Текст книги "Уход Мистлера"

Автор книги: Луис Бегли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Он повторил вопрос. Ради Бога, Клара, что этот врач сказал тебе?

Она шмыгнула носом. Ничего. Он сказал: Пойду принесу остальное. А ты ложись и перестань доставать меня. Хотя бы сегодня ночью.

Ты уже не в первый раз затеваешь это. Помнишь, что было на третьем месяце?

Так то было в Нью-Йорке. А теперь ты притащил меня сюда! А все, чего мне хотелось, так это остаться там, дома. Я не могу, не могу!

Ладно, сказал он. Сейчас половина второго. Ополосни лицо или прими ванну, если тебе жарко, а потом пойдем и пообедаем где-нибудь. А после вернемся, и ты поспишь. И вот увидишь, сразу почувствуешь себя лучше.

Давай закажем еду в номер.

Она изучала меню. Казалось, целую вечность.

Я хочу каннеллони. Спроси, нет ли у них мясных каннеллони? Начиная с этого вечера не буду есть ничего, кроме рыбы.

Официант вкатил тележку. Минеральная вода, красное вино в графине, холодная телятина тонкими ломтями для Мистлера. На блюде под серебряным колпаком – каннеллони. Официант приподнял крышку, в лицо Мистлеру ударил такой густой аромат, что закружилась голова и на миг показалось, что это он беременный. Он выпил стакан воды, а потом все вино и смотрел, как она ест, не в силах дотронуться до своей телятины. Ела она медленно. Официант вошел в номер тотчас же, как только Мистлер позвонил – наверное, дожидался у двери, – и подал десерт. Лесная земляника. Мистлер попросил еще вина, не обращая внимания на неодобрительную мину, которую скроила при этом жена, и пил его уже с кофе.

Пожалуй, действительно пойду прилягу, сказала она. Только обещай, что не будешь заходить ко мне в спальню, ладно? Пойди посмотри какую-нибудь церковь или что-нибудь еще.

Он не стал спорить и говорить ей, что галерея Академии, должно быть, уже закрыта, а церкви не откроются раньше пяти. Спустился вниз, на первый этаж, и нашел там туалет. Солнце палило совершенно безжалостно. Он пожалел, что оставил темные очки на столике в гостиной. В кафе, на затененной стороне площади Святого Марка, оркестр играл «Бесаме мучо». Он направился туда и сразу же заметил ту женщину. Она пила что-то зеленое. Соседний столик был свободен. Никакого риска. Если даже и подхватит триппер, успеет это обнаружить – до того, как удастся переспать с Кларой.

Квартирка этой женщины – в одну комнату, но с туалетом, маленьким биде и умывальником за шторкой – располагалась в очень удобном месте, как раз на полпути к гостинице, за мостом. Женщина свернулась клубком на постели, поджала колени к самому лицу. После первого раза он спросил, нельзя ли ему остаться до конца дня. У меня нет никаких других appuntamenti [11]11
  Договоренностей (ит.).


[Закрыть], ответила она. Вот и прекрасно! Место, где можно отдохнуть, и оно ничем не хуже других.

Почему он женился на Кларе? Он просто не видел причин, почему бы и нет. Именно к такому выводу приходил всякий раз, задаваясь этим вопросом. Познакомились они на воскресном ленче в Гринвиче у Гарри Ловетта, и когда все поднялись из-за стола, он предложил отвезти ее обратно в Нью-Йорк. Клара приехала в Гринвич поездом в пятницу. Выяснилось также, что отец ее, преподаватель истории в Уэслианском методистском университете, доводится двоюродным братом жене Гарри.

В машине она разрешила ему погладить себя по бедру, прикрытому юбкой, а после ужина в «Рао», где она раньше никогда не бывала, согласилась заехать к нему домой. О, не поймите превратно, она вовсе не являлась одной из таких девушек. Это было совершенно очевидно, однако пускаться в какие-либо объяснения по этому поводу Клара считала ниже своего достоинства. И ни словом не упомянула, не предупредила его о том, что она девственница. Что показалось ему просто верхом галантности и такта.

Выглядела Клара просто потрясающе, эдакий образчик чистенькой и здоровой американской девушки, и на той же неделе он уговорил ее сняться для целой серии снимков, рекламирующих постельное белье. Первый же снимок, на полную страницу и в таких ярких красках, что прямо с ног сшибало, появился на внутренней стороне обложки в «Таймс санди мэгэзин», в специальном выпуске, посвященном Дню труда [12]12
  День труда – общенациональный американский праздник, отмечается с 1882 г. в первый понедельник сентября.


[Закрыть]. И все подружки и коллеги Клары – а работала она в отделе новых поступлений Музея современного искусства – чуть не полопались от зависти.

Отец Мистлера умер прошлой осенью. Ужасно! Одно воспоминание об этом казалось невыносимым. Мать раздирали сомнения: она никак не могла решить, то ли ей остаться в Нью-Йорке, в квартире на Саттон-плейс, которая теперь была слишком велика для нее, то ли переехать в дом в Палм-Бич и позднее приобрести там же клочок земли. Единственного сына и секретаря отца, а также секретаря сына ничуть не волновали проблемы миссис Мистлер, что было изрядным преувеличением с ее стороны. Сами же проблемы меж тем продолжали нарастать как снежный ком и приобретали все более сложный и причудливый характер. Он терпеливо ждал, когда она наконец «созреет». Когда мать скажет ему: Томас, дорогой, я все обдумала, даже советовалась с обожаемой Джейн Холландер и решила, что мы очень легко и просто можем создать для тебя эдакую уютную и элегантную холостяцкую квартирку на Саттон-плейс. Ну, нечто вроде той нашей старой квартиры в Олбани! За этим неизбежно должен был последовать глубокий вздох: твой отец был бы так доволен! А это означало, что Томас может съехать из этой ужасной, грязной и эксцентричной квартирки в Греймерси-парк.

Нет, действительно, для мужчины с его средствами и занятого в таком престижном бизнесе просто неприлично вести почти богемный образ жизни! Причем он делает это сознательно! И повариха по большей части бездельничает, и Педро тоже. Да они ждут не дождутся, когда наконец им будет дозволено полировать башмаки мистера Томаса, подавать мартини и разносить за обедом saute de veau [13]13
  Соте из телятины (фр.).


[Закрыть]. Перед ним уже брезжил Новый Иерусалим. Так почему бы не спихнуть с себя все эти заботы и не передать их в заботливые руки Клары Робинсон? То есть жениться на ней? К тому же Робинсон – хорошая фамилия, выходцы из Хартфорда. Тут даже миссис Мистлер было нечего возразить, хотя именно у этих Робинсонов денег никогда не водилось.

И вот она с глубоким скорбным вздохом согласилась переехать в Палм-Бич и оставила им в качестве свадебного подарка квартиру на Саттон-плейс – полную солнца и ветра с реки, где по воде, прямо перед окнами, проплывали баржи и буксиры.

Но тут вдруг Клара сглупила, отказалась от квартиры на Саттон-плейс. Предпочла ей «этот уникальный баронский двухквартирный дом» на Парк-авеню, который показала ей одна чрезвычайно бойкая дамочка, агент по недвижимости, она же – мать ее подруги по колледжу. И не судьба была Джейн Холландер гулять по «клочку земли» в гостях у обожаемой приятельницы. И ведь какая славная могла бы состояться сделка! А через полтора года умерла и сама старая леди, миссис Мистлер, и осталась неоплаканной.

Вообще-то я ни черта не смыслю в итальянских винах, сознался Мистлер девушке, когда официант вкатил на тележке ленч. А потому при выборе руководствуюсь ценой. Вот это красное, «Пьемонт» – самое дорогое в карте вин. Стало быть, должно оказаться недурным.

Она промолчала. Он дождался, пока официант откупорит бутылку, и сказал: Налейте даме вот в этот бокал. Пусть попробует.

Очень хорошее.

Что ж, слава Богу. А теперь давайте есть. Не знаю, как вы, но я голоден как волк.

Извините, мистер Мистлер. Можно мне сказать?

Валяйте, валяйте. Вообще можете называть меня просто Томас.

Хорошо, постараюсь запомнить. Ну как заставить вас поверить? Мне захотелось встретиться с вами в Венеции, как только вы сказали, что собираетесь сюда. И еще мне хотелось бы вас поснимать. Я не сказала сразу, потому что знала: вы точно бы отказались. Да наверняка у вас просто отбоя нет от желающих. И еще я была просто уверена, что вы ответите отказом, если бы я попросила вас об этом в Нью-Йорке. Потому, что вы страшно заняты. И потом я подумала, что если б вам понравились мои снимки, может, потом вы бы помогли мне с работой в вашем агентстве. У меня и мысли не было навязываться вам.

И тут она опять заплакала. Мистлер терпеть не мог лжецов. И еще он просто не выносил женских слез, и звуки, которые издавали при плаче женщины, были ему глубоко отвратительны. И он, подпустив в голос строгости, сказал ей: А ну, прекратите сейчас же! Или не видать вам фотосъемок как своих ушей ни сейчас, ни потом!

Как ни странно, сработало. Она тут же улыбнулась.

А знаете, я догадалась, что вы остановитесь именно в этой гостинице. Позвонила и спросила, когда должны прибыть мистер и миссис Мистлер. Ну и они в приемной тут же ответили, что вы прилетаете сегодня. И один. Нет, просить, чтобы меня пустили в ваш номер, было страшно неудобно. Но так хотелось помыться, а идти было просто больше некуда.

Он счел, что будет неуместно и жестоко напоминать ей о том, что рядом с главным почтамтом находятся душевые для приезжающих на один день туристов, а также прачечная и химчистка-автомат для приведения в порядок их вещей. А потому Мистлер промолчал.

Может, нам сделать вид, что ничего особенного не произошло? Дадите мне еще один шанс, а?

Два бокала тяжелого вина, выпитые им, давали о себе знать. И стало совершенно все равно, лгала эта девушка или нет. Она сидела напротив, через стол, в его гостиничном номере, и под белым махровым халатиком на ней, по всей видимости, ничего не было. Но если б речь шла только о съемках, она скорее всего была бы сейчас одета, ведь так? Вульгарность этой догадки поразила и возбудила его. Малейшего знака с его стороны будет достаточно. Между прочим, эта самая девушка спала с Гэнсвортом.

Не стоит так волноваться, сказал он ей. И нет необходимости говорить о каком-то там шансе. Я очень устал и, войдя сюда, был целиком поглощен мыслями о бизнесе. Теперь мне гораздо лучше, и уж определенно я рад, что не пришлось есть в одиночестве. Давайте останемся друзьями. Когда я уходил от Анны, мне казалось, мы почти уже друзья.

Спасибо.

Каких-то два шага – и вот она уже рядом. Обняла его за шею и поцеловала в щеку. Догадка была верна. Под белым махровым халатиком – ничего.

Он похлопал ее по спине, сказал, что все в полном порядке, и указал на стул, где она только что сидела. Нет, подумал он, торопиться тут ни в коем случае не следует, я пока что еще и сам не знаю, чего хочу. И он предложил ей сигарету. В ответ она сообщила, что не курит. Но ничуть не возражает, когда рядом курит кто-то другой. Напротив, ей это даже нравится.

Ну а как там Гэнсворт? – спросил он. Слышал, будто бы он уволился из адвокатской конторы? На его месте я бы поехал в Италию с вами.

Он-то хотел. А я – нет.

Это почему?

Не думаю, что мне стоит привязываться к этому старику. Причем это уже начало входить в привычку. Вообще-то я не против выйти замуж, но не собираюсь становиться чьей-то там нянькой.

И она тут же смущенно прикрыла рот ладошкой и так смешно и испуганно округлила глаза, что он не выдержал и рассмеялся.

Вы правы, это серьезная проблема. Вам хочется и быть с Тони, и в то же время не слишком привязываться к нему. Вы боитесь слишком серьезных отношений, потому что они могут помешать вам найти кого-то еще, более молодого и симпатичного.

Она молча кивнула.

Ну а как смотрит на все это старина Тони? Расскажите мне, если не против, конечно.

Ему все это не нравится. Часто впадает во мрак. Подозреваю, что он бегает жаловаться Фиби, то есть, я хотела сказать, миссис Гэнсворт. Они все еще друзья.

И она захихикала. Нет, ей никак не больше двадцати пяти. Ну, максимум двадцать восемь, но выглядит значительно моложе.

В графине осталось немного вина. Он вылил его себе в бокал – ее оставался полным – и одним махом осушил содержимое.

Выпейте и мое тоже, предложила она. Думаю, мне уже хватит.

Мистлер так и сделал. Он забыл попросить портье разложить багаж. Тяжесть, давившая на плечи, казалась невыносимой. Он был рабом своего габардинового костюма, сгорбился, согнулся под его тяжестью, точно превратился в одну из скульптурных фигур, поддерживающих на плечах балкон какого-нибудь здания. И вынужден стоять так до скончания веков или пока все здание не рухнет.

Мне надо прилечь и немного вздремнуть, сказал он. Что будем делать с вами? Может, я попрошу найти вам номер в этой же гостинице? Или в «Монако»? Там меня тоже знают, это поможет.

Нет, все эти гостиницы страшно дорогие. Я, пожалуй, пройдусь, попробую подыскать какой-нибудь пансион. В Италии так всегда: по телефону отвечают, что свободных номеров нет, а если явишься лично, совсем другое дело.

Можете оставить чемодан здесь, если хотите. И ключ, который вам дали, тоже пока оставьте себе. Если вернетесь и увидите, что дверь в спальню закрыта, значит, я еще сплю. Впрочем, не думаю, что буду спать слишком долго. Так что не исчезайте окончательно. Теперь, когда мы стали уже настоящими друзьями, нам просто необходимо пообедать вместе. Вечером в ресторане.

Печально знакомые ощущения: полная разбитость, сонливость и слабость. И при этом он уже знает, что полное забвение недостижимо, хотя, казалось бы, вот оно, рядом, можно ухватить кончиками пальцев. Знает, что болезнь будет мучить его, лишит сна и покоя, что кожа вдруг станет нестерпимо чесаться то в одном, то в другом непредсказуемом месте, словно этот зуд играет с ним в прятки.

Он закрыл в спальне ставни, но шторы задергивать не стал, подумал, что пробивающиеся сквозь них полоски света спасут от распространенной ошибки – попытки вызвать сон властью полной непроницаемой тьмы. Тяжелое парчовое покрывало показалось слишком объемным и жестким на ощупь. Куда прикажете его класть? Ему не хотелось нарушать гармонию комнаты, просто швырнув его на пол, где оно бы высилось смятой грудой ткани в красно-золотистых тонах. Лучше всего, конечно, вызвать горничную, попросить ее постелить постель. Но в послеобеденные часы служащие гостиницы были практически недостижимы, он уже знал это по опыту. Если он устанет ждать ее, почувствует, что почти засыпает, придется принимать уже совсем другие меры, чтоб женщина здесь не появилась.

Но это рискованно, ведь его могут неправильно понять. Горничная – а возможно даже горничная с помощницей – не обратит внимания на табличку «Просьба не беспокоить», ворвется в номер, пыхтя и задыхаясь, вместе с исходящим от нее характерным слабым запахом, как только он уснет. И непременно разбудит.

Нет, дело того не стоит. Он надел пижаму, прикрыл голые ноги свитером – скорее для порядка, чем для тепла, – и улегся на неразобранную постель, прямо поверх покрывала. Безнадежно! Взял стакан воды, проглотил таблетку снотворного и вдруг вспомнил Клару. Звонок откладывать нельзя, черт с ним, со снотворным. В Нью-Йорке сейчас раннее утро, но когда он проснется, она уже может уйти. Ведь он обещал позвонить сразу же, как только приедет. И все это время она ждала его звонка. И действительно, Клара тотчас же сняла трубку, и он начал оправдываться как мог.

Ну а как ты думаешь? Позавтракал поздно, потом собрался вздремнуть, сама знаешь, сколько на все это уходит времени, когда я весь на взводе. Даже газет сегодня не читал и как раз собирался поспать… Сегодня вечером?.. Еще не знаю, все зависит от того, когда проснусь и как буду себя чувствовать… Нет, ничего такого пока не планировал. На все планы наложено эмбарго… Да, я уже в Венеции. Просто планы немного изменились… Они повели себя самым любезным образом, приехали сюда, в гостиницу, и все утро мы обсуждали дела. Все прошло хорошо, крем на основе змеиного жира пока пользуется спросом. Нет, они уже уехали обратно в Милан. Мы обо всем договорились, кроме одного проекта, в котором мне не хочется участвовать. А потому я свободен, как птица, и готов начинать курс лечения ризотто и сном…

Нет, я не сильно огорчусь, если ты не успеешь на следующий рейс. Скажу даже больше: я просто умоляю тебя не приезжать. Сейчас я не самая лучшая компания даже для самого себя. Ты была права: мне действительно нужно хорошенько отдохнуть, нужно время кое о чем подумать… Нет, это не запоздалый мужской климакс, думать я собираюсь исключительно о бизнесе… О, так Сэм привез свою девушку? Как мило. Конечно, мило! С чего это ты вообразила, что он приехал с ней только потому, что не хотел оставаться с тобой наедине? Он уже взрослый мужчина, и если б не хотел быть с тобой, так бы и сказал. Или же изобрел бы какую-нибудь отговорку. Это знак доверия, знак того, что он верит в тебя и свою подружку, и лично я просто в восторге. Разве все прошло так плохо?.. Не совсем?.. Что ж, рад слышать.

В воскресенье вечером? Правильно, я не мог позвонить тебе, потому что был в воздухе. А что, собственно, случилось?.. Клара, дорогая, тебя вымотала эта неделя в Сан-Диего, и вообще все эти разъезды страшно утомительны. А может, ты просто была голодна?.. Да, знаю, они часто бывают невыносимы. И Сэму не следовало говорить с тобой таким образом, особенно в присутствии своей девушки, да и после того, как она уехала. Может, мне стоит с ним поговорить?.. Да, возможно, даже прямо сегодня вечером. Согласен, Моник – не совсем то, что мы с тобой мечтали иметь в качестве невестки, но не нам решать… С чего это ты взяла, что у нас с тобой никогда не будет внуков? Думаю, если уж она родила одного ребенка, то наверняка захочет и второго, от Сэма. Да, конечно, и сам Сэм, побыв в роли отчима, привыкнет к детям. Мне страшно хотелось бы увидеть ребенка Сэма, ты даже представить себе не можешь, как я об этом мечтаю!..

Завтра. Позвоню тебе завтра, перед тем, как ты отправишься на этот обед… Как прошла вечеринка у Анны Уильямс? Ничего особенного. Как в замке у Дракулы, не считая, конечно, самой Анны и еще одной девушки-фотографа, подруги Тони Гэнсворта. А кстати, ты слышала, что они разошлись?.. Ах, вот как? А почему мне ничего не сказала?.. Да нет, обычный обед, сборище модно разодетых покойников, притворяющихся людьми. Люди, которых я знаю всю жизнь. Нетрудно догадаться, что и они такого же обо мне мнения… Нет, уж кто-кто, но ты ничуть не похожа на старую ведьму. Ты у меня молоденькая и хорошенькая ведьмочка. «Я не люблю тебя, дорогая, я просто тебя обожаю!» Эти последние слова Мистлер шутливо пропел в телефонную трубку.

На смену таблетке снотворного пришел бензедрин. И Мистлеру показалось, что, если б кто-то бросил ему вызов, он смог бы пробежать двухсотметровую дистанцию и победить. Вместо этого он набрал номер Сэма. Вот удивление и счастье: вместо голоса автоответчика на кафедре английского отделения в Стэнфорде в трубке послышался родной и знакомый голос единственного его сына.

Ты уже слышал? Мы с мамой поцапались. Она одна выпила почти целую бутылку «Шардонне», которую я имел глупость заказать до того, как официантка принесла закуски, и принялась за Моник. Вообще-то она напала на нее сразу же, еще в субботу, когда мы поехали на прогулку. Классический мамочкин припев: О чем ты только думаешь, ведя машину Сэма? Она такая мощная, скоростная! И всякий раз, когда Моник перестраивалась или обгоняла кого-то, всем своим видом давала понять: «я скоро умру», ну, ты знаешь эту ее гримасу. И бедная Моник видела все это в зеркале! И настроение сразу же упало, как температура, до минус десяти!

О Господи! Но почему ты сам не сел за руль? Ты же знаешь, что в машине она всегда нервничает.

Я думал, что так мне будет удобнее перемолвиться с мамой словечком. А то бы она все время твердила, чтоб я не спускал глаз с дороги, да к тому же комментировала все, мимо чего мы проезжаем. Кроме того, Моник просто обожает водить машину. Я бы подарил ей «БМВ», но, боюсь, подарок будет расценен как слишком обязывающий. И ей это может не понравиться. Ладно. В общем, это была большая ошибка. И потом, можешь себе вообразить, она не сказала ни единого слова ни самой Линде, ни о ней. Вот уж не ожидал! Рядом с ней сидит на заднем сиденье четырехлетний ребенок, а она делает вид, будто его там нет!

Да, нехорошо. Но лично мне кажется, во всем виновата эта твоя машина, которая мчалась по горной дороге со скоростью шестьдесят – или все шестьдесят пять? – миль в час.

Ладно, не важно. Я же сказал, это была ошибка. Но дальше, за обедом, началось самое страшное. Она разразилась целым монологом по поводу того, что все эти новые теории и взгляды на семью по сути своей чисто фашистские, что правильно смотрел на все это один лишь Фрейд. И всякий раз, когда Моник пыталась вставить хотя бы словечко и сказать, что далеко не все эти семейные теории одинаковы, что она могла убедиться в этом на собственном опыте, что была в первом браке чересчур пассивна, мама накатывала на нее, как танк.

Ну, хорошо, а как обстоят дела между тобой и Моник? Это гораздо важнее. Мне кажется, Моник уже вполне взрослая и самостоятельная дама и вполне переживет этот обед с мамочкой.

Да нет, пап, у нас с ней все прекрасно, просто замечательно. И мы все еще собираемся пожениться на Рождество.

Что ж, хорошие новости. Поздравляю! Будь я на твоем месте, непременно позвонил бы маме и постарался быть с ней милым. Мне кажется, она сама страшно переживает, что встреча не удалась. Я пробуду в Венеции до конца недели. Так что у нее есть время поразмыслить обо всем спокойно. Да, и вот еще что. Как думаешь, успеешь разделаться со всей работой к началу июня? Хотел бы пригласить тебя на короткие каникулы в кругу семьи. Можно, конечно, провести пару недель и дома, но я бы предпочел уехать. Как смотришь на Венецию? Мне страшно здесь нравится, но, если ты против, могу и вернуться. Или где-нибудь в Умбрии? Или на юге Франции? Сейчас в этих краях самое лучшее время года!

Знаешь, пап, никак не получится. Слишком плотно занят до середины августа. Возможно, только тогда смогу выкроить недельку. И пожалуйста, не застревай там надолго, возвращайся. Проведем отпуск дома. Тогда у меня будет шанс повидаться кое с какими людьми из Йеля. У меня там дела в июне. А потом я обещал Моник и Линде свозить их в Канейдиан-Рокиз. И еще должен провести два летних семинара в колледже.

Вот так. До середины августа чуть меньше четырех месяцев. Если повезет, он будет к этому времени в относительно приличном состоянии.