Текст книги "Новый Робинзон"
Автор книги: Луи Ружемон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Странное приглашение. – Борьба с чудовищем. – «Будь нашим вождем!» – Девушка-метиска. – Судьба Лейчардта. – Человек в полном рассудке. – Смерть Гибсона.
ЖИВЯ НА БЕРЕГУ большого озера, я получил однажды очень любопытное приглашение от одного из соседних племен. Еще вскоре после того как я здесь поселился, до меня дошли слухи, что в озере живет какое-то «чудовище». Оно нагоняло страх на девушек и женщин, приходивших к озеру за водой. И вот, когда слава о моих подвигах разнеслась по всем окрестностям озера (Ямба, конечно, постаралась сделать это), я и получил лестное для меня приглашение. Меня просили отправиться на другой берег озера и избавить жителей от присутствия «злого духа озера».
Оставив своего беспомощного товарища под надзором соседей-туземцев и Бруно, мы с Ямбой отправились в путь. Через несколько дней мы добрались до лагеря туземцев на другом берегу озера. Озеро было очень большое, да к тому же окруженное непролазными топями. Обойти кругом него было нелегко. Берег озера, куда мы пришли, был очень красив – гористый, покрытый лесом. Еще в пути я успел разузнать от посланных за мной туземцев, что в озере давно уже живет какая-то огромная рыба или чудовище. Она-то и приводит в ужас все население этого берега.
Чудовище это, говорили они, подплывает к самому берегу и старается пронзить бедных женщин огромным копьем, которое оно держит во рту. Так вот каков был этот «злой дух озера»! Признаюсь, этот рассказ сильно смутил меня. Я думал, что это была какая-нибудь рыба, упавшая в озеро вместе с дождем из рыб. Упала в озеро она, понятно, маленькой, а потом выросла. Если это было так, моя задача была бы не так уже трудна. И я смог бы лишний раз показать туземцам, что я действительно «всемогущ».
Еще прежде чем пуститься в путь, я запасся кое-чем, что мне могло пригодиться при ловле «чудовища». Под вечер того дня, когда я пришел к звавшим меня туземцам, я спустился к берегу в сопровождении всего населения становища. Нам недолго пришлось ждать. Вскоре я заметил, что в воде плескалось что-то очень большое, вероятно – рыба. При виде «чудовища» туземцы подняли неистовый крик. Они вопили, скакали и всячески бесновались, надеясь этим способом отогнать «злого духа» от берега.
Рыба была, по-видимому, очень велика. Я судил об этом, по тем волнам, которые побежали по воде после ее плесканья. Нечего было и думать поймать ее с помощью веревки с крючком. Отправляясь на это дело, я заранее заготовил несколько больших крючков, сделанных мной из заостренной кости, веревка же была свита Ямбой из древесных волокон вперемежку с тонкими жилами и узенькими ремешками, нарезанными из кожи кенгуру.
Я сказал туземцам, что «чудовище» очень велико и сильно, что избавить их от него я могу, но на это потребуется время.
– Вы должны помогать мне, – прибавил я, – и делать, что я скажу.
На следующее утро работа закипела. Я решил попытаться изловить эту рыбину большой сетью. Для этого были нужны не только сети, но и челнок. Я засадил за работу несколько десятков туземцев, они сучили веревки из древесных волокон. Ямба же занялась челноком. Она очень хорошо и быстро умела делать легонькие челноки из древесной коры.
Мы проработали три дня. Ямба сделала два маленьких челна. Только я и она могли уместиться в таком челночке. Огромная сеть была также готова. Ее кое-как связали из наспех изготовленных веревок, а для прочности прибавили туда еще и много длинных полос кожи кенгуру. Сеть была очень неуклюжа, но я надеялся, что она вполне выполнит свое назначение.
Мы перетащили на берег озера все наши припасы. Я и Ямба сели в челнок и потащили за собой сеть. Она быстро намокла и стала так тяжела, что мы едва справлялись с ней. Отъехав от берега, мы закинули сеть. Она уже успела намокнуть, а потому и потонула в воде очень скоро. Едва мы успели справиться с этим делом, как невдалеке от челна показалось «чудовище».
С страшным плеском раздалась вода близ челна. «Чудовище» бросилось на челн. Мы с Ямбой не стали дожидаться этого нападения – мы успели броситься в воду как раз вовремя. Миг спустя над водой показалось страшное оружие «чудовища» – огромная костяная пила.
Затем мы услышали удар, треск. Чудовище пробило своей «пилой» борты челнока.
Ох, что тут началось! Нос чудовища завяз в бортах челнока, а само оно запуталось в сетях. Оно билось в воде, поднимая такие волны, что мы едва могли бороться с ними. Кое-как мы добрались до берега.
Чудовище билось и подпрыгивало в воде. Оно высовывало из нее свою голову. Челн крепко сидел на носу-пиле «чудовища». Оно никак не могло освободиться от этого «врага» и приходило в все большую и большую ярость.
Туземцы, стоя толпой на берегу, с громкими криками наблюдали за этой борьбой «чудовища» с челном. Они размахивали руками, хлопали себя по бедрам и так бесновались, что непривычный человек испугался бы при виде всего этого. Но я-то – я уже привык ко всякого рода выражениям чувств у туземцев, и на меня вся эта сцена не производила особого впечатления.
«Чудовище» стало заметно ослабевать. Оно сильно запуталось в сетях. Двигаться ему становилось все труднее и труднее. Тогда мы с Ямбой сели во второй челн и поплыли к нему. Несколько ударов топора – и я справился с пойманным «чудовищем».
С помощью сетей мы приволокли добычу к берегу. Туземцы, не без понуканий с моей стороны, потащили сеть на берег. Едва мы вытащили на берег добычу, как я тотчас же узнал, кто было это чудовище. Это была громадная пила-рыба. Она была очень велика, один нос ее был около метра в длину.
Как она попала в озеро? Туземцы ничего об этом не знали. Я думаю (да иного и быть-то не могло), что ее занесло сюда с одним из «рыбных дождей». Здесь она выросла. Такая большая рыбина не могла остаться незамеченной в озере, ей было в нем тесновато. Понятно, что, сильно плескаясь, она должна была напугать туземцев, а ее оружие, которым она наносила ужасные раны, только увеличивало этот страх.
Я отрубил нос пилы-рыбы и взял его себе. Этот трофей я выставил напоказ. Целые толпы туземцев приходили посмотреть на это оружие «злого духа озера», побежденного «белым колдуном».
Сама рыба была кое-как поджарена и съедена на грандиозном корреббори.
Туземцы были так признательны мне за победу над «чудовищем» и так поражены моими «колдовскими» способностями, что тут же сделали мне очень лестное предложение.
– Будь нашим вождем!
Вот с какой просьбой обратилась депутация, состоявшая из храбрейших воинов племени.
Я поблагодарил их и отказался. Мне нравилось это озеро, нравились его красивые берега и прибрежные леса. Но я не хотел здесь долго оставаться. Я намеревался вернуться на берег моря, к племени Ямбы.
Вскоре после возвращения из этой славной экспедиции я узнал от своих соседей, что неподалеку от нас живет девушка-метиска, рожденная от белого и туземки. Я стал разузнавать подробности и скоро выяснил, что отец этой девушки был действительно белый. Он прожил довольно долго в этих глухих местах.
Однажды я совершенно случайно набрел на пирамидку, сложенную из отдельных плоских камней. Она была около 1 1/2 метров высотой. Я сразу увидел, что она сложена не туземцем. На некоторых из камней были заметны какие-то полустершиеся знаки, надписи и изображения. Разобрать их не было никакой возможности. Но на одном из камней, находившемся в более защищенном месте, мне удалось разобрать кое-что. Я ясно прочел инициалы «L. L.».
Я стал расспрашивать туземцев об этой пирамидке. У стариков мне удалось в конце концов узнать, что здесь, лет 20 тому назад, жил такой же белый, как и я. Он появился неизвестно откуда в этих местах. Ему, как водится, дали жену-туземку. Прошло несколько месяцев, и белый умер. Его жена родила, позднее, девочку, ту самую метиску, о которой я уже говорил.
Воспоминания об этом племени туземцев у меня сохранились особенно ярко может быть потому, что я прожил с ними довольно долго – около двух лет. А может быть и потому, что мне казалось: эта девушка – дочь Людвига Лейчардта, без вести пропавшего австралийского путешественника. Это был врач и прекрасный ботаник, удачно проведший экспедицию от залива Мортон до порта Эссингтон.
О том, что случилось с Лейчардтом в центральных областях Австралии, не имеется никаких достоверных сведений. Он бесследно исчез. И вот я думаю, что его-то следы я и нашел на берегу этого озера – инициалы на камне пирамидки соответствовали как раз его инициалам.
Я продолжал жить на берегу озера. Я надеялся, что мой больной в конце концов оправится настолько, что мы сможем тронуться в путь на берега морского залива.
Прошло уже два года, а я все еще не научился понимать лепет моего больного. Он постоянно твердил одни и те же имена, одни и те же названия местностей. Бормотал о какой-то экспедиции, о каких-то исследованиях. Меня он никогда ни о чем не спрашивал, с туземцами никогда не разговаривал. Туземцы смотрели на него, как на какое-то высшее существо, его болезнь делала его таковым в их глазах. Они относились к нему очень почтительно.
Вскоре я начал замечать, что мой товарищ, вместо того чтобы поправляться и приобретать силы, заметно слабеет. Его настроение становилось все более и более подавленным. Иногда он по несколько суток подряд не выходил из своего шалаша.
Однажды, когда я вернулся с охоты, длившейся несколько дней, ко мне подбежала Ямба и сказала, что с больным плохо. Я поспешил к нему. Войдя в шалаш, я увидел, что он лежит на земле, весь вытянувшись. Я тотчас же сообразил, что с ним какой-то припадок. Когда припадок прошел, я повернул больного на спину. Я уже несколько дней не видал его и потому был очень поражен видом больного. Его лицо было мертвенно бледно, он так похудел, что кроме костей, казалось, ничего у него не осталось. Я понял – смерти этого человека нужно ждать с часу на час.
Я как сейчас помню, все мы стояли вокруг него, выжидая момента, когда он откроет глаза. Он медленно поднял веки. Его взгляд остановился на мне. Этот безмолвный взгляд сильно потряс меня. Я понял, что на меня глядит разумное существо, человек в полном рассудке.
– Кто вы такой? Где я? – чуть слышно прошептал он.
Дрожащий и взволнованный, я опустился на колени подле него и подробно рассказал, как я нашел его два года тому назад в пустыне. Я сообщил ему, что сейчас он находится в самых дебрях центральной Австралии. Потом я послал Ямбу в свой шалаш за тем письмом, которое мы когда-то нашли в песках. Я прочитал это письмо больному. Сначала он слушал меня с большим удивлением, затем удивление сменилось утомлением, а потом – сильным упадком сил. Он попросил нас вынести его из шалаша на солнышко. Под открытым небом он как будто немножко ожил. Я прилег около него. Тут он сказал мне, что его зовут Гибсон и что он участник экспедиции Жиля 1874 года.
С этого времени я ни на минуту не отлучался от Гибсона. Когда он чувствовал себя немного лучше, он рассказывал мне об этой экспедиции, но я не знаю – было ли это правдой или бредом, а потому и не стану передавать того, что услышал от Гибсона. Он, по-видимому, сознавал, что умирает. Это скорее радовало его. Он был так слаб, измучен и утомлен жизнью, что желания жить у него не было.
С каждым днем Гибсон слабел все больше и больше. Я видел – смерть неизбежна. Не буду лгать, я был рад этому. Этот человек был для нас (меня и Ямбы) непосильной тягостью. Он вообще не мог жить той суровой жизнью, которой жили мы. Его кожа была так нежна, что нам постоянно приходилось заботиться об одежде для него. Его ноги были очень чувствительны. Босиком он ходить не мог, и мы то и дело обували его в сандалии из шкур, да и те частенько натирали ему ноги до крови.
Ямба еще раньше меня поняла, что он умирает. Ей было очень жаль его. Она попробовала возбудить его падавшие силы – дала ему лист особого растения «питхури». Этот лист туземцы жуют при упадке сил. Сок его вызывает нервное возбуждение, подъем сил. Но Гибсону и это не помогало.
Гибсон лежал на душистой и мягкой постели из листьев эвкалипта. Я и Ямба сидели около него. Вдруг он раскрыл глаза.
– Слышите вы что-нибудь? – спросил он меня, сделав страшное усилие.
– Нет.
– А я слышу. Я слышу голоса моих друзей.
Его лицо расплылось в улыбку. У него начинался бред. Он слышал голоса своих друзей, голоса участников экспедиции. Он что-то шептал им, но так слабо, что я ничего не мог разобрать.
Его рука сжала мою руку.
– Прощайте! – прошептал он.
Больше он ничего не говорил. Прошло еще около часа. Гибсон слегка потянулся, вздохнул и затих. Он умер.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Похороны Гибсона. – Заблудился в пустыне. – Предсмертные советы Гибсона. – Выдержки из книги Жиля. – Встреча Жиля с Гибсоном. – Фонтан в пустыне. – Решение. – Возвращение Жиля в лагерь. – Вещи Гибсона.
ТРУП ГИБСОНА не зарывали в землю. Его обложили различными листьями и травами и обмазали глиной. Затем его отнесли на вершину одиноко стоявшей скалы, где и поместили в небольшой пещерке.
Туземцы были убеждены, что бедняга не умер. Они думали, что он просто ушел от нас, вернулся на свою родину, в «царство духов». Они были убеждены, что он снова вернется к нам в том или другом виде. А так как он был «хороший человек», то его возвращение не пугало туземцев, очень боявшихся покойников.
Я лично был несколько другого мнения о Гибсоне. Из разговоров с ним (когда к нему вернулся рассудок) я вывел заключение, что он был очень ограниченным, мало развитым человеком. Поэтому-то я и не придавал особенного значения всем его рассказам об экспедиции, участником которой он якобы являлся.
Сколько я помню, Гибсон говорил, что экспедиция, в которой он участвовал, должна была, покинув Аделаиду, пройти сухим путем через весь материк Австралии. Экспедиция была прекрасно снаряжена, и долгое время участники ее не испытывали никаких особенных лишений. Однажды двое из участников (Гибсон и его товарищ) далеко отъехали от лагеря и заблудились. Вскоре Гибсон как-то разошелся с своим спутником и остался один. Гибсон предполагал, что уже тогда его рассудок несколько помутился от жгучих лучей солнца. Он в первую же ночь не стал разыскивать стоянку, а преспокойно улегся под деревом и заснул. На следующее утро он, однако, довольно ясно сознал ужас своего положения. Весь день он скакал на лошади, все вперед и вперед, не думая о пище и питье. Так он гнал лошадь до наступления темноты. По утру он с ужасом увидел, что лошадь отвязалась и ушла…
Что было дальше – Гибсон не помнил. Иногда ему смутно припоминалось, что он искал воды, что он куда-то брел. Сколько времени он блуждал по пустыне – этого он никак не мог сказать.
Слушая мой рассказ о том, что мне пришлось пережить за последние годы, Гибсон выказал искреннее сочувствие, а затем сказал мне, что если я когда-либо надумаю вернуться в общество подобных мне людей, то должен буду идти на юго-восток. Именно в этом направлении лежала Аделаида. Кроме того он сообщил мне, что главная телеграфная линия будет проведена поперек материка прямо с юга на север и что я мог бы придерживаться этого кратчайшего и самого верного пути.
Здесь я приведу несколько выдержек из книги Жиля «Австралия, дважды пройденная», в которой изложены самим главой экспедиции некоторые подробности о Гибсоне.
Жиль совершил всего до пяти экспедиций, с целью исследования страны, в центральную часть Южной Австралии и в Западную Австралию между 1872 и 1876 гг.
О своей второй экспедиции, участником которой был и Гибсон, Жиль пишет следующее:
«В конце января 1873 г. я прибыл в Аделаиду, где собрал своих товарищей, а в начале марта мы не спеша тронулись в путь, направляясь к Бельтана через Финис-Спрингс до Пика. Здесь нас встретили Багот на Каттль-Стешен (т. е. на станции для скота) и Блуд, член телеграфного департамента. Здесь мы оставили всю нашу поклажу и продали Баготу нашу повозку, а себе купили 20 вьючных и 4 верховых лошади.
Здесь же ко мне подошел небольшого роста молодой человек и спросил, помню ли я его. Он сказал мне, что его зовут Альф. Лицо его показалось мне знакомым, но я не мог припомнить, где я его видел. Тогда он сообщил мне, что его имя Альф Гибсон и что он видел меня на северо-западном повороте реки Муррея. Он просил меня взять его с собой.
– Хорошо! Я согласен, – ответил я ему. – Но скажите, умеете ли вы ездить верхом? Умеете ли ковать лошадей? Умеете ли вы голодать? Умеете ли вы терпеть жажду? Что вы скажете, если туземцы пожелают заколоть вас своими копьями?
Он сказал мне, что знает и умеет все, а туземцев не боится.
Конечно, этот Гибсон был не такого сорта человек, за которым я полез бы в болото, но люди были редки в то время. Лишний человек не помешал бы мне, а к тому же Гибсону так хотелось отправиться с нами. Я согласился взять его с собой.
Экспедиция наша теперь состояла из 4 человек – меня самого (Эрнеста Жиля), Вильяма Генри Тишкинс, Альфа Гибсона и Джемса Эндрюс, при 24 лошадях и 2 собаках.
В конце апреля 1874 г. я и Гибсон направились к западу. Мы ехали верхами, а третья лошадь шла с нами под вьюками. Она была навьючена двумя мехами с водой (воды было около 90 литров). Едучи рядом с Гибсоном, я рассказывал ему о различных экспедициях, о постигшей их участи, в большинстве случаев довольно печальной.
Затем мы поужинали копченой кониной. Было уже довольно поздно, и лошади наши нуждались в отдыхе, а главное – в питье. Особенно страдала от жажды вьючная лошадь, которая всю ночь бродила около нашего лагеря, всячески стараясь добраться до запасов воды. Один небольшой мех с водой мы повесили на дерево, и вот моя кобыла подошла к тому месту, где висел мех, и схватила мех зубами. Пробка выскочила, и вода, которой мы так дорожили, струей брызнула из меха…
Гибсон начал теперь раскаиваться, что обменял иноходца на вьючную лошадь, с которой было трудно справляться, так как она была очень тугоуздая, а к тому же – грузная и ленивая.
Весь этот день дул знойный северный ветер, а на следующее утро, 23 апреля, в воздухе чувствовалась какая-то странная сырость.
Следуя за мной в нескольких шагах, Гибсон вдруг крикнул мне, что его лошадь сейчас падет. Одна из наших лошадей пала еще раньше, так что вьюки были распределены по верховым лошадям. Рисковать второй лошадью было опасно. Поэтому я отказался от мысли добраться до цепи холмов, видневшихся километрах в 25–30 от нас, и повернул назад, следуя по нашему старому следу. Между тем лошадь Гибсона совершенно ослабла, она не могла уже нести своего седока, и мы вели ее в поводу. Она прошла еще с километр, затем повалилась и тут же издохла.
Моей кобыле приходилось теперь везти седло Гибсона и весь его вьюк. Мы продолжали путь верхом и пешком, поочередно садясь на лошадь. Проделав около 30 миль обратного пути, я крикнул Гибсону, который был впереди меня, чтобы он остановился и подождал меня. К этому времени у нас оставалось совсем мало воды, и мы весь этот остаток поделили между собой.
– Слушайте, Гибсон, – сказал я ему. – Вы видите, что мы в очень скверном положении. Ехать дальше может только один из нас. Я останусь здесь, а вы поезжайте. Но прежде хорошенько выслушайте и запомните, что я вам скажу.
Если наша кобыла не получит вскоре воды, то и она падет. Поезжайте все прямо. К вечеру вы доберетесь до воды. Напойте лошадь, наберите воды в меха и отправляйтесь дальше – за помощью. Оставьте на мою долю воды, сколько будет можно. Помните, я рассчитываю на вас – вы приведете мне помощь.
Первого мая, как я узнал впоследствии, в час пополуночи, я прибрел в наш лагерь и с рассветом разбудил Тишкинса. Он так вытаращил глаза, как будто я был не живой человек, а выходец с „того света“. Я спросил его, не видел ли он Гибсона, так как прошло уже около 8 суток с того дня, когда мы расстались с ним. Гибсона никто не видал. Мы отправились на поиски. 6 мая мы добрались до того места, где несчастный сбился с пути. Пока он шел по следу, проследить его было не трудно, но затем он почему-то покинул след и стал удаляться к югу, взбираясь и спускаясь по крутым песчаным холмам. Мы нашли остатки небольшого костра, который он разложил на том месте, где покинул наш старый конский след. Ошибся ли Гибсон или же он нарочно изменил направление – трудно решить, но, вместо того чтобы идти к востоку, как ему следовало, он пошел на юг.
Я назвал эту местность, лежащую между Раулинсоновской грядой холмов и следующим водным пространством, которое должно было находиться где-нибудь дальше к северу, „Гибсоновской степью“.
Вернувшись в лагерь после этих неудачных поисков, мы разобрали кое-какие вещи Гибсона и нашли старую записную книжку, какую-то песню в честь „чарки и вина“ и брачное свидетельство. Гибсон никогда не говорил мне о том, что он женат, и никто из нас не знал этого».
