Текст книги "Развеянные чары"
Автор книги: Ло Гуань-чжун
Соавторы: Фэн Мэнлун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Глава девятая.
Молодой барич Лэн пробует заняться колдовством. Хэшан Яйцо дважды пытается похитить книгу тайн Юань-гуна
Законы судьбы и Дао
имеют единый исток,
Только владеющий чарами
в пещеру проникнуть смог.
Если судьбе угодно,
и тысячи ли – не преграда,
Если судьба воспротивится,
не увидишь и то, что рядом.
Итак, хэшан Яйцо поселился в шалаше у подножья гор Заоблачных снов и стал дожидаться праздника начала лета, когда рассеется туман и можно будет похитить Небесную книгу из пещеры Белых облаков. До праздника оставался чуть ли не месяц, а его уже охватило нетерпение. Ему очень хотелось заполучить книгу тайн, но и терзали сомнения – существует ли она вообще, эта книга, или, может, все это вымысел монаха-попутчика? Ежели, скажем, наврал монах, то откуда берется этот вечный туман? И хэшан Яйцо то и дело бегал в горы, но каждый раз возвращался ни с чем – сквозь пелену белесого тумана ничего разглядеть не удавалось.
И вот однажды он купил вина и закусок, выпил и, захмелев, подумал:
«Пьяному и сытому человеку никакой туман не страшен. Я живу под небом, хожу по земле – мне ли бояться какого-то Юань-гуна? И стоит ли ждать начала лета? Не лучше ли пойти сейчас же и попросить у него Небесную книгу?!»
И, возбужденный вином, он направился прямо в туман. Однако не прошел он и одного ли, как туман настолько сгустился, что ничего нельзя было различить. Пришлось хэшану Яйцо возвращаться ни с чем…
Но вот наступил день праздника начала лета, и в назначенный час туман начал редеть. К полудню же установилась и вовсе ясная погода. Обрадованный Яйцо надел сандалии, прихватил с собой палку из сандалового дерева и, словно на крыльях, помчался в горы. Первые несколько ли он прошел быстро. Места были дикие, по сторонам высились скалы; как ниточка тропинка вела его вперед. И это успокаивало – ведь протоптал же ее кто-то! Пройдя еще около десяти ли, он увидел узенький каменный мостик длиной в три сажени[88]88
Сажень. – Китайская сажень равна 3,2 м; в разные времена ее длина была различной.
[Закрыть], перекинутый через стремительный поток, пробивавшийся среди острых скал.
Яйцо глянул вниз – и страх охватил его. Но, как известно, жизнь и смерть предопределяет судьба! А коли так – чего бояться?! И Яйцо смело ступил на мостик, легко преодолел его и очутился у входа в пещеру, над которой была высечена надпись: «Пещера Белых облаков».
Войдя в пещеру, которая показалась ему необъятной, словно целый мир, Яйцо огляделся по сторонам и увидел небольшую каменную скалу, перед которой стояла ослепительно сверкающая белая яшмовая курильница.
«Настоящее сокровище! – подумал Яйцо. – Такое простому человеку и не приснится! Видно, счастливая судьба привела меня сюда».
Взобравшись на скалу, Яйцо стал обозревать пещеру, как вдруг от тонкого аромата у него защекотало в носу. Яйцо покрутил головой и увидел, что дымок струится из курильницы.
«Видно, возвращается дух Белой обезьяны!» – с тревогой подумал Яйцо, спрыгнул со скалы и бросился вон из пещеры. Преодолев без труда каменный мостик, он вернулся в шалаш, отдышался и стал сокрушенно думать:
«Сколько натерпелся, и все попусту!.. Красот, конечно, навидался, зато книги не видел! Поистине, захотел полюбоваться луной на небе, а потерял жемчужину с блюда! Теперь жди еще целый год!»
Так он думал-думал и, наконец, решил:
«Что однажды родилось, непременно когда-нибудь созреет. В следующий раз не буду отвлекаться на пустяки, проберусь прямо в опочивальню духа Белой обезьяны и, сколько бы он там ни прятал Небесных книг, все унесу. Ну, а потом выберу, что мне больше подходит!»
Чтобы как-то скоротать время, он стал отныне часто покидать шалаш и отправляться в долгие путешествия. Так он попал однажды в место, называвшееся Юнчжоу. Там находились славившиеся своей красотой гора Каменной ласточки и горный поток Уси. На берегу потока, на его крутом обрыве находился камень с гладкой блестящей поверхностью, высотой в один чи и шириной в пять вершков. В камень этот можно было смотреться, как в зеркало. Правда, его нельзя было сравнить со знаменитым древним зеркалом времен династии Цинь, глядясь в которое человек мог увидеть не только свою внешность, но и внутренние органы. Однако и в этом камне, вглядевшись, можно было различить каждый волосок.
Яйцу так понравились здешние места, что он решил задержаться в Юнчжоу больше чем на месяц. Но вот однажды, придя на берег потока, он, к великому удивлению, обнаружил, что камень исчез, а на его месте зияет пустая ниша.
Пока молодой хэшан изумлялся и негодовал, неподалеку на склоне горы послышались звон бубенцов и людские голоса. Яйцо спрятался за толстой сосной и стал наблюдать. Вскоре появилась толпа людей. Впереди на рыжем коне ехал знатный юноша в атласном халате и белой шелковой головной повязке. За ним следовало с десяток слуг. У края обрыва юноша сошел с коня, оглядел пустую нишу, оставшуюся от зеркального камня, и, жестикулируя, стал что-то говорить своим людям. Затем четверо крестьян притащили на веревках большой черный камень.
«Так вот кто, оказывается, похитил каменное зеркало! – подумал Яйцо. – А теперь хочет на его место поставить простой камень!»
Тем временем слуги подтащили камень к краю обрыва и стали на веревках спускать его вниз. Несколько человек, стоявших внизу, поддерживали камень шестами. Когда он плотно улегся в нишу, люди огласили округу радостными возгласами.
И тут оказалось, что этот черный камень и был тем каменным зеркалом, обладавшим столь чудесным свойством: стоило его стронуть с места, как оно сразу теряло блеск. И вот теперь, возвращенное на прежнее место, оно засияло вновь.
Что же касается юноши, то он был сыном академика[89]89
Академик – высшее ученое звание (по-китайски «ханьлинь»); присуждалось лучшим из сдавших экзамены в столице на степень цзиньши. Члены академии Ханьлинь обычно занимали высокие посты при дворе.
[Закрыть] Лэна, местного богача, владевшего в здешних местах обширным поместьем, называвшимся Лэнцзячжуан[90]90
Лэнцзячжуан. – Китайские деревни и поместья часто назывались по фамилии их обитателей; здесь: селение семьи Лэн.
[Закрыть]. Это был привлекательный юноша, но столь жадный по своей натуре, что в народе его называли не иначе как Лэн Живодер. Ему понравилось каменное зеркало – и он велел перенести его к себе в поместье. Однако что из этого вышло, вы уже знаете…
Между тем, услышав возгласы, Яйцо высунулся из-за дерева. Тут его и заметил молодой Лэн:
– Эй, монах! Ты что здесь высматриваешь? Или, может, ты не монах, а разбойник с большой дороги?
Яйцо вышел из укрытия, поздоровался и почтительно сказал:
– Бедный монах смиренно приветствует вас! Я родом из Сычжоу, странствую по священным местам, в ваши владения забрел случайно. Не хотелось вас потревожить, вот я и спрятался.
– Ишь, наглый монах! – зароптали люди молодого Лэна. – Даже не поклонился при встрече с господином!
Яйцо собрался было им возразить, но его опередил сам Лэн:
– От монахов не требуется соблюдение этикета. Позвольте узнать ваше почтенное имя и место, где вы живете?
– Зовут меня хэшаном Яйцо, а живу я постоянно при храме Утренней зари. Сейчас же, когда я странствую, жить приходится где выпадет. А то и просто, как говорят, вкушать ветер и почивать на росе.
– Бывают же встречи, точно сама судьба уготовила их! – воскликнул молодой Лэн. – Недалеко отсюда находится мое поместье, и мне хотелось бы пригласить вас. Надеюсь, вы не откажетесь?
– Премного благодарен за милость! – отвечал Яйцо.
Молодой Лэн сел на коня и поехал вперед, а слугам приказал сопровождать гостя.
Дорогой двое слуг, сопровождавших молодого хэшана, рассказывали ему:
– Наш господин в учение Будды не верит и признает только даосов. Не было еще случая, чтобы он подал милостыню буддийскому монаху! Просто удивительно, что он пригласил вас к себе в поместье.
– Кто такой ваш господин? – поинтересовался Яйцо.
– Его фамилия Лэн, – отвечали слуги, – от слова «лэн», что значит «холод», от которого все страдают. Прежде наш старый господин состоял членом придворной Ханьлиньской академии. И сын его, а наш молодой господин, жил при нем, но недавно женился и переехал жить в поместье.
За разговорами не заметили, как добрались до усадьбы, которая действительно соответствовала имени ее владельца – от строений так и веяло холодом.
Хэшана Яйцо провели в зал, где его церемонно приветствовал молодой Лэн. Пригласив гостя сесть, юноша стал расспрашивать его:
– Как давно вы покинули родной дом? Сколько вам лет? С виду вы так молоды…
– Бедному монаху довелось прожить на свете всего девятнадцать лет, – скромно отвечал Яйцо. – Из дому ушел еще в детстве.
– А какое имя вы носили в миру? Неужто – Яйцо?
– Я вырос среди монахов; что было в миру – не помню.
– Мне пришлось слышать, – продолжал молодой Лэн, – что всякому, кто нарушает волю Цветастого зонта[91]91
Цветастый зонт – одно из названий созвездия Северной Медведицы, где, согласно легендам, находился трон Великого государя (Да-ди) – властителя судеб.
[Закрыть], суждено стать монахом – либо даосским, либо буддийским. То, что вы постриглись в раннем детстве, это весьма похвально, ибо доказывает, что у вас счастливая судьба. Стало быть, вам нынче исполнилось девятнадцать? Позвольте узнать, в какой день какого месяца вы родились?
– Я был еще слишком мал, когда попал в храм, и поэтому наверное ничего не могу сказать. Однако, думается, родился я в одиннадцатом месяце, часа же и дня – не знаю.
Разговор был прерван появлением слуги.
– Куда прикажете подать угощение?
Молодой Лэн на минуту задумался:
– Подавай в лодку Сбора лотосов. – И затем обратился к молодому хэшану: – Прошу вас к столу.
– Премного благодарен, – поблагодарил Яйцо.
– Ах да! – спохватился хозяин. – Забыл спросить, могу ли я предложить вам немного вина и скоромного?
– На это у нас строгого запрета нет, – сказал Яйцо.
– Теперь мне понятно, почему вы такой здоровый! – засмеялся молодой Лэн. – Прямо-таки деревенский мужик!
Он обернулся к слугам и приказал подать к столу рыбных и мясных блюд, разогреть чайник лучшего вина, а сам извинился перед гостем:
– Извините, что покидаю вас. Меня ждут кое-какие мирские дела.
– Не стоит извиняться, я и так вам очень благодарен, – ответил Яйцо и, простившись с хозяином, последовал за слугами. Его провели в сад, посреди которого был вырыт просторный рыбный пруд. В самом центре пруда высился павильон, напоминавший очертаниями огромную лодку. Вокруг павильона из воды густо поднимались лотосы. Дело было осенью, лотосы уже отцвели, и их листья вяло покачивались над водой.
От крытой террасы на берегу пруда прямо к воде вели каменные ступени, у подножия которых была привязана маленькая лодочка. Слуга отвязал лодочку, перевез на ней гостя в павильон, а сам отплыл обратно.
Оглядев павильон, Яйцо убедился в том, что он действительно напоминает большую увеселительную лодку, разделенную перегородками на три отсека. Перед входом в каждый из отсеков стоял экран[92]92
Экран – декоративное украшение в китайском доме; обычно изготовлялся из редких сортов дерева, нефрита или других дорогих камней и водружался близ дверей, прикрывая их.
[Закрыть]. Первый отсек, поменьше, служил как бы прихожей. В глубине второго виднелись стол со стульями, по бокам шли красные перила, а с потолка свисали занавеси из пятнистого бамбука. В третьем отсеке, служившем спальней, стояла тахта и были прорублены окна.
«Если он пригласил меня, чтобы угостить, то он мог это сделать в любом другом месте, – подумал Яйцо. – К чему было плыть на середину пруда? Или боялся, что я сбегу, не приняв его милостей? А может, не веря в учение Будды, он ненавидит и буддийских монахов и потому завлек меня в ловушку, чтобы уморить голодом?»
Однако последнее сомнение отпало в тот же миг, как только к павильону подплыли в лодке слуги с коробами для снеди. Они быстро расставили на столе чашки с закусками, большой чайник с вином и оловянное блюдо с вареным рисом.
Яйцо не стал скромничать и с жадностью набросился на еду. Как только он поел, слуги убрали посуду, вытерли стол и собрались уходить.
– Где же ваш господин? – спросил у них Яйцо. – Перед тем как уйти, мне хотелось бы проститься с ним.
– Господин сказал, что намерен оставить вас переночевать, – ответили слуги, сели в лодку и уплыли.
«Зачем ему вздумалось оставлять меня на ночь?» – недоумевал Яйцо.
С наступлением сумерек опять появились двое слуг: один принес постельные принадлежности, другой – чай и сладости.
«Что ж, кажется, я сегодня переночую неплохо, – подумал Яйцо. – Ну, а что делать дальше – решу завтра».
На следующее утро те же двое слуг привезли в павильон завтрак.
– Больше не могу задаром есть и пить, – поев, сказал им Яйцо. – Мне сегодня же надо уйти.
– Господин еще хочет встретиться с вами и кое о чем поговорить, – ответили слуги. – Но сейчас он очень занят и потому велел хорошенько о вас заботиться. Так что уж поживите у него немного, бояться вам нечего.
– Если ему так уж хочется со мной поговорить, так хоть скажите – о чем? Тогда я не буду беспокоиться.
– Откуда нам знать, что у господина на уме? – отвечали люди. – Может, вам ночью одному скучно? Так вы скажите, и вам пришлют женщину для развлечения. В прошлом году наш господин, тоже в этом павильоне, принимал одного праведного даоса и подолгу беседовал с ним о каком-то извлечении темных сил и пополнении светлых. А чтобы наставник не скучал, для него все это время держали несколько певичек.
– Одиночества я не страшусь и запрета на прелюбодеяние никогда не нарушу! – решительно заявил Яйцо. – Единственно, о чем я хотел бы попросить, – пусть господин ваш, раз уж он так добр, позволит мне хоть немного гулять по саду.
– Это не совсем удобно, – замялись слуги. – Видите домик – вон на той стороне? В нем живет молодая наложница господина, и ее служанки часто приходят в сад за цветами. Что, если они невзначай повстречаются с вами?
Яйцо не нашелся, что ответить, и замолчал.
А теперь вернемся к молодому Лэну. Хоть он и принадлежал к богатой семье, однако ни вином, ни женщинами, как это обычно бывает, не увлекался. А увлекался он магией и колдовством. Сначала он принимал у себя всяких гадателей и шарлатанов, но ничему от них так и не научился. И тогда кто-то порекомендовал ему знаменитого мага и чародея Фын Цзинъяня.
Фын Цзинъянь обладал удивительными способностями. Если ему необходимо было околдовать какого-либо человека, он сооружал в потайном месте жертвенный алтарь, чертил перед ним большой круг, внутри него ставил фарфоровый кувшин, писал на бумажке имя жертвы и ее гороскоп[93]93
Гороскоп – система магических цифр и знаков, определяющих судьбу человека. Китайский гороскоп часто включал в себя понятия так называемых «Восьми знаков» – восьми иероглифов, определяющих год, месяц и день рождения человека. Большую роль в гороскопе играли также двенадцать священных животных, которые соответствовали двенадцатилетнему циклу. Гадание по гороскопу считалось необходимым при самых разных событиях человеческой жизни.
[Закрыть] и, опустив бумажку в кувшин, произносил заклинание. И вот на третий, пятый или седьмой день являлась душа жертвы в виде человечка крохотного росточка. Как только она переступала черту заколдованного круга, Фын Цзинъянь властной дщицей[94]94
Властная дщица – деревянная дощечка с магическими письменами и заклинаниями, которыми пользовались колдуны и гадатели.
[Закрыть] повелевал ей войти в кувшин, наглухо запечатывал его, и околдованный в тот же момент умирал…
Однако не будем отвлекаться и продолжим наш рассказ о том, как молодой Лэн пригласил Фын Цзинъяня, дабы испытать его искусство. Чародей первым делом попросил гороскоп юноши. Гороскопа не оказалось.
– Ну, а одежда, волосы, ногти – это-то есть? – спросил маг.
– Разумеется! – обрадовался молодой Лэн.
Он приказал слугам сшить новую рубашку и отнести молодому монаху, старую же забрать под предлогом стирки. Другим слугам он поручил вымыть гостю голову и подстричь его, а остриженные волосы собрать и принести ему.
Заполучив необходимое, молодой Лэн вместе с Фын Цзинъянем отправились в амбар для риса на восточной окраине усадьбы, где уже был сооружен алтарь и приготовлены жертвенные бумажные фигурки лошадок[95]95
Бумажные фигурки лошадок. – В старом Китае при совершении жертвоприношений божествам или душам предков сжигали фигурки священных животных или бумажные деньги.
[Закрыть] и курительные свечи. Войдя в амбар, они заперлись в нем, наказав слугам трижды в день приносить пищу и строго-настрого запретив подглядывать в него.
Надеясь на щедрость вознаграждения, Фын Цзинъянь изо всех сил старался угодить молодому Лэну и показать, как говорится, товар лицом. Первым делом он написал на листе желтой бумаги[96]96
Желтая бумага. – Желтый цвет в практике волшбы имел магический смысл, поэтому заклинания и магические формулы писались на бумаге этого цвета.
[Закрыть] имя того, у кого собирался отнять душу: хэшан Яйцо, уроженец Сычжоу, монах при храме Утренней зари, ныне странствующий. Затем взял его волосы, положил их в бумагу, завернул все это в рубаху хэшана, написал на ней заклинание, засунул в кувшин и, начертав мелом большой круг перед алтарем, поставил кувшин в его центр.
Три раза в день Фын Цзинъянь воскуривал благовония, а по ночам перед алтарем творил заклинания и молился Северному Ковшу.
Уже на третий день хэшан Яйцо почувствовал головную боль и жар в теле. На пятый день болезнь усилилась, и он уже лежал, не поднимаясь. Когда Фын Цзинъянь увидел с наружной стороны своего круга движущееся черное облачко, он понял, что это душа его жертвы, и попросил молодого Лэна справиться о состоянии хэшана Яйцо. Узнав, что тот лежит без памяти, маг усилил свои старания.
К наступлению сумерек облачко задвигалось быстрее и, наконец, превратилось в маленького человечка, в точности похожего на хэшана Яйцо. Человечек то приближался к кругу, то отступал назад, явно не желая переступать черту. Уставившись на него широко раскрытыми глазами, Фын Цзинъянь ударил по столику властной дщицей и воскликнул:
– О небесный покровитель! О владыка земли! Когда же вы приемлете мое повеление?! Сколько еще прикажете ждать?
Не успел он произнести эти слова, как маленький монашек вкатился в круг и прыгнул прямо в кувшин. Не прыгни он туда, все обошлось бы благополучно. Но он прыгнул, и тотчас же перед алтарем взметнулся свирепый вихрь, затем послышался треск, словно лопнула хлопушка, и кувшин разорвался на куски. Изо рта Фын Цзинъяня хлынула кровь, и он замертво рухнул перед алтарем.
Молодой Лэн тоже упал от испуга и долго не мог очнуться. Придя в себя, он отпер дверь амбара, позвал домашних и велел им убрать алтарь и унести труп. Он также приказал узнать, что с гостем. Оказалось, что хэшан с вечера пропотел, и болезнь его как рукой сняло.
Молодой Лэн почувствовал себя неловко и, не найдя смелости лично встретиться с хэшаном, велел слугам передать ему два ляна[97]97
Лян – мера веса, равная примерно 37 граммам. На ляны мерилось серебро, поэтому он был своего рода денежной единицей.
[Закрыть] серебра и сказать, что господин, мол, срочно уехал и не смог сам проститься…
Хэшан Яйцо, ничего не подозревавший о колдовстве, решил, что его просто не хотят держать в доме из-за болезни, с благодарностью принял подарок и, радостный, покинул Лэнцзячжуан, дабы продолжать свои странствия.
Между тем время не стояло на месте, и незаметно прошел почти год. Наступила весна, приближался праздник начала лета. За месяц до него хэшан Яйцо возвратился в свой шалаш у подножья гор Заоблачных снов. Заранее запасшись съестным, он в последние предпраздничные дни вовсе перестал выходить за подаянием и отдыхал в шалаше, набираясь сил.
И вот наступил долгожданный день праздника. В это утро Яйцо поднялся рано, надел веревочные сандалии, привязал к руке узел с вещами и, невзирая на туман, тронулся в путь. Ближе к пещере туман начал рассеиваться, и это обрадовало хэшана. Дорога была ему хорошо знакома, и на этот раз он шел смело и уверенно. Легко преодолев узкий каменный мостик, он вошел в пещеру и направился прямо к скале, под которой стояла белая яшмовая курильница. За скалой обнаружился проход, ведущий в следующую пещеру – высокую и просторную, но совершенно пустую. За ней следовала маленькая пещерка, напоминающая келью. Яйцо решил, что это и есть то место, где дух Белой обезьяны хранит Небесную книгу. Он наклонился и с трудом протиснулся внутрь.
Поистине:
Коль заране не продумал,
как минуешь все препоны,
Снять жемчужину не сможешь
с шеи черного дракона[98]98
Снять жемчужину не сможешь с шеи черного дракона. – Выражение восходит к сочинению философа Чжуан-цзы; в нем говорится о жемчужине ценою в тысячу золотых, которая находилась на шее водяного дракона, прятавшегося в водной пучине. Здесь фразеологизм означает трудность достижения чего-то.
[Закрыть].
Если хотите знать, удалось ли хэшану Яйцо похитить небесную тайну, прочтите следующую главу.
Глава десятая.
Каменный бродяга совершает злодеяние в Лоцзятяне. Хэшан Яйцо в третий раз пытается похитить секрет Юань-гуна
Если не будешь лениться
и тратить время без толку,
Даже из палки железной
выточить сможешь иголку.
Трижды пытались похитить
письмена – и в том преуспели,
Значит, упорство и воля
приводят к желанной цели.
Итак, Яйцо решил, что маленькая пещерка и есть то место, где Юань-гун хранит Небесную книгу. Однако, протиснувшись внутрь, он обнаружил, что это вовсе не пещерка, а целый лабиринт широких и узких ходов, по разные стороны которых расположено несколько похожих на кельи ниш. В глубине одной из них виднелось каменное ложе, перед ним – каменный стол и каменный стул, на столе каменный кувшин, каменная тушечница и каменная кисть. И все это сотворено самой природой! Вот только книги нигде не было видно!
Вернувшись в большую пещеру, хэшан стал внимательно осматривать стены и, к своему великому удивлению, увидел, что они сплошь покрыты письменами. «Видно, это и есть Небесная книга, – решил Яйцо. – Но вот незадача: стену с собой не унесешь, а чтобы переписать – нужна бумага и тушь. Может, заучить несколько строк наизусть? Пожалуй, а то выйдет, что напрасно силы тратил на такую трудную вылазку».
Он поднялся на цыпочки, протер глаза и стал внимательно разглядывать знаки, как вдруг в нос ему ударил необычный аромат. Хэшан оглянулся – из белой яшмовой курильницы струился дымок.
Напуганный Яйцо, не чуя под собой ног, бросился вон из пещеры, перелетел через каменный мостик и, не переводя духа, бежал до самого шалаша. Новая неудача настолько его расстроила, что он проплакал целых три дня. В конце же третьего дня он вдруг услышал снаружи чей-то голос:
– Кто это там в шалаше так убивается?
Яйцо вытер слезы и высунулся из шалаша. Перед ним стоял странного вида старец.
– Что случилось? – продолжал тот. – Вы, я вижу, не стары. Почему же живете в одиночестве в пустынных горах? И в чем причина вашего горя? Поведайте мне.
– Добрый человек, я ушел от мира в раннем детстве, родных у меня нет. Я мечтаю встретить хорошего наставника-даоса, который обучил бы меня искусству магии. Мне говорили, что здесь, в горах, в пещере Белых облаков, хранится Небесная книга. Возмечтав поглядеть на нее, я уже второй раз в день праздника начала лета с великим трудом пробираюсь в пещеру, но все понапрасну…
Окончив рассказ о своих злоключениях, хэшан снова заплакал.
– Не стоит так убиваться, – успокоил его старец. – Лучше выслушайте меня. В молодости я тоже побывал в пещере Белых облаков…
От этих слов горе молодого хэшана мгновенно сменилось радостью:
– О, если вы там были, то, несомненно, видели Небесную книгу! Вам удалось ее переписать?
– Небесную книгу нельзя переписать, как обычную, – сказал старец. – Ни кисть, ни тушь здесь не помогут. Нужно взять чистую бумагу, положить ее перед белой яшмовой курильницей, помолиться и дать искреннюю клятву, что желаешь во имя Неба вершить справедливость и никогда не сотворишь зла. После молитвы взять бумагу и приложить к стене. Если вам судьбой назначено владеть искусством даосов – все знаки со стены отпечатаются на бумаге. Ну, а если, как говорится, не судьба, – лист останется чистым.
– А вы сами пробовали это сделать? – спросил Яйцо.
– Нет, – ответил старец. – В молодости не сумел, а сейчас уже стар, к чему мне это?
– Где вы пребываете, почтенный наставник? Если мне удастся что-то сделать, хотелось бы попросить ваших наставлений.
– Я живу недалеко отсюда и как-нибудь в свободное время сам навещу вас, – пообещал старец и, опираясь на палку, медленно пошел прочь.
Яйцо и верил и не верил его словам.
«Придется попытать счастья снова, – думал он. – Говорят, терпеливый и из большого куска железа выточит иголку. Подожду еще год, но доведу дело до конца. Если этот секрет не дано знать людям – зачем его высекли на стене?»
Пришлось запастись терпением и снова бродить по окрестностям, собирая подаяние.
И вот однажды попал он в уезд Цяньян. Место было пустынное, вокруг одни могильные холмы, нигде ни души. А очень хочется есть. Неожиданно он увидел нескольких дровосеков с вязанками хвороста за спиной и подбежал к ним.
– Скажите, добрые люди, как отсюда добраться до города?
Один из дровосеков остановился и, указывая на юг рукой, сказал:
– Иди все время прямо, пока не доберешься до деревни Лоцзятянь, а там тебе каждый укажет. Мне сейчас недосуг подробно растолковывать.
Яйцо не посмел его задерживать и зашагал дальше. Вскоре он увидел рисовые поля, неподалеку от которых виднелось несколько пустых камышовых хижин. Пройдя еще немного, он заметил в рощице на другом берегу речки небольшую усадьбу. Хэшан решил перебраться через речку и стал измерять глубину палкой. Речка оказалась глубокой: палка не достигла дна, а сам он от неожиданности выронил палку из рук и едва не потерял равновесие. Решив поискать брод, Яйцо прошел немного вдоль берега и увидел плавучий мостик из двух связанных веревками бревен. Яйцо смело вступил на него, не предполагая, что связывавшие бревна веревки могут оказаться гнилыми. Однако веревки тут же лопнули, бревна разъехались, и незадачливый странник очутился в воде. Счастье, что место было не слишком глубоким, и хэшан погрузился в воду только по грудь. Зато левая его нога увязла в илистом дне, и, вытаскивая ее, он утопил сандалию.
Ничего не поделаешь – что случилось, то случилось! Добравшись кое-как до противоположного берега, хэшан разделся и стал выжимать воду из мокрой одежды. Оставшуюся сандалию с правой ноги пришлось выбросить. Босой, продрогший, в сырой одежде, он направился к рощице, неподалеку от которой стоял дом. Подойдя к дому, он увидел бродячего монаха – поджав под себя ноги, тот сидел у запертых ворот под навесом на куче травы. Перед монахом лежала раскрытая сутра, в правой руке он держал дубинку с окованными железом концами.
– Почтенный наставник, – обратился к нему Яйцо. – Я упал в воду и насквозь промок, не поможете ли мне?
Монах молчал, не поднимая головы. Яйцо снова окликнул его:
– Почтенный наставник, я проголодался. Не дадите ли чего-нибудь поесть?
Бродяга молчал. Яйцо даже выругался с досады:
– Тьфу! Истукан каменный! Рта раскрыть не может!
Яйцо решил его больше не трогать и постучаться в ворота.
«Пусть он бродяга, – думал при этом хэшан, – но ведь он так же, как и я, последователь учения Будды. Почему же он так неприветлив?.. А может, он не решается в столь позднее время стучаться и тревожить людей? Пожалуй, тогда и мне не стоит. Ничего, погода теплая, одежда на мне и так высохнет, а ночь можно провести и под открытым небом».
Яйцо вернулся под навес и уселся прямо напротив монаха.
– Эй, ты, лысый осел, куда лезешь? – заорал монах на хэшана. – Не видишь – мне самому тут места мало!
«Что за монах?! – продолжал удивляться Яйцо. – Не успел рта раскрыть, как сразу бранится!» Однако он сдержал себя и вежливо сказал:
– Я заблудился, целый день ничего не ел, да к тому же упал в речку и весь вымок. А ночью куда денешься? Я здесь посижу только до утра и не буду вам мешать. Надеюсь, не прогоните?
Бродяга еще пуще рассвирепел:
– Дохлый осел! Да ты знаешь, кто я? Я – Каменный бродяга, Каменный архат![99]99
Архат – буддийский святой; занимал в буддийской иерархии место между монахами-подвижниками, еще не освободившимися от земной юдоли, и святыми бодисатвами, ставшими полубожествами.
[Закрыть] Всю жизнь я странствую один, ночую тоже всегда один и никого рядом с собой не потерплю! А ты, лысый осел, кто ты? Откуда мне знать, хороший ты человек или дурной? Поди прочь отсюда! Сам не уйдешь – дубинкой прибью!
Бродяга встал и сжал в руке дубинку. Яйцо был голоден, оружия при нем никакого не было, и потому вступать в драку он побоялся.
– Не сердитесь, почтенный наставник, – сказал он, вставая. – Я ухожу.
– И чтоб духу твоего поблизости не было! – продолжал браниться бродяга. – Увижу – пощады не жди!
Яйцо живо подхватил свой узел и быстро зашагал прочь от усадьбы. В темноте он не различал, куда идет, и вскоре очутился в роще возле высокой и толстой сосны.
«Неплохо бы устроиться на этом дереве, – решил Яйцо. – Но вот как на него взобраться?»
И тогда у него возник план. Яйцо залез на росшее рядом невысокое дерево, дотянулся до первого сука сосны, ухватился за него и одним рывком перебросил тело на сук. Дальше карабкаться было уже полегче. Затем он выбрал широкую развилину, похожую на сорочье гнездо, и устроился на ней.
Не успел он устроиться, как внизу послышались шаги.
При тусклом свете звезд Яйцо разглядел недавнего знакомца: сжав в руке дубинку, Каменный бродяга рыскал по лесу.
– Куда же девался этот лысый осел? – бормотал он.
Пройдя всю рощу, бродяга в нерешительности постоял у дороги и повернул обратно. Яйцо слышал его угрозы и радовался, что не попал под тяжелую руку. «Однако странно, – думал Яйцо, – вместо того чтобы в такую холодную ночь сидеть вдвоем спиной друг к другу и пытаться согреться, бродяга сначала гонит меня, а потом пускается разыскивать. Видать, здесь не все ладно. Не иначе как поджидал удобного момента, чтобы ограбить дом, да побоялся, что я ему помешаю. Но что грабить в бедной деревенской хижине? Впрочем, что гадать, посплю до утра, а там видно будет».
Только он сомкнул глаза, собираясь немного подремать, как вдруг почувствовал резкую боль и голодное урчание в животе.
«Ну и тяжелая же выпала ночка, – подумал Яйцо. – Если терпеть голод до утра – глядишь, потом не хватит сил спуститься с дерева. А спрыгнуть сейчас, так наткнусь на бродягу, он и прикончит меня в два счета. Слыхал я, что бессмертные едят сосновые иголки и ветки кипариса. Попробовать, что ли?»
И хэшан сорвал пучок молодой хвои и попробовал его жевать. Хвоя была не совсем приятна на вкус, зато душистая и освежала рот. Дальше пошло лучше, и Яйцо стал без разбора срывать и поглощать и молодую, и старую хвою, пока не почувствовал, что живот его наполнился. Это его приободрило.
Вдруг порыв ветра донес до него чей-то жалобный крик и горестные причитания.
«Вот те на! Кто бы это мог кричать? – мелькнуло в голове молодого хэшана. – Ведь в деревне, кажется, ни души? «
Хэшан прислушался: голос был похож на женский и доносился из домика, стоявшего перед рощей.
«Видать, это дело рук бродяги», – подумал он, но поначалу решил не вмешиваться. Однако потом его охватило такое негодование, что он уже не мог терпеть. Отвязав от пояса узел с одеждой, Яйцо повесил его на сук, а сам смело спрыгнул вниз и направился к домику. Осторожно заглянул под навес у ворот – бродяги там не оказалось. Прислушался – в домике ни шороха. Слегка толкнул ворота, они не поддавались. Нажал сильнее, и левая створка распахнулась. Оказывается, бродяга изнутри подпер ворота своей дубинкой, но сделал это небрежно, и дубинка соскочила с упора.
Домик состоял из трех комнатушек[100]100
Китайский дом обычно делился на три помещения: гостевую залу и два жилых помещения. Подчас одна большая комната условно делилась на три части, каждая из которых выполняла свою функцию. Строение богатого дома было гораздо сложнее. Он состоял из многих помещений, соединенных переходами и внутренними двориками.
[Закрыть], отделенных друг от друга крохотными двориками. В передней лежали груды досок, кирпича и других строительных материалов. Во второй возле горящего очага сидел раздетый до пояса бродяга и готовил себе еду. Услышав скрип ворот, он вскочил.
Наш рассказ ведется медленно, а события развивались стремительно. Войдя в ворота, Яйцо с ходу наступил на упавшую дубинку и на всякий случай прихватил ее. В это время во внутренней комнатке послышались шаги. Яйцо заскочил в переднюю комнатку и притаился за кучей досок. Увидев распахнутые ворота, Каменный бродяга вышел во двор разузнать, в чем дело. Яйцо воспользовался этим и прошмыгнул во вторую комнатку. Как только он очутился на свету, из задней темной комнаты послышалось старушечье причитание:
– Горе мне, горе! Пришла моя погибель! Еще один архат явился!..
Яйцо решил было успокоить старуху, но вдруг услышал стук ворот. Пришлось вновь прятаться за кучей досок. Войдя в домик и увидев открытую дверь, бродяга угрожающе рявкнул:
– Эй, кто там смелый? Выходи! – и, присев, стал шарить руками по земле в поисках дубинки. Воспользовавшись этим, Яйцо изо всей силы огрел его дубинкой по спине. От неожиданности бродяга потерял равновесие и растянулся на земле. Яйцо нанес еще один удар, но бродяга успел загородиться рукой, и удар пришелся ему по пальцам. Увидев, что два его пальца перебиты и висят на одной коже, бродяга завопил от боли: