Текст книги "Запоздалое раскаяние"

Автор книги: Луи Тома

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Пора вставать, любимый. Твоя жена будет беспокоиться.

– Я позвоню ей по телефону.

– Ты не боишься, что она придет к твоей матери?

– Это не в ее характере.

Все же он упрекнул себя в непоследовательности. Разве он мог позволить себе так долго спать. Разве это нормально, когда муж так поступает с женой, которая его ждет?

– Все же лучше нам немного поторопиться.

Они быстро позавтракали и отправились в обратный путь. Как и предсказывало бюро погоды, за ночь выпал снег, свежий белый снег, на котором колеса машины с шипением проделывали борозды.

Немного не доезжая улицы Лаффре они проехали мимо двух полицейских и полицейской машины, стоявшей недалеко от поворота дороги, проходившей по краю пропасти. Жаннина все еще чувствовала радость от этой поездки.

– Мы еще повторим это, не правда ли?

Жак рассеянно кивнул. Как только он увидел полицейских, так почувстовал облегчение. Жребий был брошен, Роджер сделал свое дело. Теперь наступила очередь действовать Жаку, ему следовало сначала позвонить на фабрику. Он позвонил из квартиры Жаннины. Мадам Кец дрожащим от волнения голосом сообщила ему о несчастном случае.

– Да, мсье... с машиной.

– Тяжелый случай?

– Очень тяжелый, мсье.

– Она все же жива?

– Конечно, Элен умерла.

Но ему нужно играть свою роль и телефон облегчил его задачу. Для Жака наступило тяжелое время. Прежде всего, он должен был прикидываться перед всеми, с кем придется встречаться. Мадам Кец толком ничего не знавшая проговорила:

– Мои... мои искренние сожаления, мсье.

– Спасибо, мадам.

Он положил трубку. Жаннина пробормотала невыразительным тоном:

– Это странно.

Затем она бросилась на грудь к своему любовнику.

– Я желала этого от всего сердца – и это свершилось!

Глаза ее были сухими, но плечи так дрожали, что это передавалось всему телу.

– Наверное, я чудовище.

– Не говори глупостей.

Он успокаивал ее как только мог.

– Я этого так сильно желала. Я виновата в этом.

Вдруг она ударилась в слезы. Она перешла к самобичеванию и прерывающимся от всхлипывания голосом призналась:

– Если я плачу, то не от раскаяния. Мне стыдно за себя... Для меня важно только одно – ты свободен, свободен!

– Да, моя любимая. Так распорядилась судьба.

В то же время он в растерянности соображал, что ему нужно сделать в первую очередь. Где он должен справиться: в больнице, в полиции? Может быть лучше поехать домой? Возможно, Люсьен, прислуга уже получила какие-либо известия?

Как только он позвонил ей по телефону, на него обрушилась лавина вздохов, восклицаний и сдержанных всхлипываний.

– Вас ищут повсюду, мсье.

– Кто ищет?

– Полицейский, который пришел и сообщил печальную весть. Я дала ему на всякий случай адрес вашей матери.

Итак, они уже обратились к старой женщине. Высота, с которой двигалось дело была неожиданной, но чем раньше придут к окончательным выводам, тем лучше.

– Я не знала, правильно ли это было, – сказала Люсьена, смущенная молчанием Жака.

– Вы совершенно правильно поступили, спасибо.

Слово "полиция" испугало Жаннину.

– При несчастных случаях, – пояснил Жак, – всегда проводят расследования. Это вполне нормально. Мне придется объяснить, где и как я провел сегодняшнюю ночь. Тебя тоже допросят.

– Что я должна отвечать?

– Правду, просто правду. Не нужно только возращаться к прошлому и говорить о вымогателе. Он поцеловал Жаннину в губы, которые были солоны от слез.

– Сегодня я тебя уже не увижу. Предстоит проделать много формальностей.

– А если я захочу поговорить с тобой?

– Тогда позвони мне куда угодно в любое время. У нас уже нет причин скрываться.

– Они с сожалением расстались, и Жак поехал на Сент-Лаурент. После разговора с мадам Кец, посещение матери было для него вторым испытанием. Впрочем, мадам Меллерей, оказалась еще лучшей собеседницей. Больше того, она сама разыграла трагедию.

– Мой мальчик, мой бедный мальчик... Что ты наделал, что ты наделал?

Ее высоконравственные чувства развод затрагивал гораздо сильнее, чем смерть снохи. Жак быстро оборвал ее жалобы.

– Прошу тебя, мама, теперь не время для упреков.

После этого ему был показан парадный спектакль: большая вечерняя сцена, сыгранная в патриотических тонах. На помощь ей пришла м-ль Матильда, привлеченная любопытством и надеявшаяся на сладости.

– Она публично проявляла свою ярость. Соседка наверху все слышала. И даже нижние жильцы.

Обе женщины чувствовали себя участниками драмы. Жак дал им все рассказать с подробностями и пояснительными комментариями, затем подвел их к сути дела.

– Каким образом это привело к несчастному случаю?

– Она неправильно сделала поворот. Машина упала в пропасть.

– В каком месте?

– По дороге в Лаффе. Сегодня утром водитель грузовика обнаружил это.

– Куда ее отправили?

– Естественно, в морг.

Об Элен теперь говорилось только как о трупе, безжизненном теле, необходимом для проведения важных церемоний.

– Ты должен заказать мессу с музыкой, – ханжески сказала мадам Меллерей. Это уж ты обязательно должен сделать.

Жак решил соблюсти все традиции и, если нужно, провести все в рамках высшего формализма.

– Сначала я должен поехать в морг.

– Не сейчас... Господи, который был здесь...

Мадам Меллерей взяла с серванта конверт, на котором стояли имя и должность посетителя: Офицер полиции Гумбло.

– Он сказал, что ты сначала должен явиться к нему. Будет производиться...

Она прочла слово написанное на конверте.

– ...вскрытие тела.

Эти слова открывали неприятную перспективу, но Жак не очень волновался. Пока что все соответствовало предсказаниям Роджера.

– Несчастный случай со смертельным исходом...

Полиция недоверчива... Никакой опасности: судебный врач не найдет ничего ненормального.

– Ты придешь к обеду? – спросила мадам Меллерей тоном человека, не сомневающегося в ответе.

Он вероятно нашел бы предлог отказаться, если бы не был так озабочен в соблюдении правил приличия. Прежде всего ему нужно купить черный галстук, перед визитом в комиссариат. Он уже так хорошо освоился со своей ролью, что ему не доставило труда придать своему лицу выражение, соответствующее сложившимся обстоятельствам.

Его первое знакомство с Гумбло придало ему чувство уверенности и освободило его наконец от напряжения. Полицейскому офицеру было около сорока лет. Высокий и худощавый, с черной окладистой бородой, он был в очках и его непринужденное дружеское лицо не производило неприятного впечатления.

Кабинет мог служить зеркалом его личности. В нем было чисто, аккуратно, во всем чувствовалась педантичность хозяина. Две занавески украшали окно. На его рабочем столе в дополнении к телефону стоял букетик фиалок в стакане с водой.

– Как это случилось? – был первый вопрос Жака.

Гумбло сделал неопределенный жест.

– За ночь выпал снег и скрыл все следы на дороге. Нам пришлось ограничиться предположениями. Самое вероятное, что машину занесло на обледеневшей дороге.

Взгляд его голубых глаз устремился на посетителя.

– Это тем более вероятно, ибо водительница потеряла самообладание.

– Я знаю, – смущенно проговорил Жак, – мне мать рассказала.

– Вы сказали жене, что намерены у нее переночевать?

– Я сказал жене по телефону, что моя мать больна.

– А она вам не поверила и решила проверить это.

– Если бы я мог это предвидеть.

Они оба закурили сигареты и Жак продолжал:

– Но я думаю, что вы хотите знать, где я был этой ночью?

– Этим вы очень поможете мне в расследовании дела, – вежливо проговорил Гумбло.

– Я был со своей... подругой.

– Замужней?

– Нет.

– Вы можете сообщить ее имя?

– Рано или поздно вы его узнаете. Я не хочу скрывать ни ее, ни всю нашу историю.

Как только полицейский получил нужные сведения, он позвонил по телефону.

– Хелло, Пьер, у меня есть имя и адрес дамы, сопровождавшей мсье Меллерея... Запиши: Жаннина Тусси, Авеню Виктора Гюго, 57-А. Да, в Гренобле.

Он положил трубку, раздавил окурок своей сигареты в пепельнице, которая сверкала чистотой и, желая оправдать бесцеремонность этой полицейской формальности, пояснил:

– Рутинная работа...

– Я понимаю, – сказал Жак. – Я был с мадемуазель Тусси, когда получил известие о несчастном случае.

– Вы у нее провели ночь?

– Нет, мы ужинали в гостинице "Бон Рабле" и вернулись сегодня утром около половины десятого. Мы даже видели полицейских на месте происшествия...

Жак вздохнул.

– В тот момент я не подозревал...

Гумбло навострил уши.

– "Бон Рабле", – повторил он. – Это не та ли гостиница, которая...

Жак предупредил его выводы.

– Не трудитесь вспоминать. Она находится на той дороге, где именно произошел несчастный случай.

– Не хотите ли вы сказать, что мадам Меллерей намеревалась туда приехать?

Жак печально улыбнулся.

– Приехать – это слишком мягко сказано. Судя по сцене, которую она устроила моей матери вчера вечером, ясно, что она хотела сделать мне скандал.

– Благодарю за откровенность, – сказал Гумбло, протирая стекла своих очков. Затем продолжил без перехода:

– Я полагаю, что во время несчастного случая – скажем, между двадцатью и двадцатью двумя часами – вы не покидали ресторан?

Жак ожидал этого вопроса так же, как и других. План, составленный Роджером был строго логичен. Ответ прозвучал убедительно, ибо он соответствовал действительности.

– Я звонил своей жене уже из ресторана. Было почти одиннадцать, когда мы вышли оттуда и пошли спать... Это могут подтвердить свидетели...

Офицер надел очки и заглянул в какую-то бумагу.

– В сущности, драму легко восстановить. Мадам Меллерей ушла от вашей матери в высшей степени взволнованная, "как безумная", сказала позже соседка вашей матери. Другие соседи тоже слышали громкие крики. Она определенно была не в состоянии управлять машиной и ехала с недопустимой скоростью по опасной дороге...

Жак уловил тень упрека в его словах и сказал подавленным голосом:

– Это все моя вина.

– Об этом вам самому судить, мсье Меллерей.

Записывая на чистом листе бумаги Гумбло продолжал:

– Моя задача ограничена составлением объективных выводов. В остальном это дело вашей совести.

Он перестал писать и покачал головой.

– Во всяком случае был кто-то с нечистой совестью – человек, который уведомил мадам Меллерей. Ясно, что ваша жена не сразу была обо всем информирована, иначе она бы сразу поехала в "Бон Рабле".

Впервые Жак почувствовал под ногами твердую почву. Он был осторожен и сдержан.

– Этого я не желал бы знать. Что теперь можно предпринять? Даже если вы выясните личность этого человека, то что вы сможете с ним сделать? Разве это преступление?

– Это могло бы быть преступлением, если бы имелось хоть одно анонимное письмо. Откуда мадам Меллерей могла подозревать...

– В этом я ничего не подозреваю.

– Могли бы вы предполагать, что она поехала в "Бон Рабле"? Если она вас подозревала, то могла нанять специалиста.

Жак не думал, что эта простая фраза может так его напугать. Твердая почва под ногами превратилась в болото. Жак пошел по грязи, которая сковывала его движения. Он уже почти погрузился в нее и вдруг чудом вышел на твердую почву.

– Как видно, – сказал полицейский, – в этой области мы не компетентны.

На этом успокоительном объяснении разговор был окончен. В ближайшее время можно было не опасаться ловушек. Теперь предстояло выполнить ряд обязанностей, из которых самой неприятной было посещение морга. Чтобы его перенести, чтобы выстоять перед лицом трупа Элен, Жаку требовалось много думать о Жаннине.

17

– Хелло... мсье Меллерей?

Жак тотчас узнал голос Роджера.

– Один момент.

Он положил трубку на стол, подписал последнее письмо и протянул почту мадам Кец, сделав ей знак удалиться. В темном костюме, с белой рубашкой и черном галстуке он уже полностью оствоился со своей ролью шефа. Жак взял трубку.

– Хелло! Что вы хотите?

– Добрый день, мсье! Как дела?

– Спасибо, хорошо.

Это был уже третий звонок Роджера за три недели. Первый раз он звонил в день похорон. Безобидные, ничего не значащие слова, произносившиеся сообщниками, имели однако для них двойной смысл.

Что "спасибо, хорошо" Жака означало, что все идет согласно оптимистическим предположениям вымогателя. Версия о смерти от несчастного случая была безоговорочно принята и никто не думал сомневаться в этом. Сейчас даже Жаку пришлось убеждать себя, что в действительности это был несчастный случай. Чувства раскаяния не было, но звонок Роджера нарушил его беспокойствие.

– Когда вы сможете выполнить мой заказ?

Жак перевел: "мой заказ", – "мои шестьдесят тысяч франков".

– Мне бы не хотелось торопить вас, но я очень спешу. Срок достаточно был велик.

Границы безопасности в игре были перейдены. С другой стороны нотариус уже свободно мог предоставить Жаку задаток очень большого размера, так как вилла в Монтефло была предназначена к продаже. Выручка от продажи виллы должна была не только покрыть все издержки и налоги в связи с введением в права наследства, но и оставила бы Жаку крупный резерв наличными.

– Мне бы хотелось, чтобы доставка была произведена как можно быстро, – торопил Роджер.

Не было причины дальше откладывать.

– Срок в два или три дня вас устроит?

– Отлично. Завтра я позвоню вам для утешения.

– До завтра.

Жак снова принялся за работу, чтобы не поддаваться искушению позвонить Жаннине. Ему нечего было сказать ей, но он часто звонил днем, чтобы поддерживать веру в будущее, которое их ожидало. Чтобы не нарушать приличия они еще не показывались вместе публично, все же Жак проводил большую часть времени на авеню Виктора Гюго. Жаннина наслаждалась счастьем, с безмятежной верой в формулу своего любовника:

– Судьба так пожелала.

Плохие воспоминания были забыты. С мрачными временами преследования было покончено, так как и с вопросом займа денег. Об этом Жак сказал ей еще накануне смерти Элен с согласия вымогателя. Она верила этому, так как после полицейского допроса вечером спросила:

– Если узнают, что ты занял такую сумму, не рискуешь ли ты неприятностями?

– Какими неприятностями?

– Могут спросить тебя, почему ты так много занимаешь?

– До этого не докопаются.

И чтобы сделать свою ложь более правдоподобной, добавил:

– А если до этого докопаются, то нетрудно будет найти объяснение. Ведь наличные деньги... Это же не запрещено. В данном случае моя жена имела намерение купить фабрику белой кожи.

Воцарилось радостное спокойствие. И по молчаливому соглашению они больше не говорили о вымогателе. Их разговоры касались только будущего. Несмотря на свои добрые намерения, Жак все же собирался позвонить Жаннине, но в это время открылась дверь и появилась его мать.

– Добрый день, мой милый Жак.

Он раздраженно ответил:

– Добрый день, мама. Что случилось?

Раньше ее ноги не было на фабрике. Но с тех пор, как она узнала, что сын унаследовал фабрику, она регулярно приходила туда со скорбной миной божьей матери.

– Извини меня, – сказал Жак, желая сократить ее визит, – но у меня много работы.

– Я пришла, чтобы принести тебе почту.

Когда он покинул виллу, объявив о ее продаже, то сделал ошибку опять считаясь с приличиями – дал адрес матери, как свой личный.

– Ты побеспокоилась из-за одного единственного письма! – воскликнул он, – Разве оно не могло подождать?

– Я считала, что оно спешное.

Мадам Меллерей поискала в своей черной сумке и пояснила:

– Я нашла его, когда пришла домой с мессы. Оно было подсунуто под дверь. Это не настоящее письмо...

Из сумки упали на пол четки и печатный бланк. Она сначала подняла четки. Затем положила на стол эту бумагу со штампом полицейского комиссариата.

– Жак, как только я увидела, кто отправитель, то решила его вскрыть... Смотри... Ты должен явиться к трем часам.

Жак сразу же плюхнулся на стул. Он медленно протянул руку, развернул бумагу и прочел причину своего вызова:

– "По делу касающемуся вас".

Эти четыре слова ничего не говорили ему или говорили очень мало. Тем не менее, он почувствовал в них угрозу и испугался. К чему бы этот неожиданный вызов, когда уже две недели назад все было подписано, зарегестрировано и составлены акты? Его алиби было проверено, а протокол вскрытия тела и мнения экспертов говорили, что это несчастный случай.

– Возможно, это всего лишь пустяковое дело, касающееся не поставленной на документе подписи...

Свою последнюю мысль он высказал вслух.

– Лучше, если ты туда сходишь, – посоветовала мать.

– Конечно, я туда схожу, – безрадостно ответил он.

Затем, как бы в отместку за плохое известие сказал:

– Мне нужно срочно уйти.

Жаку вообще не нравилось, что мать была на фабрике.

– Я довезу тебя до стоянки такси. Скорее, скорее, – торопил он ее, ты доедешь прямо до Сент Лоуренса.

Он посадил ее в Комби, довез до ближайшей стоянки такси, дал ей денег и поцеловал ее.

– До свидания.

– Когда ты придешь ко мне?

Он уклонился от ответа и быстро уехал. Жак был растерян и одинок более чем когда-либо. Он вообще не знал, где можно найти Роджера, даже не мог довериться Жаннине. Ему приходилось играть перед ней, как и перед другими. Несмотря на это, он поехал на авеню Виктора Гюго, хотя еще не было двенадцати.

– Обед еще не готов! – испуганно воскликнула Жаннина.

Жак приготовил два "американос" и пошел на кухню, чтобы побыть в ее обществе. Она села к нему на колени и чокнулась с ним.

– За нашу любовь, мое сокровище!

– За нашу любовь, – повторил он и обнял ее.

Если проклятый вызов не испортит всего сегодня вечером, добавил мысленно он.

В течении всего обеденного времени Жак сдерживался, но за десертом, наконец, заговорил:

– Ты не знаешь, почему?

– Не имею ни малейшего представления.

Он взял яблоко и продолжал безразличным тоном:

– Тебя больше не допрашивала полиция? Не было никакого телефонного разговора, о котором я не знаю?

– Я сказал бы тебе.

Все внимание Жаннины было направлено на очистку яблока, чтобы не оборвать ленту кожуры. Наконец, в предчувствии победы, она сказала:

– Замечательно! Это хорошая примета.

Она уже больше не думала о вызове. Жак от своих мыслей стал как одержимый. Убийство Убийство Элен – первый раз он применил в уме такое название и жестокость этого снова заставила его похолодеть – находилось на пересечении двух следов, один вел к нему, к ее мужу, другой к Роджеру убийце.

Тот, который вел к мужу, проходил по песку. Но второй? В принципе полиция не должна знать о его существовании. А если она обнаружила обстоятельства, след, ведущий к Роджеру? Разве не может тогда убийца выдать своего сообщника? Жак вдруг обнаружил в деле новый аспект: поскольку они являются сообщниками, вымогатель будет вечно угрожать ему, как Дамоклов меч.

– А твое кофе? – спросила Жаннина, заметившая, что он встает.

– Я должен еще поехать на фабрику.

Он действительно не мог больше сидеть. Он предпочитал выпить кофе в баре, поехать на фабрику, зайти в свой кабинет и снова пойти куда-нибудь. Лучше убивать время в поездках, в ходьбе, чем томиться в пассивном ожидании от нетерпения.

Без четверти три он выпил две порции виски в пивной, поблизости от комиссариата. Без пяти три он предъявил повестку дежурному и тот проводил его в кабинет Гумбло. – Присаживайтесь, мсье Меллерей.

Полицейский офицер был так же аккуратно одет, в кабинете был тот же безупречный порядок и Жаку не верилось, что он не был здесь уже три недели. Все еще стоял букетик фиалок в том же стакане.

– Я вызвал вас на очную ставку. – сказал Гумбло.

Протирание очков длилось несколько секунд и Жак имел время представить себе как приведут вымогателя в наручниках.

– На очную ставку с так называемым "вороном" – автором анонимных писем. В данном случае – с женщиной.

Новая пауза. На этот раз офицер закурил сигарету. Новый страх у Жака: на него донесли, полицейские станут его допрашивать, пока он не сознается. Его уже больше не освободят. Жак едва дышал. Он был всего лишь кучей дряблого мяса, на своем сломанном стуле. Полицейский открыл дверь и крикнул:

– Мадемуазель Мария Нойон.

Затем обернулся к своему посетителю, не выпуская ручки двери.

– Она модельерша на перчаточной фабрике в городе. Не у вас. Но возможно она раньше работала у вас.

– Я ничего не знаю. – пробормотал Жак.

Он устремил взгляд на дверь, в которой появилась женщина около пятидесяти лет в скромном платье и со скромными манерами. Прическа придавала ей вид бравой молодой женщины.

Гумбло представил.

– Это мсье Меллерей.

– Я не знаю этого господина, – сказала женщина почти нежным голосом, но я многое о нем слышала.

– И об его жене?

– Да, после ее смерти.

– А раньше?

– Нет.

Полицейский сел за письменный стол.

– Мадемуазель, вы посылали письма, анонимные письма двум замужним женщинам?

– Жаку стало ясно, что она занималась этим и впоследствии.

– В этих письмах вы указывали якобы на измену мужей.

– Слово "якобы" неуместно, – возразила Мария Нойон ангельским голосом, – была в этом уверена.

– Уверены вы были или нет, перебил ее Гумбло, – это совершенно не имеет значения. Важно, что была подана жалоба. Установить это моя обязанность. В особенности мой долг выяснить причину несчастного случая, при котором мадам Меллерей поплатилась жизнью.

– Именно в отношении этого несчастного случая я чувствовала, что его подстроили мошенники.

Мария Нойон поднялась. Сложа руки на животе, она говорила ровным голосом. Лицо ее было совершенно невозмутимо и она смотрела на Жака пустыми глазами, в которых временами вспыхивали искорки безумия. Внезапно он понял, что перед ним стоит сумасшедшая.

– Этот господин, – сказала она, двинув небрежно подбородком в сторону Жака, – надругался над святостью брака, но вместо наказания был вознагражден: он унаследовал все состояние несчастной. Глотки охрипли на перчаточном производстве...

Она говорила об этом случае, словно участник его не присутствовал здесь. Жак был смущен, но не так встревожен, как вначале. Полицейский снова принялся за допрос:

– Итак, вы отрицаете, что писали мадам Меллерей?

– Я сказала правду.

Гумбло вопросительно поднял брови и Жак тотчас же ответил:

– Я не знаком с этой женщиной. Я до сих пор не видел ее.

Мария Нойон скрестила руки на груди и сказала:

– Бог будет мне судья.

Гумбло вздохнул и проводил ее до порога, где передал на попечение полицейскому.

– Женщина сумасшедшая, – заявил Жак.

Его страх развеялся и он с удовольствием вдыхал запах фиалок. Гумбло остался при своем мнении.

– Ее место в психиатрической больнице, а не на перчаточной фабрике. Но поскольку она связывает имя вашей жены с анонимными письмами, хотел бы я знать: много правды в ее словах?

– Я не думаю, что она лжет.

– Теперь я тоже не думаю этого.

Но допустим, что вы узнали ее, как прежнюю вашу работницу... Например, уволенная работница хотела отомстить...

– Не достает человека со злым намерением. – сказал Жак, который был не против продлить дискуссию. – Прежде всего, ему очень хотелось знать, считает ли полиция это дело закрытым.

Гумбло тотчас подтвердил это.

– Так как Мария Нойон этого не делала, больше нет смысла возвращаться к этому делу. Но тем не менее, я убежден, что мадам Меллерей была информирована частным лицом о вашем пребывании в "Бой Рабле". Я повторяю, частным лицом, ибо...

Он тщательно стряхивал пепел, упавший на отворот его пиджака.

– Я не говорил вам еще – я навел справки в единственном детективном агентстве в Гренобле.

Жак вдруг снова почувствовал слабость.

– В частном агентстве работает один мой бывший коллега, – продолжал Гумбло. – Мы с ним в дружеских отношениях. Он не отказался дать нам справку. И он категорически заявил... Гумбло махнул рукой.

– ...мадам Меллерей никогда не была их клиенткой.

18

– Это касается нашего свидания, – сказал вымогатель, – то было бы лучше, если бы мы встретились не в Гренобле. Не смогли бы вы приехать в Лион?

Такая возможность была. Во второй половине дня Жак посетил торговца кожаными изделиями, находящегося на площади Терри в Лионе. Это был крупный клиент перчаточной фабрики. После этого Жак точно последовал указаниям Роджера.

Он оставил свой Комби у вокзала Лион-Перраш и подождал, пока вокзальные часы не показали семь часов. Затем нанял такси.

– До угла Рю де Герланд и Рю Болье.

Такси поехало мимо фабричных стен и массивных фасадов в квартале ла Муше, который в этот холодный темный вечер был совсем безлюден. Прибыв на место назначения Жак уплатил за проезд и стал не спеша прохаживаться по Рю де Герланд. Ледяной дождь хлестал ему в лицо. Он был один на тротуаре, покрытом липкой грязью. Время от времени по мокрой мостовой тарахтел грузовик. Место для встречи было хорошо выбрано: там никто не мог за ним следить, не будучи замеченным. Жак уже задавал себе вопрос, как долго ему придется прогуливаться, когда черная машина, ехавшая навстречу ему, затормозила и остановилась рядом с ним.

– Садитесь!

Находившийся за рулем Роджер, полуобернувшись открыл задниюю дверь. Жак вскочил в машину и она тотчас поехала.

– Куда мы едем?

– Не очень далеко, – ответил вымогатель.

Через несколько секунд он остановился в мрачном тупике между высокими кирпичными стенами и тотчас выключил весь свет.

– Мы прибыли, – сказал он и повернулся к своему пассажиру. – Вы взяли с собой деньги?

– Я взял все, что нужно.

Он сделал какое-то незаметное движение рукой в темноте и продолжал:

– Но прежде всего, я хочу получить одно объяснение.

– Давайте, сказал Роджер. – Но быстрее. Чем скорее расстанемся, тем лучше.

– В каком агентстве вы работаете?

Немного помедлив, Роджер ответил: – Я уже говорил вам это: в частном агентстве.

– Вы можете это доказать?

– И что еще?

Роджер говорил насмешливым тоном.

– Может быть вы потребуете служебное удостоверение?

– Не трудитесь, – ответил Жак, становившийся все спокойнее, чем взволнованнее становился другой. – Полиция провела расследование. Моя жена никогда не обращалась в частное агентство.

– А если бы и так?

– Вам никто не поручал за мной следить.

Губы вымогателя скривились в усмешке, блеснули его белые зубы.

– Раз вам это известно, то зачем было спрашивать меня?

– Чтобы услышать подтверждение. Вы действовали по собственной инициативе на свой страх и риск.

– А что это меняет?

– Вы просто обычный вымогатель.

– Не поздно ли играть словами?

Несмотря на умеренный тон, дискуссия приобрела остроту, которая удесятерилась из-за тесноты замкнутого помещения, освещенного отражением света далекого уличного фонаря.

– вы можете считать себя только счастливым, – снова начал Роджер, что я не служащий агентства. Это лучшая гарантия, что полиция никогда не найдет никакой связи между нами.

– Между нами действительно нет ничего общего.

Это утверждение очевидно вполне удовлетворило Роджера и он только развел руками.

– Я свое обещание выполнил, теперь вы выполняйте свое.

Жак сунул руку в карман. Он схватил рукоятку пистолета, который оттягивал карман его пальто. Это был крупнокалиберный американский пистолет, который отец Элен привез с войны. Жак нашел его в ночном столике Элен, но уже раньше знал о его сущестовании.

– Ну, давайте закончим, – нетерпеливо сказал Роджер.

При блеске пистолета он в ужасе отшатнулся. Вытаращил глаза и широко открыл рот, он не мог произнести ни слова. Оглушительный выстрел разорвал темноту. Первая пуля раздробила ему подбородок. Вторая попала рядом с ухом и снесла ему почти весь верх черепа. Резкий запах пороха и паленых волос заполнил машину.

Еще дважды нажал Жак на спуск, затем выскочил из машины и побежал. Он не снимал своих перчаток, а пистолет сунул в карман. Он бежал, пока не стал задыхаться и, наконец, достиг жилых кварталов. Там он пошел нормальным шагом и стал обычным безымянным прохожим. На такси он доехал до набережной и там бросил свое оружие в Рону. На другом такси он вернулся к вокзалу Перреш.

Еще не было девяти часов вечера, когда он был уже на пути в Гренобль. Он ехал совершенно спокойный, не нервничал. Он не находился в состоянии аффекта. Со времени своей последней встречи с Гумбло он знал, что делать и почему это надо сделать. С тех пор, как он узнал, что вымогатель работает на себя и понял как он жестоко был обманут с самого начала, ему стало ясно, что только этой ценой он может обрести свободу.

Дойдя до крайних границ своей судьбы, он словно переродился. В первый раз он поступил как мужчина, решивший взять на себя всю ответственность и почувстовал себя новым человеком. Мораль не нужно было искать, она служила защитой слабости. Он же наоборот почувствовал себя сильным, энергичным человеком. Когда он прибыл на авеню Виктора Гюго, Жаннина была уже в постели. Он разделся и тихо лег, не разбудив ее.

Спал он хорошо. Его душевное перерождение отразилось и на его лице, так как во время завтрака Жаннина внимательно и долго смотрела на него.

– Что во мне такого необычного сегодня, почему ты так смотришь на меня? – спросил он с легким раздражением.

Затем он понял свою ошибку.

– Извини, любимая.

– Ты изменился, – ответила она. – Ты изменился в лучшую сторону, Жак. Ты более... менее... Она подыскивала слова.

– Ты выглядишь, как настоящий шеф. Вчера в Лионе все хорошо прошло?

– Как по маслу.

Он не чувстовал ни тени беспокойства. Сегодня началась его жизнь. Он работал всю первую половину дня. В голове у него роились планы... Ко обеду он снова вернулся на авеню Виктора Гюго. Когда он собирался сесть с Жанниной за стол, раздался звонок в дверь.

– Если это какой-нибудь агент, – сказал Жак, – я выставлю его в два счета.

Он пошел и открыл дверь. Перед ним стоял Гумбло со шляпой в руке, поглаживая безымянным пальцем свою черную бороду.

– Очень жаль, что помешал вам...

– Нисколько не помешали.

Не пытаясь скрыть удивления, Жак провел гостя в комнату.

– Почему вы не позвонили по телефону, вы могли не застать меня здесь?

Полицейский офицер улыбнулся и Жаку почему-то не понравилась эта улыбка.

– Я пришел не к вам, мсье Меллерей, а к м-ль Тусси.

Когда ее позвали, Жаннина не спеша появилась на пороге. Жак, еще не совсем освоившийся со своим положением, представил ее полицейскому офицеру. Она не была с ним знакома.

– К тебе гость.

– Да, – вдруг серьезно сказал Гумбло. – Я пришел к вам с очень плохими известиями, м-ль. Ваш брат...

Жак увидел, что у Жаннины мгновенно исказилось лицо. Она хотела что-то сказать, но потеряла голос.

– Ваш брат, м-ль, вчера вечером умер.

У нее нет брата, хотел сказать Жак.

Бледная как смерь Жаннина устремила взгляд на офицера.

– Ваш брат хорошо знаком нашим коллегам в Лионе, – продлжал Гумбло. Он фигурировал в их списках. Они тотчас же сообщили о его смерти в комиссариат в Гренобле, с тем, чтобы мы оповестили вас. Я получил сообщение полчаса назад.

– Несчастный случай? – вырвалось у Жаннины.

– Нет, м-ль.

Как грузовик, сбрасывающий тяжелый груз движением плеч, он продолжал:

– Роджер Тусси был убит несколькими питолетными выстрелами в своей машине на окраине Лиона в Ла Муше.

Жак и Жаннина напряженно посмотрели друг на друга расширенными от ужаса и удивления глазами.