Текст книги "Новый Робинзон"
Автор книги: Луи Ружемон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Встречи с туземцами. – Спасительная забава. – Таинственные копья.
ВО ВРЕМЯ нашего странствования к югу мы все время переходили от одного племени туземцев к другому. С одними мы оставались на некоторое время, с другими только обменивались приветствиями. А если племя перекочевывало к югу, то мы шли вместе с ним до тех пор, пока оно не сворачивало в сторону.
Случалось, что какое-нибудь племя при первой встрече относилось к нам как бы враждебно. Обычно мне быстро удавалось с помощью самых простых приемов установить дружеские отношения.
Я помню, как однажды мы с Ямбой были напуганы внезапным появлением из-за холмов толпы человек в двадцать чернокожих в полном боевом вооружении. Вид они имели очень внушительный. Завидев нас, они остановились. Я приблизился к ним, сказал, что я – не враг и протянул им свою палочку-паспорт.
Наречие, на котором говорили эти воины, было незнакомо Ямбе. Нам пришлось объясняться знаками. Я старался изо всех сил, но они ничего не хотели понимать. Они грозно размахивали копьями и были настроены очень враждебно.
Ямба шепнула мне, что лучше уйти. Но мне не хотелось признать себя побежденным. Поспешно вытащил я свою дудку и начал свистеть на ней, неистово отплясывая ирландскую джигу. Это произвело замечательное действие. Мрачные и злобные воины побросали свои копья и принялись хохотать. Я плясал до полного изнеможения. Закончил я свое «представление» тем, что перекувырнулся несколько раз через голову и прошелся на руках.
Я победил и на этот раз. Когда я кончил кувыркаться, дикари подошли ко мне и приветствовали меня самым дружеским образом.
Воины зазвали нас в свое становище, в нескольких километрах расстояния от того места, где мы встретились. Был устроен большой пир, на котором до глубокой ночи воспевались все те удивительные вещи, которые они видели в этот день.
По мере того как я продвигался в глубь страны, я стал замечать все большую и большую разницу во внешности здешних и береговых туземцев. Они имели более темно окрашенную кожу, были менее развиты физически и стояли на более низкой ступени умственного развития. Их вооружение было проще и более первобытное. У многих племен я даже не заметил щитов.
Те туземцы, дружбу которых я приобрел танцами, были, пожалуй, самыми безобразными по внешности из всех виденных мной племен. Это были низкорослые, коренастые и неуклюжие люди, с низкими вдавленными лбами и очень некрасивыми лицами.
Они очень неохотно расстались со мной и дали мне провожатых – целый отряд воинов, которые и шли с нами весь день. Передав нас с рук на руки соседнему племени, они ушли обратно. Так от одного племени к другому мы и переходили, когда шли более населенными местностями. О нашем приближении туземцы, как и везде, извещали друг друга дымовыми сигналами.
Понемногу я начал тревожиться. Очевидно, мы заходили в такую страну, где никакие мои «чудеса» не смогут охранить нас от враждебно настроенных чернокожих. Вскоре мы встретились с таким племенем, которое не только не ответило на мои приветствия, но и прямо пыталось начать вооруженные действия. Я попробовал поиграть на дудке – ничего из этого не вышло. Прежде чем я успел собраться и разок-другой перекувырнуться, в нас полетело несколько копий. Тогда я пустил в них с полдюжины стрел. Я не целился низко, так как не хотел попадать в туземцев, я только хотел их попугать.
Действие стрел было изумительно. Туземцы замерли на месте. Они были так ошеломлены тем, что над их головами носятся какие-то «таинственные копья», что у них опустились руки с копьями.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Мы продолжаем продвигаться к югу. – Безводные пространства. – Борьба со змеями. – Рубины. – Встреча.
ИТАК, Я И НА ЭТОТ раз справился с враждебными туземцами. Они стати если и не друзьями, то хорошо настроенными ко мне. Их поражали мои «сверхъестественные способности». Осуждать туземцев за их недружелюбное, на первых порах, отношение ко мне я не мог. По их понятиям всякий чужой человек мог оказаться врагом. А про белых людей они знали – кто по слухам, кто – из личного опыта, что всякий белый человек – непременно враг. Мало хорошего видели они от белых! Когда туземцы убеждались в том, что от меня им ничего плохого ждать не приходится, они резко меняли свое отношение ко мне, становились дружественны, гостеприимны.
Месяц за месяцем продолжали мы свой путь к югу. Мы то и дело уклонялись в сторону, чаще на северо-восток, иногда на запад. Мы старались идти равниной, оставляя в стороне горные хребты, которые порой преграждали нам путь. Кое-где мы встречали целые стаи сухопутных гусей, которые доставляли нам прекрасную пищу.
Этот гусь был очень любопытен. Прежде всего – он не так-то уж придерживался воды, как его европейские родичи. Плавал он совсем мало. Зато на суше – тут он был дома. Он бегал очень хорошо. Носы этих гусей не походили на гусиные, они напоминали клювы обычных кур. За это сухопутного гуся прозвали, между прочим, «куриным гусем». Эти гуси были совсем не пугливы. Можно было часами наблюдать, как они бродили по равнине, пощипывая траву или вырывая из земли своим крепким клювом корешки.
Гуси не держались большими стаями, они всегда ходили вразброд. Они были очень драчливы, и я много раз видел, с каким ожесточением они сражались друг с другом.
Убивать этих гусей не составляло никакого труда. Они были так непугливы, что я много раз убивал их просто ударом палки по голове. Вот как близко можно было подойти к птице!
Чем дальше к востоку, тем гористее становилась страна. На запад же от нас тянулась совершенно безводная и сухая равнина. Случалось, что по 2–3 дня мы не встречали и следов воды. Мы несли теперь с собой небольшой запас воды. Посудой нам служили кишки большого кенгуру. Нередко в этой местности и с пищей приходилось туго, дичи становилось все меньше и меньше.
Когда нам случалось увидеть вдали небольшую рощицу, мы тотчас же спешили к ней. Там всегда можно было найти воду. Если ее не было на поверхности почвы, то легко можно было дорыться до воды.
Границы между пустынными равнинами и лесом были очень резки. Словно по линейке кончалась полоса деревьев и сразу начиналась безводная пустыня. Несомненно, это зависело от особенностей почвы, хотя я и не догадался тогда получше изучить этот вопрос.
Однажды мы остановились на несколько дней у одного из племен. Вождь вздумал показать мне очень любопытные пещеры в низких известковых скалах, неподалеку от становища племени. Вся эта местность вообще была очень гориста. Я не терял надежды, что рано или поздно вернусь в цивилизованный мир, а потому с жадностью хватался за все любопытное и необычайное. Я приглядывался ко всему, что встречал, стараясь собрать как можно больше сведений, для того чтобы потом поделиться ими с соотечественниками.
Пещеры были интересны, и я решил их подробно обследовать. Бродя по одной из них, я случайно натолкнулся на глубокую яму, имевшую около 6 метров в поперечнике и метра 3 в глубину. Дно ямы было чистое, песчаное и совершенно сухое. Мне показалось, что в одном месте стены ямы имеется углубление. Я соскочил в яму, оставив Бруно наверху. Он лаял изо всех сил. Помню, что у меня в руках была довольно большая палка и вот, когда я собрался ощупать ей углубление в стене, то заметил, что из углубления высовывается голова змеи. Я отскочил назад, насколько смог. Змея выползла и двигалась прямо на меня. Пятиться дальше я не мог – яма была не так-то уж широка. Я проворно изо всех сил ударил змею палкой по спине. Такой удар надежнее, чем по голове – позвоночник змеи перебивается и она не может ползти. Удар же по голове может и не убить змею, она бросится, укусит…
Едва успел я расправиться с этой змеей, как из углубления показалась вторая. Я перешиб спину и этой. Но из углубления показались новые головы. Змея за змеей выползали из углубления. Очевидно там собралось на зимовку множество змей.
Хорошо, что змеи выползали поодиночке. Выползи они сразу – мне не справиться бы с ними. Я не мог и представить себе, сколько времени протянется эта борьба со змеями. Они все ползли и ползли. Едва я успевал убить одну и сделать шаг к стене ямы, чтобы попытаться выбраться наружу, как показывалась новая голова. Бруно с громким лаем носился вокруг ямы. Он хорошо был знаком со змеями и теперь пришел в большое возбуждение.
Змеи были полусонные, малоподвижные. Ведь случилось все это в зимние месяцы, они спали. Я разбудил их своей возней в яме. Полусонные змеи были не очень проворны и поворотливы, и это и спасло меня. Случись такая история летом – не выбраться бы мне живым из этой ямы!
Больше змей не выползало я перебил всех. Тогда я начал считать свои трофеи. Всего оказалось 68 больших черных змей каждая более метра длиной. Это были одни из самых ядовитых змей Австралии – «черные змеи».
Я, конечно, воспользовался этим случаем, чтобы удивить туземцев и дать им лишнее доказательство своей храбрости. Я позвал и привел их к яме. Увидя на дне ямы такую кучу убитых змей, они прониклись ко мне невероятным почтением. Я стал героем в их глазах. Они очень боялись ядовитых змей и не могли даже и представить себе, что обычный человек сможет с ними справиться. Сознаюсь, я не сказал туземцам, что перебил змей поодиночке. Видя целый ворох этих гадин, они, понятно, подумали, что я перебил их всех сразу. Это-то и вызвало такое удивление.
Событие было тотчас же возвещено всем соседним племенам. Дымовые сигналы быстро разнесли эту весть. К яме начали собираться туземцы со всех сторон. По стране быстро распространились слухи о моем «подвиге». На ближайшем же корреббори этот подвиг воспевался с такими добавлениями и преувеличениями, что я смущался – ведь я был далеко не тот «герой», которого воспевали местные певцы и поэты.
Невдалеке от этих же мест я сделал одно открытие. Местные горы вообще изобиловали всякого рода ценными минералами. Однажды, идя по каменистой осыпи, я заметил несколько каких-то мутно-красных поблескивавших камешков. Рассмотрев их, я узнал в них – рубины. Я поискал и нашел много рубинов, очень больших по размерам и хороших по качеству. В каменистой осыпи было целое богатство! Но на что было оно мне? Я с радостью бы отдал горсть этих рубинов за щепотку поваренной соли.
Расскажу уж кстати, что в одном из горных отрогов я набрел на кварц, столь богатый золотом, что его можно было принять за золотой слиток. Я показал этот огромный блестящий кусок Ямбе и сказал, что люди моей страны согласились бы отправиться на край света за такими кусками. Ямба не поверила мне, она думала, что я шучу. У некоторых туземцев этих стран я видел иногда кусочки золота, привешенные к копьям. Делалось это, чтобы сделать копье более тяжелым.
Заговорив о копьях, скажу, что здесь же я видел каменоломню, в которой добывались камни для изготовления наконечников для копий. Сюда стекался народ изо всех окрестностей. Камень, род кремня, был очень крепок и тверд, его можно было очень остро обточить, а потому он и сильно ценился туземцами.
Способ добывания осколков для выделки наконечников был очень прост. На большом куске камня раскладывался костер. Когда камень накалится, на него льют воду. Воду туземцы лили не как попало. Они так ловко направляли струйку воды, что камень трескался в желаемом направлении, растрескивался на ряд почти одинаковых кусочков.
Мы провели уже около десяти месяцев в глуши, когда случилось одно событие, совершенно изменившее все мои планы.
Мы проходили бесплодной и сухой местностью. По пути нас встретило несколько туземцев. Все они были здоровые и сильные молодые люди. Мы пошли с ними вместе и хорошо сделали. Без них мы наверное погибли бы в этой пустыне.
Однажды мы только что начали спускаться с небольшого холма в долину, как вдруг я увидел в нескольких сотнях шагов от нас четырех всадников. Это были белые! На них был обычный костюм колониста тех времен: большие широкополые шляпы, фланелевые рубашки, грязные белые штаны и сапоги. Я хорошо помню, как они медленно плелись по дороге, очевидно их лошади были сильно утомлены.
– Наконец-то! – воскликнул я.
С громкими криками я бросился вперед. Я размахивал руками и кричал до хрипоты. Я издавал, совершенно машинально, воинственные крики туземцев. За мной бежали мои спутники – Ямба и молодые туземцы.
Всадники, увидя, что на них бегут с криками и оружием в руках (у меня был мой лук, у туземцев – копья) какие-то туземцы, не долго раздумывали. Они вскинули ружья и дали залп. Лошади, напуганные выстрелами и нашими криками, шарахнулись, некоторые из них даже встали на-дыбы. Это еще более увеличило суматоху.
Грохот выстрелов и свист пуль заставил меня опомниться. Я лег на землю и спрятался в густой траве. Моему примеру тотчас же последовала Ямба, а за ней и туземцы.
Лежа в траве, я понял всю нелепость моего поведения. Я хотел вскочить и броситься вдогонку за всадниками. Ямба удержала меня, она говорила, что такой поступок – верная смерть.
Увидев, что мы скрылись в траве, всадники повернули лошадей и поскакали на юг. Мы же, очнувшись от страха и вообще опомнившись, поднялись и поплелись к ряду холмов, тянувшихся невдалеке от нас. Здесь мы расстались с нашими спутниками – их путь шел на юго-запад.
Бешенство, отчаяние и бессильная злоба – все вместе – овладели мной, после того как белые скрылись из виду. Я был каким-то отверженным в их глазах. Рука каждого из них всякий раз поднималась, при встрече, на меня.
Разочарование за разочарованием, с одной стороны, постоянные уговоры Ямбы и ее соплеменников, относившихся ко мне так хорошо, с другой, все это мало-помалу примиряло меня с жизнью среди дикарей. Я начинал думать, что никогда не смогу вернуться к цивилизованным людям, что так и проживу с туземцами до смерти.
С горечью я думал о том, что всего покойнее для меня будет вернуться к горным племенам чернокожих. Там, среди неприступных гор, за бесплодными пустынями, мы будем в безопасности. Туда не доберутся эти белые, такие жестокие и безжалостные. Я начал – вы замечаете это? – смотреть на белых глазами туземцев. Я начал видеть в них самого страшного врага. А ведь я-то сам – я был белый!
И вот, я пошел обратно, к уже знакомым горам. Мы – я, Ямба, Бруно – мы повернулись спиной к югу, спиной к «цивилизации»!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Открытие Ямбы. – Наши находки. – Кого мы встретили. – Разочарование. – Бруно – сторож. – Тяжелая ноша.
ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО дней после принятого мной решения – уйти в горы. Мы молча и уныло брели, постепенно удаляясь от гряды холмов, тянувшейся по южной окраине равнины. Вдруг Ямба тихонько вскрикнула и остановилась.
Она указывала на отчетливые следы человеческих ног на песке и уверяла меня, что это след белого.
Я все еще горел жаждой мести. Я ненавидел белых. И вот, я решил идти по этому следу. Я хотел выместить на этом белом свою злобу. Я сделался чернокожим дикарем – так велика была моя ненависть и жажда мести.
Более двух суток шли мы по следу белого человека. Следы были странные. Белый описывал какие-то круги, которые все более и более уклонялись влево. Потом нам начали попадаться различные вещи, очевидно разбросанные блуждавшим человеком. Прежде всего мы нашли обрывок письма, адресованного кому-то, кажется в Аделаиде. Оно было написано, по-видимому, женщиной. Она поздравляла адресата с тем, что он теперь является участником экспедиции, которая намеревается пройти из края в край через весь материк Австралии; что это принесет ему славу и известность; желала ему всяких успехов и прибавляла, что никто не будет так рад его возвращению на родину, как она. Подписи не сохранилось.
Местность, по которой мы шли, представляла собой бесплодную песчаную пустыню, кое-где поросшую низкорослым кустарником. Ямба шла впереди, разглядывая след.
Вдруг она нагнулась и подняла большую шляпу с широкими полями. Пройдя немного, мы подняли мужскую рубашку, а затем – штаны, ременный пояс и пару изношенных сапог.
Взойдя на пригорок, мы увидели перед собой, на песке, всего в нескольких шагах от пригорка, полуголого человека, лежавшего лицом вниз. Мы быстро сбежали с пригорка. Мое первое впечатление было – на песке лежит мертвец. Пальцы этого человека судорожно впились в песок, руки раскинуты.
Когда я перевернул этого человека на спину, то увидел, что он еще жив. Я был очень обрадован. Чувство злобы исчезло.
«Вот мой будущий товарищ! Он поможет мне вернуться!» – подумал я.
Я смочил его рот водой, которую Ямба всегда имела при себе (она носила воду теперь в мешочке, выделанном из целой шкурки вомбата), а затем принялся растирать его, чтобы восстановить кровообращение. Когда наш запас воды истощился, Ямба побежала к небольшому озерку, мимо которого мы прошли еще утром. Она пробегала гораздо больше часа. Все это время я, не переставая, растирал моего больного. Но сколько я не старался, никаких признаков возвращения к жизни он не обнаруживал.
Ямба вернулась с водой. Мы снова мочили губы, лоб, шею и грудь несчастному. Растирали ему водой пульс и виски.
Наконец он издал какой-то звук, не то захрипел, не то застонал. Я осторожно влил ему несколько капель воды в рот. Он проглотил воду, но в сознание так и не пришел. Между тем уже стемнело. Мы решили остаться здесь до утра. Всю ночь мы с Ямбой просидели около больного, смачивая ему язык и губы водой. Под утро он ожил настолько, что смог открыть глаза и взглянул на меня.
О, как я ждал этого взгляда!
Мое разочарование было ужасно. На меня смотрели совершенно бессмысленные глаза. Он ничего не сознавал. Я думал, что это результат его болезненного состояния. Мне хотелось закидать его вопросами, но я сдерживался и заботился только об одном – окончательно привести его в чувство. Еще до полудня он настолько пришел в себя, что смог сидеть. Спустя несколько дней он уже мог сопровождать нас к озерку, близ которого мы расположились стоянкой. У этого озерка мы пробыли до тех пор, пока он не оправился окончательно, т. е. не стал бродить без посторонней помощи.
Он все время говорил. Говорил много, очень много. Я с жадностью ловил каждый звук, но… Это была не разумная речь, это был какой-то жалкий лепет, лепет без всякой связи и смысла. Иногда он исподтишка поглядывал на меня, а затем насмешливо кому-то подмигивал.
Горькая истина стала, наконец, ясна. Вместо отрады и утешения, которые я надеялся найти в этом человеке, я нажил себе страшнейшую обузу. Мое положение стало куда хуже, чем раньше. Бродить по пустыням в обществе помешанного…
Мы медленно шли обратно тем же путем, которым несколько недель тому назад продвигались к югу. Наш новый товарищ был очень слаб и сильно замедлял наше передвижение. Впрочем спешить нам было и некуда и незачем.
Я несколько раз пытался вызвать на разговор нашего спутника. Напрасно – он бормотал что-то невнятное, точно малый ребенок. Я пробовал его упрашивать, уговаривать – ничего не выходило. Один раз я даже немножко побил его со зла, но и это не помогло.
Хорошо еще, что Бруно очень привязался к помешанному. Он не отходил от него ни на шаг. Я был рад этому: незнакомец, то и дело порывался уйти куда-нибудь один. Если бы не Бруно, он забрел бы куда-нибудь далеко, и нам же пришлось бы его разыскивать. Кроме того я боялся, как бы его не убил кто-либо из туземцев. Ведь его болезнь могли и не заметить, да и спасла ли бы еще она его от удара копьем дикаря.
Наконец мы добрались до берега большого озера, где и прожили около двух лет. Вас, может быть, заинтересует, почему я поселился на озере? Причина – наш больной. Дальнейшее путешествие – к туземцам гористой страны – было из-за него прямо-таки невозможно.
Я был бы не прочь вернуться на берега морского залива, на родину Ямбы. Там, пожалуй, я скорей смог бы встретиться с белыми, корабли-то ведь в море бывали. Во всяком случае, это было бы и проще и спокойнее, чем бродить по австралийским пустыням. Но наш помешанный не позволял мне выполнить и этого намерения.
По пути к озеру нам пришлось пройти через очень дикую страну. Это были гряды скал, громоздившиеся целым рядом террас одна на другую. Их гладкие отвесные стены были едва доступны. Тут мы испытали немало горя с нашим больным. Он был слаб и легко утомлялся, он поминутно мог поскользнуться и скатиться в пропасть. Мне приходилось взваливать его себе на спину и тащить по тяжелой и опасной дороге.
Он не знал никого из нас. Его взгляд скользил по нашим лицам, как по пустому месту. Он никогда не обнаруживал ни страха, ни радости, ни удовольствия. Его лицо всегда было тупо и безжизненно. Если он не спал, то бродил. Бродил он всегда вокруг какого-нибудь места и при этом что-то бормотал и без устали жестикулировал.
Мы не мешали ему бродить – за ним присматривал в это время Бруно. А когда наступала пора обеда, мы шли за ним, приводили его к костру и усаживали. Он ел с своим обычным безразличным видом. Вряд ли он попросил бы у нас есть, если бы мы его проморили несколько дней без еды. Он ничего не хотел.
