Текст книги "Пленница судьбы (Испытание чувств)"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Глава 2
Через месяц состоялась свадьба Корали, и почти сразу после возвращения Мари Кристиан, с которым она уже не раз встречалась, пригласил девушку в гости. Он хотел познакомить ее с матерью.
Свадьба старшей сестры произвела на Мари удручающее впечатление. Теплый воздух отдавал сыростью, и, когда свадебная процессия высадилась на берег, все вокруг растворялось в легком тумане. Жених облачился в праздничную пару, которая выглядела почти такой же грубой и нелепой, как и будничная, а на Корали надели подвенечное материнское платье из поблекших, а местами пожелтевших кружев и напоминавшую спущенный флаг фату. У сестры был отрешенный вид; казалось, все происходящее представляется ей неким странным видением.
Венчание происходило в тесной бедной церквушке, за ним последовал свадебный пир, на котором было много дешевого вина и скверно приготовленной пищи.
В церкви Корали стояла, согнув плечи, будто на нее давила какая-то тяжесть. Приблизившись к сестре, чтобы поздравить ее со вступлением в брак, Мари увидела, что серые глаза Корали полны разочарования и у нее бледный, почти болезненный вид. Щека сестры, к которой Мари прикоснулась, обнимая ее, была странно холодна. Девушка невольно содрогнулась. Неужели случится так, что и она, Мари, утратит мечты о том, к чему некогда стремилась всем сердцем, перестанет бороться с неизбежностью?
Девушка была все в том же синем платье – родным не пришло в голову сшить ей что-нибудь к свадьбе сестры. Хорошо, что Кристиан видит только ее душу, иначе он поразился бы тому, как убого она выглядит!
Утром Корали, теперь уже замужняя женщина, с поклоном вышла к гостям, а потом сразу занялась хозяйством. И хотя на ее щеках рдел чуть заметный румянец, взгляд казался остановившимся, безжизненным.
Мари не нашлась, что сказать сестре. В тот же день они с родителями вернулись домой.
Проснувшись наутро в комнатке, которая отныне принадлежала ей одной, Мари почувствовала странное беспокойство. Ее охватило ощущение бессмысленности существования. На комоде валялись две забытые шпильки – все, что осталось от недавнего пребывания Корали. А что останется от нее, Мари Мелен, через несколько лет?
Весь день ее терзало одиночество, потому девушка очень обрадовалась приглашению Кристиана.
– Приходи завтра, – сказал он. – Познакомишься с моей матерью. Я говорил ей о тебе. Ее зовут Шанталь.
«Какое красивое имя!» – подумала Мари.
Она сразу согласилась: ей хотелось посмотреть, как он живет. Только вот что скажет его мать? Когда они стали гулять вместе, молодой человек сам выходил из дома, а Мари ждала его неподалеку, возле дороги. Конечно, мать Кристиана знала об их встречах, но ни разу не появилась.
Девушка догадывалась, что родители не одобрят ее знакомства с этой семьей, потому не стала рассказывать о своих свиданиях.
Мари тщательно выстирала и отгладила платье и заплела волосы в две тугие косы. Когда девушка посмотрелась в зеркало, ее лицо выражало смесь решимости, радости и испуга.
Женщина по имени Шанталь встретила гостью на пороге. Она улыбалась со сдержанной вежливостью и при этом смотрела изучающе и слегка тревожно. На сгибах ее локтей лежала расцвеченная радужными узорами шаль с густой золотистой бахромой, а бледно-зеленое платье, как и то, другое, что Мари видела на ней в первый раз, было очень открытым – лиф спадал с плеч складками. Юбка была отделана декоративными застежками из золотого шнура, и стан обхватывала широкая медово-желтая шелковая лента, завязанная сзади широким бантом с длинными концами. Из-под подола выглядывали туфельки из ластика [2]2
Легкая, шелковистая, прочная хлопчатобумажная ткань (от англ. lasting, букв. – прочный).
[Закрыть]с острыми лакированными носами. Мари невольно покраснела при мысли о своих грубых башмаках, в каких обычно бродила по острову.
Коротко поприветствовав гостью, Шанталь провела ее в дом. Здесь было очень чисто, обстановка, по местным меркам, близка к изысканности. Стены выбелены известкой, на окнах – кружевные занавески, стол покрыт белоснежной скатертью с бахромой (у родителей Мари тоже была скатерть, только из небеленого льна – ее доставали из сундука по праздникам), на великолепном коричневом с золотыми прожилками пианино – сияющая округлыми боками синяя с желтым рисунком ваза, а в ней – полевые цветы. На стене пейзаж: древний замок с теряющимися в голубом тумане башнями, а за ним – исчезающие за горизонтом бескрайние зеленые луга.
На столе стоял кофейник, три чашки изумительно тонкого фарфора, словно сделанные из папиросной бумаги, с серебряными ложечками и вазочка с печеньем, какого Мари не только не пробовала, но даже ни разу не видела. В стороне она заметила большую жестяную коробку розового цвета, на которой было выведено затейливыми алыми буквами: «Марципановое печенье, кондитерская г-на Прудона».
«Наверное, из Парижа», – подумала Мари.
Кристиан сидел на обитом синим бархатом маленьком диване с гнутой спинкой и подлокотниками. Интересно, в какой обстановке он воспитывался? И кто его отец? Возможно, их семья разорилась, потому они и были вынуждены уехать из Парижа? Но почему именно сюда?
Когда Мари вошла в комнату, молодой человек встал и направился к ней. И хотя его глаза по-прежнему скрывала мрачная тень, он улыбался радостно и светло.
После нескольких незначительных фраз хозяева и гостья сели за стол. Шанталь разлила кофе, от запаха которого у Мари закружилась голова. Что ели у них дома? В основном рыбу, редко мясо, грубый хлеб, кашу, овощи. Пили воду и молоко.
Мать Кристиана держалась со сдержанной благожелательностью; внешняя хрупкость и нежность, как с первого раза подметила Мари, сочетались в ней с внутренней твердостью.
– Чем занимаются ваши родители, Мари? – спросила она.
– Отец рыбачит, мать ведет домашнее хозяйство.
– А вы?
– Я помогаю матери.
– Вы учились в школе?
Корали какое-то время училась на материке, она даже жила там под присмотром дальних родственников отца. Но Мари повезло меньше.
Девушка замялась:
– Это было… домашнее образование.
– Словом, вы знаете грамоту, и этого достаточно.
– Кристиан говорил, у вас есть книги, – сказала Мари, словно стремясь оправдаться. – Если бы вы дали мне несколько, я бы с удовольствием почитала.
– Да, конечно. А какие у вас планы на будущее?
Девушка пожала плечами:
– Здесь никто не строит планов, просто живут, и все. Вообще я собираюсь уехать отсюда.
Кристиан, до сего момента слушавший вдумчиво и серьезно, помрачнел. Это не укрылось от Шанталь, и ее безупречно гладкий лоб прорезала тревожная горькая складка.
– Вам здесь не нравится?
– Мне кажется, будто я в тюрьме, – вздохнула Мари.
– Но тут так красиво…
– Я боюсь стать не пленницей острова, а заложницей того образа жизни, какой ведут мои родные и я сама, – сказала девушка.
Все-таки эти люди пока плохо понимали, что значит ощущать оторванность от мира, большого мира, когда жизнь, с одной стороны, напоминает спокойный сон, а с другой – полна той ужасающей реальности, какая способна пробудить отчаяние в самом отважном сердце.
– Да, нелегко ощущать себя обманутой жизнью, – задумчиво промолвила Шанталь.
Наступила пауза, и тут Мари решила, что тоже может о чем-нибудь спросить.
– А кто ваш отец, Кристиан? – наивно поинтересовалась она.
Шанталь продолжала сидеть не меняя позы, лишь ее тонкие пепельные брови слегка приподнялись, а Кристиан произнес, сияя широкой улыбкой, в которой более опытный и искушенный жизнью человек легко уловил бы иронию:
– Когда я впервые спросил об этом у мамы, она ответила, что меня принесли ангелы.
Мари замерла. Как это понимать? Что он незаконнорожденный? Что ж, он вполне мог быть сыном какого-нибудь аристократа (почему она решила, что именно аристократа, девушка и сама не знала), который соблазнился красотой Шанталь. Тогда кем была сама Шанталь?
– Должно быть, вам трудно управляться по хозяйству? – спросила она, пытаясь сгладить неловкость.
– Я подумываю о том, чтобы нанять служанку, – ответила женщина.
– Я могла бы вам помочь, – сказала Мари. – Нашей семье не помешают лишние деньги.
– Этому никогда не бывать! – резко произнес Кристиан и прикоснулся к руке девушки.
Вскоре Мари встала из-за стола.
– Спасибо за угощение. Мне пора, а то родители будут меня искать.
– Вы не сказали им, что идете к нам? – спросила Шанталь.
– Нет.
– Давайте я вас провожу, – предложила женщина и взяла с дивана соломенную шляпку, украшенную воланами из лент.
Они вышли из дома и пошли мимо ветхих домов, застывших в своей странной архаичной красоте. В разгар лета каменные стены были увиты плющом, а пышная растительность окутывала дворы прохладной тенью. Ветер трепал опаленную солнцем траву и тихо звенел в верхушках высоких деревьев.
Мари шла медленно; она закрыла глаза, подставив лицо солнцу. Она понимала: это последняя минута безмятежности перед серьезным разговором.
– Простите, Мари, – вдруг резко спросила Шанталь, – какие у вас отношения с моим сыном?
Девушка растерялась. Она заметила, как Шанталь нервно сплела свои гибкие, как тростник, пальцы.
– Мы просто знакомые. Встречаемся, разговариваем… – Потом прибавила: – Не беспокойтесь, мне известно, что я не пара вашему сыну.
– Да, – Шанталь взяла ее под руку, – но совсем не в том смысле, как ты думаешь. Ты здоровая девушка, а Кристиан… сама понимаешь. В свои двадцать три года он достаточно настрадался, и я не хочу, чтобы его настигла новая боль. Скажу прямо: едва ли он всерьез заинтересовался бы тобою в Париже, да и ты вряд ли увлеклась бы Кристианом, если б жила в большом городе, а не на этом острове. Здесь ни у кого из нас нет особого выбора.
– Да, – промолвила Мари, освобождая руку, – и все-таки вы выбираете… за меня.
– Просто я уверена, будет лучше, если вы перестанете видеться, – сказала женщина, глядя на девушку ясными голубыми глазами.
– Хорошо. Я все поняла. Я пойду, мадам.
Шанталь усмехнулась:
– Я не мадам. А для мадемуазель, пожалуй, старовата. Называй меня просто по имени.
Внезапно в ее голосе проскользнули странные нотки – будто эту фразу произнесла совсем другая женщина, а в коротком смешке прозвучало что-то жесткое, даже циничное. Но Мари была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Вернувшись домой, девушка долго размышляла об этом разговоре. Их общение с Кристианом действительно сводилось к беседам, причем порою об очень странных вещах, о каких Мари никогда ни с кем не говорила.
Его слепота отталкивала и пугала; не будь Кристиан слеп, Мари давно влюбилась бы в него без памяти, ведь он был вежлив, ненавязчив, да к тому же весьма привлекателен.
А она – кем была для него она? Иногда Мари казалась самой себе сиротой, которую из милосердия наняли потешать барского сынка. Эту мысль как нельзя лучше подтверждал разговор с Шанталь – прямой, резковатой, твердой и в то же время явно не слишком уверенной в себе, чей дом был не к месту изысканным, уединенным и печальным, чья кожа в отличие от обветренной, загорелой кожи Мари была нежна, как цветущий миндаль, в чьих глазах сквозь мягкий свет пробивалась острая, как боль, жестокость.
Мари решила, что ноги ее больше не будет ни на западном берегу острова, ни тем более в доме Кристиана. Каждому свое: для него остров – это убежище, для нее – родной дом, ограждающая от мира крепость.
Вскоре в гости к родителям неожиданно приехала Корали с мужем. Отец и мать нашли, что дочь хорошо выглядит, к тому же на голове у Коры красовался новый, отделанный кружевом батистовый чепец. Что касается Луи Гимара, то он, безусловно, был силен и смел, но при этом грубоват и прост, а Мари с некоторых пор ощутила склонность к утонченности.
За ужином зять вдруг произнес:
– Я хочу сообщить вам важную новость.
«Кора беременна», – сразу подумала Мари.
Однако Луи Гимар продолжил:
– И не слишком хорошую. На Больших скалах начаты разработки гранита. Прибыла партия рабочих с материка, человек двадцать. Скоро начнут вывозить наш камень – говорят, он пользуется большим спросом!
Отец возмущенно покачал головой:
– Подумать только, что творят власти! Распродавать остров по кускам!
– Да, я тоже так думаю.
Потом они долго говорили о разных проблемах, а Корали прошла в свою комнату, которую прежде делила с младшей сестрой. Сначала Мари хотела расспросить ее о семейной жизни, но потом решила, что это ни к чему.
Слегка поколебавшись, девушка рассказала сестре о Кристиане: все-таки ей хотелось кому-то выговориться. Или посоветоваться.
Кора молча выслушала ее и сказала:
– Полагаю, нет смысла выступать против решения его матери. Она лучше знает своего сына. Да и родителям вряд ли понравится это знакомство.
– Неужели нельзя хоть в чем-то отступить от правил! – воскликнула Мари. Ее возмущало, что до Коры в буквальном смысле слова было не достучаться.
– Отступить можно, но что это даст? Ведь правила диктует образ жизни, – сказала Кора.
Они сидели глядя друг на друга: одна – с осознанием неукротимой воли, отказываясь сложить оружие, с желанием настоять на своем и самой выбрать свой путь, другая – словно впавшая в спячку, унылая и поразительно спокойная.
– Ты счастлива? – спросила Мари, желая уязвить сестру, но Кора ответила:
– Наверное, да, потому что мне хочется жить дальше.
Ночью Мари почти не спала – ей мешала ярко светившая в окно, белая, усыпанная серебряными блестками луна, а еще – собственные сомнения, такие же тяжелые и неодолимые, как бьющие в скалы океанские волны. Некоторые мысли пробуждали в ней боязливое удовольствие, другие откровенно угнетали. «Какие у вас отношения с моим сыном?» – спросила Шанталь. «Неопределенные» – так следовало бы ответить. А какими они могли бы быть или стать? Мари впервые осмелилась представить молодого человека здесь, в этой комнате, в этой постели, рядом с собой – и тут же почувствовала, что ей мало дружбы с ним. Она ревновала Кристиана к его воспоминаниям, ей хотелось занять место в его сердце, завладеть его жизнью, она мечтала о невинных прикосновениях и поцелуях. Почему бы нет?
В конце концов, поняв, что не уснет, девушка встала с кровати, и, обнаженная, похожая на омытый океанским прибоем камешек, подошла к окну. Луна залила все вокруг холодным светом, и все мерцало, преображенное этим сиянием.
«Опасно пытаться менять окружающий мир сообразно своим мечтам, за это приходится платить, и никогда не знаешь чем», – однажды сказал Кристиан. Зачастую его фразы были полны недомолвок, но теперь Мари твердо решила поговорить с ним прямо и откровенно. Она спросит его, кто он такой и почему оказался здесь. И постарается узнать, что она значит для него. Нужно добиться определенности хотя бы в этом. Или прежде всего в этом. Чтобы решить, что делать дальше.
Она прибежала на берег ни свет ни заря. По небу плыли облака – солнце то скрывалось, то появлялось вновь, отчего скалы временами ярко блестели, а порою были черны как смоль, и море тоже беспрестанно меняло свой цвет.
Идти к дому Кристиана было еще рано, и Мари решила подождать. Она присела на корточки над самым обрывом и принялась глядеть на обросшие мохнатыми водорослями подножия угрюмых скал и бахромчатые волны прибоя. Иногда до ее лица долетали брызги пены, а ветер овевал его своим соленым дыханием.
Вдруг ее чуткое ухо уловило шорох, и девушка быстро вскочила на ноги. По берегу не спеша шел незнакомый мужчина.
Мари замерла. Кто это? Она уставилась на незнакомца и, сама того не осознавая, откровенно разглядывала его. Мужчина был молод: вероятно, такого же возраста, как Кристиан. Из всей одежды на нем были только закатанные до колен парусиновые штаны. Видно, он совсем недавно вышел из моря: по его бронзовому от загара телу стекали капли воды, а намокшие русые волосы казались темнее, чем на самом деле; они блестели так, как, случается, блестят водоросли на пронизанном солнцем мелководье.
– Эй! – крикнул он издали, и его глаза сверкнули отражением солнечного света. – Это что за остров?
Мари ничего не ответила, а про себя утвердилась в первом впечатлении – не местный. Впрочем, своих-то островитян она знала всех до единого, да и с соседнего острова, где теперь жила Кора, очень и очень многих. И вдруг девушка вспомнила: Луи Гимар говорил, что на Большие скалы приехали люди, они будут заниматься разработкой гранита. А если он из тех?.. Мари невольно почувствовала враждебность к чужаку. Что ему здесь нужно? И вместе с тем ей было любопытно узнать, как он сумел переплыть с одного острова на другой. В округе было немало людей, способных преодолеть вплавь многие мили, но все они с рождения жили возле океана, а океан развивает в человеке не только физическую выносливость, он воспитывает характер, формирует волю, уверенность в себе, умение трезво оценивать опасность. И тот, кто способен противостоять океану, способен противостоять всему на свете. Мари и сама неплохо плавала, но никогда не решилась бы переплыть такое расстояние.
– Приветствую вас! – сказал незнакомец, подойдя совсем близко. – Не дадите ли вы мне глоток воды? А то в горле пересохло.
– В океане воды сколько угодно, – холодно обронила Мари.
– Да, но я не могу ее пить, так же как могу только смотреть на вас, но… – Он не договорил, а потом, улыбнувшись, спросил: – Вы островитянка?
– Не ваше дело, – отрезала девушка, глядя на него с откровенной враждебностью.
– Не очень-то вы любезны, – заметил молодой человек, – а я уж подумал, не жениться ли мне на такой девушке, как вы, и не остаться ли здесь навсегда!
– Ну, на мне-то вам не удастся жениться, потому что я скоро уеду отсюда, – заявила Мари, а сама невольно задала себе вопрос: интересно, какой он видит ее?
Она вспомнила, как впервые встретила Кристиана и говорила с ним. Наверняка внутренний взгляд слепого юноши весьма отличается от взгляда этого зрячего человека.
– А не уехать ли нам вместе? – с веселой беспечностью промолвил он.
Решив, что не стоит продолжать этот бессмысленный разговор, Мари повернулась и не оглядываясь пошла прочь.
– Меня зовут Эжен, – крикнул молодой человек ей в спину, но девушка сделала вид, что не услышала.
Ему удалось занять некоторое место в ее мыслях, но Мари нашла, что это очень скверно. Она решила, что сегодня ей лучше не видеться с Кристианом, и отправилась домой.
Тем же вечером, помогая матери мыть посуду, девушка спросила:
– Как ты думаешь, мама, Корали удачно вышла замуж?
Жанна Мелен оторвала взгляд от грязных тарелок и посмотрела на дочь. Мари подумала, что, вероятно, матери не приходило в голову искать ответа на этот вопрос.
– Полагаю, что да. Луи Гимар порядочный человек, к тому же большой труженик.
– Но он уже был женат, он намного старше Коры, и он… нищий! Неважно, что у него есть рыбачье судно, все равно ему никогда не заработать столько денег, чтобы он мог изменить свою жизнь! – вырвалось у Мари. – К тому же едва ли он знает, чего хочет от жизни!
Жанна Мелен замерла. Ее худое лицо было невыразительным, вялым, туго стянутые сзади черные волосы напоминали траурную повязку, натруженные руки опутаны сетью выпирающих из-под кожи вен.
– Здесь нет нищих, Мари, – устало произнесла она. – Океан никому не даст стать нищим, он прокормит всех. И чего хотеть от жизни людям, которым жизнь и без того дала все, что можно пожелать? Бог сказал нам: «Вот ваша земля, ваша пища и ваш кров…»
«А потом ушел, бросив нас на произвол судьбы», – мысленно закончила Мари.
Мать всю жизнь работала дома, в огороде и в саду, она копала землю, таскала воду, стирала и готовила, она никогда нигде не бывала и, по-видимому, считала, что так и должно быть. Вряд ли она думала о духовном больше, чем о материальном. Вряд ли она вообще о чем-нибудь думала. Ее «счастье» составляли смирение и неведение. Корали разбиралась в жизни куда больше матери, но она покорилась неизбежному. Дальше всех продвинулась Мари: она не собиралась мириться со своей судьбой.
Девушка ждала, что мать заговорит о ее будущем, ведь ей шел двадцать первый год, но Жанна Мелен ничего не сказала.
«Они ждут, когда начнется медленное угасание надежд в моем сердце, – подумала Мари, – а когда мне исполнится двадцать шесть, как Коре, выдадут меня за первого встречного».
На следующий день Мари отправилась на берег. Она втайне опасалась, что снова увидит Эжена. Но на берегу никого не было. Подхваченный сильным ветром утренний туман клочьями уплывал к горизонту, морской простор был огромен и пуст. Внезапно девушке захотелось искупаться, но она боялась, что ее кто-нибудь увидит. Прежде ее никогда не посещали такие мысли: она спокойно раздевалась и плавала, не думая ни о чем.
Она обернулась и увидела Кристиана: он стоял неподалеку – в его глазах сиял отблеск непрерывно движущихся волн, и он улыбался.
Когда Кристиан улыбался, его улыбка часто казалась застывшей, как и взгляд, – к ней нужно было привыкнуть. Мари чудилось, будто он, улыбаясь, видит некий болезненно счастливый сон.
– Мари? – вопросительно произнес молодой человек.
– Да, я здесь, – облегченно вздохнув, отозвалась девушка.
– Почему ты не приходишь? Сегодня я отправился на берег в надежде увидеть тебя и спросить: ты не хочешь со мной встречаться?
– Мы не должны встречаться, – чуть помедлив, сказала она.
– Вот как? Отчего же?
«Почему бы, – подумала девушка, – не сказать ему правду?» На острове жалость была не в ходу, Каждый приспосабливался к жизни, как мог.
– Твоя мать считает, что у нас нет ничего общего. Ты не видишь, и это должно меня отталкивать, да и я тебе не пара: дикарка с забытого Богом маленького острова.
Кристиан замер. Его лицо буквально окаменело.
– Она так сказала?!
– Немного по-другому, но это не меняет дела Суть та же.
Внезапно он протянул к ней руки, словно ища поддержки или помощи, так, словно он тонул, а она могла его вытащить. Но Мари не двинулась с места.
– Но ты могла бы спросить мое мнение!
– Я привыкла прислушиваться к словам старших, – упрямо и с оттенком обиды произнесла Мари.
Кристиан немного помолчал. Чувствовалось, что он безмерно растерян и огорчен. Затем тяжело вздохнул:
– Пойдем, прогуляемся немного. Нам нужно поговорить.
Мари смотрела на него, а он – в свою вечную бездонную мглу. Девушка заметила, что его плечи слегка опущены – без сомнения, то был гнет темноты. Каково это – жить под непроницаемым черным куполом, без единой звезды на небе, без проблеска света в ночи! Легко ли найти опору для разума в этой вечной тьме?
Кристиан был красив, только слишком печален; казалось, его взор прикован к одной-единственной точке на глади океана или небесной шири, а возможно, к единственной точке Вселенной. У девушки защемило сердце.
Вероятно, молодой человек каким-то образом уловил настроение Мари, потому что сказал:
– Не думай, мне не нужно твоей жалости, да и ничьей вообще, потому что я сам виноват в том, что стал таким.
– Я знаю, тебе нужна не жалость, а дружеская поддержка, – ответила девушка.
Они пошли в глубь острова. Мари ждала, что молодой человек наконец расскажет о себе; ей хотелось услышать объяснение таинственной фразы: «Я сам виноват в том, что стал таким». Но Кристиан не произносил ни слова. Мари стало обидно. Что за тайны? Ведь ее жизнь лежала перед ним как на ладони!
Кристиан продолжал молчать. Возможно, передумал говорить или не знал, с чего начать? Между тем солнце померкло. Внезапно поднялся резкий ветер. Хотя было утро, казалось, наступили сумерки. На горизонте виднелись скопища темных облаков. Чувствовалось тяжелое дыхание приближавшейся грозы. Где-то уже гремел гром, а океан вторил глухим рокотом. Оглянувшись, Мари различила белые гривы пены на гребнях вздыбившихся волн. Вода и небо словно готовились к битве. Мари знала: самое лучшее, что они с Кристианом могут сделать, это пойти домой, каждый – к себе.
– Гроза надвигается, – нерешительно произнесла она.
Молодой человек спросил:
– Мы можем где-нибудь укрыться?
Сверкнула первая молния, и раздался теперь уже близкий гром. Размышлять было некогда – вот-вот на землю обрушится дождь. Мари повела Кристиана к старому сараю на окраине поросшей высокой травой пустоши – он был заброшен и почти развалился, и все же в нем можно было спрятаться. Едва они очутились под крышей, как хлынул ливень. То и дело сверкали зигзаги молний: казалось, там, в небесах, распахнулись огненные ворота и из них выкатываются раскаленные угли.
Вокруг потемнело, и стало холодно. Кристиан стоял не двигаясь, он то ли размышлял, то ли просто слушал дождь.
«Как же, господи, неуютно ему в этой вечной темнице», – снова подумала Мари, и ее сердце наполнилось той самой жалостью, о которой не просил Кристиан, и той нежностью, о какой он, возможно, мечтал в глубине души.
– Что ты хотел мне сказать? – спросила она, глядя ему в лицо, и молодой человек ответил:
– Ничего, кроме того, что бывают минуты, когда слова не нужны.
После этого он притянул девушку к себе и поцеловал. Тело Мари напряглось как струна, но она не оттолкнула его. Она еще ни с кем не целовалась, и теперь ее душа была полна смутного удовлетворения, боязни и растерянности: надо признать, Мари не ожидала от Кристиана столь дерзких поступков.
Возле стены сарая были свалены остатки сена; услышав под ногами хруст сухой травы, молодой человек мягко принудил Мари опуститься на эту шелестящую подстилку.
Казалось, девушка околдована какими-то чарами. На полуоткрытых губах Мари замер то ли вопрос, толи вздох, то ли крик изумления, когда руки Кристиана потянулись к пуговкам на ее платье, и он прошептал:
– Не бойся, я не сделаю ничего такого, чего не должен делать.
Снаружи хлестал дождь, серебристые струйки, словно сотни стеклянных бус, грациозно сбегали с крыши. Мари и Кристиан лежали на сене и задыхались от страсти, сжимая друг друга в объятиях. Молодой человек не разделся, но платье девушки было расстегнуто до талии, и она ощущала его руки и губы повсюду. Островитянки – не парижанки: они носили обувь (хотя далеко не всегда), но еще не привыкли надевать нижнее белье. Было удобно: несколько движений – одежда сброшена, и ты в море или в постели любимого мужчины (впрочем, нравы на острове, где все хорошо знали друг друга, были, пожалуй, даже строже столичных).
Кристиан не видел ее обнаженных плеч и груди: они с Мари словно играли в жмурки в темной комнате. Первые мгновения ей было стыдно, но потом все утонуло в жаркой тьме. Иногда даже тьма может быть благословенной…
Постепенно потоки ливня иссякли, и безумство Кристиана тоже сошло на нет. Внезапно он резко встал и произнес тихим, срывающимся голосом:
– Прости. Я знаю, что не должен играть с тобой в такие игры. Ты порядочная девушка, и это многое значит. Я не хотел тебя обидеть.
– Ты меня не обидел, – отвечала Мари, поднимаясь следом за ним и застегивая платье.
На самом деле Кристиан мог зайти как угодно далеко: она не воспротивилась бы, ибо эта жаркая тьма принадлежала им двоим, и в ней можно было совершить все самое запретное.
– Мари, – молодой человек медленно провел пальцами по ее щеке, – твое тело пахнет морем, а волосы – теми травами, что растут на острове. Ты мой свет и мои крылья. Иногда, когда тебя нет рядом, ты представляешься мне сиянием.
– Не нужно так говорить, – прошептала она.
– Я понимаю. И я не хочу привязывать тебя к себе, потому что тогда тебе будет тяжело, тяжелее, чем мне.
Они вышли наружу. Воздух был прохладен и свеж. Остро пахло мокрой травой. Слышался шум океана, неустанный, как биение человеческого сердца.
– Мы встретимся завтра? – спросил Кристиан.
– Да. Тебя проводить?
– Нет, я дойду сам, – уверенно произнес он и крепче сжал свою палку.
Мари чувствовала, что он ждет от нее чего-то, и также начинала понимать, что, возможно, никогда не сумеет дать ему того, чего он хочет.
Девушка представляла, как смотрится рядом с ним со своим загорелым, не знающим пудры лицом, неуложенными волосами, в застиранном платье. И в то же время, в отличие от него, она вполне самостоятельна и здорова. Его слепота и разъединяла, и сближала их.
– До завтра, – прошептала она, и Кристиан почему-то несколько разочарованно ответил:
– До завтра, Мари.
Дома Мари поджидало нечто неожиданное. Отец – из-за утренней непогоды он не вышел в море – стоял в дверном проеме в своей неизменной куртке из толстого сукна, парусиновых штанах и громоздких неуклюжих башмаках из грубой кожи, подбитых огромными гвоздями. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Где ты была? – сразу спросил он.
– Гуляла.
– Был ливень, а ты совершенно сухая, – заявил он таким тоном, точно хотел обвинить дочь в страшном преступлении.
– Да, я укрылась в старом сарае, что в полумиле отсюда, – сказала Мари.
– Одна?
– Конечно. – Девушка старалась, чтобы голос звучал уверенно, не дрожал.
– Послушай, Мари, – руки Клода Мелена против воли сжались в кулаки, – твоя сестра Корали никогда не давала нам с матерью повода для огорчений. Нам бы очень хотелось, чтобы ты вела себя так же.
Взгляд серо-синих глаз Мари был честен и упрям.
– Я сделала что-то не так?
– В последнее время ты часто бродишь по острову без дела, а еще болтают, что тебя видели в компании того слепого парня. Какого черта ты с ним связалась?
– Что, мне нельзя даже поговорить с человеком?
– По-моему, однажды ты уже говорила с ним – и хватит.
– Почему?
– Эта люди чужие для нас, – отрезал отец. – Никто не знает, кто они и откуда, и они ни с кем не водятся.
– А вам не приходит в голову, что Кора может быть недовольна своей судьбой? – вдруг спросила Мари.
– Как человек может быть недоволен тем, что выбрали для него родители? И с чего бы ей быть недовольной? Ее муж порядочный человек…
– Но, возможно, он не нравится ей как мужчина?
Клод Мелен ахнул, в его голосе послышался гнев:
– Что значит «как мужчина»? Ты где такого нахваталась? Я запрещаю тебе шляться по острову, слышишь? А если нет, отлуплю так, что навек запомнишь! Не посмотрю на то, что тебе уже двадцать лет!
На этом разговор закончился. В последующие дни Мари в самом деле никуда не ходила. Нельзя сказать, что она сильно испугалась угроз отца. Просто ей нужно было привести чувства в порядок – попытаться разобраться в себе.
Она ни в чем не разобралась, зато поняла, что сильно скучает по Кристиану.
