Текст книги "Испытательный срок"

Автор книги: Лора Патрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

4

– Пожалуйста, больше не делайте этого, – тихо сказала Бет.

– Вы бы не могли остаться здесь до вечера?

Бет медленно покачала головой.

– Тут есть камин, чтобы погреться, и берег для прогулок. А из-за кризиса и межсезонья рестораны гоняются за посетителями.

Она все еще пыталась совладать с дыханием.

– Соблазнительно, но я не собиралась… Мысль не слишком удачная.

– По-моему, идея совсем неплохая. Чем же она вам не нравится?

Казалось, взгляд Данка обжигает ее. Бет сделала полшага назад и отвернулась к окну.

– Вы переезжаете в Кейп-Норд?

– Да, с минуты на минуту.

– Смешивать дело и удовольствие – это уже чересчур.

– Единственное дело, которое меня с вами связывает, это хранение лодки. Удовольствие – совсем другая статья.

Она убрала с лица разметавшиеся пряди.

– Все, что меня интересует, это мое дело. Но мне бы хотелось дружить с вами. Данк, вы умеете целоваться. Я всегда это знала.

– Не говорите мне, что вы мечтали об этом.

– Это интересовало меня с тех пор, как я себя помню.

– Ну что, удовлетворили старое любопытство?

– Да.

Поняв, что Данк пригласил ее к себе совсем не для разговоров, она улыбнулась и вновь шагнула в гостиную. Сердце Элизабет неистово колотилось, и она была уверена, что Данк слышит этот стук. Едва дыша, Бет все же собралась с силами и добавила со всей твердостью, на какую была способна:

– Вы спрашивали о моей личной жизни. С этим у меня все нормально. Она ничего общего не имеет со станцией, а те места, куда я направляюсь по служебным делам, тоже можно считать частью станции. Здесь стоит лодка, которую нужно переправить в Кейп-Норд.

– Я согласился бы с вами, если бы нам предстояло проболтать в Кейп-Норде всю зиму, то и дело сталкиваясь друг с другом в бакалейной лавке или у зубного врача.

Бет хотела было поспорить, но отвечать на вопросы о ее планах и ожиданиях – означало бы уйти в глухую защиту. Она чувствовала, что с Данком Хаммелом надо придерживаться другой тактики и задавать вопросы самой, поэтому немедленно спросила, где у него ванная.

– Рядом со спальней, – неохотно ответил он, убирая со стола грязные тарелки.

В ванной было очень чисто. Целую полку занимали принадлежности для бритья. На полу лежала циновка, о которую можно было вытереть мокрые ноги. Поверх занавески, прикрывавшей душ, висело полотенце Данка. Интимность этой сцены заставила ее вздрогнуть.

Она смочила запястья холодной водой и села на край ванны, спрятав лицо в ладони. Ее душа ликовала, как у пятнадцатилетней девочки, она готова была запеть. Он целовал ее! Бет встала и ополоснула щеки.

В соседней комнате ее ждал вовсе не безусый подросток, сын богача, умеющий потрясающе целоваться. Там, в убогой гостиной, стоял взрослый мужчина, в котором поразительным образом сочетались сила и сдержанность, скромность и талант, дерзость и неуступчивость.

Бет негромко застонала и снова ополоснула лицо, чтобы охладить и свое любопытство, и свое желание.

Личная жизнь, карьера и явная неугомонность Данка Хаммела ее не касаются. Она поцеловала его. Он ей понравился. Она удовлетворила свое любопытство. Достаточно!..

Бет вышла из ванной, освеженная и успокоенная. Главное – это решительность. Между ванной и гостиной находилась спальня. У окна стояла королевских размеров кровать. Поверх стеганого ватного одеяла, лежавшего слегка косо, покоились пышные подушки, еще хранившие отпечаток головы Данка. Бет стояла в изножье. Кровать была сделана из вишневого дерева, отполированного до сверкающего блеска, и опиралась на конусообразные ножки, которые покрывала затейливая резьба в виде фестонов и раковин. Если бы Бет увидела эту кровать в Кейп-Нордском доме Хаммелов, она бы подумала, что это антиквариат или наследство далеких предков.

Элизабет провела ладонью по стеганому одеялу и встала на колени.

– Чудесно, – прошептала она самой себе, погладила резьбу на ножке и сунула руку под одеяло. Посреди задней спинки красовались две выпуклые раковины. На левой из них было вырезано «ДСХ». На правой оставалась только выемка, но резьба на левой казалась совсем свежей и даже незаконченной. Словно хозяина оторвали от работы во время отделки второй буквы вензеля.

Она опустила одеяло, сгорая от любопытства. Сквозь открытую дверь было слышно, как Данк звякает тарелками. Как мало она знала этого человека и как много черпала из собственного воображения…

В четверг, в пять часов пополудни, Данк массировал себе поясницу и смотрел в окно на раскинувшийся вдалеке остров. Как и дачи соседей, коттедж Хаммелов был огромным, выстроенным с размахом. Его соорудили еще до наступления Великой депрессии. Приусадебный участок занимал приличный кусок побережья, отрезая местных жителей от берега и заставляя их пользоваться только городскими пляжами.

Он отвернулся от окна и посмотрел на свою кровать, перевезенную в Кейп-Норд вместе с его скудными спальными принадлежностями. Ему нестерпимо хотелось тут же взяться за незаконченный вензель на задней спинке. Данк бросил еще один тоскливый взгляд на изножье кровати, прикрыл его одеялом, свисавшим с голого матраца, и вышел из комнаты.

Хаммел припарковал машину неподалеку от вывески «Собственность Чака Менсона», все еще висевшей на своем месте. Холод стоял нешуточный, и Данк, одетый в теплый свитер, дрожал как осиновый лист.

Ветер гнал его к ангару номер два. Шлюп Данка стоял на постоянных домкратах, опиравшихся на деревянные блоки, которые украшала небрежно выведенная надпись «Хаммел». Краску не подновляли много лет. Во времена основания лодочной станции Менсона в поселке зимовал, по крайней мере, один из Хаммелов, если не два-три одновременно.

У носа лодки стояла и тряслась Бет. Ее тонкая замшевая куртка тоже не слишком защищала от холода. Она снизу вверх смотрела на потертые поручни. При виде ее Данк судорожно сглотнул.

– Бет Менсон, ответственная за полировку и лакировку… – бормотала она.

Он шагнул вперед и над самым ее ухом произнес:

– Ищете пищу для души?

Она круто обернулась и оказалась в его объятиях.

– Вы меня до смерти напугали!

Данк держал ее за плечи и смеялся.

– Вижу. Я думал, вы слышали, как я вошел.

Она сделала шаг назад.

– Я не ожидала вас увидеть. Во всяком случае, таким образом. Что вы здесь делаете?

– Вы имеете в виду, в городе?

– Для начала.

– Привожу в порядок дом. Передвигаю кровати и тумбочки.

– А здесь вам что понадобилось?

– Проверить, поставил ли владелец лодочной станции мой шлюп на домкраты.

– Почему это все мужчины, которые приходят сюда, такие скептики? – всплеснула руками Бет. – Я перевезла вашу лодку. Без единой царапины.

– Впечатляет. Вы вообще впечатляющая женщина, Элизабет Менсон.

– Просто я стараюсь делать все, что нужно.

– И вам достаточно масштабов лодочной станции?

– Данк, мой рабочий день кончился. Вы застали меня на пути домой.

– Вы не ответили на мой вопрос о пище для души.

Она пожала плечами, отказалась принять предложенную Данком руку, и они оба двинулись к ее пикапчику.

– В этом году пищей для нее послужит сознание того, что я уберегла Менсонов от банкротства.

– Вы такая дружная семья. Я припоминаю, что ваш папа был вдовцом. А когда умерла мать?

– Когда мне было десять лет. Одной из причин, почему па заставлял нас работать на станции, было то, что здесь он мог приглядывать за нами.

– Кэрол, Перл и Бет Менсон. Как, прожив столько лет в Кейп-Норде, я не научился отличать вас одну от другой?

Вопрос был риторический, и они оба знали это. Бет открыла кабину.

– Можно сказать, что дорога у нас была одна, а ряды разные. Вы, Данк, всегда были в самом скоростном, а я почти все эти годы плелась по обочине.

Он засмеялся.

Она забралась на сиденье и повернула ключ зажигания.

– Хотя мы могли двигаться и в противоположном направлении.

Данк захлопнул дверь, но не успела Бет дать газ, как он невозмутимо спросил:

– Пообедаем?

– Простите, что?

– Нам обоим надо поесть. На этой неделе вы у меня еще не были. Могу предложить полный холодильник полуфабрикатов и скромную кухню.

– Не знаю…

– Ничего больше. Только еда и скромная беседа.

Она выгнула бровь и улыбнулась.

– В самом деле?

– А разве я вел когда-нибудь нескромные беседы?

– Еда и беседа. Что ж, если вы даете честное слово…

– Вы заключили выгодную сделку. Поезжайте за мной прямо к дому, там и поедим. Я не особенно искусный повар, но придется довольствоваться тем, что можно купить в здешней кулинарии, пока я не найду человека, который согласится мне готовить.

Смех удивительно шел ей.

– Вам мало, что я везла вашу лодку с одного конца побережья Мэн до другого?

– Что ж, для Бет Менсон это обычно дело.

– Так вот почему вы меня поцеловали? Хотели подкупить, чтобы я согласилась вам готовить?

– Ничего удивительного. Если бы вы знали, до чего мне надоела собственная стряпня.

– А что у вас в холодильнике?

– Все, что душе угодно.

Она долго барабанила пальцами по баранке и наконец повернулась к нему.

– Если вы обещаете не приставать, я помогу вам готовить обед.

– О чем тут толковать? Человек должен есть!

Всю дорогу Данка не оставляло предчувствие чего-то приятного. Однако это предчувствие по мере приближения к дому сменялось угрызениями совести. Неизвестно, думала ли Бет о реакции соседей, но, судя по всему, она была рада приглашению. Раз пять он посматривал в зеркало заднего вида и следил за едущим следом пикапчиком. Эта женщина умела вносить в самую пустячную беседу что-то свое, придавать ей какой-то неуловимо чувственный оттенок. В любом их споре ощущалось возбуждение.

Он остановился под портиком у ворот, и Бет припарковалась рядом. Лучи осеннего солнца освещали верхушки деревьев. Данк повел Элизабет к дому.

– Ах, служебный вход… – промурлыкала она. – Не грех бы повесить здесь соответствующую табличку со стрелочкой…

Пока Данк вставлял ключ в замок, у него горели уши.

– Когда-то через эту дверь нам доставляли на дом продукты. – Он побледнел. – Вам что, приходилось здесь работать?

– По правде говоря, да…

– О Боже…

– С тех пор мало что изменилось. – Бет миновала прихожую и улыбнулась ему. – Беру свои слова назад. Вы убрали плиту со сломанными горелками и поставили вместо нее микроволновую печь. – Она указала на вереницу дверей. – Если я правильно помню, это чулан, черный ход, а та дверь ведет в комнату прислуги и ванную.

– Почему вы ничего не сказали?

– А что я должна была сказать?

– Помогайте, – пробормотал он и выругался про себя.

– Что вы имеете в виду? Я должна помочь вам готовить обед или выпутываться из неловкого положения?

– А вам не кажется, что это одно и то же? Черт побери, я прошу вас приготовить обед, а вы, оказывается, знаете дорогу на кухню не хуже меня…

Она зарделась.

– Что ж, Данк, вам известно, кто я и откуда. Мне известно, кто вы и кем были прежде. Если вы стесняетесь того, что пригласили пообедать свою бывшую служанку, то вам лучше проводить меня к пикапу.

– Бет, я думал только о вас.

– Может быть, мне здесь действительно немного не по себе.

– Прошу вас, не надо.

– Я не думала, что это чувство будет таким сильным.

– Вам следовало предупредить меня. – Он порывисто положил руки ей не плечи. – Или вы это сделали нарочно? Чтобы приехать сюда и поставить меня в дурацкое положение?

5

Его прикосновение заставило Бет пожать плечами.

– Нет, я никогда…

Она подняла руку и погладила его по щеке.

В следующее мгновение его губы прижались к ее рту, а руки обвили спину. Ее удивление сменилось приступом желания, острого, словно колючая проволока. Данк тихонько водил кончиком языка по нежному краю ее губ. Руки Хаммела спустились ниже, и Элизабет оказалась прижатой к его груди. Он медленно поглаживал ее бедра. Тело Бет таяло от блаженства. Его пронизывало забытое тепло, и она, затаив дыхание, наслаждалась этим ощущением.

Бет жадно целовала его, полностью отдавая себе отчет, как это безрассудно. Когда она сумела перевести дыхание, то поняла, насколько тесно прижалась к нему, и отпрянула.

– Кажется, мы собирались заняться обедом! – воскликнула Элизабет.

– По-моему, вы не слишком-то рвались его делать. Впрочем, как и я.

– Вы ошиблись.

Данк отошел к противоположной стене кухни.

– Я должен узнать правду, даже если она убьет меня. – Его голубые глаза потемнели, рот крепко сжался. – Во-первых, я хотел бы знать, почему вы согласились прийти сюда.

Она пыталась казаться равнодушной.

– Все то же старое любопытство. Вы всю жизнь были обольстителем, Данк. Таким вы и остались.

Он не протестовал.

– Черт возьми, я бы помнил. Если бы я видел, что вы работали в этом доме, я бы запомнил вас. По крайней мере, я бы знал, что вы дочка Менсона.

Она затаила дыхание.

– Это комплимент?

– Это констатация факта. Вы околдовали меня с первого взгляда, когда я три недели назад пришел на лодочную станцию. В женщине, которая умеет, не моргнув глазом, выносить оскорбления и одновременно успокаивать ворчунов, есть что-то невероятно сексуальное.

– Вы себя имеете в виду?

– Вообще-то речь шла о Шоне, но, похоже, что я отношусь к той же категории. Меня чертовски привлекают женщины, которые умеют остроумно постоять за себя.

У Бет заколотилось сердце. Она провела рукой по волосам и пристально посмотрела ему в глаза. Взгляд Данка оставался непроницаемым, от этого сердцебиение только усилилось. Данк повернулся к холодильнику и вынул из него зеленый перец, цыплячью грудку и бутылку с соусом. Все это время она молчала. Пауза затягивалась.

Он достал кочан цветной капусты.

– Ну, скажите что-нибудь умное и насмешливое, чтобы разрядить атмосферу.

– О поцелуе или о том, что я работала здесь?

– Начинайте с чего хотите.

– Я бы хотела начать с того дня, когда я вас околдовала. В Кейп-Норде всегда жили люди, которым принадлежало все вокруг, и даже те, кто на них работал.

– Черт побери, Бет…

– Данк, вы сами задали этот вопрос. Зачем делать вид, что мы представляем из себя что-то другое? Вы – вода, а я – песчаная дюна. Прекратите злиться и дайте мне цветную капусту. – Она взяла кочан и положила его на буфет. – Все мы выросли здесь. Сейчас я работаю на лодочной станции, где хранится яхта, принадлежащая вашей семье. Я женщина. И то и другое выделяет меня из окружающих. Если бы я работала в «Хаммел-космотроник», вы бы и взглядом меня не удостоили.

– Тут вы чертовски ошибаетесь. Забудем о «Космотронике». Все это чушь. Мало ли, что у вас хранится моя лодка… Вы есть то, что вы есть, и то, что мой отец владеет фирмой, а ваш был хозяином лодочной станции яхт-клуба, здесь абсолютно ни при чем. Просто ситуация оказалась слишком пикантной.

– Данк, честное слово…

– Проклятие, со дня первой нашей встречи вы только и делали, что пытались держаться от меня в сторонке. Я был настолько заинтригован, что предпочитал сидеть и слушать, но при этом делал свои выводы о том, что вы из себя представляете. Бет, вы дьявольски умны, но чересчур болезненно относитесь к разнице в нашем происхождении.

– Вы осуждаете меня за это?

– Нет. Но я буду вне себя, если сегодня вечером вы встанете в позу и начнете защищаться. С того дня, как я оказался на станции, меня гложет раскаяние, что я не узнал вас. Это дает вам преимущество. Я чертовски хочу, чтобы вы перестали издеваться надо мной.

– Это не издевательство, а попытка защититься.

Его раздражение усиливалось.

– Наверное, я заслужил это.

– Заслужили что?

– То, что произошло. Всю эту дурацкую ситуацию. Вы нарочно пришли сюда, чтобы укорять меня.

– Думайте что хотите. Вы прекрасно знаете, что привели меня сюда, чтобы посмотреть, насколько быстро я соглашусь подняться с вами наверх. Если соглашусь.

– У меня не было такого намерения. Впрочем, я не стану скрывать, что хочу вас.

Она начала закипать.

– Вы так легко к этому относитесь?

– В этой ситуации вообще нет ничего легкого!

– Было время, когда я пошла бы на все, лишь бы привлечь ваше внимание. Но те дни давно прошли. Я уже не тот глазастый подросток, который был готов лечь с вами в постель, но добиться своего. Слава Богу, что тогда вы об этом не догадывались.

– Я был дураком.

– Просто подростком. Как и я.

– А сейчас мы взрослые. Ну и в чем же, по-вашему, разница?

– Данк, я приехала сюда только ради того, чтобы пообедать.

– Тогда простите мне мои животные инстинкты, а я прощу вас за то, что вы над ними издеваетесь.

– В этом месте я должна была бы начать брызгать слюной и доказывать, что ничего подобного у меня и в мыслях не было.

Он улыбнулся.

– Вот теперь я вам верю.

– Давайте готовить обед, Хаммел.

– Верно. Поручите мне что-нибудь, а то руки чешутся…

Она засмеялась.

– Простите за взрыв эмоций. Я забыла, что с этим домом у меня связано не меньше воспоминаний, чем у вас с лодочной станцией.

– Я хочу знать, что это за воспоминания.

– Зачем?

– Затем, что мне не хотелось бы обидеть вас.

Сделав попытку найти сковородку, Бет села на корточках перед буфетом, пока прикосновение Данка не заставило ее подняться на ноги. Она держала крышку от кастрюли с таким видом, словно хотела прикрыться ею.

– Мои воспоминания не имеют ничего общего с реальностью. Я давным-давно переросла Кейп-Норд и свои иллюзии. А вы – ходячее напоминание о них.

– Но вы по-прежнему живете в поселке.

– Только по необходимости и из любви.

– К Чаку?

– Да. К тому, кто был моим отцом и всю жизнь работал, не покладая рук, чтобы дать нам то, что досталось вам даром. Я долго оставалась злым, эгоистичным ребенком, а он все терпел и работал, работал, работал, чтобы исполнить свою мечту.

– Вы сами не знаете, как вам повезло.

– Почему же? Знаю. Особенно когда вижу сына миллионера, подавшегося в плотники и делающего вид, что он стал рабочим…

– Минутку!

– …обставившего свой коттедж дешевыми безделушками и пользующегося битым фарфором, прыгающего с места на место в зависимости от настроения и всюду таскающего за собой двадцатитрехфутовую яхту. Тогда я знаю, как мне повезло. А когда тот же человек целует меня, ничуть ни интересуясь, приятно это мне или нет, я знаю, что мне повезло вдвойне.

– Я целовал вас потому, что вы чертовски соблазнительны.

– Не отклоняйтесь от темы. Я говорю о яхтах и битом фарфоре.

– Продолжайте.

– Спасибо, – спокойно сказала Элизабет. – Я не собираюсь прыгать к вам постель, несмотря на то, что вы так же красивы, сексуальны и соблазнительны, как и прежде.

Данк боролся с улыбкой.

– Правда?

– Вы оправдываете свою репутацию.

– Репутация. Только это вы обо мне и знаете. – Он отошел к окну, у которого стоял утром, и долго глядел в него, потом обернулся и оперся на подоконник. – Бог свидетель, в моей жизни были годы, которыми не приходилось гордиться. Моя юность была открытой книгой. Когда вам четырнадцать лет, и о разводе ваших родителей пишут и судачат все, кому не лень, вам никуда не спрятаться. А в семнадцать лет портрет вашего старика помещают на обложках нью-йоркских, парижских и лондонских журналов, и вы начинаете понимать, что повторить такой успех вам не по зубам. Когда я поступил в университет, и мы провели с ним уик-энд, он был советником всевозможных комиссий в конгрессе и при Белом доме. А когда я получал диплом, он возглавлял президентские миссии по всему миру… Глава электронной империи не тратит время на детей. Он просто швыряет им деньги, чтобы те не жаловались.

– Что ж, зато денег вам хватало…

– Помните то лето, когда он на два дня выписал сюда из Лас-Вегаса эстрадных звезд, разместил их в этом доме и заставил выступать? Он оплатил сверхурочные всей Кейп-Нордской полиции, чтобы обеспечить звездам безопасность, не поскупился на поставщиков продуктов, шофера и лимузин, который должен был довезти их до сцены и доставить обратно.

– Помню.

Бет ждала, пока он пересечет комнату и подойдет к ней.

– После этого в окно моей спальни и стали забираться девушки. Да что в окно? Они спали у меня в машине. – Данк вздрогнул, прислонился к двери чулана и ужасно удивил ее, съехав на пол. У него был вид блаженного. – Пожалуйста, скажите, что вы не были одной из них.

– Нет, не была, – ответила Бет, присев рядом.

– Слава Богу…

Он подтянул колени и потерся лбом об обтягивавшую их поношенную парусину. Его вновь одолевало желание.

– Для меня вы были лишь мечтой, – тихо сказала Элизабет. – Вы правы, я знала только вашу репутацию. А в реальности не было ничего, кроме случая на пляже, подглядывания за вами, когда вы приходили на лодочную станцию за яхтой, да еще подписей вашего отца на счетах за обслуживание.

– Примерно тогда мой брат и обнаружил, что отец редко просматривает счета. Только подписывает их, и все…

– Вы проводили на станции уйму времени.

– А где еще пропадать мальчишке? У меня было чертовски мало любимых мест. Станция была одним из них. Шон надолго запомнил день, когда он поймал меня на воровстве. В тот год мать уехала в Сан-Франциско и летом отправила меня с братом на восток одних. С тех пор она никогда не приезжала в Кейп-Норд.

– Я знаю.

– Если бы только вы… После этого в здешней семейной вотчине не стало никакого порядка. Летом здесь всем заправляли экономки, отец появлялся только мельком, а мы с братом не остановились бы перед убийством, лишь бы удрать отсюда.

– И что же вы украли?

– Спасательный жилет.

– Вы хотели таким образом выразить свой гнев.

Данк засмеялся.

– Ну, можно ли этому поверить? В магазинах не было вещи, которую отец отказался бы нам купить. Наверное, я просто пытался что-то доказать самому себе, но был настолько глуп, что не догадался сунуть в карман что-нибудь маленькое и унести ноги.

– Скорее всего, вы и не собирались уносить ноги. Просто вам хотелось получить взбучку от родителей. Если бы бедный старый Чак надавал вам за воровство по шее и выгнал со станции или отвел в полицию, родителям волей-неволей пришлось бы выручать вас и обсуждать, как быть с испорченным сыном. Глядишь, они бы и сошлись…

– Вы прекрасно разбираетесь в психологии четырнадцатилетних мальчишек. – Данк прислонился затылком к стене, посмотрел на Бет и попытался отвлечься от мыслей, от которых сводило внутренности.

Бет потерлась о него плечом и промурлыкала:

– Вот и видно, что вы меня совсем не знаете. Тогда мы бы с вами составили удивительно опасную пару.

Данк прикоснулся к ее лицу и поборол желание поцеловать Элизабет.

– Вы совершенно правы в том, что касается меня, но очень ошибаетесь, говоря о себе. Я и мысли не допускаю, что тогда вы могли отдаться мне. Четырнадцать лет назад весь мир сказал бы мне «да», но только не вы. Вы сказали бы «нет».

– И тогда вы бросили бы меня лежать на пляже у дальнего мола.

– Нет. Тогда я полюбил бы вас.

В ее глазах засветилась нежность. Она медленно покачала головой и прижалась виском к его руке. Волосы Элизабет щекотали ладонь Данка. Он погладил ее по щеке.

– Я не могу прикоснуться к вам, Данк, – прошептала она.

– Но ведь это так легко, – возразил он.

– Легче, чем вступить в связь? Легче, чем дружить?

Его словно ударили по лицу. Он наклонился и снова припал к ее губам, думая о двери за ее спиной, о черном ходе на второй этаж и о том, сколько раз летними ночами он тайком шастал по нему вверх и вниз. Верхняя ступенька поскрипывала до сих пор. Он думал о кровати, привезенной из Портленда и поставленной в просторной комнате с видом на залив Мэн. Его комната, его кровать, толстое стеганое одеяло, мягкое как ее груди… Лечь с ней в постель было бы намного легче, чем вести этот разговор…

Элизабет подобрала под себя колени и встала.

– Не следовало приходить сюда. Нужно было остановиться до того, как мы потеряли голову. Я не собиралась… – Бет покачала головой и посмотрела на Данка. – Все наши намерения пошли прахом. Ни цыплят, ни перца, ни камина после захода солнца… Пора возвращаться домой.

Данк поднялся.

– Я так и не получил ответа.

– Откуда я знаю этот дом? – Элизабет шагнула к двери. – Тем летом мне было шестнадцать, и я бегала на свидания к парню, который работал в доке. Его звали Уильям Куотерли. Ваш кузен Бен пригласил нас как-то на вечеринку. Целый выводок девчонок готовил на вашей кухне пиццу. Вот так я здесь и очутилась.

– Значит, вы были здесь в гостях? – Кровь вновь прилила к его щекам. – Значит, вы не работали тут?

– Нет. Я никогда не работала нигде, кроме лодочной станции.

– Так какого же черта вам понадобились все эти намеки? Заставили меня подумать, что вы были одной из наших горничных.

– Данк, вы потрясающе быстро делаете из моих слов собственные выводы.

– Эти выводы вы готовенькими положили к моим ногам. Предположение было вполне логичным.

– Так же логично было бы предположить, что папа выгнал вас со станции и посадил в тюрьму.

Она открыла дверь черного хода и махнула рукой, показывая, что провожать ее не надо.

– Если вы были в этом доме на вечеринке, где меня в это время носили черти?

– Не ломайте себе голову. Лучше съешьте цыпленка и ложитесь спать. В ту ночь вас здесь просто не было. Данк, мы такие, какие мы есть. В Кейп-Норде от этого никуда не уйти. Я не могу чувствовать себя здесь как дома. Слишком много воспоминаний… Я не то что не хочу, а просто не могу позволить вам сделать еще одну зарубку на вашей кровати.

Бросив ему этот эвфемизм, она вышла и проехала половину пути до яхт-клуба, прежде чем вспомнила о незаконченном вензеле в изножье его кровати.