Текст книги "Запоздалое раскаяние"

Автор книги: Луи Тома

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Вечером на своей машине он сразу поехал на виллу Элен в Монтефло. Она стояла на склоне Решэ. Окружающий квартал был тихий, словно заброшенный под слоем снега, который покрывал сады и крыши.

Из-за холода Жак поставил машину в гараж, пристроенный к вилле. Маленький Аустин его жены уже стоял там.

– Ты очень поздно пришел, – заметила Элен, когда вошел к ней в комнату он.

– Я был у матери.

– Конечно!

Восклицание могло таимть в себе все завуалированные намеки, какие она хотела вложить.

Элен злобно добавила:

– Ты чаще бываешь у ней, чем дома.

– Я имею еще хотя бы право навещать свою мать?

– Определенно. Но прежде всего ты должен иметь обязательства по отношению к своей жене, – сказала Элен.

Она, по обыкновению, упрекала его всякий раз, когда он задерживался у своей матери, проявляя своего рода ревность, близкую к чувству собственности.

В этот вечер, кроме ее обычного нытья, Жак услышал еще тревожное добавление:

– Неужели ты до сих пор у нее находился?

– А где же я еще мог быть? – агрессивно ответил Жак.

– Она действительно счастливая женщина.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Смешной вопрос.

Своими сощуренными глазами она смотрела на Жака.

– Такого внимания должен заслуживать кто-нибудь другой, а не твоя мать.

Это замечание не требовало ответа, но Жак встревожился и стал нервничать. Может быть Элен играет с ним как кошка с мышкой? Ясно, что она что-то подозревает, но не имеет доказательств.

Затем моментально, как электрический заряд, в его голове прояснилась другая мысль.

Роджер был раздасадован вспышкой его гнева. Он предупредил ее, или возможно, решил отомстить ему за побои. Последовал звонок по телефону. Его нервы, давно были в напряжении и сдали. Он вскрикнул:

– Если ты хочешь меня в чем-то упрекнуть, то скажи это.

Элен видимо испугалась этой вспышки, пожала плечами и вышла из комнаты.

Нет, Роджер не говорил с ней, думал Жак, делая вид будто читает газету. Или он не достаточно сказал. Она не хочет сжигать мостов.

Украдкой он наблюдал, как она занимается кое-какой домашней работой. Девушка-прислуга Люси уходила пунктуально в 6 вечера и приходила на следующий день в 8 утра.

За последние месяцы Элен сильно постарела. Она высохла, как виноградная лоза, потерявшая сок. Ее черные волосы висели длинными прядями, она держалась не так прямо, губы стали тоньше, говорила она властным тоном.

Уткнув нос в газету, Жак осмотрел ее испытующим взором и ожидал заключительных замечаний. Ему казалось, что каждое слово имеет двойное значение, он повсюду видел ловушку. Отвечал он только односложно. Его ненормальное состояние бросилось в глаза жене.

– Скажи откровенно, что с тобой?

– Ничего.

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Нет.

– Может быть ты простудился.

– Нет.

Наконец она разозлилась на его односложные ответы.

– Хорошо, хорошо, не буду, мсье, больше надоедать.

В восемь часов она все же крикнула из кухни:

– Сейчас будем есть.

Ему пришлось идти к столу. Как обычно, они ели вдвоем на кухне: овощной суп, венские шницели, салат, сыр, фрукты.

Вино было Сент Амур, доставленное прямо с виноградников. У Шаролле всегда хорошо кормили и в этом Элен не была скупой. Надо отдать ей должное – она и в остальном не была мелочной. У нее была широкая натура и это использовал Жак. Он хорошо питался, был хорошо одет, не имел материальных забот и всегда имел много денег на личные расходы.

Но почему он должен от этого отказываться?

– Ты проверял лайковую кожу, которая сегодня поступила?

Она опять начела говорить о деле. Это был хороший признак и он охотно последовал за ней в эту область, где не было капканов. Он должен себя принудить немного, чтобы не показывать вида.

После ужина, они стали пить кофе перед телевизором. Это был прекрасный аппарат, который избавлял его от необходимости продолжать разговор. За исключением порывов нежности – к счастью очень редких – Элен засыпала, едва успев положить голову на подушку.

В этот вечер Элен, казалось имела в голове особые планы, ибо прежде чем заснуть она пробормотала в полусне:

– В скором времени я тебя удивлю.

Чем? Он долго не мог заснуть в то время, как она возле него тихо похрапывала.

Он пытался разгадать мысли жены, тайны ее намеков, скрытую сущность отношений, которые почти не отличались от прежних. В конце концов, она могла удивить его новой покупкой, выбором места летнего отдыха или чем-то другим.

У него помутилось в голове от бесчисленного множества развитых им предположений, от попыток решить неразрешимую проблему, подходя к ней с разных точек зрения.

Среди ночи он встал и пошел в пижаме в другой конец квартиры, там был укромный уголок, который служил рабочей комнатой Элен. Там правда никто не работал, после смерти ее отца. Там стоял старый письменный столи и им теперь пользовались как домашним сейфом.

Жак открыл его, движимый идеями своей бессонной ночи. Он решил проверить его содержимое, которое уже проверил в уме двадцать раз. Бумаги, много бумаг, нотариальные акты, их брачное свидетельство, украшения Элен, связка денежных обязательств, пара тысяч франков банкнотами.

За украшения вряд ли можно получить более десятой части их стоимости, денежные обязательства продавать трудно. Может ли он взять что-нибудь другое, чтобы Элен не заметила?

Много ли здесь действительно ценных денежных обязательств?

Скрипнула половица. Он обернулся, держа в руке связку денежных обязательств, сердце его упало. На пороге стояла Элен в ночной рубашке.

Спросонья она удивленно спросила:

– Что ты здесь делаешь?

– Я... Ничего.

Он понял насколько глуп был его ответ и ухватился за первый вариант, пришедший ему в голову.

– Я не мог уснуть. Я вспомнил об обязательствах.

– Почему о них?

– Понимаешь, так бывает, когда не спится. Я вдруг забыл, когда их нужно предъявить к оплате. Действительно глупо... Это мучило меня. Я боялся, не пропустили ли мы срок...

– Но это же еще через два месяца.

– Да, теперь я это прочел: 12 апреля.

Затем он добавил:

– Как будто чье-то имя вертится на языке... Так противно...

– Ах, иди лучше в постель...

Она повернулась и ушла, почесывая зад и подняв высоко рубашку. Обычно она спала всю ночь без просыпа, а сегодня, как нарочно... Он потерпел неудачу и только напрасно скомпрометировал себя.

На кухне звякнул стакан. Минутой позже послышалось, как в спальне щелкнул выключатель.

Покорный судьбе, Жак пошел в кровать. Когда он скользнул под одеяло Элен уже снова спала. Остаток ночи был тоже тяжелый. К утру он видел комшмар, в котором Роджер с демоническим смехом вскочил обеими ногами ему на грудь.

7

Открылась дверь и мадам Кац принесла почту.

– Мадам Меллерей еще не пришла?

С неопределенным жестом в сторону производства, Жак сказал:

– Она где-нибудь там.

Элен любила ходить по фабрике, везде прикладывая свои руки, глядя своими глазами. Он удивлялся этому и завидовал ее активной деятельности. Она работала, как машина – безотказная вездесущая управляющая машина.

– Ах, я забыла, – сказала секретарша. – Сегодня утром кто-то звонил.

– О чем шла речь?

Она взглянула в свой блокнот.

– Мсье Роджер.

– Кому? – Жак почувствовал холод в груди. – Моей жене?

– Нет, вам, мсье. Он позвонит еще раз в первой половине дня.

Действительно, вскоре Роджер позвонил Жаку. В это время Жак был один в конторе, занятый разбором почты.

– Добрый день, мсье Меллерей.

– Вы что, с ума сошли, сюда звоните? – зашипел Жак.

– Телефон ведь безымянный, уважаемый, – возразил Роджер с ироническим смехом.

– Ну, быстрее. Моя жена может в любой момент войти.

Пока он говорил его не покидало неприятное чувство, что он не один в комнате. Стук швейных машин усилился. Голос Роджера доносился издалека.

– Я на углу в пивной.

Держа трубку Жак повернулся, ожидая, что вновь придется пережить сцену прошлой ночи, когда Элен застала его возле письменного стола, только в ином варианте. На этот раз на ней было каракулевое пальто и стояла она на пороге двери в швейную мастерскую.

– Вы могли бы, ей богу, найти пару минут и заглянуть туда, продолжал Роджер.

Жак сказал сердитым тоном.

– Очень жаль, мсье, но это ошибка.

– Как, простите?

– Я повторяю, что это ошибка. Если вам нужна кожа, то обращайтесь на кожевенный завод.

Роджер усмехнулся.

– Понял. Вы ничего не пожете сказать.

– Правильно.

– Итак, жду вас в пивной.

– Правильно, мсье, посмотрите в телефонной книге.

Жак поднялся и помог Элен снять пальто.

– Кто это звонил?

– Человек, перепутавший адрес.

Вешая пальто в стенной шкаф, он добавил:

– Он хотел купить непременно у нас блестящую кожу.

– Он не совсем ошибся адресом, – заметила Элен наполовину в шутку, наполовину всерьез.

Жак почувствовал, словно его ударили кинжалом в спину. Голос жены, казалось, имел какой-то чертовский смысл.

– Занешь, где я была сегодня утром? Я ходила поговорить... Это то самое, чем я вчера обещала тебя удивить.

Вдруг она взвизгнула:

– Будь внимательней!

Он уронил ее каракулевое пальто... С гулом в ушах он поднял его и долго отряхивал, устремив взор на блестящий мех.

– У тебя поистине нет любопытсва. Не можешь же ты знать, откуда я пришла.

Он стал сопротивляться с энергией отчаяния.

– Вероятно, из агентства?

– Из какого агентства?

Он во время закусил губу и не сказал "детективного". Ибо отважившись, наконец, взглянул на жену, но не заметил в ее лице какого-нибудь неудовольствия.

Она вернулась к занимавшей ее теме:

– Братья Брэ не поручили свою распродажу никакому агентству. Они никому об этом не говорили. Я пришла прямо от них.

Братья Брэ имели фабрику белой кожи на Уфере. Со времени смерти отца они стали друг с другом не ладить.

– Они, в общем, настолько не выносят друг друга, что продают за бесценок свое предприятие. Весь комплекс и за бесценок. Естественно, я не намерена этого упустить.

Фабрика белой кожи, красильная и перчаточноая фабрика – объединение в подобие треста была заветной мечтой Элен Меллерей-Шаролле. Она осуществляла один этап своей мечты, покупая фабрику братьев Брэ. Дело сделано, – сказала она с азартом. – Они предоставили мне льготы в отношении сроков уплаты и я имею время приготовить нужные наличные деньги. Прошу тебя потрудиться и взыскать оплату по просроченным счетам. Сегодня после обеда я еду в банк.

Все это очень не кстати.

– Действительно, хорошее дело, – согласился он без энтузиазма. – Это впоследствии принесет нам хороший доход.

– Нельзя сказать, что ты в восторге.

– Что же, я должен подпрыгнуть до потолка?

– Я сомневаюсь, уяснил ли ты выгоду?

Она вдруг замолчала и нахмурилась.

– Ты плохо выглядишь, мой милый.

– Нет, это тебе наверное кажется.

– Уже вчера вечером...

Ее диагноз был кратким:

– Ты чем-то заболел.

Чувствуя себя неприятно, он разозлился.

– Теперь ты действуешь мне на нервы, Элен. Я не болен и чувствую себя превосходно.

– Тогда нечего делать кислую мину.

Она тоже разозлилась.

– Если ты болен сходи к врачу, но пожалуйста, не делай кислого лица.

Рассерженная, она взяла со стола платежные ведомости и стала их просматривать.

Жак постепенно успокоился.

– Почему ты предположил, что я ходила в агентство? – спросила она.

Снова, как холодный душ! На него подействовало, как струя холодной воды.

– Что за вопрос! Домашние агентства ведь занимаются распродажей, не правда ли?

– А что это меняет? Ты же не знал, что я собираюсь купить фабрику белой кожи.

– У тебя всегда было это намерение. Помнишь, в прошлом месяце ты мне говорила.

Он начал всячески выкручиваться, чтобы сделать это немного убедительнее.

– Когда ты мне вчера сказала, что удивишь меня, то я сегодня сообразил.

– Ты поэтому не мог заснуть?

– Отчасти поэтому. Это меня взволновало.

Он спросил себя, действительно ли она ему верит. Во всяком случае, по ее виду это было так.

– Должна сказать, ты удивил меня. Это почти передача мыслей на расстоянии. Затем она дала ему новую заботу.

– Я попрошу тебя привести немедленно в порядок все счета. Мне нужно знать точно, до сантима, на что я могу рассчитывать.

Да, для того плана, который Жак обдумывал со вчерашнего вечера, все это было совсем некстати. Его счастье, что он не начал осуществлять этот план. А Роджер ожидает его внизу в пивной. Он пошарил в карманах и сделал вид, что у него нет сигарет.

– Я быстренько схожу купить себе пачку сигарет, – сказал он. – И сейчас же вернусь.

Надев пальто, он торопливо сбежал вниз по лестнице и остановился перед толстым апоплексического вида мужчиной, который мешал ему пройти.

– Мсье Меллерей, я должен с вами поговорить.

Это был торговец яйцами из окрестностей, который кроме яиц скупал также в деревнях козьи шкуры.

– Нет времени, – кратко пояснил Жак. – Поговорите, пожалуйста, с мадам Кац.

Он покинул озадаченного таким приемом мужчину и поспешил выйти на улицу. Было все еще холодно. Небо было ясное. Снег больше не таял, а в сточных канавах громоздились цепочки холмиков из снега и льда. Вдали, перед пивной Жак увидел желтую машину. Что еще потребует от него Роджер?

Он нашел его перед Флышером, среди сильного шума и звона колокольчиков, словно загипнотизированного разноцветными лампочками, загоравшихся при контактах катящихся стальных шариков. Для игроков, казалось, весь мир был ограничен размерами этого шумного аппарата.

– Так вы здесь. А я уже потерял терпение, – приветствовал его Роджер.

– Я освободился, как только смог, – сказал Жак, – моя жена тут же вернулась.

– Я это понял по телефону.

Роджер подмигнул ему.

– Вы очень хорошо вышли из положения.

– Ни в коем случае не звоните мне в контору. Это рискованно. Так же и наши встречи здесь поблизости от фабрики.

– Вы слишком все драматизируете, – возразил Роджер. – Ваша жена меня не видела. Она знает только моего шефа.

Он посмотрел на немногочисленных посетителей в помещении, затем поставил Фриншер и пошел к музыкальному автомату, в который опустил полдюжины монет. Раздалась громыхающая джазовая музыка.

– Мы имеем теперь добрых полчаса времени. Музыка лучшее средство против любопытных ушей. Хотите скотч?

Он подождал согласия Жака и заказал две порции виски. Они сели за столик вблизи музыкального автомата.

– Я полагаю, что вы меня вызвали не для того, чтобы угостить виски?

– Мне хотелось убедиться, что ваши намерения не изменились.

– Вы можете предоставить мне рассрочку? – спросил Жак.

– Могу, не слишком большую.

– Но не считаете ли вы, что я могу за один день достать 30 тысяч франков?

– Я могу пока удовольствоваться задатком, конечно соответствующего размера.

Чтобы слышать друг друга, собеседники склонились над столом и каждый внимательно следил за движением губ другого. Даже вблизи никто бы не разобрал, о чем они говорили. Метод оказался эффективным и музыка автомата – терпимой.

Кельнер принес выпивку.

– Если бы вы могли снизить вашу цену...

– Один момент, мсье Меллерей. – Роджер жестом отклонил это предложение.

– Я не имею такого намерения.

– А я не могу столько выплатить.

Жак удивился своей собственной смелости. Он не смог бы так говорить, это алкоголь возбудил его. Он стал не только смелым, но и отважным.

– Я предупреждаю вас, что если по вашей вине что-либо произойдет, я сообщу о вашем вымогательстве. Вы хотите слишком много заработать, а в результате все потеряете.

– Будьте благоразумны, мсье Меллерей.

Вместо того, чтобы расстроиться Роджер, казалось, наборот развеселился. На его толстых губах появилась сочувственная улыбка, которая только подчеркивала его безобразие.

– Вымогательство? Вы имеете доказательства?

– М-ль Тусси может все подтвердить.

– Ее показания, как заинтересованной стороны будут так же мало значить, как и ваши. Вас обвинят, что вы действуете из-за мести.

С бокалом в одной руке и с сигаретой в другой Роджер сидел и улыбался. Но его глаза имели металлический блеск.

– На карту будет поставлена репутация нашего агентства. Клянусь вам, мой шеф распорядится о привлечении выдающегося защитника. Вы будете осуждены.

– Я осужден, вот это здорово!

– Да, точно, за клевету!

Действие алкоголя улетучилось так же быстро, как и наступило. Ничего не осталось, кроме жжения в пустом желудке, вызывавшем у Жака тошноту.

– Придется поладить, – продолжал Роджер, – Так как же, мсье Меллерей?

– Тридцать тысяч франков будет очень трудно достать.

– Трудно, но возможно. Можете мне не рассказывать, что оборотный капитал перчаточной фабрики...

Жак промолчал и поэтому получил отсрочку. Роджер путал "молчание" с "согласием".

– Поскольку мы пришли к соглашению мне не будет смысла продолжать слежку, – сказал он. – Формально она будет, конечно, продолжаться.

– Что вы пишете в своих донесениях?

– Буду писать часовой распорядок дня, который вы мне дадите.

– Это смешно. Вдобавок я должен еще за вас работать!

– Разве было бы лучше, если бы я продолжал за вами следить? – спросил Роджер. – Нет, не правда ли? Я не вижу причины для вашего отказа, ибо мы оба будем удовлетворены.

– Согласен.

– Самому за собой следить, в некотором роде раздвоиться, чтобы быть преследователем и преследуемым... Разве это не пикантная ситуация? Вы передаете сведения м-ль Тусси каждый вечер. Я звоню ей ежедневно около девяти вечера и она передает мне, это очень просто.

Адская музыка прекратилась, но в голове Жака продолжали греметь тарелки, барабаны и литавры.

– Я еще не говорил с м-ль Тусси. – сказал Жак. – Я должен уведомить ее.

Он купил телефонный жетон и вошел в кабину.

– Я ждала твоего звонка, – сказала Жаннина. – Я не решилась уйти.

Как накануне у телефона, он закрыл глаза. Ее молодой и чистый голос действовал, как компресс на его разгоряченную голову. Жак моментально забыл свои заботы и стал думать только о молодой женщине.

– Как ты провела ночь?

– Плохо. А ты?

– Тоже не очень хорошо.

– Ты нашел выход из положения?

– Еще не нашел.

Почему он должен вдаваться в подробности? Это была не ее проблема.

– Сегодня я не приду, любимая. Могу ли я позвонить около семи часов?

– Если хочешь. Я буду весь вечер дома.

Он тихо сказал:

– Целую тебя, любимая.

– Я тебя тоже.

– Целую тебя очень и очень крепко.

Он пошел обратно к столу. Роджер ушел, предоставив ему оплатить счет. Жак купил пачку сигарет. На улице холод охватил его. Возбуждение от алкоголя сменилось депрессией. Тридцать тысяч франков казались ему недосягаемыми.

– Трудно, но возможно, сказал ему вымогатель.

Жак охотно сказал бы ему: "Но это невозможно! Невозможно! Все счета будут тщательно проведены. Будет вынут из кассы последний франк, чтобы купить фабрику белой кожи. Как вы не можете понять, что я ничего не имею вообще ничего.

К чему бороться, когда с самого начала все было потеряно?

Все ли? Нет, не все. Было потеряно состояние, но не любовь. Во тьме его депрессии засверкал огонек, лампа в конце туннеля, показывающая выход из него. Он немного успокоился. Разве не ждала его Жаннина, преданная и любящая? Да, действительно, почему бы не быть этому истинному счастью?

8

Желто-красная кабина подвесной канатной дороги скользила над Сент-Лауренсом. Однако солнцу не удавалось согреть старые домишки, замершие и прижимавшиеся друг к другу. Казавшиеся совсем низкими.

С высоты своего постамента неустрашимый Ксавье Жувин устремил свой бронзовый взгляд на маленькую, местами покрытую грязным снегом площадь.

Жак бросил на статую ненавидящий взгляд, словно считал его причиной своих неудач. К концу первой половины дня, сравнивая приходы и расходы, Жак не смог освободиться от мыслей о тридцати тысячах, которые были столь же недоступны, как неприступные горные вершины. В поисках возможности получения денег, он подумал о своей матери.

Мадам Меллерей получала порядочную пенсию, была бережлива, как муравей и имела еще кое-какие небольшие источники дохода.

Он закончил часть работы с тем, чтобы сразу же после обеда мог уехать из Монтефло.

Насколько я помню, у мамы есть деньги на сберегательной книжке, думал он, и нужно, чтобы она одолжила мне несколько тысяч франков.

Поглощенный этими мыслями, Жак торопливо поднимался по деревянной лестнице с шаткими перилами. Звуки телевизионной передачи были слышны из коридора. Оперная певица исполняла большую арию из "Лакмэ".

Жак вынул из кармана фунт конфет, купленный им по пути, и постучал в дверь.

Возьму пару тысяч здесь, потом несколько тысяч займу где-нибудь. Роджер играет на непреклонности. А если ему скажут, что он получит пятнадцать наличными вместо тридцати и у него будет выбор – это или вообще ничего, то не ухватится ли он за это предложение?

Жаку пришлось несколько раз сильно постучать, пока он не услышал голос матери.

– Это я, Жак.

Она поспешила открыть дверь.

– Добрый день, мой маленький, Жак.

Она была высокая, худая со строгим лицом, полная противоположность м-ль Матильде, которая сидела на стуле перед пустой чашкой из под кофе, очарованная экраном телевизора.

Мадам Меллерей обняла сына, затем выключила телевизор.

– Дай мне твое пальто и садись. Может быть хочешь кофе?

Она взяла чайник.

– Матильда рассказала, что вчера после обеда ты был здесь. Большое спасибо за конфеты, они были замечательные.

– Превосходные. – Подхватила Матильда, покосясь на пакет с конфетами.

В присутствии третьего лица Жак не хотел разговаривать на тему, ради которой пришел сюда, а толстая старуха, казалось, не имела намерения уходить. Видимо, мадам Меллерей догадалась о смущении сына, так как сказала, указывая на конфеты:

– Предложи Матильде, пока она не ушла.

Жак удивился способу избавиться от лакомки. Последняя с полным ртом и руками не замедлила удалиться.

– Весь смысл ее жизни – это еда, – вздохнула мадам Меллерей, проговорив это дружески-укоризненным тоном. К счастью она не может пожаловаться на печень.

Затем ее взгляд стал вдруг серьезен.

– У тебя лицо как из папье-маше!

С тех пор, как он женился, она встречала его подобными словами при каждом его посещении. Вероятно инстинктивно указывала этим, что жена обращается с ним хуже, чем она.

Обычно он возражал:

– Ты всегда это говоришь. Я опять поправился на четыре фунта.

Сегодня это должно быть соответствовало действительности, ибо Элен это тоже заметила, и он не стал возражать.

– У меня неприятности.

– С твоей женой?

– И да и нет.

– Что еще она затеяла?

Мадам Меллерей не имела теплых чувств к снохе. Они всегда осуждали друг друга и почти не поддерживали отношений.

Жак рассказал выдуманную им историю.

– На прошлой неделе я играл в покер. Я проиграл много денег и не сказал Элен.

– Ты теперь стал играть в карты!

Упрек и отвращение, которые появились на ее лице, укрепили решение Жака не доверять ей своих истинных забот. Развод и вымогательство были словами, способными привести ее в ужас.

– Сколько же ты проиграл?

Он вместо ответа сделал уклончивый жест, но она попыталась узнать.

– Десять тысяч – двадцать тысяч франков.

Она всегда считала в старых франках и это во сто раз увеличивало моральное значение денег. Тридцать тысяч франков для Роджера составляли три миллиона.

– Двадцать пять... тридцать...

Выражение ее лица показывало, что такого рода проигрыш был следствием тяжелого порока. Чем больше называлась сумма, тем больше появлялось у нее смущения, а повышение суммы замедлялось.

– Тридцать четыре тысячи... тридцать шесть... тридцать семь...

Наконец она воскликнула испуганным недоверчивым тоном:

– Неужели около тридцати тысяч?

Между этими смехотворными суммами и тем, что действительно было нужно Жаку была такая огромная разница, что он предчувствовал, сколь велик будет ужас старой дамы, когда она узнает это.

– Нет, успокойся. Не больше двадцати тысяч.

Чтобы относительную величину суммы еще больше уменьшить он употребил новое выражение:

– Меньше двухсот новых франков.

– Господи, спаси и помилуй! Ты мспугал меня, мой мальчик!

Она развеселилась.

– Один момент я подумала: мой сын сошел с ума! Но, мой бедный юноша, какой черт в тебя вселился...

Сегодня после обеда, она будет за меня молиться, подумал Жак. Он продолжал ее успокаивать.

– Это произошло случайно, я больше так не сделаю.

– Но двадцать тысяч франков – это большие деньги!

– Не заботься об этом. Все уже почти в порядке. Я не должен был тебе говорить об этом.

Он поспешил уйти. Его к этому вынудило возвращение Матильды, которая насытившись его конфетами, пришла попрощаться и взяла с него обещание скоро снова придти.

– Только не между четырьмя и шестью часами! – крикнула ему вдогонку мать. – В это время я бываю в церкви.

Она крикнула ему еще что-то из окна, когда он уже удалялся от дома. Он не мог гордиться собой, как и из-за своей неудачи, так и от чувства угрызения совести, что нарушил покой матери, которая этого не заслуживала.

– Неужели он не в состоянии вести себя, как взрослый?

Как поступил бы другой мужчина на его месте? Оставить Элен, засучить рукава и еще раз начать с нуля? Это бывает в фильмах и романах, но вряд ли в жизни. Между теорией и практикой огромная пропасть.

Чтобы больше не думать – еще один способ сдаться – он с ожесточением работал всю вторую половину дня. В шесть часов он почти выдохся.

– Я скоро освобожусь, – сказал он Элен, которая отправлялась домой. Я приеду немного позже.

К семи часам он закончил свою работу. Персонал с фабрики разошелся. Его охватило сильное желание увидеть Жаннину, обнять ее, побыть возле нее.

Разве она утром не сказала ему, что весь вечер будет дома?

Он поднял трубку и сначала позвонил Элен.

– У меня что-то не ладится... Да, глупая ошибка. Я хочу сегодня вечером распутаться с этим.

– Возьми книгу домой, ты сможешь после ужина снова заняться.

– Мне удобнее здесь, где все под руками. Где-нибудь поблизости я малость перекушу.

Он хотел было позвонить Жаннине, что намеревается к ней зайти, потом передумал. Ему захотелось ее увидеть. И удивить своим приходом. По пути к авеню Виктора Гюго он купил гусиную печенку, курочку в желе, маленький торт и шампанское. Теперь любовники могут устроить хороший ужин. Несмотря на свои заботы он почувстовал себя почти радостно и нетерпеливо, как гимназист при легкомысленной проделке. В половине восьмого он явился к своей подруге с полными руками свертков и счастливой улыбкой на губах. Когда он позвонил, Жаннина открыла дверь и, увидев его, замерла, стоя с открытым ртом.

– Ах, это ты!

– А кто же еще может быть?

– Не знаю... Ты говорил мне что не придешь. Когда зазвонил звонок, я никак не предполагала...

Он пошел на кухню, подтрунивая над ней.

– Наверно ты ждала кого-нибудь другого?

– Но ты глупец! Почему ты не позвонил?

– Я хотел тебя удивить.

– Возможно это было удивление.

– Ты останешься ужинать?

– Пришлось соврать, чтобы освободиться. Я захватил все необходимое.

Он положил все съестные припасы на кухонный стол, а шампанское убрал в холодильник.

– Это нам должно понравиться.

Ощущение, что он говорил в пустоту заставило его обернуться. Жаннины в кухне не было. Он услышал, как она говорит по телефону из соседней комнаты.

– Хелло! Дайте мне комнату 34...

– Да, спасибо.

Она приложила палец к губам, когда он появился на пороге.

– Хелло, это Жаннина Тусси... Прошу извинения, мадам... Да, к сожалению, задержалась. Я позвоню вам потом... До свидания, мадам.

Она положила трубку и объяснила ему.

– Клиентка. Мы договорились встретиться к восьми часам. Я не знала, что ты придешь.

– Комната 34, это в отеле, не правда ли?

– Вернее, в меблированных комнатах.

Она снова повеселела, пропала вся ее неловкость, появившаяся при его неожиданном приходе.

– Пойдем к столу, я вижу гусиную печенку.

Он обнял ее.

– Сначала аперитив.

Обнимая ее теплое, упругое тело, которое игриво поворачивалось в попытках освободиться, он почувствовал сильное властное желание. Словно какое-то эротическое море затопило его, подняло на волны и понесло далеко, далеко... Женнина нежно вздыхала от его ласк.

Много позже вернулись они к действительности на приведенной в беспорядок постели. Их удовлетворенные тела лежали на смятой простыне. Одежда и подушки валялись разбросанными на ковре.

Жак нежно поцеловал в щеку молодую женщину. Она положила свои оголенные руки за голову.

– Так хорошо еще никогда не было, – робко прошептала она. Затем, как бы стыдясь своего признания, она вскочила с кровати и воскликнула:

– Я голодна как волк.

Жак оделся, она же накинула только красный халат. Вскоре ее домашние туфли зашлепали по плиткам кухни.

– Разве это не настоящее счастье?

В данный момент Жак только мог согласиться с этой фразой. Но нужно ли было ему такое счастье без всех дополнений? Без милой квартиры, без удобств, хорошей еды и материального обеспечения? Так же ли он себя бы чувстовал в убогой комнате отеля, в бедности, в нужде?

– Есть, есть!

Стол был накрыт на кухне. Только Жаннина на кухонный стол постелила скатерть. Чтобы поднять настроение Жак выстрелил пробкой из бутылки шампанского.

Как эхо зазвонил телефон.

– Я подойду, – сказала Жаннина.

– Хелло!

Из трубки послышался женский голос так ясно и отчетливо, словно говорящая была в комнате.

– Хелло! Это говорит мадам Меллерей.

9

У Жака был огромный аппетит. Он взял кусок гусиной печенки и свежего хлеба, затем приложил губы к пенящемуся шампанскому.

Вдруг он вспомнил, что Роджер должен вечером звонить по поводу "часового распорядка дня" и, так как Жаннина не возвращалась, пошел к ней в комнату. Она только что положила трубку, ее пальцы еще касались телефона.

– Это звонил Роджер?

Жаннина покачала головой. Она была смертельно бледна. С трудом она еле слышно проговорила:

– Это была твоя жена!

Словно невидимый репродуктор повторил последние слова в тишине, наполнившейся каким-то странным резонансом:

– Она тотчас явится сюда. От этого я потеряла самообладание.

– Что она хотела?

– Она хотела говорить с тобой. Дословно она сказала: "Я хочу говорить со своим мужем".

– А что ты ответила?

– Что она звонит не по тому номеру. И затем я положила трубку.

– Значит, этот подлец Роджер...

– Думаю, что нет.

Быстрота ответов приводила к новым вопросам.

– Почему ты в этом уверена?

– Для него нет никакого смысла сообщать твоей жене. Тогда он уже не сможет держать тебя в руках, – сказала Жаннина.

– Возможно, он думает по-другому.

– Это меня удивило бы.

– Если это не он, так кто же? Кроме...

Новая мысль пришла ему в голову: "Если моя жена наняла частного детектива, значит она уже раньше начала меня подозревать. Возможно, до нее дошли слухи или она получила анонимное письмо, где указывалось, что я регулярно бываю здесь..."

– Нет, – сказала Жаннина, которая вдруг усиленно занялась распутыванием шнура телефонного аппарата. – Я этому не верю.

– Она тоже этому не поверила. Поэтому и обратилась в частное агентство, чтобы не скомпрометировать себя.

– Женщина не может обладать таким сильным характером, – возразила Жаннина.

– Ты ее плохо знаешь.

Об этом можно было судить, хотя бы по покупке фабрики белой кожи Брэ. Без слов, без намеков, пока не договорилась о сделке.