Текст книги "Бойня"

Автор книги: Луи Фердинанд Селин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Ты, по крайней мере, хоть знаешь, как тебя зовут? горе луковое! Ты хоть имя-то свое не забыл? Кердонкюф, это точно ты? Не кто-нибудь другой? Что ты вообще знаешь, дубина стоеросовая? Ладно! Заткнись! Такой старик – зараза похуже салаги! Я тебе сам сейчас скажу этот пароль!

Все столпились, я позади всех, чтобы услышать пароль. Сгрудившись в кучу, измочаленные, мы дрожали в ночной темноте.

– Ах! Вот незадача! Я же его знал! Это были два слова! Я еще, когда уходил, сказал Кёффу: «Послушай, Кёфф, вот пароль...» Бля! Все было в порядке. Я его хорошо помнил. Ты только подумай, ну и как это называется?

Он снова начал крыть Кердонкюфа на чем свет стоит. Это не помогало. Ле Мейо прямо из себя выходил. Он даже снял каску, чтобы холодный дождь смочил его голову, он кипел от ярости. Он метал громы и молнии, изрыгая проклятия.

539

Несмотря на это, пароль все же не вспоминался. Что поделать...

– Во курва жеребячья! Бляха-муха! Выскочило из головы! Я же его точно помнил! когда мы шли! Он вертелся у меня на кончике языка, этот пароль! И тут бац!Я чувствую, выскочил из головы! Со мной такое уже бывало когда-то в кузнице! Эта бредятина моментально улетучивается! Уж мне-то известно! Но я же его знал! Точно! Эй, Ла Малис, это не «Наварра»?1 А? Не «Наварра»?

Ла Малис ответил, что нет. Не то, что-то другое. Все качали головами, сбитые с толку, до беспамятства уставшие мокнуть под дождем. Это была не «Наварра».

Это на какой-то другой неделе пароль был «Наварра»... раньше... А потом еще раз была «Наварра», это все помнили, в канун праздника всех святых, но на этот раз это была не «Наварра»...

– Так не «Наварра»? Нет? Сука! Черт тебя задери! Надо же, чтоб я забыл этот вонючий пароль! Я! Никогда же ничего не забываю! Это все салага, вот кто мне баки забил!

Как всегда, нужно было найти козла отпущения... Должно быть, именно я был причиной всех бед в тот вечер.

Из конюшни несло жутким сквозняком. Меня, стоявшего позади всех, он пронизывал насквозь.

Мейо продолжал верещать.

– Кердонкюф! Кердонкюф! Полудурок! Самое отвратное рыло в полку! Что я всегда говорил! Что все из-за тебя! Жалко, что таких холерных свиней больше не расстреливают!

Насколько я мог понять, в нашем более чем плачевном состоянии выбирать не приходилось. Или Ле Мейо возвращается назад и узнает пароль на посту, где вероятнее всего попадается Ранкотту в лапы с последующим скандалом, арестом и весьма достойным основанием для размышлений, или же мы все продолжаем плестись куда глаза глядят во тьме, пока не наткнемся на часового с нашим ложным паролем, с каким-нибудь дурацким паролем, который крикнем наугад издалека... может быть, он ни о чем не догадается... или про-сто сдрейфит и не станет стрелять...

Это никак не могло быть верным решением... так и пристрелить могут... Все мгновенно почуяли, что так дело мо-

1 Для пародя обычно выбирались или исторические личности («Наварра» – Генрих IV Наваррский), или победы французской армии («На-варин» и далее – «Маджента», «Мальплакет», «Пирамиды»).

жет дойти до кровопролития... Послышался ропот недовольства... что это было совсем небезопасно... Что если, например, этот кретин возле пороховых складов выстрелит... Что если он перетрусит? Что если подумает, что на него совершено внезапное нападение? Это было скорее глупостью, чем удачным выходом из положения.

Даже Ле Мейо отдавал себе в этом отчет. Он уже не настаивал на своем. Он даже принялся корить сам себя:

– Блин! И чего я его не записал!.. А! Вы тоже хороши, идиоты... А ты, новобранец, ты ничего не слышал? Ты, случаем, не записал пароль?

Я вообще ничего не слышал.

– Вот банда дубин стоеросовых, которые таскаются за мной по пятам! Как мотыльки на свет летят! Самые отпетые все ко мне попадают!

Он чувствовал себя самым несчастным на свете. Он принялся описывать весь ужас своего положения:

– Вы только послушайте, стоит мне вернуться на пост... Ранкогг меня сцапает... Он мне скажет: «Смирно, Ле Мейо! Немедленно в кутузку, мой мальчик! И не оправдывайтесь! Знаю я вас, подлеца! Отправляйтесь!» Вот как он со мной обойдется, без разговоров!

Все дружно загоготали.

– Ни на грош сочувствия у этих сволочей! Они знать не знают пароля, им на это наплевать! Погодите! Погодите! дружочки! Не беспокойтесь! Я сейчас вам устрою!

Все стояли, съежившись в своих шинелях, согнувшись под тяжестью карабинов. Как стадо скота на привязи под проливным дождем, на холодном ветру...

– Вот так! Вот так! Есть за что!.. – снова захрипел продрогший Ле Мейо. – Вы же его наверняка знали, ослы! Вам, случайно, не хочется его вспомнить? Проклятые тупоголовые бездельники! Ты, Ламбеллюш, ты, Ла Гимов, ты же стоял рядом со мной! Не станешь же запираться? Ведь это же ты взял фонарь? Какое слово было сверху написано? Ты же не собираешься врать? Ты ничего не слышал?.. Это не «На-варин»?

Нет... Ламбеллюш, желтоватая кожа, впалые щеки, ничего он не слышал... Не «Наварин»... На мгновение он показался из толпы. Сощурился от яркого света фонаря... Промычал что-то невразумительное с явным деревенским акцентом... Больше ничего... Снова отошел назад, затерялся среди пелерин, в гуще мокрого тряпья.

541

– Что ж, тогда я сейчас сам его сменю, лично, этого Керсюзона! – решил Мейо. – Возьму его на горло, ребята! Я сейчас начну его крыть на чем свет стоит, прямо отсюда, из расположения третьего эскадрона! Он узнает! Он наверняка разберется! Ручаюсь, что он не будет стрелять, идиотина! Убить своего бригадира! Черт возьми!

Большинство посчитало это решение не слишком удачным. Все неодобрительно закачали касками. Они находили эту уловку довольно-таки дурацкой.

– Еще на пулю нарвешься...

– Хорошо...хорошо...ладно...Спорить не буду.

И он тут же предложил следующий, еще более хитроумный способ смены часового на пороховых складах.

– Так вот! Слушайте внимательно, обалдуи...Я проникаю в эскадрон... Я перепрыгиваю через ограду... Я бужу этого гада... часового на губе... Он вскакивает... Этот парень наверняка знает пароль... Я его научу, как дрыхнуть на посту!.. Проклятого подонка! Он или скажет мне его, или подохнет! Я его в окно вышвырну. Вот когда я повеселюсь, глядя на его жопу под дождем.

Это как раз могло бы получиться без труда. Дождь лил как из ведра. Мы стояли, как полные идиоты, промокшие до нитки!

– Я пошел, ребята! Он у меня попрыгает! Он мне скажет пароль, этот подонок! Он большой любитель потрепаться!

Еще немного порассуждали. Они находили странным решение бригадира идти в одиночку...

– Заткнитесь! банда занудная! Вы прячетесь, я сказал: колонна, напра-во! Веем в конюшню сигнальщиков, за манежем Лабедуайер! Я сказал, и все! Дело в шляпе! Мне плевать на вашу болтовню! Если сержант вас сцапает, отдуваться придется мне! И тогда, лоботрясы, это ваша погибель! Понятно, о чем я вас предупреждаю? Порядок? Дошло? У кого еще котелок не варит? Это не слишком мудрено запомнить? Если объявится Ранкотт... если его принесет нелегкая с ночным патрулем... тогда нужно быть настороже! Ни вздоха! Затаиться так, чтоб с собаками не нашли, между ларем у стены и дверью... Сидеть тихо! Сидеть тихо! Как мыши! Ке-рибен, ты за командира! Отвечает самый старший по выслуге! Всем слушать его команду! Если попадетесь сержанту, ну, я вам скажу, ничего не поделаешь, вы за это ответите, Керибен! Такой расклад, приятель! Привет от Дисциплинарного совета вам обеспечен! Это уж точно!.. А мне и пяти

542

минут не понадобится! Вытряхну это трепло – и тут же назад! Я в вашем распоряжении! Не делайте глупостей! Все прекрасно! Все идет как по маслу! План что надо! Ведь это я взялся спасать ситуацию! А вы, к примеру, уберите от греха подальше всех ваших придурков! Прежде всего новобранца! Чтобы этот шпак не натворил чего! Ну, до встречи? Йо-хо! Валите отсюда, трепачи! За ларем! Всем ни звука! Л'Арсилю, он дежурит у сигнальщиков... скажете ему, что все в порядке... Что это я вас прислал... Что я скоро буду... Чтобы он прикрыл вас тюками с фуражом... Что я ему буду должен литр... Ну а если все-таки попадетесь... если Ранкотт вас сцапает... в таком случае, я на пороховых складах! Я! Решено! Ясно? Все уразумели, трусы? Тогда смир-рно! Вперед шагом марш! Р-раз! два! Р-раз! два!

И мы снова пошли через весь плац... в противоположном направлении. Мы снова шли под ливнем... по диагонали...-сначала по грязи... затем по твердой дороге... Мы двигались в ногу. «Р-раз! два!» Поначалу Керибен задавал ритм... постепенно мы сбились... Я очутился в самом хвосте. Шквал дождя обрушивается на нас с новой силой. Багадам! Бага-дам/Еще один метеор приближается... набегает на нас... вдруг возникает из темноты... несмотря на бешеную скорость, ловко уворачивается от столкновения с нашим фонарем!., прыжок! копыта взмывают вверх! полет в воздухе! Летит, как птица! Брызги во все стороны! Лошадиный храп! Целые мириады брызг! из-под четырех копыт! АЬл/Животина разворачивается! вихрем летит на нас! с головокружительной скоростью прорывается сквозь наш строй! Уносится в пространство...

Два других метеора едва не задевают нас... стук копыт по булыжной мостовой... Ламбеллюш узнает их...

– Это Ташка!.. С Кроткой! с гнедой нашего фуражира! Она в недоуздке, потаскуха! Уже до побудки не вернется! Клоэру светит трибунал! Это он сейчас на посту в первом эскадроне! Я-то ее знаю, эту Кроткую! Еще когда я салагой был, ее все время куда-то черти уносили в самый неподходящий момент! Черт! Ну надо же! Прямо сердце кровью обливается смотреть, как носится эта беглая скотина, а ты расхлебывай. Хитрая зверюга! Подумай-ка, она из меня всю душу вымотала, чертова кляча! На учениях! Я по натуре не злой! Ты подумай, из-за нее меня чуть холера не взяла! Подхожу я как-то раз, .чтобы надеть ей торбу с овсом... Голова у нее опущена вниз... Эта стерва как мотнет головой! Я получаю прямое попадание по роже! Бац! Я падаю! Я лечу, приятель!

543

Я лечу! Можно было подумать, что мне в морду паровоз вге-хал! Головой, приятель! Всего лишь головой! Лошадь, она не дура! Нет, не дура! И вот я взлетаю чуть ли не до облаков! Я не слабак по натуре! Но господи помилуй! Ты не представляешь, какая она здоровенная! Она поддала мне так, что я перелетел через две перегородки! Я разбил морду вдребезги! Пока я поднимался, ее уже и след простыл! И табааам! табадам! Мамзель улепетывает! Полным ходом! И тут, мой милый, такое начинается! Настоящие скачки с препятствиями! До самого вокзала! Здорово! Представь себе! По высшему разряду! И где, ты думаешь, я ее нахожу? В камере хранения! Вот так! Погоди, милашка! Ладно! Мы уже вдвоем. Я прихожу в себя! Я возвращаюсь ни жив ни мертв...

– Закройся! закройся! Пьяндыга несчастный! Ты будешь здесь вечно навозные тачки катать! В 17-м кавалерийском! Из-за своих подвигов до самой смерти здесь будешь! Горе луковое!.. Так и подохнешь, таская дерьмо! И нечего тут распинаться!

Это Керибен оборвал его излияния. Мы продвигались медленно, то направо, то налево, то напрямик, раз за разом увязая в грязи в канавах и рытвинах, тяжело дыша, спотыкаясь.

Мы шли мимо каких-то построек, мимо бесконечного ряда невысоких оград... настоящий лабиринт! Потом нас снова атаковали лошади, вдруг возникшие из тьмы... Они выскочили прямо на нас... Затем окружили нас... Они пронеслись, как смерч... и снова ускакали в ночь... Они быстро исчезли в кромешной тьме... Таг!а!пам! Таг!а!пам!яростно... сначала вот так, все громче и громче... потом, как град... как кастаньеты... все дальше и дальше... еле слышно... постукивание кончиками пальцев... полная тишина...

Мы снова пошли по центральной дороге, выложенной громадными булыжниками, просто ужасными, с ассенизационными бочками на обочинах, невероятной величины бочками с пенящимся дерьмом, длинный нескончаемый ряд, с вытекающим из них говном...

В самом конце дороги находилось то, что мы искали, – громадная дверь, общая для двух конюшен.., Снаружи можно было рассмотреть кое-что из того, что находилось внутри... деревянные перекладины... тусклый свет с потолка... верхние галереи, побеленные известью... Мы растянулись цепочкой под окнами... встали как можно ближе к стене... Сверху текла лошадиная моча... это был не дождь... каска

544

дом, моча со всех этажей... Она стекала бурными потоками. Чтобы я не пытался увернуться от душа, эти сволочи подтолкнули меня несколько раз под эту купель... Они хотели, чтобы меня промочило как следует, чтобы это было моим настоящим крещением. Под каждым окном со всех этажей били настоящие фонтаны мочи... Все это стекало вниз бурными всплесками, брызги от которых летели во все стороны... как от порывов ветра.

Это была плотная завеса, которую пришлось преодолевать прыжками... В конце концов мы все-таки добрались до этой конюшни... той, где должен был дежурить упомянутый Л'Арсиль...

Все разом мы дружно навалились на дверь, на громадную створку. «Раз, два, взяли!» Она подалась... мы ворвались внутрь. И вот мы уже под сводами конюшни в поисках сухого места, шмыгающие носами, фыркающие... вся наша компания. Наконец-то! Мы прибыли! Уже легче! Ламбеллюш отдавал приказания. Но его не было слышно из-за жуткого грохота. По всей конюшне лошади в ярости били копытами. Казалось, что все пришло в движение: деревянные перекладины, перегородки, упряжь. Все хозяйство разбушевалось. И к тому же не было видно ни зги. И в этой темноте грозное неистовство животных. Керибен испускает клич, которого я никогда раньше не слышал, какой-то протяжный вой, носовой стон, который тем не менее слышен в этом грохоте.

– Уээ! Уээээ!

Кто-то откликается из темноты... Какой-то тип приближается... Пробирается, хромая. Ковыляет еле-еле. Вот наконец и он, вооруженный вилами... Он наставляет на нас свой фонарь... Он очень недоволен...

– Чего там такое? Чего вам нужно?

Вблизи это выглядит громадной кучей лохмотьев, одни напялены на другие. И где-то внутри завернут человечек, ворчащий, злой... он продвигается вперед по мосткам, погребенный под своими накидками. Его головы совсем не видно, до такой степени, что даже глаз не различить, воротник доходит ему до бровей... Для выпускания пара и размышлений ему остается один маленький переход. Ничуть не лучше, когда он начинает говорить. Тут же сыплются ругательства, разносятся эхом.

– Чего там такое? Чего там такое? – повторяет он.

– Да ты можешь побыстрей шевелиться, господи боже, деревенщина, конский сторож, когда люди приходят?!

Сел н н

545

– Люди? Это люди? Ах! Скажи на милость! И это он мне говорит! Мне, солдату восьмого класса! Этот нахал! Мне, потерявшему еще двух этой ночью! Две фьють и нету! Вы слышите, сволочи! Две от меня умотали! Теперь я влип на пятнашку!1 эт'точно! а тут еще вот это заявляется, чтобы доставать меня, ну вообще! Это уже слишком! Жопы проклятые! Слишком! Сгоняйте-ка за моими клячами! Бездельники! Фраера призвезденные!

Ламбеллюш объяснил, что все совсем не так, что Ле Мейо исчез!

– Он смылся! Смылся! Как мои кобылы, эти призвезденные клячи! Хер вы его теперь увидите! Он пошел хлебнуть! И уж никак не воды из поилки! Ясное дело, нет! Это уж точно нет! В такое время он нажирается вина до потери сознания! Уж я-то его вкус знаю!

Он покатывался со смеху, он надрывался в глубине своих пелерин, такими идиотами он нас считал.

Но тут он снова вспомнил о своих неприятностях.

– Зефирина и Птифур... Вылетели, как пердеж, мой милый! Фьють! Оглянуться не успел! Уф/Ъети, сволочь! сколько я схлопотал на свою задницу? «Тридцать и восемь!»2 это уж как пить дать! Кто мне их скостит, придурки? Никто! Господи помилуй! Никто! Все на мою голову! Железно! Никого, кто побежал бы за моими клячами! Никого! Ну а за каким хреном вы сюда приперлись? Окончательно меня достать!

– Ты не очень-то любезен, Л'Арсиль, – ответил тот из наших, которого звали Керибен. – Ты не очень-то любезен... но сейчас ты у меня состроишь другую рожу... Твои лошадки, они выскочили недавно...они поскакали в поле... Мы видели, как они выбегали за ворота... Птифур курил сигару...

– Да вы шутники, как я погляжу... Видели бы вы этот цирк... может, вам и не до смеха было бы... Два недоуздка они порвали... Еще уздечку! и потом мой новехонький фонарь раскокали! На три части! Привет! Свихнуться можно! Эта сволочь задела его ногой и взбеленилась! Одним махом выпустила фонтан дерьма выше крыши! Скажи-ка! Черт возьми! ШандарахЮпа падает на меня сверху! Я в ужасе! Эта красотка мне так врезала! Цирк! Она бесится! Фыркает! пе

1 Пятнашка (солд. жаргон) – 15 суток без увольнения.

2 30 суток без увольнения, в том числе 8 гауптвахты (солд.жаргон).

репрыгивает! В загородку к Ребусу! жеребцу кузнеца! История! А тот и так уже психует! Ах! Ну, я вам скажу! разгром! Подойдешь – считай, ты покойник! Бьют так, конюшню в щепки могут разнести! Ах! сынок! Эти искры! Мостовая? в огне! Все кончено! Я иду искать фонарь. Я говорю себе: Они уже смертельно устали! У них уже ноги еле волочатся! Он смирится, Ребус. Он уже никакой! У таких здоровяков всегда растяжение сухожилия! Такую тушу выдерживать! такие телеса! Я говорю себе: Л'Арсиль, твоя взяла! Собирай узелок на губу! Я остаюсь там стоять! Вот придурок! Ты подумай, эта кляча, она меня приложила! Первый удар! Лечу вверх тормашками! Жопу как молнией пронзило! Мой милый! пустячок! у меня в голове помутилось! Бьет снова, но слава богу, приходится на дверной косяк! Она мне дубовое бревно, такой толщины, как вот это, расколола! того и гляди, всю конюшню разнесет! сынок! Мою пилотку как ветром сдуло! Рассказать, не поверите, как я жив остался! Он слегка задумался.

– Ну погоди, пусть только эта отрава вернется! Я ей ноздри наизнанку выверну! Я ее пришибу!

– Ну и получишь двадцать лет...

– Эта мразь хотела меня убить!

– Л'Арсиль, вы пьяны!

– Я пьяный? пьяный с чего? Пьяный я был бы, прошу прощенья, если бы не сдерживал свой гнев! Вот тогда ты мог бы говорить, что это от пьянства! Разрази меня гром, если бы я не сдерживал свой гнев! Если бы я здесь метал громы и молнии!., тут бы был вулкан в этой чертовой конуре, если бы я не сдерживал свой гнев! Если бы вы посмотрели получше, чертово слепое мужичье! подонки!

Ему было не до шуток. Он продолжал изливать наболевшее, опершись на вилы и осыпая нас самыми страшными проклятьями.

– Это еще не все, дружок! эти кобылы, слушай, я тебе скажу! Я уже пять лет всем этим занимаюсь! Это просто погибель для эскадронов! Этого не должно было бы быть! Сколько бочек воды я им вылил на их задницы! Неважно! Ты – крайний! Знай жопу подставляй! Как баба! Как шлюха! Все это разврат! Каждый старик тебе приказывает! Бардак! Проклятие! Ни одна конюшня ничего поделать не может! Подумай-ка, это уже в третий раз за этот месяц она сбегает, она смывается от меня! За первый побег я получил восемь суток!

547

Мне ее вернули из мэрии, она зашла к привратнику! Подумайте только! «Зефирина, – говорит он мне, – она ваша?..» Орбле, Старшой четвертого... Он как раз дежурным был, этот придурок... Еще один повод для взыскания! Ах! мать моя! Теперь ты понимаешь, о чем эта песенка? Такая кляча хуже сифилиса! Я тебе говорю! Я бы ей в зад вилы воткнул по самую рукоять, если бы не трибунал за это! Я б ей одним разом за все мои беды отплатил! Хрясъ! Она того заслуживает! Ах! Я бы тебя по косточкам разобрал, тварь этакую! Беги, дорогая! Не щади себя, красавица! Скачи, милашка! Я до тебя доберусь! Чтоб вас три тысячи чертей разорвали, проклятые кобылы! Третий раз она от меня смывается! Ты у меня дождешься, дорогуша!.. За все, что я вытерпел! Представьте себе! «У него началась агония», как говорят в лазарете. Представьте себе! Со мной в точности так! Каждый раз, когда я ее снова нахожу! Такое впечатление! У меня дыхание спирает! А копыта у нее! Это ж погибель для солдата! Представь, что она смылась в город, эта хитрая бестия, вот в это время? Ну? Или по полям носится? А вернется через неделю, а то и две? Кого приговорят к каторжным работам? Какого-нибудь шута горохового или меня? «За сбежавшую и потерянную кобылу – разжаловать!» Нет? Что я, не знаю, как это все делается?

– И все это на твою несчастную башку! И все это тебе, кретин! – согласились все хором.

Они надрывали животы, слушая, как он отчаянно причитает, перечисляя свои беды.

– Они ее пустят на колбасу, твою клячу, бедняга! Они найдут твою Зефирину! Не переживай! Она слишком ядовитая!

Керибен торопился найти укрытие для бесприютного звена.

– Скажи-ка, где тут в твоем сарае можно всем пристроиться? Чтобы этот Ранкотт нас не накрыл?

– Почему здесь? Почему же! Вы что, все в загул пошли? Вы что, с привязи сорвались? Хорошенькое дело! красиво! Банда алкашей! Как Зефирина? И приперлись доставать меня... По какому праву?

– Нет! Нет! Привет! Ну и кретин! Ле Мейо забыл пароль!.. Не может сменить часового на пороховых... боится, что Костер возьмет нас на мушку... Вот так, без пароля... что он нас уложит... примет нас за шутников... Начнется стрельба по мишени...

– А! Ну и ну! Чудеса!..

Перспектива такого риска потрясла Л'Арсилм.. им ним* не мог опомниться.

– Где он?..

– Ясно, за своим паролем попер! Бегает за ним!, Странного шума, наших диких воплей было досииочнм,

чтобы в конюшне начался такой грохот и лязг железа, кот рый заглушил все слова.

Лошади рвались, яростно устремясь вперед, срывались с привязи, казалось, что во всех загородках бушует смерч in фыркающих, громящих все, взбесившихся животных. Ни секунды передышки, ни малейшей паузы, жуткая вакханалия, свирепая, гибельная борьба обезумевших лошадей. В темноте лошади в бешенстве вздымались на дыбы, с такой страстью, на такую высоту, что вылетали деревянные перекладины, по двадцать разом, в переплетении поперечных балок. Беспорядочно разбросанная железная сбруя, сброшенные в бешенстве потерянные цепи, звенья, крепко стягивающие недоуздки, псе в постоянном движении, как единое целое, поднимается, опус кается, взлетает вверх, снова падает вниз, безостановочно пе реплетается между собой, разъединяется, снова сплетается н» всем видимом глазу пространстве.

На протяжении всей анфилады все волнуется, как море, то нахлынет, то отхлынет, то накатит с новой силой, завораживающий танец при свете фонаря.

Долгое время Л'Арсиль стоял перед нами не двигаясь, и размышлении, держа вилы на манер алебарды, уперев их в галошу.

– Прекрасно! – заключил он. – Прекрасно!

Он с силой плюнул. Перед этим долго отхаркивался.

– А! Это все же здорово обидно, когда вас посылают, как последнее говно! такого заслуженного старика, как я, который верой и правдой отслужил тридцать семь месяцев! Проклятая жизнь! Никакого уважения к трудягам! Чем дальше, тем хуже. Как раз, когда вы притащились! Чтоб я еще чистил эту подстилку! Вы слышите эту корриду? Они же там сейчас все порушат!

Он показывал в сторону побоища, он призывал нас в спи детели.

– Чего они нажрались, эти морды? Я вас спрашиваю! Бенгальских огней? Никогда они еще так не срывались, не разносили, не крушили этот сарай. Это не брехня! Дерьмо! Я пальцем о палец не ударю! А ну-ка, канальи! За работу!

549

Мне наплевать! Это настоящий мятеж! Это слишком для бедняги-солдата!

Он продолжал жаловаться на эту проклятую службу, на эту невыносимую конюшню со всеми этими бешеными кобылами, требуху проклятую.

Все столпились вокруг, слушая его, отвратительного, несущего чепуху, все эти жалобы. Становилось жарко, вокруг клубился густой пар. Вся конюшня была как в облаке.

Выходка Зефирины продолжала вовсю терзать Л'Арсиля. Он считал себя поистине проклятым.

– Так не может продолжаться, – сказал он. – Так не может продолжаться...

И снова пустился в глубь конюшни, быстро побежал со своим фонарем, носясь от стойла к стойлу, собирая навоз. Настоящая вольтижировка под конскими хвостами. Он подбегал как раз вовремя... когда теплые навозные кругляши вылетали со струей пара... Они шлепались точно в его плетеную корзинку... Это была виртуозная техника... Ему нужно было здорово поторапливаться, чтобы подскочить точно в нужный момент! одна нога здесь, другая там... до того, как все будет упущено, до того, как навозный кругляш растечется поносной лужицей... Он показывал чудеса эквилибристики, снося свою добычу в одну кучу, высоченный дымящийся холм. Ровно столько времени, чтобы сбросить дерьмо и как следует обругать нас... И снова те же манипуляции!.. Не теряя ни секунды... Как выстрел! С бешеной скоростью! В довершение всего лошади начинают ржать, издавать боевой клич... отвратительный шум. В этот момент Л'Арсиль начинает запаздывать со сбором дерьма... Это выше его сил. Напрасно он продолжает носиться опрометью. Это сумасшедшая гонка, беспрерывная беготня из конца в конец, нескончаемая работа, отнимающая все силы. Он сдается. Он больше не может. Садится. Спиной к стене, хватается руками за голову. Все, довольно. Он выпускает из рук свою корзинку.

– Который там час, халтурщики?

– Скоро три часа.

Он пытается отдышаться, он выжат как лимон! Глядит на нас и вдруг замечает меня.

– А! Это у вас там новобранец?

Он выделяет меня взглядом среди остальных.

– Он опоздал, шакал!.. Ему еще надо нажраться опилок, пока догонит взвод. А! жалкий тип! Его задница еще схлопочет! Да! Огнем будет гореть, пока со мной сравняется! Иск

ры из глаз будут сыпаться! Сейчас у них, у всех этих новобранцев попочки больно нежные! Через три месяца будет носиться как угорелый! Он пропащий, этот педрила. Он никогда не научится ходить в ногу! Никогда! Да его прибьют, проклятого недотепу! А! Ну и образина! Его дни уже сочтены! Я уже вижу его дохлым, вашего кривляку! Он уже покойник! По нему видно!

Высмеивающий меня Л'Арсиль – это было весьма забавно! Но тут на него снова нахлынули прежние заботы по уборке навоза, который прибывал с такой скоростью, что завалил уже всю солому.

– Чтоб я сдох! Нужно идти за другой бочкой! Хуже некуда! Скоро в окна польется! Да в жизни они так не срали! Это вам не новобранец говорит! Завтра утром тыща двести деньков будет! И я вам тыщу триста раз повторяю: говно все это! Л'Арсиль не дурак! Я вас приветствую!

Он снова принимается за работу. Все это он объясняет, хлопоча вокруг навоза.

– Я научу вас жить, дурачье! Сейчас я покажу вам один трюк, достойный настоящего Старика. Я ставлю дерьмо перед створкой двери... Этот тип, Нога, идет издалека... он хочет проскользнуть украдкой... Хочет меня застать врасплох... Ладно! Предположим, что я как раз отдыхаю и курю сигару!.. Очень хорошо! Этот придурок, он ломится в дверь. Все неожиданно... Я стою за этим... Я вываливаю на себя все дерьмо! Я спрятан, приятели! Я в бочке! Она закрывает меня с головы до пят! Он меня больше не видит! Ну и кто из нас остается в дураках? Это класс! Этот урод! «Л'Арсиль! Л'Арсиль! – зовет он меня, – Где вы?» – «Я болен», – отвечаю я!

Вся компания так заходится от смеха, что он сам себе кажется остроумным.

– Гастон Л'Арсиль! Собственной персоной! д'Аньер! мозг бретонского полка! Точно! Л'Арсиль в действии! Вот так! Тридцать против одного!

– Ладно! ладно! – замечает кто-то из толпы, кому все это не нравится. – Я Герандек! и я говорю тебе, заглохни! болтливый парижский ловкач! Погоди, сейчас Нога прискачет! Ты увидишь, на что он способен! Натерпишься, жалкий кривоножка! Он тебя кровью ссать заставит! Ты ему покажешь, какой ты бесстрашный брехливый осел!..

– Бесстрашный? Бесстрашный?

– Чертов шут гороховый! И он еще треплется! Мастер приврать! Несет такую чепуху! И еще как доволен!

551

– Ранкотг! Ах ты, паршивый неудачник... да я его всегда догоню, любым аллюром! карьером! иноходью! галопом! рысью! Вы еще титьку сосали, когда я его уже облапошивал, этого Ранкотта! да насрать мне на него! Так я же еще в этом ничего не смыслю! Да плевать я хотел на сержанта Ранкотта! Точно! Я, да я в Гранд-Опера был! видел всю «Кармен» и «Манон»! я-то уж родом не из какого-нибудь Дерьможранс-ка! Л'Арсиль д'Аньер! 8-й класс! Точно! Пять лет по сигналу подъема! Вот именно! Тра-та-та! 115 дополнительных как копеечка! Дисциплинарная комиссия дивизии! Барабанный бой! Разжалован в солдаты! В Одиннадцатый отдельный! По особому распоряжению! Сорок на нарах в особой! 27 поводов для ареста! Черти нас не возьмут! Л'Арсиль под арестом! Так точно, мой генерал! Дрочилово! Железный кулак! Никогда ни единого су на девок! «Любовь – дитя, дитя свободы!»

Он напевал. Он снова носился с корзинкой, собирая навоз. Он возвращался с другой стороны. Из каждого похода он приносил не менее двадцати килограмм навозных лепешек, дымящихся, вонючих, расползающихся.

Теперь он обращался специально ко мне:

– Видишь ли, неудачник, недоносок... кастрат несчастный! Лучше бы ты попал на пять лет в легкую кавалерию к венсенским стрелкам, у которых таки и служба чертовски легкая, оттуда ты, может быть, и выбрался бы более-менее живым. Но здесь тебе надеяться не на что, можешь не рассчитывать! Будь уверен, ты здорово влип! В 17-м тяжелом это уж точно! простофиля! Вы еще узнаете, где раки зимуют! Мне здесь уже недолго осталось, буду вкалывать, может быть, месяцев шесть, дополнительный срок, ты по'ял! Если случится вдруг какое западло! Представь! Я тут, может, проторчу лет пятнадцать! Допустим даже, случится самое страшное: я начищу рожу бригадиру! Ситуация хреновая! мне достанется... Вот и все! Ты же с утра только начинаешь свою тысячу, для сравнения... Будь я на твоем месте, сразу бы повесился!

У него были наготове и другие советы... Но кто-то снаружи заорал:

– Ле Мейо! Ле Мейо!

– Нога! Нога! – заикали все в ужасе.

И оп! спешка, все в панике бросились в укрытие между стеной и ларем, громадный ящик для овса, настоящий монумент. Мы чудесно укрылись в нем, скрючившись один на другом. Никто не смог бы нас там обнаружить, даже если бы

проходил совсем рядом. Этот тип снаружи нс# «мц# и Мейо, но он прошел дальше. Было слышно, кик пи уврялм кб всем чертям.

Тревога оказалась ложной.

Л'Арсиль сбросил свою накидку. Ему было жарко. От него, как от лошади, шел пар. Немного погодя он вернулся, присел на корточки рядом с нашим логовом. Он поставил свой фонарь, втиснулся к нам в убежище.

– Где его носит, вашего пса? Не понимаю я этого идиота!.. Этот Ранкотт, будьте уверены... притащится часа в четыре... Представляю себе!.. Он сует нос повсюду со своим патрулем... Он вас обнаруживает... Он вас всех сцапает... Если только он не под мухой... Это ваше единственное спасение...

Между ларем и стеной было не так уж и плохо. Мы согрелись от теплого пара, шедшего от нашей насквозь мокрой одежки. В своем пальтишке я занимал немного места, стиснутый между двумя бретонцами, Ле Керомером и Бон-зеллеком. Это были настоящие гиганты. Они громко храпели, покачивая головами в касках, увенчанных султанами. Я слышал и другие имена. Они пронзительно перекрикивались, чтобы не дать друг другу уснуть. «Эй, Керибен! Эй! Гарек! Ле Моэль! Чертов храпун! Ты собираешься отвечать?»