Текст книги "Прогулка среди могил"
Автор книги: Лоуренс Блок
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Или делают все, как надо, а потом шестеро ребят с Ямайки вламываются к ним в дом и расстреливают всех подряд.
– Ну, такое тоже бывает, – согласился Кинен. – И не обязательно с Ямайки. Я на днях читал про лаосцев из Сан-Франциско. Каждую неделю появляется какая-нибудь новая банда приезжих, которая хочет тебя прикончить. – Он потряс головой. – Вся штука в том, что если торговать зельем как надо, то всегда можно дать задний ход, когда что-то тебе не нравится. Ты не обязан доводить сделку до конца. Если у тебя есть деньги, можешь потратить их на что-то другое. Если у тебя есть товар, можешь продать его кому-то другому. Ты в деле только до тех пор, пока все идет нормально, в любую минуту можешь дать отбой, можешь подстраховаться, можешь сразу сказать, знаешь ты этих людей или нет, можно им доверять или нет.
– А здесь...
– А здесь у нас ничего нет. Сидим и ковыряемся в заднице, больше ничего не остается. Я сказал: мы привезем деньги, вы привезете мою жену, а они говорят – нет. Говорят, что так дело не делается. Что же мне им сказать – можете оставить мою жену себе? Продайте ее кому-нибудь еще, если вам не нравится, как я делаю дело? Я же не могу этого сказать.
– Нет.
– Вообще-то я смог. Он сказал – миллион, а я сказал – четыреста тысяч. Я сказал – хрен вам, больше у меня нет, и он согласился. А если бы я сказал...
Зазвонил телефон. Кинен несколько минут говорил, что-то записывая в блокноте.
– Нет, один я не приду, – сказал он. – У меня здесь брат, он будет со мной. И никаких возражений.
Он немного послушал и хотел добавить что-то еще, но в трубке послышался щелчок.
– Надо ехать, – сказал он. – Они хотят, чтобы я положил деньги в два мешка для мусора. Это просто. Только не понимаю, почему в два? Может, они не знают, как выглядят четыреста тысяч, сколько они занимают места?
– А может, им врач не велел поднимать тяжести.
– Наверное. Мы должны подъехать на перекресток Оушн-авеню и Фэррагет-роуд.
– Это во Флэтбуше[2]2
Флэтбуш – центральная часть Бруклина.
[Закрыть], да?
– По-моему, да.
– Точно. Фэррагет-роуд – это кварталах в двух от Бруклинского колледжа. А где нам надо остановиться?
– У телефонной будки.
Когда они поделили деньги на две части и сложили в два мешка для мусора, Кинен протянул Питеру девятимиллиметровый автоматический пистолет.
– Возьми, – сказал он. – На такое дело нельзя идти безоружным.
– На такое дело вообще не надо бы идти. Какой мне будет толк от пистолета?
– Не знаю. Но все равно возьми.
Когда они уже стояли в дверях, Питер схватил брата за руку.
– Ты забыл включить сигнализацию, – сказал он.
– Ну и что? Франсина у них, деньги мы берем с собой. Что еще можно здесь украсть?
– Но раз у тебя есть сигнализация, так включи ее. От нее будет не меньше толку, чем от этих дурацких пистолетов.
– Ладно, ты прав, – сказал Кхари и вернулся в дом. Выйдя снова, он сказал: – Последнее слово техники. Вломиться в дом нельзя, прослушать телефон нельзя, поставить микрофон нельзя. Можно только украсть мою жену и заставить меня бегать по всему городу с мешками для мусора, полными сотенных бумажек.
– Как лучше туда проехать, малыш? Я думаю, по Бэй-Ридж, а потом по шоссе Кингз до самой Оушн-авеню.
– Да, наверное, так. Есть еще с десяток способов, но этот не хуже других. Сядешь за руль, Пит?
– А ты хочешь, чтобы вел я?
– Ну да, так будет лучше. Я сейчас в таком состоянии, что мне ничего не стоит врезаться в полицейскую машину. Или монашку задавить.
* * *
Им велели быть у телефона-автомата на Фэррагет-роуд в восемь тридцать. Они приехали на три минуты раньше по часам Питера. Он остался в машине, а Кинен подошел к телефону и встал рядом, ожидая звонка. Пистолет Питер еще раньше засунул под ремень сзади. Сидя за рулем, он все время чувствовал, как пистолет давит на спину. Теперь он вынул его и положил на колени.
Телефон зазвонил, и Кинен взял трубку. На часах Питера было ровно восемь тридцать. Интересно, они по часам работают или кто-то сидит у окна в одном из зданий напротив, наблюдая за улицей?
Кинен быстро подошел к машине.
– Поехали на Ветеранз-авеню, – сказал он.
– Никогда о такой не слыхал.
– – Это где-то между Флэтлендзом и Милл-Бэйзином[3]3
Флэтлендз, Милл-Бэйзин – районы на восточной окраине Бруклина, недалеко от побережья океана.
[Закрыть], в той стороне. Он сказал мне, как туда проехать. По Фэррагет, потом по Флэтбуш, потом по авеню "Н", она выходит прямо на Ветеранз.
– А что там?
– Еще один телефон-автомат на углу Ветеранз-авеню и Восточной Шестьдесят Шестой.
– Зачем эти разъезды по городу, как ты думаешь?
– Чтобы поиграть у нас на нервах. Или чтобы убедиться, что у нас нет прикрытия. Не знаю. Пит. Может, они просто хотят нас погонять.
– И не без успеха.
Кинен обошел машину и сел на правое сиденье. Питер сказал:
– По Фэррагет, потом по Флэтбуш, потом по авеню "Н". Значит, на Флэтбуш направо, а потом, наверное, по "Н" налево?
– Правильно. Направо по Флэтбуш и налево по "Н".
– Сколько у нас времени?
– Они не сказали. Кажется, никакого времени не назначили. Просто сказали, чтобы мы поторапливались.
– Значит, останавливаться выпить кофе не станем.
– Нет, – сказал Кинен. – Пожалуй, нет.
* * *
На углу Ветеранз-авеню и Шестьдесят Шестой все повторилось сначала. Питер ждал в машине, Кинен по дошел к телефону, и он почти тут же зазвонил.
Похититель сказал:
– Очень хорошо. Вы быстро доехали.
– Что дальше?
– Где деньги?
– На заднем сиденье. В двух мешках для мусора, как вы и говорили.
– Хорошо. Теперь вы и ваш брат должны дойти пешком по Шестьдесят Шестой до авеню "М".
– Пешком?
– Да.
– С деньгами?
– Нет, деньги оставьте, где лежат.
– На заднем сиденье?
– Да. И не запирайте машину.
– Мы оставляем деньги в незапертой машине и проходим пешком один квартал...
– Нет, два квартала.
– И что дальше?
– Ждите на углу авеню "М" пять минут. Потом садитесь в машину и поезжайте домой.
– А моя жена?
– С вашей женой все в порядке.
– Но как я...
– Она будет ждать вас в машине.
– Смотрите, если...
– Что-что?
– Ничего. Послушайте, меня беспокоит только одно: деньги будут лежать в незапертой машине. Боюсь, кто-нибудь их украдет до того, как подойдете вы.
– Не беспокойтесь, – сказал мужчина. – В этом районе публика приличная.
* * *
Они не стали запирать машину, оставили в ней деньги и прошли два квартала, один короткий и один длинный, до авеню "М". Подождав пять минут по часам Питера, они направились обратно к «бьюику».
Кажется, я еще не рассказал, как они выглядят, да? Они похожи друг на друга – сразу видно, что братья. У Кинена рост сто семьдесят восемь, его брат сантиметра на два пониже. Сложением оба напоминают жилистых средневесов, хотя Питер уже начал полнеть. У обоих оливковая кожа и прямые темные волосы, гладко зачесанные назад, с пробором слева. Кинен в свои тридцать три года спереди немного лысеет, отчего лоб у него кажется выше. У Питера, хоть он и старше на два года, волосы пока густые. У обоих правильные черты лица, длинные прямые носы и темные глаза, глубоко сидящие под густыми бровями. Питер носит аккуратно подстриженные усики, у Кинена ни усов, ни бороды нет.
Если судить о людях по внешности, то, оказавшись лицом к лицу с ними обоими, вы постарались бы первым вывести из строя Кинена. По крайней мере, сделали бы попытку. Есть в нем что-то такое: с первого взгляда видно, что из них двоих опаснее он и что его действия будут неожиданнее и точнее.
Вот так они и выглядели, когда быстрым шагом, но без излишней поспешности шли к перекрестку, где оставили машину Кинена. Она все еще стояла там, по-прежнему не запертая. Мешков с деньгами на заднем сиденье уже не было. И Франсины Кхари там тоже не было.
– Вот сволочи, – произнес Кинен.
– А в багажнике?
Он открыл отделение для перчаток, нажал кнопку, отпиравшую багажник, потом обошел машину и поднял крышку. В багажнике ничего не было, кроме запасного колеса и домкрата. Кинен только успел захлопнуть крышку, как в десятке метров от них зазвонил телефон-автомат.
Он кинулся к нему и схватил трубку.
– Поезжайте домой, – сказал мужской голос. – К тому времени, как вы приедете, она, скорее всего, уже будет там.
* * *
Я отправился на свое обычное вечернее собрание в церкви святого апостола Павла, что за углом от моего отеля, но в перерыве ушел. Вернувшись к себе, я позвонил Элейн и рассказал о своем разговоре с Миком.
– Мне кажется, тебе надо лететь, – сказала она. – По-моему, это замечательная мысль.
– А что, если полететь нам обоим?
– Ну, не знаю, Мэтт. Тогда мне придется пропустить занятия.
Каждый четверг вечером у нее были занятия на курсах – когда я позвонил, она как раз только что с них вернулась. «Искусство и архитектура Индии в эпоху Моголов».
– Мы поедем всего на неделю, может быть, дней на десять, – сказал я. – Всего-то одно и пропустишь.
– Одно занятие – не страшно.
– Вот именно, так что...
– Так что все дело, видимо, просто в том, что мне не очень хочется ехать. Ведь я буду третьей лишней, разве нет? У меня так и стоит перед глазами картина, как вы с Миком колесите по стране и учите ирландцев всяким безобразиям.
– Ничего себе картина.
– Нет, я хочу сказать, это будет что-то вроде мальчишника, верно? А зачем вам тогда девушка? Серьезно, я не особенно хочу ехать, а тебе, я знаю, не сидится на месте, поэтому тебе это было бы, по-моему, очень полезно. Ты еще не был нигде в Европе?
– Не был.
– А сколько времени прошло с тех пор, как Мик уехал? Месяц?
– Около того.
– Я думаю, тебе надо ехать.
– Может быть, – сказал я. – Я подумаю.
* * *
Ее там не было. Нигде.
Кинен заставил себя обойти все комнаты, зная, что это бесполезно, что сигнализация была включена и Франсина либо отключила бы ее, входя, либо она сработала бы. Когда искать было уже негде, он вернулся на кухню, где Питер варил кофе.
– Плохо дело. Пит, – сказал он.
– Знаю, малыш.
– Ты варишь кофе? Мне вроде не хочется. Ничего, если я выпью рюмку?
– Если ты – ничего. Вот если бы я выпил рюмку – другое дело.
– Я просто подумал... Не важно. На самом деле я вовсе и не хочу.
– Вот тут-то и разница между нами, малыш.
– Да, наверное. – Он резко повернулся к Питеру. – Что за дерганье они нам устраивают, Пит? Говорят, она в машине, а ее там нет. Говорят, она будет здесь, а ее нет. Что за хреновина?
– Может, они застряли в пробке.
– Ну и что дальше? Сидим здесь, как идиоты, и ждем. Я даже не знаю, чего ждем. Деньги у них, а что у нас? Хрен у нас, вот что. Я не знаю, кто они и где они, я ничего не знаю, и... Что нам делать, Пит?
– Не знаю.
– Я думаю, ее уже нет в живых.
Питер ничего не сказал.
– Потому что... Зачем теперь этим сволочам оставлять ее в живых? Она ведь может их опознать. Спокойнее ее убить, чем отпускать. Убить, закопать, и все тут. И делу конец. Вот что я бы сделал, если бы был на их месте.
– Нет, не сделал бы.
– Я сказал – если бы был на их месте. Но я не на их месте. Прежде всего, я не стал бы похищать женщину – ни в чем не повинную, добрую женщину, которая никогда никому не причиняла зла, у которой и в мыслях этого не было...
– Успокойся, малыш.
Они то сидели молча, то снова перебрасывались несколькими словами – а что им еще оставалось делать? Так прошло примерно полчаса, а потом зазвонил телефон, и Кинен бросился к нему.
– Мистер Кхари?
– Где она?
– Прошу прощения. Наши планы немного изменились.
– Где она?!
– Совсем недалеко от вас, за углом, на, ага, на Семьдесят Девятой. По-моему, это южная сторона, через три или четыре дома от угла...
– Что?
– Тут в неположенном месте, у пожарного гидранта, стоит машина. Серый «форд-темпо». Ваша жена в нем.
– В машине?
– В багажнике.
– Вы засунули ее в багажник?
– Воздуха там хватает. Но сегодня прохладно, так что вам лучше забрать ее оттуда поскорее.
– А ключ есть? Как я смогу...
– Замок сломан. Ключ вам не понадобится.
Когда они бегом заворачивали за угол, он сказал Питеру:
– Что значит – замок сломан? Если багажник не заперт, почему она не может взять и вылезти? Что такое он говорил?
– Не знаю, малыш.
– Наверно, она связана. Пластырь, наручники – в общем, не может двигаться.
– Возможно.
– Господи, Пит...
Машина стояла там, где и было сказано, – далеко не новый, видавший виды «форд» с треснувшим лобовым стеклом и глубокой вмятиной на правой дверце. Замок багажника был вообще выломан. Кинен рывком поднял крышку.
Там никого не было – только лежали какие-то свертки. Свертки разного размера, упакованные в черный пластик и перетянутые липкой лентой.
– Не может быть, – произнес Кинен.
Он стоял неподвижно и все повторял:
– Не может быть. Не может быть...
Потом Питер взял из багажника один сверток, достал из кармана складной нож и разрезал ленту. Он развернул черный пластик – очень похожий на тот, из которого были сделаны мешки, куда они сложили деньги, – и в руках у него оказалась человеческая ступня, отрезанная в нескольких сантиметрах выше щиколотки. Ногти трех пальцев были покрыты красным лаком. Остальных двух пальцев не хватало.
Кинен закинул голову назад и завыл по-собачьи.
2
Это было в четверг. А в понедельник, когда я вернулся с обеда, дежурный отеля передал мне записку. «Позвоните Питеру Кари», – говорилось в ней, и был номер телефона, который начинался с 718, – это либо Бруклин, либо Куинс[4]4
В Нью-Йорке перед семизначным номером телефона нужно набирать еще трехзначный код одного из двух районов, на которые разделен город, – 718 или 212.
[Закрыть]. По-моему, я не был знаком ни с каким Питером Кари из Бруклина или Куинса, да и ниоткуда еще, но мне не в первый раз звонят люди, с которыми я не знаком. Я поднялся к себе и позвонил по телефону, указанному в записке. Когда мужской голос ответил, я спросил:
– Мистер Кари?
– Да?
– Меня зовут Мэттью Скаддер, мне передали, что вы просили позвонить.
– Вас просили мне позвонить?
– Да. Здесь сказано, что вы звонили мне в четверть первого.
– Повторите, пожалуйста, ваше имя.
Я повторил, и он сказал:
– А, погодите минутку, ведь вы детектив, да? Это мой брат звонил вам, мой брат Питер.
– Тут так и сказано – Питер Кари.
– Подождите, не кладите трубку.
Я подождал, и через секунду какой-то другой голос, похожий на первый, но немного ниже и мягче, произнес:
– Мэтт, это Пит.
– А, Пит? – сказал я. – Мы с вами знакомы, Пит?
– Ну да, знакомы, только вы можете не знать, как меня зовут. Я регулярно бываю у святого Павла и выступал там на собрании, кажется, месяца полтора назад.
– Питер Кари, – повторил я.
– На самом деле моя фамилия Кхари, – сказал он. – Я родом из Ливана. Как же мне вам объяснить, кто я? Ну, я бросил пить года полтора назад, снимаю комнату на Пятьдесят Пятой. Работал посыльным и по доставке товаров, но на самом деле моя специальность – монтажер в кино, только я не знаю, смогу ли к ней вернуться...
– У вас там было что-то по части наркотиков.
– Точно, только окончательно меня добил алкоголь. Теперь вспомнили?
– Да. Я был там в тот вечер, когда вы выступали. Только не знал вашей фамилии.
– Ну вот, теперь вы все знаете.
– Что я могу для вас сделать, Пит?
– Я хотел бы, чтобы вы приехали сюда и поговорили со мной и с моим братом. Вы детектив, а это, мне кажется, как раз то, что нам нужно.
– А вы не могли бы хоть приблизительно сказать, о чем речь?
– Понимаете ли...
– Не по телефону?
– Думаю, что по телефону не стоит, Мэтт. Надо кое-что выяснить, это очень важно, мы заплатим вам, сколько скажете.
– Видите ли, – сказал я, – я не уверен, что сейчас могу взяться за какую-то работу. Дело в том, что у меня намечается одна поездка. В конце недели я улетаю за океан.
– Куда?
– В Ирландию.
– Вот здорово, – отозвался он – Но послушай те, Мэтт, может, вы хотя бы приедете сюда, чтобы мы вам все рассказали? Вы нас выслушаете и если решите, что ничего не можете сделать, мы не будем в обиде и заплатим вам за потраченное время и за такси сюда и обратно. – Я слышал, как брат сказал ему что-то, чего я не разобрал, и Пит ответил – Сейчас скажу ему. Мэтт, Кинен говорит, что мы мог ли бы заехать за вами, но нам все равно придется вернуться сюда, так что, я думаю, будет быстрее если вы просто возьмете такси.
Мне показалось, что для человека, который работает посыльным и по доставке товаров, он что-то много говорит о такси, но тут мне вспомнилось, что я слышал про его брата.
– У вас один брат или несколько, Пит?
– Только один.
– Мне кажется, вы что-то о нем говорили, когда рассказывали о себе. Что-то о его делах.
Наступила пауза. Потом я услышал:
– Мэтт, я прошу вас хотя бы приехать сюда и выслушать нас.
– Где вы находитесь?
– Вы знаете Бруклин?
– Я же еще не покойник.
– Что-что?
– Ничего. Просто мысли вслух. Есть такой известный рассказ. «Только покойники знают Бруклин». Кое-какие места там я знаю довольно прилично. В какой вы части Бруклина?
– Бэй-Ридж. Колониал-роуд.
– Ну, это не так сложно.
Он сказал мне адрес, и я его записал.
Линия метро "R", которую называют еще Бродвейской местной, начинается в Джамейке[5]5
Джамейка – окраинный район на востоке Бруклина
[Закрыть], на Сто Семьдесят Девятой, идет через весь город и кончается в нескольких кварталах от моста Веррацано в юго-западном углу Бруклина Я сел в поезд на перекрестке Пятьдесят Седьмой и Седьмой авеню и сошел за две остановки до конечной.
Кое-кто считает, что стоит выехать из Манхэттена, и вы уже за городом. Они неправы – это просто другая часть города, но разница, безусловно, очень чувствуется. Чтобы ее заметить, не нужно даже открывать глаза. Здесь другой энергетический уровень и воздух не гудит от постоянного лихорадочного напряжения.
Я прошел квартал по Четвертой авеню, миновал китайский ресторан, корейскую овощную лавку, контору букмекера и пару ирландских баров, потом свернул на Колониал-роуд и там нашел дом Кинена Кхари. Он стоял среди других таких же особняков – солидных домов без особых затей, выстроенных, судя по виду, еще до войны. Крохотный газон, деревянная лестница в несколько ступенек, ведущая к парадной двери. Я поднялся по лестнице и позвонил
Пит впустил меня, провел на кухню и познакомил со своим братом. Тот встал, пожал мне руку и жестом предложил стул. Сам он садиться не стал, а подошел к плите и, обернувшись ко мне, сказал:
– Благодарю вас, что пришли. Я могу задать вам несколько вопросов, мистер Скаддер? Прежде чем мы приступим к делу?
– Пожалуйста.
– Может быть, сначала что-нибудь выпьете? Нет, не спиртного. Я знаю, что вы с Питом познакомились на собраниях «АА», но у нас готов кофе, а если хотите, могу предложить вам чего-нибудь прохладительного Кофе сварен по-ливански – это примерно то же самое, что по-турецки или по-армянски, очень густой и крепкий. Там есть еще банка растворимого, если хотите.
– По-ливански – это звучит неплохо.
На вкус это оказалось тоже неплохо. Я отпил глоток, а он спросил:
– Вы детектив, так ведь?
– Без лицензии.
– Что это означает?
– Что я работаю неофициально. Время от времени выполняю задания какого-нибудь большого детективного агентства и тогда работаю по его лицензии, но в остальных случаях действую в частном порядке.
– И когда-то вы были полицейским.
– Верно. Несколько лет назад.
– Так. Форму носили или работали в штатском?
– Я был детективом.
– Это у которых золотой значок, да?
– Правильно. Несколько лет работал в шестом участке, в Гринвич-Виллидж, а до этого некоторое время проработал в Бруклине. В семьдесят восьмом участке, это Парк-Слоуп[6]6
Гринвич-Виллидж – район в нижнем Манхэттене; Парк-Слоуп – район недалеко от центральной части Бруклина.
[Закрыть] и немного севернее, там это место называют Борем-Хилл.
– Да, я знаю, где это. Я вырос на территории семьдесят восьмого участка. Знаете Берген-стрит?
– Конечно.
– Вот там мы и выросли – я и Пит. В тех местах, по соседству с Корт-стрит и Атлантик-авеню, много приезжих с Ближнего Востока. Ливанцев, сирийцев, йеменцев, палестинцев. Моя жена была палестинка, ее родители жили на Президент-стрит. Это Южный Бруклин, но сейчас тот район называют, по-моему, Кэррол-Гарденз. Как, кофе ничего?
– Отличный.
– Если захотите еще, не стесняйтесь. – Он хотел что-то добавить, но передумал и взглянул на брата. – Не знаю, старина. Сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет.
– Расскажи ему, о чем речь, малыш.
– Не знаю. – Он снова повернулся ко мне, поставил стул спинкой от себя и уселся на него верхом. – Вот какое дело, Мэтт. Можно, я буду так вас звать? – Я сказал, что можно. – Вот какое дело. Мне надо знать, могу ли я вам кое-что сообщить, чтобы потом не ломать себе голову, кому вы об этом расскажете. В общем, вопрос сводится к тому, насколько вы еще полицейский.
Хороший вопрос, я сам частенько над этим задумываюсь.
– Я проработал в полиции много лет, – ответил я. – Но с тех пор как я оттуда ушел, во мне с каждым годом остается от полицейского все меньше и меньше. Вы хотите спросить, сохраню ли я в тайне то, что от вас услышу? Официально у меня нет статуса адвоката. То, что вы мне расскажете, не будет считаться конфиденциальной информацией. В то же время на службе закона я не состою, а значит, сообщать властям о том, что узнал, обязан не в большей степени, чем любой другой гражданин.
– И что из этого следует?
– Не знаю, что из этого следует. По-разному бывает. Вряд ли я могу обещать вам что-то определенное, не зная, что вы собираетесь мне рассказать. Я приехал сюда потому, что Пит не хотел ничего говорить по телефону, но вы, кажется, и здесь ничего не хотите говорить. Может, мне лучше отправиться домой?
– Возможно, – сказал он.
– Малыш...
– Нет, – продолжал он, встав со стула. – Это была неплохая мысль, старина, только ничего не получается. Мы отыщем их сами.
Он вынул из кармана пачку денег, отделил от нее одну сотенную и протянул мне.
– Это за такси в оба конца и за время, которое вы потратили, Мэтт. Извините, что заставили вас зря тащиться в такую даль.
Видя, что я не беру деньги, он сказал:
– Или ваше время стоит дороже, чем я полагал? Вот еще, чтобы вам не было обидно.
Он добавил еще сотенную, но вместо того, чтобы протянуть руку за деньгами, я оттолкнул стул и встал.
– Вы мне ничего не должны, – сказал я. – Я и сам не знаю, сколько стоит мое время. Давайте будем считать, что вы расплатились со мной этой чашкой кофе.
– Прошу вас, возьмите деньги. Господи, да только такси стоит долларов по двадцать пять в один конец.
– Я ехал на метро.
Он уставился на меня.
– Вы приехали сюда на метро? Разве брат не сказал вам, чтобы вы взяли такси? Зачем вам экономить на мелочах, если плачу я?
– Уберите свои деньги, – сказал я. – Я ехал на метро, потому что так проще и быстрее. Как я добираюсь из одного места в другое, это мое дело, мистер Кхари, я всегда действую так, как считаю нужным. Не учите меня, как передвигаться по городу, и я не стану учить вас, как сбывать крэк[7]7
Крэк – кристаллический кокаин для курения, один из наиболее распространенных в США наркотиков.
[Закрыть] школьникам. Договорились?
– Господи! – произнес он.
Повернувшись к Питу, я сказал:
– Мне жаль, что мы с вами зря потратили время. Спасибо, что вспомнили обо мне.
Он спросил, не надо ли подвезти меня в город или хотя бы подбросить до станции метро.
– Нет, – ответил я. – Пожалуй, немного пройдусь по Бэй-Риджу. Я не был здесь уже много лет. Как-то я вел одно дело, и мне приходилось бывать в нескольких кварталах отсюда, на этой же Колониал-роуд, но немного севернее. Прямо напротив парка. Оулзхед-Парк – так, по-моему, он называется.
– Это кварталов восемь-десять отсюда, – сказал Кинен Кхари.
– Да, кажется, так. Того типа, который тогда меня нанял, обвиняли в убийстве собственной жены, я кое-что для него сделал, и в результате обвинение сняли.
– Он был невиновен?
– Нет, убить-то он ее убил, – сказал я, живо припомнив всю эту историю. – Но тогда я этого не знал. Узнал только потом.
– И уже ничего не могли поделать.
– Почему, конечно, мог, – возразил я. – Томми Тиллери, вот как его звали. Не помню, как звали его жену, а вот как подружку звали, помню – Кэролайн Читхэм. Когда она умерла, его в конце концов посадили за убийство.
– Он и ее убил?
– Нет, она покончила с собой. А я сделал так, чтобы это выглядело как убийство и чтобы его за это посадили. Я вытащил его из одной истории, хоть он этого и не заслуживал, и мне показалось, что будет правильно, если я впутаю его в другую.
– И сколько он отсидел?
– Сколько смог. Он умер в тюрьме. Кто-то проткнул его ножом. – Я вздохнул. – Мне пришло в голову – дай-ка прогуляюсь мимо его дома: может, вспомнится что-то еще. Только, похоже, все вспомнилось и без этого.
– И вам стало не по себе?
– От воспоминаний-то? Да нет, не особенно. Мне приходилось делать такие вещи, о которых вспоминать куда неприятнее.
Я огляделся в поисках своего плаща, но сообразил, что не надевал его. Погода стояла весенняя, самое время для спортивных курток, хотя к вечеру должно было похолодать градусов до десяти, а может, и ниже.
Я направился к двери. Кхари окликнул меня:
– Погодите минуту, пожалуйста, мистер Скаддер.
Я взглянул на него.
– Я не то сказал. Извините.
– Вам не за что извиняться.
– Нет, есть за что. Я не смог сдержаться. Ничего такого я не хотел. Я сегодня разбил телефон. Номер был занят, я вышел из себя и стал колотить аппаратом по стене, пока он не разлетелся вдребезги. – Кхари покачал головой. – Со мной никогда такого не бывало. Мне очень тяжело.
– Это со многими случается.
– Да, наверное. Только что какие-то типы похитили мою жену, разрезали ее на кусочки, завернули в пластик и вернули мне в багажнике машины. Наверное, такое действительно со многими случается. Не знаю.
– Спокойнее, малыш, – сказал Пит.
– Да нет, не волнуйся, – ответил Кинен. – Мэтт, присядьте на минуту. Давайте я вам все расскажу, с начала и до конца, а потом вы решите, браться за это дело или нет. Забудьте, что я говорил раньше. Мне все равно, кому вы скажете, а кому не скажете. Я просто не хотел говорить это вслух, потому что тогда все превращается в реальность, но ведь это и так реальность, верно?
* * *
Он рассказал мне всю историю – примерно в таком же виде, как я изложил ее в самом начале. Некоторые подробности, ставшие известными позже, в ходе моего расследования, я там добавил от себя, но кое-какие сведения братья Кхари уже добыли самостоятельно. В пятницу они разыскали «тойоту-кэмри», которую Франсина оставила на стоянке на Атлантик-авеню, и это вывело их на «Арабского гурмана», а по пакетам с покупками в багажнике они узнали, что она заезжала в «Д'Агостино».
Когда Кинен закончил свой рассказ, я отказался от второй чашки кофе и взял предложенный мне стакан содовой.
– У меня есть несколько вопросов, – сказал я.
– Давайте.
– Что вы сделали с трупом?
Братья переглянулись, и Пит кивнул. Кинен глубоко вздохнул и начал:
– У меня есть двоюродный брат, он ветеринар, и у него лечебница для животных на... в общем, не важно где, – там, где мы жили раньше. Я позвонил ему и сказал, что мне надо попасть в лечебницу и чтобы мне никто не мешал.
– Когда это было?
– Позвонил я ему в пятницу после обеда, а вечером взял у него ключ, и мы туда поехали. У него есть такая печь, где он кремирует домашних животных, которых ему приносят усыплять. Мы взяли... взяли...
– Спокойнее, малыш.
Он нетерпеливо мотнул головой.
– Нет, не беспокойся, я просто не знаю, как сказать. Как у вас это называется? Мы взяли... ну, то, что осталось от Франсины, и кремировали.
– Вы распаковали все эти... хм...
– Нет, зачем? Лента и пластик сгорели вместе со всем остальным.
– Но вы уверены, что это была она?
– Да. Мы распаковали... ну, кое-что – этого хватило, чтобы убедиться.
– Я вынужден задавать такие вопросы.
– Понимаю.
– Дело в том, что ведь трупа не осталось, верно?
Он кивнул.
– Только пепел. Пепел и осколки костей, больше ничего. Когда говорят кремация, все думают, что остается только щепотка золы, как в обычной топке. Но это не так.
Там у него есть еще устройство для измельчения костей. – Он поднял на меня глаза. – Когда я заканчивал школу, то после уроков работал у Лу. Эх, не хотел я называть его имя. Да ладно, черт возьми, какая разница? Отец хотел, чтобы я стал врачом, он думал, что такая тренировка пойдет мне на пользу. Не знаю, так оно или нет, но я хорошо помнил, какое там есть оборудование и где.
– А ваш двоюродный брат знает, зачем вам понадобилось приезжать в его лечебницу?
– Всякий знает то, что он хочет знать. Вряд ли он подумал, что я отправлюсь туда среди ночи, чтобы сделать себе прививку от бешенства. Мы провозились там до утра. Эта его установка рассчитана на мелких животных, нам пришлось загружать ее несколько раз, а в промежутках дожидаться, пока она остынет. Господи Боже мой, не могу я спокойно об этом говорить.
– Простите.
– Да вы тут ни при чем. Знал ли он, что я воспользовался его печкой? Наверно, должен был знать. Скорее всего, он имеет представление, чем я занимаюсь. Может быть, решил, что я убил какого-нибудь конкурента и хочу избавиться от улик. По телевизору постоянно такую ерунду показывают, и все думают, что так оно и делается.
– И он не возражал?
– Он же мне родня. Он знал, что дело срочное и что со мной о нем говорить не надо. И потом я дал ему денег. Он не хотел брать, но у парня двое детишек в колледже, как не взять? Да и денег было немного.
– Сколько?
– Две косых. Недорого мне обошлись эти похороны, верно? Я хочу сказать, что один только гроб стоит дороже. – Он тряхнул головой. – Пепел у меня внизу, в сейфе, в жестяной банке. Не знаю, что с ним делать. Представления не имею, чего бы хотела она. Мы никогда об этом не говорили. Господи, ей же было только двадцать четыре. На девять лет моложе меня – на девять лет без одного месяца. Мы были женаты два года.
– Детей нет?
– Нет. Мы собирались подождать еще год, а потом... О Господи, это ужасно. Ничего, если я выпью?
– Ничего.
– И Пит говорит, что ничего. Да нет, не стану я пить. Я выпил глоток в четверг, после того как говорил с ними по телефону, и с тех пор ни капли в рот не брал. Время от времени хочется, но я себя удерживаю. Знаете почему?
– Почему?
– Потому что хочу все до конца прочувствовать. Вы считаете, что я поступил неправильно? Когда отвез ее к Лу и кремировал? Вы думаете, этого не надо было делать?
– Я думаю, это было противозаконно.
– Ну, знаете, как раз эта сторона меня не особенно волнует.
– Знаю, что не волнует. Вы просто хотели сделать как лучше. Но при этом вы уничтожили улики. Мертвое тело может дать уйму информации тем, кто знает, что искать. А когда тело превращается в пепел и осколки костей, вся эта информация пропадает.
– А это важно?
– Было бы полезно знать, как она умерла.
– Теперь мне все равно. Я хочу знать только одно – кто.
– Одно может привести и к другому.
– Значит, вы думаете, что я поступил неправильно. Господи, да поймите, не мог я вызвать полицию, отдать ей мешок с кусками мяса и сказать: «Вот моя жена, позаботьтесь о ней как следует». Я никогда не вызываю полицию, в нашей профессии это не принято, но если бы, когда я открыл багажник того «форда», она лежала там целиком – пусть мертвая, но целиком, – тогда я, возможно, и сообщил бы об этом. Но так...
– Понимаю.
– Но считаете, что я поступил неправильно.
– Ты поступил так, как должен был поступить, – сказал Питер.
«Разве не все мы всегда поступаем так, как должны поступить?» – подумал я, а вслух сказал: