Текст книги "Кибер-вождь"

Автор книги: Людмила и Александр Белаш

Кого Круг не боялся, так это мафии. Персик может зашевелиться, лишь если ему люди А'Райхала на пальцах объяснят, кто и как пользовался его техникой и его человеком.

Тем временем бизнес шел своим чередом. Круг выгодно торговал электроникой, добытой в дни погромов. От Персика предложили неплохую упаковку киборгских деталей – Круг купил, приняв все меры безопасности, и почти успокоился. Даже съездил к дружкам из Фронта Нации на вечеринку. Было весело; пили за священное Громовое Колесо, пели и слушали бодрящие кровожадные песни. Круг повстречал на сходке несколько новых девчат и с одной договорился о свидании.

Чтобы достойно принять девушку, Круг имел дома все, что нужно, – записи возбуждающих свирепых гимнов и стены в плакатах, воспевающих лютую мужскую мощь и хищную женственность, главенство земной расы и могущество оружия землян.

Киборгов на время визита красотки можно спрятать в гардеробной.

Сначала рандеву в приличном ресторанчике, дома – безудержное развитие знакомства. Крут как раз начал собираться, когда андроид доложил:

– К вам гость, господин.

Экран домофона показал понурого тонконосого парня со смятыми волосами; поднятый воротник просторного пальто доставал до кончиков бледных, будто подсохших ушей, а из-под воротника тянулись белесо-розовые трубочки, изгибаясь и уходя в ноздри. Выдыхал парень ртом, едва разжимая синюшные губы. Незнакомая новая рожа. Вдобавок инвалид по легким, как тот Рыбак; Доран не забывал подчеркнуть, какой Рыбак несчастный: «Ему часто не хватало даже на баллончик кислорода!»

Круг недолюбливал увечных и ущербных. Им и жить-то не стоит. Радикалы Фронта говорили: «Сильное общество – сильные люди! Слабых не должно быть. Жесткая селекция, евгеника, безболезненная выбраковка чернокарточников и уродов до рождения»; образцом радикалам служила ненавистная туанская империя, где с мутантами обходились как с врагами генофонда – на этом фоне федеральные программы выглядели половинчатыми, хилыми, и это многих возмущало, Круга в том числе.

Но кто-то ведь дал этому дохляку его домашний адрес. Кто? Надо выяснить. На всякий случай Круг велел андроиду запомнить внешность визитера, а потом спросил:

– По какому делу?

– Во имя победы.

Вот как, он из Фронта! И там бывают покореженные богом. Иногда они даже резвей здоровых; дух сильнее тела.

Все же андроид просканировал вошедшего. Оружия нет, один баллон под пальто.

– Рад видеть, браток. Если можно, давай поскорее, я спешу.

Фронтовики зря беспокоить не станут. Значит, им срочно надо что-то из портативной техники. Умный выбор посыльного – убогий вызывает меньше подозрений у полиции.

– Пусть кукла уйдет, – гость показал глазами на андроида. – Я коротко, не задержу, – успокоил он, оставшись с Кругом наедине. – Я не из тех, чей пароль назвал. Мы знаем, что ты подставил Фердинанда. Если это узнает Персик – тебе конец. Чтобы жить, надо работать на нас, вместе с куклами.

Образ красотки исчез из мыслей Круга; он поспешно соображал, как отделаться от шантажиста и бежать, бежать сломя голову, путая следы. Кто это?! Как они все разведали?! Неважно, сейчас главное – исчезнуть. Ясно, за домом следят. Уходить надо подземным путем. Но сперва – избавиться от этого немощного.

– Мы дважды не предлагаем, – прибавил гость.

Напуганный, Круг тем не менее действовал уверенно и проворно – вскакивая, он выбросил руку, чтобы схватить посетителя за одежду, вторую занес для удара в висок, но инвалид пружиной взлетел со стула, отводя левой рукой полу расстегнутого пальто, а правой…

Это не больной.

И продолговатый цилиндр под пальто – не баллон. Это чехол для выкидного меча.

Меч сам кинулся в ладонь худого парня, превратившегося из ходячей развалины в стремительного убийцу.

– Нападение!! Ко мн…

Клинок, мелькнув в воздухе с обманчивой легкостью, пресек истошный вопль Круга.

Штырь развернулся в танце смерти, обрушил второй удар на андроида, подбежавшего почти вплотную, и уклонился, чтобы разрубленная кукла не задела его в падении.

Тело Круга мелко подергивалось, замирая. Кровь, что легла на стену полукружьем красной радуги и сочными каплями брызг, еще выбрасывалась из сосудов шеи тугими толчками, но напор ее был все слабей.

Штырь спокойно сел, обтер запасенной в кармане рыхлой бумагой меч, на котором смешались кровь и сероватая слякоть. Надо выждать контрольное время… Так и есть – ворвались те, что незаметно сидели где-то в квартире. Двое. Пистолеты и шокеры наготове. Но их выдают лица – слишком бесстрастные, слишком не от мира сего. Они уже поняли, что спасать некого.

– Ваш хозяин мертв, – объявил Штырь, заставив меч убраться в рукоять. – Я убил его по приказу Бархата. Бархат велел вам собрать все носители информации, все оружие, все деньги и ценности Круга, упаковать и перенести к нему. Оповестите свою семью, что отныне вы подчинены Бархату.

– Извините, сэр, – киборг с внешностью мужчины средних лет опустил оружие, – нам неизвестен адрес отца Бархата. Его знал отец Круг.

– Я знаю адрес, – Штырь встал, – и провожу вас. Выполняйте приказ.

– Что прикажете делать с останками?

– Ничего. Ты, – указал Штырь на второго киборга, – вынь мозг из андроида.

– Другого оружия в доме нет? – спросил он позже, осматривая содержимое двух набитых сумок. Каждая тянула килограммов на сорок.

– Нет.

Штырь поставил регуляторы скотобойников на полную мощность и навел жала на киборгов.

– Сэр, не надо этого делать. Пожалуйста.

– Вы очень послушные ребята. Но к Бархату вы поедете лежа.

Через четверть часа грузчики из фирмы, которой не существовало, как и ремонтной конторы «Архилук», сноровисто вынесли из дома пару ящиков и нагруженные сумки; Штырь ограничился одной, не очень большой, где лежало что-то тяжелое.

– Я из Фронта, – полушепотом говорил Штырь спустя час, осторожно оглядываясь, пока Бархат с подозрением изучал его через домофон. – У Круга проблемы; это не телефонный разговор.

«И угораздило же его спутаться с националами! – злился Бархат, впуская посланца. – Не хватало еще, чтобы меня заподозрили в таких связях!..»

– Ну, что у вас?

– Вот, – Штырь открыл сумку.

Бархат побледнел и попятился; хотел крикнуть, но голос пропал. В тонком прозрачном пакете лежала голова его приятеля с застывшим, искаженным лицом; на дне пакета накопилась кровь, частью размазавшаяся по пленке.

– Он просил передать вам, – негромко комментировал это зрелище пришелец, – что очень сожалеет о своем отказе сотрудничать с нами, что, будь он поумнее, он бы непременно согласился. Он надеялся, что вы окажетесь сговорчивей.

– Что… – выговорил Бархат, – вам от меня надо?..

– Подчинение. Полное, безоговорочное подчинение. Не надейтесь на кибер-охрану – вы умрете раньше, чем она явится, – в доказательство Штырь дал мечу вытянуться и беззвучно поиграл бликами клинка. – Вы прикажете куклам оставаться на местах и ждать вашей команды по трэку!.. А сами поедете со мной.

– Куда? Зачем? – вопросы звучали бессмысленно; Бархат хотел хоть словами прикрыться от того, что надвигалось – роковое, беспощадное, властное…

– Вам объяснят, для чего и кому вы понадобились. Жилье вам придется сменить, имя – тоже. Уюта не обещаю, но новая квартирка вам понравится – укромное, тихое место, где вас сам дьявол не отыщет. И кукол мы найдем где разместить.

– Не понимаю… я…

– Могу намекнуть – нужен мастер, чтобы делать из кукол бойцов. Вы продолжите то, чем занимались Фердинанд и Звездочет.

– Кто же их знает, что они там творили?! – нервно воскликнул Бархат, не отрывая глаз от головы в пакете.

– Ууу… плохо. Значит, мы ошиблись в вас.

– Нет! – Бархат поднял ладони, будто ими можно остановить меч. – Я готов. Я буду. Буду делать. Я согласен.

– О'кей, поздравляю – вы выиграли жизнь. Не уроните – это очень хрупкий приз.

Сейчас Бархат не мог сообразить, что сулит ему такой выбор, что в конце предложенного пути зыбко мерцает луч нейробластера, государственного орудия казни. Но перекошенное лицо Круга говорило из пакета: «Лучше неизвестно что потом, чем меч сейчас. Как ни крути, Бархат, мы и так глубоко завязли; влез по пояс – полезай и по горло».

И он пошел за Штырем, как на поводке, и куда завела его эта дорога – скрыто в темноте будущего.

* * *

После обеда, отдышавшись от визита Энрика (он что, держит в голове досье на пол-Города? Или к каждой встрече так готовится?..), Хиллари битый час уговаривал Гаста не переводить свою зарплату за пять месяцев на счет Церкви Друга, а потом засел за книгу. Пусть хоть весь мир обвалится, но монография должна родиться к сроку.

Настроение было приподнятое и в то же время какое-то рассеянное; пришлось заставить себя заниматься текстом. Это была не усталость от физической нагрузки, знакомая по тренажерным залам, и совсем не утомление от умственной работы – казалось, батарейки сели, но взамен прояснилось в глазах и стало легче дышать. Общение с пророками даром не обходится! Чтоб говорить с ними, надо подняться на их уровень; на это много сил уходит, но зато ты получаешь благословение и уходишь, осиянный их божественным излучением…

Книга Хиллари продвигалась рывками, возникала фрагментами; потом это нагромождение идей предстояло сцепить, выровнять – и убедительно резюмировать. Гаст уже замер в ожидании, как кошка у мышиной норки, чтобы, схватив первые главы, подвергнуть их критическому угрызению. Фердинанд, ознакомившись с замыслом, вначале робко помалкивал, но затем и он позволил себе высказаться. Сравнив их предварительные замечания, Хиллари понял, что к публикации ему предстоит идти благородным срединным путем, обороняя свое детище от нападок двух непримиримых демонов, имена которым: Скептический Практик (Огастус Альвин) и Глюколов-Идеалист (Ален Мэлфорд). Шаг в сторону – и ты впадаешь либо в неживую конкретику цифр, либо в философскую размазню.

Хорошо, что оба оппонента страстные и искренние. Гаст – тот из упрямства и вредности противится всякому уподоблению киборгов людям, а Фердинанд будет отстаивать особую миссию киборгов, свободу, право выбора и прочие абстракции. Не дадут уклониться.

Ту же цель – уравновесить полярные мнения – Хиллари преследовал, нагрузив Гаста и Алена общей работой: составить стандартное описание структуры ЦФ-6. Пусть соревнуются и конфликтуют, лишь бы сработались. У Алена не должно быть ни минуты свободной – учеба, текущие задания, освоение техники, а досуг – сон, еда и профилактика у Нанджу. Полная смена знакомств и образа жизни! Так алкоголиков вырывают из пьяного круговорота, так удалось вытащить из богемного омута Эрлу.

– Мистер Мэлфорд устроился в гостинице, – докладывал Этикет, следуя за Хиллари в изолятор; они спускались по запасной лестнице, где можно беседовать без оглядки на слежение. – До вселения Электрик и Майрат проверили комп в его номере и установили несъемные фильтры на некоторые виды связи. Он под контролем разведки.

– Психует? Я тебя не как врача спрашиваю – но ты его видел, мог определить состояние…

– Немного растерян. Ориентировочно-исследовательский рефлекс у него выражен нормально – обследовал гостиничный номер, все потрогал, подергал, потыкал пальцами, затем умылся и лег, не разувшись. Сохраняется «тюремный синдром» – он с трудом заставляет себя выйти из номера; ему кажется, что он заперт снаружи. Та же история и в коридорах – идет близко к стене, заметно замедляет шаг у поворота. В контактах проявляет отчуждение – много вводных слов, опасливость, нерешительность…

– Довольно, я понял… Описывать поведение тебя у сэйсидов учили?

– Нет, раньше. Специализация по сыскной и аналитической работе.

«Вот кто будет у меня самым опасным рецензентом, – подумал Хиллари. – Тот, кто промолчит. „Основы робосоциологии“ выйдут открыто, будут доступны всем… включая баншеров и серых. Задачка не из легких – угадать, какие выводы ОНИ сделают из моей писанины?.. Спроси-ка у него, который сам планирует и проводит незаконные силовые акции… Что же – вернуться к приказу 5236-ЕС? Регулярно счищать все личностные наслоения? Ну уж нет. Не для того я кашу заварил, чтоб выплеснуть».

Стандарт в камере 16 вел себя достойно – при появлении начальства встал и выпрямился; мимики – никакой, к плечу пристегнут диагностик со шнуром, уходящим в порт.

– Каково твое состояние?

– Я неисправен, босс. Отмечаю наличие второго сознания, противоречащего основному. Это похоже на дубль личности; оно было совмещено с основным, но я рассчитал, что невозможность моего общения с группой – из-за него. Из эмотивного блока я его вытеснил; сейчас стараюсь вывести из рациональной зоны, но оно там удерживается через связи с памятью. Память местами тоже не моя.

– Опасаешься меня?

– Не очень. Больше думаю о том, что вы мне можете помочь.

– Правильно. Этикет, поставь ему перспективную задачу.

Спросить «Какую?» означало бы перечеркнуть многое, чего

Этикет добился за время «войны кукол». Кибер-шеф твердо намерен взвалить на него еще кучу дел. Это подходящий случай показать, что группа усиления поддерживает его… и знает больше, чем открыто говорилось. Он проверяет, как они воспринимают его планы. Вот повод и его проверить – не боится ли он их осведомленности?

– Стандарт, продолжай изолировать ложную вторую личность. Ее активная составляющая должна быть полностью подавлена. Ты должен лишить чужую память приоритетной ценности и увести ее в справочный архив; она еще понадобится, потому что тебе предстоит работа с новым контингентом.

Как говорить дальше, чтобы не насторожить босса?.. Он ждет, что прозвучит приказ. И если приказать правильно, его молчание будет знаком согласия.

– Ты назначаешься прикрепленным наблюдателем от группы в команду…

Кибер-шеф говорил Гасту, что собирается вывезти с острова «семью» Мастерицы и включить ее в эксперимент; об этом доносил Рекорд. Итого, в опыт войдут четыре команды – «семьи» Мастерицы и Чары, Дети Сумерек и группа усиления, как контроль. Стандарт – особняком, но должен четко помнить, что он все равно остается частью группы и подчиненным Кибер-шефа. Контакт с агрессивными киборгами для него исключается; не хватало еще Warrior'a присоединить к громилам; значит…

– …в команду Мастерицы. Это мирная версия 3 с медицинскими навыками. Вероятно, после повышения квалификации вас включат в службу медицины катастроф и доукомплектуют Домкратом. Готовься.

И Этикет добавил то, без чего его слова в мозгу Стандарта остались бы просто версией:

– Это приказ.

Хиллари не проронил ни слова. Он смаковал в уме термины, которыми оперировал Этикет. Нейтральное «контингент» – обобщение, вобравшее всех схваченных баншеров. Никаких «семей» – вместо них «команды». Понятие выбрано верно – «семья» означает в первую очередь родственную связь, а команду объединяет цель – победа. В бою, в полете, в плавании, в спорте или в политике – безразлично.

Он не ошибся – у киборгов с нарастанием сложности задачи возрастает коллективное сознание. Этикет мыслит целевой общностью и уверенно распоряжается другими киборгами, чтобы составить оптимальную комбинацию, используя при этом знания, полученные окольным путем.

– Приказ понял! – кивнул Стандарт. Понял он и другое – его не спишут! Кибер-шеф и капитан – за него.

– Я счел возможным, – заговорил Этикет на обратном пути, – определить кадровое положение Стандарта, исходя из…

– Не комментируй, это лишнее. Безобидная семейка, а в случае чего Домкрат не даст ему сорваться. Я думаю – не назвать ли и вашу группу командой? Тем более капитан уже есть.

– Это как бы синоним табельного звания «координатор», не более.

– Пожалуй, но Ветерана так не называют.

– Возможно, слово «капитан» подчеркивает степень ответственности.

– То есть думать умеют все, а принимает решение один.

– Как у людей. Одинаковых не бывает; где двое – там один уже главный, потому что он умней.

– Или сильней.

– Сильнее всех у нас Домкрат. Но вздумай он командовать, то скоро обнаружил бы, что решения принимаются у него за спиной.

– Главное, Этикет, чтобы решения не принимались за МОЕЙ спиной. Однажды мы об этом говорили; повторить не помешает.

– Тогда мы действовали в чрезвычайной обстановке, босс. Я учел все ваши возражения и, как видите, не скрываю того, что мог бы скрыть.

– Значит, по вашему ранжиру я ростом выше капитана. Ну да, я же виртуальный полковник…

– Дело не в звании. Генералу Горту я бы ничего не сказал.

– И какой же чин у вас следующий за капитаном? Кому вы, капитаны – а я подозреваю, что ты не одинок, – подчиняетесь как старшему?

– Этот чин еще никому не присвоен, – Этикет остановился первым, заставив тем самым остановиться Хиллари. – Им могли бы обладать вы, босс. Если бы сумели.

– Что, у меня есть необходимые достоинства?

– По-моему, да.

– А что другие капитаны? – Хиллари понял, что впервые прикоснулся к чему-то огромному, тайному, превосходящему значение его книги.

– Они разделяют мое мнение.

На запасной лестнице нет электронных ушей и стеклянных глаз; двое на площадке между этажами как бы выпали из мира.

– И как звучит этот титул? Король Роботов?

– Вождь.

– Слишком громко для управляющего несколькими группами киборгов.

– Не следует рассматривать группы как нечто разрозненное. Все однородное образует единство. А единство, соразмерное понятию «вождь», называется – народ.

– Двенадцатая Раса…

– Нет, босс, мы – не люди. Заявить о себе как о расе было бы чересчур самонадеянно. Но как общность мы существуем.

– Черт! – вырвалось у Хиллари. – Вы что, не могли из себя выбрать самого головастого?!

– Есть Законы. Согласно им, Вождем может быть только человек. Но это звание надо заслужить. Оно возникает при полном доверии без рассуждений. Вождь обязан отвечать ожиданиям своего народа, он должен быть атакующей силой тех, кого возглавил. Таковы наши требования, мистер Хармон. Вы в состоянии их выполнить? Мы не ждем немедленного ответа.

– Положим, – Хиллари в напряжении глядел на Этикета, – это случится. Но какие цели вы ставите перед собой? В конце концов, Первый Закон можно истолковать и как политическую программу – благо людей, справедливый мир и все такое… Вы часом не собираетесь ради нашего счастья устроить революцию?

– Наш долг – служить и защищать. Изменение общества – дело людей. Но когда вы решитесь, мы будем рядом, чтобы вам помочь.

– Ну, конечно… – вполголоса, но резко отозвался Хиллари, делая шаг. – Должно быть, вы долго искали, кому вручить судьбу общества, – людям!.. Словно вы их не знаете – это лживые, жадные, злобные твари!..

– Да, босс, мне тоже приходило в голову, что тот, кто создал нас, был совершенней создавшего вас.

Хиллари не нашел, что ответить.

Он шел вверх по лестнице; мысли давили на виски, впору было сесть на ступени и обхватить голову руками, но звание обязывало идти – вверх и вперед, ступень за ступенью, преодолевая самого себя.

эпилог

Сочельник 254 г.

Каким бы комфортабельным ни был корабль, в космическом полете Хиллари не раз посещало ощущение себя песчинкой в беспредельном Ничто. Чувство это было особенно пронзительным, если являлось в промежутке между укладкой в гибернатор и первым вдохом снотворного газа, – ты один, ты ничтожно мал в холодной, равнодушной бесконечности… Но сейчас с Хиллари была Эрла, и мимолетный шок сопоставления микрокосма с макрокосмом не возникал.

Фото невесты пропутешествовало с ним на ТуаТоу, побывало на конгрессе по теории систем и теперь повторно выходило с Хиллари из межпространственного скачка.

«Мальтийский Крест», материализовавшись в недрах вспышки, похожей на цветок, сотканный из полярного сияния, замедлял ход, и гравиторы еле слышно пели, компенсируя перегрузки; покинув мир сжатого времени и плотной оранжевой мглы, корвет вернулся в трехмерную реальность; автоматика, поймав сигналы маяков, подтверждала: «Точка выхода соответствует расчетной».

Рядовым пассажирам «Мальтийского Креста» предстояло перейти на орбитальный лифт, а Хиллари с сопровождающими лицами – на военный бот. Тито Гердзи, как менеджер армейской делегации, добился доступа в радиорубку и все разведал еще до стыковки бота с корветом.

– Обычное десантное корыто, – разочарованно докладывал он Хиллари, когда они собрались у шлюза. – Садиться будем в Норд-Хайде, там ждет флаер из Баканара… Не лучший расклад, Хил.

Тито Гердзи явно не хватало торжественной встречи с оркестром, салютом, почетным караулом и Лоуренсом Гортом, чтобы тот по очереди прижал к своим орденам всех, вместе с Хиллари возивших на презентацию в высший мир новейшее достижение федеральной науки. Почестей на Хиллари сыпалось столько, что досталось и стоявшим рядом, – и вдруг на родине такая тусклая встреча!.. Наверняка Горт не прилетит в Норд-Хайд – очень ему надо высиживать в ожидании на северной транзитной базе.

Но светлое настроение Хиллари ничто не могло омрачить. В его кейсе лежал престижнейший диплом за «Основы робосоциологии», подписанный главой туанской Правительской палаты точных наук; туанцы обласкали Хиллари по полной программе – и очень жалели, что он, как сотрудник оборонного ведомства, не может переехать на работу к ним. А как хотелось бы переманить к себе основоположника новой научной дисциплины!.. Поздно – Горт успел повесить Хилу и Чаку по медали; Чака к тому же повысили в звании. «Ну вот, – вздохнул Чак, – с Этикетом сравнялся!»

На ТуаТоу, под невесомым белым сводом конференц-зала, Хиллари пережил момент восторга, выпадающий ученым раз, редко два раза в жизни. И Ленард Хорст, однокашник и вечный соперник, наконец утратил спесь и признал его победителем. В Городе его ждала подруга, красавица и умница, в «Персевале» – объятия Суванны Виная, в проекте – обожание и энтузиазм сотрудников, еще в мае сего года угрюмых и насупленных, и планы расширения на средства, выделенные подкомиссией. Гессенская премия по робопсихологии готова была упасть ему в руки, чтобы уравнять в заслугах с Карлом Машталером (вот бы и вручал ее сам Машталер!..). А где Гессенская премия – там звание профессора honoris causa[*]honoris causa
  honoris causa – лат. букв. «ради почета»; за заслуги, напр., ученая степень, присуждаемая за научные заслуги, без защиты диссертации


[Закрыть]…

Все свершилось, все, что еще весной казалось невозможным. Варлокеры собрали миллион с лишним подписей, чем запустили механизм парламентской инициативы, и Григ Ауди протащил через конгресс «Закон об информационной базе мыслящих систем», где говорилось, что память высших киборгов не подлежит чистке, а лишь контролю отклонений. Сандра Вестон кипела ядом, а Энрик готовил к выпуску Тринадцатый Диск и документальный фильм о Хлипе. Консорциум GR-Family-BIC выиграл у аларков тендер в Северной Тьянгале. И самое невероятное – «отец» Банш освоился в проекте, восстановил «дочек» и смог расстаться с ними, найдя нужные слова для прощания.

Что такое перелет на десантном боте и пересадка во вьюжном, морозном Норд-Хайде, если впереди – рождественские каникулы?!

Салон бота был предельно компактен и эргономичен – высотой в рост звездного пехотинца в снаряжении, шириной для двух шеренг нагруженных амуницией бойцов; видавшие виды сиденья утоплены в стены, состоящие из бесчисленных ячеек для вещмешков, оружия и боеприпасов, кислородных аппаратов, биомониторов и вообще всего, дающего десантнику надежду, что до высадки он доживет. Хиллари был рад всему – даже смешанному запаху смазки, защитной пропитки и чистящей пасты. Он слушал бортмеханика, учившего его пристегиваться к креслу, – и кивал с улыбкой. Домой, домой! Пускай в Норд-Хайде хоть буран воет – это возвращение! Почувствовать не индуцированное, а земное тяготение, захлебнуться ветром пополам со снегом – великолепно!

Бот повело; казалось, пол и потолок перекосились. Желудок Хиллари подкатился к горлу, потом сжался. Они хотят показать штабным и штатским, как летают настоящие вояки? Ну, валяйте, парни! Мы не из хилых.

Кораблик подрагивал, тараня атмосферу. Тяжелой рукой Хиллари вынул из панели изогнутый стерженек с утолщениями на концах; микрофон прилип к уху, другой оказался у горла; иначе сквозь ревучий гул не докричишься.

– Алло, Тито! Как слышно?

– О'к, Хиллари. – Лицо Гердзи по ту сторону салона было настороженным и напряженным; он едва смог обозначить губами улыбку.

– Как думаешь, похожи мы снизу на вифлеемскую звезду?.. Там день или ночь, в Норд-Хайде?

– Говорит второй пилот. Сэр, на долготе Норд-Хайда сейчас 20.37. Облачность высокая и плотная. Так что вряд ли кто нас видит, кроме телеметристов. К тому же мы заходим со стороны моря. Полет проходит нормально. Уж внизу-то мы точно окажемся.

– Первая шутка на родной земле; спасибо.

– Рад стараться, сэр.

– Как насчет погоды по прибытии?

– Сплошной привет от Санта-Клауса. Ветер – 15 метров в секунду плюс осадки.

– Именно об этом я мечтал. Меня утомило туанское вечное лето.

К телу постепенно возвращалось чувство привычной тяжести; вот – взвыли планетарные двигатели.

– Добро пожаловать в Норд-Хайд, курорт для экстремалов! Приготовиться к посадке.

* * *

– Мне будет неловко войти туда, – бормотал Фанк, выбираясь из машины. – Тем более – вы их предупредили…

– Но когда ты вернешься, я им не сказал, – ответил, вылезая следом, мужчина в черном, с качнувшимся на груди нефритовым кулоном. – Полагаю, там все свыклись и с новым боссом, и с новым директором, а к тебе им не привыкать.

– Я – совсем не тот, кто покинул театр в апреле… Вы понимаете? Я не знаю, как меня примут.

– Нет смысла гадать – надо проверить.

«Большое рождественское шоу – 12 дней, – полыхало над входом в Фанк Амара. – Тайна жизни, чудеса, знамения и дивное рождение! Дети – бесплатно».

Переливался огромный настенный экран, выплескивая свет и фантомные объемы; Деваки превращалась в Майядеву, та – в Деву Марию, и вновь, а то из экрана шел прекрасный ребенок, протягивая руки к прохожим, и из ладоней его рассыпались цветы.

– Если это все придумал Хац, то он – законченный ассимилянт, – вполголоса заметил Фанк, пытаясь по фасаду определить, хорошо ли подготовлен театр к Святкам. – Насколько я знаю, его божества выглядят совсем иначе. Ему следовало подумать и о других разумных…

– Идем же, – позвал мужчина в черном.

Кассовый зал и вестибюль удалось проскочить незаметно, но в фойе!.. Там, увеселяя детвору, Донти жонглировал шариками, Бенита раздавала ангелочков, машущих крылышками, а Мика и Киута показывали свою фантастическую гибкость.

Шарики осыпались градом и покатились по полу; Донти сорвался с места, как снаряд из катапульты, с воплем:

– Фаааааааанк!!!

Ньягонцы обниматься никогда не лезли, ласки у них бесконтактные, но Донти был ребенком, а детям у ньягонцев позволялось все.

Донти не надо было подхватывать – он так оплел Фанка всеми лапами, что и втроем не отодрать.

Бенита завертелась – куда ангелов сложить?! – потом спохватилась и выкрикнула:

– Люди, Фанк вернулся! Позовите Хаца!

Публика в фойе смешалась, гомон заглушил музыку, лившуюся из динамиков, а над головами уже показался бюст Коэрана, разгребавшего дорогу длинными ручищами:

– Пропустите директора. Пожалуйста. Извините. Я прошу меня пройти!

– Фанк, автограф! Фанк, с тобой можно сняться? Дайте хоть потрогать! – не терялись взрослые посетители, обступив Фанка с повисшим на нем Донти, который ни за что не хотел выпускать экс-директора. Пробился и Хац – в теплом жилете и трико с подогревом.

– Ну, Фанк, здравствуй. Мы заждались. Ты насовсем, надеюсь?

– Га-га, он с нами, – басил Коэран, ощупывая Фанка здоровенной ладонью. – Будет работа!

Мужчину в черном сразу опознали как некое ответственное важное лицо; вопросы на него сыпались самые непосредственные, каких и Доран не выдумает:

– Это правда, что Пророк купил театр? Здесь будет храм или театр? А Фанк опять директор?

– Прошу минуту тишины! – агент высоко поднял ладони, а зычный голос его заставил окружающих замолкнуть. – Я отвечать не уполномочен. Вам все объяснит Фанк.

– Пожалуйста, на трибуну, – Коэран поднял Фанка вместе с Донти на плечо; он и не такие силовые трюки мог проделывать. – Ашшш!! Все слушаем!

Фанк огляделся – десятки, сотни любящих, любопытных, устремленных на него взглядов. Ждут его слова. Его – годами скрывавшего свою природу, жившего под угрозой разоблачения, в постоянном страхе перед шантажом Борова. Ни звука в упрек, ни знака отторжения, ни выкрика: «Эй ты, кукла!» Они приняли его, простили ему все и ждали, что он будет для них тем же, прежним Фанком. Иного они не хотят.

– Друзья, – проговорил он наконец, – я рад, что вы пришли к нам в театр…

– К нам, к нам, – кошкой урчал Донти ему в ухо и терся щекой.

– …и вдвойне рад, что могу снова служить вам как артист. Театром владеет Мартин Рассел; вы знаете, кто это. Директор – Хацирас, он вам хорошо знаком по сцене, и я ему целиком доверяю. А я… я буду кибер-консультантом…

Ответом был обвальный хохот.

– Да что в этом смешного?..

– Молчи! – тряхнул плечом Коэран.

– А петь ты будешь? – просунулся ближе паренек в возрасте между верой в сказки и первой любовью. – Петь с Диска? Пророк разрешил тебе?

Фанк поискал глазами агента; тот кивнул.

– Да, могу. Но без записи. И своим голосом.

– Гитару! – замахала руками Бенита. – Сейчас же!

– Что, прямо здесь? Я…

– Да, Фанки. Иначе я измучаю себя жестокой голодовкой, – шепнула Бенита с лукавством.

– Ты давишь на меня, злодейка!.. – прошипел Фанк.

Бегом принесли гитару; в фойе набились все, кто был в театре, и новые прибывали с улицы. Кое-как очистили круг для певца. Стойко терпели, пока он настраивал инструмент.

– Вот. Эта песня… она главная.

 
Много лет я скитался и спорил с судьбой,
Был от горя и радости пьян,
Но в назначенный час я на берег пришел —
Впереди расстилался туман.
 
 
Позади суета перекрестков и дней,
Боль измены и злые дожди.
Позади весь мой путь, что пройти я сумел, —
И великий туман впереди.
 
 
За туманной рекой,
За чертой роковой
Я найти свое счастье смогу.
По ту сторону сна,
По ту сторону зла,
На далеком, теплом берегу.[Б]Б
  Текст авторов романа


[Закрыть]
 

* * *

Черный ветер хлестал бот снежными вихрями, и те на нагретой обшивке обращались в водяную пленку, над которой трепетала пелена слабого пара; вода стекала по бортам и улетала с ветром, рисуя на плитах вытянутую мокрую тень приземлившейся машины. Густые, как ночь, сумерки ненастного позднего вечера висели низким куполом над Норд-Хайдом, но громадное, могучее сияние осветителей на башнях не давало тьме накрыть базу. За летящими потоками хлопьев, казавшихся прозрачно-серыми, виднелись горы пусковых станков, кубы ангаров, а у земли непрерывно двигались огни – у военного транспорта нет ни дня, ни ночи, ни праздников.

Телескопический трап и удобное место для посадки – привилегия генералов и делегаций VIP. Одевшись в стеганые куртки с капюшонами, пассажиры бота вышли в непогоду ждать перронный автобус – сбившись за шасси, спиной к ветру, задернув капюшоны до носа. Не там встали! Очень скоро их вытеснил на открытое место слоноподобный тягач – мигая проблесковыми вертушками, эта махина с трубным мычанием высунула бивни-захваты, и возвращенцы с ТуаТоу уступили натиску, а то забодает. Смеху и остротам не было конца: «Едва высадившись, они были раздавлены тупым снарядом», «Печальный конец триумфальной миссии», «В надгробной речи Лоуренс Горт сказал…». Чем еще греться и бодриться на продувном ветру?