Текст книги "Литературная Газета 6274 ( № 19 2010)"
Автор книги: Литературка Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
«Ниоткуда с любовью...»
Литература
«Ниоткуда с любовью...»
Кирилл АНКУДИНОВ, МАЙКОП
Какая удивительная, закрученная биография, достойная авантюрного романа! И всё в ней, в этой биографии, не то, чем кажется поначалу – как в детективах Агаты Кристи. Самое поразительное, что такая биография не сломала её носителя. И она, будучи бесконечно интересна сама по себе, меркнет, тускнеет на фоне поэзии Бродского. Что, в общем, свидетельствует и о масштабе личности Бродского, и о силе его дарования.
Какая причудливая, молниеносно узнаваемая, не похожая ни на что поэтика! Откуда она взялась? Понятно, что из англоязычной поэзии (от Донна до Одена). А где её российские корни? Иосиф Бродский как будто бы явился из русской поэзии конца восемнадцатого века, из всей этой громоздкой колёсно-часовой масонской машинерии.
Противу время обороны,
Ни силы, ни защиты нет:
Слагает лавры и короны,
Венцы и брачны узы рвет.
К чему серпом своим коснется,
Где время только пробежит –
Все гибнет, ржавеет и рвется,
Покрыто мхом седым лежит,
– написал Михаил Херасков в 1800 году, а кажется, что Иосиф Бродский в 1980-м. Кстати, Бродский из всех русских классиков больше всего любил Боратынского. Запоздавшего «последнего поэта восемнадцатого века». Ведь в железном девятнадцатом веке Боратынского не понимали и не могли понять, его поняли только в двадцатом веке…
Бродский говорил, что в настоящей трагедии гибнет не герой, а хор. В какой-то мере это – аллегория присутствия самого Бродского в изменчивой культурной ситуации. Бродский неизменен, словно Полярная звезда на небосводе. Но вокруг него всё меняется, и от этого Бродский воспринимается не так, как он воспринимался десять лет назад или пятнадцать лет назад.
Несколько слов о том, как теперь нельзя, немыслимо воспринимать Бродского.
Во-первых, Бродский сейчас не воспринимается в контексте политики (а в перестройку понимался только так, и никак иначе). Бродский прошёл через бурные политические коллизии эпохи, он вдоволь поварился в крутом кипятке политики и, конечно же, в биографическом плане обязан политике многим. Однако он вышел из всех политических кипений неизменным – как солдатский топор из супа. Суп – отдельно, топор – отдельно. Солженицын – политический деятель, Сахаров, Галич, даже Синявский – политические деятели. Бродский – не политический деятель. Нет ничего пошлее, чем поминать пресловутый «суд над тунеядцем» и глубокомысленно рассуждать в его связи о «стойком поэте и серой толпе». Бродский сам не любил эти напоминания и имел на то вескую причину: его де-факто судили вовсе не за тунеядство. О чём мало кто знал. И о чём, судя по всему, не догадывались ни Чуковский, ни Ахматова, ни Вигдорова. Я же говорю – «проза Агаты Кристи»…
Во-вторых, нет смысла втягивать Бродского в этнические разборки. Двадцать первый век всё решительнее, всё неуклоннее становится веком этносов, но Бродский был человеком двадцатого века. Он – один из самых неэтничных поэтов. Бродский не антиэтничен (как, к примеру, Маяковский, предрекавший жизнь «без Россий, без Латвий, единым человечьим общежитьем»), он неэтничен, аэтничен. Бродский мог воспевать отдельного индивида или обобщённую «европейскую цивилизацию», но само присутствие любого этнического уклада вызывало у него тоскливое недоумение. «Рядом два дикаря, и оба играют на укалеле». Конечно, можно обидеться на оскорбительные в своей точности ремарки в отношении СССР (то есть России): «Там города стоят, как двинутые рюхой», «Там говорят «свои» в дверях с усмешкой скверной». Я на это обижался, было дело. Но ведь Бродский и о приютившей его Америке отзывался с точно таким же снайперским патрицианством, с той же ледяной интонацией. «И если б здесь не делали детей, то пастор бы крестил автомобили». Да и о еврействе тоже («тележку с рухлядью толкать по жёлтым переулкам гетто»). Бродский ценил и хвалил только римлян и Рим. Однако римляне в понимании Бродского – не нация (я бы сказал, это антинация). Быть римлянином – значит быть свободным от варварства, от суеты. В том числе от этнической суеты. Национальное есть суетное, ненужное. Личность и Вечность – и никого кроме. Вечность гробит людей и истирает вещи. Личность застывает вещью и мужественно противостоит Вечности, ибо в виду Вечности лучше быть вещью, нежели теплокровным человеком. Дольше сохранишься. Бродский очень хотел быть «человеком из мрамора», гордым римлянином и, кстати, именно в этом пункте сильно нарывался. Бродскому повезло – он угодил в эпоху, когда Запад качнулся вправо, к Рейгану и Тэтчер. Проживи Бродский ещё лет десять – как бы воспринимались сообществом западных интеллектуалов «римская поза» Бродского и сугубый европоцентризм Бродского? Некоторые высказывания из «Путешествия в Стамбул» или «Посвящается позвоночнику» могли бы наделать нешуточный скандал. Бродский и Обама – этих людей немыслимо даже представить в одном кадре.
В-третьих, о подражателях Бродского. Сейчас Бродскому продолжают подражать, и премного. Но эпигоны Бродского оказались незаметно вытеснены на периферию современной культуры. Пятнадцать лет назад Бродскому подражали все. Теперь Бродскому подражают только «дерзающие неудачники» (люди этой несчастной планиды десятилетие назад с таким же запозданием копировали Евтушенко), да ещё «клептоманы по жизни», которые не могут не подражать кому-то. И хорошо, что это так. Повторять Бродского ненужно и невозможно. Мраморным может позволить себе стать только тот герой-одиночка, кто реально горел и сгорел – но не среднетипичный тёпленький (ни холодный, ни горячий) обыватель. «Тёплые люди», строящие из себя каррарских Аполлонов и Тибериев, выглядят омерзительно. Они сами это осознали и ныне предпочитают подражать Кушнеру, Алексею Цветкову-старшему или Сваровскому.
Кстати, ни Евтушенко, ни Кушнер не годятся в пару Бродскому – оба чересчур тёплые, слишком человеческие, социальные поэты. Наше время выявило действительную пару Бродскому; это – Юрий Кузнецов, о котором Бродский не сказал ни слова. Между прочим, единое поколение (Бродский родился в 1940 году, Кузнецов – в 1941-м). Ведь они писали разными словами об одном и том же. У Бродского – «Отсутствие моё большой дыры в пейзаже не сделало…»; у Кузнецова – «И вырвет дубы с корнями над именем бедным моим». У Бродского: «Мы заполнили всю сцену! Остаётся влезть на стену!»; у Кузнецова – «И снился мне кондовый сон России, что мы живём на острове одни». И к женщине лирические герои Бродского и Кузнецова относятся весьма схоже. Другое дело, что Кузнецов и Бродский выбрали противоположные пути: Кузнецов – «растворился в родовом железе», стал певцом мифов и обрядов; Бродский же – закаменел на ветру Вечности. Но они оба ушли от комфортной тёпленькой шестидесятнической «человечности» – в неуютные стихии, разымающие, разъедающие личностность: один устремился на Запад, в ледовитую Европу, другой – на Восток, в огненную Азию. Бродский и Кузнецов соотносятся друг с другом, как римлянин с готом. По крайней мере им есть за что сражаться (меж собой), и, стало быть, они способны найти общий язык.
Для меня самое важное, что наличествует в поэзии Бродского, – опыт тотального отчуждения. Вообще семидесятые годы бредили отчуждением. Они были кратким моментом передышки, отсрочкой, привалом – как для России, так и для всего мира. Страшнее всего, экзистенциальнее всего бывает не в перестрелке и не во время погони, а на привале (когда не надо ни стрелять, ни бежать). Оттого так жутко увидеть в каком-нибудь грошовом советском фильме семидесятых годов «из зарубежной жизни» ночной аэропорт или тускло мигающий бар: посмотришь – и ужас всеотчуждения зацепит душу.
У меня был момент, когда я вдруг осознал Бродского. В соседнем доме есть женщина, прикованная болезнью к постели. Мне позвонили от неё и попросили, чтобы я распечатал для неё «Лагуну» (вот пример того, как Бродский бывает физически необходим людям, помогает им выжить). Набирать на компьютере стихи – совсем не то, что читать их; все слова проходят сквозь подушечки пальцев и воспринимаются иначе – нервными окончаниями, нейронами, телом. И в какой-то момент мне увиделось: самое начало семидесятых (стихотворение датировано 1973 годом), Венеция, отель (то есть пансион «Академиа»), три набожные марплоподобные старухи-вязальщицы в коридорных креслах, телевизор (чёрно-белый, разумеется), транслирующий кудахчущую итальянскую эстраду, земной шар под серые фейерверки-телепомехи летит в Рождество. По тёмной (эбеновой) лестнице поднимается в свой номер выцветший герой, «постоялец, несущий в кармане граппу». Чужой для всех. Чужой для своих, увлечённых подростковыми играми – профсоюзными собраниями, субботниками и сладкими грёзами о Джинах Лоллобриджидах, – пижон и предатель. Ну не предатель, но всё равно чужой. И чужой для чужих (для этих старух в креслах, для ночных венецианских прохожих). Чужой для Тото Кутуньо в телевизоре, чужой для фейерверков, Рождества и земного шара. Так пробивает накинуть фак – всему. Ленинским субботникам (а что субботники? через восемнадцать лет труженики субботников возьмут своих боженек, марксов-лениных, за ноженьки да и хватят об угол вместе со страной). Старухам, прохожим на площади Сан-Марко. Умного мальчика вывели за руку из игры, поставили в угол (бросили в чужбину) – и отныне он вообще не желает играть ни в какие игры, он хочет лишь одного – бродить мегаквадриллионными коридорами одиночества, не знаясь ни с кем. Мальчик думает, что его наказали, лишили игры за то, что он понял: он смертен и когда-нибудь умрёт. И вообще какие могут быть игры, какие субботники-комсомолы, какие пляски-фейерверки? Он смертен. Всё прочее – суета…
…Через десять лет, через двадцать лет, через пятьдесят лет, через сто лет Бродский будет видеться, пониматься как-то совсем иначе. Может быть, в некий момент Бродского все вдруг возненавидят, а может быть, напротив, в честь Бродского возведут десятиметровый монумент на Васильевском острове. Всё может быть. Я не знаю, что именно будет.
Знаю одно: Бродский останется.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии:
Поклон великим тем годам
Литература
Поклон великим тем годам
ПОБЕДИТЕЛИ
В Большом зале ЦДЛ прошёл литературный фестиваль в честь 65-летия Победы в Великой Отечественной войне, подготовленный Литературным институтом им. А.М. Горького. Обширная программа включала чествование ветеранов-фронтовиков, подведение итогов межрегионального литературного конкурса «Долгие вёрсты войны, светлые строки победы», солидную концертную часть, сопутствующую презентации диска с широко известными в нашей стране песнями на стихи поэтов – выпускников Литинститута и презентацию книги военных стихов выпускников всех поколений вуза под общим названием «Поклонимся великим тем годам».
Студенты подготовили литературную композицию «Мы пели песню о России…» на основе военного дневника поэта-фронтовика Александра Яшина со стихами выпускников Литературного института, авторами книги «Поклонимся великим тем годам», ставшую одновременно и презентацией этой поэтической антологии (авторы проекта и составители Б. Тарасов, Г. Красников, Г. Дубинина), в которую вошли и стихи выступавших ветеранов Михаила Годенко, Егора Исаева и студента Григория Шувалова.
Замечательным монтажом, одновременно показавшим и летопись войны, и развитие поэтического слова, назвал это запоминающееся действо профессор С.Н. Есин, председатель жюри литературного конкурса «Долгие вёрсты войны, светлые строки победы», вручавший дипломы победителям. Ими стали: В. Мухарьямов, С. Мурашев, А. Филимонов, Е. Родченкова, Н. Парамонов, Г. Рымбу, Г. Ахметова, М. Баронова, Н. Попова.
Прозвучали песни на стихи выпускников института, записанные фирмой «Мелодия» на юбилейном диске. Песней «Алёша» на слова К. Ваншенкина открывал вечер знаменитый болгарский певец Бисер Киров; «Жди меня» на слова К. Симонова исполнила Лариса Андреева, солистка Музыкального академического театра им. К.С. Станиславского и
В.И. Немировича-Данченко; «Случайный вальс» на слова Е. Долматовского спел выпускник Николай Романов.
Всё происходившее на сцене, в том числе демонстрация кинохроники военных лет, живые голоса поэтов К. Симонова, Ю. Друниной, Ю. Кузнецова, портреты преподавателей и студентов военной поры на экране, убедительно свидетельствовало о непрерывающейся связи поколений, о живой памяти, бережно хранимой Литинститутом. Свои стихи читали руководители поэтических семинаров В. Костров, Е. Рейн, И. Волгин, О. Николаева, Э. Балашов, Г. Красников и известный поэт, тоже выпускник Литинститута, Андрей Дементьев. А любимые песни военных лет исполняли солисты «Новой оперы», лауреаты международных и всероссийских конкурсов Олег Диденко, Сергей Артамонов, Василий Ладюк.
Своеобразным камертоном фестиваля, как и поэтической антологии, стали слова выпускника Литинститута М. Львова, положенные на музыку А. Пахмутовой: «Поклонимся великим тем годам». Эта песня в исполнении Светланы Твердовой, певицы Москонцерта, как и «День Победы» в исполнении Н. Романова, стали заключительными аккордами фестиваля.
Галина ЯКОВЛЕВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Честные массмедиа: оксюморон или реальность?
Литература
Честные массмедиа: оксюморон или реальность?
ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ
В дар Дому журналиста передан скульптурный бюст Андрея Краевского
К современному медийному пространству никто не применит эпитеты «нравственное», «духовно просвещённое». А если решится, то публика тихо похихикает в кулачок. Однако это не смешно, а грустно. Особенно если вспомнить о том, какие идеи в XIX веке лелеял русский издатель, редактор, педагог Андрей Александрович Краевский. Эти идеи вспоминали 11 мая в Институте философии РАН на слушаниях, посвящённых 200-летию со дня рождения издателя. А 12 мая в дар Дому журналиста был передан скульптурный бюст Краевского работы Сергея Гая. В церемонии участвовали председатель Союза журналистов Всеволод Богданов, директор Института философии РАН Абдусалам Гусейнов, заведующий отделом социальной и политической философии ИФ РАН Алексей Кара-Мурза и скульптор Сергей Гай.
Темой слушаний в Институте философии стала во многом утерянная в наше время связь философии и журналистики. Андрей Краевский, философ по образованию, бывший редактором и издателем «Отечественных записок», участвовавший в издании «Современника», редактировавший «Литературную газету», считал развитие журналистики важнейшим национальным делом. Будучи по политическим взглядам умеренным либералом и терпя обвинения со стороны Булгарина в радикализме, а со стороны Белинского – в консерватизме, он был уверен, что Россию спасёт не революция, а свобода слова, как сказали бы мы сегодня, формирование грамотного медийного пространства.
В то время как скандальные фельетонисты работали по принципу жёлтых газет – писали оскорбительные очерки про русских литераторов, Краевский сотрудничал с Владимиром Одоевским, Евгением Боратынским, Александром Вельтманом, Василием Жуковским, Петром Вяземским и другими талантливыми авторами. Известно, что после смерти Пушкина Краевский участвовал в разборе его бумаг, в 1836-м ввёл Лермонтова в петербургские литературно-журналистские круги. Вспоминали на слушаниях благотворительность издателя: после его смерти в сундуке нашли массу расписок о деньгах, данных им в долг неимущим литераторам. Так или иначе, сегодня Краевский стал в некотором смысле эталоном для массмедиа.
В финале встречи выяснилось, что Сергей Гай (победитель международных премий, сделавший бюст Данте для Флоренции) на самом деле создал целых два скульптурных изображения издателя – в молодых и в зрелых годах. Бюст, изображающий молодого Краевского, сотрудника «Журнала Министерства народного просвещения», передадут Институту философии. Дому журналиста достался зрелый Краевский – основатель общественно-политической газеты «Голос».
Елена СЕМЁНОВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Русская книга в Поднебесной: продолжение следует
Литература
Русская книга в Поднебесной: продолжение следует
ЗАРУБЕЖЬЕ «ЛГ»
Наш собеседник – профессор Института русского языка Пекинского университета иностранных языков, заместитель председателя Всекитайского общества по исследованию русской литературы, активный переводчик и пропагандист произведений российских авторов господин Чжан Цзянхуа. За последние два десятилетия в его переводах увидели свет книги В. Маканина, Ю. Полякова, В. Пьецуха, Л. Бородина, Л. Петрушевской, В. Лихоносова и других. Награждён медалью имени Горького, учреждённой СП России.
– Господин профессор, каково нынешнее состояние китайско-российских литературных связей?
– В последнее двадцатилетие в КНР проводится политика, направленная на всё большую открытость нашего общества перед мировым сообществом. Это касается всех сфер жизни. Русская литература, особенно в прошлом столетии, оказывала большое влияние на писателей и читателей нашей страны, была одним из важных ресурсов выработки духовных ценностей, социальных и эстетических ориентиров. Китайский классик Лу Синь говорил, что русская литература – наш великий друг и учитель. Такое отношение – наша традиция, которая постепенно, но неуклонно возрождается и расширяется с 90-х годов прошлого столетия и, конечно, в наши дни.
Достаточно сказать, за это время русская литература – классическая и современная – по количеству переводов, тиражей занимает первое место среди всех иноязычных изданий.
– Как политика открытости сказалась на переводах с русского?
– Как и во всей китайской литературе, в этой сфере всё чаще заметна ориентация на общегуманитарные, общекультурные ценности, в прошлое уходит тотальная политизированность. При этом интерес, например, к социальной проблематике продолжает сохраняться. В 90-е годы были переведены многие авторы Серебряного века, которые сейчас активно изучаются в вузах. Издаются произведения русского зарубежья, «возвращённой литературы». Это, например, книги И. Бабеля, А. Платонова, М. Булгакова, В. Набокова, В. Войновича… Я сейчас по просьбе государственного издательства перевожу А. Солженицына – «Матрёнин двор», «Раковый корпус», рассказы 90-х годов.
– А какие проекты последнего десятилетия, связанные с нашими литературными контактами, вы могли бы выделить?
– С 2001 года государственное издательство «Народная литература» выпускает серию «Лучший зарубежный роман года XIX века». Ежегодно издаются семь выдающихся иностранных романов – американский, французский, английский, испанский, немецкий, русский, латино-американский. Я перевёл первый русский роман, открывавший серию, – «Замыслил я побег…» Юрия Полякова. Эта книга имела большой успех – как у наших писателей, так и в широкой читательской среде. Работники издательства говорили мне, что романом заинтересовались и в высших государственных структурах, поскольку в нём содержатся обширный фактический материал и глубокий анализ разных сфер российской жизни после распада Советского Союза.
– Какие произведения наших авторов продолжили серию?
– «Господин Гексоген» Александра Проханова, «Дочь Ивана, мать Ивана» Валентина Распутина, «Искренне ваш Шурик» Людмилы Улицкой, «Венерин волос» Михаила Шишкина, «Санькя» Захара Прилепина и «Библиотекарь» Михаила Елизарова… Таким образом, наш читатель довольно оперативно знакомится с тем, что происходит в русской литературе, хотя степень успеха этих произведений была разной. И это, наверное, естественно: в каждой стране свои традиции, менталитет, особенности восприятия. Это усугубляется всеобщим кризисом чтения, снижением интереса к бумажной книге вообще и художественной литературе в частности.
– В нашей стране об этом знают не понаслышке…
– Тем не менее в Китае, как, вероятно, и в других странах, есть немало людей, сохраняющих верность литературе. Это не только профессиональные литераторы, чьи отклики публикуются в прессе, но и рядовые читатели, которые делятся впечатлениями о книгах на разного рода публичных обсуждениях, в Интернете…
Заметное общественное внимание привлекают события, связанные с юбилеями русских классиков. Например, у нас широко отмечалось 200-летие со дня рождения Н.В. Гоголя. Этому была посвящена международная конференция в Пекинском университете. А в Тяньцзиньском университете демонстрировалась представительная экспозиция книг русской классики, изданных в Китае за последние сто лет.
– В этом году во многих странах отмечается 150-летие со дня рождения А.П. Чехова. «ЛГ» писала, что Поднебесная не осталась в стороне.
– Разумеется. Ярким событием стала показанная в конце января нынешнего года постановка пьесы «Я – чайка». Её автор русист, автор нескольких книг о Чехове, старший научный сотрудник Института по исследованию зарубежной литературы Академии общественных наук КНР Тун Даомин. Он использовал мотивы чеховской драматургии и представил их в оригинальном сочетании с современными китайскими реалиями, в частности молодёжными проблемами. Роли исполнили выпускники Центрального драматического института. Перед зрителями предстали не только персонажи Антона Павловича, но и он сам, и даже автор – он же режиссёр спектакля. Всё это происходило в небольшом частном театре (явление, достаточно новое для нас), что способствовало созданию особой камерной атмосферы. После спектакля состоялось очень интересное обсуждение, подтвердившее актуальность творчества русского классика.
То же можно сказать и о прошедшей в Шеньянском педагогическом университете конференции, посвящённой творчеству Чехова. Её участники – студенты, аспиранты, преподаватели, специализирующиеся в области русистики. Я был членом жюри конкурса студенческих и аспирантских работ. А на представительную Международную гоголевскую конференцию в Пекинском университете приехали видные российские чеховеды и китаисты, например академик Борис Рифтин, а также учёные из Японии и других стран.
В ближайших планах – проведение Международной конференции в Чанчуне, посвящённой Л.Н. Толстому, – в этом году исполнится 100 лет со дня его кончины.
– Следующий вопрос связан с состоянием русистики в Китае сегодня. Ведь понятно, что политическая конъюнктура 60–80-х годов прошлого века создавала немалые проблемы в этой сфере. В последующие годы в силу разных причин сокращалось число китайцев, особенно молодых, владеющих русским языком, место которого занял английский…
– Действительно, кафедры русского языка существуют сегодня лишь в нескольких десятках вузов из нескольких тысяч, в то время как английский изучается везде. За тот период, о котором вы говорите, сократилось число учёных-русистов, переводчиков – в том числе и в силу естественных причин. Но, несмотря на это, сохранился традиционный интерес к северному соседу, его культуре, и этот интерес, судя по некоторым признакам, возрастает. Переводы произведений русских авторов выпускаются как столичными, так и провинциальными издательствами. Работает множество переводчиков с русского – не только старшего возраста, но и молодёжь.
После 2006 года, который был Годом России в Китае, и 2007 года – Года Китая в России наши литературные связи заметно укрепляются. Более интенсивными становятся наши контакты на разных уровнях, в частности обмен писательскими делегациями. Заметно активизировалось изучение русской литературы в вузах. Стали событиями два представительных сборника, выпущенных издательством «Народная литература». В тот, который довелось составлять мне, вошли произведения В. Распутина, В. Белова, Ю. Мамлеева, В. Крупина, В. Личутина, А. Проханова, П. Краснова, А. Сегеня, Л. Сычёвой, М. Попова, В. Лихоносова… В другой сборник включены рассказы В. Аксёнова, В. Войновича, Л. Улицкой, Т. Толстой, Л. Петрушевской, В. Токаревой, Г. Щербаковой… Как видите, мы старались представить весь спектр современной российской словесности.
– Стоит заметить, что такого объективного подхода часто не хватает нашим чиновникам, формирующим, например, писательские делегации, представляющие Россию на различных международных форумах. Впрочем, это наша проблема… А скажите, господин профессор, книги каких русских авторов лидируют в Китае по тиражам?
– Из классиков – безусловно, произведения Льва Толстого, Чехова, Достоевского, Гоголя, Пушкина, Горького, Шолохова, Пастернака. Кстати, уже выпущены полные собрания сочинений некоторых из них. Из современных писателей кого-то выделить трудно, поскольку ситуация здесь постоянно меняется, – настоящего лидера определит время.
Беседу вёл Александр НЕВЕРОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
