Текст книги "Око Дракона (СИ)"

Автор книги: Любовь Филимонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

А вот теперь, в ресторанчике, ему лишь подумалось: «Господи! Из чего же все-таки соткан человек!»

Все эти внезапно нахлынувшие на него мысли и чувства на какое-то время вырубили его из этой реальности. Когда он очнулся, – увидел внимательный вопрошающий взгляд Иванки.

Она смотрела на него, словно он действительно был ее последней надеждой.

Валентин подумал, что она, похоже, и в самом деле сейчас нуждается в поддержке.

Иванка снова тревожно обернулась на глазеющего на нее мужчину.

– Давай-ка сначала проверим, не кажется ли мне это… Ты же знаешь, я ведь не из тех истеричных барышень, что вздрагивают от каждого случайного выстрела. Но я и сама хочу убедиться, что это не психоз, не придумка. Понаблюдай-ка за нами со стороны…

Не дожидаясь его реакции, она быстро вскочила и направилась к дамской комнате мимо мужчины, сидевшего через три столика от них.

Проходя рядом с его столиком, она словно споткнулась, – Валентин дал бы голову на отсечение, что мужчина сделал в ее сторону какой-то непонятный жест рукой.

Иванка отскочила от него, как черт от ладана, и быстрыми шагами скрылась в дамской комнате. Мужчина поднялся из-за столика, явно направляясь за Иванкой следом.

Валентин понял, что пора вмешаться.

Оставив на столике деньги, он быстро двинулся к дамской комнате, стремясь опередить мужчину.

Тот раздраженно обернулся, услышав за своей спиной чьи-то быстрые шаги. Его рука скользнула в карман.

Валентин, мгновенно среагировал, тоже сунув руку в карман. Этот жест он не раз видел в детективных фильмах. Но в кармане он нащупал только пакетик ментоловых драже. А что еще там могло быть? Не пистолет же! Валентин сделал вид, что споткнулся, и щедрым жестом сеятеля рассыпал драже прямо под ноги мужчине.

Тот, поскользнувшись на жестких круглых горошинах, упал, чертыхаясь на непонятном языке. На шум из туалетной комнаты выбежала Иванка, и, схватив Валентина за руку, потащила на улицу.

– Быстро, пока он не очухался… Ты его… не насмерть?

– Ну что ты? Я ведь, гуманист, ты же знаешь. Может, объяснишь мне?…

– Сейчас, давай сначала в такси…

Первым делом, заметая следы, они нырнули за угол, пробежали почти квартал, надеясь затеряться среди прохожих и оторваться от преследования, если оно будет. И лишь на параллельной улице поймали такси.

Не сговариваясь, они направились на Остров.

Остров-оберег

…В старом платановом парке, расположенном на краю города по обе стороны речушки Пали царила вековая тишина. Название речушки «Пали» – как утверждала Иванка, – странным образом попало сюда из языка народа маару, жившего некогда в степях Малой Азии. Оно обозначало «священное, защитное место». Так вот, посреди речушки находился остров. Он не имел названия, назывался просто Остров. Был расположен там, где речка как бы обнимала кусочек суши посредине, то ли раздваивалась на два рукава, то ли делая петлю, – это как посмотреть.

Островок был похож на изумрудную каплю, обрамленную в отливающую сталью оправу (не совсем чистые воды речушки Пали).

Как утверждала Иванка, и как показывал опыт, – это и в самом деле был остров-оберег. В книге легенд и преданий народа маару, которую Иванка недавно купила в букинистике, – было написано, что в древности шаманы этого народа умели находить и «приручать» отдельные, особо «благоприятные» для людей места (рощу там, лес, реку, остров). Там люди «встречались с богами», в этих местах ничего плохого с людьми не могло случиться.

Так ли, не так, – но действительно, каждый раз, когда Валентин, перешагивал с мостика на «обетованную землю» островка, – у него появлялось странное ощущение покоя, равновесия, да и вообще чувство, что все неприятности остались там, по другую сторону мостика. Людей от остального мира словно отсекала какая-то невидимая граница.

…Вот и теперь, когда они быстрым шагом, озираясь по сторонам, пересекли «границу», – прошли по узкому ажурному мостику на остров, – взглянув друг на друга, неожиданно облегченно рассмеялись, словно дети, уверенные, что здесь их никто на за что не найдет.

Углубляясь по тропке в заросли боярышника, сирени, они не встретили ни души.

…Было тепло. Земля ближе к вечеру уже начинала отдавать обратно влажное тепло, которое вобрала за день. И, положа руку на ствол, можно было почувствовать, как деревья тоже излучали теплоту и почти тропическую влагу.

Валентин с Иванкой молча шли узкой тропкой через кустарник и травы по пояс. Кряжистые стволы плакучих ив, словно спускаясь с берега в речку, неровно зависали над водой, окуная свои длинные зеленые ветви в медленное течение речушки Пали.

Валентин снял пиджак и бросил его на траву. Иванка молча дернула его за рукав. Колени его подогнулись, он неуклюже плюхнулся рядом с ней. Она так же молча развернула его спиной к себе. Села, прислонившись своей спиной к его спине.

Так и сидели молча, вслушиваясь в многоголосье цикад и птиц, в шелест ветра в кроне деревьев, в тихий плеск воды у берега, куда время от времени спрыгивали лягушки, слушая отзвуки в душе от этих простых и вечных земных событий.

Пахло травами, а больше всего – полынью. Чем-то горьковатым как привкус судьбы, как дымок отечества…

…Дымком и на самом деле веяло, – с полянки неподалеку, где небольшая компания готовила мясо на решетках барбекюшницы.

Валентин закрыл глаза. Не хотелось ни о чем думать. Он сполз на землю и положил голову Иванке на колени. Она также молчала. Казалось, время на Земле закончилось. Просто выключилось, перестало существовать. Был только ритм сердца, запах земли и живое тепло твоего ближнего.

Иванка шевельнулась, Валентин каким-то образом почувствовал, что она улыбнулась. Он открыл глаза. Иванка улыбалась… небу. Он видел только ее запрокинутый подбородок. В небесах прямо над ними бело-серые космы облаков закручивались в странной формы спираль… Нет, это были какие-то конические круги, похожие на… чье-то гигантское око. И оно, это око, словно вглядывалось прямо в душу Валентина, как будто высочайший хозяин этого ока высматривал там, внизу, что-то уж очень для него важное. Взгляд этот затягивал, от него даже замирало под ложечкой.

– Хочу кушать, – капризным тоном «противной девчонки» произнесла Иванка, принюхиваясь к запахам по соседству. – Ну вот, теперь они еще и лучку туда подсыпали… Садисты…

– Терпи, подруга, – философски резюмировал Валентин, поднимаясь, хотя рот у него также наполнился слюной. Мясо с дымком, с лучком, с кетчупом… все это было бы для них как нельзя кстати. Ведь посидеть в тибетском ресторанчике толком так и не получилось.

Теперь, снова вспомнив происшествие в тибетском ресторане, Валентин посерьезнел.

– Дорогая, в своей скромной, непритязательной, тихой жизни ты порой сама провоцируешь весьма фантастические ситуации. – Он постарался, чтобы это прозвучало как можно более шутливо.

– Каким же это образом? – спросила Иванка.

Валентину на миг стало жаль ее.

– Ну, хорошо, давай подумаем вместе. Что этот человек мог хотеть от тебя? Ты говоришь, видела его раньше? Где? Что ты вообще о нем знаешь? У тебя с ним уже был где-нибудь какой-нибудь конфликт?

– У меня – с ним?… Да какой конфликт? Просто тогда, в ресторанчике, я вдруг осознала, что уже видела этого человека… правда, не могу вспомнить, когда и где. С одной стороны – я не особо удивилась. Мало ли… разносчик пиццы, почтальон, уборщик во дворе… В конце концов, это мог быть поклонник моего, скажем без ложной скромности, таланта.

– Ага. По его лицу вообще-то не скажешь, что он запоем читает что-нибудь, кроме комиксов…

Иванка, закатав штанины, попробовала войти в воду. Ойкнула, вода была еще прохладной. Но потом зашлепала ногами по мелководью, пугая лягушек.

– Ну не скажи, дорогой… Вон, к примеру, вчера в магазине… – она кокетливо улыбнулась, – представь себе, мальчишка-грузчик попросил автограф. Он вообще-то студент, а в магазине только подрабатывает…

Она вдруг замолчала.

– Стой! По-моему, я вспомнила, где могла видеть того мужика из ресторана! – она торжествующе посмотрела на Валентина. – Кажется, он приходил ко мне накануне под видом сантехника. В спецодежде, с инструментом. У меня тогда был забит сток раковины на кухне.

– И что там у вас произошло?

– Да ничего особенного! Он, как и положено, работал на кухне… Я же не стояла у него над душой. А когда потом пришла на кухню, все уже было в порядке…

– Ты, надеюсь, ему заплатила? А что, если бедняга с тех пор так и таскается за тобой в ожидании своих денег?

– Ой, ну сейчас умру от твоей жесточайшей иронии.

Она вышла из воды, села рядом с ним на траву. Вдруг Валентин почувствовал, как по спине побежали мурашки, у него даже встали дыбом остатки волос на голове. В следующее мгновение он осознал, что за шиворот ему нырнуло что-то холодное, скользкое, живое… Он вмиг сорвал с себя рубашку. Из-под нее вывалилась лягушка.

– Ну и змея ты, – Валентин чертыхнулся, – черт побери твои ведьмины шуточки!

Иванка в это время заливалась совершенно безмятежным детским смехом, катаясь по траве от восторга, как трехлетний ребенок. Еще через пару минут и Валентин, не выдержав, тоже катался как последний идиот по траве, так и не надев рубашку. За ними молча наблюдала с соседней полянки вся компания любителей барбекю. Валентин на мгновение сообразил, как должно быть странно выглядят они со стороны: полуголый мужчина и оч-чень шикарная дама, дико ржа, дрыгая ногами, катаются по траве, словно дети.

Вечернее солнце клонилось к закату, соседи по полянкам на берегу потихоньку разбредались, а им по-прежнему еще предстояло решить эту задачу со многими неизвестными.

…Вечерний город помогает каждому найти свое убежище. Ни яркие фонари на улицах, ни сверкающие окна витрин, ни фары-прожекторы никогда не поймают своим призрачным светом, не выдадут того, кто хочется растаять, раствориться в темноте улиц.

Валентин и Иванка брели по городу, затерявшись среди случайных прохожих, спешащих на вечерние приключения, или возвращающихся оттуда. Им было уютно и комфортно в том вечернем безымянном мире, где ты – лишь господин и госпожа Никто. Где любая твоя одежда – к месту и ко времени. Где твое лицо в неверном, меняющемся освещении никому никого не напоминает. Где ты пришел из ниоткуда и идешь в никуда. Потому что и сам не знаешь, на какую улицу, в какой переулок свернешь в следующий момент…

Иванка с Валентином не спешили по домам. По-прежнему непонятной оставалась та завязка очередного приключения, участниками которой они стали сегодня. Нужно было понять, что им ждать от дня грядущего?

– Ну, хорошо. Давай тогда начнем с другого конца. О чем твой следующий роман? – поинтересовался Валентин. Уж кто-то, а он отлично знал, что Сашкины фантазии в романах чаще всего весьма странным образом переплетаются с ее реальной жизнью, порой, словно предсказывая события ее реальной жизни.

Не зря философы утверждают, что вся наша жизнь изобилует подсказками судьбы. Но эти подсказки еще надо заметить и правильно растолковывать. И когда это удается – наша обыкновенная, серая, порой слишком размеренная жизнь наполняется ярким светом, необыкновенным калейдоскопом красок, превращаясь в череду самых невероятных приключений, загадочных событий и неожиданных встреч.

Подсказки

Валентин, распахнув пошире раму своей лоджии, медленно кайфовал в недавно выученном комплексе цигун под названием «Плечо дракона», плавно переливая утреннюю энергию из одной части тела в другую. Слившись в дзенском Сатори с неземным сиянием вечности, он не обращал внимания на то, что делалось за его спиной, а именно – в его квартире.

А там, между прочим, весьма привлекательное, хрупкое голубоглазое создание в утреннем халатике, небрежно наброшенном на загорелые, угловатые, но прекрасные в своей юной красоте плечи, пыталось приготовить кофе на плите. Видно, уже хорошо изучив вкусы обитателя квартиры, девушка хотела, как положено, три раза довести ароматный напиток до кипения, не пролив при этом ни капли на плиту, ибо это, несомненно, существенно повлияло на букет его вкусовых и ароматических качеств.

Молодая особа только что пропустила тот самый ответственный момент, когда вспенившийся напиток, коварно подкравшийся к краю турки, надо было остановить, мгновенно выхватив железный сосуд из пламени. Но, увы, – несколько капель все же упало на плиту.

Девушка разволновалась и, схватив губку, обжигаясь, стала вытирать плиту. Но запах пролитого на огонь кофе уже предательски распространился по всей квартире. Девушка в отчаянии села на табуретку. Светлые волнистые волосы разметались по плечам, а на ее правой щеке красовалась коричневая полоска от кофе, скорее похожая на большое родимое пятно.

Она задумчиво наблюдала через стекло лоджии за Валентином, и на ее лице отражалась целая гамма чувств – от ревнивого любопытства (и на что же это ее великолепный друг променял утренние минуты в ее объятиях?), – до бесконечного почтения к недоступной ей способности этого человека, которого она почти совсем не понимала, заглядывать в такие высокие эмпиреи, о волшебной красоте которых она могла лишь догадываться.

Она так и сидела в полной прострации, пока в кухню не вошел Валентин с накинутым на плечи полотенцем, вкусно пахнущий после ванны шампунем и лосьоном. Его вполне спортивную фигуру кроме полотенца украшали еще и черные плавки.

Она, зажмурив глаза, вдохнула этот исходящий от его тела божественный аромат и, закрыв глаза, потянулась к нему лицом, губами, всем телом.

А Валентин, принюхавшись к не обрадовавшему его аромату убежавшего кофе, снисходительно полуобнял девушку и почти отечески поцеловал ее в лоб.

– О, кофе… – произнес вполне нейтральным голосом, который не мог обмануть это прелестное создание. – Спасибо, котенок.

И, не притронувшись к напитку, вышел из кухни.

Девушка лишь вздохнула.

…Раскурив трубку, набитую отличным душистым табаком с Мальорки под названием «Капитан Гард», Валентин уселся в кресло перед компьютером и открыл на экране только что присланную Иванкой рукопись. В последнее время он курил редко, лишь когда предстояло решить какую-то головоломку (Иванка над ним тогда подшучивала – «ты почти как Питер Фальк в роли сыщика Пуаро»). Кстати, курил ли Пуаро на самом деле?

Обычно, работая за компьютером, он использовал суровую деревянную табуретку, что не расслабляло позвоночник, позволяя держать его в хорошей форме. А кресло и трубка были непременными атрибутами лишь тогда, когда намечалось очень длительная медитация за компьютером.

И он начал читать:

Иванна Панчовски

«Отражения»

…В это утро в книжном магазине Марион совершенно случайно наткнулась на однокашницу по колледжу, Джесси. Марион было очень странно ее там видеть. Что делает здесь Джесси, которая, в общем-то, никогда особо не увлекалась чтением книг. Она наверняка и держала-то книгу в последний раз в колледже перед выпускными экзаменами. Спроси ее, что интересного она прочла в последнее время, – та удивленно распахнет свои прекрасные голубые глазищи – о чем это вы?

– Привет, дорогая!

– Привет! Ты прекрасно выглядишь!

После двух-трех минутных восхищенно-восторженных приветствий, они, отступив на пару шагов назад, обошли друг дружку по кругу, окидывая собеседника вполне трезвыми и вполне критичными взглядами.

Марион почему-то вспомнился недавно увиденный по телевизору спарринг по китайским единоборствам, где два спортсмена так же «вытанцовывали» друг против друга. Действительно, в такие вот минуты интуитивного «спарринга» женщины напоминают кружащихся бойцов у-шу. Она вслух рассмеялась этому сравнению.

Джесси помрачнела. Снова эта «умница» нащупала в ней какую-то слабину.

В те годы, когда они ещё учились в одном колледже, они с Джесси были неформальными соперницами. Марион была самая умная – никто лучше нее не мог придумать сценарий и провести зажигательный праздник. Зато Джесси была самая красивая в их квартале, в нее тайно или явно были влюблены почти все парни их района.

Это соперничество Марион забавляло, Джесси – раздражало. Она всегда считала Марион странной, чудаковатой «умницей», из тех, кто всегда старается выделиться в компании хоть чем-то: странной одеждой, странными манерами, непонятными умозаключениями.

Впрочем, девушки, хоть и соперничали еще с «возраста разбитых коленок», но никогда всерьез ни разу не ссорились. Так что – у Марион не было причины не поболтать с давней «подругой детства».

– Ты стала еще изящнее, – сказала она Джесси, – как твой муж?..

– О Боже, о чем ты говоришь? – Джесси явно была польщена первой частью вопроса. Зато вторая часть, про мужа, очевидно, вызвала у нее совсем негативные эмоции. – Я ведь недавно развелась…

При этом взгляд Джесси скользнул куда-то в сторону.

Отследив траекторию ее взгляда, Марион увидала неподалеку молодого человека с длинными волосами. По внешнему виду – странный черный балахон, на шее большой красочный амулет, – Марион почему-то решила, что он – художник.

– Ты не одна? – тихо спросила она у Джесси, впрочем, совсем не напрашиваясь на знакомство.

– Это Ник Селена, художник. – Джесси представила ей спутника. – А это моя подруга детства.

Ник молча кивнул ей головой.

– Вот, мы зашли купить книгу, которую оформлял Ник, – сказала Джесси. – Ты знаешь, он прекрасно рисует… – в ее голосе послышался искренний душевный трепет.

А Марион обратила внимание, что с того самого момента, когда она заметила Ника, он не сводил с нее взгляда. Она попробовала ему улыбнуться через плечо Джесси. Но Ник не ответил. Продолжал смотреть на нее во все глаза, слегка наклонив голову к плечу, словно был чем-то удивлен.

Марион вела в своей газете колонку Происшествия, но и в искусстве худо-бедно тоже немного разбиралась, и про Ника Селену, конечно же, слышала. Репродукции его работ ей были знакомы. Да, и книжки он оформлял довольно эффектно.

Джесси то ли боковым зрением, то ли шестым чувством уловив этот внезапный интерес ее визави к Марион, и быстро распрощалась, решительно уводя своего спутника под руку.

Марион осталась в магазине, но у нее было четкое ощущение, что Ник словно хотел ей что-то сказать, или о чем-то спросить…

И вот несколько месяцев спустя на выставке современного искусства Марион неожиданно наткнулась на отсек с картинами Ника Селены.

Действительно, его картины производили очень странное впечатление, особенно собранные вместе. Казалось, ты попал в какой-то иной, нездешний мир, замаскированный под обычную, привычную реальность. Во вполне обычных его пейзажах проступало что-то нездешнее.

Вот обычный дворик на окраине небольшого городка. Развешанные вдоль дома самотканые половички, на которых вытканы узоры из орнамента древних майя. Приоткрытый полуразвалившийся сарай, из двери которого выглядывает диковинный, наверное, допотопный зверь, похожий то ли на ящера, то ли на дракона.

Еще там было много женских портретов. Причем, художнику позировали не профессиональные натурщицы, а самые обыкновенные женщины. В стандартных натурщицах есть что-то специфическое, и художник передает энергию тела, любуется линией, щеголяет красками, наслаждается формой, объемом. Но здесь были совсем другие женщины. Казалось, каждая имеет свою загадочную, неповторимую, почти трагическую судьбу, которую и старался передать художник, читая ее в их глазах, жестах, повороте головы. В общем, это были все очень непростые женщины.

По своей старой журналистской привычке подслушивать и подсматривать, Марион кое-что удалось подслушать в толпе посетителей, считавших себя знатоками искусств. Они шептались, а попросту говоря, сплетничали о художнике, щеголяя друг перед дружкой своей осведомленностью. «…Вот эта женщина – его старая любовь, теперь она – жена друга. …А вот с этой его связывало одно восхитительное летнее приключение. …Эта же – отвергла его еще в юности, и через всю жизнь он пронес к ней светлое, неомраченное чувство»…

Марион шла вдоль стены, вдыхая неповторимый запах свежей краски, свежей древесины, холста, пеньки, легких экзотических ароматов гостей, чуть слышного аромата коньяка, который на подносах разносили официанты.

И тут ее взгляд упал на очередной портрет. Отчего-то перехватило дыхание. Что за черт! Ее шок легко было понять. Ведь это было… ее собственное лицо.

Да, именно так. Из переплетения веток, листьев, из буйства, хаоса растений, проступало …ее лицо. Как будто в картину было вмонтировано зеркало, в котором она вдруг увидела собственное отражение. Даже мурашки пробежали по коже.

Марион украдкой оглянулась. Кто еще заметил это поразительное сходство? Но публика на выставке была занята созерцанием того, что висело на стене, и на Марион никто не обратил внимания.

Обойдя всю экспозицию, Марион нашла здесь еще одну картину, на которой был «ее» профиль (то есть, профиль ее двойника). Это была обложка какого-то общего сборника стихов, иеще – женский силуэт на небольшом офорте.

Причем, даты под этими работами стояли довольно старые, – задолго до того, как она встретила живого Ника Селену и Джесси на улице.

Она вышла с выставки ошарашенная. Конечно, поразили и сами картины Ника. Но больше всего ее занимал вопрос: кто та женщина, так похожая на нее? Марион могла бы поклясться, что нигде и никогда раньше не встречалась с Ником. «Надо будет расспросить о нем у Джесси».

Но с Джесси они больше как-то не встречались. О самом художнике Марион время от времени вспоминала, и даже купила пару-тройку книг, им оформленных.

«В конце концов, – решила она без ложной скромности, – не секрет, что у каждого художника существует какой-то идеал. Кто знает, может, каким-то чудесным образом, в его воображении появилась – пусть и не ошеломительная красавица, – но женщина все же не без внутреннего шарма, такая как она? Чего только на свете не бывает!»

И всякий раз, когда она вспоминала Ника, у нее не проходило ощущение, что их все же связывает что-то общее…».

Угрозы

Валентин откинулся на спинку кресла, окутавшись клубом ароматного дыма. Подумал: неплохая завязка. Можно далее раскрутить сюжет несколькими способами… интересно, какой выберет Иванка? Ему чаще всего этого не удавалось угадать.

Намечен герой – таинственный художник, его творчество содержит в себе какую-то загадку, которую, судя по всему, и должна будет разгадать героиня. Иванка пошла правильным путем. Ведь герои многих современных книг – крепкие молодые парни, выясняющие свои отношения с помощью крепких кулаков, – уже утомляют. Читателю хочется романтики, красоты отношений, тайны, которая где-то рядом.

Правда, этот иностранный антураж… Он уже давно вышел из моды. Издательства сейчас предпочитают не экзотику неведомых стран, а акварели, так сказать, родной стороны. Придется поработать с Иванкой. Простите, с Александрой. Возможно, придется даже сменить имя. Правда, читатель уже привык к ее старому… Да и сама Александра с таким трудом поддается влиянию с его стороны…

Каждый раз, когда он пытался предугадать ход мыслей Иванки и развитие ее сюжета, ему это редко удавалось. И это, собственно, Валентину в ней и нравилось. Иванка была непредсказуемой, как в жизни, так и в своих книгах.

…Погрузившись в размышления, Валентин почти совсем забыл о своей утренней гостье.

…Нежная ручка обняла его за шею. Преодолевая почтение к своему рыцарю, юная библиотекарша позволила себе эту прощальную ласковую фамильярность.

Но Валентин, честно говоря, уже мыслями и ощущениями был погружен в события совсем другого мира. На какой-то миг мысли его вернулись к очаровательному созданию, и он повернулся к ней:

– Пока, котенок, – сказал он, шлепнув (впрочем, без особого энтузиазма) по упругой, юной попке. И уже не слышал стука двери, закрывшейся за его очаровательной гостьей.

Да, в последнее время в их с Иванкой обыденную жизнь с завидным постоянством взрывали какие-то непрошенные, непонятно откуда сваливающиеся на их голову приключения… И, что самое интересное, каким-то образом, Иванка предугадывала их. Каждый новый ее роман начинался как предсказание того, что совсем скоро может приключиться и в ее собственной жизни. Причем, доставалось не только ей, – а и всем ее друзьям при этом тоже.

Он снова пробежал глазами написанное.

Слава Богу, пока здесь все развивается как обыкновенная мелодрама. Никаких покушений, похищений, нападений… Возможно, на этот раз нас ждет спокойное погружение в мир искусства?…

Но как сюда вписывается вчерашняя картина, которую притащил Гуруджи, и от которой у Валентина, честно говоря, с первого взгляда мурашки побежали по коже? Или то нападение на Иванку в ресторане…

Являются ли эти события звеньями одной цепи? Или уже это его, Валентина, предположения?

Он стал одеваться, чтобы отправиться в издательство, где их с Александрой уже третью неделю ждали с концовкой последнего романа, как вдруг раздался резкий телефонный звонок. Этот звук сразу чем-то не понравилось Валентину. Он показался ему каким-то… ну уж очень вызывающим.

…Он едва узнал в трубке голос Иванки. Она рыдала в трубку.

– Гуруджи убили!

У Валентина даже трубки выпала из рук. Сначала телефонная. А когда он полез за ней под стол, – упала и трубка с табаком, рассыпая по полу тлеющие угольки. Господи, ну кому понадобилась это травоядное? И за что его убивать? Уж кто-то, а этот охламон был весьма далек от мира великих шекспировских страстей.

– Где он? Убийцу поймали?

– Приезжай, – Иванка долго сморкалась в платок.

Пять минут спустя, привычно быстро натянув на себя свитер и джинсы, – безотказно срабатывала привычки кочевой жизни, – Валентин уже ловил такси на углу улицы.

Еще полчаса спустя он вместе с Иванкой мчался в машине в больнице, куда доставили Гуруджи.

– Я сама ничего не понимаю… – Иванка уже была похожа на бойца полка особого назначения, готового к рискованному спецзаданию: извлечь с нейтральной территории труп своего боевого товарища, дабы не оставлять его на поругание врагам. Брюки хаки и короткая камуфляжная куртка подчеркивали ее решимость и готовность добиться своего любой ценой.

– Давай с самого начала. От кого и как ты узнала, что случилось с Гуруджи?

– Мне позвонили из больницы…

– Тебе? – изумился Валентин. – Почему именно тебе? Почему не его родственникам?

– Представляешь, – голос Иванки подозрительно дрогнул, – у бедняги, оказывается, больше никого нет, кроме меня…

– Интересно, – отозвался Валентин, – а я и не знал, что вы – настолько кровная родня.

– Перестань, – оборвала его Иванка. – Живого человека убили ни за что, ни про что… Твоя ирония совсем неуместна.

– Все же, – не унимался Валентин, чей аналитический ум не дремал ни при каких обстоятельствах, – а как эти врачи догадались, что ты – его единственная родня?

– Так Гуруджи назвал им именно меня….

– Как назвал? – не успокаивался Валентин. – Для покойника он, пожалуй, слишком разговорчив, ты не находишь?

Иванка задумалась.

– Как тебе название твоего следующего романа: «И покойник заговорил!». А? – продолжал Валентин.

Молчание Иванки стало менее напряженным.

– По-моему, такое название уже где-то было, – наконец, отозвалась она, уже довольно спокойно.

Машина затормозила возле серого здания больницы.

– Мы по поводу Гуру… простите, Валдиса… – как его, – Валентин незаметно толкнул локтем Иванку, потому что ему до сих пор не удавалось запомнить фамилию этого «великого и самобытного, но пока еще не известного народу талантища».

– Дукатис, Валдис Дукатис… – поспешно добавила Иванка, почти всунув голову в справочное окошко. – Он доставлен к Вам сегодня утром… Как он? Еще жив?

– Простите, а вы ему кто?

– Как кто? – Иванка возмущенно пожала плечами. – Сестра, естественно … вот, с мужем, – не моргнув глазом, соврала она

«Плох тот писатель, который не умеет врать», – философски отметил про себя Валентин, попутно решив, что мысль эта достаточно глубока, и достойна быть занесенной в его Писательский Дневник, над которым он работает уже не один год.

Уж что-что, а врать Иванка могла так же искренне и естественно, как и улыбаться.

– Ему уже лучше, – ответила медсестра. – Милиция, наверно, уже заканчивает допрос. Они уйдут, вы и зайдете.

…Через каких-то полчаса они уже осторожно приоткрывали дверь палаты, опасаясь увидеть изувеченного и загипсованного Гуруджи в полубессознательном состоянии.

Валдис с забинтованной головой возлежал на белоснежной постели. Но его живые блестящие глазки вполне осмысленно сканировали окружающее пространство.

Завидев Валентина и Иванку, он радостно заулыбался.

– Ну, слава Богу, – Иванка подбежала к кровати и, как любящая мамаша, погладила Гуруджи по забинтованной голове. Тот преданно, как собака, смотрел на Иванку.

Валентину на какое-то мгновение стало его жаль, хотя до этого ему было больше всего жаль Иванку, искренне переживавшую за Валдиса.

– Рассказывай, что случилось.

Гуруджи и самому не терпелось поделиться с ними происшедшим.

– Да меня пытались ограбить…

– Тебя? – в один голос изумились Иванка и Валентин.

Воистину, злодей, покусившийся на Гуруджи, должен быть не в своем уме, если почему-то решил, что у Гуруджи можно хоть чем-то поживиться.

– И что же они у тебя отобрали?

– Сумку… Ну, ту, в которой я принес тебе вчера картину.

– И тебя чуть не убили из-за пустой сумки? – спросил Валентин.

– Ну… она не совсем была пустая… – потупив глаза, произнес Валдис.

– И что же там было такое сверхценное?

– Да… два старых журнала …я прихватил их у тебя в коридоре Они лежали на столике у двери. Ты же их уже прочитала, они совсем тебе не нужны. Поэтому я и взял их почитать, – кротко пояснил Валдис Иванке.

Действительно, у Гуруджи была очень интересная привычка – прихватывать у друзей то, «что было им совсем не нужно». В разряд этого «совсем-совсем не нужного» могли попасть как «плохо лежавшие» продукты питания, находившиеся без присмотра, так и вещи, которые «совсем никому не нужны» и лежали где-нибудь, как уверял Гуруджи, – «у двери, на выброс».

– И… что? Они напали на тебя из-за этих старых журналов? – выпытывала Иванка.

– Они вынули эти журналы, затем стали ужасно материться: «Чертов козел, долбанный кретин….»

– А если без лирических отступлений, – перебил его Валентин. – Еще бы им не материться, если у тебя кроме старых, и к тому же, чужих журналов и украсть-то нечего.

– Ну не скажите? – возмутился Валдис, – у меня в кармане был только что полученный гонорар за граффити.

– И что, деньги тоже забрали?

– Нет. Их интересовала только сумка. Я сначала не понял, чего они хотят. И только когда они спросили про картину, а потом дали мне по голове…

– …Для большей конкретности твоих ответов, – не мог не съязвить Валентин.

– …А потом я упал… В общем, я очнулся, когда мне в лицо плеснули водой. Открываю глаза, – а это Марина, моя соседка. Ну, такая очень интересная брюнетка. Тоже художница… Она…