Текст книги "Агнесса. Том 2"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА X
По весенним улицам городка Санта-Роза неторопливо катился открытый наемный экипаж. Он долго колесил по окраине, мексиканским кварталам и центру, пока не въехал наконец в один из неприметных чистеньких переулков с двухэтажными белыми домами под красной черепицей, огороженными витыми чугунными решетками. Здесь было много клумб, уже оживающих яркими цветами в преддверии лета.
Прилично одетый мужчина лет тридцати на вид, единственный пассажир кареты, сошел с нее и тронул кольцо калитки.
Пожилая негритянка в белом фартуке, подметавшая двор, выпрямилась и с удивлением смотрела на него – явно прибывшего издалека.
Он подошел нелегким шагом – точно сомневаясь, двигался к тайной неизвестности, и что-то негромко спросил. Негритянка покачала головой, потом махнула рукою в сторону дома.
– Да, здесь живет одна бедная (мужчина понял – не в смысле денег) одинокая женщина, но у нее совсем другая фамилия.
– Все равно, я пройду, мэм?
– Да, пожалуйста. Она как раз сейчас дома.
Мужчина прошел к крыльцу, попутно окидывая взором жалюзи на окнах, поднялся по узенькой лесенке наверх и постучался в единственную дверь без номера и таблички.
Сердце забилось против воли, когда в ответ изнутри послышалось движение, и прошуршали шаги. Дверь приоткрылась.
– Агнесса!
– Орвил?! – Она отступила. – Входи…
Он вошел, на ходу осматривая скромное жилище, потом перевел взгляд на женщину.
Агнесса… Прошло больше года с тех пор, как он в последний раз видел ее, и теперь она стояла перед ним – худая, бледная, вся какая-то осунувшаяся и подурневшая, точно из нее ушли жизненные соки. Серо-коричневое миткалевое платье с черным пояском облегало ее фигуру, длинные волосы, заплетенные в косы, были убраны назад, и глаза были как-то по-особому ровно и обнаженно печальны, точно чувство это стало сутью ее теперешней жизни. Она опустила тонкие, еще больше, казалось, похудевшие руки и молчала, глядя на него, и он не понимал, рада она или нет его видеть, чувствует ли неловкость или что-то еще.
Орвил… Отпечаток событий прошедшего года лег на его лицо, он почти не изменился и в то же время стал старше – ровно на пережитое. Он смотрел на нее серьезно и спокойно.
В комнате стоял аромат жизни: запах цветущих яблоневых веток в кувшине на окне, веяние тепла и еще чего-то сладковато-мягкого, душистого. Было чисто, уютно; из вещей только самое необходимое.
В белой колыбели у окна спал ребенок месяцев трех от роду. Лицо Агнессы, заметившей взгляд Орвила, чуть-чуть порозовело.
– У тебя ребенок, Агнесса? Помнится, ты не хотела больше детей! – сказал Орвил, хотя на самом деле то, что он увидел, не явилось неожиданностью: Филлис, от которой он и узнал адрес в Санта-Розе, сказала ему, наверное, желая предупредить еще один удар.
– Да, – ответила женщина, – не хотела. Но ребенок родился, и я должна заботиться о нем.
Потом спросила:
– Как ты узнал, где я, Орвил? Филлис сказала? Я же просила ее не сообщать никому…
– Ты жила все это время здесь? – проговорил Орвил, не отвечая на вопрос.
– Да. Филлис присылала мне деньги, от нее я узнавала кое-что… о вас.
– Мне стоило труда найти тебя, – сказал он и, прежде чем она успела что-либо произнести, добавил: – Я не стал бы делать этого, но рядом со мной были те, кто очень желал твоего возвращения.
В глазах Агнессы блеснуло что-то, а ему уже показалось было, что она разучилась и смеяться, и плакать.
– Джерри, Джессика, Рей, все остальные – как они?
– Тебя это интересует? – сказал Орвил, но потом ответил: – Неплохо. Старшие дети учатся, Джессика так же рисует – в основном, твои портреты. – Он слегка усмехнулся, но тут же добавил серьезно: – И ей по-прежнему предвещают большое будущее. Что еще сказать? Джерри ты уже, наверное, не узнаешь!
Агнесса вздрогнула, словно от удара, а Орвил продолжил:
– Полли вышла замуж, и у Лизеллы есть жених; обе по-прежнему служат и будут служить в нашем доме, как и все остальные. Керби жив, хотя совсем плохо видит. Да, у меня есть несколько писем от твоей матери и от служанки Терри.
– Она… моя мать… знает?
– Да, Агнесса. Не мог же я всю жизнь всем лгать! Конечно, она не обрадовалась, а вот Терри, кажется, хотела приехать к тебе сюда или… Ты не собираешься в Вирджинию?
Агнесса молчала, и Орвилу казалось – он догадался, о чем она думает. Но город был полон слухами год назад, а теперь интерес к этой истории, похоже, был потерян, хотя, может, не навсегда.
Взгляд Орвила вновь упал на колыбель – трудно было придумать более явное доказательство вины и измены!
– Надеюсь, он не Лемб? – спросил Орвил.
– Митчелл, – тяжело произнесла Агнесса. – Джек.
Уголки губ Орвила непроизвольно дрогнули в жестковатой усмешке. Он не сдержался.
– Даже так? В таком случае, ты все же осталась с кем хотела. – И добавил:– Я слышал, тело так и не нашли? Быть может, он еще вернется к тебе, как и в прошлый раз!
Агнесса промолчала.
Орвил не подошел взглянуть на мальчика, хотя ему и хотелось: издали ему показалось, что у ребенка зеленые глаза. Сын Джека и его, Орвила Лемба, сын – братья! Он не успел осознать до конца и дать себе ответ на вопрос, что же, собственно, в этом ужасного, но ему хотелось крикнуть стоявшей рядом женщине: «Что ты наделала, Агнесса!»
– Вероятно, тебе очень хотелось произвести на свет хотя бы одного ребенка, который вырос бы незаконнорожденным!
– Да, – сказала Агнесса, неподвижно глядя в пустоту, – вряд ли он сможет когда-нибудь меня понять… Ты думаешь, он будет несчастным?
– Не знаю. Надо надеяться, что нет. А насчет объяснений… Просто скажи ему, что очень сильно любила его отца, и он тебя поймет!
Агнесса, сцепив руки, прошлась по комнате.
– Зачем ты приехал, Орвил? – спросила она, глядя ему прямо в глаза, хотя это и было, наверное, нелегко.
Он ответил коротко:
– За тобой.
– Я не смогу жить в Вирджинии – и, тем более, приживалкой в доме, где когда-то была хозяйкой!
Орвил удивился неожиданности таких слов, как и зеленой искре, внезапно вспыхнувшей в ее навек, казалось бы, потускневших глазах, и произнес терпеливо:
– Ты неправильно меня поняла, Агнесса, – ты не будешь жить в моем (он сделал ударение на последнем слове) доме, у тебя будет свой. В пригороде Вирджинии – там тебя никто не побеспокоит. Сможешь нанять прислугу, приобрести все необходимое.
– Неужели я еще на что-то имею право? – спросила она с выражением, которое напомнило Орвилу о прежних временах.
– По документам ты до сих пор моя жена, – сухо произнес Орвил.
– Ты, наверное, захочешь развестись со мной?
– Пока я не думал об этом.
Он хотел еще сказать, что желает избежать новой волны слухов, но промолчал.
– Я смогу взять детей к себе?
– Нет. Насчет Джессики ты, конечно, можешь настаивать, но я бы не советовал – ради ее же будущего. Признаюсь, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы перед нею не закрылись двери домов ее подруг – Хейфордов и прочих, вообще, чтобы имя семьи Лемб осталось чистым! А Джессике и так довелось пережить не по возрасту много. Сына, разумеется, тем более оставлю при себе. Но я устрою так, что ты сможешь видеться с ними.
Превозмогая душевную боль, Агнесса произнесла:
– Спасибо, Орвил. Ты тоже перенес немало… из-за меня! Я не хотела ничего подобного – ни для кого. Так получилось, прости!
По лицу его пробежала тень.
– Не стоит об этом. Лучше собирайся. Я много времени потратил на дорогу – пора возвращаться.
Ребенок подал голос, и Агнесса взяла своего сына на руки. Орвил почему-то вспомнил, какое у нее было лицо, когда она вот так же держала Джерри: взволнованно-радостное, воодушевленное, с нежным румянцем и сияющими глазами, а теперь – такое бледное, с выражением усталости и разочарования в жизни. И в этот момент ему стало жаль Агнессу, хотя прежде, с тех пор, как все началось, он ее не жалел.
Он не испытал радости, узнав о гибели Джека, он представлял себе, как тяжко было Агнессе жить весь этот год в одиночестве и как сложно – теперь. Орвил слышал, она была больна; Филлис осторожно намекнула, будто одно время многие считали, что Агнесса несколько не в себе. И после, хотя Филлис предлагала ей помощь и кров в Хоултоне, Агнесса не согласилась, а укрылась в Санта-Розе и не давала о себе знать; потом, позднее, попросила подругу присылать ей причитающиеся суммы прибыли от магазина, но только не приезжать самой и никому не сообщать адрес. Через несколько месяцев написала, что родила сына.
Он любил ее… когда-то любил очень сильно – это все еще давало о себе знать непреходящей душевной болью, а она… кого-то она любила теперь? Она, отвергнутая всеми!
Орвила раздражал плач ребенка, хотя раньше он к подобным вещам относился вполне терпимо.
– Тише, маленький, тише! – Агнесса наклонилась к мальчику.
А его, Орвила Лемба, сын, значит, должен расти почти что без матери!
И Агнесса, словно прочитав его мысли, сказала:
– Впоследствии ты, наверное, женишься, Орвил, – такой человек, как ты, не должен оставаться один; и я не хочу, чтобы Джерри рос с мачехой при живой матери!
– Не волнуйся, – ответил Орвил, сохраняя спокойствие, – если даже это случится, избранная мною женщина, надеюсь, будет достойной!
– Да, – сказала Агнесса, все больше меняясь в лице, – все считают меня развратной, заслуживающей только презрения; может, они и правы.
– Успокойся, Агнесса, мне же известно, что ты не такая.
И, к его удивлению, она ответила взглядом, полным молчаливой благодарности.
– С ним все в порядке? – немного резко произнес Орвил, потому что ребенок не успокаивался.
– Да, – виноватым тоном проговорила Агнесса, – я отнесу его вниз, к кормилице. Сама я, к сожалению… наверное, слишком много волновалась.
– Хорошо, иди. Я подожду.
Может, она и права, все получилось волею обстоятельств… Что было бы, если б он тогда простил ее и не отослал в Калифорнию? Теперь уже не узнаешь…
Позднее он смотрел, как она укладывает вещи и предметы, которые – он помнил – всегда были при ней: какие-то книги, нотная тетрадь, ее, и другая – его, Орвила Лемба, матери (тетрадь, подаренная им Агнессе, когда он бросился в Хоултон, ни о чем не думая, вслед за нею), портрет Джеральда Митчелла, старенький костюмчик для верховой езды. Два старинных кинжала (Агнесса хотела бросить их в океан вместе с букетом перевязанных черной лентой красных роз, но потом передумала), какие-то детские изящные, крошечные вещички, при виде которых сердце Орвила невольно смягчилось.
Агнесса выпрямилась: весеннее солнце, проникшее в комнату сквозь небольшое окно, заливало ярким светом ее лицо и волосы, золотило их, точно корону. И Орвил вновь и вновь удивлялся, думая, как ей удалось все это пережить.
Они спустились вниз, к экипажу; Агнесса шла, не оглядываясь, одной рукой держа нетяжелую сумку, а другой прижимая к груди ребенка; все ранее пережитые чувства и те, что она испытывала сейчас, словно растворились в окружающем мире, естественно и просто слились с ним, и перед нею вставали одна за другой картины ее собственной жизни: пансион, потом – приезд в Санта-Каролину со всеми теми великими надеждами и мечтами, что жили в юной душе, первая любовь, бегство, прииск и большая – далеко не последняя – потеря, рождение дочери, беды и горести, а после – опять надежды, радость и любовь, семья – Орвил, Джессика, Джерри… Джерри! Неожиданная встреча и этот мучительно-противоречивый клубок чувств, внезапная гибель Джека, перед которой он все же вернул ее, Агнессы, любовь. А теперь настоящее, и все это вместе – тогда и сейчас – жизнь, драмы которой всегда повторяются, но все-таки каждый хотя бы мгновенье бывает счастливым, жизнь, легкая или тяжелая, в которой, тем не менее, у всякого есть своя цель и своя заветная мечта, жизнь, где любовь, свет и доброе несмотря ни на что, всегда неотделимы.
Агнессе было двадцать семь, и многое, наверное, еще ждало ее впереди, и она надеялась, что в нем, грядущем, будет что-то хорошее и для нее: ведь верить и мечтать все равно что жить. Так есть, и так будет. Вечно.
