Текст книги "Агрессор"

Автор книги: Любовь Безбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Я целенаправленно не предложил ей провожатого и добился желаемого результата: Алика молча покинула мою каюту, и вид у нее теперь был растерянный.

АЛИКА ЮРЬИНА

Я не имела ни малейшего представления, в какую сторону следует направить свои босые стопы. Когда я шла сюда за этим окаянным мутантом, я ничего не видела от страха. Я наугад сделала несколько шагов в ту сторону, где коридор был длиннее, и остановилась в нерешительности. Слепой сказал, что линкор имеет пять секторов. Я без труда вспомнила школьный курс космонавтики: сектор 'А' включает в себя все рубки корабля – ходовую, пилотажную, астронавигационную, рубку связи и прочие; сектор 'В' объединяет шлюзы различного назначения, причал, стыковочный комплекс, а также вакуумное оборудование и прочее хозяйство, с этим связанное. Сектор 'С' – жилищно-бытовой. Здесь находятся каюты, медчасть, камбуз, все столовые, оранжерея, комплекс для отдыха экипажа вместе с библиотекой, баней и массой тренажеров. Сектор 'Д' – самый большой, топливно-двигательный, включающий в себя гравитаторы и энергохозяйство корабля. Все просто. Что касается пятого сектора… Я предположила, что он включает в себя боевую рубку, орудийные башни, склады с оружием, торпедами и ракетами.

Пассажирские лайнеры, на мой взгляд, устроены сложнее, я знала их достаточно хорошо. Опасаясь, как бы Власов не вышел из каюты и не застал меня в ступоре, я быстро прошла вперед и в тупике наткнулась на люк. Заглянула вниз и увидела вертикальную лестницу. Возвращаться мимо памятной каюты не хотелось. Я подобрала полы халата и полезла в люк. Я не могла вспомнить, ходила ли я сегодня по таким трапам или нет. На пассажирских лайнерах ничего подобного не было. Мы часто катались на отдых всей семьей в разные уголки Содружества. Само пребывание на лайнере было отдыхом. Мои дети находились в бесконечном восторге, и так как глава семейства был труден на подъем, мне пришлось не раз обойти с детьми все закутки корабля, куда только пускали пассажиров. С тех пор как человечество отказалось от традиционного использования топлива и изобрело принципиально новые двигатели, проблема выведения на орбиту крупных масс и объемов отпала. На пассажирских лайнерах оборудовались бассейны, кинозалы, громадные каюты и рестораны, детские площадки и спортзалы. На борту типовых лайнеров шумели мини-парки, дополняемые принудительной вентиляцией воздуха. На судах экстра-класса размещались даже стадионы и корты. Пассажиры не желали перегрузок, неизбежных при длительном пребывании судна в подпространстве, отчего перелеты занимали значительное время. Они не хотели чувствовать себя в замкнутом пространстве, и поэтому конструкторов в последнюю очередь занимали вопросы объемов пассажирских лайнеров. Упор делался на комфорт. Экипажи прилагали немало усилий для развлечения пассажиров.

Я спустилась вниз по следующему трапу, потом еще по одному, затем несколько раз повернула, вернулась, как мне показалось, назад, поднялась по трапу в несколько ступеней и забрела неведомо куда. Настала пора смириться с тем, что я бесповоротно заблудилась. Мне стало досадно. Похоже, соображения комфорта пассажирских лайнеров к боевым судам не относились. В утробе линкора что-то угрожающе гудело и ворочалось, явственно пахло горелой изоляцией, вертикальные ступени трапов ощутимо вибрировали под ладонями, к тому же мне постоянно мерещилась несильная качка. Я безуспешно попыталась представить себе на этих трапах Власова. На вид он казался мешковатым увальнем. На боевом линкоре все служило для быстрого перемещения экипажа внутри судна из любого места в любую точку, вот только я не знала дорог. Я протиснулась в металлическую нору с откинутой крышкой. Это не корабль, это какие-то малопонятные металлические дебри! Я начала расставаться со стереотипом, будто военное судно устроено не слишком сложно. Ощущение качки между тем усилилось.

На днях мне пришлось убедиться, насколько мизерны мои познания в области космонавтики. Я поняла это как раз тогда, когда вышла на 'Фениксе' на орбиту Земли и обнаружила, насколько неохотно, запоздало яхта повинуется моим командам. Я даже с приличной долей паники подумала сначала, что у яхты неисправна рулевая система. Разумеется, я включила все обзорные экраны в рубке. Этого делать не следовало. На меня с пяти сторон обрушилась громада Вселенной. Пустота была впереди меня, слева, справа, над моей головой и частично под моими ногами. Я оцепенела от ужаса, ноги отнялись, и только немощь в ногах не дала мне трусливо удрать из рубки. Я в панике выключила все экраны сразу и долго не могла прийти в себя. После этого я решилась включить только экраны переднего обзора. Мне нравилось оформление рубки 'Феникса'. Бело-бежево-кремовая, с черно-белым пультом, она превосходно сочеталась с черным фоном работающих обзорных экранов, усыпанным серебром звезд. Эргономичный ложемент подстроился под меня и откликался на каждое мое движение, ничем о себе не напоминая.

…Качало, однако, ощутимо. Я вынуждена была ухватиться за покатую стену турбовидного коридора, куда меня занесла нелегкая. На ногах я держалась как-то нетвердо, будто твердь подо мной все время норовила ускользнуть из-под ног. Наверное, меня качало так от усталости и от всего пережитого.

…Диспетчеры космопортов ненавидят частные рейсы. Причину их ненависти я осознала в полной мере, когда при выходе на вторую космическую в обзорный экран вплыли габаритные огни грузового транспорта. Невидимая туша загородила собою часть звезд. Мне стало не по себе. На Земле мне некогда было разбираться, как работает автоматическое оповещение радара, что означают его сигналы, как запустить автопилот, и теперь я расплачивалась за незнание. Я не могла угадать, в какую сторону идет транспорт. Чтобы избежать возможного столкновения, я до упора положила штурвал в направлении, которое показалось мне наиболее свободным от громады транспорта. Судно приблизилось и неожиданно повернулось ко мне всей своей впечатляющей тушей, теперь уже ярко освещенной; гигантские фермы загородили мне весь обзор. Столкновения космических судов случаются, только редко. Человек так и не смог превзойти природу: птицы летают быстро, но не сталкиваются друг с другом или с чем бы то ни было.

А люди сталкиваются.

Я кожей и костями ощутила приближение смертного часа и покрылась липкой испариной. Волосы зашевелились не только на голове, но и на всем теле. Рубка взорвалась воплями диспетчеров и бешеной руганью связистов судна. Я безотчетно вцепилась руками в округлый рычаг штурвала, как утопающий хватается за любой предмет, подвернувшийся под руку, но я совершенно не знала, что мне нужно делать. И совсем ничего не соображала. Диспетчеры ревели мне координаты смены курса, я их не понимала. Этот кошмар продолжался до тех пор, пока мастодонт сам не убрался с моей дороги.

…Я рухнула в гудящий люк, как мешок с картошкой, и траектория моего бесславного полета пролегла параллельно вертикальному трапу. Непонятная сила отбросила меня в сторону. Я встала и огляделась. Безобразная путаница кабелей и металлических конструкций терялась в синеватом дыме, надсадно ревели невидимые трансформаторы, зубы дребезжали от невыносимой вибрации. Здесь было слишком тепло. Той же силой меня понесло в другую сторону, и я плюхнулась на четвереньки. Меня осенило – это настоящая качка! Удивляться было некогда, мне нужно было немедленно убираться отсюда. Кое-как поднявшись на ноги в узком проходе, я направилась к трапу, но меня швырнуло на горячие трубы. Я торопливо поползла от них на четвереньках. Выйдя из затяжного крена, отсек провалился в другую сторону, и я пролетела головой вперед через весь проход до упора. Мне посчастливилось ничего по пути не встретить. Больше я не делала попыток подняться. Вожделенный люк слабо маячил впереди меня в потолке, и я поползла к трапу, как была, на карачках. Отсек перевалился на другой бок, я плюхнулась пластом и поехала к трапу юзом. В носу першило от дыма, который к тому же разъел глаза.

Толстая дверь рядом со мной отъехала в сторону, и я увидела перед собой кошмарную морду. Я тут же поняла, что на лицо человека надеты защитные очки и респиратор, но взвизгнуть все же успела. Человек откинул респиратор и рявкнул, перекрывая мощный гул:

– Что ты здесь делаешь, черт возьми? И какого черта орешь?

Он вытирал ветошью засаленные руки. Я испытала огромное облегчение, убедившись, что я не одна в этой преисподней.

– Здесь аккумуляторная, ясно? – он задвинул дверь в аккумуляторную и крепко взял меня за локоть. Я неправильно истолковала его намерение и вырвалась. Правый борт стал верхом, левый – низом, и судовой инженер поймал меня за шиворот грязной лапой.

– Кто вы? – проорала я.

– Бортмеханик.

Он потащил меня к трапу.

– Мне на яхту надо, на 'Феникс'.

Механик молча подбросил меня на трап. Я повисла, справляясь с креном, и выбралась из люка. Наверху качало гораздо слабее. Механик повел меня запутанными ходами. На трапах я наступала на длинные полы халата, и механик бесцеремонно подпихивал меня сзади. Качало везде, иначе и быть не могло, только по-разному. В дебрях корабля качка была сильнее. Вибрация пронзала насквозь, до самых костей. Непрерывный шум действовал на нервы.

– Укачало? – посочувствовал мне механик. – Ничего, в этот раз ненадолго. Если сильно размахает, вырубим гравитаторы.

– И что будет? – насторожилась я.

– Как что? Невесомость.

'Только невесомости мне не хватало, – подумала я. – Впрочем, на яхте есть собственные гравитаторы, так что невесомость мне не грозит'. Я с облегчением закрыла за собой покореженный группой захвата люк 'Феникса'. Борта яхты начисто глушили шумы 'Стремительного'. Качка, однако, никуда не делась. Как будто мало было одной качки – вибрация проникала и сюда! Непрерывно дребезжала люстра из лисьенских камешков. Качка сильно подточила мою способность соображать. Шатаясь вместе с качающимися стенами, как пьяная, я отодвинула друг от друга все дребезжащие предметы. Крепления на 'Фениксе' не были рассчитаны для таких условий. Оставалось надеяться, что качка с вибрацией не сорвут на яхте что-нибудь жизненно важное. Я затолкала замусоленный халат в стиральную машину и включила ее. Зрение стало мне изменять, приходилось щуриться, чтобы ясно видеть предметы. Я подумала, что было бы неплохо покидать все по шкафам и ящикам, но вместо этого в изнеможении заползла под одеяло и прикрыла глаза. Облегчения я не испытала. Плохо, очень плохо! Вибрация вытрясала душу, все время хотелось крепко сжать зубы. А еще хотелось выползти из собственного тела. Пусть оно побудет без меня, полежит в углу, пока не кончится это безобразие. Скоро мне пришлось покинуть постель, чтобы поползти к туалету, потому что меня по-настоящему укачало.

Качка и вибрация кончились одновременно, измотав меня до предела. В моей каюте, в гостиной и в рубке 'Феникса' царил кавардак. Не мешало бы навести порядок, но мне не хотелось шевелить даже пальцем. Я лежала и плакала. Мне было плохо физически, а еще вспоминала свою семью и тихо страдала. Чувство потери сжимало горло. 'Попытка убийства' – это словосочетание утешало, успокаивало. Значит, Катя и Женя живы. Мне немного полегчало после качки, но на грудь навалилась знакомая тяжесть – оттого что вспомнились мои беды, и я лежала под одеялом и смотрела в потолок невидящими глазами.

ПРОФЕССОР КАЧИН

Алика открыла мне люк, даже не спрашивая, кто стучит. Поздоровалась сквозь зубы и засела за компьютер в гостиной спиной ко мне. Выглядела она прекрасно. Пышные пряди светлых с рыжинкой волос были тщательно уложены, на щеках играл легкий румянец. Я сел рядом с ней в кресло, которое буквально обняло меня. Интерьер гостиной 'Феникса' приятно удивлял утонченной роскошью. О лисьенской люстре когда-то мечтала моя жена, потом мечтали все мои невестки. Ребята с Лисьена верно поступают, изготавливая из лисьенского камня именно люстры. Они хорошо греют руки на этих люстрах. Мебель навеяла на меня далекие воспоминания. Когда-то и у меня в гостиной стояла мебель из дерева с планеты Сигизмунд. Сиреневая с желто-песочными прожилками, она постоянно хранила странное тепло. Впрочем, я давно отвык от роскоши. Яхта не принадлежала Алике, но дух ее присутствия уже незаметно отразился на обстановке.

– Как ты чувствуешь себя после качки, девочка?

– Сносно, – недовольно ответила Алика.

– Почему ты не спросила, кто стучит?

– Какая разница, кто из бандитов ко мне ввалится?

– Этим бандитом оказался я. Ты пропустила завтрак, ланч и обед. Может, ты хотя бы поужинаешь?

– Не хочу.

– Неправда, – мягко сказал я. – Я приглашаю тебя на ужин.

Алика метнула в меня косой взгляд и снова уставилась в компьютер.

– Я не внушаю тебе никакого доверия, это понятно. Но все же составь мне за ужином компанию. Ты человек новый, а мне, старику, хочется поговорить. Потом ты можешь посещать столовую в полном одиночестве.

Она повернулась ко мне:

– Вы действительно тот самый профессор Качин, который пропал без вести лет двадцать назад?

– Да, это я, – довольно улыбнулся я, польщенный ее вниманием.

– И давно вы здесь?

– С самого начала. Мы с Матвеем двадцать лет вместе, Алика.

Это ее не утешило. Она закончила игру, встала и надела туфли на высоком (высоченном!) каблуке. Я уставился на эти туфли.

– У тебя больше ничего нет, кроме… этого? Здесь крутые трапы.

– Только это. А кроме халата есть еще очень короткая юбка и прозрачный топик. Знаете ли, на бретельках, – вызывающе сказала Алика.

Я рассмеялся.

– Сними туфли, лучше босиком. Палуба теплая. Сейчас мы что-нибудь найдем для твоих маленьких ножек. У меня в медчасти есть сестричка, она твоего роста. Сейчас мы к ней заглянем.

Но сначала я провел ее в свое государство, пахнущее лекарствами и стерильностью, и дал ей пузырек.

– Вот тебе средство от укачивания. Оно тебе еще понадобится. С ним ты больше не будешь мучиться. Право же, надо было дать его тебе сразу.

– Спасибо, – поблагодарила Алика, немного оттаивая.

Я провел Алику в гости к Лоле. Чернявая Лола с огромными оленьими глазами пинком распахнула металлический шкаф:

– Вот. Вся одежда на 'Тихой гавани'. Там от нее шкафы трещат. А здесь одни штаны и все серое. Есть альтернатива – медицинский халат.

Лола швырнула Алике джемпер и брюки, и та сразу переоделась, не обращая на мое присутствие никакого внимания. То ли снова вызов, то ли доверие как к старому медику. Влажные очи Лолы переместили фокус на ее босые ноги, и медсестра выпнула из-под кровати чешки:

– Обувайся.

– Что за 'Тихая гавань'? – спросила Алика, которая в обществе женщины заметно расслабилась.

– У нас на флоте почти все семейные, – небрежно пояснила Лола. – 'Тихая гавань' – пассажирский лайнер. Власов захватил его, когда лайнер порожняком перегоняли со стапелей Трейн-Данского завода на орбиту Венеры. Теперь на лайнере живут дети и жены, которые не имеют к космонавтике никакого отношения. Любому из нас путь домой заказан, вот и живем семьями прямо в космосе.

– Это ужасно, – заметила Алика.

– Что тут ужасного?

– Ужасно то, что нельзя вернуться домой.

– Я свой дом и не помню, – беспечно махнула рукой Лола. – Помню только, что я родом с Марса. Меня увезли оттуда еще совсем маленькой. Мама живет на 'Гавани', папа – здесь, на флагмане.

– И они не хотят вернуться?

– Еще как хотят. Все хотят вернуться, кто помнит свой мир. Но возвращаться никто не торопится.

Лола не слишком-то нас понимала. Увези ее самое с корабля на любую планету, и она будет жить в такой же тоске, ее будет тянуть домой, в космос. Равно как любого из детей, родившихся на 'Гавани'.

– Только почитайте, что пишут, Иван Сергеевич! – Лола потрясла мельтешащими листами с распечатками новостей и процитировала: '…и управление космическими кораблями на принципиально новой основе, с помощью биотоков человека. К этой роли как нельзя лучше подходим… – тут Лола не удержалась и хохотнула. – …подходим мы, люди с паранормальными способностями'.

Мы втроем так и покатились от смеха.

– Постойте, – спохватилась Алика. – А разве ваш Власов не с паранормальными способностями?

Тут мы с Лолой захохотали с новой силой.

В столовой я усадил Алику в самый дальний угол и заслонил ее своей худой спиной от любопытных взглядов. Лола выбрала столик далеко от нас в обществе огненно-рыжей Марии и Иваненко. Лола то и дело с интересом смотрела в сторону Алики, Мария же, как и следовало ожидать, сохраняла полное внешнее равнодушие. Толстый связист развлекал женщин анекдотами, которых знал неимоверное количество.

– Вас тоже похитили? – спросила меня Алика.

– Меня никто не похищал. Я здесь добровольно.

Алика презрительно фыркнула и занялась ужином. Я говорил всякую ерунду, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей.

– Я живу на 'Тихой гавани', – рассказывал я. – Но сейчас, во время боевых походов, я нужнее здесь. А сколько людей я излечил от космических вирусов… А знаешь ли ты о том, что первые астронавты возвращались из длительных перелетов с лицами землистого оттенка? Организм человека страдает от недостатка солнца и свежего воздуха. Теперь на судах размещают очистители и обогатители воздуха и специальную аппаратуру, которая обеспечивает людей необходимой солнечной энергией. Ты меня не слушаешь!

К сожалению, я был прав. Она обо мне забыла и ни слова не услышала. Очаровательный золотистый завиток падал ей на лоб с тонкой матовой кожей. Хороша, очень хороша! Жаль было огорчать ее, но ничего не поделаешь.

– Я провожу тебя в каюту Матвея, чтобы ты не заплутала в наших переходах.

– Какого Матвея?

– Матвея Власова. Он собрался побеседовать с тобой после ужина.

Она заметно побледнела и украдкой оглянулась по сторонам. Я сердился на Матвея и за ее страх, и за то, что он лишил ее возможности обедать на яхте. Я подхватил ее за локоток и повел из столовой.

АЛИКА ЮРЬИНА

Я снова увидела Власова, который твердо стоял посреди каюты, и сердце мое оборвалось. Я опасалась, что Слепой заметит мое состояние, села без спроса, приосанилась, закурила с независимым видом и пошире расставила локти, чтобы занять в каюте врага как можно больше пространства. В этот раз я уже была в состоянии рассмотреть каюту владельца линкора как следует. Собственно, смотреть было не на что. Стол, несколько компактных кресел; встроенный шкаф, стеллаж во всю стену с закрепленными книгами, привинченный к полу, книги – в основном техническая литература; несколько видеофонов внутренней связи и один – внешней; биоэлектронный компьютер; голый зеленоватый пол, как в коридорах, вход во второе помещение каюты; летучая мышь на лампе, дремавшая вниз головой, красивая и безобразная одновременно. В каюте по-прежнему царил полумрак, хозяин берлоги не включал верхний свет из-за мыши. Я уже привыкла к неоправданной роскоши убранства 'Феникса', разница между ним и каютой Власова каждый раз меня ошеломляла.

Интересно, Слепой пират действительно слепой или нет? Он не производил впечатления слепого. Власов стоял посреди каюты, и мне казалось, будто он занимает в ней все свободное пространство. Габариты ему создавал явно не жир, впечатление мешковатости было обманчивым.

– Как вы перенесли качку? – мирно спросил Власов.

– Ваш профессор дал мне какое-то зелье от качки. Вот, – для пущей убедительности я продемонстрировала флакон, который дал мне Качин.

– Вам он пригодится, – сказал Власов и уселся за стол напротив меня. – Вы еще раз убедили меня в своей способности терять ориентацию в самых неподходящих местах.

Я порозовела. Знает!

– Куда вы держали путь на 'Фениксе', пока не заблудились?

– Теперь это уже неважно.

Власов проигнорировал мое замечание.

– Такое впечатление, что никуда, – констатировал он. – Вы имели хоть малейшее представление, где вы находитесь? С астронавигацией незнакомы, а лезете в дальний космос. А вы знаете, что люди, которые не знают своих координат в космосе, назад не возвращаются? Их не могут найти.

От его вопросов я чувствовала себя неловко, как нашкодившая школьница, и это чувство вытеснило остатки страха. Я решила отвлечь его от моей персоны.

– Отчего была качка? – светским тоном спросила я.

– На самом деле линкор не качало, – охотно ответил Власов. – Когда судно долго перемещается в подпространстве, гравитаторы начинают 'пошаливать'. Гравитационное поле 'гуляет' и создает иллюзию качки.

– До чего же она реальна, – пожаловалась я. – Как и вибрация, кстати.

– Привыкайте.

– Значит, я здесь надолго?

У меня упало сердце. Власов смотрел на меня сквозь черные очки, как мне казалось, задумчиво. Я беспокойно заерзала в кресле.

– Вы и вправду слепой?

– Я прекрасно вижу.

– Зачем вам тогда черные очки?

– Мой взгляд смертоносен.

Я недоверчиво усмехнулась. Он сказал:

– Через час 'Стремительный' войдет в подпространство. Надолго. Будет качка. И вибрация тоже.

– Надолго? Мы летим куда-то далеко?

У меня до слез защемило в груди. Мне казалось, что чем дольше я в пути, тем больше я отдаляюсь от Земли, от детей. Зачем, почему я их бросила там, на Земле?

– Мы направляемся к Зарбаю. Будет бой, и я прошу вас не покидать пределов 'Феникса'.

Неужели он пригласил меня только для этого? Я состроила брезгливую мину.

– Я желаю только одного – вернуться домой. Мне до ваших мелких войн нет никакого дела.

– На Земле вас ждут. Для вас приготовлено место в камере, куда вас и водворят.

– Почему вы так решили? – оскорбилась я. – Откуда вы знаете, что меня ждет?

– Я мог бы знать и больше, если бы вы были разговорчивее. Я до сих пор не знаю, что вы из себя представляете. Но мне сейчас тоже не до ваших проблем. О них мы поговорим позже. Сидите пока на 'Фениксе'. Во время боя вам нечего делать на 'Стремительном'. Я не желаю садить вас под замок и поэтому надеюсь на ваше благоразумие. Еду вам принесут, когда механики включат гравитаторы.

Я сразу поняла, к чему Власов упомянул гравитаторы.

– На 'Фениксе' мне никакая невесомость не грозит, – с тоном превосходства заявила я. Мне было приятно сознавать, что я не во всем завишу от Власова с его линкором.

– Печальное заблуждение, – ответил на это бандюга.

– Почему же?

– Потому что гравитаторы на 'Фениксе' отключены.

– Я их не отключала. А если их отключили без моего ведома люди из вашей команды…

– Мои люди только обыскали яхту на предмет оружия, и все. Ваши гравитаторы отключились автоматически под воздействием гравитационного поля 'Стремительного'.

– Они включатся снова, – поморщилась я, желая закончить разговор. Власов снисходительно улыбнулся и сказал:

– На 'Стремительном' мощные глушители, милая Алика. Вместе с гравитаторами линкора они подавят и гравитаторы яхты. Так что будьте готовы к походной жизни.

Я расстроилась окончательно. Только вот капризничать было не перед кем.

– Почему вы не позволили мне обедать на яхте? Я не хочу ходить в столовую.

– Почему?

– Да потому что на меня пялятся! – разозлилась я. – Я вовсе не желаю быть объектом внимания. Я могу только догадываться, что тут обо мне думают.

– А я не желаю, чтобы вы замыкались в полном одиночестве на своей яхте. У вас должна быть возможность общаться, иначе вы одичаете и разучитесь говорить. Смею заверить, что мои люди ничего плохого о вас не думают.

Я снова не могла понять, шутит он или говорит всерьез. В том состоянии, в котором я находилась в последнее время, я почти не воспринимала шуток, и его заявление о том, что я могу одичать от одиночества, я восприняла на полном серьезе. Оно повергло меня в уныние.

– Сколько еще вы намерены меня здесь держать? Неужели так долго, что я успею одичать? У вас нет возможности отправить меня домой? Извините, но в это я не верю.

– У меня есть возможность отправить вас домой, но не сейчас. Я не собираюсь лишать вас надежды. А еще я не собираюсь нарушать ваши права, можете мне о них не говорить. Не желаю слушать банальности. Останетесь ли вы в моей команде на 'Тихой гавани' или отправитесь домой, зависит в первую очередь от вас. В данный момент я никуда вас не отправлю, потому что, повторяю, мой флот готовится к бою. Возможно, вы еще долго не покинете 'Стремительный'.

Власов говорил мне о том, что его флот готовится к какому-то мифическому бою, а сам, расслабившись, развалился на своем крепком стуле. Я ему не поверила. Он явно хотел поговорить со мной еще, но я не собиралась поддерживать разговор, загасила сигарету и встала. Привычка командовать взяла верх, и он сказал:

– Можете идти.

Как будто я не могла уйти без его команды! Это рассмешило меня, и я сказала:

– Вам надо готовиться к бою. Не буду отнимать у вас драгоценное время.

Пожалуй, в моем положении хамить не стоит, хотя схамила я сквозь искренний смех, который тщетно пыталась подавить. Я не ожидала, что мне станет смешно. Нервы расшатались вконец. Я поспешно убралась восвояси. В прошлый раз я тряслась от страха, в этот раз от смеха. Как ни странно, Власов мне симпатизировал. Было в нем что-то подкупающее. И еще: я перестала его бояться. Больше он не казался мне страшным.

Когда я покинула каюту Власова, я ощутила небольшую качку. Видимо, во время разговора со Слепым мне было не до нее, раз я ее не заметила.

С профессорским зельем я переносила псевдокачку гораздо легче. Вибрация оставалась такой же мучительной. Лисьенская люстра – сильно уменьшенная копия люстры в гостиной – непрерывно дребезжала. Качка загнала меня в кровать, потому что оставаться на ногах стало невозможно. Невозможно стало даже передвигаться на четвереньках. И главное, невозможно было предсказать, в какую сторону 'провалится' линкор в следующий раз. На душе длились сумерки. Я строила всевозможные варианты, как узнать о здоровье мужа и детей. Выздоравливают ли они или, возможно, умерли?

Затяжные провалы прекратились вместе с вибрацией, зато наступила невесомость. Я медленно воспарила над кроватью вместе с одеялом. К такому обороту я не готовилась даже несмотря на предупреждение Власова, которому я не очень-то поверила. Я бестолково потолкалась между зеленоватыми переборками каюты, не зная, куда девать собственные конечности. Одеяло предательски покинуло меня. По инерции я медленно дрейфовала к потолку, где мне пришлось уворачиваться от люстры, выполняя бестолковый акробатический номер. Никаких ламп в люстре не было и в помине. Лисьенские камешки, получив энергию, светились сами. 'Слезы' теперь брызгали с люстры в разные стороны. Очень красиво. Мне удалось укрепиться на потолочных выступах, служивших украшением, я повисла 'вниз головой' и возомнила себя летучей мышью, как раз такой, какую я видела у Власова в каюте. Убивая время, я баловалась с люстрой, подставляя ладони под непрерывный 'светопад' с лисьенских камешков.

Эта пытка продолжалась почти всю корабельную ночь, во время которой я не сомкнула глаз. Гравитаторы разгонялись постепенно, так же постепенно приходило приятное ощущение тяжести столь любимого тела. Наконец не качало, не вибрировало, не тряслось, не дребезжало, и наконец я нахожусь на палубе! Нос был заложен. Ползком я подтащилась к зеркалу и одурело уставилась на свое одутловатое лицо. Оно мне не понравилось. Я капризно отвернулась от собственного отражения, подобрала вероломное одеяло и сонно зевнула. Больше невесомости я не хотела.

Завтрак мне принесла узкокостная, огненно-рыжая девушка лет восемнадцати. Ее пламенные волосы озарили гостиную яхты. Ее лицо и руки были сплошь усыпаны веснушками, светло-карие глаза обрамляли рыжие пушистые ресницы. Она улыбалась куда-то внутрь себя и имела несколько отстраненный вид, будто этот человек жил в своем собственном замкнутом мире, не особенно высовываясь наружу. Она была настолько притягательна, что я не удержалась и расплылась в улыбке. Она передала мне контейнер с завтраком.

– В десять утра принесу ланч, – сказала она.

– Разве нельзя поесть в столовой?

– Идет бой. Меня во время боя отстраняют от дежурств, потому что я, видите ли, женщина.

Я недоверчиво пожала плечами. Какой бой? Было тихо.

Рыжая повернулась, чтобы уйти, но тут сильный толчок поверг нас обеих наземь. Я тут же вскочила на ноги, паникуя.

– Что это? Что? Что это было?

– В нас попали торпедой.

Рыжая очутилась на ногах быстрей меня. Она склонила голову, будто прислушивалась. – В причал угодили.

Она быстро, почти бегом, покинула яхту. Почему она решила, что угодили именно в причал? Я осталась одна наедине со своими страхами, чувствуя себя почти погребенной заживо.

МАТВЕЙ ВЛАСОВ

Я сожалел, что она ушла. Обычная одежда экипажа открывала гораздо больше, чем просторный мужской халат, но все равно недостаточно. Фигура выглядела захватывающе, маленькая, ладная, стройная. Джемпер слегка обтягивал высокую грудь. Ее пластика мешала мне трезво мыслить, каждый ее взгляд пронзал меня, как нож. Мог ли я предполагать, что так крепко сяду на мель? Я представил себе, какая у нее гладкая и теплая кожа, как вздрогнет ее упругий мускул под моей ладонью… Я с досадой встряхнул головой, отбрасывая непрошенные мысли. На защиту Зарбая встал почти весь флот Солнечной Федерации, подкрепленный флотом самого Зарбая. Разведчики донесли соотношение единиц противника и его расположение в зоне планеты. Земля не рискнула выставить весь свой флот. С точки зрения защиты самой Земли, это было оправданно. Зарбай имел весьма жиденький военный флот, но зарбаяне переоборудовали под военные корабли все свои коммерческие и пассажирские суда, приостановив на время лихолетья жизненно необходимые перевозки. Шутить они не собирались. Бой обещал быть жестоким и кровавым. Захлебнется кровью медчасть 'Стремительного', хотя смерть в космосе чаще всего мгновенна. Я не исключал, что зарбаяне при поддержке земной столицы будут стоять насмерть, и их придется разбить наголову. Я мрачно хмурился. Отказаться от Зарбая значило не выполнить ультиматум. Я направился в рубку.

– Курс на Кардабай, – приказал я Надыкто.

Надыкто начал быстро отдавать приказания. Наш флот в неполном составе устремился к Кардабаю.

…Как она чувствует себя, непривычная к обыкновенным нагрузкам?..

Кардабай тоже входил в условия ультиматума. Я надеялся поражением Кардабая немного остудить пыл зарбаян. Кардабай тоже готовился к нападению. Правда, без поддержки Земли и, разумеется, без какой-либо поддержки Содружества. Кардабай получит по заслугам, ведь его флот, в свою очередь, тоже не пришел на помощь соседям, когда они со мной воевали. На нашей стороне стояли внезапность, численный перевес, скорость и дисциплина. Кардабай смог выставить против нас военную эскадру в 26 кораблей, моя эскадра, шедшая на Кардабай, составляла 49 судов. Кардиане знали о численности вражеского флота, поэтому, стоило нашим кораблям появиться на их радарах, кардиане обстреляли нас ракетами дальнего действия. Этим они нарушили Кодекс, запрещающий применение подобных ракет вблизи населенных и пригодных к жизни планет. Наши артиллеристы без труда перехватывали ракеты в середине полета. Мы пока не стреляли, стремясь подавить противника демонстрацией мощи. Крылья нашего флота изогнулись спиралью на виду у противника. Эскадра Кардабая непрерывно извергала огонь, как извергает лай маленькая напуганная шавка. Я вышел на связь с флагманом кардиан и предложил сдаться. В ответ кардиане только усилили обстрел. Сквозь строй кардабайских судов со стороны планеты навстречу нам понеслись раскаленные добела 'веретена' – на Кардабае заработали наземные установки противопространственной обороны. На вылете из атмосферы температура 'веретен' достигала десяти тысяч кельвин. Наши корабли маневрировали, уворачиваясь от 'веретен'. Уничтожать эти снаряды ракетами было довольно опасно: 'веретена' распадались на несколько крупных осколков, летящих по отдельным непредсказуемым траекториям, способных пробить обшивку корабля за счет температуры и скорости. Шесть наших кораблей на время отошли в сторону, извергая ослепительно-белые огненные струи.