Текст книги "Отродье Идола"

Автор книги: Лиза Смедман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

ЛИЗА СМЕДМАН
«ОТРОДЬЕ ИДОЛА»

ПРОЛОГ

     В горячем воздухе воняло упадком и плесенью. Вокруг её лица, привлечённые струящимся по вискам потом, вились чёрные тучи насекомых – размером не больше комара, но с болезненными укусами, которые заставляли Кэррелл вскрикивать. Она прижала край плаща ко рту и к носу, чтобы защитить себя от насекомых, но ткань порвалась в её руке. Кислотные дожди разъели полотно, сделали тонким, как рассыпающаяся марля. Кэррелл отбросила обрывок ткани в сторону, слишком измотанная своим походом сквозь джунгли, чтобы волноваться, что его может найти разыскивающий девушку демон.

Она попыталась рассмотреть что-то сквозь густую листву – такую густую, что увидеть фиолетовое пятнистое небо над головой было практически невозможно. Ветви были опутаны лианами, из-за чего верхушки деревьев напоминали широкую сеть. Лианы змеями вились вниз по бородавчатым стволам деревьев, пробегая мимо кустов чёрных орхидей со сладким, удушающим запахом и корнями, загибающимися подобно сморщенным белым пальцам.

В кронах деревьев двигались создания; тёмные, перелетающие с места на место фигуры, которые пугали Кэррелл, а потом пропадали, прежде чем она успевала полностью разглядеть их. Воздух полнился их приглушёнными кличами и шипящими возгласами.

Как долго она вынуждена продираться сквозь джунгли? После побега из клетки, в которой демон держал её, заманив в Бездну, она спала уже пять раз, но «ночи» на этом странном плане бытия были искусственными. Небо не менялось. Оно нависало своей тяжестью над головой, никогда не темнея и не светлея полностью, оставаясь посередине, в вечных почти-сумерках.

Где же она находится? Какой бы это ни был слой Бездны, она здесь уже несколько месяцев – достаточный срок, чтобы беременность сделала её медленной и тяжёлой, достаточный срок, чтобы до родов оставалось опасно мало времени. Как только она почувствует боль первых схваток, демон узнает правду – узнает, что в конце концов ему не нужно держать Кэррелл в живых.

Кэррелл больше не была пленницей, и ей приходилось заботиться о себе самостоятельно. Она постоянно была голодна – ребёнок внутри неё с каждым днём становился всё больше – но найти еду, безопасность которой не вызвала бы сомнений, было очень сложно. Растущие здесь фрукты были перезревшими, мягкими от ушибов и гнилыми, а мясо ящериц, которых она сумела поймать, жалило язык своей кислотой. С каждым проглоченным куском она беспокоилась, не причиняет ли своему нерождённому ребёнку вред. Но единственной альтернативой был голод. Она пыталась призвать создание своей родины – какое-нибудь мелкое животное, которое можно было бы убить и съесть – но молитва подвела её. Где бы Кэррелл не находилась, у неё не было связи с её родным планом бытия.

Она продралась через папоротники, испачкав руки бледно-жёлтыми спорами, и лозы, острые загнутые шипы которых оставили порезы на её коже. На каждом шагу её она давила ногами широколиственные растения, обладавшие липким зловонным соком. Земля под ногами чавкала. Губчатая и мягкая, усеянная тут и там лужицами зловонной воды, почва состояла из многих и многих слоёв мёртвых и гниющих растений. По обычным джунглям Кэррелл сумела бы пройти, не оставляя за собой следов, но растения Бездны сговорились против неё, оставляя цепочку отпечатков и сломанных ветвей, по которой девушку сумел бы найти даже самый неопытный следопыт.

Она остановилась у пруда, окружённого зловонными желтыми растениями, со стеблей которых облезала кожица. Подобрав широкий лист, она свернула его в конус и использовала, чтобы зачерпнуть немного пенистой зелёной воды. Взмах ладонью над импровизированной чашкой и шёпот быстрой молитвы очистили воду. Она жадно напилась, закрыв глаза и желая отогнать удушающий запах разложения, пронизывающий это место. Снова зачерпнула воду, снова быстро помолилась, снова попила – этого по-прежнему было мало, чтобы полностью удовлетворить её жажду, но она не осмелилась читать заклинание в третий раз. Только не здесь.

Джунгли реагировали на её молитвы. Лозы поползли к ней по земле, касаясь её лодыжек мягкими, как перья, усиками. Она отдёрнула ногу, вырвалась из хватки лозы, затем встала и продолжила путь.

Она огляделась кругом. Куда? А есть ли разница? Джунгли казались одинаковыми, куда бы она ни отправилась. Не было каких-то ориентиров, троп, достаточно крупных водоёмов, которые можно было бы назвать озером. Несколько месяцев назад – когда она сбежала в первый раз – она взобралась как можно выше на дерево и отогнула ветви, чтобы оглядеть джунгли сверху. Пейзаж не внушал оптимизма. Во всех направлениях, насколько хватало глаз, тянулись сплошные матово-зелёные заросли, и не было ничего, что могло бы указывать на путь отсюда.

Она обо что-то споткнулась; корень живым капканом вырвался из губчатой земли. Она упала, приземлилась на четвереньки, пальцы попали в неглубокую лужу. Кислота в воде обожгла кожу; она яростно вытерла ладони об остатки плаща. Затем, услышав впереди чмокающий звук, замерла.

С другой стороны лужи, не больше, чем в полудюжине шагов от неё, за пологом растений, свисавших с деревьев рваным зелёным кружевом, бледнокожее создание размером с собаку оторвалось от поверхности лужи и втянуло фиолетовый язык в свою мелкую острозубую пасть. Припавший к земле, безволосый за исключением пучка грубой чёрной шерсти внизу раздутого живота, дретч обладал круглой лысой головой на толстой, жирной шее. Его крохотные глазки моргнули. Существо прислушалось. Затем его голова медленно начала поворачиваться к Кэррелл.

Шёпотом она прочитала заклинание. Её руки стали ветвями, ноги – корнями, плащ укрыл тело, ставшее стволом сучковатого бревна. Её раздутый живот стал наростом на дереве, а длинные волосы превратились в усеянные зелёными листьями лозы. Когда дретч зашагал к ней по луже, волоча кулаки по воде, она не могла повернуть голову и видела его только боковым зрением. Он приблизился и склонил голову набок. Вытянув уродливую руку, он выпрямил палец, продемонстрировав грязный коготь. Этим когтем он пошкрёб кору «дерева», которую только что обнюхал.

Её тело пронзила боль; сок, как кровь, потёк из раны на бедре. Кэррелл осталась неподвижна, доверяя своему заклинанию. Демон, который охотился за ней, отправил на поиски несколько дюжин мелких и глупых созданий, и девушка сумела ускользнуть. До сих пор ни одно из них не подбиралось к ней достаточно близко, чтобы коснуться.

Дретч посидел ещё мгновение, глядя на неё и посасывая коготь. Его ноздри вздрагивали. Опустив нос к оставленному ею следу, он пошёл по джунглям туда, откуда пришла Кэррелл.

Когда она перестала его слышать, девушка позволила заклинанию прекратить действие, снова приняв обличье человека. Из царапины на бедре сочилась кровь. Она прижала к ней ладонь, начала шептать исцеляющее заклинание, потом передумала. Орхидеи вокруг уже начали отзываться на прошлое заклинание, осыпав её дождём крохотных мягких шариков своей пыльцы. Пыльца бледной сажей осела на плечах, руках и волосах, и сначала привлекла одно жужжащее насекомое, затем дюжину, потом целый рой. Отмахиваясь от них, Кэррелл прошлась по луже, чтобы скрыть свой запах, затем побежала в джунгли.

Какое-то время спустя – достаточное, чтобы пот смыл пыльцу орхидей, оставив корочку соли – она поняла, что впереди среди деревьев виднеется просвет. Она перешла на шаг, осторожно двигаясь в ту сторону. Просвет оказался широкой прогалиной, оставленной рухнувшими деревьями и раздавленными кустами. Казалось, будто великан раздавил здесь джунгли своей стопой. Испытывая приступ любопытства, она перелезла рухнувшее дерево и осторожно двинулась вперёд. Здесь что-то случилось – что-то важное.

В середине прогалины она увидела крупное, целиком покрытое лианами сооружение. Оно походило на круглую стену из чёрного камня. Плавные изгибы напоминали змею. Несколько секунд Кэррелл стояла, глядя на здание, пытаясь решить, можно ли к нему приблизиться. Стена была единственным сооружением, которое видела девушка в этой чащобе, и, возможно, она окружала нечто важное. Например, ведущий прочь отсюда портал.

Осторожно Кэррелл направилась к стене, пытаясь что-нибудь разглядеть через опутавшие стену заросли. Рухнувшие деревья по обеим сторонам стены были опутаны лианами, переплетавшимися над закруглённой крышей. Ей снова пришла на ум сеть, живая сеть, каждая нить которой была толщиной с её бедро и глубоко укоренилась в губчатой почве. Подобравшись поближе, Кэррелл разглядела, что стена построена из блестящего чёрного камня – возможно, обсидиана. На нём были вырезаны волнистые линии, похожие на змеиную чешую.

Она пошла вдоль стены, ныряя под рухнувшие стволы и продираясь через кустарник и растения с шипастыми листьями, выросшие здесь после того, как кто-то обрушил деревья. Наконец она добралась до места, где стена оканчивалась тупым клином в виде головы змеи. С одной стороны клина виднелся участок гладкого камня, шириной примерно с рост Кэррелл. Дверь? Сердце бешено колотилось от волнения. Она попыталась отвести в сторону лианы, закрывавшие камень. Она сумела оторвать несколько листьев, но сами лозы были прочными, как стальные прутья, и не поддались ей, даже когда девушка упёрлась ногой в стену и дёрнула изо всех сил. Задыхаясь, измотанная своими усилиями и удушающей жарой, она принялась отрывать оставшиеся листья. Это была сложная работа, особенно с учётом недостающих пальцев на её правой руке – итога битвы с марилитом – но Кэррелл не сдавалась. Когда был расчищен большой участок, она прижала ладонь с камню и стала молиться, чтобы он открылся.

Он открылся, обнажая огромный глаз с вертикальным зрачком.

Кэррелл испугано отдёрнула руку. «Убтао защити!» – вскрикнула она.

Как только это имя сорвалось с её губ, воздух наполнился гневным шипением. Заскрипели лозы, участок стены в виде змеиной головы чуть разошёлся в стороны, открывая основания загибающихся клыков. Наружу попытался выстрелить раздвоенный язык, но не смог, и шипение стало ещё громче.

Осознав, что она только что пробудила огромную змею – одна лишь голова была размером с небольшое здание – Кэррелл подалась назад, споткнувшись о ствол дерева и распростёршись на земле. Змея моргнула и забилась в опутавших её лозах, заставив задрожать землю, но не смогла освободиться. Её глаз глядел на Кэррелл с выражением такой дикой злобы, что у девушки на несколько секунд перехватило дыхание. Задыхаясь от страха, она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Даже скованная, змея излучала силу: грубую, жестокую, дикую. Она могла проглотить Кэррелл, даже не задумываясь, могла сдавить её своими кольцами, не оставив от девушки даже пятнышка крови. Змея ненавидела её сильнее самой смерти и была такой же жестокой.

Но в то же самое время Кэррелл ощущала отчаянную нужду, нужду, из-за которой чудовищу приходилось молча умолять единственную, кто ответил на его зов – даже несмотря на то, что Кэррелл служила богу, который был заклятым врагом исполинской змеи.

Наконец втянув полные лёгкие воздуха, Кэррелл развернулась и бросилась бежать назад в джунгли, к поджидавшим там опасностям. Её не беспокоило, что её могут найти дретчи и вернуть своей повелительнице.

Даже это было лучше встречи с Ссетом.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Концентрируясь, Арвин смотрел в чашу с водой, служившую ему импровизированным зеркалом.

Две из пяти точек силы в его теле покалывало от потока энергии; он чувствовал, как сила тугими кольцами вьётся вокруг пупка и расходится от него рябью, снова собираясь воедино в центре груди. В воздухе витали запахи имбиря и шафрана, с каждым долгим, медленным вздохом становясь сильнее.

На коже подобно блестящим каплям пота проступали пятна эктоплазмы по мере того, как начинала действовать его сила. Изучая своё отражение, он видел, как тело покрывается чешуёй. Усилием мысли он сменил её цвет с розового цвета кожи на чёрный, пронизанный полосками серого. Его тёмно-русые волосы до плеч тоже стали чёрными и слились с головой, как и уши, придавая ему более змеиноподобный облик. Над глазами появились чешуйчатые наросты, похожие на рога, – отличительная черта гадюки, которой он подражал. Его рот расширился; открыв челюсть, он увидел, как верхние зубы превращаются в изогнутые клыки. За каждым ухом вспухли ядовитые гланды. Блестящая капля яда застыла на кончике одного из клыков. Он смахнул её прочь сильно зудевшим языком; когда он сосредоточился, язык удлинился, а его кончик раздвоился.

Он покрутил головой, высматривая любой признак того, что мгновение назад он был человеком. Сандалии и одежда не изменилась, хотя тесная хлопчатая рубаха и штаны начали цепляться за грубую чешую. Кольцо Кэррелл – широкая полоска золота с крупным бирюзовым камнем – по-прежнему было надето на мизинец его левой руки. Увидев его, он сморгнул неожиданные слёзы. Затем юноша сосредоточился на этом пальце, обрубленном много лет назад, на последнем его суставе. Кожу защипало, когда палец удлинился и отрастил новый ноготь. Казалось странным снова обладать целым мизинцем. Ещё страннее казался слой чёрной чешуи на ладонях, запястьях и лице. От кожи исходил мускусный змеиный запах.

Почувствовав его, Арвин изогнул губы в улыбке.

Превращаясь, его тело стало стройнее, и охватывающий грудь пояс ослаб. Он поднял рубашку, затянул пояс, почувствовал, как ножны с кинжалом снова прижались к пояснице. Затем он поднял руку к щеке и почесал по-прежнему зудящую кожу. Чешуя была колючей и грубой, как свежая щетина.

Довольный тем, что никто не сможет его узнать, он наклонился и поднял свой свёрток. Он чувствовал себя свободным, подтянутым, движения были плавными и колышущимися, как будто он был рождён юань-ти. Довольное шипение сорвалось с губ. Маскировка была безупречной.

Но она не продлится долго, и ему предстоит свести кое-какие счёты, прежде чем срок действия истечёт.

Этой ночью Сибил умрёт.

Он вышел из хижины, куда нырнул, чтобы совершить своё превращение – одной из хижин, в которых городские рабы хранили свои инструменты – и прошёл по узкой улице, ограждённой высокими стенами. Этот участок Хлондета был одной из старейших частей города. Вместо блестящего зелёного мрамора, который позднее стал отличительной чертой города, некоторые из его зданий были построены из тусклого красного камня. Большинство зданий были резиденциями знати – вьющиеся башни и увенчанные куполами особняки, подражавшие главной достопримечательности города, Собору Изумрудной чешуи. За стенами находились частные сады; Арвин слышал, как там булькают фонтаны. Его губы пересохли. Был очередной жаркий летний день, один из тех, которые заставляют чувствовать себя полностью высушенным. Несмотря на то, что солнце уже садилось, воздух по-прежнему был липким и жарким. Арвин с радостью сделал бы глоток прохладной воды, но он не мог позволить себе остановиться, чтобы утолить жажду.

Улицы были узкими и тенистыми, простыми дорожками между высоких, изгибающихся стен. Их использовали преимущественно человеческие рабы. Хозяева – юань-ти – скользили по грациозно выгибающимся над головой виадукам.

Когда Арвин начал сворачивать в боковой переулок, он услышал что-то у себя за спиной. Его охватило предчувствие опасности. Он резко развернулся, обнажив клыки, готовый защищаться – лишь для того, чтобы увидеть мелкую, лохматую собачонку с золотистой шерстью. Высотой она была ему по колено и обладала крупными, стоящими торчком ушами, которые придавали ей схожесть с лисой. Собака смотрела на Арвина, выкатив язык, наверное, надеясь, что её погладят. Арвин зашипел, и собака бросилась прочь.

Спустя дюжину шагов улица заканчивалась тупиком, упираясь в простое святилище, состоящее всего из одной комнаты с давно рухнувшей крышей. Со всех сторон стены святилища обступали другие здания, сжимая его змеиными кольцами. Двери не было, как будто от этого давления её сорвало с петель.

Храм построили почти тринадцать веков назад, вскоре после того, как город опустошила первая великая чума. Он был посвящён Святой Аганне, священнице и целителю, которая потеряла от гангрены пальцы – из-за болезни, получившей название «липнущая смерть». Икона святой висела на задней стене храма, над алтарём. Её краски почти сливались с деревом, на котором икона была нарисована. Икона изображала святую, протягивающую свои пальцы на тарелке Ильматеру. Несмотря на потерю пальцев, Святая Аганна осталась в городе, исцеляя больных своими молитвами. В конечном счёте липнущая смерть забрала её, но до того священница трудилась без остановки, заботясь о больных до тех пор, пока не ослабла настолько, что уже не смогла себя исцелить. Спасённые Аганной сохранили память о ней, построив это святилище.

В те дни Хлондет был человеческим городом. За прошедшие века власть получили юань-ти, а юань-ти поклонялись змеиному богу Ссету. Храмы вроде этого были практически забыты, оставшись известными лишь горстке людей, которые по-прежнему поклонялись Плачущему Богу. Эти жрецы заботились об Арвине в детстве, и много лет назад его взяли в храм Святой Аганны в награду за то, что он сплёл больше всех сетей за месяц. Но вид сморщенных пальцев на тарелке напугал его, как и витавший в святилище слабый запах тухлых яиц – он был уверен, что это признак чумы. Но священник объяснил мальчику, что запах исходит из погреба, в который юань-ти проложили тоннель и превратили в плодильную палату. Когда Арвин испугался, что из погреба вылезут юань-ти, чтобы защитить свои яйца, священник рассмеялся. Погреб много лет назад забросили, объяснил он. Юань-ти больше не оскверняли его.

Арвин поблагодарил Тимору, богиню удачи, что та вплела нить этих важных сведений в полотно его жизненного пути.

В последние шесть месяцев, вернувшись из Сеспеча, Арвин собирал информацию о древнем храме, который Сибил сделала своим логовом. Арвин знал, что храм построен в честь лорда зверей Вараэ, аспекта Ссета, и находится где-то под городом, в ещё более древней паутине катакомб. Храм, заброшенный задолго до того, как был построен Хлондет, был заново открыт семьёй Экстаминос в шестом веке. Несколько лет семья Экстаминос использовала его для своих религиозных обрядов. Второй раз его забросили после того, как был построен Собор Изумрудной чешуи. За прошедшие три с половиной века его практически забыли. В Хлондете никто – кроме последователей Сибил – не знал, где он находится и как туда попасть.

Но был один текст – один из нескольких, которые Арвин с большим трудом заполучил при помощи своих связей в гильдии – который описывал путь внутрь. Он был написан человеком по имени Виллим Экстаминос в конце шестого века ЛД. Виллим завуалированно упоминал люк, который ведёт прямиком к храмовым катакомбам – люк, который может открыть только «госпожа без пальцев».

Святая Аганна. Вход в храмовый «погреб», скорее всего, был расположен за иконой.

Арвин увидел, что за те восемнадцать лет, что прошли с его визита, алтарь заметно осел; подношения теперь падали с его круто накренившейся поверхности. Юноша вскарабкался на алтарь и встал, изучая икону. Та поблекла ещё сильнее, чем он помнил. Он едва мог различить белые, похожие на червей пальцы на тарелке, которую держала Святая Аганна.

Арвин взялся за край иконы и осторожно потянул. Как он и ожидал, изображение висело на петлях – которые оторвались, оставляя Арвина с тяжёлой деревянной панелью в руке. Он покачнулся назад и едва не упал с алтаря. Восстановив равновесие, он опустил икону на пол и принялся разглядывать участок стены, который она скрывала. При близком изучении обнаружились небольшие углубления в камне, пять едва заметных круглых отметин. Нажатие на них в неправильном порядке может привести в действие ловушку. Может быть, отравленную иглу или клинок на пружине, который отрубит ему палец.

Арвин отколол от иконы щепку и использовал её, чтобы по очереди нажать на каждое углубление. Он попробовал нажимать в разной последовательности – слева направо, справа налево, через одну – но ничего не сработало. Он раздражённо уставился на них и принялся размышлять. Углубления располагались по дуге. Как будто...

Он поднял руку, развёл пальцы и улыбнулся. Каждое углубление лежало под пальцем. Решение заключалось в том, чтобы нажать все одновременно.

Он так и сделал.

Он почувствовал движение под указательным пальцем и мизинцем – каждый погрузился в камень по верхний сустав. Затем движение резко остановилось. Из дырок посыпались красные хлопья, когда он вытащил пальцы.

Механизм проржавел и не работал.

Арвин налёг плечом на стену, но ничего не произошло. Он надавил снова – и охнул, когда алтарь задрожал, и камень заскрежетал по камню. Он спрыгнул, понимая, что под его весом алтарь сейчас провалится в помещение внизу.

– Девять жизней, – прошептал он, коснувшись кристалла, что висел на кожаном шнурке у него на шее. Потом улыбнулся. Тайный проход за иконой был не единственным способом проникнуть в катакомбы.

Упёршись ладонями в нижний конец алтаря, он надавил. Каменный алтарь подвинулся вниз, затем соскользнул и упал. Пока он падал в помещение внизу, Арвин призвал свою силу, окутав кусок камня скрывающей звуки пеленой псионической энергии. Хотя удар алтаря о пол внизу заставил задрожать всё святилище, раздался только тихий шорох, не громче звука шёлкового шарфа, легонько приземлившегося на пол.

Через открывшуюся дыру взметнулась пыль. Арвин посмотрел туда. Сочившийся внутрь солнечный свет слабо освещал помещение внизу. Пол был усеян предметами, похожими на сдувшиеся кожаные мячи; останки яиц юань-ти. Все давным-давно вылупились; скорлупа была коричневой и усохшей. На стенах виднелась какая-то лепнина, складывающаяся в узор – бугристые скульптурные элементы, которые Арвин не мог разглядеть сверху.

Он вытащил из своего рюкзака верёвку и положил её на пол, сложив в форме буквы Т. Он завязал узел, затем растянул короткую перекладину в Т от одного края дыры к другому, позволяя длинному отрезку упасть вниз.

– Saxum, – прошептал он. Верёвка превратилась в камень. Он скользнул по получившемся шесту вниз, затем прошептал второе командное слово: «Restis». Верёвка вернулась в исходную форму и скользнула в его руки.

Он огляделся, развязывая узел, и снова сложил верёвку. Стены и потолок помещения были украшены не лепниной, а человеческими костями. На одной стене позвонки и рёбра были выложены цветочными узорами вокруг черепа, по бокам которого располагались две лопатки, похожие на крылья. На другой сотни костей ног и рук обрамляли черепа, размещённые круглыми розетками. На потолке кости пальцев изображали звёздное небо. Потревоженный падением алтаря, скрипел, медленно покачиваясь, канделябр из изогнутых рёбер и скреплённых вместе позвонков.

На третьей стене располагалась чудовищная пародия на солнечный диск – кости рук разделяли круг из крошечных черепов на четыре четверти; утро, день, вечер и ночь. Губы Арвина сморщились от отвращения, когда он понял, что черепа принадлежали человеческим детям. Шагнув ближе, он увидел, что черепа потрескались, кое-где – были разбиты с одной стороны; должно быть, их брали у детей, которых приносили в жертву. Он коснулся одного из черепов, и тот рассыпался под лёгким нажимом его пальца. Кусочки, как пыль, осыпались на пол. Черепа резко контрастировали с яйцами на полу – смерть и рождение. Умирали здесь, конечно, люди.

Убивали, впрочем, тоже. Храм Вараэ – и катакомбы – были построены задолго до того, как юань-ти пришли в Вилхонскую протоку.

Выход из помещения был только один; дверной проём, арка которого была выложена костями. Он вёл к опускавшемуся во мрак лестничному пролёту.

Арвин достал из кармана стеклянный пузырёк, вытащил пробку и выпил содержавшееся в нём зелье. Жидкость скользнула по горлу, оставляя медово-сладкое послевкусие ночных цветов и глины. Чернильный мрак, заполнявший лестницу, посветлел. Стены, ступени и потолок раскрасились оттенками чёрного и серого.

Он осторожно спустился по ступеням. В нескольких местах пришлось пригибаться, чтобы не удариться о декоративные элементы сводчатого потолка, где кости были сложены в подобие арок. Это придавало лестнице неприятное сходство с нутром змеи – Виллим писал об этом в своём тексте. Арвин задрожал, когда по его голове скользнул костяной палец и рухнул на ступени. Он напрягся, ожидая, что в любой момент может появится один из последователей Сибил.

Этого не произошло.

Воздух был прохладным и липким, как холодный пот. Арвин обнаружил, что скучает по жаре улиц.

Лестница должна была заканчиваться залом, который вёл, если верить Виллиму, в храм. Вместо этого она закончилась грудой осыпавшегося камня. За восемь веков, прошедших с тех пор, как Виллим написал свой текст, потолок успел обрушиться.

Арвин тихонько выругался и пнул свободный камень. Тот покатился – дальше, чем должен был. Пригнувшись, Арвин обнаружил узкую щель, за которой находился проход пошире. Расчистив преграждавшие путь обломки, Арвин понял, что это, наверное, тоннель, которой юань-ти использовали, чтобы достичь помещения, где откладывали яйца. Он был слишком низким, чтобы проползти с ранцем на спине; придётся волочить поклажу за собой. Арвин привязал верёвкой ранец к лодыжке, лёг и пополз в тоннель.

Узкий проход вился внутри каменного завала, изгибался вверх, над острыми кусками камня, которые царапали Арвину руги и ноги, и вниз, под торчащими блоками, о которые он наверняка ударился бы головой, если бы не способность видеть в темноте. Тело юань-ти помогало. Возросшая гибкость позволяла ему преодолевать крутые изгибы, с которыми не справился бы человек.

В одном месте тоннель сужался, вынудив его ползти вперёд на животе, вытянув перед собой руки. Мгновением спустя в юношу вцепилась клаустрофобия, когда его ранец застрял на узком участке, рывком, как якорь, вынудив его остановиться. Он попал в западню! Он будет лежать здесь, погребённый вместе с жертвами Вараэ, пока не умрёт от голода. Он подёргал верёвку на своей лодыжке другой ногой, пытаясь освободиться – потом понял, что делает. Бросив рюкзак, он потеряет свой шанс свести счёты с Сибил – чудовищем, которое убило его лучшего друга и женщину, которую он любил.

– Контроль, – прошептал он.

Он сморгнул заливающий глаза пот, облизал губы длинным, раздвоенным языком. Пот казался едким, напоминая, что он находится в форме юань-ти. Змеиный народ полз через это узкое место, чтобы достичь своего плодильного зала, и Арвин тоже должен с этим справиться. Главное – освободить свой ранец.

Он дёргал его вперёд-назад, пихал ногой, затем снова дёрнул за привязанную к ранцу верёвку. В конце концов, рюкзак освободился. С облегчением он пополз дальше.

Вскоре показался конец тоннеля, выходящий в пещеру, освещенную мерцающим красным цветом, который смыл темновидение Арвина. Пещеру заполнял шипящий звук; тихое, медленное дыхание змей.

Дюжин змей.

Арвин погрузил свой разум глубоко в муладхару, источник псионической энергии, располагавшийся у основания позвоночника, затем призвал энергию через основание черепа в лоб. Он отправил сознание вниз по тоннелю, в лежащее впереди помещение. Но мысли находящихся там юань-ти оказались не такими, как он ожидал. Он был готов встретить стражников, подозрительных и внимательных. Но мысли этих юань-ти были ленивыми, спутанными, рассеянными. Как будто... да, так и было; они спали. Разум одного был полон образами джунглей, деревом, чьи змеиноголовые ветви запутались в безнадёжном узле. Другой видел сон о виадуках над Хлондетом, которые срослись вместе, образовав в небе каменное кружево. Третьему снилось, что он грелся на камне, который неожиданно стал невыносимо горячим, но кто-то держал его хвост, не позволяя уползти. Другим снились сады, заросшие сорняками, змеёныши, которые пытались расколоть кожаную оболочку яиц, окружавшую их, и верёвки которые превращались змей и сползались в спаривающийся клубок, который нельзя было распутать. Все сны были разными, но у все было что-то общее; беспокойство – необходимость сделать что-нибудь – и раздражающая неспособность понять, что именно нужно сделать.

Арвин убрал своё сознание от спящих, задумавшись, что делать дальше. Он планировал выдать себя за одного из последователей Сибил, который принёс дань аватару. Он провёл месяцы, изучая практики поклоняющихся Ссету, изучая жесты искупления и слова хвалы. Закат был одним из основных периодов поклонения, временем, когда юань-ти выходили из своей вызванной дневной жарой летаргии, начинали пировать и возносить хвалу своему богу.

Он не ожидал найти паству Сибил погружённой в глубокий сон.

Но ждать, пока они проснутся, Арвин тоже не мог. Его метаморфозис скоро прекратит действовать. Он пополз вперёд, полный решимости найти кого-то бодрствующего или разыскать Сибил самостоятельно.

Когда Арвин подобрался к залу поближе, в тоннель перед ним проник клочок янтарного дыма, принеся с собой знакомый запах; сочетание мяты, горящего мха и растительного сока. Осссра! Мерцающий свет, заметил он, исходил от пламени, танцующего над котлом кипящего масла – того самого масла, пары которого едва не отравили юношу, когда он силой добился аудиенции с Дметрио Экстаминосом, старшим принцем Хлондета. В превращённом виде Арвин был невосприимчив к худшим из токсичных эффектов дыма – но это не означает, что он не погрузится в сон, как юань-ти в палате, если вдохнёт его. Встревоженный, он выполз из тоннеля и отвязал ранец от лодыжки. Если двигаться быстро, он может пересечь помещение до того, как слишком сильно надышится паром.

Юань-ти кучами лежали на полу вокруг пылающих котлов оссры. Их головы покачивались во сне. Дыша как можно менее глубоко, Арвин быстро зашагал между ними, направляясь к единственной двери. Это помещение, как и предыдущее, было украшено человеческими костями. Но здесь использовали целые скелеты. Они переплетались вместе на стенах внутри сложенных из позвонков арок. Один из скелетов, справа от двери, принадлежал женщине, а внутри костей её таза был выложен крошечный скелетик нерождённого ребёнка.

Арвина охватил приступ дурноты. Кэррелл была беременна, когда погибла, беременна его ребёнком. Глаза защипало. Он потянулся к дверной ручке, но прежде чем успел открыть её, что-то обернулось вокруг его лодыжки. Он испуганно вскрикнул – и осознал, что глубоко вдохнул дым.

Посмотрев вниз, он увидел змееголовую руку одного из спящих, обхватившую его за ногу.

–Останься, – прошипела она, пока остальная часть тела юань-ти спала. – Спи с нами.

Арвин зевнул, чувствуя сонливость из-за дыма, и невольно сделал ещё один вдох. Он потряс головой, но не сумел избавиться от паутины сна, цепляющейся к краям его мыслей. В этом сне он бежал по джунглям, пытаясь спастись от огромного, размером с солнце глаза с вертикальным зрачком. Глаз смотрел на него с небес, затем неожиданно превратился в рот, который открылся, и наружу вместо слюны потекла кровь – и вместе с её потоком коричневая, увядшая яичная скорлупа. Скорлупа приземлилась рядом с ним, глядя на него лицом Кэррелл. Длинные чёрные волосы разлеглись вокруг отрубленной головы, как лучи угасающего солнца. Её глаза на сморщенном коричневом лице были плоскими и мёртвыми. Нефритовая серьга в левом ухе выпала, и крошечная зелёная лягушка открыла рот и хрипло квакнула пронзительным криком голодного младенца.