Текст книги "Там, на сухой стороне"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 12

Отец как раз запрягал, когда я увидел, как они подъезжают. Он уже застегивал упряжь, когда я заметил пыль на дороге и закричал:

– Па! Банда Моуэтта!

Признаться, никогда не видел, чтобы он действовал быстрее или более решительно. Я даже не подозревал, что он на такое способен. Он казался мне обычным человеком, и когда я думал о героях, то отца в их число не включал. Но тут он не терял времени даром.

Мой конь был уже оседлан, потому что я собирался отправится в холмы. Отец обернул меня куском ткани так, что я стал похож на мумию. Он сказал, что так ребра срастаются быстрее и я буду чувствовать себя лучше.

Стало быть, конь был готов, винтовка и патроны тоже. И запас провизии.

А когда отец увидел это облако пыли, он рванул к дому. Я кинулся было за ним, но он заорал через плечо, чтобы я выпускал скот. У нас были коровы – одна молочная и несколько мясных, и я тут же разбросал жерди корраля и разогнал их так, что они трусцой побежали по лугу.

Отец выбежал из дому с одеждой и с припасами. Как я потом понял, он давно предвидел подобную ситуацию и знал, что надо брать с собой. Он побежал к лошадям.

– Па! – закричал я. – А что с домом?

– Когда мы приехали сюда, у нас не было дома, сынок. У нас был наш скарб и скот. Так что вперед!

И мы рванули.

По тому, как скакал отец, я уяснил, что он не станет бежать без оглядки, у него был план. И скоро я его понял.

Он направлялся прямо в Затерянный каньон.

Иногда, время от времени, мы выбирали тропу и ее исследовали. Еще до того, как здесь остановиться, мы проезжали множество больших и маленьких рощ, и отец все время прикидывал, как, в случае чего, лучше замести следы.

Там, где мы спустились в каньон, он был не больше пятнадцати сотен футов от края до края, но не меньше пятисот футов глубиной. Склоны от кромки до дна поросли густым лесом. Это было хорошее укрытие.

Времени мы зря не теряли. Отец доскакал до края каньона и скрылся из виду. Когда я подъехал ближе, то увидел, что его лошадь спускается по такой крутой тропе, что дух захватывает.

Я смело ехал за отцом – мне не хотелось, чтобы он подумал, что я испугался, но к тому времени, как мы проскользили сотню футов, я пожалел, что родился на свет.

Мы выбрались на дно каньона рядом с проносящимся по нему ручьем – по моему мнению, в этом ручье должна водитъся лучшая в мире форель, а у меня – ни удочки, ни времени, чтобы посидеть здесь с нею.

Время от времени отец, не говоря ни слова, уходил разведывать окрестности. Видно, он здесь уже побывал, потому что быстро провел меня к месту, где излучина ручья высекла в камне утеса что-то вроде впадины, закрытой лесом. Падавшие деревья создали там естественный корраль, здесь мы оставили наш скот. Отец спешился.

– Оставайся здесь, Доби. Мне надо кое-что сделать наверху.

– Ты хочешь вернуться?

– Они не сожгут ранчо, не узнав, что я этого не одобряю, – ответил он. – Я просто пару раз выстрелю и опять спущусь.

– Я пойду с тобой.

– Вот что, сынок, ты останешься с животными. Я не для того растил тебя с пеленок, чтобы тебя однажды подстрелил какой-нибудь бандит. Сиди здесь и жди меня; а когда я вернусь, мы сообразим, что делать.

– Знаешь, па, если ты растил меня для того, чтобы я сидел и смотрел, как мой отец один идет в драку, то ты точно потерял время зря. Я иду с тобой.

Мы пошли вместе, и я никогда не чувствовал себя ближе к нему, чем тогда. Мы выбрались из каньона и рощей помчались обратно к ранчо. Шайка Моуэтта кружила вокруг дома. Они кричали и стреляли.

Из трубы шел дым, и я понял: они не знают, что мы убежали. Для хорошего выстрела было чересчур далеко, но если они рванут за нами, то нужно успеть добраться до каньона. Поэтому отец улегся в камнях, долго прицеливался и наконец медленно нажал спуск. Старая винтовка в его руках дернулась, и одна из лошадей встала на дыбы, словно ее что-то ужалило; всадник покатился на землю. А потом они разбежались во все стороны так, что только пятки сверкали.

Но я успел-таки сказать свое слово. Я долго целился в крупного мужика с белыми подтяжками, держа мушку чуть ниже того места, где они перекрещивались, и осторожно сгибал указательный палец, пока не прогремел выстрел.

Я не убил его, но ранил. Дал понять, что в него стреляют. Однако они не уехали далеко. Один из шайки поджег факел и бросил его на крышу дома. Факел скатился.

Мы с отцом открыли огонь и слегка их побеспокоили, но через несколько выстрелов они поняли, что палят не из дома, развернулись и понеслись к нам.

Зрелище, скажу я вам, было потрясающее.

Бандитов было человек четырнадцать – пятнадцать, у всех прекрасные лошади, и они летели на нас, словно отряд наступающей кавалерии. Внушительное зрелище. Красивее я не видал и теперь восхищался, глядя на них в прицел винтовки. На этот раз ошибки быть не могло: после моего выстрела один из бандитов вскинул руки, грохнулся на землю, несколько раз перевернулся и так и остался лежать. Отец тоже выстрелил и только потом сказал:

– Пора уходить, сынок.

И мы ушли.

Скажу больше: мы убежали. Отец, оказывается, хорошо умел бегать. Мы неслись во всю прыть, когда услыхали сзади крик.

Они заметили нас.

– Стой, сын, – сказал отец.

Он упал за бревно и выстрелил, прежде чем коснуться земли. Я на секунду опоздал и стрелял, укрывшись за толстым деревом.

Они подожгли дом. Мы видели, как в небо поднимается дым.

Всадники стали брать нас в кольцо, и мы опять рванули к каньону. Перевалили через край и повалились на землю, пули поднимали вокруг нас фонтанчики пыли. Мы отстреливались.

Бандиты ушли в лес вправо и влево от нас. Я стал перезаряжать винтовку и взглянул на отца. Вся его рубашка была в крови, а лицо стало бледным как полотно. Я испугался.

Я подполз к нему и взвалил его на плечи и с обеими винтовками кое-как, с горем пополам, спустился на дно каньона. Нельзя было так обращаться с раненым, но выбора у меня не было. Я затащил его в наш новый корраль, обмыл лицо и попытался снять с отца рубашку.

Я снял верхнюю рубашку, и нижнюю тоже, обнажив его грудь, и увидел входное отверстие. Пуля раскрошила плечевую кость, порвала мышцы и застряла, не дойдя до позвоночника. Там она выпирала синеватым бугром, и я решил, что лучшее, что смогу сделать, – это вытащить ее оттуда. Вынул свой нож, надрезал кожу, и пуля сама выскочила в подставленную ладонь.

Он потерял много крови. Он потерял чертову уйму крови, но рана не казалась мне смертельной, хоть я и мало что в них понимал. Надо было что-то делать, поэтому я замотал рану обрывками его нижней рубахи, немного его обмыл и уложил на землю.

Боль от раздробленной кости, наверное, вызвала шок, потому что он где-то по дороге потерял сознание.

Я взял его винтовку, перезарядил ее и стал ждать банду Моуэтта. Но никто из них так и не появился. Я приготовиться перебить чуть ли не всю шайку, однако они не пришли.

По-моему, они решили, что поубивали нас. Или напугали так, что мы здесь больше не покажемся. Или что-нибудь в этом роде. А возможно, им не слишком светила мысль спускаться в каньон, где за каждым деревом их может поджидать выстрел или даже два.

И вот я сидел на дне Затерянного каньона, а отец лежал, страдая от потери крови, и я понятия не имел, что делать дальше.

Я всегда думал, что отец мало что знает, однако он часто помогал людям или лечил их, а я хоть и много болтал, не знал, что делать в таких случаях.

В эти часы я точно не думал о золотоволосых девушках, просто жалел, не зная, что предпринять, да и посоветоваться было не с кем.

Развел маленький костер и в одном из котлов, что привез отец, начал кипятить воду. Клянусь, он все продумал заранее: захватил все, что могло понадобиться.

Я распаковал вьюки и начал копаться в вещах, чтобы посмотреть, что там у нас есть. Нашел банку белого порошка, которую отцу дал один старый джентльмен и сказал, что он помогает при царапинах от колючей проволоки. Ни разу не видел колючей проволоки, но что такое царапина, как не маленькая ранка? Поэтому, когда я в очередной раз промывал рану отца, я засыпал ее этим белым порошком.

Когда люди живут вдалеке от врачей, они готовят собственные лекарства, и некоторые из них действуют на редкость здорово. Я поставил кофейник и набрал еще хвороста для костра. И укрепил наше укрытие.

Откуда я знал – может, банда Моуэтта сидит на краю каньона и ждет ночи, чтобы на нас напасть.

Приготовив кофе, оставил на минуту отца и спустился к ручью набрать воды для бульона.

Когда я вернулся, отец уже шевелился. Не знаю, как долго продолжалось кровотечение, прежде чем я его заметил. Может, сразу после первой пули, но то, как его рубашка пропиталась кровью, испугало меня до жути.

Никто из бандитов не показывался. Наверное, они вообще не спускались в каньон, но я не стал рисковать и подниматься наверх. Если меня убьют, отец останется здесь умирать или выкарабкиваться в одиночку.

И вот я сидел, ждал и мечтал только об одном: чтобы пришел хоть кто-нибудь. Только вряд ли кто-нибудь появится, разве только Оуэн Чантри, но и он едва ли найдет нас в этой дыре.

Я действительно волновался за отца и никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким.

Когда отец открыл глаза, полдень уже давно прошел. Я тут же принес ему кофе и поддерживал голову, пока он сделал пару глотков.

– Что случилось? – спросил он.

– Тебя ранили, па. Не слишком тяжело, это наверняка, но ты потерял много крови. Ты должен лежать, не двигаясь, и отдыхать. Никто не приходил. Я ухаживал за скотом, и построил оборонительные укрепления, и зарядил винтовки, и все ждал, что кто-нибудь придет…

Он закрыл глаза, затем выпил еще немного кофе. Похоже, он ему помог, и тогда я настрогал в кастрюлю вяленого мяса и хорошенько размешал все над огнем. Скоро у нас был готов отличный бульон.

– Чантри придет, – сказал отец. – Тогда все будет в порядке.

Его замечание вроде как разозлило меня.

– Он нас не найдет, даже если захочет. А если и найдет, то все равно не справится с Моуэттами и сбежит. Нам надо сидеть здесь, пока ты поправишься, а потом выбираться отсюда и уезжать.

– Здесь наш дом, сынок. Мы никуда не уедем. Мы вернемся на ранчо и снова отстроим его. Я уже достаточно побродяжничал: шатался по белу свету с тех пор, как помню себя, но хватит – теперь я останусь здесь. Может, это не самая лучшая земля, может, она далеко от всяких городов, но я могу назвать ее своей. Мы остаемся.

К тому времени, как я напоил его бульоном, солнце скрылось, по стенам каньона сгустились тени. Я допил бульон, затем отвел скот на водопой и обнаружил лужок, растянувшиеся вдоль ручья. Притащив несколько жердей, валунов и сучьев, соорудил подобие корраля. На ночь травы хватит.

Потом взял винтовку и окликнул отца:

– Па?

Он что-то ответил невпопад. У него начался жар, и он бредил. Я хотел подняться на край каньона, чтобы осмотреться.

Я поворачивал голову, когда заметил, что Мэри настороженно подняла уши. Мэри – это наша тягловая лошадь, большая и сильная, но с кротким и добрым нравом. Она внимательно вслушивалась в темноту – кто-то приближался.

Не было слышно ни звука. Ни шороха. И я тоже вслушивался изо всех сил.

Мэри все еще прислушивалась, но она уже не казалась такой настороженной. Может, это был какой-нибудь зверек. Я уже почти поставил винтовку, когда кто-то заговорил:

– Доби? Можно войти в лагерь?

Это был Чантри. Он – ясно как день.

– Заходите, – сказал я, чувствуя, что у меня гора с плеч свалилась. Никогда в жизни не чувствовал такого облегчения: ведь теперь я не был один, с больным отцом на руках.

Чантри пешим вышел из-за деревьев и остановился, чтобы я убедился, что это он. Потом подошел к костру и кинул взгляд на отца:

– Что с ним?

Я ему все рассказал. Отец спал. Чантри сказал, пусть спит, сон, мол, лучший лекарь, но когда он проснется, Чантри посмотрит его рану. А потом добавил:

– Со мной Марни и старик.

– Какой старик?

– Он много лет живет в горах… во всяком случае, он это утверждает.

– Никогда не видал здесь никакого старика. Вы уверены, что он не один из тех?

– Уверен. Во время недавней перестрелки у меня был случай убедиться.

Он подошел к опушке рощи и тихо позвал кого-то.

Они вышли – девушка, уставшая, но все равно очень красивая, и старик, до того древний и седой, что мне показалось, будто он встал из могилы. Однако двигался он легко и проворно, а по тому, как он схватил кофейник, можно было подумать, что он его собственный.

– Поспи, Доби, – сказал мне Чантри, – я погляжу за твоим отцом.

Ну… я и вправду устал.

Они подбавили хвороста в костер, и когда я улегся спать, расселись вокруг выпить кофе.

Наш дом сожгли, скот разогнали, а отца ранили. У меня была пара сломанных ребер, на краю каньона ждали люди, готовые убить нас, но я заснул. Только я закрыл глаза, как пришлось снова открыть их, потому что вовсю светило солнце. Вокруг было тихо.

Я сел и огляделся. У костра сидела Марни Фокс. Невдалеке лежал отец, под головой у него была куртка.

Чантри не было.

– Где Чантри? – спросил я.

– Поехал к дому.

– Там нет дома, его сожгли. Он только зря потратит время.

– Не сожгли, Доби. Старик смотрел в подзорную трубу, и оказывается, дом стоит. Верно, часть его сгорела, но он стоит.

Конечно, я должен был догадаться. Надо очень постараться, чтобы поджечь такие крепкие, отесанные, хорошо подогнанные бревна.

Я пошел к ручью, умылся, сполоснул рот и как можно тщательнее причесался пятерней.

Когда я вернулся к костру, Марни налила мне кофе. И в это время вернулся Оуэн Чантри со стариком, который выглядел как ходячий скелет.

Чантри нес охапку книг, некоторые из них были обуглены.

– Дом не сгорел, Доби. Только часть крыши и часть крыльца.

– Вы принесли книги, – сказал я. – Это все, что вы искали?

– Мне хотелось почитать Теннисона, – сказал он, – я… – В его глазах появилось странное выражение, и он посмотрел на Марни. – Теннисон… Над этим стоит подумать.

Глава 13

Они все собрались в кружок.

– Я иногда читала, – сказала Марни, – но у нас здесь мало книг. Если бы не Мак…

– Моуэтт много читает?

– Между прочим. Судя по тому, где он жил, я думаю, образование у него лучше, чем у многих.

– Брат любил Теннисона, – сказал Чантри, – и я тоже, особенно «Улисса».

Не время говорить о книгах и поэзии, нужно думать, как выбраться из этой переделки. Моуэттам нанесли урон, и они этого не простят. Они вернутся.

– По-моему, нам надо навестить Мака, – сказал Доби.

– Клайв всегда поступал не так, как все, – вслух раздумывал Чантри, – и если он хотел мне что-то передать, то передал бы по-своему.

– Эти Моуэтты нам тоже кое-что передали, – зло высказался Керноган-младший. – Они будут нас искать, а мы тут расселись, словно леди на чаепитии!

– Ты, конечно, прав, – сказал Чантри, – но я не думаю, что они придут сейчас. Раньше или позже мы покинем этот каньон, и когда мы это сделаем, они нас атакуют.

Марни принесла Чантри кружку кофе. Он с благодарностью взял ее и кинул взгляд на Доби. Он понимал, что младший Керноган не чувствует к нему приязни, наверное, из-за Марни. Ну, этого следовало ожидать. Главное, не довести вражду до крайности. Чантри и сам знал, что часто бывает несдержан, но ему нельзя быть несдержанным с Доби, который был неплохим парнишкой и наверняка станет настоящим мужчиной.

Несмотря на все свои уверения, Чантри тоже понимал, что ситуация непредсказуема. Насколько Мак Моуэтт контролировал своих людей, покажет ближайшее будущее.

Он устал, ему нужно было побриться… Вдруг Чантри почувствовал злость. Доби прав. Пора заканчивать это дело.

– Поеду к нему, – неожиданно сказал он.

Остальные непонимающе смотрели на него.

– Поеду к Маку Моуэтту и заставлю его отозвать своих псов.

– У тебя совсем крыша поехала! – Старик очнулся раньше остальных. – Тебя убьют до того, как ты к нему подойдешь. И он никого не станет отзывать, даже если бы смог.

– Посмотрим.

Марни снова вскочила на ноги. Она широко раскрыла глаза и не отводила от него взгляда.

– Они не послушают, – протестующе сказала она. – Они убьют тебя.

Естественно, они были правы, но и он тоже был прав. Возможно, Моуэтта удастся уговорить. Если так, это намного облегчит им жизнь. Попасть к Маку будет проблемой, однако в Оуэне Чантри вместе с нормальной осторожностью уживалось и безрассудное ирландское упрямство – некоторые именно так и называли эту черту характера. Другие называли ее откровенной дуростью. Но в нем это было – сжать кулаки и пойти напролом. И уж лучше он, чем другие.

– Они меня не ожидают, – сказал он выдержанно. -Я спокойно войду.

– Спокойно войдете, – хмуро отозвался Доби, – но никогда не выйдете.

– Тебе бы это понравилось, верно, Доби? – Чантри разозлился, но тут же пожалел об этом.

Все сразу насторожились. Доби покраснел.

– Нет, сэр, – сказал он. – Мы с вами, наверное, не сойдемся в поединке, но мне не хотелось бы, чтобы вас убили. Точно не хотелось бы. – Доби сглотнул. – Дело в том, что я иду с вами. Я могу стрелять, и я не струшу. Мы пойдем вместе и вы увидите: вы тут не единственный мужчина.

– Я никогда не сомневался в этом, Доби, – искренне сказал Чантри. – Но мне нужно пойти одному. В конце концов, они убили моего брата. Что бы они ни искали, это принадлежит мне.

– Может, оно и так, – упрямо произнес Доби, – а может быть, и нет. Может, это зарыто в землю или спрятано в пещере, тогда оно достанется тому, кто его найдет.

Чантри пожал плечами.

– Что бы это ни было и где бы это ни было, – сказал он спокойно, – брат надеялся, что это найду я, а значит, спрятал соответствующим образом.

Ему хотелось, чтобы все поскорее прошло, точило подсознательное желание закончить игру и встать из-за стола, как случалось уже много раз. Но разве это само по себе не является одной из форм трусости?

Чантри смахнул с рукава пепел. Ему нужен новый сюртук, этот протерся почти до основания. Он подтянул его и зашагал к коню. Здесь его друзьям оставаться опасно, но… Он посмотрел вверх на склоны каньона.

Страшно не хотелось уезжать. Керноган тяжело ранен. Чантри подумал, что хорошо бы найти другое место для лагеря, однако им придется рискнуть и остаться здесь.

– Сидите тихо, – сказал он. – Я поеду взгляну, что и как.

– Если вы едете к Моуэтту, – настаивал Доби, – я поеду с вами.

– Ты останешься здесь. Кто будет смотреть за твоим отцом?

На это Доби нечего было возразить, и он перестал спорить.

– Вы сильно рискуете, – только и сказал он.

Чантри взглянул на Марни.

– Я вернусь, – произнес он и, коснувшись шпорой бока коня, тронулся к тропе.

У него не было определенного плана, да и не могло быть, пока он собственными глазами все не увидит.

Тропа со дна каньона была слишком крутой, и Чантри спешился, чтобы вести вороного в поводу. Кругом щебетали птицы. На земле, возле камней, сидела белка.

Теперь ему нужно рассчитывать каждое свое движение, потому что бандиты, окружавшие Моуэтта, все до одного были людьми Запада. Единственное преимущество может дать ему их беспечность.

Он вел коня самыми затаенными тропами, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться. Его беспокоила какая-то неопределенная мысль, бродившая за гранью сознания, которую он никак не мог выразить. Каждый раз, как он пытался ухватить ее, она ускользала.

Что-то о Теннисоне, брате и о нем самом. Они писали друг другу…

Конь мягко ступал по траве, пробираясь через полевые цветы, которые густо росли на опушке. Чантри отправился к Маку кружным путем, но у него не было никакого желания оказаться на открытом пространстве, хотя дорога там и была короче.

Когда он достаточно отдалился от Затерянного каньона, Чантри двинулся быстрее.

Воздух был прохладным, в подлеске появилась роса. Что-то зашевелилось, и он резко натянул поводья. В темноте двигались смутные тени. Чантри ждал, затаив дыхание, затем медленно расслабился. Лоси. Они любили кормиться ночами на высокогорных лугах.

Он уловил слабый запах дыма и попытался определить направление. Запах исчез. Чантри шагом повел коня дальше, не сводя глаз с его ушей.

Уши поднялись, и Чантри почувствовал, что конь заинтересован. Он что-то уловил – дым костра, запах лошади, людей…

Легкий ветерок зашелестел в листьях и пропал. Чантри провел коня еще несколько шагов, у него было ощущение, что он близок к лагерю, но пока никаких признаков людей не было.

Сквозь листву Чантри уловил сияние – вода. Подъехав ближе, он увидел, что это маленькое озеро, скорее даже пруд, и тем не менее на берегу не заметно было ни блеска костра, ни запаха дыма. Он не спеша объехал озеро. Бросил взгляд на звезды – до рассвета еще много времени. Неожиданно запах дыма появился снова – очень легкий, но отчетливый.

Похоже, он доносился откуда-то спереди. Держась самой густой тени, Чантри продолжал ехать вперед.

Вначале он заметил лошадей, почувствовал, как его конь во вздохе раздул бока.

– Тихо, малыш, – прошептал Чантри, – тихо.

Ему не хотелось, чтобы вороной заржал, предупреждая лагерь. Он осторожно спешился и привязал коня в самой сумеречной тени. Он стоял с подветренной стороны от лошадей Моуэтта, но через несколько минут или даже через несколько секунд они почуют его вороного.

Он осмотрел спящий лагерь. Часовых не было, поскольку они явно не сомневались, что никто не осмелится их атаковать. Привыкший к порядку Чантри поразился грязи и беспорядку в лагере. Его глаза пробежались по лежащим, пока он не нашел Моуэтта – огромного человека, накрытого бизоньей шкурой. Он спал в стороне от своих людей.

Легко ступая, Чантри прошел прямо в середину лагеря и присел на корточки рядом с Моуэттом. Только тогда он увидел, что глаза старика открыты и смотрят на него и что в руке Моуэтта сжат револьвер.

– Мистер Моуэтт, – тихо сказал он.

– Я тебя давно заметил, – прошептал тот и приподнялся на локте. – Заметил, как только ты показался… а услышал еще раньше. У меня уши как у кошки, – похвалился Моуэтт. – Всегда слышал лучше других. – Он потер подбородок и прищурился. – А ты не робкого десятка. Надо же – взять и приехать прямо сюда. Если ребята проснутся, распишутся пулями на твоей шкуре.

– В вашем собственном лагере? – Чантри изобразил удивление. – Я думал, что вы здесь хозяин. Даже апачи уважают гостя…

– Некоторые уважают, это точно. Чего тебе нужно?

– Марни говорит, что вы умеете читать.

– Читать? Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? Конечно, я умею! Все-таки кое-чему учился, правда, большую часть уже позабыл. Вот мой отец по-настоящему любил читать. У него было целых восемь или десять книг!

– Именно поэтому я приехал. Хочу поговорить с вами, прежде чем умрет кто-нибудь еще. Золота нет, Моуэтт. И никогда не было.

Тот только фыркнул в ответ.

– Думаешь, я этому поверю? Мы уже слыхали о сокровище, как все это золото привезли из Мексики…

– «Все это золото»? Подумайте, дружище. Когда мой брат приехал сюда, у него был один, может быть, два вьючных мула. У него было немного снаряжения, немного еды, и ехал он через земли апачей. Он физически не мог привезти много золота, даже если бы оно у него было. К тому же я знаю его достаточно хорошо, чтобы утверждать, что деньги его не интересовали. Если бы у него было золото, с чего бы ему останавливаться здесь? Где он мог его истратить? К чему останавливаться здесь, если он проделал такой долгий путь из Мексики?

– Тут ты, может, и прав. Я тоже насчет этого удивлялся. Думал, он какой-нибудь сумасшедший или скупердяй, или что-то вроде этого.

– По-моему, он что-то привез, – продолжал Чантри, – но не думаю, что это было сокровищем. Я хочу поговорить с вами, потому что вы можете понять, можете уяснить себе идею, которая прочим, – Чантри махнул в сторону спящих, – я уверен, недоступна. Исключая, – добавил он, – Фрэнка Моуэтта, вероятно. – Чантри посмотрел в глаза Маку. – Знаете, мистер Моуэтт, Фрэнк – лучший из них всех. Он останется с вами, потому что он хороший сын и предан вам. Но он единственный из вас, кто чего-то стоит.

Старик не верил своим ушам.

– Ну ты и нахал! Так разговаривать с Маком Моуэттом!

Чантри даже сам удивился тому, как он ответил старику:

– Мое нахальство в том, что я сюда приехал, и можете мне поверить, я уеду целым и невредимым. Однако я думал, что сумею убедить вас. У вас крутая команда, и жаль тратить их усилия на то, что не будет стоить и пары бутылок виски. Я говорю правду.

– Ты знаешь, что это?

– Нет… но догадываюсь. Брат интересовался древними цивилизациями Мексики. Он был умным, образованным человеком. Большая часть семьи Чантри путешествует без определенной цели, однако, мне кажется, брат направился в Центральную Америку не случайно. И мне кажется, что там он нашел что-то, имеющее отношение к истории. – Чантри. помолчал. – Его никогда не интересовали деньги, он имел возможность заработать состояние, и не одно, но ему всю жизнь хотелось заглянуть за горизонт, изучать историю человечества.

– Может, оно и так. – Моуэтт поднялся и потянулся к сапогу. – Ты приехал, чтобы рассказать мне все это?

– Нет. – Они медленно вышли из лагеря. – Я хотел поговорить с вами. Я ничего против вас не имею, так к чему убивать вас? Или любого из вашей команды? Я приехал на эту землю, чтобы остаться здесь. Повесить револьвер на стенку и заняться хозяйством.

– Ты? – скептически протянул Моуэтт. – Поверю, только когда увижу собственными глазами.

– Вам нужно сделать то же самое. Обзаведитесь землей, пока есть свободная, постройте дом и выращивайте скот. – Чантри замялся. Он обязан это сказать. – Главная причина, почему я сегодня приехал в лагерь, – Марни.

– Марни? – Старик обернулся к нему. – Она не имеет к тебе никакого отношения. Не впутывай сюда девочку.

– Она имеет самое прямое отношение. Вчера мне пришлось пристрелить пару ваших парней. Они гнались за ней несколько десятков миль. Я убил одного и троих нашпиговал свинцом.

– Марни? Мои ребята? Ты врешь, Чантри! – Он задыхался от гнева. Наконец сказал:

– Что ты знаешь о ней?

– Она добрая и красивая молодая женщина, которая уважает и любит вас, презирает ваших холуев и заслуживает лучшей жизни. Кстати, именно из-за нее я сегодня приехал. Вы ее отчим. Я хочу просить ее руки. И вашего разрешения на свадьбу.