Текст книги "С судьбой не играют в прятки"

Автор книги: Лора Брантуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

9

Алану казалось, что он сходит с ума. Не то чтобы он не мог до конца поверить в то, что с ним происходит – скорее, его беспокоила собственная реакция на это происходящее.

Неделя, которая, слава богу, подходила к концу, перевернула всю его жизнь.

Он завалил самую перспективную сделку сезона. Потерял место, за которое отчаянно и долго боролся и которое занимал по праву – по праву сильного, умного и удачливого. Потерял доверие босса. Потерял половину зарабатываемых денег. Потерял любовницу-красавицу, с которой много месяцев делил постель.

Он избил человека – холодно и одновременно яростно. С удовольствием, потому что за дело.

Он, как в омут, бросился в отношения с девушкой, о существовании которой еще и не подозревал в прошлое воскресенье. Он испытал желание открыть душу почти незнакомому человеку, стал заботиться об этом человеке, подружился с ним… и разглядел-таки в нем нежную, искреннюю девушку, красивую, как летний день, и чувственную, как самая тщательно скрываемая фантазия.

Ему открылись такие тайны возможной между людьми близости, которые он почитал атрибутом романтических фильмов и сентиментальных романов.

Он впервые за очень долгое время почувствовал себя по-настоящему живым.

И, черт возьми, он ощущал, что все складывается как нельзя лучше и ему повезло, что стерва Фелиция выкинула этот фортель, потому что иначе он, возможно, не получил бы от судьбы второго шанса встретиться с Иви, и всего остального тоже не было бы, а ведь ради этого «остального» он готов был хоть каждый день лицезреть Саймона, включая праздники и выходные.

Стоит ли роман с девушкой мечты потерянной зарплаты и пары ударов по честолюбию?

Определенно стоит.

Здравый смысл – а точнее просто клубок извечных опасений, присущих каждому, кто становился свидетелем чужих ошибок или сам набивал шишки, – буквально бился в истерике, но не мог пробиться через это ощущение удовольствия и искренней, дерзкой радости от произошедших в жизни изменений.

Подумать только, а ведь еще в понедельник он был убежден, что в его жизни разразилась катастрофа! Никакая это не катастрофа, а если даже и так… стихийное бедствие, оказывается, тоже может быть триумфом естественности.

Особенно когда жертва получает поделом.

И даже сейчас удача не оставила его. В качестве сокамерников ему достались не какие-нибудь скотоподобные дегенераты, а вполне безобидные парни: совсем молоденький парнишка-наркоман, который, видимо, пребывал под кайфом, никого не трогал, ничего не говорил, а только сидел в уголке и время от времени загадочно хмыкал; бомж явно интеллигентного происхождения и, как принято сейчас говорить, афроамериканец, которому не пришлось два раза объяснять, что Алан никаких с ним контактов не желает.

Похоже, он начал входить во вкус…

Боже, что бы сказали мама, Диана и Бартон, если бы видели его сейчас!

Алану сделалось смешно, когда он представил себе их лица и восклицания, а потом еще смешнее оттого, что эта дурацкая мысль вообще пришла ему в голову. Как будто это что-то значит… Как будто они имеют право судить его жизнь! Как будто важно хоть что-то кроме того, что он наконец-то наслаждается тем, что живет в этом мире. Жизнь – удивительна. И как ощущение – тоже. И то, что в его постели минувшей ночью спала малознакомая девушка Иви, – прекрасно. И то, что сумка с ее вещами так и осталась стоять в его гостиной, – чудесно. И то, что костяшки пальцев саднят и ноют, – хорошо. И то, что запах нечистого тела и грязной одежды, исходящий от его соседа, раздражает обоняние, – тоже очень неплохо, ведь раз он это чувствует, он жив. А жить – классно!

Только бы Генри успел перехватить Иви и она бы все поняла! Нет, она поймет, в этом не может быть сомнений. Наволновалась, наверное, за этот вечер, но ничего. Может быть, завтра она приедет вместе с Генри и они увидятся. А если даже нет, то два дня – и он снова сможет ее обнять. И не только…

От этой мысли Алану захотелось сладко потянуться. Боже милостивый, кажется, он и вправду немного не в себе. Но насколько лучше это «не в себе» привычного состояния серьезности, собранности и напряжения!

Блаженны безумцы… Почему об этом не написал никто из твоих учеников, Господи? Ведь ты наверняка знал…

Как Иви ни уговаривала Генри остаться, он не согласился. Впрочем, оно и понятно: ночевать в квартире у друга тет-а-тет с малознакомой… девушкой друга – удовольствие с сомнительным оттенком. Иви не имела к нему никаких претензий, и все-таки ей было бы спокойнее, если бы он уступил ее уговорам. Одиночество в чужой квартире немного пугало ее.

А Генри при ближайшем рассмотрении оказался очень милым. Хороший, добрый парень. Может быть, не очень сильный духом, но трогательный в своей стеснительности. Будь Иви лет четырнадцать, она бы и мечтать не могла о лучшей паре для себя.

Здорово, что ей уже не четырнадцать.

И что она знает Алана.

Генри оставил ей ключи, вкрутил какую-то «хитрую» лампочку в светильник на кухне и отбыл, пообещав заехать за ней в одиннадцать, чтобы вместе отправиться в участок, где… мм… проводил уик-энд Алан.

Иви послонялась по квартире, перевернула несколько рамок с фотографиями эффектной блондинки. Да, неслыханная наглость. Но ведь никто не увидит! Иви не чувствовала триумфа, не было на языке вкуса терпко-сладкой победы над другой женщиной, тем более что они и не воевали вовсе. Просто так получилось, что раньше здесь жила Диана – а теперь оказалась Иви. Жизнь, ни больше ни меньше, обычный поворот дел, без драм и тем паче – трагедий.

И все же, раз уж здесь сегодня ночует она, причем на правах не столько гостьи хозяина дома, сколько его женщины, то она вовсе не обязана любоваться – а не признать ее красоту было бы глупо – на портреты другой.

Иви приняла теплый душ и поужинала сандвичами. После рабочего дня, проведенного между кухней, стойкой и клиентскими столиками, приятно готовить для человека, который тебе дорог, но вот готовить для себя – непозволительная трата сил, как казалось Иви. Она попробовала посмотреть телевизор – ничего интересного, или, может быть, все передачи кажутся плоскими и пошлыми, а фильмы неправдоподобными по какой-то другой причине…

Иви ощутила даже не укол – укус совести. Хорошо же она устроилась! Алан сидит в обезьяннике, причем по ее милости, чего уж там, а она – на его диване, щелкает пультом его телевизора.

Но что она может для него сделать?

Наверное, это тот самый случай, когда предел возможностей лежит где-то в области молитв и добрых мыслей. Ладно, если ему это придаст сил, Иви готова молиться хоть до рассвета.

С мыслями об Алане она заснула в той самой постели, в которой прошлой ночью обрела то-то бесконечно драгоценное. И его. И самое себя.

Иви проснулась оттого, что ей стало зябко, как будто она забыла закрыть на ночь окно, и сбросила одеяло во сне, и теперь ветерок гуляет прямо по коже.

Одеяло было на месте. Окна она не открывала.

Но в комнате она была не одна.

Иви подскочила на постели и порадовалась, что вчера перед сном надела найденную в шкафу футболку Алана. Голый человек беззащитен. А то, что защищаться ей понадобится, Иви без труда поняла по взгляду женщины, стоявшей на пороге спальни. Это ее лицо Иви вчера так не хотела созерцать, что даже позволила себе похозяйничать на чужом столе.

– Так, – сказала Диана. В том, что это именно Диана, у Иви не осталось сомнений.

Иви не сочла нужным отвечать. Простое «здравствуйте» здесь было явно неуместно, а «извините» – недостаточно.

А вдруг это все-таки сон? – с надеждой подумала Иви. Ее подсознательные страхи вполне могли вылиться в такую форму.

– Что. Ты. Здесь. Делаешь.

Вопрос был уместен – и вместе с тем до крайности глуп.

– Сплю.

Иви не видела смысла отпираться. Она бы посмеялась над комичностью сцены, если бы сердце не стучало так часто и не шумела в ушах кровь.

Диана почему-то не ожидала такого очевидного ответа на свой несложный вопрос и задохнулась от возмущения. Видимо, до сих пор считала эту постель своей. Что ж, тогда ее переживания несложно понять.

– Диана? – из вежливости уточнила Иви. Новоприбывшая явно не собиралась представляться сама, а для поддержания разговора неплохо обращаться к собеседнику по имени.

– Ах, ты и имя мое знаешь?!

– А почему это тебя обижает?

– Да кто ты такая?! Предупреждаю: не держи меня за дуру. Я прекрасно знаю, что никаких сестер у Алана нет, а самая младшая кузина старше его на десять лет. – Диана приблизилась к кровати, скрестив руки на груди.

– Ну, подобная ложь даже не пришла бы мне в голову, – призналась Иви. – Слушай, а ты не могла бы сесть, а то я неловко себя чувствую. Ну или давай я встану…

– Вы только посмотрите на эту нахалку! Она неловко себя чувствует в моей постели! Может, мне еще и извиниться за вторжение?

– О, кстати, как ты вошла?

– У меня, между прочим, есть ключ от этого дома!

– А, ну да, это же естественно. – Иви взвесила свои возможности и поняла, что, стоя перед этой леди в платье цвета розового жемчуга в одной футболке, будет чувствовать себя не лучшим образом, и потому решила держать оборону в одеяле. Какая-никакая, а все же броня. – Меня зовут Иви.

– Какие мы любезные! Иви! Очень приятно, Иви, если тебя не смущает столь откровенная ложь. Где Алан?

– Его нет, – констатировала Иви.

Интересно, у кого самообладание иссякнет раньше? Вариантов развития событий, признаться, не так уж много. Либо она продолжит валять дурочку и Диана впадет в истерику, расколотит что-нибудь и умчится, хлопнув дверью, либо Иви сама разревется и эта женщина вышвырнет ее на улицу, как бездомного котенка. А Алана здесь нет, Алан за нее не вступится. Пожалуй, эту битву придется вести самой – и самой либо победить, либо потерпеть поражение.

Мысль о том, что поражение будет означать не только унижение, но и разлуку с Аланом, придала ей сил – и в то же время натянула нервы, как тугие струны.

– Ну ты прямо-таки открыла мне глаза. А где же он? – фальшиво мягко уточнила Диана.

– Где он – сказать не могу, считай, что это большая тайна, но если тебя это интересует, он вернется в понедельник. Передать ему что-нибудь?

На секунду ей показалось, что Диана сейчас зашипит, как гадюка. Пожалуй, если бы Диана и укусить умела, как эта милая рептилия, корчиться бы Иви в судорогах прямо здесь.

– Насколько я знаю, у Алана нет секретарши.

– А насколько я знаю, ты ушла и обещала никогда не возвращаться.

Господи, откуда у нее столько дерзости?

– Ты…

– Я, конечно, могу и ошибаться, но я знаю то, что знает Алан.

– Ах ты, маленькая шлюха, как ты смеешь лезть в нашу жизнь?!

– А я никуда не лезу, и я, с позволения сказать, не шлюха, может, у меня с Аланом чисто платонические отношения, а? Ты же не можешь сказать наверняка.

– Я сейчас полицию вызову! Вон из моего дома!

– Это дом Алана, он меня сюда позвал, он меня и выдворит. Если захочет. Успокойся.

– Я звоню девять-один-один, – как заведенная, повторила Диана. – Если ты сейчас же не оденешься и не унесешь отсюда свой зад…

– Вот это да! Какая высокая культура речи! Я никуда не пойду хотя бы потому, что ты здесь на тех же основаниях, что и я.

– У меня есть ключ! – в отчаянии выкрикнула Диана.

– A у меня, думаешь, нет?

– Значит, это у вас давно, да? И он просто ждал подходящего случая, чтобы избавиться от меня?!

Вот тут-то Иви стало жалко Диану – ведь ее мир сейчас летит в тартарары. Потом стало жалко Алана: а вдруг он до сих пор дорожит этой женщиной и у него все еще есть шанс с ней помириться? Потом стало жалко себя: что же ей делать, если у них все вернется на круги своя?

И что будет, если сейчас сказать Диане правду?! Про то, что она знает Алана всего пять дней, что это все почти случайность, странное стечение обстоятельств… Что она здесь, потому что во всем огромном городе Чикаго ей больше некуда идти?

Неправда, ей есть куда идти. Льюис ведь тоже стал ее другом.

Если облечь всю их историю в слова, она превратится в фарс. Стоит вынуть из нее эмоции – и она из яркой, живой картины превратится в схематичную газетную карикатуру. Но как рассказать про те чувства, что возникли у Иви к Алану и, хочется надеяться, у него к ней тоже?

Нельзя говорить, нельзя. Сейчас Иви либо останется честной, либо солжет, но в любом случае пути к отступлению не будет. Непоправимый шаг, необязательно неправильный – но именно непоправимый. Что же делать?

– Ты не права. Он порядочный человек и никогда не поступил бы так.

Выбор сделан.

Лгать, чтобы растоптать соперницу, – низко, с какой стороны ни посмотри.

Что ж, по крайней мере, мне нечего будет стыдиться, как-то устало подумала Иви.

– Да что ты говоришь?! А как же он поступил? Приволок в дом тебя… Может, он и вещи мои тебе отдал?

– Меня никто никуда не приволок, я свободный человек и делаю что хочу. Прекрати истерику. Тебе нужны вещи – забирай. Не нужны – проваливай. Алан будет в понедельник, тогда и поговоришь с ним. Что еще непонятно?

Иви не знала, откуда у нее взялись силы и спокойствие, то ледяное спокойствие, от которого ее слова наполнялись холодом. На мгновение ей показалось, что Диана сейчас вцепится ей в волосы и навсегда испортит свою репутацию настоящей леди – такая черная, дикая ненависть вспыхнула в ее глазах. Глаза были зеленые. А у змей зеленые глаза? – спросила себя Иви. Ответа на этот вопрос у нее не было.

Но волна схлынула. Иви нутром, каким-то клубком ниточек-чувств, спрятанным в груди, рядом с сердцем, почувствовала, что Диана отступает.

Она вышла молча, точнее не вышла, а вылетела порывом ураганного ветра. Хлопнула дверью спальни. Иви слышала еще один хлопок – это входная дверь…

Она застонала и сползла по подушке вниз, натянула одеяло до самой макушки.

Так вот, значит, что называют «бороться за любовь»?

Стоп.

Любовь?

Это слово впервые возникло в ее сознании в связи с образом Алана. До этого она считала, что он ей нравится, что она влюблена в него, но любовь – это же намного, намного больше влюбленности. Любовь – это то непрерывное движение тепла, что существует между ней и мамой, отцом, сестрой, даже в каком-то смысле Гаем.

Гай…

Мысль о нем отдалась в голове как глухая боль. Он ведь ни в чем не виноват, что же она его… предает?

Хотя, пожалуй, предательством все это было бы, если бы не то чувство, которое она испытывала к Алану и которому только что дала такое звучное, всеобъемлющее имя.

– Алан, я… люблю тебя, – прошептала она, будто пробуя эти слова на вкус.

Произнести их было легко. Взметнулся и тут же опал в душе страх – страх, что все на самом деле не так, что это просто порыв, что ничего у них не выйдет, что он, Алан, ее не любит и все закончится на следующей неделе или, может, через одну.

Значит, все же любовь. Вот откуда эта твердая убежденность, что он – лучший на всем белом свете, что с его появлением все остальные мужчины вообще исчезли, нет, истончились и стали двумерными, ненастоящими, как рисованные картинки. А страх… кто же не боялся, сталкиваясь с таинственной и почти всемогущей силой, вторгающейся в его жизнь?

Ха. Всемогущей. Хорошенькое определение. Иви поморщилась. А что она, любовь, в действительности может? Писатели, поэты, драматурги много сотен лет в один голос твердят, что все подвластно ей, что она способна разрушить любую стену, возвести мост через любую пропасть, соединить несоединимое, примирить всех и вся, сделать счастливым кого угодно… Ну или убить. В голову почему-то настойчиво лезли имена Ромео и Джульетты, Офелии, Дездемоны.

Нет, естественно, до этого не дойдет. Иви усмехнулась. Вот, приехала строить новую жизнь, чтобы найти убийственно прекрасную любовь. Нет, этот сценарий нам совершенно не подходит.

Дальнейшие размышления на эту, вне всякого сомнения, жизненно важную тему были прерваны звонком в дверь.

Это не может быть Диана. Не может. Она ушла, а если бы решила вернуться, то не стала бы утруждать себя светскими условностями, убеждала себя Иви, но сердце в груди все равно колотилось в сумасшедшем темпе.

Увидев на пороге Генри, она испытала ни с чем не сравнимое облегчение. И как она могла забыть: ведь они договаривались на одиннадцать! Генри был пунктуален, как Биг-Бен.

Он почему-то засмущался, стал торопливо извиняться и без особой уверенности предложил подождать ее внизу, в машине. Иви запоздало поняла, что она, конечно, может чувствовать себя как угодно, но вот ноги ее от этого не теряют своей прелести, а майка Алана ей не настолько велика, чтобы существенно их прикрыть.

– Ой, извини, Генри, у меня выдалось тяжелое утро. Давай ты перестанешь стесняться, а я приведу себя в порядок и приготовлю завтрак. Или мы опаздываем?

Может быть, при других обстоятельствах и с другим человеком Иви и сама смутилась бы неофициальности своего внешнего вида и залилась бы краской до самых ушей, но Генри производил впечатление абсолютно безвредного существа, с которым все просто, естественно и совершенно нестрашно показаться нелепой.

Генри позволил уговорить себя на завтрак и удалился на кухню. Иви скрылась в ванной.

– Генри, что ты думаешь о Диане? – как можно более невинно поинтересовалась Иви, намазывая для него ломтик пшеничного хлеба арахисовым маслом.

Она видела, как напряглись его плечи. То ли ничего хорошего он о ней не думает, то ли тема эта для него из разряда запретных – или должна быть таковой для нее.

– А что?

– Женское любопытство.

– Ну… я думаю, что хорошо, что они с Элом разбежались.

– Она тебе не нравится?

– Не нравилась. Надеюсь, больше мне не придется с ней сталкиваться. Ты спрашиваешь с какой-то целью?

Иви неопределенно пожала плечами:

– Имела честь с ней познакомиться.

Какими же огромными сделались его глаза!

– Она приходила сюда?

– Да. Застала меня в постели. – Из груди Иви вырвалось неуместное, наполовину нервное хихиканье. – Это была бы классическая сцена из анекдотов, если бы еще и Алан лежал рядом.

– Змея змеей, – выдохнул Генри.

Эта неприкрытая неприязнь почему-то умилила Иви. Она нашла единомышленника. Можно сказать – родную душу…

Иви выяснила, что отношения его с Дианой как-то изначально не заладились: она, подобно многим женщинам, считала, что после ее появления в жизни того, кого она выбрала себе в партнеры, не должно оставаться более-менее значимых фигур.

– Обычное дело, к сожалению, – пожала плечами Иви.

– Да все я понимаю, и, к счастью, Аланом не так-то просто манипулировать, но все равно же неприятно, когда приходишь в гости к лучшему другу, а на тебя сыплются колкости, как иголки из мешка.

Иви кивнула.

– И все же Алана она, по-моему, любила, – простодушно заметил Генри, и Иви ощутила, как почти против ее воли каменеет ее лицо. – Ну так ведь часто бывает: когда мы очень сильно кого-то любим, мы хотим, чтобы он принадлежал нам полностью, без остатка. Да и у Алана это было серьезнее, чем все предыдущие романы. Он до нее ни с кем не жил.

– Д-да…

– Ой, я, кажется, что-то не то сказал. Извини. Ну и вообще, это же все уже закончилось.

Иви неопределенно махнула рукой. Хорошо было бы еще сейчас изобразить улыбочку, но мимические мышцы еще не вполне подчинялись ей.

Любовь – это идея, абстракция, абстракция – это то, чего не существует. Зато существуют ее конкретные воплощения, формы. Выходит, и роман этой холодной, уверенной женщины и Алана тоже… вариация на тему любви?

Не хочу в этом разбираться. Не хочу. Пусть они сами решают все свои вопросы, раз заварили эту кашу… Не мое дело. Не мое. Не имею я права в него вмешиваться, твердила себе Иви. Она перехватила обеспокоенный взгляд Генри – и услышала еще висящий в воздухе звон от ожесточенных ударов ложечкой по фарфору. Нечего сказать, размешала сахар! Еще немного – и опрокинула бы чашку.

– Кхм. Все нормально, Генри, – сказала она и подумала, что понедельник, наверное, в масштабах ее жизни будет поважнее дня Страшного суда.

– Ну да. – Генри выглядел так, будто его из-за угла окатили холодной водой – растерянным и несчастным. – А расскажи, откуда ты?

Иви поняла, что сердиться на него долго в принципе невозможно. Так простодушно бьет наотмашь, так трогательно-неумело меняет тему зашедшего не туда разговора… Прелесть, а не парень.

Наверное, Алан намучился с таким другом…

В участке было суетно и довольно многолюдно. Иви до этого не приходилось бывать в полиции, поэтому она не ожидала такого наплыва народу. Ничего себе суббота…

Впрочем, для полицейских это, наверное, нормальная рабочая обстановка. Все в порядке вещей.

Генри усадил ее на стул – неудобный, видавший виды черно-серый стул – и куда-то ушел. Иви проводила его взглядом. Удивительно, какой уязвимой может выглядеть спина человека. Острые плечи, резкая линия позвоночника. Может, теория Гая не так уж странна и безосновательна? Вернулся Генри довольно скоро.

– Сейчас придет человек, с которым можно поговорить, – заверил он Иви.

Когда пришел «человек», Иви поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Это был среднего возраста мужчина с пышной щеточкой усов на округлившемся лице. Инспектор Иви не понравился – он выглядел слишком… равнодушным, что ли. Понятно, что работа в полиции делает из людей циников, но все равно неприятно. Иви не любила в людях холода, а в этом человеке льда было с избытком.

– Ну я даже не знаю, чем вам помочь, – начал инспектор, не здороваясь. – Выпустить мистера Портмана до понедельника мы никак не можем. У меня нет права назначать сумму залога, а у старшего инспектора Хьюза сегодня выходной.

– Но увидеться-то с ним можно? – Иви порывисто встала.

– Ну… – Инспектор состроил такую мину, что Иви сразу стало понятно: взяток он не берет принципиально, но любит, чтобы его упрашивали, причем как можно более униженно. От этого он сделался бы ей еще менее симпатичен – если бы это было возможно.

– Пожалуйста, – веско сказала Иви, как бы давая понять, что повторять просьбу она не будет, но вкладывает в нее всю душу.

– Мы… сделаем все, что нужно, – встрял Генри.

Иви стрельнула в него глазами. Не хватало еще, чтобы и его тут же арестовали за попытку подкупа должностного лица.

Мысль о том, как она тогда будет выкручиваться, почти развеселила Иви, и она с трудом удержала улыбку в уголках губ.

– Двоих не пущу. Вы ему кто будете? – Инспектор строго воззрился на Генри.

– Друг детства, – предельно гордо ответствовал Генри.

– Ага. А вы, мисс? Любовь всей жизни? – Инспектор почему-то усмехнулся, как будто сказал что-то забавное.

У Иви свело челюсти.

– Возможно.

– Ну-ну. Так кто пойдет?

Генри кивнул ей. Иви с неестественно прямой спиной пошла за безымянным инспектором. Он провел ее через участок, вывел в какой-то длинный коридор, уныло освещенный парой убогих лампочек, – Иви не знала, что в Чикаго могут быть такие декорации, этот город представлялся ей чуть ли не венцом… если не творения, то уж цивилизации – наверняка.

Ей вспомнились кадры из какого-то фильма, и она подумала, что сейчас вот ее выведут в неприятно просторное помещение, перегороженное стеной из непробиваемого пластика, и она будет смотреть на Алана сквозь этот пластик и прижимать к уху холодную, как в таксофоне, трубку.

Но это же не тюрьма! – напомнила себе Иви. Просто изолятор…

И все же есть вещи, к которым нельзя быть готовой. Мужчина твоей мечты за решеткой – это зрелище не для слабонервных.

– Мистер Портман, – позвал инспектор, и его обращение, как ядом, было пропитано сарказмом. – К вам тут дама.

Иви старалась не смотреть на… на сокамерников Алана. Никуда от этого слова не денешься. Но и сам Алан, со щетиной на щеках, с лихорадочно блестящими глазами, выглядел не лучшим образом.

– Привет, – нежно произнес он. – Прости за… все это. – Он неопределенно повел рукой. – Мне бы хотелось видеться с тобой в другой обстановке.

– Привет, – стеклянно сказала Иви и попыталась дотронуться до его пальцев, держащих прутья.

– Мисс, я бы попросил вас воздержаться от телесных контактов, – строго встрял дежурный офицер, и Иви сначала захотелось плюнуть ему под ноги, а потом – потрепать по руке. Бедный малый. Хороша же у него работенка…

Инспектор многозначительно прочистил горло, но промолчал.

– Алан… Я не знаю, что сказать, кроме того, что мне очень-очень жаль, и это не просто вежливые слова. Прости меня, пожалуйста.

– Да о чем ты говоришь? – Он улыбнулся ей так, что Иви захотелось расплакаться или растаять – прямо здесь. – Твоей вины тут нет. Я в состоянии отвечать за свои поступки. Вот и отвечаю. К тому же… я все время думаю о том, что выйду и смогу тебя обнять. Волновалась вчера, наверное?

– Д-да.

У Иви на языке вертелось имя «Диана» Ощущать, как что-то царапает и щекочет язык, – малоприятно во всех отношениях.

– Эй, ну что с тобой? Не переживай за меня, Генри поможет, все будет хорошо.

– Сегодня приходила Диана.

Ведь скрывать это глупо, правда? Он же все равно узнает! И, если узнает не от нее, она будет выглядеть не лучшим образом.

Алан молчал.

– Я ей сообщила, что ты появишься в понедельник.

– Она тебя оскорбляла?

Иви наморщила лоб.

– Кажется, нет. Не припоминаю.

– Да, это не очень-то на нее похоже. Прости.

– За что? Ты ни в чем не виноват. К тому же, если бы она ворвалась в спальню и застала бы там нас двоих, было бы гораздо неприятнее, – попробовала отшутиться Иви.

– Да. А я даже не подумал, что ключ-то она мне не отдала.

Не время выяснять отношения. Не время, не место, не здесь и не сейчас… Иви стиснула кулаки. Взяла себя в руки. Медленно вдохнула.

– Ты, пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Все решится. Но главное – вытащить тебя отсюда. И мы вытащим, ты не сомневайся.

– Да, скажи Генри, чтобы позвонил Ллойду, у меня в записной книжке – темно-зеленая, дома, где-то на стеллаже в гостиной – есть его телефон. Он хороший адвокат.

– Скажу обязательно, не беспокойся ни о чем.

Оборванного вида человек, сидевший в уголке камеры, закашлялся. Почему говорят, что от сильных чувств сжимается сердце? У Иви сжалось в горле от ощущения глобальной несправедливости. Почему, почему Алан здесь?! Это не он, а Уэст должен сидеть тут и сходить с ума в тусклом свете лампочки!

Ей никогда раньше не приходилось испытывать такого всеобъемлющего, через края сердца выплескивающегося желания защищать, утешать, оберегать, целить… Что угодно, лишь бы ему сделалось хорошо.

Наверное, если бы Алан замерзал в снежной пустыне, она бы не раздумывая вскрыла себе жилы, чтобы он согрел руки над исходящей паром кровью.

– Я смогу еще позвонить сегодня. Один раз.

– Позвони Генри, может быть, вам что-то нужно обсудить. Со мной все будет в порядке.

– Я знаю. И все же… не могу за тебя не волноваться. Я бы хотел сегодня утром быть с тобой, чтобы защитить от нападок Дианы. Она, если уж принимается за дело, то жалит нещадно.

– У меня большой опыт дружбы с женщинами. Поверь, от нее вырабатывается иммунитет к змеиному яду.

Инспектор снова прочистил горло.

– Мисс, – позвал он. – У вас еще три минуты.

Наверное, на его глазах не так уж часто через решетку обменивались нежностью и заботой друг о друге. Иви поняла, что это, тем не менее, не убедило его в том, что она «любовь всей жизни» Алана. Ну и плевать.

Страстно, невыносимо, до дрожи хотелось сказать Алану, что она его любит. Но страх был сильнее.

Три минуты – это не так уж мало. Три минуты – это без малого две сотни секунд. Но Иви не заметила, как они протекли. Она молчала и смотрела Алану в глаза. Он бормотал какую-то утешительную чушь, иногда запинаясь, будто загипнотизированный ее взглядом, – но как нелепо и трогательно слушать слова поддержки от человека, который сидит за решеткой! Но Иви знала, что он делает это, потому что мужчина, потому что сильнее, потому что так – глубинно правильно. Она смотрела в его серо-стальные глаза, почти не слышала его и думала, что вечность – это не срок.

Иви казалось, что за эти три минуты она глазами и сердцем сказала Алану больше, чем могла бы сказать словами за три дня.

Обратного пути по коридору она не запомнила, все ее внимание было сосредоточено на том, что творилось в душе. А в душе все было сложно и одновременно до невозможного просто.

Она была готова пойти за ним на край света.

Если бы понадобилось, она бы осталась здесь, на этом клочке грязного, пропитанного несвободой, досадой, ненавистью и страхом пространства.

Но ей нужно было уйти и ждать. И она уходила. Обернуться было невыносимо, и Иви не оборачивалась, хотя чувствовала напряженный взгляд Алана – на спине и чуть выше, где плечи переходят в шею. Надо же, она до сих пор помнит, телом помнит, как он целовал это место.

– Ну как? – Генри бросился ей навстречу, будто бы она была хирургом, который только что сделал операцию его матери.

Иви пожала плечами. Генри нахмурился. Иви передала ему слова Алана насчет Ллойда и сказала, что он обязательно позвонит Генри.

Инспектор опять неприятно усмехнулся за ее спиной.

– Там были гораздо более важные разговоры, сэр! Не пытайте юную даму.

– А вы не лезьте не в свое дело, коли уж ничего не смыслите в человеческих отношениях, – развернулась к нему на каблуках Иви. И застыла, ошалев от собственной дерзости.

Видимо, инспектор отреагировал на ее слова так же, потому что замер с раскрытым ртом.

Генри сгреб ее под локоть, извинился перед инспектором и поблагодарил.

Ивы кивнула ему на прощание с таким лицом, с каким обычно говорят: «Пошел вон». Застывшая маска, прищуренные глаза.

– Ты свихнулась?! – набросился на нее Генри уже в машине.

– А ты испугался?

– Он же коп.

– Ну и что? Я сказала ему, между прочим, чистую правду. Может, резковато, но он переварит.

– Он же коп в том участке, где…

– Он же не окружной судья по этому делу! Не будь параноиком.

Генри шумно вздохнул.

– А у вас это как, серьезно? – спросил он, в очередной раз демонстрируя полнейшее неумение плавно менять тему.

– Знаешь, нет. Так, детские шалости. Вот поживу до возвращения Алана в его уютной квартирке, а потом свалю в неизвестном направлении. Или нет, может, стоит остаться? Подумаешь, какой-то секс, что мне, трудно, что ли?

Генри, кажется, обиделся. Иви подумала, что он до неприличия похож на Льюиса. Наверное, они бы нашли общий язык. Хотя, говорят, тех, кто похож на нас, мы ненавидим сильнее всего.

– Не хотел тебя обидеть.

– Я тебя тоже. Просто взвинчена до предела. Как граната, из которой выдернули чеку.

– Ты странная.

– Я догадываюсь.

– Нет, правда. То тихая, ранимая, настолько хрупкая, что страшно слово сказать – то как… как дикая кошка. Бывают насмешливые кошки?

Иви усмехнулась:

– В мультиках.

– А, точно…

Обратная дорога была ничем не примечательна. Иви невидящим взглядом смотрела в окно, кусала мизинец, что было у нее признаком глубокой задумчивости, – но ни о чем не думала.

Было немного страшно возвращаться в квартиру Алана. Вдруг там Диана?

– Генри, как ты посмотришь на то, чтобы устроить тут штаб-квартиру? – поинтересовалась она, когда Генри остановился у подъезда.