Текст книги "Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти"

Автор книги: Луис Броули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ГЛАВА 6

«– А вопрос о том, чтобы приносить пользу, не возникает?

– Абсолютно нет. Он не считает себя особенным, избранным некоей силой для изменения мира. Он не считает себя ни спасителем, ни свободным человеком, ни просветлённым».

Обнаружив нечто неожиданное, то, что я уже даже не надеялся найти, я первым делом решил выяснить, как можно увидеться с интересующим меня человеком. Я связался с техническим дизайнером веб-сайта Юджи, чтобы узнать о его местонахождении, и в ответ получил номер телефона в Калифорнии. После нескольких гудков в трубке послышался женский голос:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Я звоню по поводу Юджи Кришнамурти.

– Да, вы хотите поговорить с ним?

Этого я ожидал меньше всего.

– А он на месте?

Где-то в глубине, на том конце провода послышался ещё один голос:

– Кто там? Чего они хотят?

– Чего вы хотите? Он спрашивает…

Я быстро сообразил и просто констатировал очевидное:

– Ну, я только что прочёл все его книги онлайн и по какой-то причине мне стало очень легко. Я просто хотел поблагодарить его.

На том конце линии послышался приглушённый разговор, и вот уже господин Юджи Кришнамурти взял трубку телефона:

– Здравствуйте, Юджи слушает. Кто вы?

– Видите ли, сэр, я только что прочёл онлайн все ваши книги. Раньше я был тем, кого вы называете фанатом Джидду Кришнамурти, а теперь чувствую такое облегчение. Не знаю точно почему, но мне очень захотелось поблагодарить вас!

Я не знал, чего ожидать, но он неожиданно рассмеялся. У него была репутация довольно грубого человека, однако по телефону он был очень мил.

– Не думайте об этом!

Не зная, что ещё сказать, я спросил, планирует ли он приехать в Нью-Йорк. Он ответил, что ещё не совсем определился с планами, но будет снова в Нью-Йорке по пути в Европу. У меня возникло ощущение, что в один прекрасный день мы с ним встретимся.

В течение многих лет я был одержим Джидду Кришнамурти, я читал всё им написанное и не имел ни малейшей надежды на личную встречу. Был ещё один учитель – учитель дзэн из северной части штата; чтобы я получил возможность прикоснуться к его мудрости, меня прежде должны были ему представить и испросить на то разрешения. В случае с Юджи я просто позвонил ему и мы поговорили, хотя не было даже предварительной договорённости. Простота этой первой встречи поразила меня больше, чем живая встреча с Джидду Кришнамурти. В этом было что-то очень реальное.

Положив трубку, я в восторге откинулся на спинку стула, выдохнул и улыбнулся.

Вот это да!

ГЛАВА 7

«Но те, кто „сделал это“, живут среди людей, вы можете их там видеть».

16 октября 2001 года я нашёл в Нью-Йорке женщину, которая знала Юджи в течение многих лет. Спустя много лет я обнаружил запись об этом в одном из многочисленных блокнотов, которые я бог знает зачем постоянно таскаю с собой, записывая в них всё на свете.

«Сегодня утром я позвонил Х из телефонной книги по поводу просмотра видео с Юджи. Она перезвонила. Возможно, он приедет. Я буду там в следующий понедельник. Всё звучало достаточно обыденно. Интересно, что… что? Ничего, просто отметил. Как я буду себя чувствовать, находясь рядом с подобным человеком? „Ты бы этого не хотел“. Конечно же, именно из-за „меня“ я не свободен. Свобода не предполагает никакого „меня“».

Мне сказали, что будут рады видеть меня в любое время, поэтому я назначил дату и вскоре пришёл. Женщина из Нью-Йорка была лет на пятнадцать старше меня, при этом от неё исходило ощущение молодости, радушия и принадлежности к богеме. Как только она открыла дверь, вся моя неловкость тут же испарилась.

Интерьер говорил о любви к богеме и немалых доходах. Белая ткань покрывала кушетки, стулья и большое пианино, стоящее в углу огромной гостиной. Комната, в которой останавливался Кришнамурти, располагалась за кухней и была самой маленькой в доме. В ней мы сели за стол и стали смотреть видео, на котором Юджи беседовал с друзьями в разных домах по всему миру.

Она предложила мне чаю, и через пару часов разговора я продолжил свой путь, нагружённый книгами и видео с Юджи. Когда я пришёл в следующий раз, в квартире был ещё один посетитель. На полу в комнате сидела женщина и фотографировала свои работы – изысканные гравюры, выполненные в розовато-бежевых тонах. Она была такой тихой, что я едва мог расслышать, что она говорит. Поездка в Европу к Юджи, намеченная на 11 сентября, отменилась, и с тех пор она ждала, когда он вернётся. Своеобразная манера речи, высокий мягкий голос создавали ощущение, что она тоскует о ком-то очень близком и любимом. Танцовщица в прошлом, артистка с голосом Мэрилин Монро и лицом Ингрид Бергман, практик и преподаватель йоги – там было во что влюбиться. Я с облегчением выдохнул, узнав, что она замужем. В любом случае она бесспорно была очень красива.

В феврале моя новая нью-йоркская знакомая наконец сообщила мне по телефону, что Юджи приехал в город. Я тут же отправился к нему в гостиницу. По иронии судьбы та находилась прямо через улицу от Мэдисон-сквер-гарден, куда я раньше ходил слушать Джидду Кришнамурти. Дверь в комнату 2107 была слегка приоткрыта, но я всё равно постучал. Кто-то внутри сказал: «Входите, не заперто». Я был одет по-зимнему, поскольку на улице было холодно, а в комнате явно кто-то очень любил жару. Нью-йоркерша и Йогиня взглянули на меня, улыбнулись и поздоровались, когда я вошёл в помещение, оставив свои кожаные ботинки и куртку в коридоре.

Человек, ради встречи с которым я пришёл, сидел на диване в гостиной и разговаривал с горсткой людей. Он был небольшого роста, пожилой, худой и энергичный, с копной светлых волос, разделённых на пробор посредине головы и спадающих по обе стороны лица. Не могу сказать, был ли он точно похож на индийца: в его речи слышались и индийские, и английские нотки – так что трудно сказать. Не так, как в случае с Джидду Кришнамурти, голос которого временами приобретал явно британский акцент. Короткий воротник рубашки торчал вокруг жилистой шеи, выглядывая из-под чуть более тёмного свитера. Из-под отутюженных коричневых брюк были видны постоянно меняющие положение босые ноги. Одежда цвета загара выгодно оттеняла цвет кожи.

Нью-йоркерша представила меня.

– Зачем вы пришли сюда? – спросил он вежливо, внимательно изучая меня серыми глазами. Взгляд его не казался ни доброжелательным, ни враждебным.

– Я захотел с вами встретиться после того, как прочёл ваши книги.

– Тот факт, что вы находитесь здесь после прочтения книг, говорит о том, что они не выполнили свою задачу.

Сказав это, он откинулся на спинку софы. Я не знал, что сказать, поэтому молчал.

– Как вы узнали обо мне?

– Я прочитал о вас на веб-сайте.

– Понятно. Ну во всяком случае, теперь, когда вы пришли, я думаю, вам следует уйти, вы здесь ничего не получите. Я ничего никому не могу предложить, и нет нужды говорить, вы сами обнаружите, что вам не нужно получать что-либо от кого-либо в этом мире.

Несмотря на такое приветствие, он на самом деле не собирался прогонять меня. А вот что касается всего остального, он был категоричен и непреклонен. Решительным жестом руки он отмёл всякую возможность получения от него чего бы то ни было. Я почувствовал спазм в животе. Не зная, что делать, я минуту стоял в нерешительности, пока кто-то не предложил мне место на диване перед ним, и он вернулся к разговору.

– Да, да, пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

Я сел перед ним и у меня возникло ощущение, что он говорит одновременно со всеми и ни с кем конкретно. Остальные были заняты оценкой первого впечатления, которое произвёл на них новый человек. Народу было так мало, что я вскоре расслабился, едва ли не чересчур. Это немного напоминало обычный визит к родственникам – никаких церемоний, люди просто сидят и болтают. По крайней мере, один из них болтал.

Я не совсем понимал, о чём он говорит и почему вообще выбрал для обсуждения такую тему.

Он вернулся к разговору об индийской истории.

– Этот ублюдок Ганди был худшим, что когда-либо случалось с Индией. Я даже не хотел касаться индийских рупий. Почему они на каждой банкноте изобразили его гнусную физиономию? Я хочу знать! Ту книгу, что он написал, нужно было назвать «Мои эксперименты с едой», а не «Мои эксперименты с Истиной». Если бы он был сейчас здесь, я бы так ему врезал! Я при встрече ему так и сказал: «Когда-нибудь они всадят в тебя маленькую пульку, и тебе придёт конец».

Это было забавно, хотя я и не понимал, что он имеет против Ганди. Чудно́ было слушать его комментарии. Подозреваю, он знал об этом, но это не мешало ему выражаться очень экспрессивно.

– Затем этот Неру занялся разделом Индии, потому что спал с женой Маунтбеттена Эдвиной. Это она уговорила его. Она была настоящей сукой.

Было интересно, что он встречался с Ганди, и уж, конечно, о Неру я такого никогда не слышал. Всё, что я знал об индийской истории, могло уместиться в одном параграфе. Он продолжал об этом трещать, как будто важнее ничего на свете не было.

Я смотрел, как он двигался. Его руки танцевали в унисон со словами, махали и указывали, хватали и бросали что-то там и тут, а ноги в это время постоянно меняли положение с ловкостью, необычной для человека его возраста. Он был таким же расслабленным, как на видео, только выглядел гораздо старше. Его морщинистое, с приятными чертами лицо не было обвисшим. Взгляд серых глаз был отсутствующим. Хотя он и смотрел на предметы, взгляд его, казалось, не фокусировался надолго. У него был высокий, хорошо оформленный лоб с явным возвышением в виде листочка в середине, кончик которого касался точки между бровями в том месте, где у человека традиционно рисуют третий глаз. Стройные и красивые по форме ноги и руки были такими же быстрыми, как и речь. Из-за огромного количества движений руки казались больше, а ноги двигались почти с одинаковой с ними скоростью.

Йогиня сидела перед ним в изящной позе с немыслимо завёрнутыми ногами. Мягкий стул в центре комнаты занимала женщина с тёмными вьющимися волосами по имени Эллен Кристалл, представленная как человек, ответственный за редактирование одной из книг с его беседами под названием «Мужество оставаться самим собой»[11]11
  На русском языке опубликована из-вом «Ганга».


[Закрыть]. Нью-йоркерша представила меня индийской паре с именами Лакшми и Гуха. Она уже немного рассказала мне о них: они питали глубокую привязанность к Юджи и сейчас сидели у его ног, довольные достигнутой целью.

Большую часть времени Нью-йоркерша что-то печатала на своём ноутбуке за столом напротив него, разговаривала по мобильному телефону или занималась ещё какими-то делами; в это время все остальные тихо сидели и внимали главному действующему лицу с неким подобием благоговения, но без лишней серьёзности и важности.

В какой-то момент, вспомнив мой прошлый интерес к Джидду Кришнамурти, он повернулся ко мне:

– Вы знаете, что имя Джидду на нашем языке означает «жир»? А Уппалури означает «каменная соль». Это название места, где её добывают. Я люблю повторять, что эта соль нужна для того, чтобы избавиться от того жира.

Он имел в виду своё имя: Уппалури Гопала.

Я был вынужден рассмеяться, поскольку это было именно то, что произошло со мной. Указывая рукой на присутствие в комнате несуществующего жира, он засмеялся тоже. Глаза его ярко блестели.

Окно напротив дивана выходило на северную часть Седьмой авеню. Он то и дело напоминал нам о том, что любит останавливаться в отеле в одном и том же номере. Предпочтение отдавалось цифре семь или кратной ей. Ему нравилась эта угловая комната номер 2107. В какой-то момент он начал разговор о Будде и о том, каким он был идиотом. Это было что-то новенькое.

– Я называю его «буд-ху», что означает «идиот» на хинди.

Затем ему пришла мысль чем-то поделиться со мной.

– Слушайте-ка! Я хочу вам кое-что показать!

Слегка коснувшись моей руки, с озорной улыбкой он вскочил с дивана и исчез в спальне. Его прикосновение было похоже на дуновение ветерка – прохладное и мимолётное. Пока он отсутствовал, я посмотрел на остальных и заметил, что они улыбаются со знанием дела. Вернувшись с тонкой папкой в руках, Юджи встал прямо передо мной. Он вытащил из папки самый яркий распечатанный на принтере листок и протянул его мне:

– Смотри, вот это мать Будды!

Это был коллаж, составленный из нескольких не слишком художественных картинок. На нём лицо обычной азиатской женщины было прилеплено к телу порнозвезды с задранными вверх ногами, которая находилась в процессе совокупления с белым слоном. Изображение со слоном, несомненно, было выдрано из журнала о природе. Картинка была очень грубой и не допускала никакой двусмысленности. Юджи стоял передо мной, в ожидании реакции рассматривая моё лицо своими ликующими пустыми глазами. Всё, что я мог делать, это улыбаться и смеяться, наблюдая абсурдность происходящего. Он напоминал мне школьника на детской площадке, довольного своей проказой. В некотором смысле я был очень рад, потому что никогда по-настоящему не принимал культ Далай-ламы.

– Я отослал эту картинку Далай-ламе в день рождения этого ублюдка Будды. Это изображение его матери, которую имеет белый слон! Так говорится в легенде о матери этого ублюдка, поэтому я послал её Далай-ламе на день рождения Будды! Его личный секретарь – мой хороший друг.

С энтузиазмом двенадцатилетнего подростка он похвастался:

– Эта сволочь меня не любит!

– Ещё бы! – не мог не заметить я.

Меня не столько шокировала картинка, сколько сам факт того, что он с такой гордостью показывал мне эту абсурдную оскорбительную вещь – меньше всего я мог предположить что-либо подобное в первую встречу. Видимо, в последнее время ему понравилось вести себя с людьми вызывающе. В своих книгах он приравнивал логику к фашизму, так что его методы не расходились со словами, это было ясно. Я был в полушаге от того, чтобы узнать разницу между учителем и таким человеком, как он, но я всё ещё был слишком нацелен на ментальное понимание процесса, мне нужно было нечто, во что я мог бы вонзить клыки своих мозгов. Я просидел ещё несколько часов, наслаждаясь абсурдной болтовнёй и терпеливо ожидая возможности встрять в разговор и спросить что-то осмысленное. Часы шли, лавина слов не прекращалась, и я влез прямо в неё – по крайней мере, попытался:

– Юджи, вы, очевидно, в другом…

Не успел я закончить предложение, он меня тут же прервал:

– Нет, сэр!

Неожиданно он стал очень раздражённым.

– …состоянии, но я…

Он был уже в наклоне вперёд с поднятой вверх рукой.

– Ерунда! Всё пустые слова и пустые фразы!

– Но…

Он обрубил меня моментально, словно ждал, пока эта глупость выползет из своего укрытия в кустах…

– Это не ваш вопрос! Знаете ли вы, сколько людей, переступивших порог моего дома на протяжении многих лет, задают мне одни и те же вопросы?

Я был в шоке, всё полетело под откос…

– …Но ваше состояние… это естественное состояние…

Всё, забудь. Я совсем растерялся.

– Единственное состояние/штат, в котором я нахожусь, это штат Нью-Йорк.

Он продолжал душить меня словами, и я сидел, как дурак, с так и не заданным вопросом.

Что-то подсказывало мне: «Расслабься, пусть пройдёт какое-то время». Разговаривать с этим парнем было всё равно что пытаться ухватить отражение в реке. Невозможно.

Наконец на улице стемнело, и я почувствовал, что пришло время прощаться. Я поблагодарил его, он в ответ любезно поблагодарил меня за визит. Я ушёл.

Голова моя шла кругом.

ГЛАВА 8

Июль 2002

«Мои разговоры с людьми случайны – я действительно имею это в виду – иначе я бы забрался на трибуну. Какой толк забираться на трибуну? Мне это неинтересно. У меня нет никакого послания».

Я не мог поверить, что еду на встречу с Юджи Кришнамурти в то же самое место, где на протяжении стольких лет проводил беседы Джидду Кришнамурти. А ещё я не представлял, насколько красива Швейцария. Весь путь до Гштаада, куда я добирался поездом и на машине, занял три часа. Город находился по соседству с Сааненом – местом, где в 1967 году Юджи слушал ту лекцию Джидду Кришнамурти. Дорога на поезде была похожа на путешествие по сказочной открыточной стране.

Нью-йоркерша и Гуха подобрали меня в соседней деревне и отвезли к Юджи в шале, расположенное рядом с открытым полем и коровником, полным швейцарских коров.

Выйдя из автомобиля, я оказался под чистым летним голубым небом с плывущими по нему через Альпы пушистыми облаками. Женщины провели меня по витой цементной лестнице в подвальное помещение дома. Дверь открылась, и я оказался в большой комнате, заполненной людьми, сидящими кто на чём. В противоположном конце комнаты сидел и что-то говорил Юджи. Увидев меня, он воскликнул:

– Что? Ты? Что ты здесь делаешь?

Я почувствовал себя неловко.

– Просто заглянул в гости.

– Не говорите, что время чудес прошло!

Одетый в рубашку кремового цвета и отглаженные брюки, с босыми ногами, стоящими на каком-то пуфике, он вскинул руки с притворным удивлением.

– Что с тобой? Зачем ты проделал весь этот путь?

– Здравствуйте. Как дела, сэр?

– Отлично! Сижу разговариваю с народом. А с тобой что случилось?

Мне нечего было сказать в ответ.

– Ну давай заходи, мы тут болтаем о всякой ерунде.

Йогиня сидела перед Юджи в кресле. На ручке кресла расположился высокий человек, и я машинально отметил, что его рука лежит на спинке кресла. Она помахала мне рукой, я ответил и быстро перевёл взгляд снова на Юджи.

Остальные бросили на меня короткий взгляд и вернулись к главному развлечению. Вид собравшихся в дальней части комнаты напомнил мне мотыльков, собравшихся вокруг источника света. Занавес за креслом Юджи скрывал идущие по стене водопроводные трубы. Если где-то наверху открывали кран с водой или спускали бачок унитаза, комната наполнялась характерным музыкальным шумом. Рядом с креслом, под единственным окном в этом подвале, стоял диван. В течение дня крошечный луч света перемещался по дивану как по солнечным часам. Люди ужасно мучились, пытаясь одновременно впустить в подвал глоток свежего воздуха и в то же время блокировать доступ солнечного света. Причиной такой предосторожности было замечание Юджи по поводу свежести чего бы то ни было. «Свежий воздух – это чувственное удовольствие! Этому телу не нужен свежий воздух. Вы все зависимы от идеи о здоровье и свежем воздухе. Свежий воздух, свежая еда; все эти идеи вложены в вас этими ублюдками. Вы все хотите быть здоровыми. Вы едите идеи и носите лейблы! Я ем только консервированную пищу, а для вегетарианцев скажу – я никогда не ем овощи! Я не такой, как вы, люди! Посмотрите на меня. Мне восемьдесят пять лет по индийскому календарю, идёт восемьдесят шестой, как говорится. А вам, людям, всем хочется думать, что вы моо-о-о-лоды!»

Его рассуждения о несоответствии индийских, тибетских и «грязных западных» календарей были забавными. Беседа шла таким образом, что можно было вклиниться в любой момент. Он говорил утверждениями, не заботясь ни о продолжении мысли, ни о связи мыслей между собой. Он рассказал историю о человеке, специально приехавшем из далёкой Бразилии для встречи с ним и страшно разочаровавшемся в Юджи после того, как тот весь день проговорил об экономике. Человек ушёл в гневе (Юджи любил рассказывать о тех, кто «уходил в гневе»), но вернулся на следующий день и остался ещё на несколько недель, несмотря на первоначальный «гнев» из-за разговоров о мирских, а не духовных вещах.

Всё это напоминало прошлую встречу в Нью-Йорке, и я действительно периодически задавался вопросом, зачем я, как он выразился, проделал «весь этот путь». Однако вскоре мне стало понятно, что меня это гипнотизирует, наполняет энергией, заставляет скучать и интригует снова и снова.

Аудитория состояла из разного рода мужчин и женщин преимущественно европейской внешности. На диване перед Юджи сидели двое – явно американцы: крупный мужчина средних лет с тёмными кругами под глазами и женщина с отсутствующим взглядом. Они казались полностью погружёнными в присутствие Юджи. Рэй и Шарон руководили нью-эйджевской церковью на Среднем Западе и тратили немыслимые суммы денег, чтобы повидаться с ним, как только предоставлялась возможность. Дочь Шарон, Синди, пребывала в таком же оцепенении, как и они.

В тот день он говорил о своём заклятом враге Джидду Кришнамурти. До сих пор не знаю, кто оказался в этой долине первым: Юджи или Джидду…

– Я никогда не видел этого грязного ублюдка после нашей последней встречи в Уимблдоне в 1960 году! Он сам пригласил меня, этот грязный ублюдок. У него хватило наглости спросить: «Почему вы отошли от вашей семьи, сэр?» – Подражая старику, Юджи произнёс слова с преувеличенным британским акцентом. – Я даже не хотел его видеть! Это он меня позвал. Он сидел там и гладил кошку. Вы ведь знаете, он любил кошек. Он спросил меня: «Вы любите домашних животных, сэр?» И я ответил ему: «Я не люблю даже человеческих животных!» Можете себе представить?

Все засмеялись.

– Ничего себе! – откинувшись на спинку дивана, произнёс преподобный Рэй. Не отрываясь, он смотрел в глаза Юджи, точно собираясь найти в них золото, а нога его от радости дёргалась. Обращаясь к нему, Юджи продолжал:

– Я сказал: «Я не хочу больше никогда вас видеть!» – и вышел. Знаете, что он сделал? Он попытался обнять меня! Я не спросил его тогда, но если бы это случилось сейчас, я бы сказал: «Кришнаджи, у вас что, гомосексуальные наклонности?» Представляете? Тот ещё ублюдок!

– Ну даёт!

Это представление о Джидду Кришнамурти было мне особенно интересно. Тот факт, что я оказался в долине, о которой читал так давно, удивлял меня невероятно. Когда-то я об этом и не мечтал, а теперь вот находился рядом с человеком, который не только знал Джидду Кришнамурти, но, казалось, смог проглотить существенное, а ненужный остаток выплюнуть. Я знал все истории, про которые он говорил. Я сидел рядом с молодым индийцем по имени Нарендра из нью-йоркского отеля. Нарендре понадобилось поехать в город, чтобы отправить электронную почту. Заметив его отсутствие, Юджи спросил меня со своего места:

– Где твой друг?

Было приятно, что он обратился ко мне.

– Он поехал в город отправить почту.

– А, понятно.

Пока Нарендра отсутствовал, я поговорил с сидевшей неподалёку французской парой. Они, казалось, были немного встревожены тем, что происходит, или… не происходит. От них первых я узнал о том, что Юджи больше «не говорит». Судя по их словам, он перестал вести серьёзные разговоры, заменив их бесконечной болтовнёй о деньгах с любым, кто был готов его слушать. Я читал его книги и знал, что он был способен на «серьёзные» беседы, и не мог представить, что такой человек мог когда-либо потерять «это», чем бы оно ни было.

Сейчас его манера разговора создавала ощущение, что он даже не подозревал о вашем существовании. Казалось, большую часть времени он был погружён в свои истории, но при этом в его голосе слышалась некая отрешённость. Вскоре я понял, что он чётко отслеживает приходы и уходы всех посетителей. Если вдруг меня не было в комнате, а потом при входе я сталкивался с Нарендрой, он обычно говорил мне: «Юджи искал тебя».

Это льстило. Как будто твоё отсутствие что-то для него значило.

В какой-то момент возникло обсуждение термина «духовная кома», придуманного молодой женщиной, пришедшей, видимо, вместе с американской парой, которая сидела перед Юджи. Дело в том, что одни люди в присутствии Юджи, казалось, впадали в сонное состояние, а другие неотрывно смотрели на него глазами, полными экстатического огня.

– Не называйте это энергией! Духовная кома! – говорил он, указывая на кого-нибудь, кто клевал носом. Он всегда говорил о духовной коме только в шутку, но я заметил, что в его присутствии что-то заставляло людей выглядеть моложе и спокойней. Я обратил на это внимание, когда мы оказались за пределами комнаты: умиротворённые и безмятежные, почти парящие в его присутствии люди вдруг оказывались плотно заземлёнными. Он же упорно твердил, что ничего необычного не происходит.

– Нет такого понятия, как дух. «Дух» – это латинское слово, означающее дыхание. Вот и всё. Никакого отношения к вашей духовной чепухе он не имеет! Никто не был настоящим! Они все были преступниками, они обманывали себя и обманули всех вас. Не говорите мне о медитации! Я всем этим занимался. И ничего. Гоните их взашей, убейте этих ублюдков!

За этим комментарием обычно следовало предупреждение:

– Любой, кто занимается этим всерьёз, в конечном итоге будет распевать весёлые песенки Луни Тюнз в дурдоме или покончит жизнь самоубийством. Что и произошло со многими из ваших святых!

Мне нравилась его ссылка на мультфильмы. В памяти сразу всплывало описание одного его ощущения, которое он заметил после катастрофы: когда он лежал в кровати, его тело казалось ему мультяшным персонажем из «Тома и Джерри», по которому проехался паровой каток.

Что касается многих его комментариев, было бы заблуждением считать, что вы правильно понимаете его мысль. В этом отношении всегда приходилось быть начеку. Например, он мог заявить о своём желании отослать вас прочь из дома или нежелании разговаривать, но если вы выходили из комнаты, он хотел знать, куда вы пошли, что делаете и зачем. А по возвращении приветствовал вас взмахом руки и дружелюбным: «Где вы были? Что видели?»

Я обнаружил, что незамеченным можно было выйти из комнаты лишь тогда, когда его внимание было занято чем-то ещё. Юджи был настолько поглощён предметом своего наблюдения – независимо от его содержания, что если человек в другом конце комнаты вставал, то он, полностью поглощённый своим объектом, мог не заметить движения. А потом он вскидывался, как потерявший игрушку ребёнок:

– Где этот парень?

Каким-то образом кто-нибудь всегда знал, о ком идёт речь.

– О, я думаю, он ушёл.

– А куда он пошёл?

В то лето Юджи впервые позволил столь большому количеству людей принимать пищу вместе с ним. Он неоднократно повторял, что ему ненавистна идея ашрама, видимо, предполагающая необходимость есть в присутствии большой компании людей. В прежние годы встречи с людьми проходили у него с десяти утра до полудня и затем с четырёх до шести в послеобеденное время. Теперь он был доступен в течение всего дня – с шести утра до восьми – девяти вечера. Во второй половине дня, около трёх часов, устраивали перерыв на кофе – он называл его полдником.

Помимо некоторого количества «вдов Джидду Кришнамурти» среди посетителей было немало тех, кого Юджи называл «вдовами Раджниша». И если Джидду Кришнамурти он считал «величайшим мошенником XX века», то бывшего гуру по имени Раджниш он называл «величайшим сутенёром XX века», поскольку «он брал деньги у мальчиков и девочек и все-е-е их оставлял себе!»

Практически о каждом участнике духовного шоу-бизнеса он мог сказать что-нибудь гадкое. Вдохновлённый Раджнишем, известным также как Ошо, он в те дни часто говорил о традиции святых людей брать другие имена: «Только преступники и святые меняют имена. Я бы предпочёл быть аферистом, нежели богочеловеком».

Несмотря на то что он производил впечатление старого доброго знакомого, было в нём что-то, что создавало между ним и вами определённую дистанцию. В комнате царила доброжелательная атмосфера, но всё внимание людей было полностью занято Юджи. Разговаривая с конкретным человеком, он словно обращался через него ко всем остальным. Его пустотность создавала эффект вакуума там, где вас привлекали его движения или направленный в никуда бесконечно долгий взгляд светло-серых глаз.

Его посетители представляли собой постоянно меняющийся микрокосм мира с его представителями из Европы, Ближнего Востока, Азии, Южной Америки и русскими. Тут были и мусульмане, и иудеи, и индуисты во всём своём многообразии, буддисты, христиане всех сортов и, конечно, бывшие последователи современных религиозных учителей и гуру. Казалось, у каждого была своя история, связанная либо с Шри Бхагаваном Раджнишем, иначе – Ошо, либо с Саи Бабой, либо с Бабой Да Фри Джоном, либо Эндрю Коэном, ну и, конечно, Джидду Кришнамурти. Люди были самых разных профессий и возрастов, были среди них и безработные, и очень состоятельные люди.

Многие годы он поддерживал тесные дружеские отношения с гетеросексуалами, гомосексуалистами, бисексуалами и транссексуалами. Он, казалось, действительно не обращал внимания на сексуальные предпочтения, цитируя по этому поводу Кристину Йоргенсон – первую знаменитость, изменившую пол: «Пол в вашей голове, а не теле. Не поймите меня неправильно! Я не против!» Он так очаровательно тянул слово «не про-о-отив». Обычно после этого он продолжал: «Секс и войны исходят из одного источника. Это ваше „Я так люблю тебя, моя дорогая!“ не стоит ничего. Если вы не получаете от отношений того, что ждёте, что происходит? Они превращаются в ненависть. Любовь – это слово из четырёх букв!»

Затем он мог продолжить: «Все мои отношения строятся на одном: что я от них получу?» Этим он забивал последний гвоздь в крышку гроба романтической любви.

О физических аспектах любви он делал незабываемые заявления: «Все дырки одинаковы. Вначале может быть и туго, но с течением времени ослабнет».

Очень сентиментально.

Конечно же, наше представление о том, что для любви нужны двое, основывается на идее разделённости и означает конфликт. Не раз и не два я убеждался в этом на собственном опыте. Его аудитория отличалась от других: каждый из его посетителей уже имел дело с какой-либо духовной практикой. Едва ли в окружении Юджи мог задержаться человек, прежде не выполнявший никакого «домашнего задания» – как называл практику, или садхану, Юджи. А те, кто занимался практиками серьёзно, просто не могли «отмести его в сторону». Вещи, о которых он говорил, не казались слишком абсурдными, если человек уже потёрся какое-то время в духовном театре.

Людей привлекало к нему качество его компании. Язык, которым он выражался, продать было невозможно. Он перестал следить за своей речью, отвергая саму идею о том, что произошедшее с ним можно получить в результате обучения. Случившееся не имело причины. Это очень трудно объяснить, поскольку для него это было способом существования, а для всех остальных – идеей.

По этому поводу он обычно вспоминал классическое индийское философское выражение «Нет дыма без огня» и спрашивал: «Почему нужно связывать эти два события? Каждое из них существует само по себе».

На интуитивном уровне мы понимали, что наблюдение за человеком, за его манерой общения с другими людьми, его поведением учило нас многому – может быть, это было единственное, что могло нас научить. Причина, по которой его речь была столь абсурдной, заключалась в том, что он относился к логике, как к фашизму, – и он действовал так быстро, что язык за ним не успевал. Он сам описывал этот феномен как запаздывание звука в фильме. Точно так же его действия шли впереди его слов. Одним из его любимых наказов водителям было: «Смотрите глазами, а не головой!» Объектив камеры не знает, на что он смотрит, он просто передаёт изображение, не нуждаясь в ярлыках. «Вы, люди, просто боитесь признать тот факт, что вы – машина, вот и всё».