Текст книги "Бендиго Шефтер"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Этан, скажи им, что мы друзья. Пусть возвращаются, когда растает снег, мы будем с ними торговать. Пусть привозят меха, шкуры – все, что могут. И поблагодари, что выручили детей из беды. Скажи, что весной у нас будут для них подарки.

Сэкетт заговорил, но не успел старик ему ответить, как молодой взорвался в крике. Он яростно размахивал руками, будто призывал на помощь население соседних вигвамов.

– Нужно хватать детей и бежать, – шепнул я Этану. – Здесь пахнет неприятностями.

Этан даже не повернул головы.

– Мэй, встань, бери детей за руки и – к нам!

Молодой индеец вновь заорал, но я заехал ему кулаком в живот. Он согнулся от боли, а я добавил: врезал ему в скулу рукояткой револьвера.

Остальные даже не шевелились, а старик что-то сказал на своем языке. Похоже, они не очень расстраивались от того, что случилось.

Этан вытащил кисет с табаком и протянул его старику, показав жестом, что табак предназначен для всех. А я вынул топор работы Каина – таких не сыскать больше нигде – и протянул его старику.

– Друг, – сказал я, тыча себе в грудь. – Это волшебный топор, он сделан из небесного железа.

– Дети вперед, ты за ними, – сказал Этан.

– Я позади с пушкой, а ты иди с детьми.

Мы тащились, утопая в снегу, который с каждой минутой делался все глубже, и – Боже! – как медленно тянулось время, пока мы не перевалили через хребет. У нас за спиной кричали индейцы, и сердце гулко колотилось в моей груди.

Мы шли вслед за Этаном, но дом наш был далеко. Нам не успеть добраться до темноты, а идти ночью, в метель – слишком рискованно. Этан искал укрытие, расположенное по ветру, подальше от индейцев. Наконец он нашел две поваленные сосны с огромными вывороченными корнями, под которыми образовалась настоящая пещера. Над ней нависали снежные сугробы. В ней можно было спрятаться от ветра и от индейцев.

Мы утоптали снег в выемке, и получилась глубина около восьми футов. В одной из снежных стен я выкопал руками углубление и утрамбовал снег, чтобы там могли спрятаться дети.

Этан набрал толстых сучьев, веточек и коры и разжег небольшой костер. Из сосновых веток мы построили над нашим убежищем крышу, а когда ее замело снегом, получился уютный домик.

И все же тревога нас не покидала – лагерь шошонов был совсем близко, а кроме револьверов у нас другого оружия не было. Правда, револьверы были шестизарядными, и к каждому еще запасной барабан с патронами.

Энн заснула у меня на руках, а Мэй пристроила голову на моем плече и крепко прижалась ко мне. Может быть, чуточку крепче, чем следовало. Для Ленни Сэмпсона Этан соорудил лежанку из веток, и измученный мальчишка тут же уснул.

Этан смотрел на меня сверху.

– Ну вот, славная у нас семейка, – сказал он. – Похоже, единственная за всю мою жизнь.

– У тебя нет родни?

Он подкинул дров в огонь.

– Множество, вот только я давно с ними не встречался. Один вроде меня – только и знает, что шататься по свету, тоже Сэкетт – из долины Камберленд-Ривер, что в Теннесси. Как-то наткнулся я на него. Вообще я о родне не скучаю. Сэкеттов полно и в Теннесси, и в Каролине, а родной души все-таки нет. Команчи убили моего отца в ущелье у Санта-Фе, когда мне было четырнадцать. С тех пор я и шатаюсь по стране от Миссури до западных морей. И порой приходит охота, парень, чтобы был наконец свой дом, а в нем – свой человек, родная душа.

Маленькая Энн, как и Ленни, уснула в одночасье, а вот Мэй заставляла меня нервничать: только вид делала, что спит, а сама прижималась так, будто вот-вот сползет в мои объятия. Думаю, что Этан это видел, но промолчал.

Все у нас считали, что Этан положил глаз на вдову Макен, и нечего объяснять почему. Ей было чуть за тридцать, и она была очень красивая. Высокая, темноволосая и сероглазая, с чистой шелковистой кожей.

Она не расстраивалась по мелочам и всегда легко и мило улыбалась. А еще она была честна и правдива, никогда не делала глупостей, была с нами, но всегда твердо и уверенно шла своим путем, держалась особняком, став кем-то вроде лидера. Однажды, когда мы ехали верхом вместе с Этаном, я ему так и сказал.

– Так, да не так, – ответил он. – Ты, Бендиго, приглядывайся и прислушивайся. Она, конечно, женщина умная и затевает все сама, и сама делает первый шаг. Но никто даже не пошевелится, пока не даст добро Каин.

Это как-то не приходило мне в голову, но как только он сказал, я понял, что оно так и есть. Каин был искушен в своем ремесле. Он предпочитал работать руками, а не болтать языком. Наверное, такая работа помогает думать. Он никогда не поддавался порыву чувств, не сходил с рельс, а вот решения принимал мгновенно и ошибался очень редко. Так от чужого человека я узнал кое-что о собственном брате.

– Женщине нужен мужчина, Бендиго, даже такой, как Рут. Какой бы сильной она ни казалась. Просто она делается еще сильней, когда рядом есть такой человек, как Каин.

Мороз крепчал, я подкидывал сучья в огонь, чтобы, не дай Бог, не замерзли дети, поддерживал огонь и размышлял о наших мужчинах.

Больше всех, пожалуй, в дороге он из тех самых мест, что и Рут Макен. Он умел делать все на свете, его уважали за мастерство, а он все больше ощущал свою силу и достоинство. Одни люди сгибались перед суровостью неба и просторов земли, а вот он словно делался выше, и его глаза все чаще устремлялись вдаль, к горизонту.

На горизонте, честно говоря, не было ничего. Мы проезжали по семь-восемь, а то и по двенадцать миль в день. Пару раз устраивались на ночлег там, откуда еще видно было место прежней ночевки. Для Джона Сэмпсона наше путешествие было чем-то большим, чем просто дорога, оно стало его возрождением. Сумеет ли наш поселок изменить людей так, как меняли их прерии? Я догадывался, что город создают не дома и улицы, а мужчины и женщины. Я радовался, что с нами Джон Сэмпсон, Рут Макен, мой брат Каин, и пытался понять – гожусь ли я сам для того, чтобы созидать наш будущий город.

И вот наступило утро. Мертвое серое небо висело над белыми снежными холмами, деревья казались черными, а на севере возвышались величественные и спокойные белые горы. Мы покинули нашу нору, обошли по краю долину, в которой обосновались индейцы, и поднялись на гряду, которая закрывала наш поселок.

Ветер улегся еще до зари, дома были отчетливо видны в прозрачном утреннем воздухе, а из их труб поднимался дым, манящий нас к теплу и безопасности. Мы остановились и долго смотрели на наш поселок, горло сжимал ком: вот оно, то, что мы построили своими руками, такое новое, но уже наше.

Каин вышел из дому с ведром в руке и двинулся к загону доить коров. Заржала лошадь. Каин взял вилы и стал накладывать сено в ясли. Что-то заставило его поднять голову.

Мы видели, как он замер, отбросил вилы и рванул к дому, распахивая дверь. В морозном безветренном воздухе звук его голоса легко достиг нас.

– Мать! Они вернулись! Они вернулись с детьми!

Открывались двери, на снег высыпали люди, прикрывая глаза рукой, чтобы нас разглядеть. Они кинулись нам навстречу, а мы побежали к ним с горы, увязая в сугробах. Этан Сэкетт медленно шел позади – к нему бежать было некому.,

Каин обнял Энн, а Ленни прильнул к отцу.

Глаза Нили жадно шарили по лицу Мэй.

– С тобой все в порядке?

– Конечно. Мистер Сэкетт и Бендиго нас спасли.

Смущенный Нили повернулся к Этану и протянул ему руку. Это движение ему далось нелегко.

– Спасибо, Сэкетт.

Этан отмахнулся.

– У Бендиго заслуги побольше. Если бы не его пушка, живыми нам оттуда не выбраться. Ну ничего. Когда начинаешь новое дело, приходится и не такое терпеть.

Увязая в снегу, мы пошли по домам. Люди говорили без умолку – счастливые, торжествующие свою первую победу.

Город тогда еще не родился, но начало ему было положено.

Глава 3

Зародышем будущего города стали пять домов и землянка с бревенчатым накатом, которую соорудил Этан Сэкетт. Как вы можете догадаться, она оказалась самым теплым жилищем из всех.

Снегопад застал нас врасплох. В домах были готовы только стены и крыши, а окна пришлось занавешивать тентами от фургонов. Земля промерзла, и мы уже не успели сделать вокруг домов земляные насыпи для защиты от ветра. Пришлось нагребать высокие снежные валы.

Мы работали и все поглядывали на окружающие холмы – не появятся ли индейцы. Но, похоже, хоть нас и было мало, они признали нашу силу.

Каин как-то сказал:

– Слава Богу, у нас появилась решимость выжить. Нас мало, но какие бы испытания не свалились нам на голову, мы выстоим. Мы никуда не уйдем отсюда, а когда придет весна, встретим ее с радостью.

Нили Стюарт ухмылялся, но прислушивался. Наверное, и на него слова Каина действовали ободряюще, ведь Каин упорен и непоколебим, как горы. После того как Этан Сэкетт раскрыл мне глаза, я стал замечать, что мы все зависим от Каина и ждем, куда он нас поведет. Его сила передавалась другим, даже Нили Стюарт как будто выпрямлялся, слушая моего брата.

Однажды, когда мы вырубали кусты на опушке, чтобы в них не могли спрятаться индейцы, Каин сказал:

– Не удивительно, что египтяне смогли построить огромные пирамиды.

– Почему? – спросил Крофт.

– Там приветливая земля, горячее солнце, нет нужды заботиться о дровах, там течет река, приносящая плодородный ил и несущая вдоволь воды. У них хватало времени, чтобы подумать и о других вещах.

– Нам тоже нужно найти время для таких вещей, – сказал Джон Сэмпсон. – Нашим детям недостаточно одной только пищи.

– Ты о чем?

– О школе. О школе с партами и с грифельными досками. На том холме я приметил пластины сланца. А поищем, так найдем и мел.

– Да, нужна не только школа, нужна и церковь, – согласился Каин.

– Уже и школа! – сказал Нили. – Еще дома не достроены.

Однако похоже, что и он заинтересовался не на шутку. После этого разговора он стал как-то меньше болтать о солнечной Калифорнии.

А я затосковал. Я из школьного возраста уже вырос, а знал мало, и все мои знания были случайными. Всю жизнь я проработал на ферме в родном Иллинойсе, а в школу ходил всего лишь несколько месяцев, да и то – от случая к случаю. Правда, родители все время читали Библию, а я запоминал и обдумывал услышанное. Потом и сам стал перечитывать отрывки. Не ради слова Божьего, а ради всех этих удивительных историй, ради музыки словесных созвучий. Я мечтал овладеть словами так, чтобы уметь говорить и писать разумно.

Меня огорчало, что я ничего не знаю о библейских землях. Древние люди повествовали о знакомых вещах: о стадах, о пастухах, о ночных дозорах. А те, что разрушили стены Вавилона, – неужели и они тоже начинали с малого, как и мы – с ручейка, небольшого стада, нескольких стен?

Мне хотелось бы прочитать и другие книги, но в дорогу мы взяли с собой только Библию. Там, дома, мне довелось прочесть «Свободу воли» Джонатана Эдвардса, ее оставил у нас какой-то проезжий, когда я был совсем маленьким. От него же нам достались и «Плоды одиночества» Уильяма Пенна. В моей памяти эти книги как-то связывались с кончиной моего отца, который следовал учению преподобного Джона Уитерспуна, шотландского священника. Его вполне земная философия, полная здравого смысла, видно, чем-то привлекала моего родителя. Смутно припоминаю какие-то разговоры за столом. Конечно, они имели отношение к воспитанию Каина, не к моему.

По пути на Запад, сидя вечерами у костра, я прислушивался к разговорам мужчин, особенно к тому, что говорил незадолго до смерти муж Рут Макен, человек образованный, терпимый и вдумчивый.

Он говорил о писателях прошлого, пересказывая своими словами те мысли, что они нам оставили в наследство. И мне захотелось встретиться с похожи людьми: с теми, кто пишет музыку, картины, книги. Однажды я сказал об этом вслух, и мистер Макен сказал:

– Бывает, что эти люди достойны восхищения. А часто они подвержены обидным человеческим порокам и слабостям. И тем не менее значение имеет только их труд, да его плоды. Многие из тех, кто вел грешную и беспутную жизнь, оставили после себя великие, прекрасные творения. Только с такой меркой можно подходить к человеку: смотреть на то, что он успел создать и оставил после себя.

Рут Макен догадывалась, что меня тянет к знаниям, к загадочному большому и светлому миру. Она умела понимать и сочувствовать. Парень, такой как я, мог, не смущаясь, рассказывать ей о своих мечтах. Тем более что и ее влекло к тому же. Об этом не переставал размышлять ее покойный муж, жизнь которого унесла стрела индейца в самом начале нашего пути. Другая женщина, не такая сильная, повернула бы назад. Но Рут не отступила, несмотря на то, что средства ее были на исходе и нужно было растить сына. Впрочем, возвращаться ей было некуда.

Как-то раз, заканчивая работу у нее в доме, я передал ей то, что говорил о школе Джон Сэмпсон.

– Школа нам, конечно, нужна, – сказала она. – Только дело тут не в здании, а в учителе. Школа – это, во-первых, учитель. А во-вторых – все остальное, где можно научиться хоть самой малости. Человек может учиться у гор и деревьев, учиться, слушая чужие разговоры и обдумывая их. Мистер Шафтер, – продолжила Рут, – а нельзя ли застелить пол досками?

Мы все пока еще довольствовались твердо утрамбованным земляным полом.

– Доски-то сделать можно, – сказал я вяло. – Их можно вытесать из бревен, но, сдается мне, плоские камни тоже сойдут.

– Я предпочитаю доски, мистер Шафтер. Мне не подходит, когда говорят «сойдет». Если вас не затруднит, а?

Так она ненароком, потихоньку воспитывала меня, сама того не подозревая. Она пускала в ход женские уловки, бросающие вызов мужскому тщеславию и гордости. Ее лукавые слова будили во мне желание показать себя с лучшей стороны.

Пока я у нее работал, она каждый раз в полдень объявляла перерыв, объясняя это тем, что Буд нуждается в отдыхе. Мы садились за стол пить чай или кофе. Она подавала крохотные пирожки, и мы принимались беседовать. Дело было не в Буде, просто ей нравился этот обряд, он напоминал ей об иной, ушедшей жизни. Вскоре я догадался, что она тонко и незаметно направляет меня. От нее я многое узнал о том мире, что лежит за пределами нашей глухомани, о том, что мир этот так же широк и огромен, как и его познающий разум. У нее и у Каина учился я любви к созиданию и неприятию всех тех, кто предпочитает рушить.

Она никогда не звала меня по имени, как остальные, а только «мистером Шафтером». Когда я говорил, она внимательно слушала.

Стоило ей сказать мне о досках, как я понял, что мне от этой работы не уйти. Прощайте, рыбалка и охота – Рут Макен может доставить радость только самое лучшее, и я принялся заготавливать доски, раскалывая бревна клиньями, кувалдой и деревянным молотом.

Однажды, когда пол был уже наполовину готов, миссис Макен подошла к своему сундуку. Когда наши фургоны еще катили на Запад, этот сундук был притчей во языцех. Несколько раз фургон завязал в грязи и сундук приходилось вытаскивать. Поднять его можно было только вчетвером, таким он был тяжелым, и некоторые, например, жена Нили Стюарта, поговаривали о том, что он полон золота. Никто никогда не видел его открытым, и только Этан Сэкетт догадывался, что в нем спрятано.

А тут Рут открыла сундук при мне. Его содержимое оказалось ценнее золота. В три ряда там плотно лежали укутанные клеенкой книги и запас писчей бумаги.

– Здесь пятьдесят книг, мистер Шафтер. Даже если вы прочтете только эти пятьдесят, вы получите неплохое образование. Некоторые из тех, кто кичится своей образованностью, в жизни не видели так много хороших книг.

Нет нужды объяснять, чем пожертвовали Макены, захватив с собой эти книги. Каждая из них занимала место какого-то другого предмета, быть может, крайне необходимого. А необходимым было все: топоры, лемеха, пилы, сверла, котлы, ящики-духовки, сковородки. Основную массу груза составляли одежда и еда. Самые умные везли с собой еще и жестяные печки, так как на ветру бывает трудно разжечь костер. Нагружать больше 2500 фунтов не советовали, но те, у кого были крепкие лошади, везли больше, рассчитывая, что к концу пути половина еды будет съедена. Чаще всего так и получалось. Мы с братом привезли два фургона, Рут Макен столько же, Каин вез весь свой инструмент, а она – товар для будущей лавки.

Рут вынула несколько книг.

– Некоторые книги мой муж Взял с собой, потому что они могут кое-что рассказать о землях, в которых мы теперь оказались. Остальные – для образования Буда и такие, что мой муж сам хотел перечитывать. Они выбраны по весу, чтобы не возить лишней тяжести. Муж говорил, что мог бы составить другой список, и книги были бы не хуже этих. Сперва я дам вам почитать те, что о Западных землях. Они вам помогут.

Мне и в голову не приходило, что кто-то уже успел написать тома о землях, в которых мы остановились. Рут дала мне «Торговлю в прериях» Джосии Грега, «Дневники» Луиса и Кларка, «Путешествие по прериям» Вашингтона Ирвинга и новенькую книгу «Три года среди команчей», излагающую подлинную историю Нельсона Ли, техасского рейнджера. Она была напечатана недавно, в 1859 году.

В восторге я сунул книги под куртку и отнес домой. После ужина устроился с первой у огня. Я выбрал книгу Нельсона Ли и вскоре с головой погрузился в повествование, в котором то и дело возникали имена людей, слышанные мною в разговорах у костра. В этой книге знаменитые Джек Хейз, Бен Мак-Каллоф скакали на конях, сражались с мексиканскими бандитами, бились с команчами, а сам автор в конце концов угодил в плен к индейцам.

Быстро бежали дни, но я не забывал подниматься на холмистую гряду, чтобы осмотреть окрестности. Иногда мы с Этаном охотились верхом или просто ездили по округе, чтобы получше ее узнать.

Наш поселок располагался в широком Южном ущелье, по которому обычно на Запад двигались фургоны. Севернее в небо упирались горы Уинд-Ривер, и мне хотелось узнать их не хуже Этана.

Индейцы нам больше не встречались, но мы все же были настороже, потому что они могли вернуться в любой момент. Давешний молодой воин наверняка может собрать компанию таких же, как и он, воинственных парней, и они явятся за нашими скальпами и за нашими лошадьми.

Когда я бывал свободен от работы в доме миссис Макен, то помогал Каину. Планы у нас были громадными. Мы обустраивали кузницу, а потом собирались построить лесопилку. Нужно было заранее заготовить обтесанные брусья и дать им вылежаться.

– В семье нашей матери все были строителями, – рассказывал Каин. – Строили корабли, пароходы, дома, мосты. Часть нашей родни – французы из Канады. Мама была хорошо образованна и говорила по-французски.

О семье матери я знал совсем мало, еще меньше – о предках отца и дорожил каждой крупицей этих знаний. Каин помнил гораздо больше, чем я.

Питались мы скудно, со страхом думая о предстоящей долгой зиме. Пока снег не стаял – свежего мяса не жди. Этану иногда удавалось добывать дичь, но это случалось нечасто. Наши запасы начали понемногу истощаться, а стадо из-за нехватки кормов почти не прибавляло в весе.

Я обычно вставал первым. Просыпался и, греясь под одеялом, глядел на серый пепел в очаге, размышляя, остался ли там хоть один тлеющий уголек, чтобы раздуть огонь.

Потом я выпрыгивал из постели и, дрожа от холода, ворошил угли, выкладывал над вчерашним угольком кучку сосновых щепок и коры и раздувал первый крохотный огонек. Как только занималось пламя, я подкидывал дров и нырял обратно в постель, ожидая, пока дом хоть немного согреется.

Трудно сберечь огонь до утра: сосновые дрова горят жарким ярким пламенем, почти не оставляя углей, большие чурбаны поначалу тлеют, а потом гаснут совсем. Приходилось изобретать тысячи способов, как сохранить огонь, и порой некоторые из них срабатывали. А еще по утрам нужно было разбить лед в ведрах с водой, а если ведро промерзло до дна – поставить его поближе к огню, чтобы растаяло.

Как-то наступили такие холода, что первые три дня никто не рисковал надолго покидать дом, разве что по необходимости: натаскать воды, накормить скотину, принести дров.

Рядом с нашим поселком мы выкопали на склоне горы укрытие для скота и обнесли его снежными стенами. Корма было мало, потому что до снегопада мы успели заготовить совсем немного сена. А чтоб скот мог попить, нам приходилось делать проруби в ручье. Прорубь подновляли по два раза на дню.

На третий день морозов лица мужчин покрылись глубокими морщинами. Женщины, не желая обременять мужчин, делали вид, что переносят невзгоды легко. Но еда была скудная, а охотиться в мороз не получалось – звери попрятались по норам.

На шестой день я не выдержал и решил выйти с винтовкой еще затемно. Для начала, правда, заглянул к Этану. Он уже встал и сидел у очага, грея руки о чашку с горячим кофе.

– Ты что, свихнулся? – спросил он. – В такой мороз дичи не добудешь. Сейчас градусов сорок, а то и все пятьдесят!

– А те силки, что у реки? Вдруг в них угодил заяц?

Он поднялся и надел куртку.

– Надежды мало, но все же схожу с тобой. В такую погоду поодиночке гулять опасно.

Пока он проверял и заряжал винчестер, я оглядел его жилище. Этан умел удобно устраиваться. У одной стены прилепилась широкая койка, камин, топившийся по-черному, имел вверху небольшую трубу, дым из которой проходил через толстый слой веток. Они его поглощали и рассеивали. Раньше я такого никогда не видел и решил, что когда-нибудь обязательно воспользуюсь этой уловкой. Этан знал множество таких вот штучек, они для него были обычным делом, ему и в голову не приходило рассказывать об этом другим.

На перевале мы оба остановились перевести дух. Перед нами простиралось неподвижное белое пространство. Мы двинулись дальше, только наст скрипел под самодельными снегоступами. Мы с Этаном то и дело поглядывали друг на друга, чтобы вовремя заметить белые пятна обморожения на лице и успеть растереть обмороженное место снегом.

Силки оказались пустыми. На обратном пути я сказал:

– Вот, взялся читать книгу.

– Я тоже люблю читать, когда есть что.

– Эта книга про команчей. Ее написал человек, который побывал у них в плену.

– Врет, наверное.

– Не похоже. Да точно – не врет. Он один из тех, кто был вместе с Джеком Хейзом и с Беном Мак-Каллофом.

– Вычитал там что-нибудь полезное?

– Ну вот он, например, пишет, как экспедиция по вечерам останавливалась за час до заката. Они разжигали костер, готовили еду, а лошади могли попастись и отдохнуть. Потом они гасили костер и проезжали еще несколько миль, прежде чем остановиться на ночь.

– Это просто здравый смысл. Тут книжки ни при чем. Я с детства делал так же.

– А вот я никогда о таком не слыхал.

Мы двинулись дальше.

– Еще он описывает жуткую битву у Ходячего ручья. Там бились с индейцами.

Этан глянул на меня, пораженный.

– Что ты говоришь! Кто написал эту книгу?

– Его фамилия Ли. Нельсон Ли.

Этан стал как вкопанный.

– Нельсон Ли написал книгу? Ничего себе! Я-то думал, что он даже расписаться не умеет.

– Вы его знали? Вы знакомы с Нельсоном Ли?

– Вот потеха! Да я сам был у Ходячего ручья. И участвовал в той драке. Там погиб мой друг, его звали Мотт…

– Про него там тоже написано.

– Ну да! Мотт был и его другом тоже.

Когда мы уже грелись у огня в землянке Этана, он сказал:

– Я бы с удовольствием глянул на эту книгу. С удовольствием.

– Я должен спросить. Она принадлежит миссис Макен.

– Да? Держу пари, что она из того сундука. Покойный Макен говорил мне, что там книги, но я не поверил.

Каин никогда не сидел без дела, его руки всегда были чем-нибудь заняты. В эти морозные недели мы по вечерам заготовляли гвозди. Это можно было делать дома, и, кроме того, работа отвлекала от голода и тяжелых мыслей.

Мы раскаляли в огне конец железной проволоки, а потом заостряли его ударами молота. Длина гвоздя отмечалась зарубкой, затем запихивали прут в деревяшку с дыркой и откусывали по зарубке. Другой конец расплющивался молотом, и получалась шляпка. Потом деревяшку нужно было бросить в воду, чтобы металл осел и закалился, и только потом можно было вытащить готовый гвоздь.

Если запасов проволоки хватает, можно за день сделать несколько сот, а то и целую тысячу гвоздей. Но бревна мы гвоздями не скрепляли. Мы просто хорошо подгоняли их друг к другу и соединяли деревянными шипами – они и держались дольше, и не ржавели – не портили дерево. Мы строили на века. Так думал Каин, так думал и я. А для этого бревна нужно было подбирать не только по размеру, но и по весу.

Еще мы заготавливали бруски для оконных рам и дранку для стен и крыши. Во время этих крутых морозов я трижды ходил выбирать подходящие деревья, а вечерами после ужина, сдвинув посуду в сторону, мы с Каином и Джоном Сэмпсоном чертили планы лесопилки и кузницы.

Индейцы пока не показывались. Однажды я дошел до того самого места, где раньше стоял их лагерь, но там было пусто.

– Как начнет таять, подбирай любую железку, – сказал Каин. – Сгодится все, что ни найдешь. Мало ли что могут бросить проезжающие.

В тот вечер Этан сидел у нас.

– К юго-западу отсюда можно кое-что найти. Несколько лет назад там были прииски.

– Прииски? – заинтересовался Уэбб. – Какие?

– Золотые. И похоже, с золотом там было все в порядке.

– А кто там сейчас?

– Индейцы.

Пару раз к нам на огонек заходила миссис Макен. В такие вечера Каин все больше молчал, курил и смотрел на пляшущее в очаге пламя. Но он и всегда был неразговорчив, говорил только по делу.

На девятый день мороз ослаб, а на десятый Этан Сэкетт убил оленя.