Текст книги "Сеньор Виво и наркобарон"

Автор книги: Луи де Берньер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

29. Вальедупар

Наконец пришло время Дионисио и Анике совершить нелегкое путешествие в Вальедупар – город весьма несерьезный, где жители вешали ананасы на лимонные деревья, просто чтобы сбить с толку туристов, и где некогда ослица генерала Фуэрте родила котят. С тех пор как отец Дионисио, генерал Хернандо Монтес Coca, не прибегая к махинациям, для подтверждения своих губернаторских полномочий назначил выборы, город стал корневищем, краеугольным камнем зарождавшегося в стране местного демократического движения. Отсюда снаряжались военные экспедиции для подавления воображаемых коммунистических восстаний в районе Чиригуаны, скрывшейся под водами впечатляющего потопа, что способствовал обнаружению древнего города инков, которому Аурелио дал имя «Кочадебахо де лос Гатос».

Влюбленная пара грузила пожитки в древнюю машину. День выдался пасмурным, но душным, и Дионисио с Аникой совершенно взмокли, пока таскали вещи. Они загрузили кучу музыкальных инструментов, чтобы Дионисио сочинял песни и музицировал, и вскоре выяснилось, что больше места ни для чего не осталось. Потом было решено прихватить мопед Аники: Дионисио хотел, чтобы она чувствовала себя независимой. Учитывая размер и несимметричную форму «Нортона», запихнуть его в машину оказалось невозможно, однако путешественников осенила идея привязать его на крышу, пропустив через окошки веревки. Теперь дверцы автомобиля не открывались, и забираться и вылезать из него следовало тоже через окошки.

Пара пустилась в двухдневную поездку по знойным льяносам, и у Дионисио возникло ощущение, будто одна из жизней его закончилась, и ничего уже не будет, как прежде. Он даже не мог вспомнить, когда последний раз был счастлив так удивительно и так долго; его распирало от ощущения силы и здоровья, он с удивлением понял, что еще молод. Такими далекими казались дни, когда он просыпался по утрам и не мог понять, живой он или умер во сне. И Аника давно перестала оплакивать смерть матери.

Поездка на родину Дионисио прошла в основном без неприятностей, если не считать символических капризов машины. Один раз лопнул шланг подачи воды, потом забарахлил распределитель зажигания, и двигатель, стрельнув выхлопом, заглох. Что самое неприятное, от удара об кочку стал отваливаться самодельный глушитель, а разговаривать под треск мотора весьма затруднительно. Кроме того, дороги были, как водится, жутко изуродованы, все в рытвинах и промоинах, а потому лишь нетрезвые водители держались своей полосы, и лишь такие оптимисты, как Дионисио, надеялись куда-нибудь добраться.

В льяносах все по-другому. Скотина не такая гладкая и упитанная, как в сьерре, но с раздувшимся от паразитов брюхом и отчаянием на морде. Кошки – не элегантные философы, а запаршивевшие воришки. Травы – не сочные и густые, а пожухлые, иссушенные жарой, которая искажает предметы и так радикально действует на человеческий организм, что мочиться требуется раз в день, по вечерам; при такой жаре лепешки из маниоки можно испечь, просто положив их на крышу машины. Влажность такая, что даже знаменитая финская баня не может соперничать с ощущением, будто тебя заточили в собственном теле, которое обернули насквозь отсыревшим армейским одеялом. В бедных селениях чуть ли не на каждой глинобитной домушке с крышей из пальмовых листьев унасестился канюк или гриф в позе скучающего новобранца-часового. В дверных проемах неизменно видишь кучу тряпья, которую венчает непроницаемая физиономия его обладателя, всегда с большой сигарой в зубах и часто с грязным дитем, одной ручонкой цепляющимся за шею родителя, а другой запихивающим себе в рот желе из гуайявы.

Путешественники остановились на ночлег в лимонной роще, повесили индейский гамак. Ночь остудила мир до живительной прохлады, дождя не намечалось; усевшись под деревьями, влюбленные прислушивались к обезьяньим крикам, поглядывали на светляков, пили кофе и спорили, могут ли передавать бешенство летучие мыши. Когда парочка стала забираться в гамак, это была потеха, потому что сразу двоим в него залезть и не вывалиться весьма сложно. Аника удерживала гамак, лежа поперек сетки, чтобы Дионисио тоже залез; опытным путем они открыли секрет, столетиями известный индейцам: в гамаке удобнее всего ласкать друг друга, лежа наискосок. Потом они крепко, без сновидений уснули и пробудились поутру, опухшие от укусов и слегка поджаренные солнцем.

Дионисио гнал машину на бешеной скорости, чтобы кабину продувало ветром, и к тому же им хотелось успеть в Пуэсто-Гранде к четырем часам и посмотреть, как знаменитый механический негритенок на городских часах выскакивает и бьет молоточком в колокольчик. В означенный час кукла шатко выехала из ниши, нерешительно тюкнула четыре раза в колокольчик и убралась восвояси. Возникло ощущение разочарованной пустоты, какое часто бывает после встречи с чудесами техники, но все равно пара направилась отметить свое прибытие в мотель «Майами». В баре, где кишели куры, а единоличным хозяином проживал боров, жравший сигаретные окурки и огрызки сигар, Аника спросила:

– Тебе не кажется, что мы сами чокнутые?

С приближением к родительскому дому Дионисио почувствовал, как внутри разливается тепло. Их род происходил из Ипасуэно, но семья генерала проживала в департаменте Сезар уже так давно, что Дионисио считал своим настоящим домом Вальедупар, тем более что сумасбродные причуды местных жителей как нельзя лучше подходили его характеру, а на одуряющую жару и разрушительные ливни, ненасытных прожорливых насекомых и назойливый стрекот охрипших сверчков в темноте можно не обращать внимания.

Родители Дионисио жили теперь в доме неоколониального стиля с облупившейся краской и прохладными внутренними дворами. Во дворе находилась увитая бугенвиллией копия аристотелевской беседки и разбит обширный сад, стараниями матушки-садовницы превращенный в благотворный лес, – каждое знаменательное событие отмечалось посадкой деревца, и теперь обитатели дома задыхались в непомерном изобилии авокадо, гуайявы и цитрусовых. Генерал обычно давал солдатам наряды на сбор плодов, а потом корзины выставлялись перед воротами, и караульным приказывалось раздавать фрукты нуждающимся женщинам и изголодавшимся путешественникам.

Сам дом будто примирился со временем. В нем жили воспоминания о помпезных празднованиях и визитах высокопоставленных особ, он словно удалился на заслуженный отдых, чтобы выращивать розы и основательно Расслабиться, не испытывая горечи, не сожалея о прошедшем. В коридорах висели фамильные портреты, и среди них изображение графа Помпейо Ксавьера де Эстремадуры с дырочкой на носу, которую посредством духового ружья проделал в юные годы генерал, желая отомстить предку за суровый укор в лице. На стенах висели коллекции сабель, пик и мушкетов колониальной эпохи, а еще часы, такие старые, что застали времена, когда никто никуда не спешил, и потому не требовалось минутной стрелки. Одна из домашних кошек завела привычку пихать в механизм живых мышей, и теперь в часах проживало небольшое, но процветающее семейство, члены которого овладели искусством точно определять время, когда пора прятаться от движущихся деталей.

Род Дионисио был древним, родословная документирована, отчего все члены семьи ощущали уверенность в своем праве на существование. Генерал уже настолько запутался в семейных традициях, что порой забывал, в каком веке живет, и супруга ему напоминала. По складу ума он был сугубо мирным человеком, на лице его застыла озадаченность, а своими чувствами генерал управлял, руководствуясь военным пониманием порядка и принципами разумного человеколюбия.

Вид матушки Дионисио говорил о том, что некогда она являлась горячей поклонницей Кармен Миранды,[27]27
  Кармен Миранда (1909–1955) – актриса, кумир латиноамериканской публики, «дама в шляпке с фруктами». Снималась в музыкальных фильмах: 15 картин в Голливуде, 300 пластинок. Одна из причесок: волосы зачесаны над ушами и собраны на макушке в сложную конструкцию.


[Закрыть] – это обстоятельство выдавалось главным образом прической, которая не менялась с юности и по-прежнему ей шла. Мама Хулия была парадоксальной вегетарианкой: ей нравилось подавать к столу сочные куски жареного мяса и смотреть, как семейство прожорливо их поглощает, а самой тем временем ковыряться вилочкой в спартанской порции тушеных овощей. Мама Хулия обладала поразительным даром наивности и проницательности, всегда понимала других людей лучше тех, кто владел мрачными секретами психологии или в равной степени пессимистичными тайнами христианства. Она досконально знала все темные суеверия и приметы, прилежно и с увлечением следовала им, но ни в одну не верила. Генерал был убежден, что жена родилась на столетие раньше, чем следовало; она славилась на всю округу как спасительница раненых зверей и птиц, а он полагал, что о цивилизации можно судить по отношению людей к животным, и высчитал: пройдет не менее ста лет, прежде чем весь народ станет относиться к зверью, как мама Хулия. Расчеты были сделаны с помощью статистических данных министерства сельского хозяйства и отражены в большой диаграмме, которая теперь висела в рамке в коридоре возле фотографий подразделений, где приходилось служить генералу.

Дионисио и Аника прошли проверку охраны у ворот, подрулили к дому и, застревая в окошках, еще выкарабкивались из машины, когда ее окружила встречающая делегация в составе прислуги, генерала, всех домашних животных и присоединившихся к ним подраненных зверей, не пожелавших оставаться в стороне. Генерал расцеловал сына в обе щеки, заключил в объятия, по-военному крепкие, затем галантно приложился к щечкам Аники, произнес тщательно продуманные комплименты и поздравил Дионисио с тем, что тот сумел отыскать себе такую рослую даму. Мама Хулия вышла из дома, переобнимала всех, включая мужа, и с одного взгляда вычислила Аникин характер. Вечером она сообщила сыну, что уже любит девочку за ее чистую душу. Дионисио пустился в невероятно пространные перечисления добродетелей и привлекательных сторон возлюбленной, а мама Хулия в ответ фыркнула:

– Я сказала абсолютно то же самое, только одной фразой.

Аника легко вписалась в устои дома, а Дионисио тотчас вернулся к отведенной судьбой роли, состоявшей в том, что он единственный из домочадцев (включая слуг, к которым родители относились как к почетным гостям) был лишен чувствительного воображения, но обладал отвагой, чтобы убирать кошачье дерьмо, избавляться от змей и пауков, выпускать на волю птиц-подранков и отлавливать случайно проникших в дом грызунов.

30. Алхимическая атака его превосходительства

С тех пор как его превосходительство занялся с супругой чувственной алхимией, он изо всех сил старался обеспечить свои действия соответствующей физиологической поддержкой.

В день, намеченный для безжалостного отмщения Заправиле, президент поглотил неимоверное количество настоя дамианы, спецрейсом доставленной из Мехико. Эта трава эффективна не только для пробуждения сладострастия, но еще действует на психику, подобно марихуане, которую его превосходительство считал прекрасным средством для расположенности к чувственным предметам. В дни занятий герметическими таинствами президент обычно пребывал в состоянии, не подходящем для управления страной; соответственно, его канцелярия закрывалась, а он сам, размахивая руками и бормоча что-то себе под нос, бродил по дворцу, пока своенравные видения бурлили в нем за печатью дверей одурманенного сознания.

Его превосходительство выпил также непомерное количество гуараны и катуабы,[28]28
  Тонизирующие напитки из семян плодов лианы.


[Закрыть] привезенных с Амазонки, где главу государства с ними познакомил индейский вождь во время одной из редких президентских поездок в глубинку. Эти травы способствовали великолепному самочувствию – и духовному, и физическому, – с избытком заменяя женьшень и большие дозы витамина Е.

Недавно его превосходительство узнал, что в Соединенных Штатах возможно оснаститься любопытным прибором – гидравлическим мешочком, внедренным в пещеристую ткань члена. В брюшную полость у основания члена вшивается резервуар с инертной жидкостью, а в мошонку – насос. Требуется лишь осторожно, однако решительно сдавить мошонку, жидкость из резервуара перетекает в член и впечатляюще его выпрямляет; чтобы с царственным достоинством избавиться от наполнения, нужно качнуть насос опять. Его превосходительству подумалось, что с таким устройством занятия сексуальной алхимией теоретически могут идти непрерывно. Он уже заказал рекламные проспекты на вымышленное имя и пока не собрался лечь на чудодейственную операцию лишь по двум причинам: во-первых, слишком велико бремя президентских дел, во-вторых, мысль, что ему рассекут член, наполняла президента безотчетным ужасом. Однако изобретательность и человеколюбивая природа идеи переменили взгляд его превосходительства на Соединенные Штаты, и он уже различал в этой предприимчивой стране образец общественного устройства. Агрегат преисполнил его большим сочувствием к требованиям американского правительства насчет уничтожения наркокартелей.

Президент Веракрус и его послушная жена весь день старались не думать о сексе, чтобы не расплескать психосексуальную энергию, которая потом пригодится во время соития. Самое парадоксальное, что стремление о плотском не думать сосредоточивало внимание на нем, и этим объясняется, почему супруги закатывали сами себе оплеухи – пытались отвлечься на боль. (Это объяснение опровергает слухи и разговоры о ненормальности четы, и оставьте в покое Разум Нации.)

Ранним вечером, когда полная луна светила прямо в окна главного будуара страны, его превосходительство и сеньора Веракрус приняли ванну и тщательно вымыли друг друга везде, дабы смыть не только грязь, каждодневно наносимую ответственной должностью, но и незримую духовную пагубу, что всегда отыщется в повседневной жизни. Потом они вытерлись свежими полотенцами, выстиранными в горной ключевой воде, в которой с гарантией отсутствовали химические и промышленные примеси: ее можно приобрести в бутылках на улице Фернандо в торговом центре Эразмо Хидальго, «Поставщика Редких Древних Поделок и Малоизвестных Предметов Роскоши».

Затем, согласно годами отточенному церемониалу, каждый облачался у себя в комнате. Его превосходительство изображал Озириса,[29]29
  Озирис – великий египетский бог, правитель загробного мира, судия мертвых.


[Закрыть] увенчанного египетской короной, смахивавшей на большой белый презерватив с огромными зелеными гусеницами спереди и сзади. Президент клеил себе длинную навощенную бороду, загибавшуюся внизу, и закутывался в белый халат, который по замыслу должен был напоминать обмотки мумии, поскольку Озирис – не только бог воскрешения, но и судия мертвых. Его превосходительство держал в руках посох и цеп, а на челе нес невероятно серьезную возвышенность помыслов.

Сеньора Веракрус появлялась в весьма правдоподобном образе Изиды.[30]30
  Изида – египетская богиня плодородия, сестра и жена Озириса, мать Гора, олицетворяет женское рождающее начало, иногда изображается с головой коровы.


[Закрыть] В руке систрум,[31]31
  Систрум – древний египетский музыкальный инструмент, подобие бубна и погремушки с ручкой.


[Закрыть] на голове впечатляющее сооружение из пары изящно изогнутых коровьих рогов с сияющим солнечным диском между ними. На лбу красовалась голова чучела кобры; пряди волос, как полагается, выпущены перед ушами. Черный парик с длинными волосами перехвачен золотым обручем, на шее разноцветное ожерелье, на руках у плеч и в запястьях – тройные браслеты. Босая, стройное тело затянуто в белое платье без бретелек, похожее на чехол, а подведенные черным карандашом глаза изумительно подобны очам Гора.[32]32
  Гор – египетский бог дня, изображался с головой хищной птицы и глазами в виде солнца и луны.


[Закрыть]

Затем они вводили в комнату своего магического первенца – огромного черного ягуара в красном воротнике, сверкавшем самоцветами; присутствие твари, что могла сойти за богиню Сехмет или Бает, добавляло всей атмосфере достоверности. Поразительная зверюга сворачивалась на коврике и весь дальнейший ритуал дрыхла.

Приняв вид и, стало быть, переняв мощь божеств, чета становилась лицом к лицу и возлагала руки на плечи друг другу. Очень торжественно и убежденно они нараспев прочитывали все сорок два стиха возвышенного «Утверждения Невинности», которые отыщутся во всех почтенных вариантах «Книги мертвых».

Прочитав весь текст по пришпиленной к стене шпаргалке, сеньора Веракрус обращалась к супругу: «Ты – мой царь, мой воскресший Озирис, мой жрец!», а тот разводил руки, перед тем скрещенные на груди в знак Озириса Усопшего, и поднимал их, обратив ладонями вверх – символом Озириса Воскресшего.

Затем его превосходительство взывал к супруге: «Ты – моя царица, моя ожившая Изида, моя жрица!»

Стараясь избежать не подобающей богам спешки, они раздевали друг друга и ныряли в постель. Потом следовал длительный период, когда они с величайшей томностью ласкали друг друга во всех доступных местах, время от времени прерываясь, чтобы освежиться посредством охлажденного шампанского, которое некогда французский посол порекомендовал как крайне мощную поддержку в эротических затеях. Этот господин утверждал, что в низу желудка есть клапан, который захлопывается, едва туда попадает что-то очень холодное. Когда температура продукта становится приемлемой для переваривания, клапан открывается и разом сбрасывает все шампанское в кишечник, чем и объясняется бодрящее воздействие этого напитка.

Когда уже не хватало сил выносить танталовы муки и возникали все необходимые условия для мистического соития, сеньора Веракрус с божественным апломбом усаживалась на президентский член и с изысканной нежностью обхватывала его влагалищем; этот панамский трюк позволял обоим еще долго удерживаться на грани взрыва. Если вдруг его превосходительство чувствовал неудержимый порыв раствориться в оргазме, он сосредоточивался на необычном головном уборе жены, что помогало отползти от края пропасти.

Во время этого грандиозного ритуала всегда случались любопытные паранормальные явления, порожденные напряженной концентрацией и великолепием наслаждения. В этот раз свернувшийся калачиком огромный черный ягуар взлетел и продолжал спать, зависнув в метре над полом, а стрелки дворцовых часов согнулись под прямым углом. Вдобавок комната наполнилась ароматом печеных плодов и поджаренного тмина, а сеньора Веракрус отчетливо почувствовала, как по спине вверх-вниз пробегают персты ангела.

Когда это произошло, она уже не могла сдерживаться и достигла такой сокрушительной кульминации, что увенчанный рогами и солнечным диском убор слетел с головы, а египетская корона его превосходительства наползла ему на глаза. Но это не отвлекло их от наивысшей сосредоточенности, ибо в момент божественного распада на части они всей силой воображения представляли свое долгожданное «магическое дитя», каковым на сей раз была внезапная смерть Заправилы.

Потом, когда здоровенная кошка с грохотом шлепнулась на пол, а все дворцовые часы отстали на десять минут, сеньора Веракрус, рыдая и трепеща, лежала в объятиях мужа.

– О, папулик! – стонала она. – Еще хочу!

По лицу его превосходительства промелькнул испуг, и президент вновь подумал об операции.

31. Подлива агуакате и Голый Адмирал

Ночью мама Хулия была шокирована скрипом половиц, когда влюбленные сновали друг к другу в комнаты, полагая, что маскировочный слив воды в туалете и неумолчный стрекот сверчков заглушат шум. Генерал сказал: «Перестань, женщина, совершенно ясно, что они женаты дольше нас», – после чего она утихомирилась и великодушно договорилась сама с собой делать вид, что в ее почтенном доме по ночам царит католическое целомудрие.

Мама Хулия с генералом отбывали на отдых в Коста-Рику, и по обычаю для пригляда за домом вызвали Первую Весну. Достоверно никто не знал, кому и кем она доводится и вообще родственница ли, но она уже так давно считалась членом семьи, что не имело значения, если б она вдруг оказалась самозванкой, самой собой или кем-то там еще. Мама Хулия была убеждена, что даже с батальоном слуг Дионисио за порядком не уследит, и, вероятно, растерялась бы, выясни она вдруг, что сыну это по силам. Первой Весне, индианке-полукровке, было под семьдесят. В молодости она отличалась возмутительной неразборчивостью в связях, а старость посвятила поискам мужа. Эта женщина страдала расстройством личности, которое не мог вылечить ни один врач. Расстройство заключалось в том, что она не понимала шуток, хотя обладала грубоватым чувством юмора и обескураживающей привычкой говорить непристойности. У Первой Весны имелся и грех поменьше: она несводимыми чернилами вечно вписывала неверные ответы в сборники кроссвордов, чем приводила в беспомощную ярость маму Хулию, пока она не приучилась загодя прятать кроссворды в чемодан. Первая Весна интересовалась всем, но ни в чем, похоже, не разбиралась; обижалась на невинные замечания, а по правде обидные оставляла без внимания; как и мама Хулия, она обладала даром нянчиться с подранками и так же покорно смирялась с неизбежным, когда Дионисио приводил в дом подружек. Первая Весна тотчас подпала под чары Аники и переставала ворчать, едва та ее обнимала. Дионисио рассказал подруге, что с тех пор как Первая Весна служила в Мехико, ее любимое блюдо – барашек под соусом агуакате, и, вполне возможно, она будет подавать его каждый день – пророчество, сбывшееся в точности.

Когда прибыла Первая Весна с чемоданами, набитыми, можно подумать, свинцом и застывшей вулканической лавой, а генерал с мамой Хулией отбыли, для Дионисио с Аникой наступили счастливейшие времена. Аника вдруг сбросила все свои комплексы, будто изветшавшую одежду. Она при всех держала Дионисио за руку, ненасытно целовалась с ним прямо на глазах у блюстителей общественной морали и согласилась, наконец, что когда они вместе, каждый из них лучше, чем порознь.

Родители отсутствовали, Первая Весна храпела и во сне ругалась в дальнем конце дома, где ей грезились верблюды с львиными головами, совокупляющиеся с Президентом, и влюбленные проскальзывали друг к другу в комнату, даже не сливая воду в туалете. Аника, с каждым днем все более юная, лежала в ожидании под москитной сеткой, с гримасками, предваряющими акт любви: покусывала нижнюю губку, вскидывала бровки, а глаза у нее светились предвкушением наслаждения.

Сначала они лежали рядом, давая дню угаснуть, а телам – налиться неистовым теплом для слияния; затем наступало время рукам отправляться в странствия. Потом приходила пора путешествий языка и губ; он пробирался по ее длинным ногам, она – по шероховатой саванне его тела, и наконец, обессиленные и ублаженные, они засыпали крепким сном, а раздосадованные москиты облепляли сетку черной подрагивающей массой, которая всегда необъяснимо исчезала с рассветом.

Как-то вечером они отправились повидаться с Голым Адмиралом. Он был другом семьи, а на службе отвечал за призыв новобранцев на флот по всему округу, почему и оказался за сотни километров от моря, где заняться почти нечем, только устраивать разные причуды в саду. Заядлый натуралист, он разделял патриотический интерес бывшего генерал-губернатора Фуэрте к орнитологии и чешуекрылым. В юности Голый Адмирал выдвинул теорию, что ношение одежды сокращает выработку спермы, и с тех пор одевался, лишь покидая свои владения; его жена, таким образом, ни разу не отважилась устроить званый обед или пригласить влиятельных лиц погостить. Удивительно, однако подобное негостеприимство не тормозило продвижение Голого Адмирала по службе, как это случилось бы в вооруженных силах, скажем, Великобритании. Со временем Голый Адмирал совершенно одряхлеет и станет ходить нагишом все время, покидая усадьбу в том виде, в каком его замыслила природа, но не имея представления, куда направляется, и не помня по возвращении, где побывал. Его седовласая жена умрет от омертвения тканей, и в конце концов Адмирала поместят в дом престарелых, где его нагота никого не смутит. Он будет стоять в дверях сего милосердного заведения и с восторженной учтивостью приветствовать визитеров, имея вид хозяина нескончаемой вечеринки, чем возместит прожитые в Вальедупаре годы без светских приемов. Он умрет с безмятежным лицом и с внушительной эрекцией, подтверждающей юношескую гипотезу о выработке спермы.

Голый Адмирал призвал Дионисио, потому что знал: тот во время каникул всегда ищет работу; Адмирал радовался, что причуды у него в саду соорудит в меру известный философ. По сему случаю мысли его обратились к смерти, и он решил, что ему необходим мавзолей в виде пирамиды – точно такой, как с 1801 по 1812 год строил себе член британского парламента «Сумасшедший Джек» Фуллер[33]33
  Джек Фуллер (1757–1834) – член британского парламента, эсквайр Брайтлинга. Славился эксцентричными поступками, в память о себе создавал причудливые строения, преподнес несколько исторических зданий в дар обществу, учредил университетские стипендии. Имел прозвища «Сумасшедший Джек» и «Честный Джон», последним очень гордился.


[Закрыть] в Роуз-Хилле. Сей знаменитый муж был любимым героем Голого Адмирала, и Адмирал в подражание взбалмошному англичанину уже соорудил ротонду с куполом, башню затворника, обелиск и церковный шпиль без церкви. Дионисио с Аникой посмотрели чертежи, куда Голый Адмирал тыкал толстым пальцем, отчего-то казавшимся еще более голым, чем его хозяин, и Дионисио сразу понял неосуществимость плана. Он сказал, что в здешних краях нет каменоломен, а мавзолей такой высокий, что придется возводить леса из бамбука и досок – это удорожит строительство. Голый Адмирал ненадолго задумался и согласился, что мавзолей надо строить из глины, обложить саманом и делать такой высоты, чтобы после смерти он мог сидеть там голым, но в цилиндре и с бутылкой кларета в правой руке.

– Знаешь, Дионисио, почему этот англичанин не хотел, чтобы его похоронили нормально? Он говорил, его сожрут черви, червей склюют утки, а уток слопают его родственники. Опасался, понимаешь, кровосмесительного людоедства. Да, и вот еще что. Пол надо усыпать битым стеклом. Когда дьявол явится за мной, порежет себе лапы.

Вошла жена Голого Адмирала с чашечками гуарапы и дольками ананаса. У этой седой дамы щеки постоянно алели от смущения за мужа. Она считала, что обязана компенсировать его поведение изысканно старомодными манерами. Адмиральская супруга рассыпалась в столь поэтических и цветистых комплиментах, что одни усматривали в них издевку, другие иронию, а третьим вспоминались надгробные речи над катафалками национальных героев. Долгие годы она занималась каким-то неясным академическим проектом, поглощавшим почти все ее время, и пространно говорила об архивных изысканиях, даже вскользь не упоминая предмета раскопок. Когда она умерла и ее бумаги в конце концов разобрали, выяснилось, что на протяжении двадцати лет она собирала и сопоставляла все упоминания о кроликах, встречавшиеся в европейской литературе со времен Древнего Рима. Ее душеприказчики так и не поняли, что она вот-вот собиралась доказать, когда скончалась от омертвения тканей, сидя за столом с пером в руке над чистым листом бумаги, на котором сверху значилось только слово «Заключение».

Покинув дом, Дионисио с Аникой обсудили, не тронулась ли умом эта старая пара, и пришли к выводу, что супруги вроде абсолютно нормальные люди, у которых много денег и мало забот.

По дороге, когда Дионисио уже обдумывал постройку мавзолея, Аника изумленно спросила о том, что вертелось у нее на языке с момента, едва она украдкой бросила взгляд на Голого Адмирала:

– Ты заметил, у него херок кривой?