Текст книги "Компаньонка"

Автор книги: Лора Бигелоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

В Венеции, которая значилась одним из последних пунктов их пребывания в Италии, Дэвид получил телеграмму от одного из филиалов «Стиллберд Компани» и был вынужден оставить Клариссу на пару дней в одиночестве. В относительном – ибо верный Стенли Рочестер тенью следовал за Клариссой, попутно поражая Дэвида знанием стихов Данте и Вергилия. Дэвид уехал с легким сердцем, даже не предполагая размеров катастрофы, которая вот-вот должна была разразиться над ними.

Вернее-то всего, что этот малый сел им на хвост чуть ли не во Франции. В Италии – точно. И момент своего появления на сцене тоже подгадал абсолютно точно. Венеция – едва ли не самый романтичный город мира.

В то прекрасное утро Кларисса поссорилась со Стенли, потому что он мешал ей кормить голубей. Точнее, стал проявлять некоторые признаки нетерпения – после того, как они провели на Площади Цветов уже добрых три часа за этим занятием. Кларисса велела ему исчезнуть с ее глаз, надулась, расстроилась до слез… и удрала от него. Стенли немного пометался по площади, расспросил торговцев сувенирных лавочек, а потом увидел саму Клариссу немного в стороне, бродящую среди колонн Дворца Дожей. Стенли успокоился, занял стратегический пост в одном из открытых кафе и стал ждать. Выйти из Дворца можно было только на площадь. Вроде бы. По крайней мере, все экскурсанты так и делали.

Однако через три часа ему стало ясно, что тетя его босса и его подопечная ухитрилась исчезнуть. Вот тут Стенли едва не повредился в рассудке. Остаток дня он провел в беспорядочных и несколько истеричных поисках, а вечером к их отелю подплыла самая что ни на есть гондола с настоящим гондольером, а в ней сидела румяная и счастливая Кларисса Стил в настоящей шляпе из итальянской соломки, украшенной цветами и лентами. Сопровождал Клариссу мужчина такой типичной наружности, что даже эскимос при виде него выпалил бы, не задумываясь: итальянец, однако!

Черные как смоль кудри мягкой волной ниспадали на высокий чистый лоб. На дне черных огненных глаз прыгали золотые искорки. Тонкий нос, безукоризненная линия подбородка, резко очерченные скулы, синеватая тень будущей щетины, которая у итальянцев появляется на третьей минуте после бритья и необыкновенно их украшает. Чувственные и в то же время вполне по-мужски резко очерченные губы. Прибавьте сюда телосложение знаменитого Давида Микеланджело, черные брюки, выгодно подчеркивающие талию и узкие бедра, белоснежную рубаху с расстегнутым воротом, открывающую мускулистую бронзовую грудь, толстую золотую цепь с массивным крестом и крохотный бриллиантик в ухе – ну пират и пират! Устоять перед таким не смогла бы и леди Годива, а уж бедная Кларисса Стил была сражена полностью.

Будь ослепительный красавец помоложе, Стенли сразу заподозрил бы в нем альфонса, однако брюнету было никак не меньше тридцати пяти, а учитывая здоровый итальянский климат, в котором все выглядят куда моложе своих лет – возможно, и больше. К тому же манеры итальянца оказались безукоризненны, а уж в этом Стенли толк знал.

Марко Санти – так представился неведомый спаситель – нашел Клариссу, как и предполагалось, во Дворце Дожей, где она благополучно заблудилась и на что-то отвлеклась. Марко предложил ей помощь, и неугомонная тетка Дэвида Стила немедленно – как это делают все на свете маленькие девочки – сочинила сложнейшую историю о мрачном и суровом опекуне (Стенли Рочестер), который не позволяет несчастной жертве (Кларисса Стил) посмотреть город ее мечты (Венеция). История, как подозревал Стенли, изобиловала мрачными подробностями Клариссиного заточения, но надо отдать Марко должное, он пересказал ее без тени насмешки над Клариссой, наоборот, отдавая дань искреннего уважения к ее таланту рассказчицы.

Короче говоря, Марко стал их гидом по Венеции, и даже когда вернулся Дэвид, никто не заподозрил того, что следовало предположить в первую же очередь.

Кларисса Стил насмерть влюбилась в Марко Санти.

Он ездил с ними в Рим, Флоренцию и Неаполь, а в Бриндизи распрощался, причем Кларисса рыдала, а сам Марко выглядел совершенно искренне расстроенным. Мрачное настроение Клариссы сохранялось до первого же порта, а потом она вновь повеселела, хотя что-то в ее поведении изменилось. Скажем так, теперь она все чаще «играла в принцессу».

Гром грянул уже дома. Позорный гром, Дэвид ненавидел вспоминать это. Наибольшее отвращение ему всегда внушала мысль о том, что кто-то считает для себя возможным читать чужие письма. Однако в тот летний день в Мэнор-Стил шла грандиозная уборка, и горничная чистила камин в комнате Дэвида. Когда из трубы на нее выпал огромный пластиковый пакет, набитый бумагами, она, естественно, отнесла их хозяину. Камин-то его!

Это были письма Марко Санти. Откровенные признания в страстной любви, призывы бросить все и отдаться зову сердца и плоти, обещания и посулы. Дэвид начал читать машинально, а потом не мог остановиться, словно липкая паутина опутывала его, не давая встать, отодвинуть от себя чужие любовные послания.

Довольно быстро стало ясно: Марко Санти старательно и осторожно завлекал в свои сети простушку Клариссу. О том, что его намерения были отнюдь небескорыстны, говорило то, что почти в каждом письме он очень тонко и ненавязчиво напоминал ей, что она взрослая женщина, у которой есть собственные и немалые средства, чтобы начать новую, изумительную жизнь рядом с человеком, который ее боготворит.

Потрясенный Дэвид Стил взял себя в руки и начал действовать.

8

Прежде всего, он навел справки в полиции, подключив Интерпол. Ничего серьезного, к счастью, за Марко не водилось, но зато неожиданно пришел ответ на запрос из Франции. В нем говорилось, что некий Марк Туссен был привлечен по подозрению в краже драгоценностей из номера одной богатой пожилой американки, но вскоре отпущен, так как женщина сама забрала свое заявление. По приметам Марк Туссен был очень похож на Марко Санти, фигурировавшие же в описании усы можно было не учитывать – усы сегодня есть, знаете ли, а завтра…

Привлекало также и то, что обе фамилии – Санти и Туссен – переводились примерно одинаково: Все Святые.

Ну а когда полгода назад в Лондоне объявился некий Маркус Олсейнтс (Все Святые!) – все вопросы отпали сами собой.

Дэвид был не на шутку встревожен, прежде всего тем, как вела себя сама Кларисса. При малейших попытках поговорить на эту щекотливую тему она замыкалась, а то и становилась агрессивной, и это лучше всяких других доводов доказывало, что ее чувство к красавцу-альфонсу не прошло.

Маркус Олсейнтс вел себя тихо, попыток навязать свое общество не предпринимал, а корреспонденция – что ж, Дэвид в любом случае не собирался опускаться до перлюстрации. Единственное, что он себе позволил предпринять в данном направлении – строго-настрого предупредил Стенли Рочестера, чтобы тот внимательнейшим образом просматривал обратные адреса на приходящих конвертах. Не вскрывать, понятное дело, но при малейшем подозрении извещать Дэвида Стила.

Предстоящая поездка была некстати – хотя когда же она будет кстати, если Кларисса вбила себе в голову эту романтическую страсть, и никаких гарантий, что скоро это закончится? У Дэвида Стила не было никакого опыта в воспитании детей, однако он смутно, интуитивно догадывался: если просто запретить Клариссе всякое общение с мерзавцем-брюнетом, она быстренько домыслит в своем романе тирана-племянника и примется за дело с удвоенной силой.

Дэвид жалел вовсе не ее деньги. Разумеется, как любой успешный бизнесмен, он богатство уважал и умел зарабатывать, но на первом плане была тревога за Клариссу. У него волосы становились дыбом при мысли о том, что какой-то бессердечный негодяй может обидеть его тетку, это большое дитя с добрым сердцем и бестолковой головкой…

Теперь же, после приезда Грейс Колмен в Мэнор-Стил и поцелуя в библиотеке, означенная поездка становилась еще более некстати…

Телефонный звонок прервал эти невеселые мысли.

Ранним утром, отдав последние распоряжения Стенли Рочестеру, Дэвид Стил с тяжелым сердцем уехал в аэропорт.

Грейс лежала на спине, накрывшись простыней, и невыразимо страдала от стыда.

Вчерашний поцелуй, погрузивший ее сначала в состояние некоторого транса, а потом ужаснувший и расстроивший на всю ночь, снился ей до самого утра, поэтому проснулась она с ощущением катастрофы.

Как спуститься вниз и посмотреть в лицо Дэвиду Стилу? Как выдержать понимающий и слегка презрительный – в том, что презрительный, Грейс не сомневалась – взгляд Стенли Рочестера? Немыслимо, невозможно, слишком стыдно.

Уже ясно, что ее пребывание здесь окончено. Дэвид Стил наверняка будет корректен и сух, выдаст ей конверт с деньгами – фу, гадость! – а потом отдаст распоряжение дворецкому, наклонит безукоризненный пробор на полдюйма в знак прощания, и все закончится. Она вернется в маленькую квартирку к Кларе и будет умирать пару дней от стыда и тоски, а потом поползет, как побитая собачка, домой, к маме…

Мама! Ей надо позвонить! Или уж сразу из Лондона?

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Мэри-Энн с подносом. Единственной данью уважения к распоряжению хозяина насчет того, чтобы не тревожить мисс Колмен, было то, что ворвалась Мэри-Энн на цыпочках. Фактически это ничего не изменило, потому что вместе с рыжей балаболкой в комнату ворвалось прямо-таки облако положительной энергии. В одно мгновение поднос оказался на тумбочке, шторы разлетелись, словно крылья театрального занавеса, приоткрылась фрамуга, и в комнату полился морозный свежий воздух. Мэри-Энн скосила хитрый глаз на Грейс, увидела, что та не спит, и с явным облегчением затараторила:

– Добрутр, мсс! Погода – шик-блеск! Снежок, морозец, солнышко – только на санках кататься. Вот увидите, мисс Кларисса потащит вас на горку. У нас тут горка – дух захватывает! Сок будете, или сразу кофию налить?

Грейс потянулась рукой к салфетке, закрывавшей поднос, сдернула ее – и обомлела.

В хрустальной рюмочке алела маленькая тугая роза. В ее сердцевине, чуть более темной, чем раскрывшиеся лепестки, блистала капелька воды. Всего остального Грейс просто не заметила. Она прерывисто вздохнула и пролепетала:

– Что… это? Мэри-Энн…

– Ох! Дурья голова, забыла! Хозяин велел извиниться, кланялся и просил не забыть его просьбу. Он уехал на рассвете.

– Как?! Он же должен был через неделю?

– Переигралось там чего-то, звонили ему уж поздно ночью. Пораньше улетел. Ну ничего: пораньше улетел – пораньше прилетит. А роза – это вам, понятное дело. От него. Вот!

Грейс прямо-таки физически ощущала, как румянец выползает из-под простыни, заливает шею, щеки, лоб – да какой там румянец! Багрянец!

Она чувствовала себя странно счастливой. Память услужливо рисовала ей совсем другой портрет Дэвида Стила: не чопорного сноба в галстуке, а темноволосого молодого мужчину в белоснежной рубахе с расстегнутым воротом, улыбающегося, сероглазого, чуть смущенного… Грейс вдруг рассмеялась и одним прыжком слетела с кровати. Мэри-Энн немедленно захихикала следом, исключительно в силу характера и из солидарности.

Постояв под душем, высушив волосы и одевшись в светло-голубые джинсы и белую пуховую кофточку, Грейс призвала к себе Мэри-Энн.

– Мэри-Энн, где можно позвонить?

– В Лондон – из библиотеки.

– Нет, нет, мне нужно позвонить в Уилсден. Маме…

– Так это из холла. В Лондон-то мистер Стил напрямки звонит, по своему кабелю, а общий телефон через телефонистку.

– Счет за разговоры я оплачу…

– И-и-и не думайте даже с этим соваться! Еще чего! Вы ж гостья! Даже мы, слуги, не платим, когда по своим делам звоним. Короче, в холле, в большой нише, где медвежья башка. Желаю доброго утречка, мисс!

И Мэри-Энн упорхнула, напевая под нос что-то бравурное. Грейс рассмеялась от избытка чувств и ринулась на поиски телефона.

«Медвежья башка» оказалась головой громадного медведя, висящей на стене среди прочих охотничьих трофеев. Грейс с комфортом разместилась в мягком кресле и с некоторым трепетом вызвала телефонистку, а затем продиктовала номер.

Ждать пришлось недолго, вскоре в трубке затрещало, а потом раздался неожиданно четкий и очень близкий голос матери, Кэтрин Колмен.

– Да? Девушка, какой Севенокс, это, должно быть, ошибка…

– Мама!

– Грейси?!

– Мама, это я!

– Грейси, это ты?!

– Я, мама, я!

– Почему в таком случае Севенокс? Ничего не понимаю! Где ты находишься?

– В Севеноксе, мама!

– Боже, почему ты кричишь, я тебя и так прекрасно слышу. Что ты делаешь в Севеноксе?

– Я тут… понимаешь, это долгая история… одним словом, я здесь живу. Временно.

– Не понимаю! Как – живешь? Где – живешь?

– Да в Севеноксе же! Понимаешь, это поместье такое. Рядом есть еще городок Севенокс, но я живу не в нем, а в поместье…

– Откуда у тебя поместье? Ты же работаешь!

– Это как раз по работе. Севенокс – поместье моего шефа, мистера Стила…

– Бог мой, Грейси, что происходит? С какой стати ты живешь в одном доме со своим начальником?

– Это такая работа, мама…

– Прекрати нести чушь! Я требую, чтобы ты внятно объяснила, с какой стати ты находишься наедине с начальником!

– Да не наедине я, мама, тут полно народу.

– Какого еще народу? У вас там что, оргии?

– Мама!

– Грейс, объясни, в чем дело. Ты не звонила уже две недели, с самого Рождества, ты даже не поздравила меня с ним, я схожу с ума, а твоя ненормальная соседка кричит, что с тобой УЖЕ все в порядке. Что я должна думать? Теперь ты сообщаешь, что живешь со своим начальником… Мы с папой тебя не этому учили!!!

Вот веселье телефонисткам, с тоской подумала Грейс. Интересно, мне хоть когда-нибудь удастся поговорить с мамой на равных?

– Мама, выслушай меня, только не перебивай. В канун рождества я немножечко упала с лестницы и слегка разбила себе голову. Потом мистер Стил любезно устроил меня в частный госпиталь, а когда я выписалась, предложил мне некоторое время поработать у него в семье. Ну… как бы в благодарность…

– Грейс, ты в себе? В благодарность за что? За то, что ты упала с лестницы?

– Ну… не совсем…

– И почему ты с нее упала? Ты что, пьешь?

– Мама, это был несчастный случай…

– Запомни, Грейс Колмен, женский алкоголизм не излечивается. Это самый страшный недуг наших дней. Повсеместная разнузданность и вседозволенность, нежелание молодежи, учиться и тем самым развивать собственные мозги, приводят к деградации…

– Мама, я не пила!

–…не говоря уж о том, что у таких людей не может быть здорового потомства…

– Мама, ау!

–…и если ты думаешь, что быть взрослой – это значит пить, курить и предаваться беспорядочным связям с мужчинами, позволь тебя расстроить, это совсем не так. Напротив, это признак того, что ты еще совершенный подросток по психике и многим другим факторам…

– МАМА, Я РАБОТАЮ ЛИЧНЫМ СЕКРЕТАРЕМ ЛЕДИ КЛАРИССЫ СТИЛ, ТЕТИ МОЕГО ШЕФА.

– А? Что? Секретарем? Боже, какой анахронизм. Куда катится Англия. И это при том, что академической науке катастрофически не хватает денег…

– Мама, у меня все хорошо, я здорова, работа мне очень нравится, в конце недели я тебе обязательно перезвоню. Целую!

– Что? Да, я тебя тоже. У тебя есть теплые вещи? За городом очень холодно. Надеюсь, к тебе относятся с должным уважением?

– Да, мама, все в порядке.

– Ну и славно. Заболталась с тобой, опаздываю на лекцию. Пока, Грейс.

Грейси осторожно положила трубку на рычажки и несколько секунд наслаждалась звенящей тишиной.

Странное дело, ведь мама, в сущности, прекрасный человек. Честная, справедливая, замечательный педагог… Почему у них никак не складываются отношения?

Грейс вздохнула и поднялась с кресла. Главное – она отзвонилась. Мама не будет волноваться, а при личной встрече Грейс ей все объяснит.

Звонкий голос Клариссы рассыпался трелью по всему холлу.

– Где моя фея, моя маленькая подружка, мой очаровательный секретарь? Грейс, милая, где вы, ау!

– Я здесь, Кларисса.

– Бож-же мой, до чего же вы красивы. Вот что, сейчас завтракаем, потом берем санки и едем на горку. В такой день грешно сидеть дома. Видите, какое солнце? У вас есть сапожки? Если нет, то не страшно, у меня есть настоящие северные ухты…

– Унты, Кларисса.

– Ой, ну до чего ж вы зануда, Стенли! Ухты, унты – какая разница? Главное, что они лохматые и теплые. Я их не ношу, потому что на меня почему-то начинают страшно лаять собаки. Это мне Дэйви привез, с Аляски. А Стенли мы не возьмем, потому что Стенли зануда и ненавидит санки.

– Я просто уже не в том возрасте, чтобы кататься на детских санках…

– Просто вам нравится доводить меня до белого каления! Вот сейчас: взял и расстроил! Нарочно напомнил о возрасте, потому что самому ему всего на два года больше, чем мне! Грейс, я не могу с ним, честное слово. Ужасный человек.

– Кларисса, милая, вы не расстраивайтесь. Вы прекрасно выглядите и совершенно молоды. Это чистая правда.

– Спасибо, милая! Хотя, в сущности, я никогда не скрывала своего возраста. Сорок шесть – это сорок шесть, и в осени есть прелесть… трам-пам-пам чего-то там…

– Увяданья.

– Нет, что ж это за наказание! Стенли Рочестер, я вам запрещаю приближаться ко мне и разговаривать со мной. Сидите дома и грейте свои старые кости.

– Не такие уж они и старые. Сорок восемь для мужчины не возраст.

– Счас! Вам пятьдесят два!

– Ага, а вам сорок шесть. И я на два года старше.

Грейс едва удерживалась от смеха – настолько комично выглядела эта ссорящаяся пара. Высокий, худой, с лошадиным лицом Стенли Рочестер – и кругленькая, пухленькая, маленькая, разгневанная Кларисса Стил. К тому же как-то сразу чувствовалось, что ругаются они не всерьез, просто разыгрывают привычную для обоих комедию.

Наконец страсти улеглись, все прошли в столовую, и только здесь Грейс вспомнила, что Кларисса и Стенли были свидетелями ее вчерашнего грехопадения. Румянец немедленно вернулся, и девушка опустила лицо, стараясь исподтишка разглядеть, не вспомнили ли они об инциденте в библиотеке.

Кларисса точно не вспомнила. Она болтала, одновременно намазывая тосты джемом, махала руками, то и дело смеялась, сама себя перебивала – одним словом, вела себя, как расшалившееся дитя. Стенли был предупредителен и вежлив, и ничто в его лице не указывало на то, что он хотя бы помнит про вчерашнее, не говоря уж об осуждении.

После завтрака отправились одеваться. Унты-ухты оказались действительно очень теплыми и очень лохматыми. Кроме того, Стенли настоял, чтобы Грейс одела теплую лыжную куртку с плотным капюшоном.

– Подморозило изрядно. Яркое солнце может ввести вас в заблуждение. К тому же вы еще не совсем оправились после госпиталя, так что я вам не рекомендую потакать Клариссе и кататься столько же, сколько обычно катается она.

– Сидите дома, старый сыч, и не брюзжите. Грейс – пошли!

Автомобиль уже стоял у подъезда, и вскоре Грейс с Клариссой были достаточно далеко от дома.

Погода и окружающий пейзаж были великолепны. Редкое в январе солнце было нестерпимо золотым, снег под его лучами искрился мириадами бриллиантов, сапфиров и изумрудов. Величественные деревья в тисовой аллее стояли храмовыми колоннами, автомобиль легко катился по накатанной дороге. Вскоре, на выезде из рощи, показался высокий берег реки, где, по всей видимости, и находилась пресловутая горка, однако, к удивлению Грейс, автомобиль свернул в другую сторону. Девушка удивленно посмотрела на свою подопечную, а Кларисса неожиданно повела себя очень странно. Она явно смутилась, захихикала, отводя глаза, и наконец сообщила, что хочет показать Грейс старинную церковь в местной деревушке.

Что-то в ее поведении было не так, но Грейс понятия не имела, что именно, а когда из-за поворота показалась совершенно сказочного вида деревенька – красные черепичные крыши, припорошенные снежком, сугробы и наряженные елочки в палисадниках – и вовсе забыла об этом.

Клариссу Стил здесь знали и явно любили. Детишки, игравшие в снегу, припустили за машиной, тоненько вереща на разные голоса: «Мисс Стил! Мисс Стил! Добрая мисс Стил!», двое встретившихся им пожилых мужчин степенно поклонились, а какая-то женщина приветливо помахала рукой.

В конце улочки стояла церковь. Грубая каменная кладка и витражные окна выдавали ее несомненно почтенный возраст, на самом верху виднелся темный от времени колокол. Грейс вылезла из машины и принялась обходить церковь по кругу, с восхищением рассматривая цветные изображения святых в окнах. Когда она вернулась к машине, ее ждал сюрприз.

Высокий красивый мужчина лет тридцати пяти – сорока, с очень смуглым лицом и непокрытой головой. Снежинки серебрились в смоляных кудрях, тонкий орлиный нос слегка покраснел от мороза. У мужчины были живые черные глаза, в которых пряталась усмешка, но не злая, а добродушная, дружеская. При виде Грейс он издал восторженное восклицание и церемонно поклонился. Кларисса стояла рядом, пунцовая не то от мороза, не то от радости.

– Э… Грейс, душечка, позвольте мне представить вам… Это мистер Маркус Сан…

– Олсейнтс. Маркус Олсейнтс, к вашим услугам, прелестная и несравненная мисс Грейс. Я бы назвал вас экзотическим цветком, своей дивной красотой согревающим нас в морозы, но мы едва знакомы, и это было бы дерзостью, к тому же здесь есть еще один цветок.

С этими словами жгучий брюнет согнулся чуть ли не вдвое и пылко поцеловал варежку Клариссы. Та громко вздохнула и самым бессовестным образом закатила глаза.

Смутное подозрение зародилось в душе Грейс.

– Мне… очень приятно, мистер Олсейнтс. Вы живете в этой деревне?

– С некоторых пор – да. Я ваш сосед.

Кларисса немедленно выпалила:

– И потому должны непременно навестить нас. По-соседски. Скажем, сегодня? Приходите к нам на чай. Вы придете?

Столько мольбы, столько неумелой детской страсти было в этом звонком голоске бедной Клариссы, что подозрения Грейс немедленно окрепли. Маркус… Маркус… Что это за фамилия такая – Олсейнтс?..

Меж тем Кларисса, вырвав у собеседника клятвенное обещание приехать на чай, уже торопливо волокла Грейс обратно к машине. Девушке удалось оглянуться, и она увидела, что загадочный брюнет смотрит им вслед все с той же тенью улыбки в глазах и необыкновенно серьезным лицом.

В машине Кларисса распорядилась:

– Домой! И не глушите мотор. Мистер Рочестер поедет в город.

– Слушаю, мэм.

Грейс решила, что при шофере выяснять подробности не слишком уместно и стоит подождать до дома. Однако прямо в холле, где их встретил несколько удивленный Стенли Рочестер, Кларисса удивила ее еще больше. Она сорвала меховой капор с головы и возбужденно затараторила, не давая никому и слова вставить.

– Ах, Стенли, мне страшно неловко вас просить, но вы же знаете, я все перепутаю, а ведь это лекарство! Старая миссис Джонс совсем слегла. Ее спина просто отказывается гнуться. Нужно купить оподельдок! Викарий сказал, что видел настойку в аптеке Квинси.

– Но, Кларисса, быть может, я съезжу завтра…

– Бедная старушка страдает, а вы, черствый человек, не можете просто доехать в теплой удобной машине до города?

– Нет, я готов, но почему так срочно, не понимаю, и разве вы не собирались покататься с горки?

– Я решила, что милая Грейс еще слишком слаба, и показала ей деревню.

– Мисс Грейс, вы…

– Она в восторге! Видите – кивает.

– А викарий…

– Он был очень занят, но успел рассказать мне о страданиях миссис Джонс. Стенли, будьте ангелом, поезжайте. Сейчас почти три, к шести вы уже, наверное, доберетесь домой.

– Хорошо, хорошо, но тогда уж не ждите меня к чаю. Дороги в городе много хуже, я боюсь, мы провозимся дольше.

– Я распоряжусь подавать обед на час позже, мой герой! Езжайте.

– Но мне надо одеться!

– Ах, какая я рассеянная! Разумеется. Фаулз ждет вас в машине. И спасибо, спасибо тысячу раз.

С этими словами Кларисса неожиданно цепко ухватила Грейс под локоть и повлекла наверх. Ошеломленная Грейс молчала всю дорогу, но, когда они оказались в комнате Клариссы, строго посмотрела на пожилую завирушку.

– Признавайтесь – зачем вы спроваживаете Стенли? И когда это вы успели повидать викария, если я все время была рядом?

Кларисса плюхнулась на кровать, немного попрыгала на ней, а потом схватила маленькую подушечку и кокетливо ею прикрылась. Сквозь спутанные кудряшки возбужденно и лукаво блестели ее глазки.

– Вы так ничего и не поняли? Это же был ОН!

– Он?

– Мой принц! Мой отважный возлюбленный. Мой Марко!