Текст книги "Нива жизни Терентия Мальцева"
Автор книги: Луиза Гладышева
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Конечно говорю, а как же? – спутник еще не догадывается, к чему клонится разговор.
– И правильно делаете, говорить надо, внушать надо, объяснять, – не торопясь, плавно произнося слова, одобряет Терентий Семенович и сразу вопрос в лоб: – Только не поверит ведь ученик, если ему учитель внушает одно, а делает другое, а?
– Не поверит! – учитель выбрасывает в окно измятую сигарету.
– С родителей, с воспитателей надо начинать воспитание. – И полилась, покатилась беседа под стук вагонных колес – неторопливая, раздумчивая.
– Счастье в самом человеке. В том, как он относится к работе, к людям. Надо учить любить. Любить Родину, землю, труд. Любить детей, родителей, весь великий окружающий мир. Любить природу.
И следующее слово Терентия Семеновича
о природе.
– Красота и ценность нашей природы, если о ней не заботиться по-настоящему, быстро падают. Каждого честного человека не может не беспокоить то, ради чего мы живем – будущее нашей страны и новых поколений. Богатства наши не безграничны. И приспело время, когда человеку необходимо взять под свою защиту и леса, и поля, и реки, и обитающую в них всякую оставшуюся живность.
Сказав «оставшуюся», Терентий Семенович не оговорился. В его памяти живы картины, когда леса и поля вокруг изобиловали и дичью и зверем. Сейчас редкостью стали глухарь, куропатка, тетерев и даже когда-то самый многочисленный обитатель Зауралья – заяц. Не слышно песен жаворонка, редко заметишь журавля или цаплю. Оскудела природа на его глазах, и от этого особенно горько.
Тому есть несколько причин, – считает Мальцев. Первая – она же и наиболее сложная для разрешения проблема – прекратить неограниченное применение ядохимикатов в сельском хозяйстве для борьбы с вредителями и сорняками. Казавшееся сначала добром обернулось теперь трудно поправимым злом. Поедая отравленных насекомых, зерно, погибают представители фауны. Ядохимикаты уничтожают и разрушают микрофлору почвы. Накапливаясь в культурных растениях, они пагубно влияют и на здоровье человека. Как бы ни легко было с помощью ядохимикатов уничтожать сорняки и вредителей, настала пора бороться за чистоту и плодородие полей с помощью повышения культуры земледелия, совершенствования агротехнических приемов. Основой устойчивых урожаев считает он достаточное количество в севообороте паров. За наличие паров в колхозе, в районе, области боролся и борется неустанно. Вот и беседа с журналистами «Правды» была посвящена этому, и статья «Как нам быть всегда с хлебом», которую написал, вернувшись из Москвы.
Другая, не менее сложная задача – упорядочить действия членов добровольного общества охотников и рыболовов. Терентий Семенович выступает против не промысловой охоты, а так называемых охотников и рыболовов-любителей.
Как-то встретил он такого любителя с ружьем в ближайшем от села лесу. Охотник пожаловался: «Что же такое получается, Терентий Семенович? Весь день по лесу ходил, а всего лишь одного зайца встретил». Спросил его Терентий Семенович грустно: «И того, поди, убил?» – «Убил», – ответил охотник. «Да, – вздохнул Мальцев, – пожалуй, недалек час, когда и заяц, как редкое животное, попадет у нас в Красную книгу».
И еще одна проблема появилась вместе с ростом нашего благосостояния. Все больше в личном пользовании горожан и селян автотранспорта. И все больше тяга людей к природе. Но как часто «общение с природой» обращается в непоправимое бедствие: всепозволительность, безнаказанность ведут к опустошению и разорению флоры и фауны. Не всем «любителям» природы достает сознания и совести не ездить по посевам, не разжигать костров, не подрубать березы из-за глотка сока, не вырывать с корнями цветы, ягоды, грибы, не оставлять на полянах и лужайках мусор.
Поделившись этими беспокойными мыслями в передачах Центрального телевидения, в выступлениях в печати, в беседах с трудящимися, Терентий Семенович получал и продолжает получать тысячи писем от людей разных возрастов и профессий. Советских людей кровно волнует не только свое родное поле и растущий в их местности лес, а решение проблемы в государственных масштабах, и чем скорее это будет сделано, тем меньше будет затрат и потерь.
ЛЮДЯМ
Он по-прежнему встает раньше всех в селе – в три-четыре часа утра. Включает чайник, а когда вода закипит и крышка начнет прыгать, заваривает в стакане чай – тот самый, «мальцевский», о котором рассказывают легенды, а наслышанные просят: «Расскажите, Терентий Семенович, как вы завариваете чай».
Днем в доме бывает много разных людей: соседи, с опытной станции или из правления колхоза, приезжие. Но сколько бы ни явилось гостей – каждому найдется стакан или чашка и всегда прежде чем перейти к разговору – долгому иль скорому, – чай. Такое здесь гостю уважение.
Но ранний утренний чай, за редким исключением, Терентий Семенович пьет один. Завтрак его, как, впрочем, и обед и тем более ужин, – не обилен. Пара вареных вкрутую яиц, бутерброд с сыром и маслом. С едой управляется быстро, чай пьет медленно, наслаждаясь, но большими глотками: «Иначе вкуса не ощутить».
Позавтракав, выходит во двор. Здесь работа для него в любое время года: зимой убирает снег, сдалбливает наледь у колодца, воду из которого берет чуть ли не полсела, весной копает огород, летом подметает двор, улицу, снова возится в огороде, а уж осенью – копать картошку, морковь дергать или мак ставить снопами на просушку вдоль забора, капусту рубить – сама отрада. Поработав так часа два или три, возвращается в дом, где уже хлопочет у печи дочь Анна.
– Здравствуйте, Анна Терентьевна! – обращаясь к дочери, улыбается с порога отец. – Все ли ладно, как здоровье? Хорошо, так хорошо.
И идет к себе. Просторная комната на четыре окна заставлена книжными шкафами вдоль стен и шкафами же делится на две неравные части. В одной – кабинет с двумя письменными столами, в другой – спальня. Широкая деревянная кровать застлана высоким тюфяком и шерстяными одеялами, в изголовье – высокие тугие подушки. Хозяин любит тепло, а здесь, в прогреваемой батареями водяного отопления и печью, упрятанной за шкафами спаленке, зимой бывает до тридцати семи градусов. Человеку непривычному вряд ли выдержать такую «сауну», а ему сухая жара в самый раз. Удивительно крепок его могучий организм. Мальцев не страшится ни самого крепкого мороза, ни самой сильной жары. Зимой удовольствия ради ходит босым по снегу. Одного лишь остерегается – сквозняков.
Трудно выбрать неделю от понедельника до понедельника, которую Терентий Семенович всю находился бы дома. Частые поездки по депутатским делам или работе опытной станции, по колхозным нуждам или заботам района, бывает, надолго отрывают его от обычных повседневных дел. Раньше ездил поездом, а сейчас чаще стал летать самолетом: успеть надо много, а в сутках по-прежнему всего двадцать четыре часа. Поездка в Германскую Демократическую Республику в составе пропагандистской группы ЦК КПСС; в Москву на очередной пленум правления общества «Знание» РСФСР, членом президиума которого является уже несколько лет; доклад на выездной сессии Всесоюзной сельскохозяйственной академии имени Ленина в Новосибирске; знакомство с лучшими хозяйствами по разведению племенного крупного рогатого скота в Латвии; беседа с инженерами на Ростсельмаше: как скорее поставить комбайны на гусеничный ход для работы в условиях Сибири; выступление перед слушателями Академии общественных наук при ЦК КПСС; прием делегации Монгольской Народной Республики и встреча с учеными-селекционерами из США по проблемам генетики – и другие встречи, поездки, беседы, выступления…
Терентия Семеновича узнают всюду: в поезде и на улице, в магазине и в московском метро. Высокий, чуть сутуловатый, в неизменной косоворотке или гимнастерке гражданского покроя, аккуратно заправленной под широкий кожаный ремень, он сразу выделяется из массы людей. И прежде всего – внимательным, добрым взглядом. С ним здороваются знакомые и незнакомые люди, и он, отвечая на приветствия, кланяется, улыбается, благодарит за добрые пожелания.
…В перерыве между заседаниями XXV съезда партии Терентий Семенович присел отдохнуть в холле Дворца съездов.
– Товарищ Мальцев, не узнаете? – седоволосый, среднего роста улыбающийся мужчина протянул руку.
– Знакомое обличье, а сразу не признал, – смутился Терентий Семенович.
– Цеденбал из Монголии! – отрекомендовался гость съезда. – Давненько мы с вами не виделись!
Обнялись, поцеловались. Товарищ Цеденбал присел рядом. Весь перерыв проговорили. Монголия осваивает целинные и залежные земли, много трудностей. Раньше в стране никогда не было своего хлеба, сейчас полностью обеспечивает себя зерном, овощами, картофелем, кормами для скота. Монгольские земледельцы применяют мальцевскую систему обработки почвы.
– Приезжайте, Терентий Семенович, – приглашает Первый секретарь ЦК МНРП, – будем очень рады. А к вам приедут наши специалисты, раскройте, пожалуйста, свои секреты.
– Разве есть от друзей и братьев секреты? – Терентий Семенович широко раскрывает руки. – Приехать-то к вам очень хочется, далековато вот только.
…В гардеробе Свердловской областной клинической больницы утомленный ночным дежурством врач, заметив Мальцева, поспешно ставит на скамью портфель и бросается помочь снять пальто.
– Здравствуйте, Терентий Семенович, не заболели случаем?
– Здравствуйте, здравствуйте! Спасибо, не беспокоитесь. Я здоров, а вот мальчика нашей колхозницы к вам на операцию привезли. Сами кто будете? Знать, встречались где-то?
– Хирург я, Терентий Семенович. Встречаться не довелось, а знаю вас. За мальчика не волнуйтесь, все будет хорошо.
…В столичном гастрономе, куда Терентий Семенович зашел купить на дорогу пряников, многолюдно. Как всегда, встал в очередь и терпеливо ждал, обдумывал, что еще надо успеть сделать до отъезда. Вдруг очередь расступается:
– Пожалуйста, проходите!
– Что вы, что вы? У меня есть время!
Но кассир, пожилая женщина, уже поднялась из-за кассы.
– Товарищ Мальцев, прошу вас!
Выбивая чек и отсчитывая сдачу, шутя выговаривает:
– С двумя Звездами и в очередь! Да таким людям – почет и уважение. Спасибо, что к моей кассе встали. А я вас сразу узнала и покупатели тоже. Спасибо вам за все, что вы делаете.
…Терентий Семенович ехал в Курган на слет юннатов. Неожиданно что-то заскрежетало, застучало, и машина остановилась. Всегда спокойный и невозмутимый шофер Афанасий Михайлович виновато взглянул на Мальцева.
– Возвращаться придется нам, Терентий Семенович, поломка серьезная.
– Возвращайтесь, конечно. Дозвонитесь до колхоза, за вами приедут, а мне никак нельзя. Мне к ребятам на слет надо.
И он пошел по обледеневшей, припорошенной снегом дороге, скользя легкими на тонкой кожаной подошве туфлями. Ветер насквозь прошивал демисезонное пальто, начался снег с дождем, и, как назло, не догоняла ни одна попутная машина. Шел уже несколько километров и ворчал про себя, что не успеет дойти, опоздает и как же расстроятся ребятишки, не дождавшись.
Рейсовый автобус нагнал его далеко, где не было ни жилья, ни автобусных остановок со спасительной крышей над головой.
– Товарищ Мальцев?! – изумился шофер, открывая дверь.
– В Курган, дорогой человек, спешу, в Курган. Ну как, прибавим ходу чуть-чуть? – попросил, усаживаясь на переднее сиденье, и хлопнул с досадой крышкой карманных часов. – Нет, чтобы сегодня вперед убежали, так ведь всегда из секунды в секунду. – И, помолчав, добавил: – Хорошие часы, челябинские мастера делали.
Когда автобус въехал в город, до открытия слета оставалось несколько минут. Теперь уже все пассажиры волновались и, забыв про свои дела, дружно попросили шофера: «Давай сначала к театру, а?»
Шофер рассмеялся: «А я вас хотел о том же просить».
– Благодарю, товарищи! – Терентий Семенович поклонился людям, крепко пожал руку шоферу.
О чем он будет говорить сегодня с ребятами?
О том, чтобы набирались знаний и учились любить землю, чтобы, принимая заботу общества, учились отдавать. Он расскажет о встречах своих с любимым народом Всесоюзным старостой М. И. Калининым и военачальником К. Е. Ворошиловым, с маршалом Г. К. Жуковым и писателями И. Г. Эренбургом и М. А. Шолоховым, с Вальтером Ульбрихтом и Густой Фучиковой – он поделится всем, чем так богата его жизнь.
Память Терентия Семеновича отчетливо хранит все даты, имена, фамилии, события. И, рассказывая о великих людях и великих событиях, он вспомнит непременно Пимена Мальцева из своего села. Пимен батрачил и не имел земли, а когда вступил в колхоз, то так радостно работал, с таким азартом, что никто за ним угнаться не мог. Началась война, и ушел Пимен на фронт. Убили фашисты лучшего колхозника, лучшего работника…
Воспоминания уводят Терентия Семеновича далеко, в молодые годы, на то поле, которое он пахал с отцом. Выросли сейчас березы на заветном отцовском поле, целый лес молодой стоит. Вот они где, его корни, здесь черпает он силы душевные и физические.
В большом личном архиве Терентия Семеновича нет ни дневниковых записей, ни мемуаров. На это не оставалось времени. Лишь несколько листков автобиографии да отрывочных записок об истории села Мальцево, об отце, о первой мировой войне и возвращении на родину. И без того неполные, они обрываются на самом начале двадцатых годов.
И есть еще один листок, помеченный одиннадцатым июля, без указания года. Под числом написано: «Курганская областная больница». Тогда Терентий Семенович лежал на операции. Необыкновенный по человечности и силе любви к людям этот документ невозможно не привести.
«Наступает третья бессонная ночь. Безызвестность состояния здоровья страшно меня беспокоит. Видимо, до тринадцатого числа я ничего не узнаю. Причем боюсь узнать. В эти часы и дни часто приходит на ум далекое прошлое моего детства, юношества, а также двадцатые и тридцатые годы.
Больше всего мысли сосредоточиваются вокруг людей того времени, вокруг мужиков, женщин и моих сверстников. Невольно вспоминается их простота, темнота и безотказное их трудолюбие. Вспоминаются первые годы колхозной жизни. С каким подъемом, каким энтузиазмом люди тогда работали, не считаясь со временем! По своей прежней привычке рано вставать и поздно ложиться и работать так, чтобы было не стыдно друг перед другом. Все старались показать свою способность и прилежание к выполняемой работе. Если кое-кто и пытался иногда полениться, то, помнится, в какое он попадал положение: все над ним и над плохо выполняемой им работой смеялись, так что ему волей-неволей приходилось идти в ногу с другими.
Возвращаясь поздно с работы, а ездили на лошадях полными телегами, люди наполняли все вокруг звонкими песнями, особенно в этом усердствовали женщины.
Если другой мужик, будучи в единоличном хозяйстве, и допускал небрежность в работе, то это мало кто видел, да никому и нужды не было его понуждать. А в колхозе, работая бок о бок с другими людьми на общей работе, ему стыдно было допускать небрежность и подвергать себя осмеянию. Да, были люди! И как не вспомнить Лермонтова: «Богатыри – не вы! Плохая им досталась доля; немногие вернулись с поля»… Да, с поля не вернулось сто пять прекрасных колхозников. Они и там, на защите нашей Родины, крепко поработали!
Дорогие мои мужики, как мне жаль вас, что вы не дожили до того времени, когда большую часть крестьянского груда удалось свалить на плечи машин, что не видите вы сегодняшней жизни…»
На этом письмо обрывается. Не письмо – мост, соединяющий прошлое, настоящее и будущее, мост между поколениями и людьми.
Случилось, что на восемьдесят третьем году жизни, идя по двору с полным ведром воды, поторопился Терентий Семенович, поскользнулся на пристывшей укатанной дорожке и упал, подломив под себя руку. Боль в предплечье не проходила, и в конце концов пришлось обратиться к врачам. Обеспокоенные доктора предложили лечь в больницу. Как ни отговаривался Терентий Семенович, но вынужден был подчиниться: «Ну уж ладно, на недельку, не больше. Работы много, недосуг в больнице лежать».
Неделька растянулась на месяц. Лечение помогало мало, боль не утихала. Терентий Семенович нервничал: предстояла поездка в ГДР, надо было готовиться к весне, да мало ли еще дел! Но и в больнице он не нарушил обычный режим дня, вставал так же рано, много читал к писал. Работал. Ему принесли в палату самовар, и он, как обычно, пил «свой» чай и вечерами угощал навещавших его друзей. Потом, оставшись один, отвечал на корреспонденцию. Бывало, за день отправлял до шестидесяти ответов на различные письма. Здесь, в больничной тишине, связь с людьми ощущалась особенно остро.
Пишет женщина из Подмосковья. Пишет в горестные минуты – похоронила внезапно умершего мужа, осталась с двумя сыновьями-подростками. Советуется, как одолеть беду, на какой путь направить сынов. Сама она перенесла уже две операции, больна. Она не знает Терентия Семеновича, но глубоко верит, что он откликнется. И с какой радостью читает ободряющий ответ. Не знает женщина из поселка Одинцово, что вместе с письмом к ней идет от Терентия Семеновича другое письмо в районный комитет партии – с просьбой направить мальчиков в городское профтехучилище, найти возможность поставить на квартире больного человека телефон.
«Как благодарить мне вас, дорогой Терентий Семенович, за ваше внимание, доброту! Сыновья учатся, будут рабочими. Вы даже побеспокоились, чтобы телефон нам поставили. Теперь я обязательно встану на ноги, радость – лучший лекарь. Спасибо вам великое!»
Терентий Семенович читает письмо за письмом и сразу вступает в разговор с авторами – соглашается и спорит, поддерживает, убеждает, развивает мысль. Он то задумывается на миг, и прорезавшие доброе лицо линии пережитого становятся глубже, то вдруг засмеются и вспыхнут синим светом глаза. Во всем прекрасном и мудром облике его высвечивается забота о людях – искренняя, идущая от сердца.
Пишут люди разных возрастов и профессий, поверяют свои мысли о назначении человека на земле, о цели и смысле жизни, о воспитании детей. Простые письма с простыми словами. Родные, как люди. Непохожие, как судьбы. В одном школьники просят совета – какому делу посвятить себя? В другом сетует жена на мужа за пристрастие к «злодейке-бутылке». В третьем агроном ведет разговор о достоинствах и недостатках нового сорта пшеницы. В следующем – пенсионер рассказывает о выпавших на его долю военных дорогах, а еще в следующем мать просит усовестить сына: «Уважаемый Терентий Семенович! Пишу вам, как отцу». Как отцу…
Много писем и о многом… Только после телевизионного фильма «Мальцев из села Мальцево», снятого Центральной студией и прошедшего на экранах страны в октябре 1977 года, писем пришло более восьми тысяч. Он прочитал их все, а вот ответить смог лишь на самые важные, самые срочные. Спасибо, пришло на помощь телевидение и подготовило специальную передачу.
Как обычно, он очень волновался, сидя перед камерой кинооператора, боялся, что начнет говорить и не найдет самых нужных, самых доходчивых слов.
– Не невольте вы меня, – просит он приехавших из Москвы журналистов. – Вот соберусь с мыслями и скажу от души.
Заранее написанный текст Терентий Семенович терпеть не может. Ему нужен живой собеседник. И тогда уже не слышит надоедливое жужжание камеры, не видит микрофон.
Едва наступает перерыв в съемке, «главный герой» убегает в свою комнату «приходить в себя». Появляется через некоторое время, сконфуженный, растерянный.
– Не обессудьте, не гожусь я в артисты.
И все начинается сначала.
Ранним летним утром поднимаюсь по широким ступенькам в рубленный из крепкого смоляного дерева дом. Навстречу, радушно улыбаясь, выходит хозяин – высокий, статный, с открытым взглядом добрых синих глаз. Он уже успел поработать сегодня и во дворе, и в огороде, и за письменным столом и сейчас отдыхает.
– Здравствуйте, здравствуйте, Терентий Семенович! Чем занимаетесь?
– Хлебопашеством занимаюсь, – отвечает хозяин, все так же улыбаясь, и приглашает к столу чаевничать.
Хлебопашец… Сколько сказано одним словом! Все есть в нем: и могучая былинная сила, и непреходящая любовь к земле-матушке, и гордость за добрые деяния разума и рук человеческих.
И нет ничего удивительного, что с разных концов страны и из-за рубежа тянутся нити сердец к зауральскому селу, к дому, где живет дважды Герой Социалистического Труда колхозный полевод Терентий Семенович Мальцев.
Пророческими явились слова великого Горького, написанные быстрым синим карандашом на рукописи первой мальцевской статьи в журнал «Колхозник» в тридцать четвертом году:
«Вот как растут люди, полезные Родине!»