Текст книги "Последний негодник"

Автор книги: Лоретта Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Благодаря грозе, на обычно оживленной Портсмут-роуд не было ни души. Потому сейчас со всей очевидностью не то время и не то место, где стоило угодить в несчастный случай.

По козырьку сердито барабанил дождь, который благодаря ветру вымочил их чуть ли не до нитки. Но у Лидии не было сил размышлять о неудобствах, поскольку руки ее были заняты, и все внимание сосредоточено на мерине. Он боролся с ее усилиями замедлить его бег, пока упорно – в типично саморазрушительной манере, свойственной всем существам мужского рода – норовил свернуть на обочину.

К тому времени, когда они достигли подножия холма, руки ее разламывались от боли, а мерин не выказывал ни малейшего признака усталости.

Лидия виновато поглядывала на Тамсин. Юбки девушки намокли, а сама она тряслась от холода.

– Еще две мили.

Лидия вынуждена была повысить голос, чтобы Тамсин ее расслышала в шуме ливня и раскатах грома.

– Я просто промокла, – выдавила стуча зубами Тамсин. – Не растаю.

«Боже, прости меня», – подумала Лидия, испытывая угрызения совести. Ей ни за что не стоило брать Тамсин, не следовало соглашаться на эту дурацкую скачку. Во всяком случае, стоило принять предложение Эйнсвуда о перемирии. Если Тамсин подхватит смертельную простуду…

Вспышка молнии чуть не сбросила Лидию с сиденья экипажа, а последовавший тут же удар грома, казалось, сотряс под ними дорогу. Мерин встал на дыбы, дико заржав, и Лидия чуть ли не содрала кожу до мяса, натягивая поводья, чтобы заставить его опуститься и убраться подальше от края дороги, пока он не опрокинул их в канаву.

В одно мгновение мир потемнел, затем снова вспыхнул ослепительный свет, когда сопровождаемая оглушительным грохотом молния ударила над пустынной местностью.

И в ту же секунду вдруг донеслись посторонние звуки: крики, пронзительное ржание коня не то от страха, не то от боли, громыхание колес экипажа.

Затем она увидела его самого, пронесшегося вниз по дороге в нескольких дюймах от ее колес. Лидия направила кабриолет немного влево, увидела, как тильбюри безумно дернулся вправо, прогромыхав мимо и чуть не задев ее. В очередной раз вспыхнула молния, и Лидия разглядела напряженный силуэт Эйнсвуда, как он натягивает поводья за мгновение до того, как обрушился удар грома, и в следующую секунду куда более ужасающее крушение: тильбюри круто занесло далеко в сторону от дороги.

Лидия осознавала шелест дождя, сверкание молний, как дрожала земля от грома, и голоса, но только словно откуда-то издалека, из другого мира, существующего где-то в бесконечности.

Весь мир для нее сосредоточился в этот момент в слишком неподвижном теле рядом с обломками крушения, и, казалось, прошла вечность, прежде чем Лидия пробралась через вырытые колеи к нему.

Она упала на колени, прямо в грязь, туда, где он лежал лицом вниз.

Узри меня повергнутого ниц перед тобою.

Она вспомнила, как он бросился тогда перед ней на колени на Ковент-Гарден, воскресила в памяти интонации его театрально умоляющего голоса и искорку смеха в его плутовских глазах, разоблачавшую его истинное душевное выражение.

Внутри Лидии вздымался, рос ужасный безумный хохот. Но ведь она же никогда не впадала в истерику.

Лидия потянула его за сюртук.

– Вставай, будь ты проклят. Ну, пожалуйста.

Она не плачет. Это дождь заливает глаза. Это от холода болит горло. Боже, как же холодно, а он такой тяжелый.

Она раздирает сюртук, стараясь перевернуть его на спину, не может она позволить ему валяться тут дальше в грязи и потому дергает из всех сил за лацканы, пытаясь поднять.

– Очнись, ты, глупая упрямая скотина, – плакала Лидия. – Очнись, ну, пожалуйста.

Но он не приходил в себя, а у нее не хватало сил поднять его. Она смогла лишь баюкать его голову и вытирать грязь с его лица, и приказывать, и ругаться, и умолять, и обещать все, что угодно.

– Только не умри тут у меня, ты, чудовище, – задыхалась она, слова обжигали горло. – Я ведь постепенно… привязалась к тебе. Давай, очнись. Я такого не хотела… Я буду ведь так несчастна. Как ты мог, Эйнсвуд? Это несправедливо… ты же игрок. Очнись. Ты же победил. – Она трясла его. – Слышишь меня, ты, тупоголовый шут? Ты победил. Я согласна. На кольцо. На священника. На всю чертову церемонию. На герцогиню. Твою герцогиню. – Она снова встряхнула его. – Ты ведь этого хотел? Приди в себя. Сейчас или никогда, Эйнсвуд. Это твой последний шанс. Очнись, черт ты эдакий, и ж-женись на мне. – Лидия подавила рыдание. – Или я брошу тебя тут, где нашла. – Она в отчаянии склонила голову. – Прямо здесь. В грязи. В канаве. Я знала, что ты… п-плохо кончишь.

Виру было очень паршиво. Безнадежный случай.

Ему следовало открыть глаза еще несколько возгласов назад, но он ужасно боялся проснуться и обнаружить, что это всего лишь сон: его девочка-драконша бранит его на чем свет стоит и убивается над ним.

Не сон то был, впрочем, и она наверняка промокла до нитки, а он, должно быть, величайшая скотина во всем подлунном мире, что из-за его никчемной личности она рискует заболеть.

И тогда Вир поднял руку и притянул ее прекраснейшее упрямое лицо поближе к себе.

– Я умер, и мне явился ангел, или то всего лишь вы, Гренвилл? – прошептал он.

Она было пыталась отпрянуть, но он не был столь слаб – или великодушен – чтобы позволить ей избежать поцелуя. Он ладонью накрыл ее затылок, притянул ее голову пониже, и драконша, как водится, в одно мгновение уступила. Тогда он окончательно понял, что ему не снится сон.

Ни в каком сне не попробуешь такую сочную сладость, как у ее нежных пухлых губ. И он наслаждался ими, углубляя и продлевая поцелуй. Вокруг бушевала буря, а он упивался своей девочкой…

Когда же он отпустил ее – неохотно, настолько против желания, что ему следовало поставить себе при жизни памятник за подобное самоотречение – правда прорвалась за его выставленные баррикады, и он сиплым голосом спросил:

– Ты желаннее, злая девчонка, чем все вместе взятые ангелы на небесах. Возьмешь меня, милая? Ты ведь это имеешь в виду?

Она судорожно вздохнула:

– Да, именно это, чума тебя забери. И я не милая. Вставай, ты, великий притворщик.

Берти не впервые было попадать в неприятности. Однако такое случилось впервые, когда экипаж разбился вдребезги, а правил им не он. Все же, как он втолковывал мисс Прайс несколько минут спустя после того, как мисс Гренвилл спешно бросилась к Эйнсвуду, даже самый искусный кучер не смог бы предотвратить этот несчастный случай. Испугавшись молнии, лошадь рванула с такой силой, что сломала одну оглоблю тильбюри. Другая треснула, когда экипаж перевернулся. Лошадь дала деру, волоча за собой остатки порванной упряжи.

Сам Берти, вовремя сообразив, выпрыгнул на дорогу. Он бы бросился к месту, где свалился Эйнсвуд, не останови свой кабриолет мисс Гренвилл и не сделай то же самое раньше его. Потом первой мыслью Берти стало «сначала леди», и он поспешил на помощь мисс Прайс, которой оставили на попечение явно ретивого мерина.

Как объяснил ей Берти, если Эйнсвуд умер, то ему уже никто не поможет. Ежели нет, то, похоже, понадобится подмога, чтобы вытащить его из канавы и доставить в Липхук. Раз тильбюри валяется в обломках, а кабриолет не сможет увезти четверых, то Берти махнет на нем с мисс Прайс попросить помощи в деревне.

Времени это заняло не так уж и много. Постоялый двор «Якорь» находилась не далее мили от места происшествия и был битком набит приятелями Эйнсвуда, с нетерпением ожидавшими исхода скачки. За считанные минуты снарядили чью-то карету и отправились в спасательную экспедицию.

Берти точно не был уверен, чья это оказалась карета, потому что к тому времени впал в состояние глубочайшего безумия.

Замешательство началось по пути в гостиницу, когда Берти приметил дорожный указатель, оповещавший путников о направлении и расстоянии до ближайших по соседству селений.

– О, гляньте, – моргая, произнес Берти. – Блэкмур. Вот оно что.

До сих пор мисс Прайс была несколько сурова, хотя значительно дружелюбней, чем когда он последний раз беседовал с ней в пятницу. Тогда она рассердилась на что-то, за что он казнил бы себя, имей он представление, за что именно.

Когда он взялся править кабриолетом, она не казалась такой уж раздосадованной, хотя, в общем, и не была такой разговорчивой и дружелюбной, как обычно ей свойственно.

Однако стоило ему упомянуть Блэкмур, она повернулась к нему и посмотрела более ему привычным острым изучающим взглядом.

– Вы узнаете это селение?

Берти помотал головой.

– Нет. Это портрет. Карл Второй, только не его, а его друга, уж не знаю, чем он заслужил такое звание, потому что их длинные бледно-желтые локоны вызывали у меня удивление: зачем парню хотелось бы выглядеть, как особа женского рода. И в тот момент я слушал только краем уха, но он именно тот, кого я искал. Понимаете, совсем не короля.

Какое-то мгновение мисс Прайс таращилась на него.

– Длинные белокурые локоны, – повторила она. – Друг короля Карла Второго. Роялист, скорей всего. Вы видели портрет придворного, друга короля.

– И он никак не может быть братом мисс Гри, – продолжил Берти, уже останавливая кабриолет перед входом в гостиницу. – Только он не мог, будучи в могиле несколько столетий. Первый граф Блэкмур, которого моя окаянная сестрица любит больше всех мужчин на портретах, по ее словам, потому что… Клянусь Юпитером, он тут, никогда бы не подумал, что он явится после столь позднего уведомления, и только молю, чтобы он не взял мою сестрицу с собой.

Мисс Прайс обратила свои огромные карие очи в сторону входа в гостиницу «Якорь», где собственной персоной стоял маркиз Дейн и метал свои знаменитые убийственные взгляды, которые были хорошо знакомы Берти, ибо ему доводилось испытывать их на себе, что вошло уже в привычку.

Мисс Прайс явно такой привычкой не обладала, потому что она воскликнула «О, Боже мой!» и упала в обморок. Вот в этот-то момент Берти и впал в состояние безмерного отчаяния.

Глава 12

– Конечно, я поддержу вас, – говорила Тамсин, ловко закалывая шпильками волосы Лидии. – Я совершенно пришла в себя. Это все волнение вкупе с голодом, вот от чего я ослабла. Но я ни в малейшей степени не чувствую себя плохо. Это самый волнующий день в моей жизни, и я решительно отказываюсь пропустить хоть минуту его завершения.

Обе дамы вели разговор в одной из спален на постоялом дворе «Якорь».

Лорд Дейн и Селлоуби появились в личном экипаже, когда Лидия и Эйнсвуд уже отправились месить грязь в направлении к Липхуку. Мужчины упомянули об обмороке Тамсин – от испуга при виде Дейна, как объяснил это Селлоуби – но Лидия была в сильном душевном смятении, чтобы еще волноваться за свою компаньонку.

Ее смятение не было связано исключительно с Эйнсвудом, ведь ее мягкосердечие – или размягчение мозгов, это как посмотреть – привело к тому, что она дала согласие на свадьбу, и сие согласие явилось причиной немалой суматохи. Но вместе с тем в большое замешательство ее привел и Дейн.

Хотя предположительно Лидия и являлась зеркальным отражением отца лорда Дейна, ни присутствующий маркиз, ни Селлоуби не выказали ни малейшего проблеска признания сего факта на протяжении короткого путешествия к постоялому двору или в те мгновения, когда все вошли в дом, и было решено, что свадьба состоится, как только невеста и новоиспеченный жених умоются и переоденутся. В то время Лидия была неспособна собраться с силами и выразить любой мало-мальски связный протест стремлению герцога незамедлительно надеть на них оковы.

Даже теперь после ванны и чаепития, очутившись в заботливых руках Тамсин, Лидия чувствовала себя суденышком, несущимся без парусов в огромном море. В ощущении того, что мир перевернулся с ног на голову, в том, что пошатнувшийся порядок вещей вышел из подчинения, было мало приятного.

– Мне следовало, по меньшей мере, настоять на том, что нужно отдохнуть, – пожаловалась она. – Но Эйнсвуд… ох, он так настойчив и нетерпелив и с ума сходит от беспокойства, когда кто-то говорит «нет».

– Имеет ли хоть малейший смысл откладывать свадьбу, когда он все приготовил, – заметила Тамсин. – Не поразительно ли, насколько он может быть деятельным, имея сильные побудительные мотивы?

– Скорее уж довольным собой и самоуверенным, – поправила Лидия. – Однако он все держит в руках, и друзья его уже собрались, и посему, кажется, и мы могли бы скорее со всем этим покончить.

Тамсин отступила на шаг, чтобы полюбоваться на изящную прическу, сотворенную ее же руками.

Лицо Лидии обрамляли несколько мягких волнистых локонов, а узел, который она закалывала обычно у основания шеи, был искусно забран вверх.

– «Когда конец кончал бы все, – так просто! Все кончить сразу!» – с улыбкой процитировала Тамсин «Макбета». – Леди Дейн заметила, что чем дольше мужчина вынужден ждать, тем более он вгоняет себя в неразумное состояние. Она рассказывала, что такое случалось с лордом Дейном, и с ним почти невозможно было иметь дело к тому времени, когда они поженились. Недели свадебных приготовлений почти свели ее с ума, как она мне говорила, хотя она не из тех, кого легко расстроить.

– Устроение той свадьбы, должно быть, было подобно битве при Ватерлоо, – пробормотала Лидия. – Свадьба получилась грандиозной. Церковь набилась битком, а еще больше народу присутствовало на свадебном завтраке.

– По словам ее светлости, у нее дорогие вкусы.

– Ну, уж такими грандиозными нам не бывать. – Лидия изучила свое отражение в зеркале. – Кроме прически. Какой ты меня сделала изящной – выше шеи.

Но и это всего лишь видимость, подумала она. Сейчас она даже не уверена, кто она на самом деле.

« Воображаешь себя высокородной леди?»

С какой издевкой спросил отец тогда, много лет назад. Очевидно, это было лишь фантазией жившей в ней частички матери, что она Баллистер по крови, вот и все. В ином случае Лидия наверняка что-то да обнаружила бы – удивление, досаду, может даже удовольствие – в мрачном выражении лица Дейна. А все, что он сделал – взглянул на нее мельком, приберегая внимание для своего давнишнего школьного приятеля Эйнсвуда.

По всей видимости, когда после свадьбы Дейна Селлоуби обронил свои замечания насчет тайного наблюдения за особой женского пола, словно сошедшей с портрета в галерее Аткорта, он просто издалека уловил смутное сходство, решила Лидия. При более близком взгляде, должно быть, сходство оказалось в самом деле весьма отдаленным, раз сегодня он, кажется, не более был впечатлен ее чертами, чем сам Дейн.

Могло быть вот что. Видимо, мама увидела предыдущего лорда Дейна в процессии или выходившим из кареты. Издалека она вообразила сходство с Лидией и позднее сочинила из этого длинную историю. Собственное вдохновение по поводу написания «Розы Фив» снизошло на Лидию после прочтения статьи из любившей посплетничать газетенки, описавшей обручальное кольцо леди Дейн, большой рубиновый кабошон в окружении бриллиантов.

– Не думаю, что герцогу есть дело до того, как выглядят ваши волосы, – заметила Тамсин, возвращая Лидию в настоящее. – Убеждена, что он женился бы на вас тут же на месте, не взирая на то, какой вы были: с мокрыми волосами, испачканным лицом и шляпой, мокрым комом свисавшей с вашей шеи.

– Да он сам далеко не Красавчик Браммел, – парировала Лидия, поднимаясь со стула перед туалетным столиком. – В любом случае он промок больше меня, и ему грозила простуда, если бы он выстоял церемонию в насквозь промокшей одежде. Я не хотела бы провести первые дни супружеской жизни, ухаживая за больным легочной лихорадкой. – Она повернулась и встретилась с Тамсин взглядом. – Ты считаешь, что я схожу с ума, или, по меньшей мере, капризничаю.

– Думаю, было бы ошибкой считать ваши чувства к нему «влюбленностью школьницы» или «супружеской привязанностью», или «иступленной похотью», как это делаете вы, – чуть хихикнула Тамсин. – У меня такое ощущение, что в вас все больше начинает расти к нему истинное расположение…

– Как плесень, ты имеешь в виду.

– И не пытайтесь притвориться, что вам до него нет дела, – продолжила Тамсин. – Я видела, как вы безрассудно выпрыгнули из экипажа, не думая ни о грозе, ни об этом бешеном мерине, а лишь о герцоге Эйнсвуде. – Она хмыкнула. – Это было куда как романтично.

– Романтично. – Лидия нахмурилась. – Мне плохо.

– Это предсвадебная лихорадка.

Тамсин направилась к двери.

– Полагаю, он в худшем положении, чем вы, и испытывает адские муки. Лучше позволим священнику положить конец вашим с ним страданиям.

Лидия задрала подбородок.

– Я не подвержена нервным припадкам, Мисс Нахалка. И никаким страданиям. Я совершенно спокойна. – Она величавой поступью проследовала к двери. – Скоро я стану герцогиней Эйнсвуд и тогда, – она взглянула на Тамсин, – лучше поберегитесь, прочие смерды.

И гордо удалилась, сопровождаемая смехом Тамсин.

Благодаря Дейну, Селлоуби и Тренту, Вир был на прямом пути к тому, чтобы сойти с ума. Ни один из них и полминуты не мог придержать язык и дать парню подумать.

Они собрались в небольшой обеденной гостиной, предназначенной для свадьбы.

– Говорю вам, странное это дело, – бубнил Трент, – и как вы не видите, это и от меня ускользало только, может, и так, учитывая, что она попала под дождь и вымазалась в грязи так, что родная мать ее бы не узнала…

– Конечно, я ее узнал, – перебил Селлоуби. – Видел ее снаружи церкви после венчания Дейна. Трудно не заметить красивую молодую женщину такой величественной стати. Она казалась прекрасным цветков среди сорных зарослей писак. Не говоря уже о том, что такая редкость – женщина-бумагомарака, а, значит, ей могла быть лишь «Леди Грендель». Ее внешность производит сильное впечатление даже издалека.

– Вот что я имею в виду, – настойчиво упорствовал Трент. – Высокий парень с золотыми кудрями, которого я видел…

– Я бы не назвал их золотыми, – вмешался Дейн. – Скорей льняными. И никаких локонов с виду.

– Бледного золота, – согласился Селлоуби. – Напомнили мне…

– Того парня, кавалера, которого моя сестрица…

– Графа Эсмонда, – продолжил Селлоуби. – Хотя глаза не похожи. Ее синие глаза светлее.

– И она не может быть француженкой, – добавил Дейн.

– Я и не говорил, что она француженка, а только то слово, которое они используют для тех, кто как-то связан с лошадьми, мисс Прайс говорит, был шевал… (здесь путаница основана на том, что слово cavalierимеет много значений: кавалерист, шевалье, кавалер и роялист, то есть сторонник Карла Второго – Прим.пер.)

– Судя по дошедшим до меня слухам, – продолжил Дейн, словно бы не слыша своего шурина, – она родилась в болотах Борнео и воспитывалась крокодилами. Полагаю, тебе неизвестны обстоятельства ее происхождения, а, Эйнсвуд? Я не уверен, что на Борнео водятся крокодилы.

– Какого дьявола меня должно заботить ее происхождение? – резко ответил Вир. – А вот знать бы хотелось, когда же этот окаянный священник примется за дело, и соизволит ли невеста спуститься на венчание когда-нибудь в этом столетии.

Ему понадобилось полтора часа, чтобы принять ванну и переодеться, при этом он все время ворчал на Джейнза. И его светлости только и оставалось следующие полчаса сидеть, как на иголках, и ждать свою будущую герцогиню, и терзаться все это время мыслью, не заболела ли она и не тихо ли угасает от больного горла, пока его приятели болтали о точном описании цвета ее волос и глаз, а также есть ли крокодилы на Борнео.

– Может, она передумала, – предположил, издевательски ухмыляясь, Дейн. У Вира зачесались кулаки от желания стереть это заносчивое выражение с физиономии друга. – Возможно, она согласилась на свадьбу в состоянии потрясения, а теперь пришла в чувство.

– Я согласилась выйти за него из жалости, – раздался с порога холодный женский голос. – И из чувства долга перед обществом. Мы не можем позволить ему носиться, как безумному, по оживленным дорогам, разбивая экипажи и пугая лошадей.

Четверо мужчин разом повернулись к ораторше.

Драконша Вира стояла в проеме двери, с головы до пят облаченная в черное и застегнутая на все пуговицы до конца жизни. Когда она вошла, бомбазин завораживающе зашелестел.

Следом на ней шла мисс Прайс, а замыкал шествие священник.

– Я лучше отыщу свою жену, – произнес Дейн, направляясь к двери. – И не вздумайте начинать без нас. Я должен вести невесту к алтарю.

Брови Гревилл поползли вверх.

– Они тянули жребий, – пояснил Вир. – Трент шафер, а на Селлоуби возложена ответственность охранять двери и сдерживать толпу шумливых пьяниц.

Толпа собутыльников сгрудилась в большой общей столовой, где они развлекались тем, что горланили непристойные куплеты и пугали путешественников, которые имели несчастье заглянуть сюда на огонек укрыться от грозы.

– Вашим друзьям было отказано в развлечении засвидетельствовать ваш впечатляющий финиш, – высказалась его драконша. – Не могу поверить, что вы намереваетесь лишить их еще и этого представления.

– Уверяю вас, Гренвилл, они не в состоянии его оценить, – заверил ее Вир. – На сей момент половина из них не смогла бы отличить жениха от бочки с вином – и большинство из них охотнее оказалось бы в обществе этой самой винной бочки.

– Это священное событие, – назидательно добавил святой отец. – К вступлению в святое положение супружества не относятся пренебрежительно или… – смешавшись, он оборвал речь, когда Гренвилл вперила в него взгляд ледяной синевы. – То есть. Ладно. – Он ослабил воротничок. – Наверно, мы могли бы занять наши места.

Навязчивая смутная мысль или воспоминание, или нечто такое снова засвербело у Вира в голове. Но в следующее мгновение появились Дейн с женой, и лорд Вельзевул взял все в свои руки, как по своему обыкновению он вечно делал, и стал давать указания, чтобы один стал вот здесь, другой вон там, кто-то делал это, иные – то. И спустя мгновение началась церемония, и потом Вир мог думать только о женщине, стоявшей рядом с ним, о том, что она станет его, безоговорочно… и навсегда.

Невеста и сопровождающие ее лица удалились еще несколькими часами ранее, но было уже за полночь, когда приятели Вира позволили ему спастись от послесвадебной оргии, и то сие произошло потому, что кто-то – то ли Каррутерс, то ли Толливер – приволок компанию шлюх. На этом Дейн решил, что женатые джентльмены вольны по своему выбору покинуть собрание. Хотя Трент не являлся женатым человеком, он отбыл вместе с ними, все еще пытаясь заставить Дейна выслушать некую малопонятную теорию или историю, или чем бы там не являлось повествование о Карле Втором и придворных, и кавалерах, и только Люцифер знает, о чем еще.

– Я знаю, это было в твоем поместье, – втолковывал Трент зятю, пока трое джентльменов взбирались по лестнице. – В портретной галерее, которая, должно быть, в милю длиной, и он в алькове, а Джесс говорила, что он ее любимый…

– Галерея длиной сто восемьдесят футов, – поправил Дейн. – Эйнсвуд подтвердит. В день похорон моего папаши я установил один из портретов предка на подставку и устроил стрельбу из лука. Помнишь, а, Эйнсвуд? Ты тогда заявил, что использование портрета моего отца в качестве мишени лишь подтверждает мою незрелость. Ты заверил меня, что мне доставит большее удовлетворение ублажить эту рыжую чертовку, Чарити Грейвс, в хозяйской спальне. Вкусив ее сам, ты посчитал, что она будет стоить моих усилий. – Он хлопнул Вира по спине, когда они достигли верха лестницы. – А, ладно, дружище, те деньки миновали. Не делить нам больше одну шлюху на двоих. Мы должны теперь заняться своими женами, и каждый, разумеется, собственной.

Дейн повернулся к Берти:

– Спокойной ночи, Трент. Счастливых сновидений.

– Я тебе толкую, Дейн, но ты…

Мрачный убийственный взгляд Дейна заставил его замолчать.

Берти потянул за шейный платок.

– То есть. Ладно. – Он отступил от Дейна. – Значит так, мои поздравления, Эйнсвуд, и спокойной ночи, и премного обязан, знаете ли – шафер. Большая честь.

Он потряс руку Виру, кивнул Дейну и ретировался в свою комнату.

На задворках разума Вира что-то неясное вновь дразняще замаячило, но взглядом его завладела последняя по коридору дверь, за которой его ждала его же герцогиня, и обдавшее жаром понимание стерло ту досаждающую призрачную мысль.

– Миледи ждет наследника в феврале или марте, – сообщил Дейн, привлекая к себе внимание Вира. – Потребуются крестные родители. Возможно, ты и твоя новобрачная согласитесь занять их место.

Секунду Вир не верил своим ушам, затем до него дошло, что ему предложили. В горле встал комок. Несмотря на разлуку, расстояния, непонимание и кулачные бои, они с Вельзевулом все еще оставались друзьями.

– Так вот почему ты так жаждал увидеть меня женатым, – дрогнувшим голосом произнес он.

– Я жаждал по нескольким причинам, – поправил Дейн. – Но не буду тебя держать здесь и заставлять выслушивать свои доводы. У тебя есть… обязанности. – Он чуть улыбнулся. – Не буду отвлекать тебя от них.

К своему ужасу Вир почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.

– Ты покраснел, Эйнсвуд, – заметил Дейн. – Воистину сегодня день чудес.

– Ступай к дьяволу, – проворчал Вир и пошел по коридору.

Позади раздался хриплый смешок Дейна.

– Если зайдешь в тупик и не будешь знать, что предпринять, Ваша Светлость, не стесняйся и стучи в мою дверь, – посоветовал Дейн.

– Право слово, скажешь тоже – зайти в тупик, – не оборачиваясь, бросил Вир. – Я научил тебя всему, что ты знаешь, Вельз, и вполовину не всему, что знаю я сам.

Он услышал сатанинский грохот, который мог сойти за смех, потом, как открылась и захлопнулась за Дейном дверь.

– Постучать в его дверь, – бормотал под нос Вир. – Изумительно. Очень забавно. Будто не я был старше его и не привел ему первую в его жизни шлюху.

Он нетерпеливо постучал в дверь своей комнаты.

– Проклятый чертов всезнайка. Всегда таким был. И вечно будет. Я разобью его огромный клюв о…

Его новоиспеченная женушка открыла дверь.

Он смутно отметил, что она все еще полностью одета, но ни на мгновение этому не удивился. Вир вошел, пинком захлопнул за собой дверь, схватил ее в свои объятия и крепко-накрепко прижал к себе.

Потом зарылся лицом в ее шею. Мягкие густые волосы щекотали ему щеку, ее аромат завладевал им, и он с жадностью вдыхал его.

– О, Боже, Гренвилл, – бормотал он. – Думал уже никогда не отделаюсь от них.

Она подняла руки и обвила вокруг него, но как-то чопорно, а ее длинное тело задрожало от напряжения. Вир поднял голову и взглянул на нее. Лицо ее было бледным и замкнутым. В глазах он увидел свое отражение и что-то еще. Нечто мрачное и тревожащее.

– Ты устала, – посочувствовал он, ослабив свою медвежью хватку. – Что ж, день был трудный и утомительный.

– Я не устала. – Голос драконши дрожал. – Я поднялась сюда и тотчас уснула, лишь стоило коснуться головой подушки. – Она высвободилась из его рук. – Я проснулась час назад основательно отдохнувшей. И у меня было время подумать.

– Но этого времени не хватило на то, чтобы переодеться во что-нибудь более подходящее для брачной ночи, – заметил он, решительно не обращая внимания на чувствительные уколы совести. Он стремительно вовлек ее в брачные узы. Он воспользовался ее минутной слабостью. Ну что ж, очень хорошо. Он бессовестный – наравне с испорченностью, несносностью и другими «et cetera». Такова уж его натура. – Все замечательно. Я буду счастлив помочь тебе избавиться от брони.

И потянулся к самой верхней пуговице.

– Я не готова вступить в супружеские отношения, – сухо заявила она.

– Разумеется. – Он расстегнул верхнюю пуговку. – Я тебя подготовлю.

Она шлепнула его по рукам.

– Я серьезно, Эйнсвуд. Нам нужно поговорить.

– Гренвилл, ты же знаешь, мы и двух минут не можем побеседовать, чтобы не поссориться, – напомнил он. – Давай на сегодня отставим разговоры, что скажешь?

И приступил ко второй пуговке.

Она схватилась его за запястье холодной рукой.

– Совесть не позволяет мне оставаться твоей женой, – заявила она. – Я хочу аннулировать брак.

– Твоя совесть выжила из ума, – сказал он. И поцеловал прямой надменный нос. – Это просто из-за свадьбы сдают нервы.

– Я не нервозная барышня. – Драконша повысила сильнее задрожавший голос. – И не истеричка, и нечего со мной так снисходительно обращаться. Я просто пришла в себя и все. – Она помедлила, сжала челюсти и подняла подбородок. – В общем-то, я ведь не благородного происхождения, и даже наполовину не леди. Ты герцог Эйнсвуд. И должен жениться на леди. Ты в долгу перед своей семьей.

– Я сейчас женат на тебе, – нетерпеливо возразил он. – И не желаю никакую леди. Да я бы не знал, что с ней делать. – Он сгреб ее за плечи. – Надеюсь, ты не испытываешь на мне эти ваши женские жеманные штучки.

– Мы не можем лечь в супружескую постель. – Два розовых пятна появились на ее щеках. – Ты не должен плодиться и размножаться со мной. Я не позволю тебе так рисковать.

–  С какой стати?

– Из-за моей семьи. – Она с трудом выговаривала слова. – Ты понятия не имеешь о моей семье. Мне бы следовало рассказать тебе раньше, но я была в таком потрясении, так напугана, что ты разбился, и потом… – Она отстранилась. – Это так нелепо. Я хотела сделать тебя счастливым, а ты твердо решил венчаться без проволочек. Я не знаю, с чего я захотела осчастливить тебя, с какой стати возомнила, что мне это удастся.

– Меня так легко сделать счастливым, Гренвилл. Все, что тебе нужно, просто снять твое…

– Мама слабела с каждым днем после рождения сестры. – Слова так и сыпались из нее. – И она умерла, когда мне было десять лет. Младшая сестренка подхватила чахотку и умерла спустя три года. Отец был всего лишь никудышным актеришкой, игроком и пьяницей. У него не водилось ни одной оправдывающей его черты характера. – Она подошла к камину и сплела пальцы. – У меня плохая наследственность. Твоя семья заслуживает лучшего. Ты обязан считаться со своими родственниками – с родословной, которую ты представляешь.

– Черт бы побрал мою родословную, – заявил Вир, но без особого жара. Она явно расстроена и на грани истерики. Сказывается тяжесть последних событий. Вир подошел к ней. – Помилуй, Гренвилл, ты только послушай себя. Ты еще худший сноб, чем Дейн. Родословную я представляю, ну да, разумеется. Что сталось с Мисс Liberte, Egalite, and Fraternite( свобода, равенство, братство– фр.)? Что произошло с Мадам Борьба за Права Женщин? Куда подевалась моя драконша?

– Я не драконша, – возразила она. – А просто писака с низким происхождением и дрянным характером.

– Как погляжу, тебе не хватает веселости в нраве, чтобы прислушаться к разумным доводам, – вздохнул он. – Что ж, уладим это, как принято у мужчин.

Вир отступил от нее и скинул с плеч сюртук. Затем развязал шейный платок. Рывками расстегнул несколько пуговиц на жилете. Потом стянул жилет и отбросил его в сторону. В следующее мгновение он скинул башмаки.