Текст книги "Запоздалое раскаяние"

Автор книги: Луи Тома

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Я обязательно завтра позвоню тебе, – обещал он, слегка поцеловав ее в губы.

– Спасибо, мой любимый, – преданно сказала она, – До завтра.

Он вдруг совсем успокоился. Чтобы снова не расчувствоваться он широко распахнул дверь и остановился как вкопанный.

Перед ним стоял мужчина в черном кожаном пальто. Он вежливо снял шляпу и скривил рот в гримасу, которая должна была изображать улыбку.

– Извините, мсье Меллерей, – проговорил он нежным тоном, – я хотел поговорить с вами по телефону, но м-ль Тусси...

Он укоризненно покачал головой.

– Но м-ль Тусси устверждала, что не знакома с вами.

3

Жак Меллерей больше ничего не понимал. Он ожидал худшего и инициатива незнакомца вывела его из равновесия.

– Что вам угодно?

– Я просто хотел с вами побеседовать, – сказал его преследователь.

– Здесь?

– Если м-ль Тусси разрешит.

Жаннина не сказала ни слова. Она находилась немного позади них, бледнее чем обычно и смотрела на постороннего человека в кожаном пальто с выражением страха и любопытства.

Движением век она дала свое согласие, когда Жак вопросительно посмотрел на нее.

Они пошли обратно в комнату, сопровождаемые гостем, непринужденно удивлявшегося обстановке квартиры.

– У вас очень мило, – сказал он.

Жак сильно вспотел и снял пальто. Незнакомец тоже сделал это и положил пальто и шляпу на кушетку.

Казалось, он был вполне доволен и совсем не спешил перейти к сути дела. Когда он неторопливо закурил длинную американскую сигарету, Жаннина, нервы которой были на пределе, спросила его:

– Кто вы?

– Подожди спрашивать господина, – перебил ее Жак, который обрел часть своего спокойствия, – дай ему придти в себя.

– Правильно, мсье Меллерей: и я буду рад обсудить с вами этот вопрос.

– Присаживайтесь.

– Спасибо.

Незнакомец сел в кресло, далеко отставив от себя свои длинные ноги.

– В приятном обществе всегда можно договориться.

Вблизи он казался не столь безобразным. Светлые волосы, густые и длинные на затылке, смягчали его жесткие черты. Он говорил с певучим и медлительным акцентом, свойственным жителям Лиона.

– Всегда можно договориться, если каждый проявит добрую волю. В доказательство своей доброй воли, сегодня после обеда я позаботился о том, чтобы вы меня заметили.

– Это вы теперь говорите.

– Если бы я хотел, то был бы невидим, как воздух, которым вы дышите. Могу вам доказать: как только вы покинули Сант-Лауренс, то больше меня не замечали. Верно или нет?

Жак подумал над ответом, подвигая столик-бар к тому креслу, на ручку которого он сел. Он поставил на него бутылку и два стакана.

– Нет, спасибо, – отказался незнакомец, – не во время службы...

– Тогда... Вы считаете себя все еще на службе?

– Более, чем когда-либо. В нашей профессии...

– Прекрасная профессия, – вокликнула Жаннина.

Ее вспыльчивось вызвала у незнакомца смех.

– Недавно вы спросили кто я, как видно вы знаете это.

Молодая женщина хотела ответить, но Жак остановил ее быстрым жестом. Она замолчала и села на стул, дрожа от возмущения.

– Я слежу за вами уже восемь дней, мсье Меллерей, – снова начал незнакомец, откинув голову на спинку стула. Восемь дней записываю я час за часом, минуту за минутой, как вы проводили время.

Кончиком пальца он аккуратно стряхнул пепел своей сигареты в пепельницу на подставке, которую Жаннина по привычке хозяйки дома поставила возле него.

– И я полагаю, вы знаете точно, почему я слежу за вами, особенно сегодня вечером, когда вы пытались от меня скрыться.

Приготовляя себе выпивку Жак попытался иронически спросить незнакомца:

– И почему же я пытался ускользнуть от вас?

Но это не вышло. Его ирония звучала фальшиво. Свое посещение Жаннины он не мог объяснить, не компрометируя себя.

– Мсье Меллерей, оказывается вы хороший игрок, – сказал его преследователь.

Эту фразу, произнесенную укоризненным тоном, без резкости, можно было понять так: "Ведь вы не ребенок!"

Раздраженный, недовольный своей реакцией, Жак не мог удержаться от негодующего жеста.

– Прошу вас, ближе к делу!

– Я иду к нему, – ответил его конвоир. – Девять лет назад вы были неприметным лыжником среди многих других в Вильс-де-Лан...

– Стоит ли начинать с Адама и Евы, – хотел насмешливо сказать Жак, однако, закусил губу, предоставив противнику первому показать свое оружие.

– В Вильс-де-Лан вы познакомились с Эллен Шаррле. Ей было 36 лет. Вы были на 10 лет моложе ее. Разница в возрасте сглаживалась разницей в состояниях. Вы женились на м-ль Шаролл – или она вышла за вас замуж, как вам будет угодно. Тогда она уже была шефом, обладательницей перчаточной фабрики Шоролле...

Он окончил свою речь с комическим пафосом.

– Фирма основана в 1890 году, имеет золотые медали на международных выставках... Короче говоря, это была сделка, верно?

– Ну, дальше, – с улыбкой сказал Жак, не показывая своих чувств.

– М-ль Шаролле – извините, мадам Меллерей – не была спортсменкой. Она ни разу не каталась на лыжах. Ваша же любовь к снегу, мсье, напротив, осталась такой же. Вас часто можно было видеть по воскресеньям в окрестностях, занимающегося скоростным бегом на лыжах в то время, как жена ваша оставалась в Гренобле.

Это была одна небольшая уступка, которую дала ему эта тиранша, которая мало помалу прибирала его к рукам, и которая подавляла его характер и его индивидуальность.

Это были короткие моменты настоящей свободы, внушаемой им в одиночестве, когда он бешеным темпом мчался независимый ни от кого.

Он забывал о своем положении "мсье при мадам", как называли его работницы перчаточной фабрики, не подозревая, что он их слышит. Он реабилитировал себя в борьбе с природой, становился опять мужчиной без комплекса неполноценности.

– Пять месяце назад вы познакомились с присутствующей здесь м-ль Жанниной Тусси...

Он мчался по тяжелой трассе, как вдруг перед ним появился неловкий, шатающийся лыжник. Очевидно начинающий, которому захотелось ехать по трассе, предназначенной для опытных гонщиков.

Столкновение было неизбежно.

Оба лыжника упали, но пушистый снег смягчил их падение. К счастью, Жак все же успел замедлить свою скорость. Легко мог произойти несчастный случай, однако дело ограничилось забавным происшествием. Между поднятым воротнком лыжной куртки и многокрасочной шерстяной шапочкой показалось девичье лицо, неотразимое в своей молодости и свежести и раздался заразительный смех. Жак помнил, что он смеялся тоже, как никогда, счастливый от всей души. Они долго смеялись оба, Жаннина и Жак, сидя на снегу друг против друга...

– В то время м-ль Тусси жила в меблированных комнатах. Вы подыскали для нее эту квартиру и с тех пор...

Жак почувствовал, что после этого длинного вступления, этой так сказать психологической подготовки, должно начаться главное наступление. Он постепенно успокаивался.

– Вы хорошо информированы.

– За это я получаю деньги.

– Конечно, от моей жены.

Незнакомец сделал жест возражения.

– Мадам Меллерей платит моему шефу. Я лишь колесико в машине, неприметный служащий частного детективного агентства в Гренобле. Вы знаете его вероятно?

В это время он показал свою деловую карточку и проговорил медоточивым голосом:

– Частное детективное агентство – расследования и розыски всякого рода.

4

Откуда у Эллен возникли подозрения, что я имею любовницу, спросил себя Жак. Как могли эти подозрения так разрастись, что она обратилась в детективное агентство?

Сплетни? Анонимные письма? Неосмотрительность с моей стороны.

Она не устроила ему ни одной сцены ревности, не сделала даже малейшего намека. В отношении к ней он не изменился, и все же она призвала на помощь профессионального сыщика. Но разве не было это в ее характере?

Разве не всегда, не постоянно она была такой холодной, расчетливой, методичной во всем?

Показав Жаку свою карточку, незнакомец протянул ее Жаннине.

– Это касается и вас, м-ль.

– Что, собственно, вы хотите? – спросила Жаннина Тусси.

Она совершенно вышла из себя, почти выкрикнула свой вопрос прерывающимся голосом.

– Вы... вы...

Слова застряли у нее в горле и она закончила довольно забавной фразой:

– Вы еще даже не сказали своего имени.

– Какое для вас значение имеет мое имя?

– Почему же вы скрываете его?

Эту словесную перестрелку Жак использовал, чтобы обдумать ситуацию. Если этот мужчина просто пришел, чтобы выболтать свои секреты... Кажется, он сказал, что его зовут Роджером. Нет, он не утверждал этого, он только предложил так его называть, чтобы удобнее было обращаться друг к другу.

Он хотел оставаться анонимным.

– Как для вас и также для меня будет лучше, если вы не будете знать, кто я.

Теперь он обратился прямо к Жаку.

– Вы можете обронить при мадам Меллерей одну только фразу, одно слово и она сделается недоверчивой: и мне будет очень жаль.

– Будет жаль? Кого? – насмешливо спросил Жак.

– Вас и меня. Также и меня.

Роджер – Жак решил так его именовать, хотя это могло быть и фамилией, обратился к Жаннине.

– Вы правы, м-ль, моя профессия не очень привлекательная и никаким образом не доходна. Я мечтаю, знаете ли...

Он меланхоличен, подумал Жак.

– Я мечтаю о своей гостинице, очень маленькой гостинице на берегу Сены. Место встречи рыболовов. Там будет готовиться рыба и по воскресеньям танцы под музыку небольшого оркестра...

С мечтательным видом он оборвал фразу.

– Вы понимаете теперь, чего я хочу? – прямо спросил он.

– Нет, еще не знаю, – ответил с улыбкой Жак, принуждая его все сказать.

– Поможете мне купить эту гостиницу и мадам Меллерей получит от нашего агентства заверения, что имеет самого верного в мире мужа.

– Вымогательство! – воскликнула Жаннина.

– Это обычный бизнес в подобных случаях, – поправил ее Роджер не теряя самообладания.

– Сколько? – спросил Жак, уже прикидывая свои возможности.

– Я уже немного скопил, – ответил Роджер, – и мне требуется для начала только...

Он на пару секунд примолк и продолжал:

– Тридцать тысяч франков!

Величина суммы подействовала словно бомба, и после сильного взрыва в комнате наступила мертвая тишина.

– Тридцать тысяч, – повторил Роджер нежным голосом.

Тишина нарушилась. Кровь ударила Жаку в голову. Он тяжело дышал.

– А если я набью вам морду, мсье? – медленно проговорил он.

– Это вряд ли поможет вашему делу.

– А если я на вас донесу?

– Это лучший способ раздуть скандал, – холодно ответил Роджер.

– Тридцать тысяч франков! – вскричал Жак. – Откуда вы полагаете, я их возьму?

Жак Меллерей настолько обуздал свой гнев, что мог в эту минуту ясно мыслить.

– Я не могу достать такую сумму так, чтобы не заметила жена. Вы так хорошо информированы, что должны знать, что перчаточная фабрика принадлежит ей.

– И что в вашем браке предусмотрен раздел имущества.

Роджер улыбнулся и показал свои волчьи зубы.

– Если мадам Меллерей разведется с вами, вы лишитесь должности и не получите ни сантима денег.

– Вы мне противны!

Жаннина выказала Роджеру холодное презрение.

Он продолжал:

– Тридцать тысяч жалких франков, чтобы избежать такого несчастья, это по-моему не дорогая плата.

– А кто вам сказал, что моя жена разведется со мной, – ответил Жак, в котором снова пробудилась воинственность из-за этого безмерного цинизма.

Роджер спокойно поднялся и положил на стол пять фото, форматом с открытку.

– Они сделаны на прошлой неделе. Ваша совместная поездка в Марсель.

Жак ездил в крупные порты, чтобы принимать кожу из Эфиопии. Он использовал этот счастливый случай и прихватил с собой Жаннину в двухдневную поездку.

Все дела удалось закончить в один день, после чего они окольными путями возвращались домой. В одной тихой деревне они переночевали в гостинице.

Положенные в ряд фото иллюстрировали без комментарий, как они проводили время.

Жак и Жаннина, с видом влюбленных, сидят рядом за столиком в ресторане.

На третьем фото они прогуливаются по местности, крепко обнявшись.

На четвертом – целуются.

И наконец, на пятом, их видно в окне комнаты отеля.

С лукавой скромностью Роджер извинился.

– Они не очень резкие и не очень хорошо обрезаны, но если учитывать обстоятельства...

– Мерзавец! – закричал Жак и ударил кулаком в подбородок вымогателя.

Роджер сделал шаг назад, ударился о спинку кресла и опрокинулся назад через его ручку. Его тело комично согнулось, спина лежала на сиденье кресла, а ноги торчали в воздухе, брюки скользнули по черным носкам, обнажив тощие волосатые ноги.

Жак ни с кем не дрался, однако в ярости накинулся на своего противника, который, находясь в неудобном положении, лишен был возможности сопротивляться. Не помня себя от гнева, он дважды ударил его по лицу, затем схватил за горло...

Жаннина закричала:

– Жак! Прошу тебя!

Жак почувстовал прямо-таки вдруг садистское удовольствие, сжимать теплое обнаженное горло, в то время как противник его с багрово-красным лицом тщетно пытался освободиться от схвативших его рук.

– Прошу тебя, Жак! – кричала Жаннина. – Не делай глупостей! Умоляю тебя, Жак...

Жаннина схватила его за плечи и оттащила назад. Она задыхалась, словно он душил ее.

– Ты слышал, что он говорил. Это нашему делу не поможет.

Жак опомнился и отпустил свою жертву. Роджер глубоко вздохнул и с грехом пополам выбрался из кресла.

Жак принял оборонительную позицию, однако его противник, казалось, не имел воинственных намерений.

Одной рукой он растирал свое больное горло, другой водил по вздувшейся левой скуле, которая тоже покраснела. Его зрачки были не более булавочной головки. Затем он молча налил себе бокал вина и с жадностью выпил его.

– Ну, так, – проговорил он и поставил со стуком бокал на столик бара, – так далеко можно зайти, если вдруг потерять хладнокровие.

Жак дрожал от возбуждения.

– Вам еще повезло, – проворчал он.

– Наверно потому, что у м-ль Тусси больше ума, чем у вас.

Роджер быстро пришел в себя и уже снова начал подсмеиваться.

– Должен сказать, я хорошо понял вашу реакцию.

Он, видимо, не имел желания продолжать столкновение.

– Я полагаю также, что вы отклоняете мое предложение, – сказал он, надевая свое кожаное пальто.

Жак хотел только получить отсрочку.

– Если вы можете предоставить мне время...

– Сколько времени, мсье Меллерей? – спросил Роджер. – Я не могу бесконечно ждать.

– Как мне с вами связаться?

– Я буду держать с вами связь. Конечно, чем быстрее мы уладим дело, тем лучше.

Он взял с кушетки свою шляпу и вышел в переднюю.

– До сих пор я доставлял отрицательные сведения. Бесконечно это не может продолжаться.

Жаннина пошла к выходу и открыла дверь. Он вежливо поклонился ей.

– До свидания, м-ль Тусси. Пока, мсье Меллерей.

На пороге он вспомнил:

– Оставляю вам фото на память. У меня есть негативы.

Дверь за ним закрылась. Жаннина прижалась к Жаку, который молча погладил ее. Он проклинал свою непоследовательность. При сложившихся обстоятельствах, подумал он, рано или поздно должно было произойти то, что случилось сегодня в той или иной форме. Неужели он больше не будет иметь счастья? Может быть вымогательство было наименьшим злом? Все же его сознание восставало против этого.

– Если бы не ты, я бы его задушил, – сказал Жак через некоторое время.

– А потом?

– Потом... потом...

Они снова вернулись в комнату. Жак принялся ходить взад и вперед с сигаретой в углу рта, переходя от ярости к полной потере мужества.

– Тридцать тысяч франков! Черт возьми, где я их достану? И потом, мне их просто жаль отдавать!

– Ты предпочел бы расстаться со мной.

– Об этом не может быть и речи.

Правильней он должен был сказать:

– Об этом я еще не думал.

Даже если он решится с ней порвать, даже если он признается во всем своей жене и попросит у нее прощения, не будет ли это поздно, слишком поздно?

Она не стерпит того, что он ее обманывал, так же, как она не терпит противоречий со стороны кого-угодно. Жак хорошо знал ее. Она ему не простит и разведется с ним из принципа. И все прозойдет из-за этих дрянных фото. Она выгонит его на улицу, как шелудивого пса, не более и не менее. Возможно, она только добивается повода, чтобы избавиться от мужа, который больше ее не интересует.

Нет, не может быть и речи о том, чтобы он порвал с Жанниной. Но будет ли так лучше? Пару дней, пару часов назад он бы стал взвешивать все за и против: деньги или любовь. Теперь же дилеммы не было. Но проблема еще не была решена.

Жаннина сидела на кушетке, упершись подбородком в колени, обхватив руками ноги, в своем излюбленном положении.

– Ты уверен, что она разведется с тобой?

– Так же уверен, как дваджы два – четыре, это я уже говорил тебе.

– Ты так же говорил, что не любишь ее.

– Счетную машину нельзя любить.

– Ну тогда чего же ты еще ожидаешь?

Она вскочила на ноги и встала перед ним румяная и свежая как роза.

– Уходи от нее.

– А куда, моя любимая малышка?

– Сюда, ко мне.

Разве он не должен быть вне себя от радости?

Однако он не реагировал и почти против воли ответил:

– Это ты говоришь не серьезно.

– Серьезно нужно решить, что ты собираешься предпринять.

Он знал это, он думал об этом в первую очередь с тех пор, как его материальное положение оказалось в опасности. Девять лет в золотой клетке уничтожили некоторые его привычки. Привыкнув к роскоши, будучи эгоистичным и слабовольным он боялся неизвестности завтрашнего дня. Неужели, после десятилетней супружеской жизни ему придется снова стать жалким инструктором лыжного спорта или клерком с зарплатой в 600 франков в месяц?

Нет, у него не хватит смелости.

– Представляешь ли ты себе, как я буду жить, потерявши место и без денег? Буду висеть у тебя на шее.

– Во всяком случае, без миллионов твоей жены.

Он не обратил внимания на сарказм.

– Без нее я ничто. Мы оба ничто, ты и я. Сейчас я могу тебе помогать – понемногу каждый месяц, это не тяжело... Хотя бы оплатой за наем твоей квартиры. А с тем, что ты зарабатываешь маникюром.

Он объяснял ей, уговаривал, доказывал... Он говорил много, чтобы подавить свой стыд, который пробуждался от сознания своей трусости.

Он слишком много говорил.

Жаннина положила ему руку на рот и пробормотала, не скрывая своего разочарования.

– Я знаю наперед все, что ты хочешь сказать.

Он еще больше застыдился.

– Ты на меня не сердишься?

– Боже мой, почему я должна на тебя сердиться?

Она не противилась, когда он прижал ее к себе, однако, тело, находящееся в его объятиях было пассивное, бесчувственное.

Вдруг его охватило желание зищитить ее от всего, что ей угрожало, от всех и в том числе от самого себя. Может быть это произошло под впечатлением беззащитности, которую она вызывала. Он любил ее, как дорогую хрупкую фарфоровую безделушку. Он влюбился в нее, он все еще любил ее, ибо она была слабее его.

– Доверься мне.

Как хорошо иметь кого-то под своей защитой. Он обманывал самого себя, опьяненный своими словами.

– Я найду выход. Вот увидишь, любимая, все будет в порядке.

Он почувствовал, как ее тело снова ожило и ощутил радость. Его энтузиазм разгорался.

– Я не допущу, чтобы этот мошенник разлучил нас, – сказал он, целуя ее.

Они долгое время пребывали в целомудренных объятиях. Где-то поблизости башенные часы пробили половину шестого. Чары были нарушены.

– Я должен отправиться обратно в Сен-Лауренс к своей машине, – сказал Жак, – Я могу подвезти тебя на такси.

– Куда?

– К твоей клиентке, конечно...

Она хлопнула себя рукой по лбу.

– Боже мой, я совсем забыла.

Она скрылась и через несколько минут вернулась в белых ботинках и пальто из гранатово-красной шерсти. Волосы она подвязала платком цвета своего платья – голубым.

– Мой чемоданчик, пожалуйста.

На лестнице было тепло, как дома. Тем сильнее они ощутили холод, когда вышли на улицу.

Наступила ночь, холодная и неприятная, несмотря на уличные фонари, которые не могли смягчить это впечатление.

Жаннина высоко подняла меховой воротник пальто и надела мягкие теплые перчатки, последний подарок своего возлюбенного.

Легким протестующим жестом выдала она свое удвиление, когда Жак взял ее под руку. В первый раз разрешил он это себе в Гренобле. Сегдня вечером он сделал это из-за упрямства, чтобы доказать – в основном самому себе что у него есть мужество.

Пройдя совсем немного они сели в такси.

– К парку Пауля Мистраля, – сказала Жаннина. – Против обзорной башни.

Она сняла перчатки и во время поездки они сидели молча, держа друг друга за руки. Жак искал красивых слов, чтобы успокоимть ее и не находил. Его возвышенные чувства были всего лишь мимолетной вспышкой. Столкнувшись с действительностью, он не видел выхода. Альтернатива была математически строгой: либо плати деньги, либо предоставь Роджеру разрушить брак.

– Но где взять деньги?

Машина затормозила возле тротуара, раздавив лед в водосточной канаве. Жаннина прибыла на место. Она пожала пальцы Жаку и взяла свой чемоданчик.

– Я позвоню тебе утром, – сказал он, затем не столь убедительно как раньше добавил: – Не беспокойся, все будет в порядке.

Жаннина вышла. Жак крикнул ей еще что-то, но шум захлопнувшейся дверцы заглушил его слова.

Такси продолжало свой путь. Молодая женщина стояла неподвижно и провожала взглядом машину, пока та не свернула за угол.

Сзади к ней медленно приближался желтый Дофин.

– Хелло, Жаннина!

Машина остановилась. Через открытую дверцу Роджер нетерпеливо крикнул:

– Поспеши! Входи быстрее!

5

Машина присоединилась к потоку движения и медленно поехала обратно через забитые машинами улицы. Наступили часы пик.

– Я дожидался внизу, мне не хотелось еще раз подниматься, – проворчал Роджер. – Как ты думаешь, выйдет?

– Чтобы освободиться к семи часам я придумала встречу с клиенткой. Он пожелал меня проводить. Отказаться от этого было трудно.

В машине было душно. Воздух был дымный и перегретый. Жаннина опустила окно и расстегнула пальто.

– Куда мы поедем? – спросила она.

– К тебе, конечно.

– Это нежелательно, – возразила он, – он может неожиданно вернуться.

– Подумаем. – Роджер улыбнулся.

– Сейчас он шмыг-шмыг быстренько домой. И у него нет причин вернуться, он думает, что ты у клиентки.

– Как знаешь.

– У него есть ключ?

– Нет. Но я предпочитаю пойти в другое место.

– Во всяком случае, не в кафе, так нельзя спокойно поговорить.

Машина проскользнула между грузовиком и Комби и первой оказалась у светофора, сменившего свет на зеленый.

Роджер воспользовался свободной улицей и увеличил скорость.

– Тогда остается только отель, где я остановился.

– Ты сегодня вечером не вернешься в Лион?

– Только не сегодня.

И с достоинством добавил:

– Если исход битвы сомнителен, то генерал должен находиться впереди войска. Отель Империя. Всего два шага отсюда.

Чем ближе приближались они к центру Гренобля, тем плотнее было движение, тем медленнее продвигались они вперед. Водитель был занят управлением машины и его пассажир не пытался нарушить молчания.

Белый каменный фасад отеля Империя возвышался на сравнительно тихой площади, на которой стоял памятник давно забытому когда-то знаменитому человеку.

Роджер поставил машину на стоянку на площади, предназначенную для обитателей отеля и повел девушку к парадной лестнице, над которой была сводчатая стеклянная крыша в стиле рубежа столетий.

– Комната с ванной, моя дорогая. Я не могу отказать себе в удобствах.

Когда они вошли в холл, сразу стало тихо, прекратился шум и голоса людей. Толстые стены заглушали городской шум и голоса людей, превращая его в спокойное жужжание.

Роджер взял свой ключ с доски и они поднялись на третий этаж, никого не встретив.

Комната была не люкс, но довольно большая и чистая: на обоях были цветочки, мебель полированная, на полу испанский красный ковер. Стоял запах старомодной парфюмерии, который отнюдь не был приятным.

Роджер, часто путавший "старое" с "бюргерским", показал на железную, с латунными шариками кровать.

– Моя мечта!

С известным респектом, он положил свое пальто на пуховое одеяло. Жаннина бросила рядом свое пальто и упала затем в низкое кресло, которое слегка шаталось.

Она молчала.

Закурив свою длинную сигарету, Роджер стал спрашивать:

– Что произошло после того, как я ушел?

– Это можно было предвидеть. Он пришел в ужас при мысли о том, что жена что-нибудь узнает.

– Так, хорошо. А потом?

– Больше ничего.

В противоположность Роджеру, молодая женщина совсем не была увлечена его идеей.

– Он думал только о разводе, он страшно боится его.

Ее тон был полон горечи.

– Если встанет вопрос, порвать со мной или нет, то чаша весов, на которую он меня поставит будет совсем не тяжелой.

– Конечно, – согласился Роджер, – на другой будет лежать недурной мешок с деньгами.

– Вот именно. Чтобы сохранить его, он готов на все.

– А как насчет денег для нас? Еще не ясно?

– Он сказал, что тридцать тысяч франков не сможет достать.

– Было бы лучше, если бы он согласился.

– Но я полагаю, что он говорит правду. Жена держит его на веревочке, как пуделя.

Она задрожала, хотя в комнате было очень жарко.

– Наконец, я немного боюсь.

Когда Роджер разразился смехом, она толкнула его к зеркальному шкафу. Он стоял, удивляясь своему отражению.

– Ах, этот пошенник!

Он подошел к зеркалу, чтобы получше рассмотреть свою припухшую скулу и пощупал ее пальцами.

– Это неплохой удар!

Затем он ощупал кожу на горле.

– А ты его описывала, как теленка!

– Из-за этого я его и подцеиила, – задумчиво пробормотала она.

Вдруг она повеселела.

– Нам надо отказаться от этой истории!

– Ты с ума сошла!

– Прежде всего, это уже чуть не кончилось плохо.

– Приступ бешенства. Он так же быстро прошел, как и наступил, успокаивал ее Роджер.

– Если бы меня там не было...

– Действительно, – согласился Роджер и сел на край кровати, – как только ты призвала его к благоразумию, он успокоился.

Он с наслаждением снял свои ботинки один за другим. Затем сказал:

– Но гнев прошел и благоразумие восторжествовало.

Он снова засмеялся.

– В этом ничего особенного нет, но я думаю, придется дать ему время для размышлений.

Заметив скептическое презрение Жаннины, он воскликнул почти радостно:

– Почему ты думаешь, я назвался частным детективом? Я учел, что обычного вымогателя могут убить. Если у человека не совсем дурацкая голова – я думаю, твой Меллерей не из числа таковых – и если он не законченный идиот, то он не будет убивать детектива, которому поручено следить за ним. Этим он сразу же выдаст себя.

Он наслаждаясь ходил в своих черных носках туда и сюда по испанскому ковру.

– Возьми, вот ковер, – сказал он, – ты уже привыкла к роскоши. Если я когда-нибудь стану богатым, то у меня везде будут ковры, даже в кухне.

Но молодая женщина даже не улыбнулась на это. Она настойчиво проговорила:

– Ты напрасно выдал себя за работника частного детективного агентства.

– Во-первых это выглядит правдоподобно. Во-вторых, как я установил, оно единственное в Гренобле. Это необходимо на случай, если он заглянет в телефонную книгу.

– А если он осведомится?

– В агентстве? Как ты себе это представляешь?

Он затрясся от смеха.

– Извините, мсье, моя жена обращалась к вам с просьбой проследить за мной?

– Он может просто, без всяких задних мыслей, спросить о себе.

– Этого можно не опасаться. Во-первых, он же не знает моего имени. Во-вторых, – Роджер считал по пальцам, – это не должно его интересовать. В-третьих, если даже он проявит любопытство, позабыв об осторожности, то в таких агентствах, как это секретность стоит на первом плане.

Раздался стук в дверь.

– Не открывай.

Она проскользнула в ванную, а Роджер пожав плечами пошел и открыл дверь.

Это оказался коридорный, который принес полотенце.

Как только он ушел, молодая женщина снова вышла. Видимо, она чувствовала себя не очень хорошо.

Роджер спросил иронически:

– Испугалась?

Жаннина не ответил. У нее скорее было душевное переживание, а не страх.

– Пока мы об этом говорили, это казалось не страшным. Он богат, мы же бедняки. Почему богатство всегда принадлежит избранным? Но теперь, когда наступило время действовать, мне кажется все сложным. Ты понимаешь?

Роджер покачал головой.

– Нет. Он все еще богат, а мы все еще бедны. Ничего не изменилось. И он все тот же дерьмовый парень.

Он предупредил возможное возражение:

– Ты же сама сказала: если будет нужно тебе бросить, чтобы все пришло в порядок, то ты не перевесишь на чаше весов.

Он надел ботинки и непринужденно продолжал:

– Если плохое настроение, то самое лучшее – хорошо поужинать. Я приглашаю тебя ужинать.

– Я не голодна.

– Аппетит приходит во время еды. Вот увидишь – в ресторане подают прекрасные лангусты под бешемелью.

Но Жаннина была не в настроении. Она завела другую песню:

– Тридцать тысяч франков – это слишком много. Он не заплатит.

– Ну, тем лучше, если он не сможет заплатить, – не унывал Роджер, зашнуровывая ботинки. Тогда мы будем его еще крепче держать на веревочке, как пуделя.

Покончив с ботинками он выпрямился и весело сказал:

– Мы сделаем из него модельную глину.

6

Мадам Кэц тупым взглядом посмотрела через толстые стекла очков на вошедшего Жака и приветствовал его.

– Добрый день, мсье Меллерей.

Затем продолжала печатать на машинке.

Жак сел за свой стол и перелистал привычными пальцами стопку бумаг с колонками цифр.

Он был посвящен в тайны бухгалтерии одним старым служащим фабрики, который прослужил сперва 30 лет отцу, потом служил его дочери с усердием, которого нельзя было оспаривать. Как только его ученик оказался способным справиться с работой, Элен выгнала верного бухгалтера без всяких причин. Мужчине было 58 лет.

Сегодня утром цифры плясали по страницам. Жак был не в силах связно мыслить. Он надавил до боли глазные яблоки большим и указательным пальцами и через несколько секунд открыл глаза. Он тотчас заметил, что на него смотрит мадам Кац и в ее невыразительных обычно глазах он заметил проблеск интереса.

– Мадам Меллерей не больна?

– Почему такой вопрос? Что она сегодня не видела Элен?

– Нет. Она вероятно опоздает.

Бессонная ночь тяжело легла на плечи Жака. Он чувствовал себя не совсем нормально, но разве не мог он делать вид, что выполняет текущую рутинную работу?

К тому же ему было неприятно лодырничать на глазах у этого жвачного животного в очках. Он взял пару отчетов и отправился в кабинет директора, зная, что там никого нет. Комната была тесная, плохо освещенная, самая плохая комната на всей перчаточной фабрике.

Элен выбрала для себя эту комнату, так как она имела дверь соединящуюся с фабрикой, что облегчало ей возможность лично наблюдать за производством.

Немногочисленные и неразговорчивые закройщики работали на первом этаже упаковочной и склада. Выше стучали швейные машины под хлопанье рук, распластывавших на деревянных столах кожу, гладкую и твердую, как мрамор. Все было пропитано запахом кожи: стены, мебель, одежда рабочих.

Жак уже давным-давно стал не чувствительным к запаху и шуму. Он закрыл обе двери кабинета, сел верхом на стул и механически закурил сигарету.

– Что мне делать? Боже мой, что же я могу сделать?