Текст книги "Созвездие верности"
Автор книги: Луанн Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Глава 11
Следующее утро опять началось с проливного дождя. Румер сидела в своем офисе, слушая, как капли воды стучали по крыше и листьям деревьев. Чья-то машина вылетела с мокрой дороги и сбила колли. Румер и Матильда все утро провели в операционной, сражаясь за жизнь собаки. Теперь, после напряженной работы, они принимали последних посетителей из числа тех, кому было назначено на более раннее время.
– Ну и непогода, – вздохнула Матильда, когда дождь припустил еще сильнее. – Ничто так не навевает на меня тоску, как запах промокшей собачьей шерсти.
– Надеюсь, мой отец сейчас на улице, – сказала Румер. – Пусть он на миг представит себе, каково ему будет в океане.
– Я всегда считала его здравомыслящим человеком, – Матильда качала головой. – А может, это просто оттого, что у него такая здравомыслящая дочь?
– Ну, спасибо, Мати, – улыбнулась Румер. – Я передам ему твое мнение.
Они подлечили страдавшего от колик спаниеля, бассета с инфекцией верхних дыхательных путей и двух кошек с ушными клещами. Если начинал пиликать телефон, тут же включался автоответчик. Потом Матильда, как обычно, должна была прослушать поступившие звонки и оставить для Румер стопку сообщений на ее столе. Провожая последнего на сегодня пациента, Матильда многозначительно прокашлялась.
– Доктор Ларкин, к вам посетитель.
Оторвав взгляд от своих записей, Румер увидела, что в дверном проеме стоит Эдвард. От изумления у нее буквально отвисла челюсть. Матильда замялась, не зная как поступить, а потом выскользнула из комнаты, оставив их наедине.
– Я за лекарством от глистов для Оразио и Артемиды, – пояснил Эдвард.
– А разве оно уже кончилось? – удивилась Румер. – Я ведь могла и сама привезти его тебе на ферму.
– Правда? – натянуто спросил он. – А вчера ты могла хотя бы поздороваться со мной. Тот юноша дал мне понять: ты слышала, как я говорил, что буду в хлеву.
– Это мой племянник Майкл, – сказала она. Во рту у нее пересохло от волнения.
– Да, мы встречались на свадьбе.
– Ну, ты же знаешь эту молодежь, Эдвард, – она должна была срочно придумать какую-нибудь историю и устыдилась, что такой отговоркой стал Майкл. – После прогулки верхом он сразу решил вернуться домой… поужинать, повидаться с Куин.
– Неужели у тебя не хватило времени на то, чтобы просто сказать мне «привет»?
– Нет, – ощущая тяжесть в груди, ответила она. – Прости.
– Мы с тобой почти не видимся, – тихо сказал он. – С того дня…
– Просто у меня столько дел, – выпалила она. – Сейчас разгар туристического сезона, и у нас теперь больше пациентов. А вчера отец сообщил мне, что отправляется в дальнее плавание… эта новость выбила меня из колеи.
– Тогда кто же я для тебя? – шагнув к ней, спросил он, прикоснувшись пальцами к ее лицу и нежно погладив щеку. – Друг, которому ты не можешь позвонить, даже когда тебе плохо?
– Нет, конечно, – ответила она, тяжело дыша. – Ты очень хороший друг, Эдвард. – От его физической близости Румер бросило в пот, а в голове у нее вертелись воспоминания о том, что едва ли не произошло между ними. Она еще никогда раньше никого не использовала вот так, никогда не обращалась с другим человеком, как с игрушкой, чтобы только удовлетворить собственные желания, обрести утешение и избавиться от страданий – но на прошлой неделе она почти переступила эту грань.
– Как насчет ужина? – спросил Эдвард.
– Ужина? – нервно сглотнув, переспросила она.
– Да, этим вечером. Мы могли бы пойти в «Ренвик-Инн» и послушать шум дождя, который падает на ветви ив, растущих у реки.
– Звучит заманчиво, – пробормотала она.
– Тогда ответь «да». Я смотаюсь домой, переоденусь, ты сделаешь то же самое, а потом я заеду за тобой…
– Прошу прощения, – послышался голос Матильды за дверью. Она постучалась и робко вошла. Ей явно было что-то нужно.
– Ох, ты, наверное, хочешь уйти? – обрадовалась Румер. – Не беспокойся, я сама закрою офис.
– Нет, мне еще надо вымыть клетки и поиграть с новоприбывшими, – сказала Матильда. – Но я подумала, что тебе стоит прочитать это важное сообщение. Оно поступило буквально только что.
Румер протянула руку, и Матильда передала ей клочок желтой бумаги: Зеб будет ждать у «Фолейс», в 17.30, срочно. Уголки ее рта легонько дернулись, а брови поползли вверх. Она смотрела на записку и пыталась совладать с собой.
– Когда звонили?.. – спросила Румер.
– Минут пять назад, – ответила Матильда.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовался Эдвард.
– Ну-у, – неуверенно протянула Румер и почувствовала, что на лбу у нее выступили бисеринки пота. С какой стати появилось это послание? Она ведь четко дала понять Зебу, что не хочет будоражить прошлое, выслушивать его объяснения и заново переживать все беды своей семьи. Выходит, что он упорно продолжает добиваться своего? Или же это как-то связано с Майклом и предстоящим путешествием ее отца?
– Румер?
– Я… я н-не знаю, – запинаясь, ответила она и вдобавок еще покраснела от стыда. Эдвард пристально смотрел на нее. У нее было такое ощущение, словно ее разрывают надвое. Ей хотелось рассказать ему правду, но в то же время она была не готова стойко перенести то, что он мог бы сказать по поводу ее встречи с Зебом.
– Доктор просит вас перезвонить поскорее, – тихо намекнула ей Матильда.
– Кто? – переспросила Румер.
– А, профессиональная этика, – понимающе кивнул Эдвард. – Ничего страшного. Не заставляй своего коллегу-ветеринара ждать.
– Что ж, сходим на ужин как-нибудь в другой раз, – сказала Румер. – У меня выдался ужасный день, и после работы я хочу поехать домой, на Мыс. Прости…
– Не переживай, – он коснулся ее дрожащей руки. – Заканчивай с делами и позаботься о себе. Ты и впрямь выглядишь очень уставшей. – Он взял у нее сумку с лекарствами от глистов для собак и поцеловал в щеку. Они обменялись поцелуями, и она пообещала позвонить ему на следующий день.
– Доктор просит меня перезвонить как можно скорее? Какой еще Доктор! – спросила Румер у Матильды, как только за Эдвардом притворилась дверь.
– Насколько я помню из твоих слов, – сказала Матильда, – у Зеба Мэйхью есть докторская степень по астрономии, или астрофизике, или теоретической математике, или какая-то еще в этом же роде. Значит, он доктор, не правда ли?
– Да, – Румер прищурилась, глядя на свою помощницу. – А ты случаем не подслушивала под дверью?
– Как ты могла подумать такое? – она изобразила на лице смертельную обиду.
– Потому что я уже собиралась сказать Эдварду «да» и поужинать с ним в «Ренвик-Инн», и я не слышала, чтоб в последние полчаса звонил телефон.
– Ну, хорошо, звонок поступил чуть раньше, пока ты делала прививку от бешенства Бутси Макмахону. Я разбирала сообщения и подумала, что тебе не помешает какое-нибудь разнообразие в выборе, перед тем как ты окончательно испортишь себе вечер.
– Ужин с Эдвардом не испортил бы мне вечер…
– Как скажешь, Док, – хитро улыбнулась Матильда.
– Ты прямо как мой отец! – возмутилась Румер.
– Ну, меня ругали и похуже, – Матильда так и просияла от радости.
– Неужели это так срочно? – Румер все еще вертела бумажку в руке. – Как думаешь, что ему нужно?
– Без понятия, – Матильда указала на часы. – Но тебе лучше поторопиться, уже почти пять пятнадцать.
Тяжко вздохнув, Румер надела плащ и, накинув капюшон на голову, поспешила на улицу. Под струями дождя лужайка перед крыльцом превратилась в серебристо-зеленое полотно. Над дорожкой мокрыми ветвями нависали величавые клены, с них тоже лило как из ведра, и пока Румер шла к машине, плащ ее вымок до нитки.
Глава 12
В понимании Румер и прочих les Dames de la Roche здание, где располагался магазин «Фолейс», мало чем отличалось от обычного амбара. Зеленая краска на его кровле облупилась, из-за чего крыша приобрела патину старой бронзы. Румер припарковала свой грузовичок на песчаной автостоянке. Повинуясь привычке, она сняла плащ и мокрые башмаки; войти в дождь в «Фолейс» в уличной обуви считалось чуть ли не святотатством.
Прикрыв голову, она забежала внутрь. Просторный зал магазина был заполнен полками с продуктами, книгами, журналами, наживкой и снастями, надувными плотами и фонариками – в общем, товарами для отдыха на море. У стены напротив входа находился небольшой бар с прилавком из нержавейки и высокими стульями.
За углом, рядом с таксофоном, стояли четыре старых стола. Их деревянные крышки были исцарапаны, покрыты следами от кружек с горячим кофе, вырезанными ножом инициалами и сигаретными ожогами, которые остались с тех пор, когда курение тут еще было разрешено. Часы показывали пять тридцать, а Зеб еще не объявился. Румер была всегда так занята, что почти не посещала этот магазин и кафе, но сейчас она, недолго думая, прямиком прошагала к своему любимому столику в углу, удобно устроилась в дубовом кресле, чтобы попить чайку и послушать шум барабанившего по крыше дождя.
Потягивая чай, она разглядывала сердца и инициалы у себя перед носом. Сколько же мальчишек и девчонок с Мыса Хаббарда оставили здесь свидетельства своей любви: ТР + ЛА, СЕ + КМ, ДМ + СП, ЗМ + РЛ. Зеб Мэйхью + Румер Ларкин. Она улыбнулась, увидев нетронутыми их инициалы. Зеб вырезал их в шутку, еще до того как между ними кроме дружбы возникло нечто новое, сильное, необъяснимое. Им обоим было тогда по шестнадцать лет; и когда однажды утром они развезли газеты и зашли сюда погреться, он заявил, что и лучшие друзья тоже заслуживают быть увековеченными на этом нетленном дереве столешницы.
Пытаясь найти объяснение тому, что согласилась прийти сюда, Румер прикрыла глаза. «Фолейс» был частью их прошлого – они с Зебом частенько пили тут лимонад в жару и горячий шоколад в стужу. Потом она изредка покупала здесь что-либо, но многие годы боялась сесть за этот стол. Медленно, словно остерегаясь подвоха, ее пальцы скользнули по дубовой крышке к ручке ящика с правого бока.
В столе был широкий выдвижной ящик. Возможно, изначально он задумывался как составляющая рабочего места, но какими-то судьбами стол оказался в «Фолейс». Кто была та первая девчонка, что спрятала в нем записку любимому мальчишке? С течением времени ящик стал хранилищем «секреток», в которых юные влюбленные признавались в своих чувствах, приглашали на Литтл-Бич или к Индейской Могиле, а в особых случаях даже просили руки и сердца.
Придерживая чашку с чаем одной рукой, другой Румер перебирала записки. Она старалась прогнать лишние эмоции – подобная старомодная романтика была не для нее, женщины аналитического склада ума. В детстве ей казалось, что ящики обладают некой магической силой, но она уже давно распрощалась с этими заблуждениями.
И тем не менее, начав читать, не могла остановиться.
Это было что-то вроде традиции – пообедать, просматривая любовные послания. Мистер Фолей – внук самого первого владельца – гордился тем, что не выбросил ни одно из них.
Похоже, время тоже позаботилось о них. Записки накладывались одна на другую, выстилая белым дно ящика. Иногда авторы забирали их; а бывало, что и те, кому была адресована «секретка». Остальные же так и лежали в своем первозданном виде. Самые старые были написаны десятилетия назад, пожелтели от времени, и, как и тогда, пылились в ящике, представляя собой лирическую историю этого места, которое так много значило для всех жителей Мыса Хаббарда.
– Хелло, Румер.
Услышав голос Зеба, Румер подняла голову. Он стоял возле стола в блестящем желтом дождевике, шортах и насквозь промокших кроссовках.
– Хелло, Зеб.
– Ты все-таки получила мое сообщение.
– Да. А что стряслось?
Не отвечая, Зеб жестом попросил официантку принести ему горячего шоколада. Потом он стряхнул воду с волос, заодно обрызгав и Румер.
– Эй, – сказала она, смахивая с себя капли.
– О, извини. Просто надо слегка обсохнуть.
– Ага, тогда обсыхай вон там, – сказала она, указывая на коврик у входа в десяти футах от стола.
– Да брось ты, Ларкин. Чуток воды тебе не повредит. Ты же ветеринар – неужели ты никогда не купала какого-нибудь лохматого пса? Ведь они постоянно отряхиваются…
– Лохматый пес. В самую точку, – сказала она, глядя на взъерошенные светлые волосы, ниспадавшие на его голубые глаза. Однако в этих глазах сверкнул огонек, и она поежилась. – Так о чем ты хотел поговорить?
– Прежде чем рассказать тебе, я хотел бы выпить немножечко вот этого, – сказал он и слизал языком половину взбитых сливок с чашки своего шоколада. – По-моему, я даже простудился.
– Что, у твоего джипа прохудилась крыша? – спросила она.
– Не, – признался Зеб, устроившись за столом. – Я целый день гонял на своем старом велике.
– На велике?
– Нуда, старый добрый «Ралли». Валялся у Винни в гараже. Наверное, она решила, что он слишком хорош, чтобы отправлять его на свалку. Но, как бы то ни было, я ничего не буду обсуждать, да и домой не вернусь, пока не допью этот шоколад.
– Укрепляет организм, – кивнула она, а он рассмеялся. – Что смешного?
– Именно это ты говорила, когда мы развозили газеты. Я жаловался на то, что приходится так рано вставать, а ты подкупала меня обещаниями здорового организма: после работы приводила меня в «Фолейс» и покупала мне горячий шоколад.
– Да, бывали у нас утречки вроде сегодняшнего…
– Зато мы тогда накопили много денег…
– Ага, пока нас не уволили из-за тебя.
– Я не виноват! – воскликнул Зеб и прыснул со смеху.
– Как же! А кто тогда издевался над бедной миссис Вильямс?..
– Она плохо поступила с тобой – ты ловила крабов на ее участке ручья, и за это она отняла у тебя башмаки и деньги на карманные расходы.
– То был день не из приятных, – нахмурилась Румер. – Пришлось обойтись без мороженого.
– Видишь? Я просто заступился за тебя.
– Но незачем было осквернять ее газету.
– Говорит Дорогая Эбби…
Румер сдержала улыбку: чтобы поквитаться с миссис Вильямс, Зеб начал писать в ее газете разные послания. Он отыскивал колонку «Дорогой Эбби», пририсовывал облачко к ее картинке и оставлял в нем советы собственной выпечки: «Возлюби ближнего своего», «Плохой день? Оставь свои проблемы при себе», «Да, у тебя головная боль, тебе плохо: но не стоит срываться на других» и, наконец – тот, за который их уволили, – «Гори, детка, гори».
– Что самое удивительное, она ведь довольно долго не жаловалась на наши проделки, – сказала Румер.
– Может быть, она думала, что эти облачка на самом деле были частью колонки «Дорогой Эбби». Я очень старался, чтобы все выглядело по-настоящему.
– Нет же, она знала!
– Возможно, ты и права. Наверное, ей нравилось внимание со стороны. Понимаешь, да? Кстати, она еще живет здесь?
– Она умерла, Зеб. Уже лет пятнадцать назад, если не больше.
– Черт! – Зеб бабахнул кулаком по столу. – А я-то думал попросить у нее прощения.
– Похоже, ты опоздал самую малость…
– Не сыпь мне соль на рану, Ларкин…
Несмотря ни на что, они улыбнулись и почтили молчанием память старой миссис Вильямс. Зеб поднялся и пошел еще раз наполнить их чашки чаем и горячим шоколадом. Вернувшись, он чокнулся с Румер.
– Хорошо, – сказал он.
– Что хорошо?
– Теперь я готов рассказать тебе, в чем, собственно, дело. То есть зачем я устроил эту встречу.
– Тебя послушать, так мы как будто шпионы, у которых тайная явка.
– В этом есть доля истины, Ларкин. Я хочу, чтобы ты побыла плохим парнем.
– Плохим парнем?
– Ну, образно, конечно… Думаю, это скорее будет похоже на игру хороший полицейский/плохой полицейский.
Она устало вздохнула:
– Зеб, не тяни резину.
– Ладно. Это насчет Майкла. Ему нужно помочь…
– Он не заболел? – у нее екнуло сердце.
– Наш бросивший школу мудрец здоров как лось. Порой мне хочется схватить его за шкирку и потрясти как следует, а иногда усадить на диван и заставить его объяснить мне, что же я сделал не так.
– Ну, и что тебе мешает?
Словно желая все обратить в шутку, Зеб попытался улыбнуться. Но это ему не удалось.
– Знаешь, Ру, я боюсь услышать то, что он мне скажет. Что у него самые эгоистичные в мире родители и что я не уделял ему достаточно своего внимания…
– Если ему надо высказаться, – спокойно заметила Румер, – то тебе лучше собраться с силами и выслушать его.
– Спасибо! Какой замечательный совет, вы только подумайте…
– Пожалуйста, Зеб. Но если тебе или Элизабет опять потребуется союзник в войне с Майклом, то советую искать его где-нибудь в другом месте.
Он резко отодвинулся от стола, чуть не опрокинув свое кресло. Она заметила вспыхнувший гнев в его глазах, глубокую складку меж бровями, сжатые кулаки, но не подала виду.
– Зеб, – попросила она мягко. – Сядь.
– Забудь. Я, видно, ошибся. Решил, что…
– Нет, ты не ошибся. Особенно если это касается Майкла. Что я могу для него сделать?
Зеб неохотно опустился обратно в кресло. За последние пять минут его лицо переменилось так, словно его до смерти измучили переживания. Он выглядел уставшим, поверженным и постаревшим лет на десять. Морщины в уголках его глаз и рта прорезались еще сильнее; он стиснул губы в струнку.
– Я хочу, чтобы он пошел в летнюю школу, – сказал он. – Знаю, что в Блэк-Холле есть такой курс – слышал краем уха, как Майкл разговаривал с Куин. И, кстати, твой отец подкинул мне эту же идею. Наверное, в глубине души я надеялся, что приезд сюда пойдет Майклу на пользу. Что Сикстус возьмет его под свое крыло.
– Но он скоро отправляется в плавание, – пробормотала Румер.
– Да, – чуть громче сказал Зеб, наблюдая за ее реакцией.
Румер пожала плечами, чтобы отбросить волнение и сосредоточиться на Майкле.
– В общем, поскольку отец уезжает, ты ждешь помощи от меня, правильно?
– Да. Ты нравишься Майклу: когда он пришел домой после прогулки на твоем коне, я просто не узнал его – парень был безумно счастлив. Думаю, он поговорит с тобой… и еще я надеюсь, что пойдет на все, чтоб ты гордилась им.
– Но как же вы с Элизабет?
– Сейчас он для нас потерян, – вздохнул Зеб. – Я не могу тебе толком ничего объяснить, и от этого мне еще хуже, но он не хочет иметь с нами ничего общего. За прошедшие годы, похоже, мы здорово подвели его. Мы занимались каждый своими проблемами, а мальчишка рос сам по себе…
– Это не только ваша проблема. В Америке полно таких семейств, где дети несчастны.
Зеб замер. Он покраснел, но его голубые глаза были яснее чистого неба.
– Он ребенок родителей, которые никогда не любили друг друга, – тихо ответил Зеб, и Румер ощутила, как спина у нее покрылась мурашками. – Согласись, такие условия – не лучшая обстановка для взросления единственного сына…
– Зеб, – она подняла ладонь, словно защищаясь и не желая слышать его слова о неудачном браке с Элизабет.
– Никогда, Румер! – возразил он. – Никогда, с самого первого дня! Это была ошибка…
– Прекрати! – крикнула она. – Мы сейчас говорим о Майкле! Он живой человек, он не ошибка, неужели ты не понимаешь? При чем здесь мальчик, которого родили люди, не любившие друг друга?
На них стали оглядываться покупатели и посетители бара. Оттого, что Зеб смотрел ей прямо в глаза, у Румер расшалилось сердце. Будто намереваясь взять ее за руки, он начал медленно возить ладонями по столу. Их указательные пальцы соприкоснулись, и она отпрянула. Опять удар током!
– Румер, прошу, выслушай меня, – сказал Зеб. Но в ответ она замотала головой.
– Я обязательно помогу тебе с Майклом, – спокойно сказала она. – Чем угодно. Я знаю, что мой отец поступил бы так же. И кстати, ты знал о его планах?
Зеб открыл рот, словно раздумывая над тем, чтоб перевести беседу обратно на тему о Майкле. Но потом решил, что не стоит, и признался:
– Да, со вчерашнего дня. Он сказал, что не будет трезвонить об этом, пока не обсудит все с тобой.
– А ты случайно не подначивал его? – спросила Румер. – Потому что мне бы очень не хотелось этого.
Зеб сухо рассмеялся.
– Будто он стал бы меня слушать; да и ни к чему мне его подначивать. Он сам принял решение, Румер, – это его миссия.
Она покачала головой.
– Я знаю, что он любит море и тоскует по родным местам. Но чтобы он вот так взял и поплыл в Ирландию через Канаду… Это же безумие!
– Как и полеты на Луну, – кивнул Зеб. – Но ведь люди туда летают.
– Тебе не кажется, что это плохой пример? У астронавтов есть оборудование, поддержка…
Словно размышляя над ее словами, Зеб с минуту помолчал, а потом сказал:
– Твой отец ничем не отличается от них. У него есть отличный парусник; и он сможет заручиться твоей поддержкой… с твоего согласия, разумеется.
– Не дави на меня, Зеб. Я еще пока не готова разлучаться с отцом. Я пришла сюда только затем, чтобы узнать, чего ты хотел… И я скорее продолжу чтение записок из ящика, нежели стану рассуждать о том, как мой отец пересечет Атлантику на своей «Клариссе».
– А, этот ящик, – Зеб вдруг помрачнел.
– Сколько же тут наших старых знакомых, – улыбнулась Румер, перебирая бумажки и вспоминая прошедшие времена, когда они с Зебом тоже оставляли здесь записки друг другу.
– Смотри-ка, – сказал Зеб. – Вот наши инициалы, что я вырезал ножом. – Он начал водить кончиками пальцев по дубовой крышке, поглаживая буквы ЗМ + РЛ. И у Румер снова по коже побежали крохотные электрические разряды, как будто он трогал ее, а не стол.
– Дети по-прежнему пользуются этим ящиком, – сменив тему разговора, сказала Румер.
– По-прежнему – и навсегда. – Зеб запустил руку в ворох бумажных обрывков. – Ага, вот: «Пойдешь во вторник на пляж смотреть кино? Я принесу одеяло и что-нибудь от насекомых., а ты приноси себя.»– Они немного посмеялись.
– Да, в этом ящике полно летней любви, – сказала Румер, и неприятная дрожь снова вернулась к ней.
– Летняя любовь – штука сложная. И изменчивая, как море. То прилив, то отлив…
– Почему? По-моему, совсем наоборот – ведь это солнце, счастье…
– Потому и сложная, Румер. Она оторвана от реальности. Люди влюбляются на пляже, но они не могут унести с собой в зиму песок и море. Это отнюдь не просто. А зачастую даже невозможно.
Румер закрыла глаза. Зеб и Элизабет? Или он имел в виду их детские отношения? Лед растекся у нее по жилам. Ей хотелось замять эту беседу и покончить с этой встречей. Она уже собралась сделать последний глоток чая, как услышала шлепанье босых ног по деревянному полу «Фолейс».
– Вон, смотри – ветеринар!
– Точно, это доктор Ларкин, она делает уколы нашему псу.
– Скажи ей!
Оглянувшись, Румер увидела девчонку, на всех парах летевшую к их столику. Влажные каштановые волосы развевались у нее за спиной, ее рот был открыт в немом отчаянии, а следом за ней поспешали еще трое десятилетних ребятишек. Румер уже встречала их на пляже и узнала девочку, это была Алекс, дочка Джейн Ловелл.
– Доктор Ларкин, там раненый поморник!
– Что с ним, Алекс?
– Мне кажется, он проглотил что-то острое. Он задыхается, и у него из клюва идет кровь.
– Где? – Румер кивнула Зебу и быстро зашагала к выходу из магазина.
– На кладбище. Мы пошли туда, чтоб рассказывать страшилки под дождем; и вот мы сидим под большим деревом, там, где земля посуше, как вдруг из могил раздается этот ужасный звук…
– Я подумала, что это привидение, – сказала другая девчонка.
– Ларкин, на велосипед, – Зеб догнал ее, снял свой дождевик и набросил ей на плечи. – Давай.
Румер пошла за Зебом к стоянке для велосипедов. Дождь из ливня превратился в теплую морось. От прогулок по скалам и пляжам у нее ныли ноги. Зеб выкатил велосипед к дороге, и она, как в детстве, как в юности, взобралась на раму, а он ухватился крепко за руль и начал крутить педали, направляясь к железнодорожному мосту.
Их лица находились близко-близко, а его дыхание согревало ей ухо. В его руках ей было надежно – и ужасно страшно. Она закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы не свалиться в какую-нибудь лужу.
По правую сторону высился лес, и, подъехав к грунтовой дороге, Зеб повернул на нее. Колеса велосипеда крутились у них под ногами, взбивая комья грязи и отбрасывая мелкие камушки. Под нависшими над ними пышными кронами кленов и дубов дождя совсем не было. Они добрались до поляны с небольшими зелеными холмиками, на которых были повсюду раскиданы надгробные камни.
Следом за ними на кладбище примчались дети.
– Сюда! – крикнула Алекс Ловелл, покатив к низкому холму, где высился огромный умирающий дуб, на ветвях которого уже давным-давно не росли листья. Румер спрыгнула на землю, а Зеб оставил велосипед в траве на обочине.
Вдвоем они взбежали наверх, и Румер ошеломленно выдохнула от душераздирающего зрелища, представшего ее глазам. Крупный поморник лежал на боку, из его клюва и раны на горле текла кровь. Сначала Румер подумала, что птица мертва, но вдруг она стала трепыхаться, жалобно крича и пытаясь выплюнуть застрявший в горле предмет. Поморник бил по земле своими большими черно-коричневыми, с белой оторочкой, крыльями, будто пытаясь взлететь, но сил у него явно не хватало. Каркнув словно ворон, он закашлялся и затих, тяжело дыша.
– Вы спасете его? – заплакала Алекс.
– Почему он так бьется? – надтреснутым голосом спросила ее подружка. – Что-то порезало ему шею.
– Не мешайте мне, хорошо? – похлопав девчушек по плечам, сказала Румер. Она понимала, как больно им было видеть мучения птицы. Дрожа и хлюпая носами, девчонки отошли под ветви дуба.
Румер перевела взгляд на Зеба. Он затравленно глядел на поморника, а в его глазах отражался страх; она вспомнила, что в детстве он не переносил вида крови. Он перевел дух и повернулся к Румер:
– Говори, что мне нужно делать.
– Может быть, тебе лучше присоединиться к девочкам, – посоветовала она. – Или отвезти их в «Фолейс», чтобы уберечь от лишних переживаний.
Он замотал головой.
– Но тебе же потребуется помощь, разве нет? Я буду твоим ассистентом, согласна?
Румер кивнула. Сейчас у них не было времени на споры. Румер сняла дождевик и вернула его Зебу.
– Ты сможешь придерживать птицу, чтоб она не билась? Если сможешь, заверни его в плащ, чтоб он не смог махать крыльями и не пытался улететь – иначе он навредит себе. Или нам.
– Понял, – Зеб развернул плащ и подошел к птице. Румер придержала его за локоть и молча попросила не спешить. Она осторожно прошла вперед, чтобы как следует рассмотреть, с чем им предстояло иметь дело. Желтые глаза поморника были подернуты пленкой; его изогнутый клюв мог соперничать с остроотточенной бритвой. По его белым перьям ржаво-красными пятнами растекалась свежая кровь. Румер разглядела нечто вроде серебристой нити, свисавшей из клюва раненого поморника. Ее взгляд скользнул вниз, к его шее, и там она увидела это: среди перьев торчал блестящий кусочек металла, пробивший изнутри его горло.
– Он проглотил рыбу, – тихо сказала она. – Которая, в свою очередь, проглотила крючок.
– Вижу, – Зеб тоже разглядел изогнутое цевье.
Румер затаила дыхание. Ей еще не приходилось заниматься чем-то без применения наркоза, но теперь некогда было везти птицу в клинику. Своими безуспешными попытками избавиться от крючка поморник медленно убивал себя, лишь глубже всаживая его себе в горло.
– Придется попотеть, – почти шепотом сказала она, наблюдая за тем как поморник снова забился в конвульсиях. – У тебя на велике есть бардачок?
– Даже лучше, – ответил Зеб, вытащив из кармана «Лэзермен».[2]2
Многофункциональный инструмент в корпусе пассатижей нож, кусачки и прочее «в одном флаконе».
[Закрыть]
– В нем есть кусачки?
– А то!
– Отлично, – Румер взяла пассатижи, облизнула губы; во рту у нее все пересохло.
– Говори со мной, Ларкин, – попросил он. – Что с тобой?
– Я не хочу еще больше поранить его.
– Но ты же хирург, ведь так? Тебе когда-нибудь приходилось оперировать в полевых условиях?
– Да, но только с анестезией… – Румер глянула на поморника; глаза птицы уже заволокло предсмертной дымкой. Он бился в агонии. – Боюсь, он умрет, если мы не поможем ему.
– Румер, ты стала ветеринаром, потому что обожаешь животных. И конечно тебе не хочется наблюдать за его агонией, поэтому давай спасем его. Договорились?
Румер подняла взгляд на засохшее дерево. Она знала о том, что его уже давно облюбовали морские птицы; они ловили рыбу в устье реки, а потом прилетали сюда, чтобы полакомиться своими жертвами. Подтверждением тому была земля вокруг мощного ствола мертвого дуба: тут крутом валялись рыбьи кости, клешни крабов и хвосты скатов.
– Договорились, – кивнула она.
Зеб развел полы дождевика, словно два крыла. Подкравшись к поморнику сзади, одним быстрым движением он спеленал птицу. У Румер гулко колотилось сердце – хотя поморник потерял много сил, страх подстегнул его, и он опять стал бить своими мощными крыльями. Зеб пытался удержать птицу, развернув ее тело к Румер, чтобы она смогла вытащить крючок.
Поморник вертел шеей, и кровь опять хлынула из его раны. Прекрасно понимая, что ей грозила потеря пары пальцев, Румер метнулась к щелкавшей клювом птице.
Все произошло так быстро, что она с трудом могла в это поверить: она ухватила поморника за шею, раскрыла кусачки, отрезала заостренный кончик крючка и, потянув за леску, извлекла из его горла остатки металла. Вблизи ей удалось разглядеть порез на его шее.
Но действия Румер до ужаса разозлили поморника. И хотя Зеб крепко держал его, птица, избавившись от крючка, обрела утраченные силы и остервенело рвалась на свободу. Дергая головой, она без устали шипела и вращала острым клювом, так и норовя выклевать Румер глаза. Дикая птица в окровавленном дождевике Зеба стала прямо-таки живым торнадо.
– Выпускай его! – отпрыгнув в сторону, крикнула Румер.
Зеб отпустил поморника, и тот, встряхнув чуть ли не каждым своим пером, расправил мощные крылья и полетел – сначала покачиваясь как пьяный, а потом выпрямившись, как стрела, – к устью реки. Девчушки завизжали от восторга, а потом оседлали свои велосипеды в надежде нагнать птицу.
Сердце Румер трепыхалось в грудной клетке, будто это ее ранили. Ей еще никогда не приходилось спасать жизнь животному или птице в столь экстремальной ситуации. Она посмотрела на Зеба, провожавшего взглядом птицу, пока та не скрылась за верхушками деревьев. И тут он в душевном порыве обнял Румер и прижал к себе. Испытывая неземное блаженство, она запрокинула голову. Он стал гладить ее мокрую спину, его губы заскользили по ее щеке. Его разгоряченное дыхание обжигало ей кожу, и они оба – как в детстве – бурно радовались торжеству жизни.
– Ты справилась, Ларкин, – прошептал он. – Ты спасла ему жизнь.
– Мы спасли, – поправила она его.
– Невероятно! Потрясающе! А как он улетал…
– Ты видел? Это было бесподобно.
– Я подумал сначала, что он не сможет лететь из-за своей раны; думал, тебе придется его заштопать.
– Я бы так и поступила, будь у меня со мной мой саквояж – но теперь он выздоровеет сам. Дикие животные попадают в переделки и похуже.
– Правда? – Зеб снова стиснул ее в объятиях, так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. Он сам выглядел раненым поморником, словно пережил нечто такое, о чем Румер и подумать не могла. Он глядел на нее, и она, затаив дыхание, замерла в его руках.
– Правда, – тихо ответила она. Потом, ощутив, что кровь взыграла в ней, Румер заставила себя дышать ровнее и сделала большой шаг назад, отстранившись от Зеба на безопасное расстояние. Она изо всех сил пыталась побороть собственные чувства и избавиться от этого наваждения. – Давай лучше пойдем отсюда…
