Текст книги "Там, на сухой стороне"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 8

Когда я опять вернулся туда, где оставил шесты, то стреножил всех лошадей, кроме верховой. И тут на меня напали сомнения. Даже под ложечкой засосало. Отец никогда бы не бросил этих лошадей, собираясь уходить неизвестно куда на неопределенный срок.

В горах полно хищников, а у наших лошадей даже не будет возможности постоять за себя. Это были здоровые кони, и, как правило, если приходилось драться, они не давали себя в обиду.

Но я мог думать только о девушке. Оуэн Чантри, может быть, и не врал, но я должен был все увидеть сам. Я его все-таки недолюбливал. Он был чертовски самоуверен, и я не мог понять, вправду ли он был таким сильным и благородным.

Я еще раз внимательно оглядел окрестности и вскочил в седло.

Отец был на ранчо, и Чантри тоже. Я был предоставлен себе. Только разведаю, что и как, а потом вернусь. Соберу шесты и постараюсь привезти их домой еще до темноты.

Я добрался до той расщелины в стене скал и обнаружил путь наверх. Правда, мне пришлось карабкаться, но подо мной была хорошая лошадь, и мы с ней все-таки выбрались на плоскогорье. Я остановился на минуту, чтобы отдышаться и оглядеться.

Затем повернул коня и направился прямиком через плоскогорье в поисках тропинки, что вела к хижине. Наконец я вышел на поляну. Прямо передо мной совсем недалеко лежал каньон, а за ним – густые заросли леса.

Где-то там, наверное, скрывался Моуэтт. Я хотел было поехать туда и объявить ему: раз уж мы оказались соседями, почему бы нам не помириться? Но, с другой стороны, я не был уверен, что поступлю правильно. И тогда я повернул коня к хижине.

Уголком глаза я заметил среди деревьев какое-то движение и резко обернулся.

Ничего. До хижины, наверное, осталось полмили или даже три четверти. Я пустил лошадь шагом. Тут и там на деревьях виднелись отметины – дикобразы грызли кору. Дай им время – и они испортят хорошее дерево.

У хижины было тихо. Лошади не было, и это меня разочаровало. Я слез с коня, подошел к двери и поднял засов.

Внутри было прохладно, сумрачно и тихо. В горшке, который я поставил на стол, стояли свежие цветы. Я еще раз оглядел все вокруг, повернулся и вышел наружу.

Меня встретили трое на лошадях, и один из них был тот самый Уайли. Он просто уставился на меня, ухмыляясь во весь рот.

Винтовку свою я оставил в чехле у седла, а лошадь паслась по другую сторону от всадников.

– Ну, ну! – усмехнулся Уайли. – Вот о нем-то я вам и рассказывал.

Рыжеволосый мужчина, которого я раньше никогда не видел, перекинул винтовку через седло.

– Хочешь, я подстрелю его? – спросил он Уайли, ухмыляясь. – Или, может быть, отрезать ему уши?

– Ну, – промычал Уайли, словно бы взвешивая это предложение, – не стоит. Если ты отстрелишь эти уши, мне-то что останется?

– Послушайте, ребята, – сказал тут я, – нам нет смысла ссориться, мы же соседи. Почему бы нам просто не сесть к столу, чтобы познакомиться? Мы с отцом не одной крови с Оуэном Чантри. Мы его ни разу не встречали до тех пор, пока он сам не появился.

– В чем дело, малыш? Ты нас боишься? С чего это ты вдруг стал таким приветливым?

Уайли, не теряя времени, слез с седла. Я шагнул было к своей лошади, но рыжий направил на меня винтовку:

– Стой спокойно, если не хочешь, чтобы твой желудок выпал на травку.

Третий, который был с Уайли в нашу первую встречу, уже отвязывал с седла веревку. Я по-настоящему испугался. Я был один против троих, и они явно задумали нехорошее. Я пожалел, что у меня нет револьвера, и прикинул: может, успею скрыться в доме и захлопнуть дверь.

Бежать в лес не было никакой возможности – меня или догонят, или пристрелят. Рыжий не переставал ухмыляться. Уайли направился ко мне, и тогда я прыгнул к двери.

Но петля рыжего сомкнулась у меня на шее еще до того, как я успел добраться до первой ступеньки. Его лошадь встала на дыбы, и я упал на землю. Я слышал, что, бывало, людей душили насмерть такой петлей, поэтому ухватился за веревку обеими руками. Он снова дернул, и петля затянулась. Тогда Уайли подошел ко мне, держа в руках дубинку фута четыре длиной.

Стоило мне встать, как меня опять свалили наземь, и Уайли начал колотить меня этой дубинкой. Я пытался увернуться, но, наверное, немного опоздал, потому что он все-таки попал мне в плечо и нацелился снова. Я попробовал встать, но они опять дернули веревку, и после этого я помнил только ужасную боль. Уайли замахал дубинкой. Он бил меня по голове, по плечам и по спине.

Я собрался, вскочил и бросился на него. Я ударил его головой в живот, от чего он повалился на траву. Тогда я прыгнул на него обеими ногами. Они опять опрокинули меня, и я упал навзничь, но когда Уайли поднимался, я обеими ногами пнул его в колено изо всех сил.

Он опять упал, рыча от боли и ярости, а я перекатился и бросился на него. Мне показалось, что рыжий не очень-то старался меня удержать и что он был совсем не против падения Уайли. Они оба со своим приятелем так и покатывались со смеху.

Уайли опять ударил меня по голове, и я рухнул на колени. Я чувствовал, что глаза мои заливает кровь, и тем не менее снова бросился на него. Он увернулся и неуклюже ударил меня. Замахнулся еще раз, но тут я ответил ударом. Уайли упал.

Израненный и измученный, я попытался броситься на него. Но теперь он принялся за меня всерьез. Не помню, сколько раз он сбивал меня с ног, помню только, что Уайли был в ярости. Когда я наконец снова попытался встать, он нанес мне ужасный удар в бок. Я почувствовал страшную боль и рухнул на землю. Боль пронзила меня, я вцепился зубами в траву, чтобы они не слышали стонов.

Уайли встал надо мной, и я услышал, как рыжий сказал ему:

– Эй, Уайли, остановись! Пусть себе полежит! Ты ему отплатил.

– Я убью его!

– Брось! Черт возьми, ты его здорово отделал! Он никогда не доберется до дому. Я думаю, ты переломал ему ребра. Оставь его!

Сознания я не потерял и все ясно слышал. Честно говоря, мне было все равно, убьют меня или нет – так у меня все болело. Наконец я услышал, что они уезжают. Я же остался лежать на земле, думая о том, что скоро наступит ночь и наши лошади останутся один на один с хищниками.

Вскоре я впал в забытье, а когда открыл глаза, было уже совсем темно. Должно быть, стемнело несколько часов назад, потому что я вымок от росы. И замерз так, что едва мог. дышать.

Цепляясь за траву, я пополз к лестнице. Ко мне приближалось нечто. Это оказался мой конь. – Брауни! – позвал я его.

– Брауни!

Он подошел поближе, тихонько похрапывая, потому что от меня пахло кровью. Он встал рядом. Мне удалось немного приподняться и ухватиться за стремя. Я подтянулся, и бок пронзила такая боль, словно туда вонзили нож, поэтому я ткнулся в бок коня и шепотом начал успокаивать его.

Моя голова трещала, тело мучительно болело. В седло мне не забраться. Я просто не смогу это сделать. Оставалось только добраться до хижины и развести огонь.

Кое-как я взял поводья и завязал их на передней луке седла, затем достал из чехла винтовку и снял седельные сумки, в которых лежала еда. После этого я оперся на винтовку похлопал жеребца по холке со словами:

– Домой, Брауни! Иди домой!

Брауни отошел немного и остановился. Он не хотел уходить. Потом я, наверное, опять потерял сознание и очнулся только от холода. Кое-как заполз в дом. Винтовку я затащил с собой и закрыл дверь.

В доме были дрова и все необходимое. Мне удалось разжечь огонь. Я подложил побольше поленьев и снова отключился.

Ночью я проснулся от слабости и боли. Огонь потух. Я подбросил еще дров и заметил в углу кофейник.

Внутри еще оставалось немного кофе, но слишком мало для меня. Я поставил кофейник на угли. Сел, весь дрожа. Я чувствовал боль в голове и в ребрах, а также озноб и ломоту во всем теле.

Все остальное время я провел в бреду, но когда сознание опять ко мне вернулось, – наверное, я очнулся от боли, – в комнате стоял запах кофе. У меня в сумках с едой лежала чашка. Я достал ее и налил себе кофе. Мне удалось сделать один или два глотка, все остальное пролилось. Что бы там ни было, но кофе был вкусный. Я опять уснул, измученный до предела болью и слабостью. Почему я не послушал Чантри? Не стоило приезжать сюда и вообще доверять этим людям!

Меня нашла. она. Та девушка. Я был очень слаб. Она пересекла плоскогорье и обнаружила меня в хижине. Стоял ясный день, я полностью пришел в себя, но двигаться еще не мог. Я просто лежал на полу, слабый и больной, в ожидании смерти.

Я слышал, как к дому подошла лошадь. Сначала я подумал, что это Брауни или что те трое вернулись. Лошадь подошла к самой хижине, и я услышал скрип седла.

Затем кто-то вскрикнул – наверное, она увидела кровь на ступеньках. Дверь распахнулась, и я опять услышал вскрик. Все было как во сне, будто я еще не совсем проснулся или что-то в этом роде. Я чувствовал, как она прикасается к моему плечу, как поворачивает меня на спину, но это было так больно, что я закричал.

Следующим, что я помню, был треск дров и запах дыма. Я понял, что горит огонь. Я слышал, как потрескивают сосновые дрова, и почувствовал их запах. Мне было очень плохо, и я был не в состоянии говорить или шевелиться.

Она взяла какие-то тряпки и вытерла мне лицо. Промыла раны, мягко прикасаясь тут и там. Затем она ощупала меня всего в поисках переломов и больных мест. Когда она дошла до ребер, я закричал.

Она вышла за водой и принесла еще дров. И когда мои глаза опять открылись, я увидел ее. Само собой, она была красавица, хоть и не блондинка. Ее волосы были не золотыми, а темно-рыжими с легкой позолотой, и она была куда краше любой светловолосой девушки, которую я когда-либо видел в жизни.

– Отец, – прошептал я. – Я бросил его лошадей… Я резал шесты… Я бросил их…

– Не беспокойся об этом, – ответила она. – С ними все будет в порядке.

– Папа очень ценит этих лошадей. Я должен…

– Лежи спокойно. Я передам весточку твоему отцу, а лошадей заберу потом.

Она приготовила суп и покормила меня. Я чувствовал, как ее пальцы прикасаются к моему телу, которое ныло от каждого прикосновения. Вскоре я опять забылся и, очнувшись, услышал его голос. Голос Чантри.

– Его конь прибежал домой один, – говорил Чантри. – Я убедил отца остаться охранять дом. Эти люди сразу же его сожгут, дай им только шанс.

– Вы сразу поехали сюда?

– Я прошел по следам Доби. С лошадьми все в порядке. Я напоил их, стреножил снова и поехал сюда. Он нашел проход в расщелине, и я тоже прошел по ней. Я знал, что он сюда отправится.

Чантри подошел поближе и наклонился надо мной. Мне казалось, что между нами сотни километров и я плыву в каком-то странном сне. Голоса долетали до меня слабым эхом.

– Ему здорово досталось, – услышал я слова Чантри. – Думаю, ему сломали пару ребер и палец. – Он поднял мою руку: – Видите? След от веревки. Они связали его, и он пытался ухватить веревку. Их было как минимум двое, а может, и больше. Этот парень настоящий боец.

Он ощупал мое тело. Я чувствовал его пальцы на своих ребрах и вздрогнул от этого прикосновения. Затем я опять услышал его голос:

– На палец мы наложим шину. Штаны придется разорвать и крепко перевязать бок, чтобы закрепить ребра на месте. Я умею так их сращивать, что и следа не останется. Остальное – это лишь порезы да ссадины. Есть ли другие серьезные повреждения, покажет время. Он получил несколько крепких ударов по голове.

– А как мы его повезем?

– На травуа – индейских волокушах. Точно так же, как индейцы с равнин перевозят свое добро и раненых. Я пойду вырежу пару шестов, и мы соорудим носилки.

Они еще поговорили, и Чантри ушел. Когда я опять почувствовал себя лучше, мы были в хижине одни – я и она. Я открыл глаза. Каждая частичка моего тела ныла, а голова просто раскалывалась.

Она заметила, что я проснулся, подошла и покормила супом с ложечки. Суп был очень вкусный.

– Спасибо, – пробормотал я.

– Сколько их было?

– Трое. Один набросил на меня лассо, но я все равно свалил Уайли. Даже два или три раза. Мы боролись на поляне, а рыжий…

– Громила Бэйнс.

– Он держал лассо достаточно свободно, чтобы я мог драться. Думаю, может, он и не возражал против того, чтобы я побил Уайли.

– Разумеется. Громиле на все наплевать. Но он ценит выдержку. Если ты показал характер, ему это могло понравиться.

– Я отделал его. Я отделал-таки Уайли.

– Молодец. А сейчас отдыхай.

Мы спускались с гор ужасно долго. Грузовые лошади шли сзади и волочили шесты, которые я нарезал. Были минуты, когда я отчетливо осознавал происходящее, временами же проваливался в забытье. Дорожная тряска вызывала просто нестерпимую боль. Но они довезли меня до дому. Чантри и она.

Отец ждал нас с винтовкой в руках. Он стоял у ворот и следил за тем, как мы приближаемся. Когда он меня увидел, он чуть не заплакал, а уж плаксой его не назовешь.

– Он выглядит хуже, чем есть на самом деле, – успокоил его Чантри. – У тебя крепкий парень, Керноган.

– Он хороший мальчик, – ответил отец. – Он всегда мне помогал. Я думал найти для него землю, чтобы ему было легче начинать жизнь. Но сейчас… Я просто не знаю. Наверное…

– Оставайтесь здесь. Это хорошее место. – Голос Чантри вдруг изменился. – Это хорошая земля, по закону выкупленная у индейцев. Придет время, и я передам тебе все права на нее.

Еще долго после того, как они внесли меня в дом и уложили в постель, я слышал, как они разговаривали с девушкой. Она была красива, хотя и не оказалась блондинкой с золотыми локонами. Она была невероятно прекрасна. А двадцать лет – это не так уж много. В следующем году мне будет семнадцать, и я стану взрослым мужчиной. К тому же она сама сказала, что у меня есть выдержка.

Некоторое время спустя я услышал, как отец сказал:

– Если здесь ничего нет и ты в этом уверен, почему бы не рассказать им обо всем начистоту?

– Я пытался. Они слишком недоверчивы, Керноган. Люди откажутся от чего угодно, только не от своей веры. И они возненавидят тебя, если скажешь, что они верят в миф. А если доказать им это, они возненавидят тебя за то, что ты выставил их дураками. Они все поймут, но любить тебя все равно не будут. Я видел людей, которые приходят туда, где, по слухам, зарыты сокровища. И хотя вся земля там уже перекопана вдоль и поперек, они роют еще одну яму, а за ней еще. Одно я знаю точно – мой брат жил здесь. И если бы здесь было что-нибудь ценное, он бы нашел. А будучи аккуратным человеком, обязательно оставил бы ключ к разгадке. Я так думаю. – Чантри помолчал. – Кроме того, зная его, я могу предположить, что он оставил такой ключ, и что только я один способен найти его.

– Что это может быть?

Чантри пожал плечами:

– Я должен вспомнить наши с ним отношения и определить, какие из моих наклонностей он знал лучше всего. Клайв был прекрасным человеком, куда лучше, чем я, с какой стороны ни погляди. И у него был изощренный ум. Каким бы ни был ключ к разгадке, другим просто бесполезно искать его.

– Что ж, – сказал отец, – мне в жизни не догадаться, что это за ключ и как ты его собираешься искать.

– Надо возвращаться, – сказала Марни.

Чантри повернулся к ней:

– Оставайся здесь.

– Я должна вернуться. Хотя бы в последний раз. Там мои вещи. Они мне нужны.

– А они не узнают, что ты была в хижине?

– Не думаю. Но они туда еще вернутся. Мак Моуэтт наверняка решит, что там спрятан клад. Они растащат дом по бревнышку.

– А может быть, и нет, – сказал Оуэн Чантри. – Может быть, они найдут там меня.

– Одного? Против всех?

– Я буду не в доме. Я собираюсь сохранить за собой свободу действий.

Я услышал, как Чантри заходил по комнате.

– Да, мне кажется, я так и сделаю. Я должен быть там, когда они придут. Я хочу спасти эту хижину.

– Это дикое, ужасно дикое место, – сказал отец. – Зимой эту хижину может запросто занести снегом. Должно быть, высота там не меньше девяти тысяч футов.

– Я бывал и не в таких переделках.

Я так и не видел, как она ушла. Когда я проснулся, ее уже не было, и только в воздухе остался легкий запах ее волос. Я боялся за нее, я по-настоящему испугался. У меня было плохое предчувствие. Не надо было ей возвращаться назад…

Я попытался сесть, но мой бок пронзила такая боль, что я тут же повалился обратно, хватая воздух ртом.

Она ушла, и я ничего не мог с этим поделать. Если бы у меня была моя старая винтовка и я бы оказался в тех скалах! Ну, может быть, у меня ничего бы и не получилось, но я хоть попробовал бы!

У кровати появился Чантри:

– С тобой все в порядке, Доби? Я слышал, как ты кричал…

– Это случайно. Я в порядке. Только я хочу, чтобы вы привели ее назад. Это очень плохие люди. Я хочу, чтобы вы помогли ей, Оуэн Чантри.

– Я буду неподалеку от хижины. Она знает это… если ей удастся туда добраться. Я боюсь. Мне страшно за нее. Она думает, им не известно про нее и про эту хижину, но ведь они могли запросто заметить цветы.

Чантри помрачнел, лицо его потемнело. Он был довольно красивым мужчиной, но в нем была холодность, которая иногда просто пугала.

– Я поеду туда, Доби. Я поеду наверх, в горы. Сегодня… прямо сейчас.

Он не терял ни минуты. Уселся на своего вороного, взял с собой вьючную лошадь и отправился в горы. И глядя на то, как он уезжает, я все гадал, что же произойдет, когда он и Моуэтт столкнутся лицом к лицу.

Может быть, он будет один против нескольких, но это не будет неравная битва. Даже если он будет совсем один. И не важно, сколько головорезов выйдет против него.

В этом человеке было нечто такое, что заставляло вас верить в него. Даже меня, а я до сих пор не очень-то желал верить в Оуэна Чантри.

Несмотря ни на что – ни на сломанные ребра, ни на все остальное, – я должен быть там, в горах, когда дело дойдет до стрельбы.

Глава 9

У Оуэна Чантри не было иллюзий. Ничто из его опыта не говорило о том, что он находится под особым покровительством судьбы. Он много раз видел, как хорошие люди умирают, а плохие продолжают жить, и он знал, что так же уязвим, как и всякий другой.

Ни один человек не сможет командовать кавалерийским отрядом, отправляться в разведку в лагерь индейцев, управлять каретой или пускать в ход ружье, если он не знает своих возможностей.

Жизнь Чантри зависела только от его собственной ловкости и некоторой доли случайности. Если он был в футе от того места, куда попадала пуля, это было лишь стечением обстоятельств и объяснялось тем, что он двигался чуть быстрее или чуть медленнее человека, в которого пуля угодила. Оуэн Чантри не просил у судьбы поблажек. Он доверялся собственным навыкам, доброму коню и хорошему ружью.

Он пересек каньон в том месте, где к нему с востока выходил другой каньон, и начал взбираться вверх по неровной, но не слишком трудной тропинке. Это место поросло лесом. В осиннике было множество запруд, которые так любили бобры и лоси.

Оуэн не торопился. На такой высоте не стоит спешить. Мак Моуэтт был старым и опытным дезертиром, который знал все до единой уловки и был способен изобрести парочку новых, если это понадобится. Его дружков тоже не стоило сбрасывать со счета. Все они выросли на границе. На границе с остальными людьми.

У бобрового пруда Чантри остановился ненадолго, чтобы дать лошадям напиться, а сам в это время огляделся кругом.

Он всегда старался выбирать для остановок такие места, чтобы слиться с окружающим. Вот и сейчас с расстояния в несколько ярдов он был почти неразличим для постороннего глаза.

Чантри изучал горный склон не торопясь, ярд за ярдом, не оставляя без внимания ни дерево, ни камень, ни малейшую тень. Иногда он бросал быстрый взгляд на только что изученное место.

На ветку неподалеку уселась белка и с любопытством принялась рассматривать его. В нескольких ярдах от нее по соседнему стволу спускалась головой вниз еще одна, по временам останавливаясь, чтобы оглядеться. Чантри поговорил со своим конем и повернул в осинник, петляя между тонкими и изящными серыми стволами, объезжая буреломы и одинокие валуны, упавшие с гор.

От горного пика под названием Шлем отделялся крутой хребет, на вершине поросший лесом, с неровными, почти отвесными стенами. Перед ним торчали похожие на башни скалы, которые назывались Отвесные Холмы. Чантри избегал ту дорогу, по которой ехал в первый раз, а воспользовался тропинкой, найденной Доби Керноганом.

Его задача была достаточно проста. Он должен был забрать из хижины Марни Фокс и, если хватит времени, добраться до предмета своих поисков. Он ни на минуту не верил, что это было золото.

Повсюду ему встречались следы лосей и оленей, а дважды он наткнулся даже на след гризли, отличавшегося от остальных медведей длинными когтями на передних лапах. Этот гризли разломал ствол дерева, чтобы добраться до живших в нем термитов.

Один раз он задержался у маленького ручья, чтобы понаблюдать за оляпкой, которая, подпрыгивая, бегала по скале вверх-вниз. Он увидел в ручье стайку форели, спрятавшуюся в тенистом месте, где над водой низко нависали ветви деревьев. Сколько бы ни смотрел Оуэн, природа не могла ему наскучить и ему было знакомо каждое движение и каждый звук в лесу.

Было очень тихо. Сидя на коне в гуще деревьев, Чантри глядел поверх вершин красных утесов в чистое голубое небо, по которому плыл целый флот белых облаков.

Вдруг он ощутил какое-то движение. Это не был звук, просто в нем возникло предчувствие, какое-то ощущение, от которого сразу же напряглись нервы. Он положил руку на винтовку и замер. Он чувствовал вес своего оружия и сидел тихо, прислушиваясь.

Ни звука… Слегка сжав ногами бока своего вороного, Чантри двинулся вперед, держась самых густых зарослей. Он сидел прямо, объезжая деревья, и неожиданно выехал на маленькую полянку, которую пересек быстрым шагом.

Сейчас он был почти под самыми скалами. И вновь он остановился и прислушался, изучая узкую полоску открытого пространства перед собой. Чантри негромко выругался сквозь зубы. Ему очень не нравились такие места. Если там наверху засел кто-нибудь с винтовкой…

Он осторожно выехал вперед, рысью подъехал к ущелью и начал подниматься вверх. Подъем был крут, но чем быстрее он его преодолеет, тем лучше.

Поднявшись к началу расщелины, он осторожно въехал под деревья, остановился и спешился. Затем, как обычно, привязал коня к дереву скользящим узлом и опять вернулся. Он внимательно осмотрелся вокруг, затем вышел к началу ущелья, лег на землю среди камней и кустарника и притаился в ожидании.

Прошло несколько минут, но он не услышал ни звука, ни шороха. Удостоверившись, что его никто не преследует, Чантри вернулся под деревья.

Моуэтт уже знал об этой хижине, и если он еще не растащил ее по бревнышку в поисках того, что надеялся найти, то, несомненно, растащит. Усевшись на землю, Чантри вспоминал все, что знал о своем брате.

Клайв спрятал это здесь? Или где-то в другом месте? Клайв всегда был очень осторожен, он все и всегда делал тщательно, не упуская ни одной мелочи.

Что представляет из себя этот ключ? И где его искать?

Они с Клайвом подолгу были в разлуке, но всегда понимали друг друга. У них были одинаковые вкусы. Только Клайв был большим книжником, чем Оуэн, и, если можно так сказать, большим отшельником.

Его любовь к диким местам была глубокой и всепоглощающей. Он также понимал их. В его натуре было нечто поэтическое. Это был человек, который чувствовал себя богатым и счастливым, живя в пустыне, без денег, наедине с книгами.

Он должен постараться поставить себя на место Клайва.

Клайв не собирался уезжать отсюда, он жил здесь. Он должен был все предусмотреть – включая свою смерть. Он должен был оставить весточку для Оуэна.

Взобравшись в седло, Оуэн продолжил свой путь среди осин. Это было непросто, так как деревья росли близко друг к другу и между ними было много поваленных стволов.

Осина ломкое дерево и часто подвергается атакам насекомых, а потому стволы часто падают, затрудняя движение путнику. Дикие цветы под осинами растут очень быстро. Он ехал необычной дорогой, поэтому его следы вряд ли обнаружат.

Чантри приблизился к хижине, слез с коня и отвел вороного в густые тенистые заросли. Он привязал его так, чтобы длина веревки позволяла коню щипать траву.

Он перебежал из осинника под росшие близко друг к другу ели и подобрался поближе к хижине, затем присел на корточки и понаблюдал за ней несколько минут. Его взгляд скользнул по траве. По ней никто не проходил – роса нетронута. Дымка над хижиной нет.

Он должен провести внутри как можно меньше времени. Для этого он со всей тщательностью обдумал свои действия и мысленно исследовал каждую стену. Некоторое время он посвятил камину, сложенному из тщательно подогнанных каменных плит. Он мысленно оглядел весь дом снизу доверху, чтобы потом не терять времени, но не нашел там места, где можно было бы спрятать сокровище.

Стены были прочны – тщательно вырубленные бревна, умело подогнанные одно к другому. Окна, их было всего три, были чуть больше бойниц, слегка вытянутые вверх; они закрывались прочными ставнями без единой щели и закреплялись двумя засовами каждое. Ставни можно было притворить так, чтобы ветерок овевал каждый угол дома. Однако окна были прорублены в прочных бревнах и вряд ли там можно было что-нибудь спрятать.

Вот в очаге – другое дело. Но, зная Клайва, Оуэн сразу же отверг этот вариант. Он был слишком очевиден, и Клайв наверняка придумал бы что-нибудь похитрее.

Нет, это должен быть ключ только для Оуэна. Какие-то сведения, привычки, которые были общими для них обоих, что-то такое, что, по предположению Клайва, смог бы понять только Оуэн, и никто другой.

С винтовкой в руках он вышел из своего укрытия и пошел через луг к хижине. Подняв засов, он толкнул дверь. Та скрипнула петлями и медленно подалась внутрь. Комната была пуста.

Стоя в дверях, Оуэн Чантри прислушался, но ничего не услышал. Окинув взглядом обстановку, он не обнаружил никаких следов того, что со времени его последнего визита сюда кто-нибудь заходил.

Неторопливо осматривая комнату, он изучал то, что пропустил во время своего мысленного обыска, но ничего нового не нашел. Если в доме и были тайники, найти их можно было только разобрав его на бревна. Доски пола были плотно подогнаны друг к другу. Между плитами очага не было ни единой щели.

Где же тогда?

Какое-то время Оуэн стоял, глядя в дверной проем на траву лужайки и вдаль, на горизонт. Затем он по очереди выглянул в каждое из окон. Он увидел лес, из которого приехал, заросли позади дома и беспорядочную мешанину скал, деревьев и кустарника.

Если бы он представлял себе, что он ищет, ему было бы легче, подумал он сердито. Если бы знать хотя бы размер вещи, на что она похожа. Но у него не было ни малейшей подсказки,

Число «десять», нацарапанное на ступеньках… Ключ? Или просто надпись, сделанная в бреду?

Десять чего? Десять футов? Ярдов? Миль? В каком направлении?

Чантри осмотрел землю вокруг хижины, обойдя ее по окружности радиусом в десять футов. Ничего.

Он попытался отыскать десять деревьев, десять скал, что-нибудь, что своей формой, конструкцией или очертанием могло бы дать ответ на эту загадочную десятку. Все впустую.

Он поднял голову. В доме должен был быть чердак или просто пустое пространство между потолком и крышей. Он не заметил никаких признаков того, как туда можно попасть.

Вдруг он услышал стук копыт и, быстро обернувшись, посмотрел в окно. Человек на серой лошади – стройная лошадь, воплощение скорости и выносливости, с черной гривой и таким же хвостом.

На вид человеку около сорока пяти, ну, может быть, на год-два меньше. Он подъехал к дому:

– Чантри?

Оуэн Чантри вышел на крыльцо. Мужчины принялись изучать друг друга.

С виду незнакомец был спокойным человеком с крупными чертами лица и серо-голубыми глазами. Сегодня он явно не брился. Однако его пышные седые усы были ухожены и одет он был достаточно опрятно, хоть и грубовато.

– Я Фрэнк Моуэтт.

– Я слышал о тебе много хорошего, – приветливо ответил Чантри. – От Марни Фокс.

– Она с тобой?

– С Керноганами, надеюсь.

Вопрос Фрэнка удивил его. Он думал, что она с Моуэттом, раз уж не здесь.

– Я только что от них, точнее, проезжал неподалеку. Там ее нет.

– А у вас? Я имею в виду вашу шайку?

– Нет.

– Ничего на понимаю! Если ее нет ни там, ни тут, где же она тогда может быть?

Фрэнк Моуэтт был явно обеспокоен.

– Послушай, Чантри, мы с тобой можем вскоре оказаться по разные стороны баррикад, но эта девушка мне сродни. Это прекрасная девушка, и мать ее была тоже хорошей женщиной. Я хочу, чтобы ты знал это.

– Давай не будем спорить об этом, Фрэнк. Я не думаю, чтобы ее схватили на полдороге. Если речь идет о Марни, можешь на меня рассчитывать. Теперь нам остается только отыскать ее.

Фрэнк Моуэтт сдвинул шляпу на затылок.

– Она пришла ко мне ночью и сказала, что хочет сбежать. Я ответил, что это самое что ни на есть рискованное предприятие, и попросил ее больше ничего никому не говорить. Ну а потом я начал беспокоиться и пошел в ее хижину. Она, разумеется, исчезла вместе со своими вещами. Забрала с собой все, что могла унести. Я поехал за ней, но потерял след за Турецким ручьем. Я пошарил вокруг, но без успеха, и тогда решил поскакать к дому старого Чантри. Ее и там не оказалось, вот я и приехал сюда.

Оуэн Чантри нахмурился, а затем вдруг поднял голову:

– Фрэнк, а из ваших все на месте? Том Фрика, например?

– Почему он?

– Он уже был замешан в таких делах. Однажды у форта Гриффин была убита танцовщица, и, хотя причастность Фрики к убийству доказать не удалось, многие думали, что это сделал именно он.

– Я не помню, чтоб видел его, но это еще ничего не значит. Вообще-то говоря, он и Строун не часто попадаются мне на глаза.

Чантри подождал, размышляя. Ему был близок этот усталый и одинокий человек, связанный кровным родством с людьми, совсем ему не подходящими.

Куда уехала Марни? Куда могла она подеваться среди этой огромной дикой пустыни? Очевидно, пыталась добраться до Керноганов. Они были близки ей, и она их знала, так же как и Оуэна Чантри.

Знала его? Ну, вообще говоря, не очень. По крайней мере, они хоть поговорили. Казалось, их объединяло какое-то невысказанное взаимопонимание, какая-то теплота. Было ли это всего лишь следствием их одиночества? Или чем-нибудь еще?

Одно он знал точно: ее надо найти. И защитить.

Это было проклятие всех Чантри – а может быть, и всех ирландцев, – они изводили себя горечью и грустью, прежними печалями.

– Поезжай назад, Фрэнк. Если она вернется, ты ей понадобишься.

– Я не смогу ничего для нее сделать. У нас все решает отец.

– И даже за Строуна?

Фрэнк Моуэтт удивленно поглядел на него:

– A ты сомневался? Если так, то ты совсем ни знаешь Мака Моуэтта. Где бы он ни был, он всегда все решает сам.

– Я выехал сегодня из дому, чтобы найти ее, Фрэнк. И может быть, наши дороги пересекутся.

– Они убьют тебя так же, как убили твоего брата.