Текст книги "Людозвери (СИ)"

Автор книги: Лора Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Нырнув, для начала, в кастелянную, просторную комнату с рядами полок, заполненных свежевыстиранным постельным бельем, завхоз, ухватив подмышкой один комплект, молча потопал по довольно узкой лестнице, совершенно незаметной поначалу.

– А что там? – спросила Ядвига, следуя за ним след в след,

– Там? – Александр Иванович остановился, вытащил из кармана большой, тканевый носовой платок, неспеша вытирая вспотевшее, красное совершенно гипертоническое лицо,

– Бо-го-дель-ня! – по слогам пояснил он, и поплелся дальше.

– Зачем это? – Ядвига, пыхтя, тащила чемодан по ступенькам, – Я в состоянии снять благоустроенное жилье, вот только зарплату получу. Лестница внезапно закончилась, Александр Иванович, найдя на связке нужный ключ, отпер комнату и распахнул дверь,

– Милости просим! – сказал он и смачно чихнул от поднявшейся пыли. Унылый интерьер захламленной комнаты не вселял оптимизма, к предметам пригодных к эксплуатации можно было причислить и то условно, панцирную кровать, перекошенный шкаф, с открытыми дверцами и круглый, явно раритетный, деревянный стол посреди комнаты. Вся остальная утварь, хаотично сложенная в помещении, уже лет двадцать, как просилась на помойку.

– Метлы и ведра в конце коридора, приберешься сама, у нас слуг нет, – Александр Иванович уже собрался в обратный путь, оставив растерянную Ядвигу посреди ее апартаментов,

– Вынеси из комнаты лишнее, сложи около двери. После занятий пацанов пригоню, они снесут на свалку хлам этот, давно пора ведь – не оборачиваясь пробормотал завхоз.

Урок физкультуры закончился, и предстоящая смена спортивной формы на школьную вселяла в Тимура страх. Он был, как здесь говорят, домашний, и только первый год учился в интернате на пятидневке. Дома, живя с матерью он, спокойно и не торопясь, полностью справлялся с самообслуживанием, выполняя даже некоторые обязанности по дому.

В самом конце зимы назад Тимура, медсестра горбольницы, незапланированно забеременела. Понесла, как говорят в деревне, давно разведенная Тамара Николаевна от случайной связи с женатым мужчиной, за что кляла себя непрестанно.

Сорокалетняя женщина упустила начало беременности, из-за своей некой неопытности, чрезмерных стрессов и нагрузки на работе, она пропустила ранние сроки беременности и спохватилась уже крайне поздно. Придя к врачу, Тамара слезно просила избавить ее от ребенка, но строгая докторица, сказала, как отрезала,

– Сама медик, разве не понимаешь, что с твоим здоровьем и на таком сроке – это смертный приговор, – и немного смягчившись добавила, – Себя не жалеешь, вон об Тимурке подумай, будет твоему сыночку родная душа, ты же не вечная.

Тамара Николаевна как-то сразу успокоилась после этого визита, надеясь, теперь, что родится, несомненно, девочка и обязательно с добрым сердцем!

Но вскоре высветилась другая проблема, женщина тяжело носила беременность, врачи настоятельно рекомендовали лечь в больницу, частично беспомощного Тимура оставить было не с кем, оставался один вариант, перевести его на время в интернат. В интернате мальчик приживался тяжело, он очень старался быть как все, но получалось не очень. Новая обстановка влияла на него отрицательно, он утратил некоторые навыки, в первую очередь это касалось процесса и очередности одевания и раздевания.

Андрей Родионович Руль, учитель физкультуры заглянул в мальчиковую раздевалку, Тимур в растерянности стоял в одних носках и испуганно взирал на свою одежду, кучей сваленную на полу.

– Ботвинник, что-то ты сегодня жестко тормозишь? – обратился он к парню, тот, услышав голос учителя, еще больше запаниковал, хватая то брюки, то рубашку, пацаны в предбаннике громко заржали, увидев его тщетные попытки одеться.

– А ну цыц, – Андрей Родионович задумался, директриса предупреждала его о сложном воспитаннике, но до сегодняшнего дня все обходилось, к нему приставили в качестве куратора одноклассника Сергея Колесниченко, и тот успешно, а главное охотно Тимуру во всем помогал. Мальчик был старшим ребенком в многодетной семье с гулящей и пьющей матерью, ему и дома приходилось ухаживать за младшими сестрами и братьями, двое из которых также жили в интернате.

Самому одевать взрослого парня педагогу совершенно не хотелось, – Ритку озабоченную, что ли позвать, она мигом управится, – размышлял он,

– Ладно, пацаны, – он подозвал двоих ребят, – Я даю каждому по сигарете, а вы одеваете этого типа, идет? – негромко предложил Андрей Родионович парням сделку.

– Идет, – моментально ответил коренастый, – Слышь, Ботва, ну ка раздвинь ножки, – заржал он и, схватив с пола брюки, двинулся на совершенно перепуганного Тимура, второй помощник, схватил его сзади за руки, пытаясь натянуть рубашку.

– Ладно, через пять минут он должен предстать в полной амуниции, одной минутой больше и сделка аннулируется, все время пошло.

Андрей Родионович отошел к своему столу и начал копаться в бумажках.

Процесс в раздевалке почти не продвигался, Тимур, увидев двух отъявленных школьных хулиганов второгодников с непонятными для него намерениями в непосредственной близости с собой начал обороняться, стоя в одних трусах посреди комнатки, он молча размахивал руками, громко и как-то отрывисто при этом дыша.

– Ах ты овощ, – с этими словами один из ребят, мускулистый Стас несколько раз дал ему под дых, Тимур согнулся пополам, судорожно хватая открытым ртом воздух, полностью перестав сопротивляться,

– Давно бы так, а то девочку из себя корчит, – прошипел ему на ухо второй, противно улыбаясь и натягивая на парня брюки, после чего дважды с силой ударил его ногой по спине.

– Андрей Родионович, – прокричал, кривляясь Стас,

– Мы готовы!

Учитель заглянул в каморку, полностью одетый Тимур, с низко опущенной головой с длинными кудрявыми волосами, шторкой закрывавшими его лицо, в предельно неестественной позе стоял посередине.

– С ним все так? – недоверчиво спросил Андрей Родионович,

– Все в порядке, процесс адаптации в самом разгаре, – ответил Стас, всегда удивлявший педагогов своей сообразительностью. Парень был педзапущенный и не более того, но еще в раннем возрасте ему был выставлен диагноз– олигофрения в легкой степени дебильности, что совершенно не соответствовало действительности. Его родителям была эта ситуация только на руку, парень получал пенсию, на которую они же и кормились, а сам он проживал в интернате на полном пансионе.

– Ладно, тащите его в класс, только предельно нежно,

– А сигареты? – удивился Валек, второй щуплый, парень с неприятной улыбкой, никогда не сходящей с его лица.

– Курить вредно, произнес, как откровение, Андрей Родионович, в прочем, выплатив, все же, обещанное вознаграждение.

Ядвига вынесла весь хлам из комнаты и сгрузила его в коробки, стоящие рядом с дверью, помещение, предоставленное ей во временное пользование, теперь уже не так сильно удручало ее. Осталось только протереть окно и основательно вымыть старый, местами выщербленный паркет.

В самом конце длиннющего, сумрачного коридора с вереницей дверей темно-зеленого цвета и одиноким оконцем-бойницей, как и обещал Александр Иванович, располагалась небольшая подсобка с уборочным инвентарем, Ядвига нырнула в темную каморку, почти наощупь пытаясь найти ведро, тряпок было, в доставшейся ей хозяйстве, и так предостаточно.

Увлекшись процессом, она присела на корточки, стараясь вытащить швабру из кучи каких-то перекладин, сзади дверь подсобки скрипнула и резко запахнулась. – Сквозняк, что ли? – подумала девушка, вздрогнув от неожиданности. – Эй! – негромко крикнула она, подползая к входу. Через пару секунд Ядвига поняла, что она заперта снаружи, дверь, никакими усилиями, не поддавалась. – Что за шутки? – прокричала она громче и принялась колотить кулаками по двери.

Вскоре от стука и волнения у нее застучало в висках, в изнеможении Ядвига уселась на перевернутое ведро, пытаясь обдумать ситуацию. Положение было идиотское и комичное одновременно. Если кто-то, возможно из воспитанников, пошутил, тогда нужно только немного подождать, ну не могут же вечно ее здесь держать, если же это сделали намеренно, чтобы как-то навредить ей, тогда все очень непредсказуемо получалось. Но кому она могла помешать, едва приехав в интернат?

Сокрушаясь о том, что телефон она оставила в комнате на зарядке, Ядвига прислонилась к дверному косяку и дремота сморила уставшую девушку, ее голова опустилась вниз, почти касаясь груди, и она забылась в полусне– полуобмороке.

Бровистая Ольга Борисовна стояла посреди столовой как упитанный гаишник на перекрестке, регулируя потоки ребятни, пришедшей на обед.

– Бородин, куда ты прешь? Что самый голодный? – увещевала она несуразно длинного, худого паренька,

– У меня растущий организм, медсестра сказала, что метаболизм быстрый– отвечал он ей, перешагивая, как на ходулях, ряды низких стульчиков для малышни.

– Спать, жрать и ср. ть, все, что ты умеешь, – добавила довольно громко Ольга Борисовна.

– Вы прямо как надсмотрщик, – бросила ей воспитательница пятого класса, приятная молодая женщина, бережно усаживающая своих подопечных за обеденный стол.

– Пусть привыкают, школу закончат, кто с ними церемониться будет? Они родителям своим не нужны, одна надежда на государство, – отвечала та, выискивая взглядом на раздаточном столе более увесистую котлету в обрамлении макаронных колечек. Найдя искомую, она присела на свободный стул к пятому классу и вооружившись вилкой, игнорируя первое блюдо, сразу принялась за поедание второго.

Мальчик, с несуразно большой головой, съев обед, теперь запихивался хлебом, а крошки, обильно сыпавшиеся у него изо рта на пол, он тщетно пытался загнать под стол, суча для этого ногами в стареньких кроссовках.

– Надежда Кирилловна, – девочка с двумя аккуратными косицами подошла к педагогам,

– Вон, Богдан опять напихивается, – и она указала узенькой, маленькой ладошкой на торец стола.

– Вы хоть следите, Надежда Кирилловна, а то опять заблюет всю спальню с аппетитом своим немереным, – проворчала Ольга Борисовна, принявшись за вторую пайку котлеты с макаронами.

Десятилетний Богдан, страдающий с рождения гидроцефалией, имел привычку, есть очень много хлеба, всю остальную пищу он поглощал равнодушно, а вот к хлебу питал особую страсть, не контролируя заглатываемое количество, после чего у него, частенько, открывалась рвота.

– Богдаша, – Надежда Кирилловна подскочила к мальчику, крепко вцепившегося в корзинку с хлебом, – Я дам тебе еще кусочек, только отдай! – женщина одной рукой держала ржаной хлеб на уровне глаз ребенка, а другой настойчиво отнимала корзинку.

Богдан воззрился огромными, бездонно голубыми глазами, особо несуразно смотрящимися на его уродливой голове, на ломоть хлеба, ослабив хватку и корзинка выскользнула у него из ручек. Надежда Кирилловна, слукавив, на сколько было возможно, дала мальчишке небольшой кусочек ломтя, незаметно изъяв остальное, тот моментально отправил его в рот, расплывшись в блаженной улыбке.

– Головастик, не подавись, – мимо проходящий, уже отобедавший Стас, отвесил незаметно для всех легкий подзатыльник Богдану. А длинный Бородин, пытающийся теперь перешагнуть стульчики уже вместе с восседавшей на ней малышней, был застигнут во время этого увлекательного процесса самим директором.

– Коллеги, ну это никуда не годится, у вас под самым носом что такое творится? Ольга Борисовна, ваш класс ведь дежурит в столовой сегодня? Ольга Борисовна недовольно оторвала самое широкое место своей овальной фигуры от стула и по пингвиньи заковыляла к ребятам.

Алик

Поварихи, завидев директрису, засуетились у стоек, Анна Васильевна, постояла несколько минут в зале, потом накинула белый халат и прошла на пищеблок в самое чрево столовой.

К самому шапочному разбору, почти под занавесь, раздатчицы уже мыли посуду, а дежурные терли пол в столовой, прибежал, суетливо настороженный Александр Иванович, на стойке уже не осталось порций, и он, нырнув головой с плечами, в пространство за раздаточным столом, прокричал: – Анжела Валерьевна, будьте добры, накормите заместителя директора по хозяйственной части!

Из-за стеллажа с огромными кастрюлями, как белоснежный лайнер-исполин, выплыла повариха, прекрасная во всей своей необъятной бесконечности. Александр Иванович, оторвавшись от пола, повис на стойке, хаотично суча от удовольствия ножками в коричневых сандалиях, лицезрея такую повсеместную красоту.

– Бегу, бегу, – проворковала Анжела Валерьевна, неся на вытянутых руках дымящуюся тарелку. Завхоз опустился сандалиями на бренный пол столовой и засеменил к ближайшему столу.

– Стас! – окликнул он парня в фартуке дежурного, слоняющегося по столовой, – Бери Валька и поднимайтесь в апартаменты, там из коридора нужно хлам вынести, потрудитесь во благо родного интерната, все равно ведь в тихий час дурака валяете.

– И вообще, подтянитесь, вы же самые старшие в интернате, на вас вся школа смотрит, – напутствовал он Стаса и подошедшего, вечно улыбающегося, Валька. Ребята с готовностью скинули фартуки, небрежно приткнув их на подоконник и выскочили из столовой.

– Пойдем братан! – приобняв приятеля, сказал Стас, кивая одновременно Александру Ивановичу,

– Рухлядь тягать? – удостоверился Валек.

– Сам ты рухлядь, – Стас скептически оглядел его с головы до ног,

– От работы кони дохнут,

– Так колобок же сказал, он не отвяжется, – не унимался Валек,

– Сейчас все уладим, – Стас оглянулся, негромко свистнув,

– Борода!

Подбежал нескладный Бородин,

– Че, накормил своего солитера? – ухмыляясь спросил его Стас?

– Че надо? – задал ему в ответ вопрос Бородин, оборвав на корню все дискуссии по поводу своего пищеварения.

– Сходи к старухе наверх, там нужно пару коробок выкинуть, она тебя еще конфетами накормит,

Борода почесал свой длинный, как все остальные части тела, нос:

– Конфеты у нее старючие!

– Ладно, Бороденка, не капризничай, им лет по десять не больше.

Закончив дискуссию, ребята разбрелись в разные стороны, Стас с Вальком пошли «на хату», в заброшенные мастерские, а Борода, резво поднявшись по узенькой лестнице, открыл одну из зеленых дверей в бесконечном, сумрачном коридоре и исчез за ней.

Старые мастерские, некогда служившие конюшнями, несколько одноэтажных построек с выбитыми окнами, располагались в старом парке, в отдалении, прямо у забора, отделяющего территорию интерната от сельскохозяйственных угодий: поля и лесополосы. В одном из помещений ребята устроили себе лежбище, притащили туда несколько старых матрасов, одеял, поставили стол, два стула и заваливались сюда в послеобеденные часы и изредка после отбоя, если удавалось обхитрить дежурного воспитателя.

– Валек, – Стас вытянулся в полный рост на матрасе, пристроенном на деревянном настиле, – Против присутствия дамы в нашем обществе, ты ничего против не имеешь?

– Алик придет? – Валек округлил глаза, не переставая улыбаться, – Так разве я против?

Алла, недавняя выпускница коррекционного интерната, еще в начальных классах прозванная Аликом за буйный нрав и мальчуковые интересы, проживала со своей матерью, раздатчицей столовой той же школы, неподалеку в городке.

Крайне недалекая женщина, скорее всего по знакомству, определила дочь на халявные харчи в интернат. Девочка была с детства довольно смышленая, но маман здраво рассудила, что карьеру ее дочери не строить, после школы выскочит замуж за какого-нибудь местного алкаша, который вряд ли будет штудировать ее по программе средней школы.

Алик, ввиду конкретно независимого характера, замуж не выскакивала, приятельствовала она со Стасом, еще с времен ее ученичества, и частенько навещала его «на хате», весело проводя там время.

– А вот и я! – в дверном проеме появилась девушка во всей своей красе, зеленые, трикотажные велосипедки, застиранная, некогда белая, а теперь серая футболка и резиновые сланцы составляли незамысловатый наряд прелестницы. Несмотря на весьма непрезентабельное одеяние, Алик имела очень эффектную внешность. Брюнетка, с густыми волосами до локтей и отличной фигурой всегда была в центре мужского внимания, в ней непонятным образом сочеталась женская чувственность и мужская прямолинейная необузданность. Образ слегка портила легкая недомытость прелестницы, придавая, в прочем, этим некий шарм ее облику. Моментально завалившись на тюфяк, она обняла обоих ребят,

– Ну что, как жизнь?

– Живем, – ответил Стас, аккуратно дунув ей в лицо, Алик напряглась, тонкие ноздри ее носа шевельнулись, Стас приблизился к девушке,

– Я, того, может тоже с вами? – Валек прильнул с другого бока к Алику.

– Ты че, обурел в корень? – девушка в сильно двинула его ногой, обутой в резиновый сланец, и вскочила на ноги.

– Ладно, ладно, – Стас поднялся за ней, зная горячность девушки, – Он пошутил, не обращая внимания,

– Мне к матери надо, отходы для поросенка забрать, она звонила, – пробубнила Алик,

Чтобы улучшить ее настроение, Стас предложил помочь нести ведра с остатками каши, и все трое двинули к столовой.

Тихий час уже закончился и ребята высыпали на площадку в ожидании полдника. Возле беседки, как всегда в одиночестве, стоял внутренне и внешне отстраненный Тимур.

– Что это за красавчик кудрявый, из новеньких? – спросила Алик, проходя мимо него,

– Аутист, рехнутый на всю голову, – отрапортовал Валек, семенящий рядом,

– Аутист? – переспросила она, – а сразу и не скажешь, хорошенький очень, – добавила она, бесцеремонно разглядывая парня,

– Ну, если тебе дураки нравятся, – заржал Стас, – Он штаны самостоятельно снять не может, – добавил он, мерзко улыбаясь,

– Не вся радость в штанах, – оборвала его Алик и направилась на кухню к матери за ведрами.

Ядвига очнулась в кромешной темноте, не сразу поняв, где она находится. Девушка прислушалась, прислонив ухо к двери, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук извне. Взяв в руки швабру, она принялась колотить с неистовой силой по деревянному препятствию, отделявшее ее от внешнего мира. Звуки гулко отдавались в гнетущем безмолвии и увязали в толще столетних стен.

Липкий ужас, охватил девушку, спертый, душный воздух, доверху наполнявший небольшую каморку, подпирал со всех сторон, не давал полноценно дышать, нестерпимо хотелось пить. Ядвига легла на пол, слезы непроизвольно текли из ее глаз, ей казалось, что она сходит с ума.

Спасение

Люди-звери, не таясь, выползали из своего убежища и устремились в парк, гнусно скаля свои пасти, они рвались к дому.

Тимур стоял у окна спальни, широко распахнув глаза, внимательно всматриваясь в темноту за стеклом. Нечисть за окном металась в неистовстве, скуля, рыча и воя. Тимур вцепился руками за подоконник, особо прыткая тварь поблизости, уставившись своим кровожадным взглядом, раздувала ноздри, пытаясь учуять запах плоти.

– Слышь Ботва, харе подоконник мять, давай баиньки! – позвал его Стас. Мальчишки в спальне уже завалились спать, отбой был уже давно. Тимур, не оглядываясь, продолжал буравить взглядом пространство за окном.

– Ты че, приход поймал? – лениво поинтересовался Стас, – Да хрен с тобой, с дураком, стой, – он перевернулся на другой бок.

– Шизанутый он конкретно, – подал голос другой мальчишка, щуплый, болезненного вида Тимофей.

– А то проснемся завтра, а головы наши в тумбочке, этот всех и порешит, – добавил он уже шепотом,

– Хреновая перспектива, – Стас пружиной вскочил на ноги, – слышь, овощ, иди сюда, – парень снова обратился к Тимуру, тот продолжал смотреть в окно,

– Так, ну ка, пацаны, тащите его сюда,

Четверо ребят вскочили со своих мест, как по команде, навалились на Тимура и подтащили его к кровати.

– Держите крепче, падлу, я ему руки завяжу, – Стас умело управлялся длинным куском простыни, используя его вместо веревки,

– Ноги тоже нужно связать, – снова встрял болезненный Тимофей,

Вскоре крепко связанный по ногам и рукам Тимур лежал в своей кровати, накрытый до подбородка одеялом. Он молча смотрел перед собой, а в его глазах отражались, как в зеркале, то ли люди, то ли звери.

Без пятнадцати восемь в учительскую вошла Анна Васильевна,

– Ядвига Дмитриевна не появлялась? – спросила она,

– А кто это? Новенькая? – встрепенулась Ольга Борисовна, – Мы вообще не в курсе

– Александр Иванович ее вчера отвел в апартаменты, я ее не тревожила, думаю, пусть отдохнет, а сегодня звоню битый час, а она трубку не берет,

– Ее старуха умертвила, расчленила и в кислоте растворила, – выдвинул свою версию Руль,

– Ваши шутки сейчас неуместны, – строго сказала директриса, – Поднимитесь же кто-нибудь наверх, посмотрите, где она!

– Да спит, небось, без задних ног, молодежь инфантильная сейчас пошла, никакой ответственности, – вынесла свой вердикт Ольга Борисовна,

– Кто-нибудь, это, конечно я, – Руль с кислой миной поднялся с дивана и направился к дальней лестнице, ведущей в помещения под самой крышей.

– Комната первая справа, – прокричал ему вслед подошедший Александр Иванович.

Руль поднялся по лестнице и постучал в дверь, указанную завхозом, постояв несколько минут, он легонько толкнул ее и вошел в комнату. Новой учительницы там не оказалось, вещи частично были разложены по местам, постель не застелена, на столе лежал мобильный телефон, было ясно, что девушка не ночевала в своей комнате.

– Ну дела, – удивленно пробормотал физрук, – Ну не старуха же ее ликвидировала на самом деле?

– Анна Васильевна, – звонил он по телефону директору, – А ее нигде нет!

– У старухи спроси! – резко ответила директор, она еще не спускалась,

– Нашли дурака, с ней беседовать, пойду поищу по комнатам, – добавил Руль и вышел в коридор.

Длинный ряд одинаковых дверей зеленого цвета вселял некое уныние, Руль, смирившись с неизбежным, принялся методично дергать за ручки запертые, хозяйственным Александром Ивановичем, двери. Дойдя до середины пролета, он, намеренно пропустив одну, продолжил свое занятие. У самого окна, в конце прохода, Руль остановился перед последней дверью, она отличалась от остальных тем, что не была заперта на ключ, небольшой засовчик, прибитый завхозом снаружи, давал пищу для размышления.

Руль медленно отодвинул засов и дверь совершенно самостоятельно открылась наружу, перед физруком открылась довольно жуткая картина. На полу, у самого входа, лежала молодая девушка со всклокоченными волосами, не подающая признаков жизни.

– Ексель, моксель! – Руль кинулся к ней,

– Девушка, але девушка! – причитал он, выполняя при этом, впрочем, совершенно осмысленные действия, он нащупал сонную артерию на шее у лежащей и удостоверившись, что она жива, моментально подхватил на руки и понес в комнату.

– Анна Васильевна, срочно Ампулу наверх и сами поднимайтесь, – кричал он по телефону, положив пострадавшую на постель,

– Ампулу позовите, мммм… как ее…, Варвару Пантелеймоновну, – прокричала Чапаева, не убирая трубку от уха.

Медсестра, с весьма экзотическим отчеством, хотя исконно русскими, но довольно редкими в наши дни, внешне очень смахивающая на стеклянную ампулу, неизменно в белом длинном халате на таком же длинном теле с узенькими плечами и малюсенькой головкой в медицинском колпачке, примчалась моментально.

– Жива? Без сознания? – продолжала опрос директор, свободной рукой, как командарм, созывая войско и указывая направление для движения конницы.

Все присутствующие ринулись, вслед за Чапаевой, вверх по лестнице. Первой, пренебрегая всякой субординацией, в комнату к пострадавшей, на профессионально-медицинских крыльях прорвалась Ампула. После недолгого осмотра, она моментально поставила ей капельницу с глюкозой, чтобы поднять давление и устранить некую обезвоженность организма.

Щеки Ядвиги постепенно порозовели, она пришла в себя. Открыв глаза, девушка испуганно воззрилась на незнакомую ей медсестру, продолжающую хлопотать возле. Завидев ее замешательство, Анна Васильевна, отодвинув Ампулу и наклонилась над девушкой.

– Ядвига, все хорошо, ты в интернате, вчера приехала, – говорила она, четко озвучивая свои слова,

– Я директор, Анна Васильевна, помнишь меня?

Ядвига, с некоторым беспокойством в глазах, с готовностью кивнула головой, подкрепив свой жест хриплым «да»

– Вот и ладненько, – Анна Васильевна положила свою крупную ладонь на изящную ладошку девушки.

– Варвара Пантелеймоновна, какие будут ваши рекомендации, – обернувшись, спросила она у медсестры,

– Полный покой и отдых, организм молодой, она быстро восстановится, – Ампула немного повозилась в своем чемоданчике, извлекла несколько разноцветных капсул, положила их на салфетку на столе и обратилась к больной.

– Сейчас вам кашу принесут и чай горячий, поешьте обязательно, примите лекарство и спать. – она подергала для чего-то свой длинный нос, наклонилась к Ядвиге и прошептала ей на ухо,

– Уборная в конце коридора, за той злополучной подсобкой, туда сейчас ходить не с руки вам, поэтому, – она опять потерла свой нос, нависая над больной всем телом,

– Поэтому, я девочку, ну, ученицу, пришлю с ведром… поганым, – добавила она, увидев недоумение в глазах Ядвиги.

– Все, расходимся, – скомандовала Анна Васильевна,

– Старухины это проделки, как пить дать, – возбужденно доказывал свое Руль,

– Разберемся, – директриса пошла к двери, – Все, коллеги, расходимся по рабочим местам.

Ядвига, не дожидаясь каши и чая, с облегчением заснула, ей снился длинный коридор с рядом зеленых дверей и злобная старуха, почему-то без лица, с пышной шапкой царственно-белых волос и в белом саване. Девушка бежала во сне по коридору, а за ней неслось нечто ужасное, пытаясь настигнуть. Настигнув, оно трясло теперь Ядвигу за плечо,

– Ядвига Дмитриевна, Ядвига Дмитриевна, – Ритка– птичка тормошила учительницу за плечо,

– Ампула приказала вас непременно накормить, – девочка уже нагребла полную ложку манной каши и держала ее свободной рукой возле носа Ядвиги.

– Подожди, – девушка отвела ее руку, пытаясь немного отдышаться, – Ты кто?

– Я Рита Тищенко, ученица девятого класса,

– Ты давно здесь…, – Ядвига немного замялась, – живешь?

– Так с первого класса, – ответила девочка, как нечто очевидное,

– У меня мамка умерла, а папка женился и у них уже третья лялька родилась, я когда на выходные домой прихожу, вожусь с лялькой, она хорошенькая– с ложки капнула увесистая капля каши прямо на одеяло, Ритка захватила ее пальцами свободной руки и теперь так и сидела с кашей в обеих руках.

– Скажи мне Рита, а что это за старуха, про которую все говорят? – спросила Ядвига неуверенно.

– Настоящая ведьма у нас здесь есть, – с готовностью ответила девочка,

– И она, – Рита-птичка наклонилась к учительнице, тихо добавив,

– Она ребенка своего живого закопала в старом склепе, – Ритка нервно облизнула языком свой клюв– ротик, – А теперь она новую жертву ищет– многозначительно добавила девочка,

– Ну Рита, как ты можешь верить в это?

– Как знаете, – Рита встала, равнодушно посмотрела на Ядвигу, потом поближе пододвинула к ней табуретку, взгромоздив на нее тарелку с кашей и стакан чая, рядом положив две капсулы.

– А ведро я в ногах поставила, – она указала пальцем на синее эмалированное ведро с надписью белой краской «горячее блюдо», видимо некогда бывшее на балансе в столовой. Ядвига, покрасневшая было при ее последней реплике, поняла, что безумно голодна, принялась с аппетитом поглощать кашу.

Наевшись, она приняла капсулы, запила их чаем и с облегчением откинулась на подушки.