Текст книги "Агрессор"

Автор книги: Любовь Безбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Несмотря на обстрел с планеты, мы уверенно сближались с противником. Со стороны кардианского флота полетели первые торпеды. Корабли Кардабая не стояли на месте. Снова начались попадания. Мы все еще не отвечали, занимая оборону. Особенно юркая канонерка засадила торпеду 'Стремительному' в район шлюза причала, и флагман содрогнулся от боли. В ходовой рубке не было слышно, как суетилась внизу команда, вручную задраивая переходы и гася пламя. Во время боя мои люди не доверяли автоматике. Несколько наших крейсеров по моему приказу начали класть торпеды. На борту неприятельского флагмана занялся пожар. Пожар внутри космического корабля – страшная вещь. Часто случается, автоматика задраивает переборки, а экипаж не успевает вовремя покинуть горящие отсеки. Часто люди задыхаются от дыма прежде, чем рванет взрыв. Эскадра Кардабая потеряла порядок, каждый старался отойти подальше от взрывоопасного линкора. Я предложил капитану горящего флагмана остановить бой и сдать эскадру. Вместо ответа капитан приказал кардианским кораблям не нарушать боевой строй. С горящего судна полетели торпеды. Мне не нравился неравный бой, который приняли эти горе-вояки, никогда боя не ведавшие.

Я вышел на связь с императором Кардабая. Кардабай – маленькая планета величиной с Луну, не имеющая особого веса в политике Содружества, торгующая сигаретами, шортами и сандалиями, а все туда же – империя! На экране замаячило холеное лицо императора. Его жирные брыли тряслись от страха, как у перекормленного хряка. Я пригрозил ему жесткой расправой, если он немедленно не отзовет остатки эскадры и не приготовит планету к добровольной сдаче. Он заверил меня, что все сделает.

Из рубки связи я перешел в ходовую рубку. Флагман эскадры Кардабая рванул. Пузырь белого пламени распирало во все стороны с непостижимой быстротой. Раскаленная пленка качнула 'Стремительный'. Обзорные экраны прояснились. Большого корабля не стало. Прыгунов в пилотажной рубке победно взмахнул кулаком, артиллеристы в боевой рубке радостно взвыли. Я особой радости не ощущал. Корабли Кардабая бестолково сгрудились в кучу, затем медленно, один за другим, стали занимать каждый свою орбиту. Бой был окончен.

Мы вышли на низкую орбиту Кардабая, переполнив ее своими кораблями. Видимая поверхность планеты напоминала сильно искореженный ржавый лист железа. Потом на поверхности показалась водная гладь, а дальше пошла сплошная облачность, лихо закрученная в спираль. Возник соблазн сгрести ложкой эту аппетитную на вид 'пену' и съесть. 'Стремительный' проплыл над центром пенной спирали, позволив заглянуть в глубокий 'глаз' циклона. Жаль, что Она не видит… Я на время расслабился, и ко мне снова пришла Алика… Непрошенная картинка ярко нарисовалась в моем сознании, как Алика, испуганная, одинокая, мечется в неизвестности по чужой яхте. Я не мог отделаться от мысли, что она находится в моих руках и совершенно беззащитна. Эти мысли нравились и не нравились мне. Я позвонил Ивану Сергеевичу и попросил его проведать Алику.

От мысленного созерцания Алики меня оторвал звонок адъютанта, сообщившего о готовности шлюпок. Такие большие суда, как 'Стремительный', в том числе крупные и средние крейсера, выводятся в космическое пространство лишь единожды. Вернее, выводятся их части. На орбите планеты завода-изготовителя их собирают, и вся жизнь корабля проходит в космосе.

Я отправился на Кардабай в сопровождении своих помощников, по пути оглядев сильно закопченные борта линкоров и крейсеров. Похоже, скоро им и маскировка не потребуется – на фоне черного пространства их никто не увидит.

ПРОФЕССОР КАЧИН

Матвей быстро насаждает свои порядки. Императора он выгнал взашей.

– Мне не нужен человек, не желающий помогать попавшим в беду соседям, зато пославший собственных людей на верную гибель, – заявил он императору. – Мне не нужен руководитель, который не умеет использовать ресурсы планеты и держит экономику в черном теле, а население – в нищете. Убирайтесь вон.

Часть администрации Кардабая разбежалась сама, многих из оставшихся чиновников Матвей выгнал так же, как императора. Теперь планетой правит губернатор. Он не из наших людей, он коренной житель Кардабая. Тридцать лет он проработал в администрации, вернее, служил при дворе императора на невысоких постах и отлично знает все местные особенности. Этот пожилой кардианин в спокойном тоне честно высказал Власову все, что о нем думает. Матвей невозмутимо его выслушал. После этого он беседовал с кардианином четыре часа и передал управление государством в его руки. После этого он и его помощники собрали оставшихся членов правления для длительной беседы и пересмотра бюджета планеты, ибо почти все статьи вызвали у Власова искреннее недоумение. Чиновники не возражали ни против навязанного сверху губернатора, ни против новых порядков, вводимых Власовым с учетом местного менталитета. К тому же они быстро поняли, что высказывать собственную точку зрения при новом владыке не возбраняется, но только при условии, что точка зрения является дельной и имеет практическую ценность.

Нововведениями остались довольны коммерсанты. Теперь они будут торговать на захваченной Власовым территории почти без пошлин и лишних формальностей, а это – четыре планетарных системы и несколько независимых планет! От некоторого понижения цен выигрывает население. Предприятиям выгода: с понижением цен покупатели смогут купить больше товаров – можно увеличивать производство. Люди смогут свободно перемещаться внутри нашей территории, не нужно утомлять себя оформлением кучи бумаг.

Нововведения вызвали недоумение среди населения, проживавшего в последнее время в постоянном напряжении. Люди ожидали, что их ограбят, погонят с обжитых земель, заставят непомерно трудиться, запретят покидать пределы Кардабая, отберут последнее. Ничего подобного не случилось. Не случилось вообще ничего экстраординарного. На собственность жителей никто не покушался. Захватчики не претендовали на казну Кардабая, не требовали контрибуций, не грабили и вообще не лезли на глаза. Жизнь текла своим чередом, население несколько расслабилось. Люди 'снизу' увидели только типичную смену власти, и ничего больше. Пикетчики, демонстранты, строители баррикад и партизаны разошлись по домам. Патриоты успокоились.

Нам нельзя было засиживаться на Кардабае. Флот Земли находился совсем недалеко. Ремонтные бригады спешно латали корабли на орбите, челноки доставляли с планеты универсальные комплектующие, купленные экипажами судов у местных производителей за котирующуюся земную валюту. Наши люди с тоской смотрели на планету из иллюминаторов. Власов не позволял людям расслабляться во время военных действий. На планету высаживались только те, чье присутствие там было необходимым. Люди из ремонтной бригады могли чувствовать себя счастливыми, ступив разок на открытую почву Кардабая. Мало кто из астронавтов мог похвастать тем, что выходил в открытый космос за пределы корабля. Для этого существовали специально подготовленные бригады космонавтов. Как правило, астронавты имеют две смежных профессии, но не больше.

Вернувшись с планеты на 'Стремительный', Матвей надолго заперся со своими помощниками в совещательном салоне. Затем он увел флот в безлюдье космоса. Наш флот прихватил с собой все военные суда Кардабая. Власов распределил кардианские экипажи по разным кораблям ради избежания возможных бунтов. Всех проявивших нежелание служить под его началом Матвей отправил по домам. Ожидание грядущего тяжелого боя на равных держало экипажи в напряжении, и я с утроенной энергией заставлял людей строго соблюдать режим, посещать тренировочный зал и столовую. Впрочем, все в те дни были на редкость покладисты.

МАТВЕЙ ВЛАСОВ

В этот раз произошла небольшая перемена: она попросила разрешения курить в моей каюте. Она держала сигарету в точеной руке, ресницы золотились, золотилось нежное колечко, упавшее на ее лоб. Тонкий джемпер слегка обтягивал грудь. Она отвлеченно улыбалась своим мыслям, почти безмятежно, и я гадал, маска это или нет.

– Расскажите о своих проблемах, – спокойно попросил я ее.

Алика чуть склонила голову к плечу, с интересом разглядывая меня, словно редкий экспонат. Улыбка стала немного шире. Я заметил в ее желтых глазах еще более светлые крапинки. До чего она была близка и недоступна! У меня перехватило дыхание. Алика уловила перемену, насторожилась и перестала улыбаться. Рысь, настоящая рысь.

– По-прежнему не хотите ничего рассказывать, – с сожалением сказал я. – Тогда расскажите мне о Земле.

– Вы не знаете новостей? – удивилась Алика. – О чем вы не знаете? Что нового изобретено или кто наш последний президент?

Как объяснить ей, что я хочу от нее услышать, как плывут по земному небу облака, как шелестят осенние листья, как поют птицы, как грохочет морской прибой и пасутся на лугу коровы и лошади? Так сложилось, что я не хотел бы получить возможность вновь насладиться красотами земной природы. Это означало бы близость катастрофы, которую я предотвращал, объявив войну Содружеству. Я мог ступить на Землю только в качестве захватчика, а я не хотел, чтобы Землю захватывал кто бы то ни было, это означало бы поругание моей родины.

Алика хотела что-то спросить, но посмотрела на мое лицо и передумала. Это меня зацепило. Я не люблю смотреть на свое отражение в зеркале. Дело вовсе не во внешности, которая меня устраивала, а потому что мешали очки. Я их ненавидел.

– Я хочу вернуться домой, вот и вся проблема, – вдруг сказала Алика.

– Это пока невозможно.

– Почему?

– Для правосудия ты убийца, угонщица. Ты объявлена в розыск. Ты понимаешь, что это означает?

– А ты – захватчик и грабитель, – дала мне сдачи Алика без особой злости. – За твою голову обещали хорошую премию.

– От которого государство оттяпает третью часть, – хмыкнул я.

– Все равно останется достаточно.

– Ты решила сдать меня властям?

– Если такая возможность представится – сдам, – пообещала Алика.

– Договорились, – согласился я и в виде примирения предложил ей стакан минералки. Здесь, на военном линкоре, я не имел возможности ухаживать за ней. У меня случались романы на планетах, на которые мы высаживались. Я намеренно не привязывал к себе женщин и после неизбежного расставания без особых страданий выкидывал их из головы вместе с их слезами, вспышками ревности и сценами прощания. Вместо меня за Аликой ухаживал Иван Сергеевич. Он любезно сопровождал ее в столовую и по вечерам развлекал бесконечными рассказами. Алика благосклонно терпела его, хотя и недолюбливала. А может, мне так казалось, что недолюбливала, тут я разобраться не мог.

Алика поднесла стакан к губам и остановилась. Я знал, почему, и улыбнулся. Вода в стакане смотрелась как безбрежное озеро, в которое садится пылающее солнце; золотая дорожка тянулась от солнца к губам. Уровень воды в озере падал, все ниже садилось солнце, все больше темнело алое небо. Алика пила воду и любовалась закатом. А я с щемящим чувством любовался на нее. Солнце закатилось, в ночном небе над невидимым в темноте озером зажглась одинокая звездочка.

Алика поставила стакан на стол.

– Тебе придется погостить у нас еще немного, – негромко сообщил я.

– Это почему же? Ты же сам сказал, что я могу вернуться на родину в любой момент, как только закончится бой.

– Я такого не говорил. Тебе лучше переждать здесь свои земные неприятности. Я уверен, что ты ни в чем не виновата. На Земле не дураки, разберутся. А пока они разберутся, тебе лучше погостить у нас, чем в камере предварительного заключения, верно?

– Зато в камере предварительного заключения меня могли бы навещать родные. Я бы каждый день общалась с ними!

– Только вот какие там условия по сравнению с твоей несравненной яхтой!

– А мне без разницы, какие условия, лишь бы семья была рядом. Почему ты не высадил меня на Кардабае, который теперь ваш? Кардиане теперь ваши, они не сдали бы меня Солнечной Федерации. Я могла бы переждать неприятности там.

– Кардабай – нищее государство. Виновен в этом бывший император, ну да это теперь неважно. Условия там ненамного лучше, чем в земном КПЗ, смею тебя заверить. И от своих детей ты была бы не ближе, чем здесь.

– Откуда такая забота обо мне, Матвей Васильевич? Это странно и подозрительно. Не все ли тебе равно, что со мной станет вне твоего линкора?

– Да, я отвечу на твой вопрос. Мне не все равно. По правде говоря, мне не нужны посторонние люди на флагмане, тем более женщины. Сказать честно? Любого другого человека я отпустил бы на все четыре стороны, если только он не захотел бы остаться в моей команде. Ты мне нравишься, Алика. Просто безумие какое-то. Я тебя хочу. Я хочу, чтобы ты стала моей. Сейчас.

Алика вскочила, пылая праведным гневом.

– Я замужем, ясно? Я мать троих детей! – гордо отчеканила она.

– Подожди, – остановил я ее на полпути к выходу. – Я знаю, что ты замужем. Однако Земля далеко. Сядь обратно.

– Ты пользуешься моим беспомощным положением, – гневно бросила Алика.

– Ты права, именно это я и делаю. Ничто не мешает мне сказать, какие чувства я к тебе испытываю.

– Я не верю тебе. Я хочу вернуться домой.

– Ты сядешь в тюрьму.

– Я уже не боюсь.

– Алика, я не собираюсь вечно мотаться по Галактике. Пройдет совсем немного времени, и я осяду на одном месте. Это правда. У тебя есть возможность начать все заново. Со мной. Ты любишь своих детей и не можешь без них – я заберу их с Земли к нам. Ты подумай, может, стоит остаться со мной? Моей любви хватит на двоих.

Она ничего не отвечала, только стояла и ждала. Она не уходила только потому, что от меня зависело, отправится она домой или нет. Я понимал это слишком хорошо и страдал от этого. Потом она сказала:

– У меня нет ни причин, ни желания менять свою жизнь. Там, на Земле, я счастлива со своей семьей и другой семьи я не хочу. Ты говорил мне, что только от меня зависит, вернусь я домой или останусь здесь. Я хочу вернуться. Что еще от меня требуется, чтобы я вернулась? Что я должна такого сделать?

Она спросила это с надрывом в голосе, вовсе не играя.

– Хорошо, – сквозь зубы произнес я, чувствуя, что от болезненной неудачи закусываю удила. – Я отправлю тебя на Землю. Куда ты там попадешь, в тюрьму или домой, это уже твое дело, хотя мне это не безразлично. Но у меня есть условие. Я тебя просто так не отпущу.

– Какое условие? – нетерпеливо спросила Алика.

– А ты не догадываешься?

Алика стояла передо мной бордовая, а теперь она просто побледнела. Я даже не думал, что возможна такая метаморфоза: сначала человек красный, а потом сразу такой белый. Я нервничал, досадовал, ждал ответа, но она молчала, уставившись в пол. Я не выдержал, сказал:

– Ты вернешься на Землю, если будешь моей хотя бы раз. Заодно отплатишь мне за мои бессонные ночи.

На самом деле я собирался затащить ее в постель на целую корабельную ночь, а то и на сутки. Я не сомневался, что это мне удастся. Редкая женщина не падка на ласки. А потом, возможно…

– Я согласна, – тускло сказала Алика, не глядя на меня.

Радости я не почувствовал. Ее обреченность внезапно вызвала у меня вспышку гнева.

– Все?! Так просто сдалась?! – рявкнул я. Она вздрогнула и вскинула на меня испуганные глаза. Я разозлился еще больше.

– Не так просто, – осадила она меня. – Там, на Земле, мои дети.

Ответ сразу остудил мой гнев. Я подошел к ней и крепко взял ее за локоть.

– Неужели ради своих детей ты готова на все?

– Я плохая мать. Я бросила их. Я не имела права так поступать. Я обязана к ним вернуться. Они нуждаются во мне, особенно сейчас.

Я разжал пальцы и отошел от нее. Я был способен раздавить ее в своих объятиях. И мне так хотелось, чтобы она тоже меня обняла, чтоб смотрела на меня своими рысьими глазами… Усилием воли я остался стоять на месте.

– Насилия не будет, – сказал я ей. – Ты почувствуешь ко мне влечение, Алика. А потом я тебя отпущу.

– Я не могу тебя любить, – прошептала Алика.

– Можешь. Я помогу тебе.

Я 'открыл барьер'. Я ожидал лавину страха, но страха не было. Его место заняла обреченность. Алика действительно была согласна на любую жертву, лишь бы снова быть со своими детьми… и с мужем. А на Земле ее ожидала тюрьма. Вероятно, она не сможет доказать свою невиновность. После ее слов я сильно сомневался, что она способна поднять руку на собственного ребенка. А еще я не хотел принимать жертв от любимой женщины.

Я мысленно потянул ее к себе. Своей способностью внушать людям разные ощущения я пользовался крайне редко и только в самых безвыходных ситуациях, отчасти оттого, что я был, можно сказать, вооружен против безоружных, отчасти из-за невыносимых головных болей после этого. Сейчас последующая расплата меня не заботила. Я внушал Алике влечение ко мне, чувство любви, нисколько не отличающееся от настоящего.

Вместо того чтобы потянуться ко мне, Алика попятилась. Внушаемое мною чувство здорово напугало ее. Я подошел ближе, она отшатнулась.

– Нет, – твердо сказала она.

Она медленно пятилась от меня. Я усилил внушение. Она боролась с собой, отступая. Я применил всю свою силу, на какую только был способен. Алика, задыхаясь, прижалась спиной к стене и смотрела на меня расширенными глазами. От внутренней борьбы лоб у нее покрылся тонкой пленкой испарины. Я подошел к ней и обнял ее упругое тело. Мое сердце билось, как тяжелая кувалда. Ее глаза со светлыми крапинками были совсем рядом. Ближе… ближе… Я был совсем близок к своей цели, так близок, что у меня темнело в глазах.

– Расслабься, – шепнул я ей, сжал ее крепче и поцеловал ее в губы. Ее тело обвисло в моих руках.

Я 'опустил барьер'. Борьба окончилась обоюдным поражением. Я отнес Алику в кресло, наслаждаясь близостью ее бесчувственного тела. Она оказала достойное сопротивление. Я хотел побрызгать ей в лицо водой, но не успел дотянуться до графина. Расплата за 'открытый барьер' обрушилась на меня со всей своей сокрушающей силой. Она швырнула меня оземь и скорчила в клубок, погрузила в море немыслимой боли.

ПРОФЕССОР КАЧИН

Хоть я и прожил длинную жизнь, мне до сих пор приходилось удивляться. Сегодня я удивился очень сильно, потому мне звонила Алика из каюты Матвея. Я сразу решил, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

– Иван Сергеевич! – проговорила она срывающимся голосом. – Власову плохо!

Я испугался, уронил пустую пробирку на клавиатуру видеофона, схватил чемоданчик и опрометью бросился туда. По дороге я догадался, что Матвей надолго 'открывал барьер', общаясь с Аликой, к которой был неравнодушен. Так оно и было. Он корчился на полу без сознания, а испуганная Алика с бегающими глазами буквально повисла на моей руке.

– Не суетись и не болтай, лучше положи ему на лоб мокрое полотенце, – указал я ей, пока возился со шприцом и ампулой. Я ловко придавил коленом его руку к полу, засучил рукав водолазки и загнал шприц в вену. Алика смочила полотенце водой из графина и положила его на лоб Матвею.

– Сейчас ему станет легче, – заверил я ее. – Не пугайся, это не эпилепсия.

– Он чем-то болен?

– У него завидное здоровье. Лучше скажи мне, что здесь произошло.

Алика сердито отмахнулась. Ей было больно видеть поверженного великана. Пальцы Матвея скребли по полу. Она хотела взять их в свою руку, но я вовремя заметил ее намерение и остановил ее.

– Не советую. Он тебе все пальцы переломает.

– Что же с ним все-таки?

– Видимо, его очень интересует, что ты за человек такой. У него есть способность улавливать чужие чувства…

– Мысли?

– Нет, не мысли. А потом расплачивается за это. Именно так, – уклончиво ответил я. – Он редко идет на этот фокус. Что тут произошло?

Алика хмурилась. Хороша, очень. Я знал о страсти Матвея и понимал его. Ему было на что положить глаз. Я понял, что произошло, и без объяснений Алики. Он пытался влюбить ее в себя и опрометчиво применил все свои возможности, иначе бы приступа не было. Напрасно он делал это, теперь Алика напугана. Раньше она относилась к нему очень даже благосклонно, я это видел. Ни к чему вся эта история, совершенно ни к чему. Девочку необходимо немедленно отправить домой, даже если ее там посадят.

Он начал приходить в себя. Алика поднялась с корточек и удалилась с гордым видом. Матвей сел, держась за голову. Разумеется, голова у него раскалывалась. И поделом. Матвей огляделся.

– Ее ищешь? – недовольно пробурчал я. – Она ушла. И нечего без конца тягать ее к себе в каюту. Она сюда ходит, как на плаху.

– Знаю, – процедил Матвей и поморщился от головной боли.

– Зачем ты применял силу? Будь, наконец, человеком, ей необходимо вернуться домой, – сказал я ругливо.

– Не попадет она домой, ее посадят, – перебил он меня.

– Неужели ты всерьез думаешь, что в полиции работают одни дураки, которые только и делают, что людей сажают? Это просто твои оговорки, тебе нужен повод, чтобы держать ее здесь. Что тебе нужно от нее?

– Иван Сергеевич, я ее люблю, – мрачно пожаловался он.

– А она, вестимо, замужем, и у нее трое детей, – закончил я.

– Откуда тебе это известно?

– Она сама мне об этом сказала. Я даже знаю, как зовут ее детей, и что они любят.

– Она и это тебе сказала?

– Конечно. Ведь я спросил ее об этом.

Матвей хмурил брови. Вздумал ревновать ее ко мне, старому.

– У нее правда желтые глаза? – вдруг спросил он. Нет, это неисправимо!

– Правда, – сердито ответил я. – Абсолютно неважно, какого цвета у нее глаза. Ее необходимо вернуть домой. У нее дети. У тебя детей нет, поэтому у вас с ней разные ценности, но ты пойми ее все-таки! Она – мать, понимаешь? Не может она их бросить.

– Я заберу ее детей, – выдал Власов.

– Что?! А отца детей ты тоже заберешь? А какого мнения все эти люди, которые по фамилии Юрьины, которых ты хочешь разлучить, ты в курсе? Что ты мелешь всякую чепуху, Матвей? Тебе ведь на дух не нужны ее дети!

– Мне нужна она.

– Оттого, что ты ее держишь пленницей, она тебя не полюбит, как бы ты ни старался. Она свою любовь на Земле оставила.

Я собрался было начать длинную ругливую тираду, как вдруг 'Стремительный' потряс глухой удар. Завыла сирена. Матвей вскочил на ноги. Его туша успела опередить меня на выходе. Я вышел из каюты и скоренько отправился в медчасть. Я не исключал возможных ранений. Удар, сотрясший линкор, наводил на мысль о торпеде. Мимо меня пронесся Прыгунов, следом промчались штурманы. Все они исчезли в люке, легко скользнув по вертикальному трапу. Похоже, ребята затеют погоню за судном, которое нас торпедировало.

АЛИКА ЮРЬИНА

Первобытный ужас перед этим страшным человеком давно прошел. Мои первые страхи, темные, пещерные, тоже давно остались в прошлом. Теперь они приобрели конкретные очертания. Я снова стала его бояться, и расслабилась я совсем напрасно. Меня колотил озноб при одном только воспоминании о способностях этого мутанта. Он не мог быть человеком, я убедилась в этом. Теперь я точно знала, чего мне следовало опасаться. 'Стремительный' казался мне околдованным замком. Здесь все очарованы. Он держит всех с помощью своих способностей, поэтому люди так преданы ему. И профессор, и капитан Надыкто, и любитель баек Иваненко, и рыжая Мария – абсолютно все. Но как только иллюзия развеется, все до единого в ужасе разбегутся. Вот именно, разбегутся! Теперь я понимала, почему позволила себе расслабиться – потому что он постоянно действовал на меня, так же, как действовал на всех людей из своей команды. Теперь меня не ослепляли никакие иллюзии, и поэтому я знала, что делать. Бежать!

Яхта Гансона, которого я сроду не видала, являлась последней венерианской моделью, и мутант, воюющий на периферии Содружества, мог и не знать кое-каких технических нововведений в центре мира. Взломанный мною бортовой компьютер открыл мне многое из того, чего не было в толстом классическом учебнике. Яхты класса 'Парабола' могли самостоятельно передвигаться внутри такого большого корабля, как 'Стремительный'.

Я торопилась, волнение мешало сосредоточиться. 'Алика, возьми себя в руки!' – приказывала я себе. Тряскими руками я включила передние обзорные экраны. Передо мной предстала неуютная громада дока, тускло освещенная парой прожекторов. Остальные прожекторы бездействовали. Сумрак частично скрывал множество шлюпок и челноков, расположенных по всей площади двух стен наподобие сот, подъемные механизмы и вспомогательный внутрибортовой транспорт. Прямо по курсу зиял просторный коридор, по которому яхту перевели из шлюза вглубь 'Стремительного'. Жирно блестели рельсы. Освещение показалось мне недостаточным, и я врубила мощные прожекторы 'Феникса'. Док ослепительно вспыхнул, и прожекторы пришлось вырубить. Возня с освещением до крайности раздражала меня. Я торопливо открыла учебник. Я не все помнила, зато знала, где что в учебнике находится. Попутно я черпала информацию из компьютера. Запустила малый дизель. Яхта двинулась по рельсам вдоль коридора. В другое время я бы испытала удовольствие от послушания большого и сильного зверя. По пути я миновала ворота, открывшиеся при приближении яхты, и оказалась в большом шлюзе причала, наспех залатанного ремонтной бригадой после попадания кардианской торпедой. Ворота шлюза не открылись. Я отъехала от них и подъехала снова. Безрезультатно. В такие моменты я быстро соображаю. Даже быстрее, чем следовало бы. 'Феникс' имеет две пушки! Какая жалость, что не ракетные установки. Я торопливо застучала клавишами компьютера. Целиться было ни к чему, цель отливала сталью прямо перед выкатившимися дулами пушек. Прогремел выстрел. Звук я приняла не слухом, а всем телом. Яхту отбросило назад, к воротам переборки. Меня выбило из кресла, швырнуло вперед, потом на пол. Я в кровь разбила лицо. Считать царапины было некогда, я вскарабкалась обратно в кресло. Перед глазами стоял красный туман, сквозь который я разглядела, что второго выстрела не требуется. Путь был свободен. Я лихорадочно взялась за штурвал.

Яхта понеслась прочь от линкора. Очертания огромного корабля быстро растаяли в черноте космоса, но 'Стремительный' оставался на дисплее радара. Я совершила короткий прыжок в подпространстве, потом еще и еще. Длинные прыжки не давали никакого преимущества, скорость в подпространстве одинакова для всех – пять парсеков в час. Я петляла, выскакивая из подпространства и ныряя туда заново, только в другом направлении. Частые короткие прыжки нещадно дергали 'Феникс', тянули его то в одну сторону, то в другую. Одно дело, когда яхта совершает одиночные прыжки, которые проходят незаметно для организма. Другое дело – когда она выходит из подпространства и тут же ныряет вновь. Я и не догадывалась, насколько мне будет трудно. Меня замутило от перегрузок. После восьмого прыжка я остановилась. С меня хватит. В горле стоял ком.

Теперь меня точно не найдут. Я расслабилась. То, что меня не найдет вообще никто, в голову как-то не приходило. Зато я была твердо уверенна, что в бортовой компьютер 'Феникса' при регистрации судовладельца заложили программу возвращения в порт приписки. Подобные программы закладывают в компьютерный центр любой яхты для частного пользования. 'Феникс' по судовым документам значился в одном из космопортов Земли, и это было замечательно. Скоро я буду дома.

Однако я не ведала истинных возможностей современной техники. Я издала крик отчаяния, увидев в иллюминатор быстро надвигающиеся бортовые огни 'Стремительного'. Удрать от Власова оказалось делом хлопотным.

– Яхта 'Феникс', вызывает 'Стремительный', – заговорил эфир голосом Иваненко. Я снова 'запрыгала' в подпространстве. Я совершала прыжок за прыжком, на пределе своих физических возможностей, пока не начала терять сознание. Я остановилась. Зрение прояснилось, и первое, что я увидела в обзорный экран, были огни 'Стремительного'. И тут на моих глазах линкор исчез. Я потрясла головой, но 'Стремительный' не появился. Я перевела взгляд с обзорных экранов на дисплей радара – корабля не было и там. 'Да он же навесил маскирующее поле!' – осенило меня. Вооруженный до зубов исполин был рядом, а я его не видела. Мысли метались в поисках выхода. 'Феникс' медленно поворачивался вокруг своей оси. В обзорный экран вплыл безбрежный поток астероидов пополам с мелкими булыжниками. Бесформенные камни разного калибра на приличном расстоянии друг от друга мирно плыли мимо яхты почти с одинаковой скоростью. Я направила яхту к ним, погасила все освещение и затесалась в поле. Здесь громадное судно меня не достанет.

МАТВЕЙ ВЛАСОВ

– Сейчас на 'Фениксе' перегрузки – врагу не пожелаешь, – заметил Надыкто. Его замечание, сделанное будничным тоном, настроения мне не прибавило. 'Стремительный' снова и снова нырял в подпространство вслед за яхтой.

– Сумасбродная баба, – недовольно ворчал Иваненко после каждой безрезультатной попытки выйти с ней на связь. – Она бессовестно брешет, будто водит яхту по учебнику. Хоть бы догадалась гравитаторы вырубить, ей бы полегче было. Вышла бы на связь – я бы ей посоветовал.

– Уж я бы ей посоветовал, – буркнул Надыкто.

Я знал дословно, что думал капитан, с которым я сотрудничал уже два года. Что он, каперанг, на военном линкоре вынужден гоняться по космосу за… сумасбродной бабой. И бросить нельзя – бесчеловечно…

Приборы показывали наличие у яхты искусственного гравитационного поля. 'Стремительный' был оснащен защитой от перегрузок во время прыжков. На маленьких судах ее не устанавливают. Некуда и незачем. Я беспокоился. Алика могла потерять сознание от перегрузок. Если это произойдет в подпространстве, мы не сможем достать ее, а спятившие маломощные гравитаторы очень скоро разорвут яхту на части.

– Какая сейчас нагрузка на 'Фениксе'? – поинтересовался я у Надыкто.

– Восемь 'G'.

'Выдержит', – с сомнением думал я. С каждой минутой я мрачнел все больше.

– А что она от нас удирает? – подал голос Прыгунов.

– Потому что мы – бандиты, – сердито ответил я.

'Феникс' прекратил изматывающую скачку. Меня это не обрадовало.

– Навесь маскировку, – велел я Прыгунову.

Звякнул телефон, я ткнул пальцем в пульт видеофона.

– Вас профессор, – сообщил оператор внутренней связи.

– Давайте профессора.

'Опять нравоучения, только их мне сейчас не хватало', – с раздражением думал я.

– Есть разговор, – сказал мне Иван Сергеевич. – Подойди ко мне. Я рядом с рубкой.

– Позже.

– Сейчас.

В голосе Качина прозвенел металл. Я отправился к нему, злясь и недоумевая, что заставило его выдернуть меня из рубки в такое неподходящее время. Неужели и в самом деле нравоучения?

– Брось ты это дело, Матвей, – встретил меня Иван Сергеевич. Я набычился.

– Пусть возвращается домой. Это ее право, – добавил профессор.

– Она не вернется домой, – ответил я. – На борту нет ни капли воды и ни крошки съестного. Кроме того, она незнакома с астронавигацией.