Текст книги "Прогулка среди могил"
Автор книги: Лоуренс Блок
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Ее похитили?
– Похоже.
– Он сообщил в полицию?
– Нет.
– Почему?
– Наверное, у него есть на то причины.
– Это не годится, Мэтт.
– Ну, скажем, он находится в стране нелегально.
– Полгорода находится в стране нелегально. Ты думаешь, если мы заводим дело о похищении, то начинаем с того, что передаем потерпевшего Службе иммиграции и натурализации? И что это за человек такой, у которого зеленой карточки[14]14
Зеленая карточка – постоянный вид на жительство в США для лиц, не являющихся гражданами страны.
[Закрыть] нет, а деньги на частного сыщика есть? Сдается мне, тут что-то не так.
– Думай, что хочешь.
– Ах, ты мне разрешаешь думать, что хочу, да? – Он погасил сигарету и нахмурился. – Женщина убита?
– Похоже на то. Если это те же самые люди...
– Да, но почему это обязательно те же самые люди? Где связь? Почерк похитителей?
Я ничего не ответил. Он взял у официантки счет, взглянул на него и перебросил через стол ко мне.
– Забирай, – сказал он. – Ты угощаешь. У тебя телефон не изменился? Я позвоню сегодня после обеда.
– Спасибо, Джо.
– Нет, можешь не благодарить. Мне надо подумать, не выйдет ли мне это боком. Если нет, я позвоню. Не позвоню – значит, ничего не будет.
* * *
В двенадцать часов я сходил на собрание, потом вернулся к себе в отель. От Деркина ничего не было, но меня ждала записка с сообщением, что звонил Ти-Д-жей. И все – ни номера телефона, ничего. Я скомкал записку и выбросил ее.
Ти-Джей – это чернокожий подросток, с которым я познакомился полтора года назад на Таймс-сквер[15]15
Таймс-сквер – площадь на пересечении Бродвея и Седьмой авеню, центр зрелищных предприятий и увеселительных заведений.
[Закрыть]. Это его уличная кличка, а если у него и есть какое-то другое имя, то он держит его про себя. Ти-Джей показался мне веселым, остроумным и дерзким – настоящий глоток свежего воздуха в удушливой атмосфере Сорок Второй, – и мы с ним сразу прекрасно поладили. Немного позже я поручил ему кое-какую мелкую работу по делу, которым тогда занимался, – одна его ниточка вела на Таймс-сквер, и с тех пор он время от времени давал о себе знать – звонил каждые недели две, иногда даже по нескольку раз в день. При этом никогда не оставлял своего номера, и связаться с ним я никак не мог, так что его звонки были всего-навсего напоминаниями о себе. Когда ему действительно нужно было поговорить со мной, он звонил до тех пор, пока не заставал меня дома.
В таких случаях мы обычно разговаривали столько времени, на сколько хватало его четвертака. Иногда мы встречались, и я угощал его обедом. Два раза я давал ему кое-какие мелкие поручения по своим делам, и он явно получал от этого удовольствие, несоразмерное с теми небольшими деньгами, которые я ему за это платил.
Я поднялся к себе и позвонил Элейн.
– Красавчик Дэнни просил передать тебе привет, – сказал я. – А Джо Деркин говорит, что ты хорошо на меня влияешь.
– Конечно, – ответила она. – Но он-то откуда это узнал?
– Он сказал, что я стал лучше одеваться с тех пор, как с тобой общаюсь.
– Я же тебе говорила, что тот новый костюм отлично сидит.
– Но я был не в нем.
– А-а...
– Я был в своем блейзере. А он у меня уж не помню сколько времени.
– Ну, он все еще прилично выглядит. И в серых брюках? А какая рубашка и галстук?
Я сказал ей.
– Ну, это вполне прилично.
– Да нет, где там. Вот вчера я видел стильный костюм.
– Честно?
– Самый настоящий, если верить Красавчику Дэнни.
– Не может быть, чтобы Красавчик Дэнни был в стильном костюме.
– Нет, это был его сообщник по имени... ну, это не важно. На нем была еще соломенная шляпа с ядовито-розовой лентой. Вот если бы я надел что-нибудь в этом роде, когда отправился к Деркину...
– Это произвело бы на него впечатление. Может, все дело в твоей осанке, дорогой? Может, ты теперь иначе держишься и Деркин это заметил? Ты стал держаться самостоятельнее.
– Потому что у меня совесть чиста.
– Наверное.
Мы еще немного поболтали. Вечером она собиралась на занятия, и мы поговорили о том, не встретиться ли после них, но решили, что не стоит.
– Лучше завтра, – сказала она. – Может, пойдем в кино? Только я терпеть не могу ходить в кино в выходные – если идет что-нибудь приличное, не пробьешься. А, знаю – днем в кино, а потом пообедаем, если только ты не работаешь завтра.
Я сказал, что это звучит неплохо.
Когда я повесил трубку, дежурный позвонил снизу и сказал, что, пока я разговаривал, мне звонили. За то время, что я живу в «Северо-Западном», телефонную систему здесь несколько раз меняли. Сначала все звонки шли через коммутатор. Потом отсюда стало можно звонить в город напрямик, а звонки сюда по-прежнему шли через дежурного. Теперь у меня прямая линия в город, но если я не беру трубку, то после четвертого гудка звонок переадресовывается дежурному. Счета нью-йоркская телефонная сеть присылает мне, отель с меня ничего не берет, и получается, что у меня бесплатный секретарь.
Звонил Деркин, и я тут же набрал его номер.
– Ты кое-что у меня забыл, – сказал он. – Хочешь забрать или можно выкинуть?
Я сказал, что сейчас приеду.
Когда я вошел в его комнату, он говорил по телефону, качаясь на стуле и куря сигарету. Еще одна сигарета дымилась в пепельнице. За соседним столом сидел детектив по фамилии Беллами, уставившись поверх очков на экран компьютера.
Джо закрыл трубку рукой и сказал:
– По-моему, вон там твой конверт, на нем твоя фамилия. Ты забыл его, когда приходил сегодня.
Не ожидая ответа, он продолжал говорить по телефону. Я потянулся через его плечо и взял большой запечатанный конверт из толстой бумаги, на котором была написана моя фамилия. Позади меня Беллами сказал компьютеру:
– Что за хреновина, ничего не поймешь.
Спорить я не стал.
6
Вернувшись к себе, я расстелил на кровати пачку факсов, которые все время норовили свернуться в трубку. Очевидно, ему передали все дело, все тридцать шесть листов. На некоторых было всего по нескольку строчек, зато другие оказались битком набиты информацией.
Листая их, я подумал, насколько иначе все это выглядело в те времена, когда я сам был полицейским. У нас не было даже копировальных машин, не говоря уж о факсах. Чтобы посмотреть дело Мари Готскинд, мне пришлось бы шлепать в Куинс и знакомиться с делом на месте, а какой-нибудь любопытный полицейский, заглядывая мне через плечо, поторапливал бы меня.
Теперь все просто закладывается в факс и чудесным образом появляется в пяти или десяти километрах – а если надо, то и на другом конце света. Само дело не покидало комнаты, где оно хранится, и никто не лазил в него без разрешения, так что никто никого не может упрекнуть в нарушении правил.
А я получил возможность изучать дело Готскинд столько времени, сколько потребуется.
И это к лучшему, потому что у меня не было ясного представления о том, что же я, собственно, ищу.
Единственное, что ничуть не изменилось с тех пор, как я закончил Полицейскую Академию, – это огромное количество писанины. Чем бы ни занимался полицейский, он тратит на это меньше времени, чем на изложение на бумаге того, что делал. Кое-что из этой писанины – обычная бюрократическая чушь, а кое-что – отписки для перестраховки, но большая часть, скорее всего, – неизбежное зло. Работа полиции – это работа коллективная, даже в самом простом расследовании участвует множество людей, и, если все это где-нибудь не записать, никто не сможет увидеть картину в целом и понять что к чему.
Я прочитал все, а когда дошел до конца, вернулся к началу и несколько страниц просмотрел снова. Почти сразу мне стало ясно одно: похищение Готскинд было очень похоже на то, как взяли Франсину Кхари в Бруклине. Я отметил главные пункты сходства:
1. Обе женщины были похищены на торговых улицах.
2. Обе женщины оставили свои машины поблизости и ходили по магазинам пешком.
3. Обеих похитили двое мужчин.
4. В обоих случаях мужчины, по описаниям, были примерно одного роста и веса и одинаково одеты. Похитители Готскинд были в брюках цвета хаки и куртках-штормовках.
5. Обеих женщин увезли на грузовиках. В Вудхейвене, по описанию нескольких очевидцев, это был светло-голубой фургон. Один определенно опознал в нем «форд» и сообщил часть номера, но обнаружить грузовик не удалось.
6. Несколько свидетелей подтвердили, что на кузове грузовика было написано название какой-то фирмы по продаже бытовой техники. Это название они запомнили по-разному: «ПК – Бытовая техника», «Б энд К – Техника для дома» и еще несколько вариантов в том же роде. Ниже было написано: «Продажа и обслуживание».
Адреса не было, но свидетели говорили, что был номер телефона, хотя никто его не запомнил. Даже после подробного опроса служащих бесчисленных компаний, которые занимаются торговлей и обслуживанием бытовой техники в этом районе, не удалось обнаружить той, которой принадлежал бы грузовик, поэтому можно предположить, что название фирмы, как и номер грузовика, было вымышленнное.
7. Мари Готскинд, двадцати восьми лет, работала подменной учительницей в начальных школах Нью-Йорка. На протяжении трех дней, включая день похищения, она замещала учительницу в четвертом классе одной школы в Риджвуде. Она была примерно такого же роста и веса, как и Франсина Кхари, но блондинка со светлой кожей, тогда как Франсина была темноволосой и смуглой. Фотографии Мари в деле не было, если не считать тех, что сделали на месте ее обнаружения, в Форест-парке, однако показания ее знакомых свидетельствовали о том, что ее считали привлекательной.
Обнаружились и отличия. Мари Готскинд была не замужем. Она несколько раз встречалась с одним учителем, с которым познакомилась на работе, но их отношения, по-видимому, не зашли чересчур далеко, и, во всяком случае, его алиби на момент ее смерти было безупречным.
Мари жила дома с родителями. Ее отец, в прошлом слесарь по паровым машинам, а теперь на пенсии по инвалидности из-за производственной травмы, вел дома небольшое дело – принимал заказы на товары по почте. Мать помогала ему, а кроме того, подрабатывала бухгалтером с неполным рабочим днем на нескольких соседних предприятиях. Ни Мари, ни ее родители не имели никаких видимых связей с миром наркотиков. Никто из них не был ни арабом, ни финикийцем.
Разумеется, полиция провела обстоятельную медицинскую экспертизу, и тут было о чем писать в заключении.
Причиной смерти стали множественные ножевые раны груди и живота – в том числе несколько таких, что каждая из них была сама по себе смертельна. Обнаружены следы многократных насильственных половых сношений, остатки спермы в заднем проходе, во влагалище, во рту, а также в одной из ножевых ран. Убийцы пользовались по меньшей мере двумя ножами – возможно, кухонными; у одного лезвие было длиннее и шире, чем у другого. Анализ спермы показал, что она принадлежала по меньшей мере двум мужчинам. Кроме ножевых ран, на обнаженном теле остались многочисленные синяки, что свидетельствовало об истязании жертвы.
Наконец, – на это я при первом чтении не обратил внимания, – в заключении говорилось, что на левой руке жертвы были отрезаны большой и указательный пальцы. Их обнаружили – указательный в ее влагалище, большой – в заднем проходе.
Какая остроумная выдумка.
* * *
Пока я читал дело, меня понемногу охватывало какое-то мертвящее оцепенение. Наверное, поэтому я с первого раза не заметил пункта, касающегося пальцев. У меня в сознании просто никак не укладывались этот перечень увечий, причиненных женщине, и возникающая из него картина ее последних минут. Другие записи в деле – беседы с родителями и сослуживцами – рисовали образ живой Мари Готскинд, а заключение медэкспертизы превращало этот живой образ в кусок мертвого, жутко изуродованного мяса.
Прочитав все это, я сидел опустошенный и выжатый, как лимон, когда зазвонил телефон. Я взял трубку. Знакомый голос произнес:
– Тушите свет, Мэтт.
– А, привет, Ти-Джей.
– Как дела? Вас не так просто застать. Все где-то ходите, чего-то делаете...
– Мне передали, что ты звонил, только ты не оставил своего телефона.
– Да нет у меня телефона. Вот торговал бы я зельем, тогда бы у меня был пейджер По-вашему, это лучше?
– Тогда бы у тебя был сетевой телефон.
– Ну да, правильно. Большой-пребольшой автомобиль с телефоном, а я бы сидел в нем, думал бы большие-пребольшие мысли и заколачивал бы большие-пребольшие деньги. Так вот, я вам говорю, что вас и в самом деле никак не застанешь.
– А разве ты звонил несколько раз? Мне передали только про один звонок.
– Знаете, неохота каждый раз терять четвертак.
– Что ты хочешь сказать?
– Знаете, я сообразил, как устроен ваш телефон. Он как те автоответчики, которые включаются после третьего или там четвертого гудка. Тот тип, дежурный, всегда ждет, чтобы телефон у вас позвонил четыре раза, а потом берет трубку. Но комната-то у вас одна, вам и трех звонков хватит, чтобы дойти до телефона, если только вы не в ванной или где там еще.
– Значит, ты кладешь трубку после третьего гудка?
– И получаю обратно свой четвертак. Если только не хочу вам что-то передать, только зачем, если один раз вам уже передали? Вы придете домой, увидите кучу записок и подумаете: «Ох уж этот Ти-Джей, не иначе как он взломал автомат, у него теперь столько четвертаков, что он просто не знает, куда их девать».
Я рассмеялся.
– Так вы при деле?
– Откровенно говоря, да.
– И большое дело?
– Довольно большое.
– А нет там работы для Ти-Джея?
– Насколько я вижу, пока нет.
– Мэтт, вы просто плохо смотрите! Там обязательно должно быть что-нибудь для меня за все четвертаки, которые я на вас потратил. А что вообще за дело? Вы случайно не вздумали объявить войну мафии, а?
– Боюсь, что нет.
– Ну и хорошо, Брэдшо. С ней лучше дела не иметь. Видели «Добрых приятелей»? Знаете, там такие крутые ребята. О черт, мой четвертак кончается.
В трубке послышался записанный на пленку голос, объявивший, что за следующую минуту разговора нужно заплатить пять центов.
– Скажи мне твой номер, я тебе перезвоню, – предложил я.
– Не могу.
– Номер автомата, с которого звонишь.
– Не могу, – повторил он. – На нем нет номера. Они снимают номера со всех автоматов, чтобы нельзя было звонить тем, кто торгует зельем. Ничего, у меня еще есть мелочь. – Телефон звякнул: Ти-Джей опустил монетку. – Только у каждого все равно есть автомат, номер которого он знает. Так что для них ничего не меняется, а когда кто-то вроде вас хочет позвонить кому-то вроде меня, ничего не выходит.
– Отличная система.
– Нормальная. Но ведь мы все равно разговариваем, верно? Если уж мы захотим поговорить, нас не остановишь. Главное – находчивость.
– И четвертаки.
– Ну, правильно. Главное – знать, где найти четвертак. Это и называется находчивость.
– Где ты будешь завтра, Ти-Джей?
– Где буду? Ну, не знаю. Может, слетаю в Париж на «конкорде». Еще не решил.
Мне пришло в голову, что он мог бы взять у меня билет и слетать в Ирландию, только у него, скорее всего, нет заграничного паспорта. К тому же вряд ли Ирландия готова его принять, а он – с ней встретиться.
– Где я буду? – повторил он сердито. – Да здесь, где всегда. Где еще я могу быть, старина?
– Я думал, может, мы смогли бы с тобой пообедать.
– Когда?
– Ну, не знаю. Скажем, что-нибудь около двенадцати, половины первого.
– Так когда?
– В половине первого.
– Это ночи или дня?
– Дня. И пообедаем.
– Обедать можно в любое время дня и ночи, – сказал он. – Мне зайти к вам в отель?
– Нет, – сказал я. – Не исключено, что мне придется отменить этот обед, и я не смогу дать тебе знать. Не хочу тебя связывать. Выбери какое-нибудь место на Чертовой улице, и если я там не появлюсь, то договоримся на другой раз.
– Нормально, – ответил он. – Знаете зал для видеоигр? На той стороне, что дальше от центра, второй или третий дом от Восьмой авеню? Там еще есть магазин, где в витрине выставлены ножи с выкидными лезвиями. Не знаю, как это им сходит с рук...
– Они их продают в разобранном виде.
– Ага, и проверяют на этом твои умственные способности. Если не можешь его собрать, иди опять в первый класс. Знаете этот магазин?
– Конечно.
– Там рядом с ним вход в метро, а у самой лестницы вход в видеозал. Знаете, где это?
– Думаю, что найду.
– Значит, в половине первого?
– Решено, Арно.
– Ого, – сказал он. – А знаете что? Вы делаете успехи.
* * *
После разговора с Ти-Джеем я почувствовал себя лучше. Он всегда оказывает на меня такое действие. Я записал время, которое мы с ним назначили, и снова взялся за дело Готскинд.
Это те же самые преступники. Иначе быть не может. Сходство почерков слишком велико, чтобы быть случайным, а эти отрезанные и засунутые пальцы выглядели как репетиция еще более зверских истязаний, которым они подвергли Франсину Кхари.
Но куда они потом делись – впали в спячку? Затаились на целый год?
Мне казалось, что это мало вероятно. Насилие, связанное с сексом, – все эти серийные изнасилования и сладострастные убийства, – затягивает, как любой сильный наркотик, который на время освобождает сознание от оков собственного "я". Убийцы Мари Готскинд совершили идеально срежиссированное похищение и повторили его год спустя с очень незначительными изменениями и, разумеется, с существенным корыстным мотивом. Но зачем было столько ждать? Что они делали все это время?
А не могло быть других похищений, которые никто не догадался связать с делом Готскинд? Не исключено По статистике в городе сейчас совершается семь с чем-то убийств в день, и большая их часть не привлекает особого внимания прессы. Правда, когда похищают женщину на улице на глазах у кучи свидетелей, это попадает в газеты. И если у кого-то висит похожее дело, он об этом, скорее всего, услышит. И почти наверняка увидит связь.
Но, с другой стороны, Франсина Кхари была похищена на улице на глазах у свидетелей, и никто ни в прессе, ни в 112-м участке об этом не слыхал.
Может быть, они в самом деле затаились на целый год. Может быть, один или несколько из них весь этот год или часть его провели в тюрьме. Скажем, если от насилия и убийств они перешли к преступлениям еще похуже, вроде подделки чеков.
А может быть, они продолжали действовать, только так, чтобы не привлекать к себе внимания.
В любом случае теперь я точно знал то, что до сих пор только подозревал. Они делали это и раньше, если не ради выгоды, то для удовольствия. Это уменьшает наши шансы их разыскать и в то же время увеличивает ставку.
Потому что они непременно сделают это опять.
7
В пятницу я провел все утро в библиотеке, а потом отправился пешком на Сорок Вторую, чтобы встретиться с Ти-Джеем в видеозале. Там мы некоторое время смотрели, как парень с длинными волосами, заплетенными в косичку, и висячими светлыми усиками играет с автоматом в игру под названием «Замри!!!» Сюжет у нее такой же, как и у большинства подобных игр: во Вселенной есть некие враждебные силы, которые в любой момент готовы без всякого предупреждения на тебя кинуться и задать тебе трепку. При достаточном проворстве можно сколько-то времени против них держаться, но рано или поздно тебе приходит конец. Я подумал, что с этим не поспоришь.
Когда парень окончательно проигрался, мы ушли. На улице Ти-Джей сказал мне, что у этого парня кличка. Носок, потому что он всегда ходит в разных носках. Я, правда, этого не заметил. По словам Ти-Джея, Носок играет в эту игру лучше всех на Чертовой улице – бывает, что на один четвертак может продержаться несколько часов. Раньше были и другие игроки, не хуже, а то и лучше его, но теперь они тут почти не появляются. Мне вдруг представилось, что это, возможно, еще один неизвестный до сих пор мотив серийных убийств когда таких асов видеоигр перестают пускать в зал, потому что из-за них владелец недополучает свою прибыль. Но оказалось, что до этого не доходит. Как объяснил Ти-Джей, когда достигаешь определенного уровня, лучше уже не получается, и понемногу теряешь к игре интерес Мы пообедали в мексиканском заведении на Девятой авеню, и он принялся расспрашивать меня про дело, которым я занимаюсь. Я не стал углубляться в подробности, но, вероятно, рассказал ему больше, чем собирался.
– Я знаю, что вам надо, – заявил он. – Вам надо взять меня к себе на работу.
– И что ты будешь делать?
– Все, что скажете! Вы же не станете бегать по всему городу – посмотреть то, проверить это. Можете посылать меня. Думаете, я не смогу разузнать все, что надо? Старина, да я здесь целый день, что-нибудь разузнаю Только тем и занимаюсь.
* * *
– Ну, я и поручил ему кое-что, – сказал я Элейн. Мы встретились у кинотеатра «Баронет» на Третьей авеню, чтобы попасть на четырехчасовой сеанс, а потом отправились в какой-то новый ресторан, о котором она слышала, что там подают чай по-английски с пышками и томлеными сливками. – Перед этим он мне кое-что сообщил, и мой список вопросов, которые надо выяснить, стал на один пункт длиннее. Я решил, что будет только справедливо поручить выяснить это ему.
– А что выяснить?
– Про телефоны-автоматы, – сказал я. – Когда Кинен с братом отдавали выкуп, их послали к телефону автомату. Туда им позвонили и приказали ехать к другому автомату, а там велели оставить деньги и пойти прогуляться.
– Помню.
– Так вот, вчера Ти-Джей позвонил мне и говорил, пока у него не кончился четвертак, а когда я хотел ему перезвонить, то не смог, потому что на автомате, откуда он звонил, не был написан номер. Сегодня утром по пути в библиотеку я обошел несколько автоматов поблизости, и почти все они тоже без номеров.
– Ты хочешь сказать, что на них нет этих маленьких табличек? Я знаю, что люди крадут все что угодно, но уж глупее этого ничего не слыхала.
– Их снимает телефонная компания, – объяснил я, – чтобы препятствовать уличной торговле наркотиками. Ты ведь знаешь, торговцы обычно перезваниваются между собой по автоматам, а теперь они этого делать не могут.
– Так вот почему торговля наркотиками приходит в упадок, – заметила она.
– Ну, на бумаге это, наверное, выглядит прекрасно. Во всяком случае, я подумал об этих автоматах в Бруклине – на них номера есть или нет?
– А что это тебе даст?
– Не знаю, – признался я. – Может, очень мало, а может, и вообще ничего, поэтому я и не помчался в Бруклин сам. Но решил, что мне не помешает это знать, так что дал Ти-Джею пару долларов и послал его в Бруклин.
– А он знает Бруклин?
– Разберется. Первый автомат – в нескольких кварталах от конечной станции метро во Флэтбуше, так что его найти легко. Только не представляю себе, как он доберется до Ветеранз-авеню. Должно быть, автобусом из Флэтбуша, а дальше пешком.
– А что это за район?
– Когда я проезжал там с братьями Кхари, мне показалось, что нормальный. Но я не очень присматривался. Живут там, насколько я знаю, больше белые рабочие. А что?
– Значит, это что-то вроде Бенсонхерста или Говард-Бича? То есть Ти-Джей там будет как белая ворона?
– Об этом я даже не подумал.
– Потому что в Бруклине есть такие места, где косо смотрят, когда черный мальчишка идет по улице, даже если он прилично одет. И могу себе представить, какая у него прическа.
– У него на затылке выстрижено что-то вроде геометрического узора.
– Так я и думала. Надеюсь, он вернется живым.
– Ничего с ним не сделается.
Позже, вечером, она сказала:
– Мэтт, ты просто придумал для него работу, да? Для Ти-Джея.
– Нет, он избавил меня от необходимости туда ехать. Мне бы все равно рано или поздно пришлось туда отправиться, самому или с кем-нибудь из братьев Кхари.
– Зачем? Разве ты не мог бы сказать, что ты полицейский, и узнать номер в справочной? Или посмотреть адрес в телефонной книге?
– Чтобы посмотреть в телефонной книге, нужно знать номер. Там они стоят по порядку номеров – если знаешь номер, можно узнать адрес.
– Ах, вот оно что.
– Но есть и такой телефонный справочник, где автоматы стоят по адресам, это верно. И я, конечно, мог бы позвонить в справочную, выдать себя за полицейского и узнать номер.
– Значит, ты просто захотел сделать Ти-Джею приятное.
– Приятное? Ты же говоришь, что я отправил его на верную смерть. Нет, это совсем не ради того, чтобы сделать ему приятное. Если я посмотрю в телефонной книге или обману справочную, я узнаю номер автомата, но не буду знать, написан на нем этот номер или нет. А мне как раз это и надо выяснить.
– А-а, – сказала она и, подумав, спросила: – А зачем?
– Что зачем?
– Зачем тебе надо знать, написан на автомате номер или нет? Что это тебе даст?
– Понятия не имею. Но похитители знали, что будут звонить по этим телефонам. Если номера на них стоят, – ну, тогда ничего особенного тут нет. А если не стоят, – значит, они эти номера каким-то образом узнали.
– Обманув справочную или посмотрев в телефонной книге.
– Из чего следует, что им известно, как обмануть справочную или где найти список телефонов-автоматов. А что следует из этого, не знаю. Возможно, и ничего. А возможно, я хочу это выяснить потому, что ничего больше выяснить про те автоматы не могу.
– Что ты хочешь сказать?
– Мне это все время не дает покоя, – сказал я. – Не то, зачем я послал Ти-Джея: это легко выяснить и без него. Но когда я вчера вечером сидел и размышлял, меня вдруг осенило, что похитители держали связь только по телефону. Это единственный след, какой они оставили. Само похищение они провели так чисто, что чище некуда. Несколько человек их видели, и еще больше людей видели, как они похищали ту учительницу на Джамейка-авеню, а никакой ниточки, за которую можно было бы их вытащить, не осталось. Но они звонили по телефону. В дом Кхари в Бэй-Ридже они звонили четыре или пять раз.
– Но ведь нет никакой возможности проследить эти звонки, правда? После того как положена трубка?
– Должна быть такая возможность, – сказал я. – Вчера я больше часа говорил с разными людьми из телефонной компании. Узнал много интересного про то, как работает телефон. Оказывается, всякий звонок регистрируется.
– Даже в пределах города?
– Ага. Вот почему они знают, сколько раз ты звонила за месяц, чтобы выставить тебе счет. Это не то что газовый счетчик, где просто время от времени проверяют, сколько набежало. Каждый звонок регистрируется и ставится тебе в счет.
– И долго они хранят эти сведения?
– Шестьдесят дней.
– Значит, можно раздобыть список...
– Всех звонков, сделанных с определенного телефона. Так у них устроена эта система. Скажем, я Кинен Кхари. Я звоню туда и говорю, что мне нужно знать, куда звонили с моего телефона в течение определенного дня, и они выдают мне распечатку, где указаны дата, время и продолжительность каждого моего звонка.
– Но это не то, что тебе нужно.
– Нет, не то. Мне нужно знать, откуда звонили ему, но эти данные они не собирают, потому что они им не нужны. У них есть такая техника, которая позволяет узнать, кто тебе звонит, не снимая трубку. Они могут установить на твой аппарат АОН – автоматический определитель номера, это такое маленькое устройство, которое показывает, с какого номера звонят, а ты уже решай, брать трубку или нет.
– Но их пока еще не ставят?
– Нет, в Нью-Йорке не ставят, вокруг этого идут споры. Вероятно, хулиганских звонков станет меньше и всякие извращенцы поутихнут, но полиция боится, что из-за этого многие перестанут снабжать ее анонимной информацией, потому что тогда она станет не такой уж анонимной.
– А если бы сейчас такое устройство стояло на телефоне Кхари...
– Тогда мы знали бы, с каких телефонов звонили похитители. Скорее всего, они звонили из автоматов, во всем прочем они действовали вполне профессионально, но, по крайней мере, мы бы знали, из каких автоматов.
– А это важно?
– Не знаю, – признался я. – Я не знаю, что здесь окажется важно. Но это все равно не имеет значения, потому что получить такую информацию я не могу. Мне кажется, что если все звонки регистрируются где-то в компьютере, то должен быть какой-нибудь способ рассортировать их по тем номерам, куда звонили, но все, с кем я говорил, утверждают, что это невозможно. Данные хранятся так, что узнать это нельзя.
– Я совсем не разбираюсь в компьютерах.
– Я тоже, и очень жаль. Говоришь с человеком, и оказывается, что не знаешь половины слов, которые от него слышишь.
– Прекрасно тебя понимаю, – сказала она. – Я всегда это чувствую, когда мы с тобой смотрим футбол.
* * *
На ночь я остался у нее, а утром, пока она ходила в спортзал, взялся за телефон и изрядно увеличил число звонков, сделанных с ее номера. Я переговорил с множеством полицейских чинов и при этом врал не переставая.
Чаще всего я представлялся журналистом, который готовит статью про преступные похищения для некоего детективного журнала. Большей частью мне отвечали, что им нечего сказать или что у них нет времени со мной разговаривать. Кое-кто выразил готовность пойти мне навстречу, но они норовили рассказывать про дела многолетней давности или же про такие, где преступники оказались необыкновенно глупыми либо их поймали благодаря особой проницательности полиции. А мне было нужно... ну, в этом и состояла проблема: я на самом деле не знал, что мне нужно, и брел на ощупь.
В идеальном варианте я бы хотел выйти на жертву – на кого-нибудь, кого они похитили и оставили в живых. Можно было предположить, что они не сразу начали убивать, что раньше они, вместе или по отдельности, совершали нечто подобное, но отпускали своих жертв. Кроме того, не исключено, что жертва могла каким-нибудь образом от них вырваться. Но одно дело – предположить, что существует такая женщина, и совсем другое – ее найти.
Изображая внештатного репортера, я вряд ли имел хоть какой-нибудь шанс отыскать живую свидетельницу. Полицейская система тщательно оберегает жертв изнасилования – по крайней мере, до суда, где адвокат подсудимого получает возможность снова насиловать их у всех на глазах. По телефону же имен изнасилованных женщин никто бы мне не сообщил.
Поэтому пришлось сменить маску. Я снова превратился в частного детектива Мэттью Скаддера, которого якобы нанял продюсер, снимающий телефильм про похищение и изнасилование. Актриса, играющая главную роль, – в данный момент я не уполномочен назвать ее имя – хотела бы иметь возможность как можно лучше войти в образ, в частности – встретиться наедине с женщинами, которые сами пережили такое испытание. В сущности, она хочет узнать об их переживаниях все, что только можно узнать, не испытав это сама. Женщины, которые окажут ей в этом содействие, получат вознаграждение как консультанты и будут упомянуты в этом качестве в титрах, если того пожелают. Естественно, я не просил сообщить мне имена и номера телефонов и не собирался сам вступать с ними в контакт. Я думал, что, может быть, кто-то из полиции – например, женщины, которые работали с жертвами, – сами свяжутся с теми из них, кого сочтут для этого подходящими. В нашем сценарии, объяснял я, женщину похищают двое насильников-садистов, которые силой сажают ее в грузовик, истязают и угрожают изувечить. Очевидно, лучше всего нам подошла бы женщина, с которой случилось нечто в этом роде. Если бы такая женщина захотела нам помочь, а тем самым, возможно, в какой-то степени помочь и другим женщинам, которые окажутся или уже оказались в таком же положении. А может быть, и ей самой это принесет облегчение, а то и полезно будет поделиться своими переживаниями с актрисой из Голливуда, которая, глядишь, и прославится в этой роли...