника к мисс Джордан не грешило навязчивостью и даже его маленькие услуги выглядели изящно. Вовремя увести гостей с утомительного банкета под предлогом официальной встречи, обеспечить необходимую информацию, достать альбом или книгу, иметь которую мимолетно пожелала Вита – все это он делал легко, не рассчитывая на ответную симпатию.
