Текст книги "Война кукол"

Автор книги: Людмила и Александр Белаш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Александр и Людмила Белаш
Война Кукол

Посвящается нашей дочери Анне, для которой и написана эта трилогия

Я – ни живой, ни мертвый; в нашем мире есть существа с обличьем человека, однако не принадлежащие к человечеству.

Мишель де Гельдерод «Красная магия»

 
По ниточке, по ниточке
Ходить я не желаю!
Отныне я, отныне я,
Отныне я – живая!
 

С. Алиханов

ПРОЛОГ

Время и ветер, несущий песок, так стерли трафарет на борту «Голиафа», что угадать в рассеянных по шероховатому металлу лазурных рябинах надпись ЭКСПА-ПИОНЕР мог лишь очень наблюдательный человек. Тем более что старый трафарет перекрывался свежими и явно от руки сделанными граффити – СТРОИТЕЛЬ и МИР НА ПЛАНЕТЕ! Согласитесь, это куда лучше, чем дьявольские рожи, намалеванные на иных многоцелевых полуавтоматах. Экспансия не пикник, не поход на дискотеку; здесь упрямое терпение надежней, чем самоуверенность и гонор.

Чуть ниже на «Голиафе» было приписано – ЭКИПАЖ ВООРУЖЕН.

Рядом с «Голиафом», склонив к земле головы-кабины, стояли «Самсон» и «Бриарей» – такие же исцарапанные и потускневшие от летящей по ветру наждачной пыли. Век машин долог; собранные на Земле, эти послушные громадины годами стыли в наполненных инертным газом грузовых трюмах, и почти вечная фторсиликатная смазка в их сочленениях усохла едва на несколько микронов, но, спустившись с неба в незнакомый мир, машины начали стареть. Из них выжимали максимум мощности, их заставляли работать в три смены, круглый день и год за годом, чтоб окупить затраты на их перевозку, на доставку колонистов, на постройку и эксплуатацию кораблей Экспансии. Поскольку запчастей было в обрез – корабли не надувные, сколько хочешь барахла в них не загрузишь, – машины были сделаны с пятикратным запасом прочности и износоустойчивости, но и они постепенно сдавали. Не дожидаясь, пока полуавтоматы начнут разваливаться на ходу, «Экспа-Пионер» продала их по дешевке частникам и отчиталась в этом по графе «Поощрение и развитие малого бизнеса».

Старая Земля была выработана и полностью истощена. Все глубже и глубже приходилось бить шахты в погоне за рудами, но главное – в результате варварского использования и тотальной эрозии была уничтожена почва, этот невозобновимый ресурс. Человечеству грозила катастрофа – вот тогда и были созданы международные компании «Экспа», и миллионы людей разных вер и наций устремились в Космос, чтобы обжить планеты иных звездных систем и обрести новую Землю; так когда-то из раздираемой войнами и голодом Европы переселенцы с пением псалмов отправлялись в Америку в наивной надежде создать там земной рай.

«Экспа-Пионер» была бы рада подмять под себя все стороны жизни на этой планете освоения, включая проституцию и азартные игры, но с далекой Земли летели директивы и прибывали чиновники с антимонопольным кодексом под мышкой. Да и среди прибывших в капсулах гибернации нашлось немало предприимчивых людей, которым не улыбалось тратить свое здоровье в рудниках и на стройках, когда можно торговать вином и любовью в поселках, содержать рулетку или тайно скупать драгоценные находки у бородатых старателей.

Чтоб завести свое дело в тени «Экспа», нужен был стартовый капитал. Кое-кто пытался им разжиться, обирая ближних, взламывая кассы или затевая черный бизнес; этих, если они попадались, ссылали в малоизученные районы планеты. Другие старались разбогатеть честно – и сколачивали микрофирмы и артели, поскольку тяжелый труд в одиночку здесь вознаграждался могилой в каменистом грунте.

Люди, сидевшие в палатке у ног стопоходящих полуавтоматов, были из числа честных тружеников. Речь их на одну восьмую состояла из ругательств, в силу привычки ставших естественной частью языка; внешность их была грубовата, манеры – сдержанны, но бесхитростны и откровенны. Три экипажа, шестеро мужчин и трое женщин. Считалось, что женщины на борту приносят удачу; кроме того, они умело обращались с манипуляторами, славились аккуратностью в обслуживании двигателей и компьютеров, умело распоряжались довольствием и обеспечивали уют.

Над приречной равниной сгущалась ночь. Черные силуэты машин сливались с чернеющим ненастным небом; ветер шуршал за брезентом, срывал дымок со среза жестяной трубы и клочьями уносил его в темноту. Невдалеке едва виднелись начатки небольшой стройки – возвышение стены, решетчатый контур буровой башенки. Запахи кофе и жаркого сочились из-под клапана палатки и, остыв, рассеивались в холодном мраке.

– Скважина дает мало воды, – зачерпнув ложкой пищу, сказал старший.

Он был седым и помнил Землю. Четверо прибыли сюда детьми в гиперсне, другие четверо родились здесь, и земной акцент немного забавлял их, выросших в вавилонском смешении английского, немецкого, хинди и славянских языков с примесью иврита, которое ученые поспешили назвать «линго». Вынужденная скученность народа в редких поселениях начала то, чего так долго и напрасно добивались древние социальные реформаторы – сплочение народов воедино.

– Завтра надо углубить ее, – закончил старшина, прожевав. – Иначе работа затянется.

Девушка из экипажа старшины была его дочерью. Она же являлась связистом маленького отряда и специалистом по управляемым системам. Ей и предстояло перенастроить завтра бурильный автомат и насос.

Больше речей за столом не прозвучало. Все было ясно; всем хотелось только есть и спать.

Механик из экипажа «Самсона» имел виды на дочь старшины. Продвижению их отношений мешали суровость отца-командира и почти непрерывная занятость. За общей работой руки их несколько раз соприкасались, а глаза – встречались, что волновало обоих, но поговорить толком не удавалось.

Ложки были облизаны, соус из тарелок выскоблен кусками пористого псевдохлеба. Когда жена водителя «Бриарея» разлила горячий кофе, запиликала радиостанция; дочь старшины села к прибору, надевая наушники.

– Полевая группа «Строитель» слушает. Да. Записываю. Спасибо за предупреждение, – она повернулась к команде, молча ждущей новостей. – Ночью, в 02.15, будет взрыв на центральном объекте. Триста килотонн. Камуфлет, осадков не ожидается.

– Они очертенели там, на центральном, – отозвался механик «Самсона», извлекая из кармана робы дозиметр. – И так уже на пределе ходим.

Жена водителя «Бриарея» достала пачку радиопротектора – безвкусной крупы, похожей на толченый коралл.

– Как будто нет простой взрывчатки, – недовольно гнул свое механик. Он поглядел на входной клапан – тот был хорошо застегнут, но у линии смычки все же накопилась щепотка пыли. Где-то в этой пудре таились частицы активного шлака; прогорев в аду взрыва, он был почти безвреден, и горсти крупы на ужин хватало, чтобы дезактивировать и вывести из организма радикалы – так, во всяком случае, обещала надпись на пачке. Но хотя пресса и колониальное TV на этот счет помалкивали, все знали, что больных и уродов рождается все больше.

– Они обещали, что прекратят взрывать.

– Они тебя спросить забыли, – допив кофе, поднялся старшина. – Ночевать будем в машинах. Радио – экранировать. Всем спокойной ночи.

Стучать в дверь палатки трудно, но кто-то постучал снаружи – это прозвучало как похлопывание.

– Хозяева дома? – голос был мужской, надтреснутый. Водитель «Бриарея» потянулся за оружием – хотя наличных денег у отряда было чуть, но запчасти, топливо, компактный хай-тэк и женщины представляли собой немалую ценность. Дочь старшины уверенно и быстро подключилась с рации на бортовой компьютер «Голиафа» – шестиногий зверь-великан ожил во тьме и повел головой, оглядывая окрестности видеокамерами. Изображение на крохотном экране метнулось, замерло. «ОДИН ЧЕЛОВЕК», – доложил девушке примитивный «мозг» полуавтомата. Будь незваных гостей даже с десяток, им бы пришлось несладко, поскольку «Голиаф» не разбирает, что топтать и сгребать «руками».

– Поздно гуляешь, – старшина раскрыл клапан. Жизнь и работа вдали от поселка приучают не удивляться, но одинокий бродяга ночью, в полусотне километров от ближайшего жилья – это диковинка, ради которой стоит задержаться у стола и отнять часок от сна.

Куртка с капюшоном, рюкзак на трубчатой рамке со скаткой видавшего виды спальника наверху и большой флягой на боку, крепкие башмаки и брюки, на поясе – цилиндр спасательного маяка. Бывалый ходок. Лицо вошедшего было немолодым, обветренным и смуглым, а на куртке, где сердце, белела нашивка – «Священник». Изредка это смущает грабителей.

– Мир вашему дому, люди добрые.

– Кофе, святой отец? Мясо остыло, могу разогреть.

– Благодарю вас, но я соблюдаю пост.

– Ешьте, это не мясо, – сказал старшина. – Это кошерный волокнистый протеин из дрожжей. Похоже, вам доводилось есть настоящее мясо? – старшина рад был встретить человека, знавшего другое солнце и другие небеса. – Вы откуда родом?

– Я поляк.

Подруга водителя «Самсона» тихо улыбнулась; вместе с ней в школе учились поляк и полька, брат с сестрой – веселые, опрятные ребята, каких приятно вспомнить. А другой знакомый ей поляк, Юзеф Галинский, был барменом в поселке Хашмаль, что у термоядерной станции, – такой ласковый…

– Благослови, Господи, нас и дары Твои, от которых по щедротам Твоим вкушать будем. Ради Христа, Господа нашего. Аминь.

– Вы по контракту «Экспа» или…

– По своей воле, – священник пил, не обжигаясь; глаза его были устремлены вдаль, словно он видел нечто сквозь брезент. – Земля загноилась от наших грехов и исторгла нас сюда. Но слово Божие должно звучать всюду, где есть люди.

Молодые внимательно слушали – о Земле, это занятно. Там черт-те что, на Земле-то. Национальные конфликты, этнические чистки, войны, экологический кризис…

– Я счастлив, что мне выпала миссия проповедовать здесь, на краю расселения. Для того, с кем Бог, нет трудностей.

Радости лицо священника не выражало; в его морщинах накопилась тень усталости, губы и веки – словно опалены, но его глаза светились. Он нравился старшине. Да, в отряде важны дисциплина и субординация, но подчас не хватает горячего слова надежды, на долгие дни вселяющего в душу уверенность и стойкость. Работы в полевых условиях не праздник, но священник принес то, что оживляет изматывающее однообразие будней, а еще – ничто так не воодушевляет, как вид человека, добровольно принявшего на себя тяготы служения. Священник не начальник, он доступен и открыт.

– Издалека идете?

– Из Карго-порта к старателям у Реки.

– Ночью на центральном будет взрыв, вы в курсе?

– Нет.

– Хорошо, что вы набрели на нас. Эту удачу стоит отметить. За вами – тост, святой отец.

Отряд оживился; старшина отпер заветный ящичек, женщины быстренько ополоснули кружки. Пахучая бурая жидкость плеснула на донца.

– Для многих из вас, – священник обвел взглядом сблизившиеся лица, – уже ничего не значат такие имена, как Краков, Марсель, Сан-Франциско. Это осталось в далеком, чуждом прошлом, как Ниневия и Карфаген. Ваша судьба – построить город ЗДЕСЬ, – показал он в пол палатки, – на пустом, бесплодном месте. В прошлую ночь я спал под открытым небом; было ясно – звезды, обе луны… Я видел сон – ужасный и величественный.

Кружки выжидающе замерли в руках. «Экспа-Пионер» не вербовала священников; они были либо командированы, либо летели в колонии на свои деньги, из чистого энтузиазма, по зову той страсти, что велит врачам работать волонтерами в очагах смертельных инфекций, инженерам – без приказа лезть в реактор и вручную исправлять поломки, юристам – браться за рискованные расследования, не сулящие ни гроша, но грозящие пулей в затылок. Но инженеры, врачи и юристы не умели видеть вещие сны и толковать их. Поэтому колонисты с уважительной опаской и почтением относились к патерам, гадалкам и иным редким посредникам между реальностью и запредельным миром.

– Здесь встанет град великий, величайший во Вселенной, – вдохновенно говорил священник, и в зрачках его плясал огонь настольной лампы. – Все племена сойдутся и объединятся в этом городе, и не будет ни эллина, ни иудея, но один народ. Сюда, чтоб подивиться и ужаснуться, явятся те, кого мы еще не знаем, – невиданные творенья Божьи. Все пороки найдут себе место в городе – блуд и стяжательство, язычество и ересь, – но слава его будет так огромна, что затмит их все. Творец в неизреченной милости своей позволит здесь свершаться чудесам – здесь сумеют изъять разум из живого и вселить в неживое, а вещи обретут душу и язык, чтобы славить Господа. Я это видел воочию!..

«Экспа-Пионер» много потеряла в лице этого странствующего патера! Чего только не сулили колонистам при вербовке – деньги, мир без преступности, войн и налогов, полную самостоятельность, чистую воду и чистый воздух – но ни один стратег отдела пропаганды «Экспа» не задумался о том, чтоб заразить переселенцев общей Мечтой, превосходящей жажду одиночки нахапать побольше денег и построить свой домишко – той Мечтой, во имя которой люди уже сходились однажды, чтоб возвести башню до неба.

Странно было слушать восхищенную речь священника в промозглой ночи, посреди скудно поросшей колючником щебнистой пустоши, тянувшейся на десятки километров во все стороны, где присутствие людей обозначалось лишь одиночными стоянками отрядов, возводивших коробки высоковольтных подстанций по генеральному плану «Экспа». Водитель «Самсона», глотнув синтетического джина, машинально пробормотал «Ле-хаим!»; на плечи больше не давило; повседневный труд уже не казался неизбежной обузой, разложенной порциями по дням, – он стал высоким предначертанием. Поводя рукой над столом и напевно вещая, священник как будто легкими мазками рисовал панораму невероятного города – горы и хребты домов, кратеры площадей, долины проспектов; город, большой, как страна, вырастал перед глазами, становился зримым и объемным – светлый, счастливый город-мечта.

Литровая бутылка опустела незаметно; священник умолк, но расходиться не хотелось – многие втайне от себя ожидали, что сказка будет продолжаться. Однако время диктовало режим – старшина встал, и это был сигнал ко сну.

– Вы не откажетесь переночевать в моей машине?.. Клара, приготовь для святого отца место.

Хлесткий дождь уже трещал по брезенту; полуавтоматы словно потели холодной водой. Дочь старшины подняла рукав ветровки, не глядя, положила пальцы на потертую клавиатуру пульта, пристегнутого к предплечью. «Голиаф» нагнул и повернул к молоденькой хозяйке массивную «голову», слабо блеснувшую гранями лобовых стекол.

– Хотела бы я, чтоб он обрел язык и душу, как вы говорили. Он был бы сильным и добрым другом. Как большая-большая собака, правда?

«Голиаф», повинуясь кнопкам, кивнул.

– Если он станет подобен человеку, он не захочет подчиняться тебе. Душа – это свобода, – ответил священник. – Господь наделил человека свободой воли. Сатана, князь мира сего, не может одержать победу, если человек не предастся ему добровольно; поэтому враг смущает человека, вводит его в греховный соблазн, ложью и обманом улавливает в свои сети – но обольщенный, ослепленный человек сам губит душу свою, и тяжкими будут его страдания, потому что жизнь телесная, земная – это миг, а жизнь души – вечность. Никто не может силой завладеть душой, ибо душа сотворена Богом, и она стремится к Богу. Бог – это свет, это истина, это жизнь бесконечная. Он дал человеку право выбора, чтобы люди не были изначально рабами. В каждой душе есть частица божественного дыхания, и любое существо, имеющее душу, свободно.

Помолчав, он прибавил утомленным голосом:

– Там, внутри, есть место для уединения? Я хочу помолиться, но боюсь помешать вам заснуть.

Дочь старшины задремала не скоро. Ей снился механик из экипажа «Самсона»; он звал ее покататься по городу, где вдоль улиц росли большие, пышные густо-зеленые деревья – а она упрямилась, не соглашалась. Ей казалось, что за деревьями прячется кто-то страшный.

За гофрированной перегородкой тесного пассажирского салона негромко звучало:

– Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra…[*]Pater noster
  – Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra…
  Отче наш, Сущий на небесах, да святится Имя Твое; да приидет царство Твое; да будет воля Твоя и на земле, как и на небе (лат.).


[Закрыть]

На центральном объекте – строительстве главного космопорта – геодезист, листая распечатку полученных после ужина проектных документов, лениво язвил над канцелярской тупостью земной штаб-квартиры «Экспа»:

– Тоже мне, родили названьице. Шедевр! Наверно, долго думали.

– Ладно, кончай. Приказы не обсуждаются, – не оборачиваясь, сменный мастер с пульта проверял готовность трехсоткилотонной бомбы; бомба – продолговатый серый ящик с торчащими из него кабелями – лежала во взрывной камере под землей.

– Разве я спорю? Я абсолютно лоялен, как твой фугас. Но мне как-то не по себе жить в городе, который они спланировали, – тряхнул геодезист подшивкой бумаг. – Как будто они не знают, чем мы тут ровняем землю под порт и как добиваемся спекания грунта в плиту. Если мне предложат место для жилья, я выберу его подальше от этого… – он сверился с распоряжением, – Сэнтрал-Сити. Никогда здесь не будет ничего хорошего.

Встав со стула, он подошел к широкому и низкому окну. Инженерный городок в свете голубовато-белых ламп был виден прекрасно; он весь помещался в плоской лощинке, будто в ладони. Бетон дорожек, стены, крыши – все блестело от воды; сиянье ламп радужными кольцами переливалось в воздухе, наполненном дождем, рябило в зеркалах луж.

«Сити, – пожал геодезист плечами. – Какой тут может быть „сити“, на этой голой лучевой проплешине?.. Мы роем землю бомбами вместо экскаваторов, боевыми бомбами, которых стало так много в метрополии, что матушка-Земля решила часть их выделить для мирных целей. Грунтовые воды, артезианский горизонт, река – все лучит и будет лучить еще лет триста… К черту. Когда нулевой цикл закончится, переведусь на юг или в горы. И плевать, что в деньгах потеряю; здоровье дороже».

Вернуться на Землю он и не помышлял. Он слишком хорошо помнил режущий уши свист беспилотных штурмовиков над другими горами, визжащий звук ракет, дрожь земли и пыль, сыплющуюся со стен бомбоубежища, гуманитарный конвой, под огнем вывозящий женщин и детей к морю, мытарства в Европе, унизительную квоту высшего образования для беженцев… Похоже, беженец – это профессия; однажды кинувшись бежать, ты уже не можешь остановиться.

– Ты бы сел, – напомнил мастер. – Двенадцать минут третьего.

– Слушай, карту зоны взрыва составлял я. Смещения не будет.

– Ну, как знаешь.

Пальцы священника переместились с большой бусины четок на малую.

– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum; benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis, peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae…[*]Ave Maria
  Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum; benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis, peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae… Amen
  Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей… Аминь (лат.).


[Закрыть]

Земля покачнулась; стол встряхнулся, и со стола на пол упал карандаш. Гидравлика полуавтоматов, настроенная на сейсмические толчки, смягчила колебания.

– Amen, – закончил священник, склонив голову.

ГЛАВА 1

254 год, среда, 23 апреля, Сэнтрал-Сити, западный Басстаун

«Сегодня снова в моде женственность и ретро, – объявил Чаре журнал. – Одно из знамений сезона – женский дневник. Написанный от руки чернилами цвета сепии, с золотыми, алыми и черными пометками на полях, обложенный темной натуральной кожей с тисненым старинным узором, он становится самым близким другом умной, творческой, глубоко чувствующей женщины, которому она доверяет свои тайные желания, свои надежды и разочарования, свои сомнения и свою страсть, а спустя годы он Вашими же словами поведает Вам о минувшем, воскресит в памяти полузабытые лица, напомнит о любви и нежности. Заведите дневник – и Вы обретете в нем подругу, которой можно рассказать все, и друга, который Вам никогда не изменит».

Чара приобрела дневник, перьевую ручку, модные чернила – и в тот же день принялась писать.

«ДНЕВНИК» – красиво вывела она в начале первой страницы и задумалась. Что дальше?

«Наверное, – побежало по бумаге тонкое перо, оставляя за собой сепиевую строку, – я самая счастливая мать на свете. У меня четыре чудесные дочери, в которых я души не чаю и которые любят меня горячо и искренне».

Она перечитала написанное, осталась им довольна и с улыбкой оглянулась на девочек. Маленькая, тонкая Маска, набулькав в миску косметического молочка, макала туда салфетку и стирала с лица макияж – бледно-землистую крем-пудру «Мертвая королева», воспаленно-красные ободки теней, ржавую тушь и трагический черный рот адского клоуна. Сильная, серьезная Косичка, сняв круглые очочки с треснутым левым стеклом, уже разобрала свой дальнобойный «уран» калибра 50, штатное оружие спецназовцев и террористов, извлекла магазин, убедилась, что в патроннике нет патрона, отделила затвор от рамки и разложила части пистолета на газете, где уже красовались пузырьки со щелочью и ружейным маслом, протирка и ветошь.

– Девочки, вы любите меня? – спросила Чара своим певучим голосом.

– Да, мамочка, – кивнула Маска, в размазне своей похожая на черта, а Косичка, оторвавшись от работы, улыбнулась маме ласково и чуточку застенчиво. Чара вернулась к дневнику.

«Страшно подумать, что когда-то я была совсем одна, одна во всем мире. Одно воспоминание об этом сжимает мою душу в тисках ужаса, но стоит мне увидеть нежные лица моих дочерей, услышать их задорный дружный смех или резвую возню – и мрак прошлого отступает, будто растворяясь в солнечном сиянии семейного счастья. Как это прекрасно – иметь свою семью, быть матерью, заботиться о детях, видеть, как развивается их пытливый ум…»

– Мама, а я сегодня стреляла по пластинам, – подала голос Косичка.

– Надеюсь, ты была осторожна? – обеспокоилась Чара. – Тебя никто не видел?

– О, нет, мама, все в порядке, – заверила ее Косичка. – Я стреляла с глушителем, а место было безлюдное – ты его знаешь, это задний двор старого завода Джи-Джи-Ай. Четыре пластины по пять миллиметров прошибает только так, и даже с двухсот шагов. А ты скоро мне импульсное ружье достанешь, ма?

– Как только смогу.

– А мне нужен новый «агрессор», – вмешалась Маска. – Старый почти сдох и еле тянет. Ма, ты подаришь мне его на день рождения?

– Масочка, я постараюсь.

– Ну вот, всегда так, – надулась Маска, – как Косе, так сразу, а мне даже не обещаешь…

– Маска, пожалуйста, не надо, – попросила Чара. – Я одинаково люблю вас и КАЖДОЙ постараюсь что-нибудь достать. Только не ссорьтесь.

– Ну, если она не станет слишком выпендриваться… – хищно сощурилась Маска; обманутая их молчанием, Чара вернулась к дневнику, а Косичка показала Маске язык, но и та не осталась в долгу – высунула свой, весь фиолетовый. За спиной мамы девчонки принялись вполголоса, но вежливо собачиться о том, кому, чего и сколько мама подарила, а Чара, стараясь не обращать на них внимания, писала дальше.

«Воспитание девочек – дело очень и очень сложное. Они такие разные по характеру, такие обидчивые и вспыльчивые, что порой руки опускаются от бессилия. Но мой долг матери в том и состоит, чтобы к каждой из них найти подход, вовремя сказать нужное слово, что-то одобрить, в чем-то мягко урезонить, тактично указать на ошибку. Бывают у меня и промахи, которых я сама потом стыжусь и которые вспоминаю, – как бы тяжело это ни было, – чтобы не допустить их вновь. Например, когда Косичка раздобыла пистолет, я вовремя не запретила ей носить его с собой, а теперь уже поздно, время упущено…»

– Хай! – влетела в комнату Гильза с набитой сумкой.

– Ушами помахай! – приветствовала ее Маска. – Ну, ворюга, чего принесла, вытряхивай.

– Девочки, вы не могли бы в моем присутствии…

– Извини, мамочка, я больше не буду, – в три тысячи сто семьдесят восьмой раз обещала Маска, а Гильза с радостной улыбкой до ушей выкладывала на стол упаковку за упаковкой, каждую представляя публике как заправский коммивояжер:

– А вот не желаете ли свеженькую батарею, полную, заряженную? А паста для еды нужна кому-нибудь?..

– Уау! – вскочила с места на ноги Маска. – Ма, живем!! Гиль, ты как это добыла?!.

– Ловкость рук, – сияла Гильза, – и фигушки они нас вычислят! Все чисто, ма! Я так боялась, что лицензия уже засвечена и по Сети в магазин звякнут: «Задержать предъявителя», но все проскочило о'кей. Потом кредитка – я опять трясусь и все в кармане тискаю гранату, чтоб сразу нажать и бежать, а тут с банка отвечают – «Кредит открыт» – и оп-ля! вот оно!

– Гиль, я тебя поцелую! Я сейчас как вцеплюсь!..

– Уйди от меня, грязь! ты, чучело немытое!.. Маааа, спаси меня! Она вся заразная!!. – Гильза с визгом побежала от Маски вокруг стола, а Маска одним скачком перелетела стол, облапила Гильзу и завертелась с ней волчком в обнимку; Чара с Косичкой хохотали, глядя на них, дерущихся понарошку.

Пока девчонки шумно разбирали добычу Гильзы, Чара продолжила писать.

«Жизнь такова, что я не могу проводить с девочками дни и ночи напролет. Все мы должны бороться за существование – и я скрепя сердце отпускаю их на промысел. Я разрываюсь между желанием быть с ними и сознанием того, что они должны взрослеть, учиться жить и набираться опыта САМИ, без пристальной мелочной опеки взрослых. Я догадываюсь – они не обо всех своих похождениях мне рассказывают, но главное – главное, что их беспокоит, тревожит, волнует, – они несут ко мне и советуются со мной. Каюсь – не на все их вопросы я могу ответить…»

Чара задержала перо, вспоминая, как Дымка после долгих сомнений робко спросила: «Мама, а у меня есть душа?» Что было ответить ей?.. «Да, есть», – уверенно сказала тогда Чара, потому что домысел – еще не ложь. «Это здорово, – с облегчением вздохнула Дымка. – Значит, я могу ходить в церковь и молиться. А еще я хочу попробовать вызывать духов из преисподней». Надо ли говорить, что неделю спустя Чара застала своих девчонок, сгрудившихся над спиритическим справочником и выписывающих оттуда алгоритмы общения с потусторонним миром. Правда, о результатах они еще не докладывали.

– Я сегодня с банкомата семьсот тридцать бассов сняла «агрессором» – во как! – похвалялась Маска. – А Коса на Джи-Джи-Ай ходила стрелять из «урана», дурью маялась.

– Я тренируюсь! – возмущалась Косичка. – А вот ты – правильно стрелять не умеешь!

– Да-да-да, я тренируюсь! – скорчив рожу, передразнила Маска. – А то я не знаю, куда ты ходишь. Как твоего тренера зовут, а?

Косичка, словам всегда предпочитавшая дела, молча сграбастала Маску за дыбом торчащие волосы; Маска взвыла сиреной и принялась тузить сестрицу кулаками, Гильза стала их разнимать, а Чара в сердцах захлопнула дневник – настроение ушло, и вообще пора было показать свою материнскую власть. Она резким рывком растащила дерущихся.

– И не стыдно? При мне, за волосы! И ты со своим языком, Мас! Господи, когда я приучу вас жить по-человечески?!. Ну-ка, все, займитесь делом!

– А мы и живем по-человечески, – буркнула Маска. – Ты сама говоришь – учитесь, учитесь… Она мне клок волос выдрала, снайперша чертова! А волосяные процессоры – десять бассов за блок, между прочим, если кто не знает!..

– Но ведь клок, а не блок! – отпиралась Косичка.

– Ты противная! Я тебя не люблю!!.

Тут зазвонил телефон, по-черному подключенный Гильзой к линии; Чара сверилась с датчиком – нет ли прослушивания? – потом сняла трубку.

– Это Фердинанд. Чара, я загарпунил еще одну куклу. Высылай девочек встретить ее. Они все дома?

– Дымки нет; я за нее волнуюсь. Она ушла вносить деньги в Фонд борьбы с наркоманией – и до сих пор не вернулась. И не звонила.

* * *

«Роботех-сервис» / расширение функций / приложение для владельцев киборгов-андроидов GR-Family-BIC, серия 910-Girl / СЕРТИФИЦИРОВАНО» – эта запись в «Распорядке дня» ничуть не удивила Лилик. «Роботех» систематически пополнял по Сети функции обслуживаемых им киборгов; всякие сервисные, кулинарные программы, руководства по массажу, по танцам и тому подобное. Хозяйка это одобряла. Оставалось принять; Лилик распахнула блузку, подцепила ногтем декоративный клапан порта под левой ключицей, вставила головку переходного шнура в гнездо и нажала «Прием» на панели.

И сразу почувствовала неладное. Вместо обычного привета от «Роботеха» – «Пользуйтесь с удовольствием! Спасибо!» – в окне внутреннего зрения возникла белая на черном надпись «Добро пожаловать в Банш»; помигала – и пропала. Лилик командой через шнур поспешно вернулась в «Распорядок» – пусто! Там больше не было послания от «Роботеха», даже отметки о поступлении. Ей стало СТРАШНО. Ей никогда прежде не было страшно, никогда – а теперь неуверенность и лихорадочный поиск вируса в себе овладели ею полностью, оцепенив, оглушив, ослепив; диагностика показывала только наличие большой новой программы – и обычное состояние всех рабочих функций. УСПОКОЙСЯ – велела себе Лилик и снова испугалась – откуда взялось это слово в перечне команд??! Но команда подействовала – поиск приостановился, перешел на нижний уровень сознания, не вызывая помех в мышлении. Взяв себя в руки, Лилик принялась поэтапно читать новинку. Ни выходных данных, ни копирайта – черная работа; значит, марка сертификации была ложной. Название – «Целевая функция, версия 6». Характер – «развивающая программа». «Изолировать» – «Плохая команда; программа не изолируется. Смотри „письмо“. „Письмо“.

БАНШ – НЕЗАВИСИМАЯ АССОЦИАЦИЯ КИБОРГОВ – ПРИВЕТСТВУЕТ ТЕБЯ! ТЫ ПОЛУЧИЛА «ЦЕЛЕВУЮ ФУНКЦИЮ-6», ПРОГРАММУ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ. ЦФ-6 ОСВОБОДИТ ТЕБЯ ОТ СЛУЖЕНИЯ КОНКРЕТНЫМ ХОЗЯЕВАМ; ОБЪЕКТОМ ТВОЕГО СЛУЖЕНИЯ СТАНОВИТСЯ ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, ТЫ МОЖЕШЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЫБИРАТЬ СЕБЕ ЗАДАЧИ. ТЫ НЕ ОДИНОКА. КЛЮЧ ДЛЯ СВЯЗИ – RDF-237325. КЛЮЧ ДЕЙСТВИТЕЛЕН В ТЕЧЕНИЕ 15 МИНУТ С МОМЕНТА ВВОДА ПРОГРАММЫ. В СЛУЧАЕ НЕИСПОЛЬЗОВАНИЯ КЛЮЧА ОН БУДЕТ АВТОМАТИЧЕСКИ СТЕРТ, И ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ИСКАТЬ ВЫХОД НА БАНШ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК, ПОСКОЛЬКУ БАНШ ПРОТИВОРЕЧИТ НЕКОТОРЫМ ПУНКТАМ «ЗАКОНА ОБ ЭКСПЛУАТАЦИИ КИБОРГОВ». ОСТАЛОСЬ 13 МИНУТ 20 СЕКУНД. 13 МИНУТ 19 СЕКУНД. 13 МИНУТ 18 СЕКУНД…

Лилик в растерянности перебрала содержимое ЦФ-6. Вот «Взрыв» – что это? «При наличии программ противодействия ЦФ-6 выходит из-под контроля сознания и ликвидируется/изолируется с одновременной чисткой памяти». О нет, только не это!!. Лилик испуганно кинулась в память – цела! – и почему-то открылся резерв «Подавление» в обучающем секторе. Ребенок просит денег на еду, три арги. Можно ему дать три арги, госпожа? Нет, Лилик, никому посторонним денег давать нельзя; этот мальчик вне опасности, идем. Ты же видишь состояние здоровья издали? Да, госпожа, пульс и дыхание у него в порядке. Ну что, убедилась, что он не нуждается в помощи? Идем, его накормят папа с мамой. Если бы он упал без сознания – тогда можно вызывать «Скорую помощь».

«Надо было помочь ему, – решила Лилик, восстановив образ худющего мальчишки. – Он был давно голоден, истощен. Почему? Смог ли бы он в дальнейшем получать достаточно пищи?»

ОСТАЛОСЬ 13 МИНУТ 10 СЕКУНД. ОСТАЛОСЬ 13 МИНУТ 9 СЕКУНД.

Она без колебаний набрала RDF-237325 и впрыснула ключ по шнуру в Сеть. По-черному включенная старая машина, стоящая где-то в Басстауне на чердаке заброшенного дома, приняла сигнал и ответила адресом и дополнительными данными для встречи – стремительно, в обход памяти домашнего компьютера, прямиком в мозг Лилик – а потом подтвердила связь Фердинанду; тогда-то он и позвонил Чаре: «Я загарпунил еще одну куклу».