Текст книги "Необыкновенные приключения Синего человека"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

– Кидай сюда!

Плоды градом посыпались на землю. Звук, который они при этом издавали, ясно свидетельствовал об их немалом весе.

Когда набралось штук двадцать орехов, Феликс велел Ивону спускаться.

– Ну, как вам мои ядра, дядя? – Юнга поднял одно из них, весом не меньше килограмма.

– Орехи! Господи! Да это же орехи! Но если это ядра, то должны быть и пушки, не так ли? В артиллерии, по крайней мере, сие непреложно.

– А вот тут-то вы и ошибаетесь, дядя.

– Ты хочешь сказать, что пушка нам не понадобится?

– Именно так! Когда у бразильцев нет ядер, они всегда используют орехи.

– Не может быть.

– Может. Так было во время последней войны, когда они одержали победу над парагвайцамиnote 208Note208
  Парагвайцы – жители государства Парагвай, в центральной части Южной Америки. Образовались от смешанных браков между индейцами и испанскими переселенцами. Упоминается тяжелейшая война 1865 – 1870 гг., когда против парагвайского диктатора, вторгшегося в бразильскую провинцию Мату-Гросу, на стороне Бразилии выступили Аргентина и Уругвай.


[Закрыть].

– Откуда ты все это знаешь?

– Прочитал в книжке.

– Ох уж эти твои книжки! – пожал плечами Беник, не отличавшийся особой склонностью к чтению.

– Между прочим, как видите, из них можно почерпнуть кое-что полезное.

– Верно, что и говорить…

– А еще рассказывают, что раньше, когда на корабле кончались ядра, капитан приказывал набивать пушки чеканной монетой.

– О! Я слышал об этом. Это точно!

Удивительно, но Беник, не слишком доверявший печатному слову, слепо верил преданиям и легендам.

Надо сказать, уважаемый читатель, что юнга был абсолютно прав. Бразильцы действительно с успехом применяли орехи в качестве метательных снарядов.

– Положим, ты прав, – Бенику было трудно смириться с собственным поражением, – ну, а где же все-таки твои пушки, твой порох?

– В них нет необходимости, дядя.

– Вот еще выдумал!

– Скажи, Генипа, – обернулся юнга, – не ты ли говорил мне, что индейцы используют ветви этих деревьев для своих луков?

– Да, это хороший лук.

– Так вот, дядя, это и есть моя пушка…

– Сочиняй… – присвистнул бывалый моряк.

Мальчуган смекнул, что пришло время делом доказывать свою правоту. Обвязав себя длиннющей веревкой, он через несколько секунд очутился на верхушке ствола, примерно на десятиметровой высоте. Один конец веревки Ивон закрепил на самой макушке кроны, а другой сбросил вниз, скомандовав: «Тяни!»

Беник и Жан-Мари, к которому присоединился и сержант Педро, перешедший на сторону противника, схватились за этот конец и с силой притянули верхушку дерева к земле. Недаром индейцы выбрали для своих луков именно это дерево. Его гибкость поражала. Огромный, мощный ствол без труда согнулся дугой.

– Таким образом, получилась отличная пружина, – сказал юный изобретатель, спрыгнув вниз. – В свое время она себя покажет.

– Может быть, может быть… – бормотал Беник. – Надо еще проверить, как все это будет.

Однако мальчишка торжествовал. Не долго думая, с помощью веревки прикрепил к верхушке большой орех. А затем, выхватив у Генипы саблю, рубанул что есть силы по канату.

ГЛАВА 8

Новое – это хорошо забытое старое. – Катапульты. – Два дня на все про все. – Ценные сведения. – Пристрелка. – Командирская башня. – Баррикада. – Внимание! – Удар! – Первое попадание. – Огонь стихает. – Парламентарий. – Злоключения управляющего. – Ивон не отвечает. – Кровавый дождь!

Пока шли приготовления, Беник не переставал тихонько посвистывать. Этот свист знаком любому матросу парусного судна. Если на море штильnote 209Note209
  Штиль – затишье, безветрие.


[Закрыть], то таким образом моряки как бы «призывают ветер».

В тот момент, когда раздался глухой удар сабли, боцман умолк.

– Тысяча чертей!.. – Он следил глазами за верхушкой дерева, молниеносно взлетевшей ввысь и издавшей звук, очень похожий на артиллерийский залп.

Сила пружины оказалась так велика, что орех моментально исчез из виду, и только несколько мгновений спустя друзья услыхали, как он грохнул метрах в ста от них.

– Ну как, дядя? Что скажете? Как вам эта артиллерия без пушек и пороха?

– Круто!.. Нечего сказать. Ну ты и хитрец!

– Хитрец, да и только! – эхом отозвался Жан-Мари.

– Послушай! Ведь ты настоящий изобретатель!

– Это старый прием, я только придумал, как применить его в нашем положении. Спросите у месье Феликса.

– Да, верно: прием известный. До изобретения пороха древние использовали аналогичные машины. Они их называли катапультыnote 210Note210
  Катапульта – метательная машина у древних греков и римлян (для метания стрел, камней и проч. в осаждаемую крепость).


[Закрыть].

– Но для этого нужно много деревьев, – Беник проявлял вопиющее невежество в области античной историиnote 211Note211
  Античная история – история Древней Греции и Древнего Рима.


[Закрыть].

– Да нет же, Беник, – отвечал Феликс, еле сдерживая смех, – машины у древних были не так примитивны, как изобретение Ивона. Их можно было перемещать в зависимости от стратегических нужд. Но принцип их устройства являлся абсолютно таким же.

– Но они, по крайней мере, били точно? – Жана-Мари как профессионала интересовали подробности.

– Более или менее…

– Хоть прицел у них был, у этих ката… Как вы говорите?

– Катапульт!

– Язык сломаешь!

– Прицел… ей-богу, не знаю…

– Во всяком случае, ваши древние, должно быть, умели делать расчеты, иначе их снаряд улетел бы черт знает куда или упал бы на них же.

– О! Об этом и я думал, – радостно вскричал Ивон. – К счастью, у нас есть немного времени, и надеюсь, мы успеем разыскать ядро и пристреляться. Это дело двух выстрелов, а возможно, даже и одного.

– Да, мы можем это сделать. Твой снаряд упал не слишком далеко. Найти его будет нетрудно. Хорошо бы обрушить на этих негодяев настоящий артиллерийский огонь.

– Слышали, что сказал Жану-Мари наш новый друг, сержант Педро?

– Друг!.. Именно… – робко подтвердил сержант.

– Он сказал, что мы окружены и нас будут атаковать со всех сторон. На наше счастье, и деревья растут здесь вкруговую. Так что все получат свое.

– Они получили бы больше, если б у каждого из нас был двенадцатизарядный карабин да по две сотни патронов на нос.

– Конечно! Однако зачем говорить впустую? Давайте лучше действовать!

Юный изобретатель, которому вручили все бразды правления, взглянул на паталосов. Те по-прежнему вили веревки. Они очень старались и сильно преуспели в этом деле, так что могли теперь немного передохнуть. Ивон выбрал самые крепкие, но не слишком толстые веревки, проверил, удастся ли разрубить такой канат одним ударом, и, убедившись, что все в порядке, подозвал Генипу. Через несколько секунд тот перевел индейцам распоряжения главнокомандующего. На верхушке каждого из деревьев, стоящих вокруг, нужно было закрепить по канату.

Краснокожим ничего не стоило взобраться на семиметровую высоту, и вскоре все было готово. Одно удовольствие работать с такими помощниками.

Теперь предстояло одну за другой пригнуть орешины к земле, приладить ядра и провести пробные стрельбы. На этот неблагодарный и тяжелый труд необходим был целый день. Однако все, включая и сержанта Педро, с готовностью взялись за дело.

Пока паталосы, словно юркие обезьяны, лазали вверх-вниз по деревьям под присмотром Генипы и общим руководством Ивона, Жан-Мари, Феликс, Беник и сержант Педро собирали орехи, заполняя ими всю поляну, а затем симметрично раскладывая возле катапульт, как это делается на настоящей артиллерийской батарее.

Между тем Беник и Феликс начали беспокоиться: противник не подавал признаков жизни. Порой даже трудно было поверить, что неподалеку есть кто-то, кому здесь готовят столь сокрушительный отпор.

– Честное слово! Ни за что бы не сказал, что мы окружены и что на расстоянии какого-нибудь километра целый экспедиционный корпусnote 212Note212
  Экспедиционный корпус – военный корпус, отправленный в отдаленную местность со специальным заданием.


[Закрыть].

– Ничего не понимаю!

– Вы ничего не слышите? – спросил Жан-Мари. – А вы, Педро?

– Не знаю, о чем вы, месье.

– Видите ли, друзья мои, когда войска на марше, ничто не заставит солдата выбиться из общего строя…

– Конечно! Никто не покинет шеренгу, мало ли что: дикий зверь или индеец. В лесах опасно.

– Вот-вот! А если опасно?..

– Солдат не покинет лагерь. Он ест, спит, курит и не двинется с места по собственной воле.

– Ни за что! Вот в чем причина тишины и спокойствия. Однако не теряйте бдительности! Придет время, мы еще услышим их.

– Надеюсь! – произнес Ивон. Глаза его блестели, щеки горели, как в лихорадке.

– Посмотрите-ка на этого сопляка! Послушать его, так нет ничего лучше, чем сражение! Настоящий бретонец, наша кровь!

– Итак! – Ивон полусмеялся, полуважничал. – Бомбардиры! По местам!

Начиналось самое главное. Все дело было в том, чтобы снаряды не улетели слишком далеко, но и не проломили головы своим.

Мальчуган и тут все предусмотрел, заранее приказав подбирать орехи приблизительно одного размера, чтобы легче было все рассчитать. В центре поляны, на небольшом возвышении он оборудовал наблюдательный пункт. Здесь росло ветвистое дерево, в густой кроне которого человека совершенно не видно. Из этого убежища удобно руководить военными действиями. Жан-Мари окрестил его командирской башней.

Все готово!

Юнга указал на дерево, которому суждено было начинать. Первый снаряд упал в ста двадцати метрах, и боцман отправил Жана-Мари и Генипу на разведку.

– Только посмотрите, и никакой самодеятельности, а не то попадетесь.

– Есть, старшой! – смеясь отвечал бывший сержант. – Мы пройдем неслышно.

Разведчики скрылись в густом кустарнике, и оттуда раздался свист.

Ивон скомандовал:

– Первый номер! Огонь!

Беник рубанул канат. Дерево с шумом распрямилось и выплюнуло ядро-орех.

Прошло не более четверти минуты, как юный наводчик захлопал в ладоши и закричал, сидя в своей «башне»:

– Есть!.. Дядя, месье Феликс! Снаряд найден… Жан-Мари и Генипа отметили то место, сломали ветку…

– Прекрасно, мой мальчик! Значит, надо стрелять, когда солдаты окажутся возле этой сломанной ветки.

– Осталось испытать остальные, не так ли, дядя?

– Так точно, командир!

– Если знать наверняка, куда падают снаряды, все будет в порядке. Отсюда я прекрасно увижу неприятеля и смогу вовремя дать сигнал.

– Но, командир, надо, по крайней мере, распределить наши пушки по секторам.

– Об этом я подумал. Вы возглавите свой сектор.

– С удовольствием! Но мы здесь в низине и ничего не видим.

– Я буду вашими глазами. Думаю, что надо соорудить баррикаду из валежника вокруг поляны. Паталосы и Генипа смогли бы поддержать нас огнем из луков.

– Здорово придумано! А, Беник?

– Ничего не скажешь!

– Номер два! Огонь! – последовала команда.

Следующий орех со свистом улетел в тишину. Удар оказался не хуже первого.

Все это время Ивон оставался серьезным и внимательным. Взрослые предоставили ему свободу действий, и он, чувствуя груз ответственности, но не сгибаясь под его тяжестью, готов был на любые испытания. У мальчишки поистине железный характер. Он не пасовал перед трудностями, не зазнавался, не трусил. Подросток стал настоящим мужчиной.

Но надо отдать должное и помощникам юного командира: сильным, умным, выносливым. Словом, о такой команде можно было только мечтать.

Беник, забыв о своем недавнем подтрунивании, вел себя так, будто на плечах племянника сверкали золотые эполеты. Жан-Мари целиком отдавался делу и подчинялся мальчику, словно это был, по крайней мере, адмирал флота. Феликс утверждал, что Ивон рожден командовать эскадрой. Даже молчаливый Генипа всячески выражал ему свою поддержку и восхищение. А уж об Уаруку и говорить не приходится. Пес, как часовой, сидел у подножия наблюдательного пункта, без конца поглядывая наверх и тщательно принюхиваясь.

Все катапульты прошли испытание. Место падения каждого снаряда отметили сломанной веткой. Вокруг поляны построили баррикаду. На этом рубеже солдаты, если им удастся подойти к цитадели, встретят живую силу. Здесь заняли позицию паталосы, вооруженные луками, и сержант Педро со своим ружьем.

Катапульты разделили на четыре сектора, во главе каждого из которых встали Феликс, Беник, Жан-Мари и Генипа. Ивон занял свой пост, готовый в любую минуту корректировать огоньnote 213Note213
  Корректировать огонь – вносить поправки в процессе пристрелки и стрельбы артиллерийского орудия, здесь – самодельных катапульт.


[Закрыть].

Это была торжественная минута.

Все прислушались. Но ничего, кроме отдаленного ровного шелест листвы, не долетало до друзей. Каждый думал о том, с какой стороны появится враг, сумеет ли он внезапно атаковать.

Генипа беззвучно прополз вперед и вскоре вернулся с известием.

– Солдаты идут!

– Внимание! – скомандовал Ивон. Он почувствовал, как сердце ушло в пятки.

В этот момент послышались крики, раздались выстрелы.

Все терпеливо ждали. Паталосы держали луки наготове. Явно напуганные индейцы жались к белым. Им необходима была помощь и поддержка.

Юнга волновался, но не подавал и виду. Предстоял горячий бой, особенно для атакующих. Будет много шума, много огня, много искалеченных тел.

Если солдатам удастся приблизиться к цитадели, беглецам не поздоровится. Негры отважны и жестоки в бою. Тот, кто видел их в деле, навсегда сохраняет в душе уважение к бесстрашным воинам. Но горе тому, кто попался им под руку.

Однако Педро был убежден, что страшного эпилогаnote 214Note214
  Эпилог – здесь: конец боя.


[Закрыть] не будет.

Наконец Ивон заметил вдалеке белые блузы и соломенные шляпы. Они приближались, окружая поляну. Солдаты выкрикивали угрозы и потрясали оружием. Но их ружья – и это все знали – часто давали осечки и били мимо цели.

Противник приблизился на триста метров… на двести… на сто пятьдесят…

– Все по местам! – скомандовал юнга.

– Готовы! – отозвались командиры батарей.

– Дядя, дайте один залп, всего один, с первого номера! Огонь!

Беник перерубил один из канатов.

Снаряд вихрем пролетел над поляной и обрушился на головы оторопевших вояк.

Раздались страшные вопли, атака остановилась.

– Попали! – что есть мочи закричал мальчик. – Дядя! Я видел, как упал человек! Точное попадание! Вокруг него собрались другие… Месье Феликс… Жан-Мари… Генипа… Стреляйте!

Три сабли разом опустились на землю, три пружины распрямились, обстрел возобновился. Не успели защитники цитадели прокричать «ура», как зазвучали выстрелы. Пули просвистели над головами. Поляна простреливалась насквозь.

– Ну и пальба, – издевался Беник, – в небо они, что ли, метят?

– А как же малыш? – заволновался Жан-Мари.

– Господи! Я и не подумал! Ивон, как ты там, мальчик мой?

– Все в порядке, дядя!

– Пули-то посвистывают?

– Не громче, чем дрозды!

– Я хочу сменить тебя…

– Нет, я запрещаю!

– Ты запрещаешь мне?.. Ты…

– Я здесь командую и останусь на своем посту! Вам же советую не покидать свой.

– Малыш! А если пуля…

– Дядя! Я матрос. Мы с вами здесь на равных. Вы доверили мне командование… Внимание! Нас атакуют со всех сторон! Стреляйте! Огонь! Генипа! Огонь, дорогой мой!

Четверо мужчин перебегали от одного дерева к другому, только сабли сверкали. Ядра сыпались на солдат, крушили все вокруг.

– Огонь!.. – все кричал наводящий.

И вновь засвистели пули. С дерева, где скрывался Ивон, слетело несколько веток.

– Ах!

Крик болью отозвался в сердцах друзей.

– Ты ранен?.. Ранен?..

– Нет-нет! Ничего. – В голосе мальчика не было ни волнения, ни страха.

Между тем огонь стал ослабевать. К несчастью, остроумное изобретение юнги больше не действовало. Все деревья уже выпрямились, стрелять больше было нечем.

Выдержит ли баррикада?

Индейцы переговаривались, переглядывались, целясь в окружавшие их кусты. Сержант Педро разрядил ружье. Ивон хотел было взорвать порох, у них оставалось немного, но побоялся погубить своих друзей.

Кто посмел бы упрекнуть его?

Он не задумываясь сделал бы это, если б точно знал, что погибнет только один.

– Стоп! – скомандовал подросток. – Не стрелять!

Юный артиллерист был явно смущен, а быть может, просто утомлен. Во всяком случае, в его голосе не слышалось прежней силы и решительности.

В это время у баррикады появился чернокожий солдат. На штыке он нес обрывок белоснежного шифонаnote 215Note215
  Шифон – тонкая хлопчатобумажная или шелковая ткань.


[Закрыть], из которого была сшита его форма.

Парламентарий.

Педро, узнав приятеля, улыбнулся во весь рот и радостно воскликнул:

– Это ты, Мигель! Привет, дружище!

– Привет, Педро! Что ты здесь делаешь?

– Я? Ничего! А ты?

– Пришел предложить вам мир.

– Мир!.. Что может быть лучше?.. – вмешался в разговор Феликс. – Но только если ваши условия будут приемлемы.

– Боже! Месье Синий человек!

– Да, это я. Собственной персоной. Итак, чего вы хотите?

– Мы предлагаем разойтись. Вы идите своей дорогой, а мы пойдем своей.

– Черт возьми! Да нам большего и не нужно. А кто вас послал?

– Товарищи!

– Что же ваш командир?

– Я командир.

– Постойте, но управляющий…

– Ему размозжило голову.

– Браво!

– У этого изверга не осталось ни одного зуба, сломан нос, он ничего не видит и не произносит ни звука.

– Благодарю за добрую весть, друг мой.

– После него командование принял наш лейтенант. Но того вскоре убило.

– Сожалею.

– Это ничего! Он был из белоручек, все предпочитал делать чужими руками. Пора покончить с офицерами.

– Насколько я понял, ваши друзья не хотят драться?

– Еще бы! Дела управляющего нас не касаются. Ради чего убивать друг друга?

– Вы понесли серьезные потери?

– Увидите! Зрелище не из приятных.

– Мне очень жаль, поверьте… Но мы вынуждены были защищаться.

– Никто вас не винит. Потому я и пришел предложить мир.

– Решено! Мы больше не сделаем ни единого выстрела. Даю вам слово!

– И я тоже обещаю больше не стрелять.

– Вот это дело! – оживился Беник. – Эй, Ивон! Спускайся, мой мальчик!.. Командир…

Никто не ответил.

– Господи! – Лицо боцмана исказилось. Он в мгновение ока очутился возле дерева, вскинул голову, издал душераздирающий вопль. На лицо его дождем падали капли крови.

ГЛАВА 9

Надежды нет. – Рана. – Воды!.. – Глоток водки – и Ивон приходит в себя. – Врачебные познания Жана-Мари. – Смола сассафраса. – Белые и черные. – После боя. – Друзья Жана-Мари. – Планы. – Вооружены! – Расставание.

Беник не сразу понял, что случилось. А когда понял, весь обмяк и закачался, словно от сильного удара.

Кольнуло сердце. Он едва смог выговорить страшные слова:

– Малыш умер!

Парламентарий, Феликс и Жан-Мари не верили своим ушам.

Когда друзья приблизились к несчастному боцману, он еле стоял, обхватив обеими руками ствол злополучного дерева. Силы оставили его. Но минуту спустя Беник уже карабкался наверх, добрался до наблюдательного пункта и вновь вскрикнул.

– Горе! Горе мне! Бедный мой малыш!

– Беник!.. Дорогой мой… – сказал Феликс, всхлипывая, почти рыдая. – Беник! Одно слово… Ради Бога! Скажите хоть что-нибудь. Что с ним? Жив ли он?

– Ответь, матрос! – Жан-Мари плакал, как ребенок. – Ведь они не убили его, правда?..

Боцман, казалось, не слышал их. Он не отрывал взгляда от Ивона, неподвижно сидевшего на ветке.

Теперь стало ясно: мальчика ранило не последним залпом. Беник припомнил странный вскрик племянника и то, что заметили все, но в пылу боя оставили без внимания: голос командира вдруг дрогнул.

Ивона сразила шальная пуля. Но мальчик собрал все свое мужество, все детские силы, чтобы скрыть ранение. Подобно бывалому моряку наш артиллерист не кланялся пулям, свистевшим над головой. Но силы иссякали, он успел лишь привязать себя к самой мощной ветке, чтобы не упасть. Там и застал его Беник.

Подумать только, юный герой, истекая кровью, продолжал командовать своим войском, корректировать огонь. А какие страдания пришлось ему испытать!

Мальчик был бледен, уже не хватало сил открыть глаза и лишь последним, невероятным, нечеловеческим усилием он продолжал держаться обеими руками за спасительную ветку.

Беник не помнил себя. Слезы ручьем текли по щекам, судорожные рыдания сотрясали все его тело, руки дрожали. Он ничего не видел, ничего не слышал. Только без конца окликал племянника по имени. Но не получал ответа.

В конце концов моряк опомнился, взял ребенка на руки и спустился с дерева, держась за ствол одними ногами. Кожа боцмана была изодрана в кровь, но он не чувствовал боли.

На земле Феликс и Жан-Мари подхватили Ивона.

– Посмотрите! Что они сделали с мальчиком!

Юнгу положили на землю, а Беник встал перед ним на колени, рыдая, кусая губы.

Феликса и Жана-Мари, любивших Ивона так, словно он был для каждого родным сыном, охватила смертная тоска.

Так стояли они над бездыханным мальчишкой, бледные, недвижимые, в слабой надежде уловить хоть вздох, хоть дрожь, хоть какое-нибудь движение в его теле.

– Надо же было, чтоб это случилось именно с ним! – кричал Беник и рвал на себе волосы. – Почему не я? Почему пуля не пронзила мое старое тело?!

– Наш бедный мальчик!.. Сынок!.. – плакал Жан-Мари. – Разве дети созданы для этого? Разве Бог дает им жизнь, чтобы их убивали?!

– Несчастный малыш! – вздыхал Феликс. – Он был такой добрый! Такой смелый!.. Нет, я не верю, что он умер!

– Правда? Месье Феликс… – Беник в надежде ухватился за эти слова. Однако действительность, похоже, была жестока к нему.

Феликс осторожно приподнял мальчика и прислонил к дереву. Разорвал окровавленную рубашку, и все увидели кровоточащую рану на плече.

– Воды!.. Скорее воды! – закричал Обертен.

В это время к ним подошел парламентарий, а следом и сержант Педро. Они протянули Синему человеку солдатскую фляжку.

– Бедняга! – прошептал Педро. Глаза его наполнились слезами. – Возьмите, месье.

Парижанин схватил фляжку, быстро открыл ее, разжал губы Ивона и влил ему в рот несколько капель жидкости.

– Такое ощущение, что он проглотил их, – нерешительно проговорил Жан-Мари.

– Тебе так показалось?.. – Беник боялся сглазить.

Бакалейщик влил еще пол-ложки. Жидкость вновь исчезла.

– Еще! Еще немного, месье Феликс! Смотрите, она проходит…

Появилась слабая надежда. Синий человек все лил и лил в рот мальчугану содержимое фляжки.

Внезапно бледность ребенка сменилась пурпуром. Кровь ударила в лицо. Глаза широко открылись, и грудь приподнялась. Раненого бил кашель.

– Жив!.. – подскочил боцман, будто его ударили по пяткам.

– Он кашляет! Крови нет… Значит, не шибко задело.

Ивон застонал, сделал глубокий вздох, увидел полные нежности и любви глаза Феликса, узнал его и, не замечая ни Беника, ни Жана-Мари, жалобно спросил:

– Что с дядей?.. А с Жаном-Мари?..

– Все в порядке, дружок! Все целы и невредимы. Ну и напугал ты нас!

– Почему? Что случилось? Я ничего не помню… Ах да! Бой… Орехи… Погодите, а как я спустился сверху?

Новый, еще более сильный приступ кашля прервал его на полуслове.

– Чем вы меня напоили, месье Феликс?

– Водой… По крайней мере, я так думаю… Сержант! В вашей фляге была вода?

– Простите, месье, но там была водка, и притом отличная водка.

– Водка! Какой ужас! Что я наделал! Ведь ему нужна вода.

– Извините меня, – Жан-Мари говорил тоном доктора, который понимает толк в лекарствах, – но добрый глоток водки никогда еще не вредил раненому, а уж тем более матросу. Для моряков это эликсирnote 216Note216
  Эликсир – жидкость, которая якобы может продлить человеческую жизнь.


[Закрыть] жизни. Судите сами: наш командир только что лежал здесь бездыханный. А выпил – и тут же очнулся, открыл глаза.

– Это правда… меня ранило, – с трудом проговорил Ивон, – я помню…

– Почему же ты ничего не сказал нам! – Беник уже вновь готов был прочитать племяннику мораль.

– Боялся все испортить, отвлечь вас. Мне нужно было во что бы то ни стало оставаться на посту и умереть, если придется.

– Еще чего! Ладно! Мы тут все не слишком-то сильны в медицине, а рану все же необходимо осмотреть.

– Не беспокойтесь, мне не больно. Я даже могу встать. Смотрите!

Бедняга явно переоценил свои силы. Едва он приподнялся, как опять тяжело запрокинулся назад и побледнел как полотно.

– Это, пожалуй, серьезнее, чем мы думали.

– Делать нечего, месье Феликс, надо осмотреть.

Синий человек, – а все решили что у него самая легкая рука, – осторожно вытер кровь, струившуюся из ранки на плече, и увидел голубоватый шрам на нежной детской коже.

Больше всего опасались, не задета ли кость.

– Ивон, можешь ли ты пошевелить левой рукой?

– Думаю, да. Вот смотрите!

– Прекрасно, мой мальчик! Рука действует, значит, ничего страшного. Однако кровь все идет. Как бы он совсем не ослаб.

– Мне кажется, – вмешался Жан-Мари, – ребенку нужно наложить водочный компресс. Видите ли, месье Феликс, это и для внутреннего употребления годится, и снаружи идет.

– Лучшая водка, – подтвердил владелец фляги.

Тут из-за спин на Ивона радостно бросилась собака.

– Уаруку! Песик мой дорогой!

– Генипа! Где тебя черт носит?

– Я искал смолу сассафрасаnote 217Note217
  Сассафрас – род листопадных деревьев или кустарников.


[Закрыть] – самое сильное средство при ранениях. А огненную воду лучше пить.

– Молодец! Ты не слишком разговорчив, но дело свое знаешь!

– Завтра Знаток кураре даст Ивону укууба, лекарство индейцев, и он выздоровеет.

Тем временем Уаруку все облизывал Ивона, а тот трепал его по голове.

– Хватит, Уаруку! Оставь Ивона! Сторожи!

Генипа, который успел набрать полтыквы душистой смолы, разорвал рубашку Беника, сделал компресс, пропитав ткань смолой, и наложил на рану.

Сделав это, индеец добавил:

– Не разговаривай… Не шевелись… Спи!

Вся описанная выше сцена длилась недолго. Однако этого времени было достаточно, чтобы солдаты забеспокоились о судьбе посланного ими парламентария. И в ту самую минуту, когда вождь урити обрабатывал рану, Феликс, Беник и Жан-Мари вдруг вспомнили, что они на войне. Подняв головы, друзья увидели, что баррикада окружена вооруженными людьми. Однако мирная обстановка на поляне убедила их в том, что опасаться нечего. К тому же во избежание неприятных последствий сержант Педро и парламентер поспешили все объяснить.

– Могут ли наши друзья подойти сюда? – спросил сержант Педро, который не без удовольствия исполнял роль посредника.

– Конечно! – ответил Феликс. Он принял на себя командование.

Генипа бросил несколько слов паталосам, и те опустили луки. Чернокожие солдаты тоже сложили оружие. Воюющие стороны сломали баррикаду и воссоединились.

Так как управляющий был выведен из строя, а лейтенанта убило, командование подразделением должен был принять старший из оставшихся. Самым старшим по званию оказался Педро. Его престиж за последнее время значительно вырос. Приятели наперебой рассказывали ему о том, что происходило в лагере в его отсутствие.

Управляющему, как известно, досталось первому. Он был жесток, мстителен и ненавидел своих подчиненных. Этот деспотnote 218Note218
  Деспот – самовластный, жестокий человек.


[Закрыть] относился к людям хуже, чем к животным. Ранение его оказалось серьезным, он хрипел. Солдаты жалели, что жестокосердного командира не убило сразу. Каждый успел нахлебаться горя под его началом.

Нет ничего проще, чем подчинить себе чернокожих. Для них слушаться – значит любить. Они, словно дети, чутки к доброму слову. Главное – справедливость. Никто не сравнится с чернокожим солдатом в стойкости, выносливости, преданности и смелости. Если командир разделяет с ним походную жизнь, если заботится о нем и относится к нему по-человечески, негр способен на чудеса.

Тот, кто хочет достичь послушания силой и не считает негра человеком, ничего не смыслит в африканцах.

Быть может, трудности жизни, которые негры постоянно испытывают из-за цвета своей кожи, сделали их очень чувствительными к неправде, научили быстро распознать каждого человека. Они хорошо знают цену людям и вещам. Если среди читателей найдется кто-то, кто ставит себя выше «черного брата своего», автор этих строк посоветует ему отправиться в Африку и увидеть все своими глазами. Возможно, тогда он по достоинству оценит африканцев.

В Бразилии, как и в некоторых других странах, существуют еще, к несчастью, чудовищные расовые предрассудки. Белые неизвестно почему, кичатся тем, что они белые. Им и в голову не приходит, что на экваторе, например живут исключительно негры, и там своей белизной европейцы, к примеру, выделялись бы и удивляли местных жителей.

Бог рассудил: белым – холодные земли, их организм адаптировался к холоду; неграм – жаркие страны.

С точки зрения анатомии, никакое человеческое существо не может быть выше другого. И если подобные предрассудки укоренились в обществе, значит, оно больно.

Возьмем молодую республику Гаитиnote 219Note219
  Гаити – республика в Латинской Америке, в Вест-Индии, расположенная на острове Гаити и других островах.


[Закрыть]. Французские путешественники знают о ней мало. Англичане клевещут на ее народ. Однако именно Гаити наглядно демонстрирует, как восприимчивы негры к цивилизации.

Почему среди нас так много тех, кому застят глаза нелепые слухи?

Что такое в понимании иных негр? Дикий человек, абсолютно темный и невежественный. Он живет не так, как мы, его земли не похожи на наши. Его даже и сравнивать невозможно с представителем развитой цивилизации.

Но разве все это доказывает превосходство белых?

А что, если попробовать сравнить жителя Гаити и нашего французского крестьянина?

Негр неграмотен. Но ведь и его белый собрат едва умеет написать свое имя. Негр суеверен. Но ведь и его белый собрат до сих пор верит в чародеев, оборотней, домовых и прочих злых духов. Негров упрекают в праздности. Но разве наш крестьянин не отлынивает от работы, когда только возможно? Почему подневольный негр должен проявлять больше усердия в работе, чем наш батрак или рабочий?

Считается, что негры легкомысленны. Но к чему копить деньги? Скаредность точит сердца наших крестьян. А у чернокожего всегда солнце над головой, маниока на обед… Что еще нужно человеку?

Встречали ли вы когда-нибудь среди наших земледельцев ту трогательную поддержку и взаимовыручку, какая объединяет африканцев?

В стране золотых апельсинов, сладких бананов, тучных полей никому не ведомы ложь и злоба. Там не знают, что такое твое и мое.

Гаити прошла сквозь страшные испытания и кровавые революции. Было много жестокости.

А что же наши революции? Разве не так же лилась кровь?

И еще одно. Англичане уверяют, что среди негров не может быть великих людей. Их интеллектуальный уровень, мол, слишком низок.

Однако вернемся еще раз на Гаити и вспомним генерала Дюмаnote 220Note220
  Генерал Дюма – Дюма Александр, французский генерал (1762 – 1806).


[Закрыть], командующего армией в Альпахnote 221Note221
  Альпы – наиболее высокие горы Западной Европы (во Франции, Италии, Швейцарии, Германии, Австрии, Югославии, Лихтенштейне).


[Закрыть], его сына Александраnote 222Note222
  Сын Александр – Дюма Александр, французский писатель (1802 – 1870).


[Закрыть], знаменитого писателя. Вспомним и о Туссене!note 223Note223
  Туссен – Туссен-Лувертюр Франсуа Доминик (1743 – 1803) – руководитель освободительной борьбы в Гаити.


[Закрыть] Этот человек один может ответить за всю свою расу.

Можно еще долго рассуждать на эту тему. Но вернемся к управляющему и его солдатам. Им нечем было защититься от тяжелых ядер противника и, лишь только вояки увидели, что командир выбыл из строя, тотчас ослабили натиск, прекратили стрельбу. Многие получили контузии, несколько человек, увы, остались лежать на поле боя. Тем не менее у солдат не было злобы против беглецов. Они понимали, что те не могли поступить иначе, и не ставили им это в вину. Одни наступают, другие защищаются. Таков закон войны. Но когда заключен мир, – противники подают друг другу руки, выпивают мировую и забывают старое.

Поначалу вояки вообще решили, что подверглись нападению стаи обезьян. Эти проказницы знамениты тем, что обожают закидывать орехами или фруктами вторгшихся на их территорию путешественников.

Не подозревая о хитрости юного изобретателя, солдаты начали было палить по кронам стоявших тут же деревьев, полагая, что обезьяны скрываются именно там. Но, видя, что обстрел не утихает, решили послать парламентера.

Вот тут-то Феликс Обертен получил возможность воочию познакомиться с чернокожими и понял, какими далекими от истины оказались рассказы его друга, капитана «Дорады».

В Диаманте Жан-Мари был по службе связан с местной полицией, непосредственно подчиняясь ее начальнику. Как и всякий матрос, порой резкий, но по натуре добрый, он держался наравне с солдатами-неграми и даже сдружился с ними. Жан-Мари не опускался до оскорблений или насмешек в адрес чернокожих и никогда не притеснял их. Те ценили его доброе отношение. Как-то один негр опоздал на службу и попал в тюрьму. Сержант всячески старался облегчить его участь, каждый день приносил стаканчик и сигарету. Однако, если кто-то совершал серьезный проступок, Жан-Мари был с ним строг. Нарушитель понимал его и не таил зла.