Текст книги "Глоток мрака"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава тридцать седьмая

Меньше всего я ожидала найти на другом конце силовой ниточки солдата. Человек лежал ничком; он заполз в лес и был почти не виден. Форма послужила ему так же, как мне гламор: скрыла его от чужих глаз. Я бы решила, что пошла по неверному следу, но слишком отчетливо было ощущение спешки и правоты. Меня притянул он, этот человек, он провел меня, ослепленную магией, по краю битвы. Я опустилась на колени на палой листве и прошлогодней траве зимнего, замершего леса. Переворачивать человека пришлось левой рукой, в правом плече так и торчали осколки. Сгибать руку я могла, но поднять так, чтобы перевернуть человека – нет. Ею я могла только придерживать тело, а толкала левой. И даже от такого незначительного движения боль была невероятная. У меня дыхание перехватило, голые деревья поплыли перед глазами. На пару секунд я опустила голову на грудь человека и закрыла глаза, не зная, то ли меня сейчас вытошнит, то ли сознание потеряю.

Но тут что-то легонько коснулось щеки. Я подняла голову. На грудь солдата упал однокий розовый лепесток. Богиня меня не оставила. Я все смогу.

Я глянула выше, на лицо. На земле лежал колдун Доусон, с белокурыми волосами и еще более белой кожей. Просто ужасно бледной в этом темном лесу. Он походил на собственный призрак.

Я коснулась его лица здоровой рукой. Ледяное на ощупь. Попыталась нащупать артерию на шее. Грудь сдавило – пульса не чувствовалось. Но вдруг... тоненький, прерывающийся пульс. Доусон был близок к смерти, но не мертв.

– Помоги ему, о Богиня. Помоги мне помочь ему, – прошептала я.

Розовый лепесток отнесло к нему на губы. Глаза широко распахнулись, он схватил меня за больную руку. От боли у меня потемнело в глазах, сквозь тошноту вспыхивали белые искры.

Кто-то держал меня за руку. В глазах прояснилось. Надо мной сидел Доусон и смотрел на меня.

– Принцесса Мередит, как вы себя чувствуете?

Я рассмеялась. Не могла удержаться. Это он чуть не умер, а теперь он спрашивает, как я себя чувствую! Он держал руку над моим плечом с торчащими в нем осколками. Рука была в крови. Он показал мне, что держал в пальцах: осколок.

– Я очнулся, а на мне лежите вы и вот это. Я умирал. Я знаю, что умирал. Вы меня спасли. Как?

Знала бы я сама. Я собралась ответить: «Понятия не имею», но получилось:

– Помнишь, ты почувствовал зов при моем прикосновении?

– Да.

– Я шла на твой зов.

– Но вы ранены!

– Зато ты нет. Помоги мне подняться, – сказала я.

Он подчинился без слова. Может быть, из-за потрясения, а может, физически не мог мне отказать. Я не знала, и дела мне не было. Здесь в темноте ждали другие раненые, я их чувствовала.

Доусон поддержал меня под здоровую руку, и я пошла через лес. Где-то далеко еще шел бой: доносились выстрелы, мелькал белый и зеленый свет. Зеленый свет означал, что Дойл жив. Я хотела пойти к нему, но на платье мне упал еще один розовый лепесток. И в этот миг, больше, чем когда-либо, я положилась на Богиню. Я поверила, что она не заставит меня спасать солдат ценой жизни моих любимых, только молилась дать мне мужества не дрогнуть и не усомниться. Ответом мне стало еще одно тело, лежащее на земле.

Этот лежал на спине, глядя в небо черными глазами. Рот открывался и закрывался, словно он не мог вспомнить, как нужно дышать. Форменная куртка разорвана от плеча до груди – что-то посильнее человеческих рук вырвало из нее клок. Над обнаженной грудью поднимался пар. Впервые в жизни я видела, как на морозе поднимается пар над раной, впервые думала: «Из него испаряется жизнь».

Доусон помог мне опуститься на колени.

– Бреннан, это принцесса Мередит. Она тебе поможет.

Бреннан открыл рот, но сказать ничего не смог, только вытекла струйка крови – слишком темная, слишком густая. Я положила розовый лепесток ему на лоб, но чудесного исцеления не произошло. Он был в сознании, и знал, что умирает – видно было по испуганным глазам. А я не знала, как я исцелила Доусона, и не знала, конечно, как это повторить.

– Богиня, помоги мне! – взмолилась я.

Бреннан вздрогнул, его тело скрутило судорогой, в груди захрипело – он как будто силился вздохнуть.

– Помоги ему, умоляю! – сказал Доусон.

Я положила руку на рану и помолилась, и тут пришла боль. Мир вокруг пропал, а потом я очнулась, лежа на груди солдата.

Чья-то рука гладила меня по голове. Я открыла глаза – на меня смотрел Бреннан. Доусон приподнимал его голову, и оба смотрели на меня. Смотрели так, словно ничего чудесней не видели. Словно я по воде прошлась пешком. Эта мысль не принесла мне радости, только смутное раздражение. Вот чего мне не надо, это чтобы люди так на меня смотрели.

Бреннан показал мне окровавленный осколок. Доусон сказал:

– Он выпал у вас из плеча, как и мой. Кровь, потом осколок, а потом он стал здоров.

Я кивнула, как будто что-то поняла. Теперь мне помогали встать двое солдат, но когда Бреннан взял мою раненую руку, она болела меньше. Похоже, каждый раз, как я исцеляю солдата, у меня выпадает один осколок. Значит ли это, что я смогу вылечить лишь столько человек, сколько во мне застряло осколков? С одной стороны, хорошо, что у меня все проходит, но ведь здесь раненых куда больше, чем застрявших во мне осколков? И когда выпадет последний, я что, потеряю возможность их лечить? Мне не хотелось оставаться раненой, но... Я не стала додумывать. Сделаем что можем, а дальше будет видно. Лучше не зацикливаться на одной мысли; нужно идти, и пусть мне помогут те, кого я уже спасла. Задумаюсь – будет как с апостолом Петром, пошедшим по морю вслед за Иисусом. У него получалось, пока он не задумался. А как задумался – ушел под воду. Мне под воду нельзя. Я ощущала раненых в темном лесу. Они звали к себе, я должна была идти.

Мы нашли сразу двоих. Не знаю, что с ними делали Кел и его помощники, но все раненые как будто стремились уползти подальше. Где же были врачи, санитары? Где вообще все? Звуки боя слышались вдалеке – чуть ближе теперь, мы шли к месту битвы, но какая же иллюзия заставляла раненых уползать, а не звать на помощь?

Доусон с Бреннаном помогли мне наклониться к найденным. Только через секунду я поняла, что одна из них – женщина. На ней был бронежилет и еще какое-то снаряжение, а кожа ее в ночном лесу казалась почти такой же темной, как у Дойла.

– Это Хейз, – сказал Доусон.

Бреннан наклонился к другому солдату, тот лежал на боку.

– Орландо, сэр, – доложил он.

Я приложила руку к шее Хейз и попала на что-то липкое. Мне не надо было поднимать руку к свету – и так ясно, что это подсыхающая кровь. Но она не должна была сохнуть так быстро, вроде бы. Или я потеряла счет времени?

Я спросила, почти не думая:

– Она бывала уже ранена?

– Да, – ответил Бреннан. – Мы вместе попали в засаду. Она меня на себя вытащила, как теперь вот потащила Орландо.

– У вас на груди тоже была старая рана?

– Да, мэм. Тот принц, он показал на меня рукой, и рана вдруг словно возникла опять. И он сорвал с меня жилет, чтобы я ее видел. Его это как будто веселило.

– А она была ранена в шею?

– Да, мэм.

Кел убивал моих людей. Тех людей, что обещали меня защищать. Они умирали, защищая меня и моих близких. Это было неправильно. Это мы должны были их защищать, а не наоборот.

Молясь Богине, я дотронулась до Хейз. Храбрая женщина, она спасала других, хоть сама была ранена. Какая несправедливость – заставлять ее переживать это во второй раз. Но даже в этом кошмаре она взвалила на себя другого солдата и потащила его.

Навалилась боль, но на этот раз я сознание не потеряла. Я увидела, как в потоке крови из моего плеча выходит осколок. Кровь плеснула на лицо Хейз, и ее глаза распахнулись, блеснув белками в темноте. Глотая воздух ртом, она схватила меня за руку. Осколок упал ей на грудь, она машинально сжала его другой рукой.

– Кто вы?

– Принцесса Мередит Ник-Эссус.

Она цеплялась за мою руку, другой рукой прижимая осколок к груди. Она шумно сглотнула и сказала с удивлением:

– Не больно...

– Все прошло, – сказал Доусон, наклоняясь к ней.

– Но как?

– Пусть она вылечит Орландо, и ты посмотришь.

Доусон помог мне встать, но мне стало легче, не надо было так сильно опираться на его руку. Все же наклониться к Орландо им с Бреннаном пришлось мне помочь. Я еще не могла двигать плечом, хотя предплечье и ладонь уже двигались почти свободно.

У Орландо не было видно ран, но кожа была холодная на ощупь и пульс не прощупывался, даже такое нитевидное трепетание, как у Доусона. Я отогнала от себя дурные мысли. Не надо сомневаться в чуде, не надо пытаться понять, как я это все делаю. Всем сердцем молясь, я положила руки на холодеющую грудь человека.

На нас розовым снегом просыпался дождь лепестков. Человек вздрогнул у меня под руками, и снова была боль, и снова была кровь, и снова осколок упал в приоткрытую ладонь. Пальцы судорожно сжались вокруг осколка, как было с Хейз.

– Господи боже, – ахнула Хейз.

– Скорее Богиня, – поправил Доусон.

Очнувшийся Орландо испуганно глянул на меня.

– Где я?

– Кахокия, Иллинойс, – ответила я.

– Я думал, я снова в пустыне. Я думал...

Хейз схватила его за плечо и повернула к себе.

– Все хорошо, Орландо. Она нас спасла. Мы живы. Все хорошо.

В последнем я не была уверена, но возражать не стала. Осталось всего несколько осколков, всего несколько жизней можно спасти. А когда я буду здорова, потеряю ли я способность их спасать? Я хотела вылечиться, но не хотела, чтобы умирали люди. Они жизнью платили, спасая нас, мне надо было помочь им в ответ. Они не должны умирать на нашей войне.

Я ощутила зов – откуда-то неподалеку. Там были еще раненые. Я сделаю все, что смогу. Все, что поможет мне сделать Богиня. Я хотела спасти всех. Вопрос был – смогу ли?

Глава тридцать восьмая

Со мной шли восемь солдат. Каждый сжимал окровавленный осколок, каждый вернулся от смертной грани. Как только последний осколок выпал из моего плеча, слышать зов я перестала. Что-то в этой магии было связано с моей болью и ранами.

Впереди из тьмы выступил воин-сидхе в алой броне, мерцавшей на свету, будто языки пламени. Звали его Аодан, и я помнила, что рука власти у него соответствует виду доспеха. Он призывал руку власти – я это уловила. И крикнула, не думая:

– Убейте его!

Никто и секунды не медлил. Они не должны были слушать мой приказ: старшим по званию в их группе был Доусон. Но они дружно прицелились в сидхе у нас на пути и выстрелили. И пули сделали то, что делали с фейри всякий раз, с тех пор как люди их изобрели. Они прошили сверкающую броню и вонзились в тело под ней. Аодан умер, не успев опалить нас своей рукой власти. Значит, я могу чувствовать, когда вызывают руку власти. Если успеем стрелять до того, как магию освободят и нацелят, сможем победить.

Как все просто, когда под твоим началом команда солдат, повинующихся без размышления и готовых стрелять во все, что встанет на пути. У меня она есть.

К нашей группе присоединялись все новые солдаты, не ко мне приходили, а просто вливались в формирующееся на поле боя подразделение. Им казалось, что мы знаем, что делаем, и в нашей группе имелся сержант. Все группировались вокруг нас, потому что мы двигались осознанно к цели, а посреди битвы очень важно иметь цель. Иметь цель и не колебаться.

Я почувствовала приближение магии. Кто-то вскрикнул от ужаса, потом закричали многие – одетые в доспехи сидхе наводили на солдат иллюзии. Раньше мне случалось защищать своим гламором одного-двух сидхе. И теперь я как будто разлила вокруг озерцо гламора, все дальше и дальше в стороны – раньше я даже не пыталась распространять его так широко. Я проливала его на моих людей, как льют воду на горящую от лихорадки кожу.

И когда крики превратились в негромкое бормотание, я вполголоса сказала Доусону:

– Стреляйте по тем, что в броне.

Я полностью сосредоточилась на сопротивлении иллюзиям. Даже громкий приказ нарушил бы мою концентрацию.

Доусон и не подумал спорить. Просто крикнул:

– Стреляем по тем, что в броне! Огонь!

Бессмертные воины, прожившие столько веков, что нам и не снилось, пали перед нашим оружием. Словно рухнули на землю воздушные замки. Они не могли затуманить головы людей, никакие иллюзии не мешали солдатам стрелять – и мы их повергли.

На дороге встала Дилис, вся в желтом, сияющая, словно внутри нее горел огонь, освещая изнутри кожу и волосы, сияя из глаз. Никаких доспехов на ней не было, а платье такое, что в нем следовало подниматься по мраморным ступеням к бальному залу. Но когда рухнули наземь воины в бесполезной из-за человеческой изобретательности броне, встала она. Пули влетали в золотое сияние, похожее на знойное марево, останавливались и исчезали с короткими вспышками оранжевого света.

– Кто это? – спросил рядом Доусон.

– Магия, – сказала я. – Она – сама магия.

– Магия какого рода? – спросила Хейз.

– Свет, жар, солнце. Она богиня летней жары.

Мне всегда хотелось знать, какой она была, пока не лишилась дара. Многие из бывших богов и богинь скрывали свое прошлое – кто из стыда потери, кто из страха, что более удачливые и меньше потерявшие враги захотят свести счеты. Но если я вернула Сиобхан власть над иллюзиями, то и Дилис, или как ее звали по-настоящему, я вернула ее жар.

Уцелевшие воины в доспехах спрятались за ее защитным маревом. Они сгрудились вокруг нее, как должны были бы сгрудиться вокруг меня – но я никогда не буду так обжигать. Я не солнце, я луна.

И я вдруг поняла, что не хочу ее убивать. Я хочу вернуть ее себе. Хочу, чтобы она жила при моем дворе. Чтобы летнее солнце продолжало нас согревать. Я крикнула ей:

– Дилис, мы все – Неблагие. Мы не должны убивать друг друга!

Она ответила голосом, в котором слышалось странное рычание – я распознала в нем рычание свирепого пламени. Словно горели даже слова, исходящие из ее уст.

– Ты вспомнила об этом, потому что пули смертных не могут мне повредить.

За моим плечом вздрогнула Хейз:

– Ее слушать больно!

– Было бы хуже, если б принцесса нас не защищала, – сказал Доусон.

Он был прав. Гламор, оберегавший их от иллюзий, защищал и от этого жгучего голоса. Дилис не огнем была, а солнечным жаром. Он пробуждает поля весной, но если его слишком много – поля сохнут и умирают, и земля становится безжизненной пылью.

Для жизни нужно тепло и вода. Где же ее спутник? Ее противовес, ее супруг? Кольцо у меня на пальце сжалось и отпустило. Это кольцо столетиями называли Кольцом королевы. Андаис вручила мне его в знак своей милости. Но Андаис знала только разрушение и войну, а во мне в гармонии соединялись и смерть, и жизнь. Кольцо это раньше принадлежало богине любви и плодородия, Андаис сняла его с мертвой руки.

Смерть не может пользоваться атрибутами жизни – она не знает, как ими пользоваться. А я – знаю.

На меня и моих солдат просыпался дождь розовых лепестков. Кольцо запульсировало, стало горячим. По краю лесной поляны кто-то шел.

Из-под полога леса показалась белая фигура. Кристалл. В последний раз я его видела в постели королевы – кровавую массу вместо тела. Что плохо в бессмертии и способности залечить практически любую рану – это то, что если ты попадаешь в руки садиста, его забава может длиться очень, очень долго.

Королева выбрала его жертвой, поскольку он, в числе других стражей, откликнулся на мой зов. Он бы уехал в Лос-Анджелес вместе со мной, но Андаис сказала, что всех стражей лишиться ей нельзя. И потому она наказывала тех, кому пришлось остаться, хотя они хотели уйти. Очередь желающих попасть к ней на службу под дверью не выстраивалась – слишком долго она была жестокой госпожой. Все знали, каких милостей от нее ждать, и никто на это не соглашался. А потому она вымещала злость на тех стражах, что еще у нее оставались. И по Кристаллу, когда он показался на открытом месте, это было ясно видно.

Когда он не смог больше опираться на деревья, он упал на четвереньки и пополз. Солдаты прицелились выше него – словно ждали, что из леса появится тот, кто довел его до такого состояния. Кстати, подумала я, а где королева? Почему она позволяет Келу и половине двора нарушать ее прямой и строжайший запрет? Не в ее духе сидеть и ждать, когда есть возможность наказать кого-то. Но глядя на ползущего Кристалла, на кровавые раны по всему его телу, я подумала, что она, вероятно, уже нашла себе занятие. Порой она так поддавалась жажде крови, что забывала обо всем, кроме страдающей в ее руках плоти. Не упивалась ли она в очередной раз садистским восторгом, пока ее сын разваливал ее королевство? Неужели она настолько увлеклась, что выпустила все из рук?

Я пошла навстречу Кристаллу. Солдаты пошли со мной, держа оружие нацеленным на Дилис, на лес, на окрестную тьму – но я не думала, что им сейчас найдется цель. Позже. Стрелять надо будет позже.

Дилис крикнула своим рычащим голосом через всю поляну:

– Твоя семья насквозь порочна, Мередит. Тетка твоя пытает собственных стражей до тех пор, пока не превратит их в бессловесных рабов!

Я повернулась к золотой фигуре и крикнула в ответ:

– Так зачем тогда ты помогаешь Келу? Он ведь тоже порочен?

– Да, – сказала она.

– Ты поможешь ему убить меня, а потом убьешь его, – поняла я.

Она промолчала, но засветилась чуть ярче. Магический эквивалент легкой улыбки, которую не всегда удается сдержать. Довольной улыбки, когда все идет так, как хочется магу.

Кристалл упал ничком, и мне показалось, что он уже не встанет, но он поднялся. Медленно, мучительно он полз на золотое сияние Дилис.

Я шагнула было ему помочь, но кольцо сжалось на пальце, и я решила, что это знак. Я осталась на месте, глядя, как он преодолевает этот медленный, мучительный путь. Белые волосы, которые на свету оказывались не белыми, а почти прозрачными, как вода или хрусталь, волочились по земле, будто видавший виды, но когда-то роскошный плащ.

– Нам не надо ему помочь? – спросил Доусон.

– Нет, – сказала я тихонько. – Надо, чтобы она ему помогла.

Он вытаращился на меня, а когда ничего по моему лицу не прочитал, повернулся к Бреннану и Мерсеру. Мерсер спросил:

– А она его не убьет?

– Нет, если хочет спастись, – сказала я.

– Она как будто не из тех, кого надо спасать, – заметил Мерсер.

Дилис крикнула мне:

– Почему ты не помогаешь ему, принцесса?

– Он здесь не ради меня.

– Ты говоришь загадками, – сказала она.

Кристалл по-прежнему мучительно медленно полз через поляну, мимо трупов и раненых. Но теперь уже было ясно, что направляется он не ко мне. Он полз совершенно точно к золотому сиянию.

– Не трать его жизнь попусту, Мередит. Если он в таком виде попытается мне навредить, я его уничтожу.

– Он не собирается тебе вредить, Дилис, – сказала я.

– А зачем он сюда явился, если не спасать тебя и твоих людишек?

Кристалл дополз до границы золотого сияния, но еще его не коснулся. Будто настоящий солнечный свет, это сияние заиграло на его коже и волосах, как если бы они были сделаны из кристаллов горного хрусталя, под стать его имени. Ее сияние бросало радужные блики на его тело – маленькие, мерцающие цветные огни, разгоняющие тьму.

Он протянул вперед руку, и едва она коснулась круга света, он сумел подняться на колени и посмотреть на Дилис. Его кровь засверкала рубинами.

– Что это за колдовство? – попробовала разгневаться Дилис, но голос ее уже не обжигал, как раньше.

Кристалл поднялся на ноги и шагнул в круг света. Тело его засверкало – так вода отражает солнце или ловят свет бриллианты. Он вошел в ее свет и отразил его, превращая в чудо красоты.

– Что ты с ним делаешь, Мередит?!

– Это делаю с ним не я.

Кристалл уже почти мог коснуться ее золотой, сияющей фигуры. Он стоял высокий и тонкий, с рельефно очерченными, но стройными, как у бегуна, мускулами. Он всегда обладал этакой хрупкой силой, а сейчас казался драгоценностью, поднятой к солнцу – он сиял радужными бликами от макушки до пят, до кончиков волос. Раны все закрылись, словно близость к ее сиянию исцелила его.

Она казалась... испуганной.

– Я не целитель, но он исцелен. Как это может быть?

Кристалл протянул ей руку.

– Чего он хочет?! – с откровенным испугом крикнула она.

– Прими его руку, и узнаешь.

– Это ловушка!

– Я ношу кольцо королевы, Дилис. Глядя, как ты обжигаешь жаром летнего солнца, я думала: «Где же ее противовес? Где та прохлада, что не даст ей сжечь все живое?»

– Не-е-ет! – крикнула она ему в лицо.

Но Кристалл просто протягивал ей сияющую руку и ждал, словно мог так держать руку вечно.

И ее золотая рука вдруг шевельнулась, словно по собственной воле. Ее пальцы коснулись его руки – и золотистый жар подернулся серебряной дымкой, знойное марево перемешалось со сверканием воды – будто солнце играло на поверхности летнего пруда.

И они оказались в объятиях друг у друга. Они целовались так, словно делали это всю жизнь, чего не было, я знаю. Он никогда не был ее любовником, не был богом в пару ей, богине, но он дожил до наших дней. Он был прохладой, которая так была ей нужна, и я призвала его – того, до кого смогла дотянуться.

Ее сияние сгустилось в яркий желтый свет, она словно вырезана была из этого света. Кристалл сиял ожившей радугой.

– Мой бог! – прошептала Хейз.

– Именно так, – сказала я.

– Что вы с ними сделали? – спросил Доусон.

– Они станут супругами и родят детей. Двоих.

– Откуда вы знаете? – спросил Бреннан.

Я улыбнулась ему, точно зная, что глаза у меня начали светиться зеленью и золотом.

Он с трудом сглотнул слюну, словно это зрелище его тревожило.

– Ах да, магия.

– Занимайтесь любовью, а не войной, – сказал кто-то из солдат.

– Совершенно верно, – ответила я.

С другой стороны поляны долетел крик. Кричал Кел. Он стоял там в черно-серых доспехах, окруженный приверженцами в броне всех цветов радуги и еще в такой, что кажется сделанной из коры, листьев или звериных шкур, но выдержит удар любого оружия, кроме стального и железного. Эти выходцы из фантастического сна несли чье-то тело, и едва я поняла, кого они несут, сердце пропустило удар. Его распущенные волосы, темнее нынешней лунной ночи, спадали до земли. Белые руки державших его сидхе казались оскорблением его черного совершенства.

Кел заорал мне через всю поляну:

– Он еще жив, но это ненадолго! Ну что, стоит твоей жизни этот беспородный пес, сестричка? Хочешь его спасти – иди сюда!

Я не могла отвести от него взгляда. Он был чудовищно неподвижен. Да жив ли он вообще? Только смерть могла так его обездвижить. Мысль о том, что я потеряла их обоих – и Мрака, и Холода – была невыносима. Слишком велика боль, слишком велика потеря, все – слишком.

Я прошептала его имя:

– Дойл.

Я хотела, чтобы он поднял голову, шевельнулся, чтобы дал мне знать, есть ли кого спасать, если я пойду к нему. Рука сама легла на живот – все еще плоский, все еще без намека на беременность, – и я поняла, что не смогу выкупить Мрака собой. Он не простит мне такой сделки. Накатила волна тошноты, ночь поплыла перед глазами, но мне нельзя было упасть в обморок. Я не могла позволить себе слабость, времени на нее не было. Я прогнала прочь чувства, лишавшие меня мужества, и оставила только те, что помогали: ненависть, страх, ярость... и холодное спокойствие, которого я в себе даже не предполагала найти.

– Значит, война, – прошептала я.

– Что? – переспросил Доусон.

– Мы дадим Келу то, чего он добивается, – сказала я вслух.

– Вам нельзя к нему идти! – ужаснулась Хейз.

– Конечно, нет, – сказала я чьим-то чужим голосом. Я перестала себя узнавать.

– Но если не вас, то что мы ему дадим? – спросил Мерсер.

– Войну, – просто ответила я и пошла вперед. Мое войско пошло со мной. Либо умрет Кел, либо я. После того, как Дойла у меня на глазах швырнули на землю, будто охапку ненужного тряпья, я была согласна на такой выбор.