Текст книги "Истинное имя"

Автор книги: Линн Рэйда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Линн Рэйда
Истинное имя

Утро начиналось неудачно.

Первый же пергамент оказался письмом Кайшера дан-Хавенрейма, правителя Нагорных королевств. Император развернул его, страдальчески поморщившись. Глаза привычно пробежали первые столбцы. Все как всегда – цветистые приветствия и вычурные финтифлюшки на заглавных буквах… По существу послание могло бы уместиться на одной, самое большее – на двух четвертях пергамента, но со всем парадным словоблудием занимало не меньше семи. Как ни странно, варварские королевства Запада довольно скоро переняли у соседей привычку к учтивому красноречию, доведя ее до приторной велеречивости.

А впрочем, что с них взять? Откуда у подобных дикарей возьмется чувство меры? Они не проявляют его ни за столом, ни на войне, и остаются верными себе в политике. Письменный стол Императора был завален свитками – отчеты от наместников провинций, тайные послания правителей соседних государств, не говоря уже о "личной" переписке (в ней, конечно, тоже говорилось о политике). На чтение обычно уходило несколько часов. Валларикс мстительно подумал, что велит секретарю сочинить ответное письмо Кайшеру на десять… нет, пятнадцать четвертин. Доподлинно известно, что владыка всех Нагорных королевств не утруждает себя чтением, а слушает, как это делают другие. Что ж, тем лучше! Ведь чтецу нельзя доверить сокращать письмо по собственному усмотрению, а значит, придется выслушать все от начала до конца.

В первую минуту Император даже не заметил шума за дверью, тем более, что говоривший – видимо, слуга – старался приглушать свой голос.

– Вы куда?… Сэр рыцарь! – шепотом – Постойте!… Император занят. Никого не велено впускать! – судя по нарастающей панике в голосе, слуга не очень-то надеялся, что тот, к кому он обращается, послушается слов.

Валларикс поднял голову.

– Да? Вот интересно посмотреть, как ты меня "не впустишь", – язвительно заметили от самых дверей. Через секунду створки распахнулись, пропустив высокого мужчину в темно-синем, но уже порядком выцветшем плаще. Выглядел он молодо. Светлые волосы и коротко подстриженная борода, а прежде всего – кожа, на которой даже к середине лета невозможно было отыскать следа загара, выдавали его каларийское происхождение. Серые глаза смотрели холодно, спокойно и насмешливо… Что и говорить, лорд Ирем был хорош собой, как мраморные барельефы в портике дворца. Войдя, он расстегнул серебряную фибулу и сбросил плащ на первое попавшееся кресло.

Император с улыбкой встал ему навстречу. В дни, когда Валлариксу не приходилось принимать послов, он редко связывал себя дворцовым этикетом.

А приветливый прием, оказанный им лорду Ирему, объяснялся давней дружбой, начавшейся еще в те времена, когда Валларикс был наследником престола.

– Где ты пропадал? – спросил он рыцаря, протягивая ему руку.

Лорд Ирем фыркнул.

– Я три дня провел в седле и больше месяца мотался по провинции. Был в Гверре, Гардаторне и Лейверке, выполняя ваши поручения. И вот, когда я появляюсь во Дворце с докладом, ваш слуга не хочет пропускать меня сюда, а вы, мой государь, осведомляетесь, где я все это время пропадал. По-моему, вам вредно столько времени сидеть над свитками.

– Тогда, может быть, пойдем на Малую турнирную площадку и немного разомнемся?

– Пощадите! Это вы все утро провели за письменным столом, а я едва успел переменить дорожный костюм, чтобы лишний раз не оскорблять придворных своим видом.

– Тогда садись и расскажи мне о своей поездке.

Следующие полчаса Ирем рассказывал о настроениях в провинции, умело сочетая поистине военную точность с непринужденностью придворного. Тот, кто увидел бы двух мужчин, сидящих в креслах и беседующих, вряд ли заподозрил бы, что наблюдает за докладом подданного государю. Если уж на то пошло, то Ирем, вальяжно откинувшийся на спинку кресла и скрестивший руки на груди, выглядел не менее царственно, чем сидевший напротив наследник двенадцати поколений дан-Энриксов.

– Хорошо, – устало сказал Валларикс. – Я разберу жалобы на гверрского наместника и обращу внимание Рейнарда фор-Лейверка на проблему в его лене. Если он не способен обуздать своих ростовщиков, мне придется самому назначить человека, который займется этим вместо него.

– Иначе говоря, вы, государь, хотите сделать Лейверк доминантным сеньоражем?*

– Да. Пошлем туда кого-нибудь из Ордена. Выбор подходящей кандидатуры поручаю, разумеется, тебе. Есть среди твоих доминантов люди, достаточно разумные и терпеливые, чтобы ужиться с герцогом Рейнардом?…

Вопрос звучал так, как будто Валларикс хотел спросить 'есть среди твоих людей такой, кто уживется с бешеным медведем в его собственной берлоге?…'. Ирем чуть заметно улыбнулся.

– Разумеется. Вам стоит только пожелать, и я найду такого рыцаря.

– Хорошо. Всецело полагаюсь на твой выбор. А пока что я хотел бы, чтобы ты исполнил для меня еще кое-какое поручение.

На последних словах император выразительно понизил голос, хотя в зале, кроме них, никого не было.

– То есть – лично я?… – переспросил светловолосый калариец. – Признаться, я рассчитывал хотя бы несколько недель пожить в столице.

– Что поделаешь, сэр Ирем. Никому другому это дело поручить нельзя.

– Я, как всегда, польщен вашим доверием, мой лорд, – под аккуратными усами рыцаря сверкнула белозубая улыбка.

– Насмешничай, сколько тебе угодно, но, возможно, когда ты узнаешь, о чем речь, твое отношение к этому поручению изменится. Я хочу, чтобы ты поехал в Энмерри… скажем, под предлогом нового набора рекрутов или сбора недоимок по налогам. А затем объехал Чернолесье.

Ирем подался вперед. Выражение его лица стало серьезным и почти встревоженным.

– А что? Там что-нибудь случилось?

– Пока нет. Но времени прошло уже достаточно, и я хотел бы знать, как обстоят дела.

I

– Ты можешь несколько минут посидеть смирно? Я почти закончила.

– Ну ма-ам…

Фила вытянула нитку и сделала еще несколько стежков. И где он только умудряется все время рвать свои рубашки? Впрочем, Вали в его возрасте тоже чуть не каждый день приходил домой в испачканной одежде и с разбитыми коленками. В этом плане все мальчишки одинаковы. Близнецам пока хватает места для игр за курятником и во дворе, но скоро они тоже станут удирать из дома и до самой ночи пропадать в лесу или на озере. А возвращаясь, сметать со стола все, что она успеет приготовить.

– Постарайся поберечь рубашку до того, как высохнет другая. Я не успеваю штопать твои вещи, – с напускной суровостью сказала Фила. Безымянный покосился на нее из-под спутанной челки и, убедившись, что, несмотря на ворчливый тон, мать даже и не думает сердиться, поневоле улыбнулся.

– Хорошо. А теперь можно, я пойду?

– Иди, – вздохнула Фила.

Безымянный вихрем вылетел за дверь. Фила даже не успела попросить его на этот раз не опаздывать к ужину. Валиор всякий раз сердился, если кто-то из мальчишек приходил, когда семья уже сидела за столом.

Снова оставшись в одиночестве, Фила пожалела, что среди четырех ее детей не было ни одной девочки, которую сидела бы с ней дома, когда остальные ее отпрыски с утра пораньше разбегались кто куда. Без них в хибарке на опушке леса было слишком тихо. Остальные женщины в деревне держались дружно, но они и жили рядом. Валиор же поселился на отшибе, и в каком-то отношении так и остался для деревни чужаком.

Фила не могла отделаться от ощущения, что остальные дети в их селении не слишком жалуют ее ребят. В особенности Безымянного. Вали был уже достаточно взрослым, чтобы к нему опасались приставать. А близнецы, наоборот, еще не доросли до того возраста, чтобы мальчишки взяли их в свою компанию. Каждый раз, когда ее средний сын возвращался с синяком на скуле и красноречивыми ссадинами на костяшках кулаков, Фила гадала – было ли это следами обычных мальчишеских драк, или следовало уделить происходящему особое внимание? Но Безымянный никогда не жаловался, и Фила предпочитала делать вид, что ничего не замечает. Она по опыту знала, что, если ее средний сын не хочет что-нибудь рассказывать, то, сколько ни расспрашивай, он будет только отворачиваться и упрямо хмурить брови. Валиор смотрел на это проще. Он считал, что мальчику полезно уметь постоять за себя, и нужно предоставить Безымянному возможность научиться этому, не прячась за спиной у старших. Филе иногда казалось, что ее муж просто предпочитает ни во что не вмешиваться.

Она отложила в сторону корзину, чтобы после поручить ее починку близнецам – с такой задачей они смогут справиться – а сама вернулась к очагу. К тому моменту, когда Валиор вернется с поля, нужно приготовить для него обед – похлебку с мясом, чесноком и сухарями. Мысли Филы снова закрутились вокруг ежедневных дел, и беспокойство из-за Безымянного было на время позабыто.

…Они поджидали его на опушке леса, и, как представлялось им самим, устроили прекрасную засаду. Безымянный должен был заметить их только тогда, когда все пути к отступлению будут отрезаны, а сам он полностью окажется в их власти. Но приемыш был настороже, поскольку ожидал чего-нибудь подобного.

На лице у Каттинара, сына старосты, еще заметны были синяки от их последней драки, кончившейся для Катти вполне бесславно, несмотря на то, что он был старше и сильнее своего противника. Вот только дрался Каттинар нечасто – незачем единственному сыну старосты Каренна самому пускать в ход кулаки, чтобы разделаться с обидчиком: и без того найдется, кому поучить нахала уму-разуму. Но даже в этом чаще всего не было необходимости, поскольку мало кто решался задевать Катти.

Совсем другое дело – Безымянный. Сирота из дома на отшибе, даже внешне непохожий на других мальчишек из деревни и за десять лет так и не ставший среди них своим, он, сколько себя помнил, должен был без передышки отвоевывать для себя право находиться среди остальных, не превращаясь в вечную мишень для пересудов и насмешек. И если поначалу он частенько шел домой, весь перемазанный в пыли и сглатывая слезы, то со временем желающих подраться с ним заметно поубавилось.

Как раз опытности своего противника Катти и не учел, благодаря чему приемыш одержал великолепную победу – и остаток дня буквально упивался ощущением триумфа, омраченного разве что тем, что схватка состоялась без свидетелей, и его торжества над сыном старосты никто не видел. Ну, пусть не из старших – эти сразу же вмешались бы в их драку, и, конечно же, на стороне Катти – а хотя бы кто-нибудь из мелюзги в возрасте Тейна и Тирена. Еще не успевшие понять, в чем разница между приемышем без имени – и всеми остальными.

Хотя, возможно, если бы он побил Каттинара при свидетелях, расплата наступила бы гораздо раньше. Безымянный понимал, что рано или поздно Каттинар подстережет его в каком-нибудь укромном месте – и, конечно, не один, а с кем-то из своих приятелей, как это уже было раньше. Несколько последних дней приемыш чувствовал себя в деревне, будто в осажденном городе, и даже начал нервно оборачиваться на любой случайный шорох.

Впрочем, это оказалось кстати. Во всяком случае, попытка незаметно окружить его дружкам Катти не удалась. Приемыш повернулся им навстречу, широко расставив ноги и вдобавок вскинув подбородок вверх – тем резким, безотчетным и самоуверенным движением, которое всегда безмерно раздражало взрослых жителей деревни, полагавших, что мальчишке, будь он даже законнорожденным ребенком достойных родителей, нельзя позволять подобным образом смотреть на старших и так задирать перед другими сверстниками свой чумазый нос.

С первого взгляда на участников засады Безымянный оценил свое положение как "крайне паршивое". Мальчишек было шестеро, и среди них – ни одного из тех, кто принимали его в свои игры и в отсутствии Катти вели себя с приемышем почти по-дружески. Зато здесь, конечно, были рыжий Скай и Ленс – худой нескладный парень на голову выше Безымянного, всегда выглядевший чем-то недовольным. Эти невзлюбили Безымянного почти с такой же силой, как сам Каттинар, их предводитель, хотя вряд ли кто-нибудь из них мог вспомнить, с чего это началось. А еще был Барл – ровесник Безымянного, явно наслаждающийся тем, что старшие взяли его в свою компанию. Он был преисполнен воодушевления и жаждал доказать, что Каттинар и Ленс в нем не ошиблись. На его сочувствие рассчитывать тем более не приходилось.

Ну и, разумеется, здесь же торчал и сам Катти. На его бледной и одутловатой физиономии любые синяки держались долго, и сейчас Безымянный с невольным злорадством скользнул по старому противнику глазами. Два последних дня Катти не появлялся ни на озере, ни на площадке за амбарами – должно быть, не хотел, чтобы его увидели в подобном виде. Впрочем, он и в остальное время не был писаным красавцем. Надутое лицо с заметно оттопыренной нижней губой, жесткие рыжеватые волосы и тусклые глаза – приемыш дерзко утверждал, что Каттинар похож на перекормленного поросенка. И в деревне были те, кто находил сравнение забавным. Но никто не заступился за него, когда известие об этой шутке докатилось до Катти и Ская с Ленсом.

Безымянный вообще не мог припомнить случая, чтобы за него кто-то заступался.

До сегодняшнего дня он превосходно обходился сам.

Да, до сегодняшнего дня…

– Смотрите, кто пришел! – глумливо улыбнулся Каттинар. – А я-то думал, что ты все еще прячешься у матери под юбкой.

– А я думал, что ты все еще сидишь и делаешь свинцовые примочки, чтобы синяки сошли быстрее, – отозвался Безымянный. На такую дерзость он решился только потому, что терять ему было уже нечего. А доставлять приятелям Катти лишнее удовольствие своей растерянностью и испугом он не собирался.

Но, хотя приемыш оценил свое теперешнее положение как безвыходное, вполне примириться с этой обреченностью он все равно не смог. И, пока одна его часть с угрюмым фатализмом наблюдала за развитием событий, другая с удесятеренной опасностью энергией искала хоть какой-то выход.

В какую-то секунду ему даже показалось, что подобный выход есть. Пусть даже весьма рискованный…

– Думаешь, ты очень умный, да? – прищурился Катти. – И очень смелый… до тех пор, пока тебя никто не трогает. Но это мы сейчас исправим. Давай, Рыжий!…

Повинуясь жесту Каттинара – или просто действуя так, как было условлено заранее, Скай подскочил к приемышу, чтобы схватить его за локти, но приемыш ловко извернулся, с силой оттолкнул его и бросился бежать.

Что бы там ни планировали друзья Каттинара, на такое они точно не рассчитывали. Рыжий Скай еле удержался на ногах и проводил мелькавшую за деревьями фигуру Безымянного ошеломленным взглядом.

– Что уставились?! За ним! – скомандовал Катти осипшим от досады голосом.

Опомнившись, мальчишки бросились в погоню.

– Он бежит к болотам!… – крикнул кто-то на бегу.

– Эй, вы, там, не отставайте!

– Бей приемыша!!

Безымянный мчался через Жабью топь, не оборачиваясь и не замедляя бега, даже когда под ногами начинала выступать болотная жижа. Он неплохо знал эти места и был уверен, что сумеет выбраться. Босые ноги почти не касались прелых листьев и лесного мха. Мальчишки из деревни постепенно отставали.

Он не успел понять, что с ним произошло, когда на бегу зацепился ступней за золотисто-черную корягу. Земля внезапно бросилась ему навстречу, и приемыш выставил вперед ладони, чтобы хоть чуть-чуть смягчить падение. Перекатившись по земле, Безымянный вскочил и хотел было снова броситься бежать, но при первом же шаге подвернутую при падении ступню пронзила такая боль, что он невольно вскрикнул.

"Все. Сейчас они меня догонят" – подумал мальчик с ужасом.

Похоже, что к такому же выводу пришли и преследователи, потому что до Безымянного донеслись их ликующие вопли.

Он закусил губу и, прихрамывая, побежал вперед.

– Эй, приемыш, стой!…

– Не торопись, все равно никуда теперь не денешься!

– Ты трус! Только и умеешь, что убегать и прятаться!

"А вы только и умеете, что вшестером нападать на одного" – парировал приемыш про себя, не тратя сил и времени на ответные выкрики.

Впереди начиналась самая опасная часть болот, отрезавшая Чернолесье от Старой дороги, ведущей на север, к ближайшему городу. Раньше Безымянный никогда не осмеливался заходить так далеко, но сегодня у него не оставалось выбора. Либо остановиться и позволить Каттинару и его дружкам в очередной раз изукрасить его синяками, либо надеяться, что у них не хватит смелости сунуться за ним в самое сердце Жабьей топи.

В азарте погони Каттинар с друзьями продвинулись уже гораздо дальше, чем обычно позволял им здравый смысл. Они попробовали последовать за Безымянным, перескакивая с кочки на кочку, но хлюпавшая под ногами жижа скоро остудила даже самые горячие головы, и преследователи остановились. Вид у них был недовольный и растерянный.

– Подождем, – успокоительно заметил Каттинар. Он не был ни самым старшим, ни, подавно, самым сильным из собравшихся, но остальные признавали его вожаком – отчасти из почтения к его отцу, отчасти потому, что Катти отличался изворотливостью и практичностью, которой не хватало остальным. – Он не может вечно отсиживаться на болоте. Мы перехватим его на обратном пути.

Друзья согласились с его правотой. Пожелай Безымянный вернуться в деревню, ему пришлось бы идти той же самой тропой, на которой они встретили его этим утром. Достаточно не уходить далеко от дороги, чтобы рано или поздно Безымянный вынужден был снова показаться им на глаза. А уж тогда они сполна с ним расквитаются за бесполезную погоню.

Только через несколько часов в головы незадачливых преследователей стали закрадываться первые сомнения.

– Как думаешь… а он не мог попробовать пройти всю топь насквозь и выбраться на Старую дорогу? – спросил Барл.

– Ты что, сдурел? – мгновенно разозлился Каттинар, которому такая мысль пришла в голову гораздо раньше. – Никто не может подобраться к этой части болот от Старой дороги. Через ту трясину невозможно перейти!

– Да я-то понимаю… а что, если… если Безымянный все-таки попробовал?

– Тогда он утонул! – в сердцах ответил Каттинар.

В наступившей тишине мальчишки стали беспокойно переглядываться. Одно дело – погоняться за приемышем по лесу или надавать ему по шее, и совсем другое – оказаться виновниками его смерти.

– Мы тут ни при чем, – решительно сказал Катти, и в его голосе послышались угрожающие нотки. – Не вздумайте всем растрезвонить, будто мы загнали его на болото, а он там пропал! Во-первых, еще неизвестно, где сейчас приемыш. Очень может быть, что он благополучно обошел нас по какой-нибудь другой тропинке и сейчас уже в деревне, а совсем не на болоте. А во-вторых, никто не заставлял его туда ходить.

– Ну… а что мы будем делать, если Безымянный не вернется? – спросил Скай, стараясь не смотреть на предводителя.

– Предоставьте это мне, – сказал Катти. Мысль о том, что Безымянный мог погибнуть, вызывала у него одновременно страх, раскаяние и досаду. Но досады было больше. Почему он должен отвечать за то, что этому болвану вздумалось искать убежища именно на болоте?…

– Нас же непременно спросят, когда мы в последний раз встречали Безымянного! И что нам сказать?

– Скажите, что сегодня вообще его не видели. Или… или нет, постойте. У меня блестящая идея! – Каттинар самодовольно улыбнулся. Его бледное лицо опять порозовело. – Если Безымянный не вернется, к вечеру начнется переполох. Начнут расспрашивать всех жителей деревни. И тогда мы скажем, что еще неделю назад слышали, будто приемыш собирался убежать из дома, а сегодня видели его в лесу, когда он вынимал из тайника в дупле какие-то припасы. Только мы тогда не поняли, что это значит. Какое-то время его поищут, а потом решат, что он сбежал, и никто ни о чем не узнает!

– Это подло! – возмутился Скай.

– Да? – разозлился Каттинар. – Выходит, ты предпочитаешь, чтобы Фила начала вопить, что мы убили ее драгоценного сыночка?… Интересно, что на это скажет твой отец!

Отец Ская действительно отличался крутым нравом, и чуть что – устраивал наследнику очередную взбучку. И если мелочь вроде украденной из дома рыболовной снасти, по его мнению, стоила хорошей порки, то не приходилось сомневаться, что после истории с Безымянным Скаю тем более придется туго.

– Просто говорите то, что я скажу, и все будет в порядке, – настаивал Катти.

Скай нехотя кивнул. Все остальные тоже поддержали Каттинара, про себя надеясь, что, когда они вернутся, Безымянный будет уже дома.

Безымянный сидел на стволе наполовину затонувшего дерева и гадал, придет ли кто-нибудь ему на помощь. Он старался заглушить растущий страх, но ничего не мог с собой поделать. Вешки, отмечавшие безопасный путь через болото, обрывались чуть ли не за четверть стае* от дороги. Вряд ли кто-нибудь из жителей деревни заходил так далеко, как Безымянный, тщательно исследовавший местные болота еще прошлым летом, но на этот раз он оказался в совершенно незнакомой части Топи.

Даже при свете дня это было довольно зловещее место: полусгнившие стволы деревьев, срубленных когда-то, в незапамятные времена, когда на этом месте еще не было болота, громоздились друг на друга, там и сям чернели заводи темной болотной воды, а земля при каждом шаге проседала под ногами. Безымянный даже охнуть не успел, когда провалился в трясину по грудь. Он отчаянно барахтался, но только увязал все глубже. Выручило его только то, что ему удалось схватиться за скользкий ствол поваленного дерева и после нескольких отчаянных усилий наконец взобраться на него. Теперь он с тоской смотрел на берег, но не решался расстаться со своим убежищем, чтобы добраться до него, отлично понимая, что второй попытки у него не будет.

Будь у него веревка, он бы еще мог рискнуть, предварительно обвязав один ее конец вокруг ствола, но ни веревки, ни даже короткого ремня приемыша не было.

В это время года темнеет поздно, и сгустившиеся над болотом сумерки показывали, что прошло уже несколько часов с того момента, как он должен был вернуться. Почему же его до сих пор не ищут?…

В голове у Безымянного мелькнуло, что Валиор, наверное, не будет слишком уж переживать из-за его отсутствия. Из четырех своих детей он отдавал явное предпочтение самому старшему, Вали, гораздо прохладнее относился к близнецам, а уж приемыша и вовсе недолюбливал. Нет, он не бил его, почти не придирался и ни разу не пожаловался, что ему приходится растить и содержать чужого мальчишку, но каждый раз, когда взгляд Валиора падал на приемыша, Безымянный остро чувствовал, что тот совсем не рад его присутствию в своей семье.

"Может быть, он даже не захочет искать меня и возвращать назад" – подумал мальчик, но сейчас же отогнал непрошенную мысль. Конечно, хлопот от приемыша бывало больше, чем от Близнецов и Вали, вместе взятых, но едва ли Валиор мог бросить его здесь… Скорее, сам потом прибьет, но из болота вытащит, – подумал Безымянный, нервно усмехнувшись. А уж мама точно поднимет на ноги всю деревню, если только заподозрит, что с ним что-нибудь случилось.

Мысль о маме была явно лишней. Самообладание Безымянного дало трещину, и он почувствовал, как в носу противно защипало. Вот не хватало только разреветься от полнейшего бессилия и жалости к себе!

Безымянный свесил ноги, поболтал босыми ступнями в болотной воде – сейчас она казалась теплой, потому что с наступлением сумерек в лесу похолодало – и попробовал себе представить, что сейчас происходит в деревне.

А происходило вот что.

Каттинар не меньше часа прослонялся возле дома Валиора, маясь от притворной скуки, а на самом деле поджидая, когда Валиор начнет сердиться, что приемыш не вернулся к ужину, и сам пойдет его искать. Поскольку Безымянный так и не вернулся, Каттинар удостоверился, что первая догадка Барла соответствовала истине. Видимо, этот идиот действительно решил пройти через всю Жабью Топь.

За что и поплатился.

Каттинар старательно гнал от себя видение, в котором Безымянный из последних сил пытался выбраться на берег и напрасно звал на помощь, пока не захлебывался затхлой болотной водой. Эта картинка всякий раз вставала перед глазами у Катти так ярко и отчетливо, как будто бы он сам все это видел, и тогда по коже пробегал озноб. Никогда в жизни сыну старосты не было так страшно. Думалось о том, что Безымянный, умерший такой нечистой смертью, чего доброго, в очередное полнолуние вернется к ним в деревню уже в виде выжлеца – страшного, посиневшего, облепленного с ног до головы болотной тиной. И потребует отдать ему обидчиков, из-за которых утонул в болоте.

Перепуганный собственным вымыслом Катти едва не заскулил от страха.

Но тут дверь дома скрипнула, и сын Каренна вернулся к более практичным мыслям.

Его ожидание имело целью не позволить Валиору в своих поисках наткнуться на кого-нибудь из тех, кто этим утром поучаствовал в злополучной погоне. Каттинар не доверял своим друзьям. Стоило хорошенько поднажать на Ленса или Барла, и они расскажут все, как было. Струсят. Да еще все свалят на него – мол, это Каттинар велел догнать приемыша. А Скай – тот, чего доброго, опять расхнычется о том, что это подло и что следует во всем признаться. Паршивый чистоплюй.

Каттинар решил взять дело в свои руки и не допустить, чтобы история о Безымянном выплыла на свет.

Валиор, прихрамывая, вышел на крыльцо и пересек маленький дворик, огороженный покосившейся изгородью. Лицо его выражало крайнюю степень недовольства. Как и следовало ожидать, он не пошел в деревню, а остановился у калитки и нетерпеливо огляделся, словно ожидая, что приемный сын вот-вот покажется за мельниковым домом или выйдет на опушку леса, примыкавшего почти вплотную к хижине. Безымянного он не увидел, зато обнаружил сына старосты, делавшего вид, что он слоняется здесь просто от безделья. Каттинару следовало бы придать своему лицу выражение ленивой скуки, но Катти слишком боялся себя выдать, так что вел себя довольно скованно. К счастью, Валиор не отличался чрезмерной наблюдательностью.

– Эй! Поди сюда, – довольно резко сказал он Катти. Впрочем, голос у бывшего стражника был хриплым и грубым от природы, и изобразить любезность ему было бы сложнее, чем протанцевать с больной ногой кароль*.

Внутренне обмирая от волнения, Катти подошел к нему.

– Ты Безымянного не видел? – хмуро спросил Валиор.

– А разве он не дома? – переспросил Каттинар, сцепив за спиной руки из опасения, что они начнут дрожать.

– Будь он дома, я бы тебя не спрашивал, – отрезал Валиор. – Нет, он снова где-то шляется. Не знаешь, где он может быть?

– М-может быть… То есть я, конечно, не уверен… но раз он не приходил домой…

– Ну, что ты там бормочешь? – рассердился Валиор. – Ты вообще его сегодня видел?

– Да… в последний раз мы видели его в лесу сегодня утром. Мы спросили его, куда он идет, а он сказал, чтобы мы не совали нос не в свое дело. А потом ушел. Я думаю…

Катти запнулся.

– Что?

– Я думаю, он убежал из дома! – выпалил сын старосты. И замолчал, пытаясь угадать, какое впечатление это известие произведет на Валиора.

– Что значит "убежал"?! – взревел тот, сверкая темными глазами. Его широкое, скуластое лицо побагровело, а тянувшийся через всю щеку шрам – напоминание о службе в крепости – стал почти черным. Опустив глаза, чтобы не встречаться взглядом с разъяренным Валиором, Каттинар отметил, что огромные, покрытые мозолями ладони сжались в кулаки, как будто тот готов был выместить свой гнев на первом, кто случайно подвернется под руку.

Каттинар испуганно попятился. Он не сомневался в том, что Валиор рассердится, но все же не предполагал, что известие о предполагаемом побеге его сына вызовет у него такую бурную реакцию.

В конце концов, даже слепой заметил бы, что Валиор не очень-то привязан к Безымянному.

– Значит, ты считаешь, что он убежал из дома?… Быстро говори, с чего ты это взял, – прошипел бывший стражник, совладав с первым приступом гнева.

– Ну… Он похвастался, что знает, как добраться до Энмерри. Еще он говорил, что хочет поступить в ученики. Мы с приятелями видели, как он таскал еду из дома и прятал ее в лесу. А сегодня мы заглянули в его тайник, и там ничего не было, – оттарабанил Каттинар, заранее подумавший над доказательствами. И решивщий, что гораздо лучше будет ограничиться разными подозрительными мелочами, чем утверждать, что Безымянный посвятил их в свои планы. В конце концов, ни для кого не составляло тайны, что особой дружбы между сыном старосты и Безымянным не было.

Но Валиор не оценил тонкости доводов Катти и повернул его слова самым неожиданным для того образом, ответив:

– Ах, вы, значит, видели! И даже знали, что он собирается сбежать! Так почему вы раньше ни о чем не рассказали?!

Валиор был в бешенстве. Катти пробормотал, что им и в голову не приходило, что приемыш в самом деле решится на побег. Он даже счел необходимым пояснить, что все его друзья считали разговоры Безымянного об Энмерри обыкновенной похвальбой.

Валиор сверлил Катти тяжелым взглядом. Каттинар уже успел подумать, что он не поверил ему и сейчас начнет допытываться, что произошло с приемышем на самом деле – от одной мысли об этом его прошиб холодный пот, – но отец Безымянного ограничился вопросом:

– И где вы с ним встретились в последний раз?

– Недалеко отсюда. На развилке у опушки леса.

– И куда он направлялся?

– Кажется… кажется, в сторону Старой дороги.

Валиор негромко выругался.

– Значит, он уже дошел до Белого ручья, а то и до Горелой балки, – подытожил он. – Сейчас уже темно, а он, конечно же, не заночует прямо на дороге. Тьфу ты!… Завтра утром одолжу у Сура лошадь и поеду в город. Надо разыскать паршивца и вернуть его назад. Ну, он у меня еще получит!…

Каттинар незаметно перевел дыхание. Валиор ему поверил. Правда, завтра он поедет в город, и, конечно, никакого Безымянного там не найдет. Но ведь причина, по который мальчик не добрался до Энмерри, может быть какой угодно. В любом случае, за это спрос уж точно не с него и не с его друзей.

Катти заставил себя выкинуть из головы мысль о приемыше, увязающем в болотной тине и отчаянно колотящем руками по воде. "Пусть так. Но это все равно давно закончилось, – сказал себе Катти. – И самым лучшим будет побыстрее обо всем забыть"

«Может быть, они отправятся на поиски завтра утром?» – думал Безымянный. – «Ночью на болоте проще утонуть, чем вытащить кого-нибудь»

Но это было слабым утешением. Он замерз, чудовищно устал, и тело одеревенело от долгого сидения на одном месте. Глаза у Безымянного слипались, так что он боялся, что уснет и свалится с бревна. Но среди других тревог этот обычный страх был далеко не самым сильным.

Приемышу уже не раз случалось ночевать в лесу, но тогда он не сидел в кромешной темноте, а мирно засыпал у догоравшего костра, отбрасывающего теплый свет на развесистые лапы старых елей. Сейчас он был бы рад услышать даже жутковатое уханье совы, но на болоте было тихо, очень тихо. А иногда он слышал чавкающие звуки, как будто кто-то невидимый шел прямо к нему через топь, и чувствовал, как все внутри него сжимается от ужаса. Крестьяне, обходившие болота стороной, с особым удовольствием пугали друг друга страшными историями про эту топь, и Безымянный в свое время тоже слышал их вполне достаточно. Сейчас память услужливо подсовывала ему самые душераздирающие куски этих бесчисленных рассказов.