Текст книги "Бендиго Шефтер"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 16

В Орегон я отправлялся ночью. Мы решили, что так будет лучше. Никто не увидит, что я уезжаю, не последует за мной, не поймет, что в поселке стало на одно ружье меньше. И провожать меня не стали. Это мы тоже решили заранее, и я простился со всеми прямо в доме. Потом мы с Каином в последний раз спокойно поговорили с глазу на глаз, крепко пожали друг другу руки, и он снова взялся за свои гвозди.

Еще с вечера Хелен собрала еду, и они с Лорной уложили ее в седельные сумки. Пока Каин грузил вьючную лошадь, которую пришлось взять в дорогу, я поднялся на террасу, чтобы напоследок повидать Рут Макен, Буда и Нинон.

Я пил кофе в маленькой, словно раковина, комнате, которую я построил для Рут. Построить – одно, а превратить в дом – другое. Рут это сумела.

Нинон подала мне кусок пирога с сушеными яблоками. Вдруг Буд сказал:

– Олли Троттер спрашивал, когда вы собираетесь ехать.

– Когда это было?

– Сегодня. И пару дней назад тоже. Он говорил, что вам лучше поторопиться.

Мне это не понравилось, не доверял я этому Троттеру. Мой отъезд осуществлялся скрытно отчасти из-за него и его приятелей.

– Я хочу поехать с тобой, – сказала вдруг Нинон. – Правда! Я знаю кое-кого в Орегоне и в Сан-Франциско тоже. Я могла бы помочь.

– Если что-то случится, оно случится раньше, чем я туда доберусь. А когда начинаются неприятности, лучше, чтоб голова болела об одном, а не о двоих.

– Когда ты вернешься?

– Не раньше будущих морозов. Путь туда долгий, а назад с коровами – еще длиннее.

Рут подошла к сундуку и вынула две книги.

– Хватит ли у тебя места для этих книжек? Хочешь, возьми одну или обе. Мне кажется, что в дороге тебе захочется подумать о разных вещах. Одна из книг – Блэк-стоуна.

– Я слышал о нем.

– Добрая часть нашего законодательства основана на его книгах. От него ты узнаешь, может быть, больше, чем из других книг.

Нинон провожала меня до дверей.

– Мне будет тебя не хватать, – сказала она, глядя на меня огромными глазищами.

– Когда я вернусь, ты обо мне уже позабудешь.

– Никогда! – Она смотрела прямо мне в глаза. – Я люблю тебя, Бендиго. Когда-нибудь я стану твоей женой.

– Ты слишком молода, чтобы думать об этом, – сказал я. – Тебе ведь нет еще и тринадцати.

– Почти тринадцать… Между нами разница всего в пять лет. У майора с миссис Макен была разница в девять. Мистер Каин тоже старше Хелен на девять. Я знаю, я спрашивала.

– Ну, ты еще сто раз передумаешь, – промямлил я. – Но все равно я польщен. И надеюсь, что ты не расхочешь.

Она поднялась на цыпочки и легонько поцеловала меня в губы. Ее поцелуй был легче, чем касание бабочкиного крыла, но я вздрогнул.

– Скорей возвращайся, Бендиго. Я буду тебя ждать!

В темноте я шел один на конюшню и все твердил себе, что Нинон – всего лишь неразумный ребенок, полный глупых фантазий. Но она всегда казалась старше своих лет. Может, оттого, что умеет играть, как настоящая артистка, или потому, что ей пришлось много пережить и немало путешествовать.

Я вывел коня из конюшни, вспрыгнул в седло и поехал в сторону тракта на форт Бриджер. За спиной у меня стукнула дверь конюшни, и я понял, что Каин вышел меня проводить. Повернувшись в седле, я взмахнул рукой, но не видел, ответил ли он мне. Он превратился в одну из неясных теней на стене дома. Но я был уверен, что он стоит там, что смотрит мне вслед – точно так же, как стоял бы и я, если бы провожал его. Он всегда был для меня больше отцом, чем братом, мы были с ним так близки, что понимали друг друга без слов.

Я не хотел ни с кем встречаться, поэтому вскоре свернул с тракта, спустился к ручью и проехал вдоль него пару миль. Начинался рассвет. Я остановился, нашел углубление в сухом береге реки, натопил снега для кофе, поджарил немного бекона и поспал, пустив лошадей щипать скудную подснежную траву.

Когда я, проснувшись, оседлал коня и посмотрел в ту сторону, где должен был быть дом, то ничего, конечно, не увидел. Наш поселок давно скрылся за округлыми холмами, и лишь нависающая над местностью гряда Уинд-Ривер выглядела по-прежнему. Я выбрал себе ориентир на западе – гору Шатер-Батт, нависающую бровью над Разделом. Оглядев окрестности и не увидев ничего тревожного, я поехал вдоль ручья, а потом свернул на равнину. То шагом, то рысью я двигался на запад. Следующую ночь я провел в укромном и укрытом от ветра месте на Шатер-Батт.

Перед сном, присыпав снегом свой маленький костерок и завернувшись в одеяла, я обдумал дальнейший путь. Обычно все путешественники проезжали через форт Бриджер, и, как это ни было рискованно, я все равно решил туда завернуть.

Во-первых, из простого любопытства. Во-вторых, я хотел получить сведения о погоде и дорогах. И, пожалуй, стоило пополнить запасы. А если кто-то следил за мной и потерял мой след, он будет пытаться перехватить меня именно в форте Бриджер. Я его замечу и узнаю, кто меня преследует.

Этот форт основал Джим Бриджер, уроженец Вирджинии, который приехал на Запад, чтобы жить в горах. Он многое знал об этих землях, но его отсюда выжили – кажется, мормоны. Они обнесли форт каменной стеной в двенадцать футов толщиной, а потом сами его покинули. Сейчас там стоял временный армейский гарнизон.

В Бриджер я приехал через два дня, услышал бодрый звук горна и увидел стройные ряды белых палаток, в которых жили солдаты. Незавидное житье, да и пение горна вряд ли нравилось беднягам, когда им нужно было спешить в строй.

Выпив, люди обычно много говорят, поэтому, хоть я и не любил этого дела, все же купил виски и устроился тут же в лавке, чтобы послушать новости.

В лавке толпилось около дюжины солдат и примерно столько же грубого вида штатских, и кто знает, кем они все были на самом деле. Тот, кого принимаешь за необразованного горца, может на деле оказаться сыном европейского аристократа, и меня не покидало ощущение, что тут просто кишмя кишат люди, которые выдают себя за кого-то другого. Года два назад здесь вот так же путешествовал писатель Ричард Бартон, записывая разные истории. Он виделся со всеми, включая Эфа Хенкса и Портера Роквелла.

Я внимательно прислушивался к спору о тракте на форт Холл и к разговорам о здешних индейцах. Оказалось, что вождь шошонов по имени Охотник на Медведей недавно снова начал предпринимать вылазки и с ним даже была серьезная стычка. Судя по тому, что я услышал, тот наш раненый индеец с двумя скальпами примкнул к этому вождю.

Около полуночи, когда здешний люд потянулся на ночлег, я прикончил выпивку и вышел на мороз. В форте Бриджер меня ничто не задерживало, да и негде было ночевать. Я проехал шесть миль и устроился возле ручья в углублении среди упавших деревьев, развел костер и уснул, сжимая в руке револьвер.

Еще до рассвета я отправился в путь. На этих землях жили индейцы, и я вполне мог налететь на кого-нибудь из воинов Охотника на Медведей. Но мне никто не встретился. Уже темнело, когда я приметил поселение из дюжины лачуг, окруженных стогами сена. Какой-то человек гнал домой штук шесть коров. Увидев меня, он схватился за винтовку.

Я подъехал и спросил, нельзя ли у них переночевать. Он внимательно оглядел меня с ног до головы, осмотрел моих лошадей и спросил, не мормон ли я.

– Нет, – ответил я. – Я живу в селении рядом с Южным ущельем.

Он посмотрел еще пристальнее.

– Слыхал. Как тебя звать?

– Шафтер. Бендиго Шафтер. Я еду в Орегон.

– Дальняя дорога, – сказал он. – Ты, что ли, один из тех, кто накормил наших святых?

– Было дело. Они застряли в снегах, а мы о них услышали. Хороший народ.

– Слезай и входи. Твоего коня я обихожу.

– Благодарю. Думаю, вам хватает своей работы. Я сам управлюсь. Мне нужно только место для ночлега.

Он присматривался ко мне, пока я расседлывал жеребца и ухаживал за ним.

– Немного найдется таких, чтоб так заботились о лошадях. Здешний народ обходится с ними грубо.

– С женщинами тоже, – сказал я.

– Ты женат? – спросил он.

– Нет.

– А у меня две жены. Увидишь. Первая – Мэг, она сама нашла мне вторую. Вряд ли я сам сыскал бы лучше, хоть считается, что я неплохой добытчик. У них своя компания, понимаешь? Вдвоем веселей, да и работа пополам. Облегчение.

Мы подошли к дому, я снял шапку, и мы вошли.

Я увидел двух женщин и четверых детей. Женщины были умудрены годами, одна лет на семь старше другой. Обе привлекательные и спокойные. Кинув взгляд на стол, я понял, что у этого парня поваров хватает – сразу две хозяйки в доме.

– Мэг… Бесс… мистер Бен Шафтер из поселка, что у Южного ущелья. Он один из тех, что помогли Эстер и остальным.

– Рада вас видеть, – сказала Мэг. – Святые часто о вас говорят, мистер Шафтер. Вы можете на нас рассчитывать.

– Мы просто сделали то, что было в наших силах, мэм.

– Не часто встречаешь доброе к себе отношение, – тихо сказала Бесс. – Такое нужно ценить.

Мы сели за стол. Я был очень голоден, и эти две женщины принесли много еды, а потом постелили мне рядом с очагом.

Когда нужно было раздеваться, я начал немного нервничать, хоть меня и отделили от остальной комнаты занавеской из простыни: в моем поясе было зашито золото. Оно даже успело натереть тело под рубашкой. У меня широкие плечи и узкие бедра – пояс выпирал не сильно, но кто-нибудь все же мог обратить на него внимание. Этим людям я доверял, но не хотелось вводить их в искушение. Много порядочных людей сбилось с пути от одного только вида золота.

Я хорошо выспался, а проснулся так поздно, что одна из женщин уже разводила огонь в очаге. Мне стало стыдно. С самого моего детства ни одна женщина не разводила огонь в моем присутствии.

Жили эти люди небогато, но ухитрялись сводить концы с концами. У них, похоже, всегда было что поставить на стол. В доме все чисто прибрано, и видно, что они моют не только картошку, но и детей.

Когда я седлал коня, ко мне вышел хозяин.

– Мистер Шафтер, – смущенно сказал он, – вы спасли мою сестру и тех, кто был с нею. Мы не богаты, но один проезжающий оставил нам вот эту книгу… я видел, что у вас они тоже есть. Может, вам эта книга пригодится? Тут рассказывается целая история.

Это был «Рьенци, последний трибун» Булвер-Литтона. Конечно, я никогда не читал этого романа и впервые встретился с фамилией, которая писалась через черточку.

– Спасибо, – сказал я. – Это драгоценный подарок.

Я раскрыл книгу, когда селение скрылось из глаз, а вокруг не было ни души. С тех пор как я стал взрослым, мне еще ни разу не доводилось читать книгу рассказов или роман. В детстве я, правда, прочел несколько, но те были написаны специально для детей. А эта не была детской: кто такой «трибун» я уже знал из Плутарха.

Я все ехал и ехал, вокруг лежали широкие скучные равнины. На том месте, где должна была быть почтовая станция, я увидел только обгорелые бревна и три жуткие ямы, наполненные водой с щелочью. Тут не было приюта ни человеку, ни зверю, и я двинулся дальше. Кое-где обнажалась серая земля, снег лежал пятнами, надо мной нависало ровное серое небо.

Я уже был готов сдаться и устроиться на ночлег прямо посреди бескрайних прерий, как вдруг тропа нырнула в небольшую долину.

Глава 17

Стало теплее, снег таял, обнажая черную грязную землю. Вдали, сколько хватает глаз, простиралась серая пустынная равнина с пожухлой полынью, лишь на горизонте в голубой дымке маячили далекие горы. Никто не попадался мне навстречу, кроме редких кроликов. Эти вдруг прыскали из-под копыт, шарахались в сторону, а потом усаживались и глазели, словно бы недоумевая, что это за невиданное существо вторглось в их пустынное царство.

Где-то вдали маячили темные силуэты кедров, однажды среди пустынных прерий передо мной возник столб с надписью, что до Карсон-Сити отсюда 533 мили. Но мне не нужно было в Карсон-Сити.

Постепенно все вокруг менялось. Плоская равнина покрылась мертвой белой пылью, которая легко подымалась в воздух, забивая глаза, уши и нос. Полынь и кусты исчезали, на теле земли начали выступать, будто заплатки или нарывы, уродливые пятна соли. Вдали показался корявый абрис Гранитной горы. Говорили, что у ее подножия полно источников.

Однажды я ночевал рядом с озерцом, полным серной воды. Конь бунтовал, не желая ее пить, но потом сдался – другой воды поблизости не было. В миле отсюда, прямо посреди прерии, торчала низкая скалистая гряда. Кое-где на ней высились кедры, а за ними, наверное, скрывались глубокие расселины, в которых свободно могли прятаться индейцы, выслеживая путников, отдыхающих около этой – прости Господи – воды. Мне тут не нравилось, но деваться было некуда. Многочисленные старые кострища указывали, что я тут побывал не первым.

Слава Богу, что у меня с собой была фляга, взятая по совету Этана, так что мне удалось сварить приличный кофе. Ночь выдалась холодная.

Глава 18

Прошло всего две недели с тех пор, как я покинул наш поселок, а мне уже казалось, что я давным-давно в пути. Я представлял себе, что сейчас может делаться у нас, и радовался, что там остались Дрейк Морелл и Уэбб. Они, конечно, не верх совершенства, но в случае нужды будут настоящими защитниками и полезут в драку не задумываясь. Когда приходит беда, люди часто слишком много времени тратят на сомнения и колебания.

Утром вдруг пошел снег. В кедрах шумел ветер. Я ехал, то и дело оглядываясь. Индейцы могут легко подкрасться в такую погоду, и я не чувствовал себя в безопасности. Индейцы уже давно приметили, что белые путешествуют в любую погоду, видели, как они прикрывают уши и поднимают воротники, закутываясь в теплые пальто. И потому перестают что-нибудь видеть, становятся неуклюжими и малоподвижными. Лучше уж померзнуть, но остаться в живых.

Когда я поднимался в гору к станции Батт, снег уже припорошил тропу на несколько дюймов. Томас, мормон, присматривающий за станцией, налил мне горячего кофе.

Станция представляла собой каменное строение футов тридцать длиной, а шириной – пятнадцать. Дверью служила задняя стенка фургона, изрешеченная пулями. Один конец помещения был отделен тряпичной занавеской, за которой стояли четыре койки со стегаными одеялами. С деревянных крюков на стенах свисало несколько патронташей, пустая фляга, пара окованных ружейных футляров, куртка из оленьей шкуры и несколько плащей и накидок. Пол, давно не метенный, был земляным.

Томас говорил не закрывая рта. Он уже рассказал мне о трех своих братьях, которые служат в английской армии, и о том, что сам он весной собирается перебраться в Калифорнию.

– Придется спать на полу, – сказал он. – Постелим бизоньи шкуры, будет не так уж плохо.

Всего одна ночь, думал я. Завтра буду ночевать на станции Рубиновой долины, а там, по слухам, куда лучше.

Я допил кофе, взял винчестер и пошел на конюшню. Холод усиливался, но конь стоял в тепле. Я поговорил с ним, подкинул сена в ясли и пошел к дому.

Свет пробивался сквозь щели в ставнях, а к звездному небу из трубы поднималась струйка дыма.

Глава 19

Дядюшка Роджерс, смотритель станции в Рубиновой долине, оживился, когда я заговорил о коровах:

– Ты прав, сынок, там у них сейчас отменная скотина. Дархемы и шортхорны. Смешанные породы, но зато от хороших предков. Корма в последние годы удались, и на пастбищах от скота прямо тесно. Если хочешь купить стадо, сейчас самое время.

Он показал мне тракт, по которому когда-то сам приехал в эти края.

– Тут тебе попадутся жуткие участки, но все равно хуже калифорнийских дорог ничего нет на свете.

Неподалеку от дороги то и дело маячили койоты. Они уже поняли, что там, где проезжают люди, порой можно поживиться трупом павшего животного или остатками пищи – и теперь крутились вдоль дорог в поисках добычи.

Не знаю, как там в Калифорнии, но и здесь тоже было ужасно: после оттепели подморозило, и подтаявшая, изрытая тысячами копыт дорога застыла скользкой бугристой полосой. С гор дул пронизывающий ледяной ветер. Непрерывная настороженность изматывала, нужно было все время быть начеку, ведь со мной немалые деньги. Случись что, их вряд ли удастся собрать для новой поездки. А без скота, который может обеспечить нас пищей, мы не могли рассчитывать на то, чтобы выжить. И я при каждой возможности старался ехать под защитой деревьев, объезжая места, где можно было ждать засады, и, не выпуская ружья из рук, был готов разыграть ту карту, которая мне выпадет.

И когда после изнурительного перевала Чокапа я увидел вдали на террасе станцию Алмазного родника, был несказанно рад скорому отдыху.

Глава 20

Я привязал лошадей под дырявым хилым навесом. Лошади на Западе привыкли к грубому обращению. Большинство из них – просто объезженные мустанги из прерий. На свободе они живут в жаре и холоде, вступают в борьбу с пумами, волками и людьми, которые их отлавливают и в конце концов загоняют под седло. Люди держат их в простых загонах, где единственной защитой от дождя, ветра и снега служат лишь их собственные спины. Словом, они приучены к трудностям жизни.

Но, когда мы вместе с лошадью путешествовали в суровом краю, когда лошадь исправно выполняла все мои требования, она заслуживала доброго отношения. Навес, конечно, лучше, чем загон, но ветер так разбушевался, что я решил заделать дыры.

Работа способствует размышлениям. Я все думал, как же мне собой распорядиться. Покупка скота – заказ общины. Когда я его исполню, мои собственные проблемы никуда не денутся.

Чтение книг приучило меня задавать самому себе вопросы. Из книг я узнавал, что мир куда больше, шире и разнообразнее, чем нам кажется. Один из путей добиться успеха – это изучение права. Большие возможности открываются в горном деле. Завести ранчо? Заманчиво, но, похоже, не для меня.

С навесом я возился почти целый час и вдруг понял, что если я сейчас же не лягу спать, то упаду прямо здесь. И я отправился в дом, размышляя по дороге о людях нашего поселка и о том, что я не имею права на ошибку. Я один, при мне почти все наше общее благосостояние, а впереди долгий путь.

Глава 21

Безо всякой на то причины я проснулся в отвратительном настроении. Странно – я всегда вставал здоровым и бодрым. Но на этот раз я вдруг почувствовал покалыванье в плече, открыл глаза с томительным ощущением подстерегающей опасности и тут же вспомнил, что не так давно убил в перестрелке человека. Я не гордился этим, а наоборот, хотел бы, чтоб об этом все забыли. И я сам в том числе. Правда, тот выстрел решал вопрос жизни и смерти, – моей и всех тех, кто полагался на мою защиту.

Весь день я ехал по диким прериям, где в любой момент могли напасть индейцы, но все сложилось удачно, и ничего такого не случилось. Единственной живностью, попавшейся мне по дороге, были кролики и пугливые антилопы. Белая полынь и кустарник покрывали прерии, в ложбинках на склонах гор пучками росла трава.

Я ехал осторожно, не торопясь и часто осматриваясь, чтобы не прозевать врага. Зато так я наконец смог увидеть страну. Многие люди ездили теми же дорогами, что и я, но так ничего и не увидели. Они не смогли ничего разглядеть и почувствовать.

Красота пряталась даже в знойных пустынных долинах между гор. Я научился искать воду. Стал отличать птиц и насекомых, которым требуется жить рядом с водой, от тех, которые могут спокойно обойтись и без нее. Сумчатая крыса – настоящий молодец, ее тело само вырабатывает воду, ей и вовсе не нужно пить.

Я узнал, что природа не бывает одинаковой. Чтобы узнать о земле побольше, ее нужно наблюдать в разную пору. Ночные и утренние тени обрисовывают скалы и каньоны, неприметные в ярком свете солнца. Лесная глухомань и пустыни научили меня не только смотреть, но и видеть. Это не одно и то же. Многие смотрят и не замечают, что окружающая их земля успевает поменяться даже за то короткое время, пока ты на нее смотришь. Перемена незначительная, но все же – перемена. Падает камень и запускает маленький оползень, корень прорастает и ветвится, раскалывая камень, снег заполняет трещину, смерзается, расширяется и увеличивает щель.

Словом, я глазел на мир в свое удовольствие, не забывая при этом следить, не зашевелится ли где что. Ведь где движение, там и жизнь, а где жизнь, там может подстерегать беда.

К почтовой станции я подъехал в темноте. В этих местах полагается заранее предупреждать о своем прибытии, чтобы тебя не встретили градом свинца, и я громко, чтобы меня услышали в доме, закричал.

Дверь распахнулась, и на утрамбованную глину упала полоса света. Станция была недавно выстроена из глины с соломой. Здание было крепкое, удобное, с двумя комнатами. Внутри помещался дощатый стол, лавки и даже пара стульев рядом с печкой. Меня встретили двое.

– Мы здесь жили втроем, – рассказывал смотритель, – но недели три тому назад Джо поехал на охоту… С тех пор мы его не видели и ничего о нем не слыхали.

– Искали?

– Да… Мы нашли его следы. А миль через шесть-семь потеряли. Ходили еще несколько раз… Похоже, он попался индейцам.

Сколько же народу погибло вот так? Сколько уехало, чтобы никогда больше не вернуться?

– У него была семья?

– Не знаю. Не говорил он об этом. Никогда не говорил. Хуже всего, что он поехал на моей лошади. Гнедой конь с белым пятном на лбу, с тремя белыми чулками… один аж до самого плеча. Длинная такая грива, хвост. Я его всегда расчесывал, как будто это ребенок. У меня раньше никогда такого не было. Умный был конь.

Станционные, наверное, были рады новому человеку и говорили без умолку. Только замолкал один, как начинал другой. Еда у них была хороша. От самого форта Бриджер ничего лучшего не попадалось.

Потом я открыл книгу Блэкстоуна, но слова не шли на ум. Я думал об этом Джо, об одном из многих, что нашли свою смерть в этом краю. Они, конечно, тоже поглядывали вокруг, но видели ли? Маловато у них для этого было времени. Чтобы здесь выжить, приходится непрерывно вкалывать. А тем более на станции, где, остерегаясь нападения индейцев, приходилось держать наготове лошадей на подмену, готовить еду для проезжающих, менять лошадей и запасаться сеном.