Текст книги "Это сладкое слово "Месть"(СИ)"

Автор книги: Линн Ламберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Ламберт Линн
Это сладкое слово «Месть»

1.

Самая напряженная пора у студентов – это сессия. Но мало кто догадывается, что преподавателям это время дается еще тяжелее, чем сам процесс обучения. Кто-нибудь задумывался над тем, что стоит лектору полтора часа читать лекцию? Вы поставьте себя на его место. Представьте себе, что вы все это время стоите у доски, рассказываете студиозусам материал по теме, причем, можете придумать любую и попытаться донести ее до аудитории. Представили? А теперь факты: две пары на ногах, плюс работа мозга, прибавьте сюда горло, оно ведь тоже участвует в процессе, да еще и «танцевать» у доски приходится, расписывая графики, формулы и так далее. Представили? И это всю рабочую неделю и по несколько пар в день. При этом, в субботу тоже работать. Круто? А студенту что? Пришел на лекцию, заснул, проснулся, пошел на следующую. Это общий случай. Есть исключения – это когда студенты все же пишут лекции, а потом сдают экзамены. Теперь судите сами, кому на Руси жить хорошо. А студиозусы еще и обижаются!

В большой аудитории главного корпуса Мария Николаевна Родионова принимала профильный экзамен у будущих конструкторов. Экзамен затянулся. Будущие конструкторы как сговорились не отвечать на вопросы экзаменатора, и в результате полгруппы получили по неуду. Мария Николаевна – преподаватель всего курса конструкторов – женщина неопределенного возраста, высокого роста и весьма скромной наружности. Одевается всегда во что-то бесформенное, серо-буро-зеленого цвета, носит туфли без каблука, чем-то напоминающие калоши. Те девицы курса, что не блистали знаниями, кривились при виде Родионовой, которая шагала на лекции так, словно забивала гвозди пятками. И мало кто уже помнил ту веселую хохотушку Машу Родионову, что с юмором читала лекции по конструкции машин и механизмов*. И все же, в душе Марии Николаевны, которая сейчас принимала экзамен у последней студентки, сидела та же Маша-девчушка, только до этой девчушки надо было достучаться.

Студентка что-то активно строчила на листе бумаги со шпаргалки, которую она поленилась спрятать. Родионова наблюдала за ней из-под очков, опершись на руку подбородком. У Маши всегда возникало брезгливое чувство к таким студентам, лень которых вперед них родилась. А вот работящих и неленивых она уважала. Был такой студент, на всю группу один – Коля Симонов, по ночам работал, а утром честно писал лекции, ему Маша делала скидки. На всем курсе таких было человек пятнадцать, с ними она и носилась, как курица с цыплятами. Выбивала талоны на питание, дополнительные деньги к стипендии и отстаивала их на всех педсоветах, как собственных детей, которых у нее не было.

Детей Маша любила, но как-то своя жизнь не удалась. История обычная, как и многие: влюбилась, да только он ее променял на другую. У той и папа директор и денег побольше, да и возраст у той поменьше. Вот так и закончилось большое и светлое чувство. С тех пор Маша на себя плюнула и семьей ей стала работа, да студенты. Поэтому и сидела она в свой законный выходной, принимала экзамены у четвертого курса в весеннюю сессию. Вздыхала Родионова, глядя на студентку, а в голове вертелась песенка: «От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год...»

– Готовы? – Маша посмотрела в ведомость, хм, надо же? Полная тезка. – Готовы, Мария Николаевна? – повторила Родионова.

– Д-да, – студентка на полусогнутых выползла из-за стола и поплелась сдаваться.

Родионова презрительно усмехнулась: на лекции надо было ходить, только что уж теперь?

– Ну, что у вас там? – Марь Николавна глянула из-под очков на студентку.

Та поерзала на стуле и промямлила:

– Подшипники...

– Рассказывайте, – и Маша опустила взгляд на листок студентки, где коряво был начерчен подшипник на валу двигателя.

Девушка бодренько отчитала материал по листочку и остановилась. Родиона, молча, выжидала: если брать по факту, то студентка кратко рассказала о подшипнике, но одном и поверхностно. Тема же лекций о подшипниках была необъятной, а Маша материал им давала в полном объеме. Студентка молчала, а на лице Родионовой читалось: «Спать надо меньше». Маша вздохнула и начала задавать наводящие вопросы. Студентка спотыкалась на каждом слове, что-то мямлила, а потом заткнулась на полуслове.

– Вот что, Мария Николаевна, придется вам осенью мне сдавать, – спокойно сказала лектор и вывела в ведомости неуд.

– Как осенью? – студентка вытаращила глаза, – я же все вам рассказала! И потом, есть же неделя на пересдачу! – выпалила та скороговоркой.

– Рассказали вы мне не все, а только часть, даже конструкции не коснулись... – докончить Маша не успела.

– Я все рассказала, – вскричала студентка.

– Да-а? – Машу понесло, – а где у вас подвод масла, дорогая? Мало того, что он у вас идет мимо подшипника, так вы еще его и неправильно начертили! Спать надо меньше и на лекции ходить, – закончила свою отповедь Родионова.

– Зато вы ходите на лекции как чмо с помойки! – продолжала грубить студентка, ту, видно, тоже понесло, – посмотри на себя, карга старая, на кого ты похожа, нечесаная, немытая, в обносках и страшная!

Машка оторопела от такого наглого наезда, раскрыла рот и уставилась на умную студентку.

– Вот и замечательно, – ответила она, – будете всем курсом пересдавать профессору Збруеву, – он вас научит правильно чертить подшипники, и он точно не чмо, – сказала Родионова, подхватила ведомости и, чеканя шаг, вышла из аудитории, оставив студентку разевать рот и дальше.

– Чмо надо же! – ворчала Родионова себе под нос, – но ничего, Владимир Константинович научит их премудростям. Я им отомщу, надо же нашла старуху!

Збруева боялся весь факультет. Он был деканом и еще весьма строгим преподавателем, на экзаменах которого можно было пользоваться всем, но отвечали при этом единицы.

Слова студентки все же засели в голове Маши и всю дорогу она над ними размышляла. Придя домой, Родионова критически осмотрела себя перед зеркалом. Оттуда на нее взирала женщина неопределенного возраста с серым пучком на голове. Она потянула от себя подол платья.

– Хорошее добротное платье, чем не угодило? – сама у себя спросила Родионова.

«Ага, хорошее, – пискнул в ответ внутренний голос, – на себя посмотри! Платье бабушкино, кофта с помойки».

– Сама такая, – буркнула в ответ Машка.

«Тебе не стыдно?» – не унимался голос.

– Стыдно у кого видно, – парировала Родионова.

«А тебя вообще не видно, – хихикнула совесть, – ты и на женщину-то не похожа! В парикмахерскую хоть сходи».

– Угу, – и Машка открыла холодильник, потому что свои неприятности она привыкла заедать.

На счастье организма или холодильника, но там было пусто. Машка со злости хлопнула дверцей. В магазин все же идти придется. А с понедельника у нее отпуск и Маша потерла руки от удовольствия. Что делать в отпуске она еще не решила, но, подхватив сумку, вышла из квартиры. Магазин напротив дома был на ремонте, и ей пришлось пешком пройти полквартала к соседнему универсаму. Дорога пролегала мимо витрин с одеждой и так не любимой парикмахерской, за большими окнами которой виднелся пустой салон. «О! А не поменять ли мне прическу?» – подумала Мария Николаевна и решительно открыла большую стеклянную дверь.

В совершенно пустом зале сидела девушка и задумчиво что-то наматывала себе на руку, вторая, совсем молоденькая, что-то увлеченно ей рассказывала. Внимание на вошедшую даму никто не обратил.

– Меня тут кто-нибудь преобразит? – поинтересовалась у парочки мастеров Родионова.

Младшая скривилась, скептически рассматривая даму неопределенного возраста, а старшая вдруг подхватилась, развернув кресло, с улыбкой сообщила:

– Присаживайтесь!

Родионова торжественно прошествовала в кресло, как королева на трон, и взгромоздилась не менее претенциозно, чем оная дама. Усевшись поудобнее, она тряхнула головой, рассматривая себя в зеркале, при этом заколка, державшая Машкины волосы, трынкнула и упала на пол. Волосы волной легли по плечам, мастер заворожено смотрела на это представление и глаза ее загорелись. Она ни слова не сказала Родионовой, покрутила ее голову в разные стороны и принялась за дело, Машка же блаженно прикрыла глаза. Закутав Машкину голову в целлофан, мастер сказала:

– Светка, берись-ка за дело, тут поле непаханое для твоей деятельности.

Вторая молоденькая мастер внимательно осмотрела Машкино лицо, чем-то намазала его, а потом все это втирала, скребла, смывала, опять втирала и так часа два. Затем мастер начала стричь Родионову. Маша все стерпела – искусство требует жертв! Настал момент истины, парикмахер повернула кресло к зеркалу и... Мария Николаевна Родионова, наверное, упала бы, если б не сидела уже. Из зеркала на Машку смотрела очаровательная блондинка с большими зелеными глазищами, красиво очерченными губами и маленькой кокетливой родинкой в уголке над правой губой.

– Вам бы еще одежду подобрать другую, – посоветовала девушка.

– Не нравится? – спросила та, что постарше.

– Н-нравится, – выдавила из себя Маша, – э-т-то я? – и она тупо уставилась на отражение в зеркале.

Младшая девушка хихикнула, мастер же с улыбкой глянула на растерявшуюся Машу и ответила:

– Это вы, не сомневайтесь!

Маша растерянно кивнула и поплелась к кассе, вслед она услышала:

– А хорошо получилось, – проговорила младшая.

– Мастерство не пропьешь, – с апломбом ответила вторая барышня.

А Маша в задумчивости дошла до универсама, так же, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин, покидала продукты в корзинку, и как сомнамбула дошла до дома. А там ее проняло. Она брезгливо стащила с себя темное платье и полезла наводить порядок в своем гардеробе.

Поздно ночью Родионова убедилась, что в ее скудном запасе вещей нет от слова совсем. Часам к трем ночи она поняла вдруг, что слово минимализм совсем неуместно по отношению к ней и на этой ноте, с чувством выполненного долга, Маша наконец-то заснула.

Утро началось с хорошего настроения и чашечки свежесваренного кофе.

– Тэк-с, Маня, пора приниматься за дело, – проговорила Родионова, вытаскивая из шкафа чудом сохранившиеся джинсы и футболку своего отца.

Натянув все ту же многострадальную кофту, Машка пошла в ближайший магазин модной одежды. За стеклянными дверьми ее ждал очередной белый и пушистый зверек: среди огромного количества вещей, висящих на вешалках, она не нашла нужного размера. У Родионовой создалось впечатление, что все модели шились на кукол или детей. Она уже отчаялась и решила уйти, как к ней соизволила подойти продавщица.

– Вы что-то хотели? – девица с вымученной улыбкой немигающим взглядом уставилась на Машку.

– Э-э-эм, мне бы что-нибудь побольше размером, – промычала Маша, с надеждой глядя на девушку.

– Сейчас, – оглядев Машку профессиональным взглядом, та исчезла.

Через минут пять она материализовалась, неся в руках вешалки с вещами, которые засунула вместе с Машкой в примерочную. В кабинке Мария Николаевна с интересом рассмотрела светло-серый брючный костюм из легкой ткани и пару блузок, вздохнув, она облачилась в новые вещи. Повертевшись перед большим зеркалом, Маша пришла к выводу, что смотрится в них она очень и очень симпатично, с этими мыслями она и откинула занавес кабинки. Продавщица с восхищением уставилась на молоденькую девушку в брючном костюме, светло-зеленой блузке под цвет глаз.

– Очень хорошо, – прошептала она, затем нахмурилась и воскликнула, – сейчас, подождите, – и опять исчезла в недрах магазина.

Вернулась через минуту, держа в руках черные лодочки на среднем каблуке. Маша надела туфли – все, образ завершен: перед ней в зеркале отобразилась блондинка лет тридцати с хвостиком, в элегантном костюме, не худая и не толстая, высокая, с приятной фигурой.

Через полчаса Мария выходила из магазина в новом костюме, с пакетом в руке и счастливой улыбкой на губах. А много ли для счастья надо человеку? Маша решила, что она вполне счастлива и легкой походкой (куда подевался ее солдатский шаг) отправилась домой, улыбаясь всем встречным людям. Мир был любим ею, а душа полна надеждами. Так и шла Маша, ничего не замечая, а вслед за ней тихо ехала большая черная машина.

*– Выдуманная дисциплина в ВУЗе, чтобы невзначай не обидеть коллег по цеху.

2.

Бодро шагающая Маша, от радости своей не замечала ничего, а следом медленно катилась черная машина с темными стеклами. С шумного проспекта Маша свернула на безлюдную улицу и... столкнулась со шкафообразным мужчиной в темном костюме, упершись носом ему в грудь. Немаленькая Маша подумала, что она со своим ростом ему в пупок дышит. Мужик своими ручищами сграбастал Машу за новый пиджак и попытался потащить куда-то. И здорово просчитался. Маня хоть и была женщиной слабой, но при росте сто семьдесят шесть сантиметров и достаточном весе, могла и стукнуть нехило, что и проделала. Мужик ойкнул и отпустил Машу, та, не будь дурой, побежала назад на людный проспект, за ней нёсся, держась за подбитый глаз, неудачливый похититель.

Всем известно, что чем больше масса, тем быстрее тело набирает скорость и удар получается соответствующий. Мужики, что преградили дорогу Маше, об этом видно не знали. Поэтому Родионова мелочиться не стала и тот мужчина, что стоял справа с налета получил удар мыском новых туфель по коленке и тут же принял коленно-локтевую позу, а слева его товарищ схлопотал удар в солнечное сплетение и согнулся пополам, приветствуя новую королеву шопинга по-русски. Машка же увидела недалеко стоящую машину и рванула к ней, открыла дверь и, плюхнувшись на сиденье рядом с водителем, прохрипела:

– Сотку даю, гони!

Водила вылупил глаза на Машу, и это стоило ей свободы. Дверь открылась, мужички в пиджаках вытащили Машу из кабины. Как положено, Родионова сопротивлялась, но что сделаешь против четырех здоровых мужиков? Одна радость, что все-таки им тоже досталось – брыкалась Маша со знанием дела, так что плоды трудов своих она узрела уже намного позже, что, собственно, и порадовало ее. В общем, злодеи, ухватив Машкино тельце, забросили его в багажник и сверху захлопнули капот. «Мне конец!» – констатировало Машкино сознание и уплыло вдаль горизонта.

Машина похитителей вкатилась за высокий рифленый забор и массивные автоматические ворота, проехала по аллее к красивому дому, больше похожему на замок, остановилась. Из нее вышли уже знакомые нам четыре мужичка ростом и комплекцией с трехстворчатый шкаф с антресолями, остановились с тыла машины. Трое с опаской отошли подальше, а четвертый, открыв багажник, отскочил к остальным. Из окна первого этажа за их действием с интересом наблюдал пятый мужчина в дорогом костюме и белой рубашке, с места он не сдвинулся.

– Дим, – позвал он кого-то, – это что за хня происходит? Нормально привезти не могли?

Человек, к которому он обратился, подошел поближе и ответил:

– Сам сказал – доставить в любом виде. Как сказал, так и доставили.

– Ню-ню, – хмыкнул первый, – несите ко мне в кабинет.

Четверо парней подошли к багажному отделению и застыли, всматриваясь в него. Один из них нагнулся, затем выпрямился и сказал:

– А черт знает, может быть и жива.

Второй, что ближе всех стоял к капоту, протянул руку и что-то в багажнике пощупал, затем раздался крик:

– А-а-а! Зараза! Тащи ее к начальству! – сказал мужчина, потирая прокушенную руку.

Мужики вытащили брыкающее тело из багажника и чуть ли не бегом поволокли его в дом.

Внеся Машкину тушку в кабинет вперед ногами, они бросили ее на большой кожаный диван и быстро ретировались. Вот так и появилась наша Мария Николаевна вперед задом в кабинете хозяина особняка Смирнова Александра Александровича. Какое-то время она лежала тихо, ничего не понимая, где она и что она. А потом перевела взгляд на двух мужчин, стоящих перед ней. Оба были хороши собой, но этого она не замечала, для нее мужики были все на одно лицо. Хотя, нет, тот второй, что с каштановыми волосами и темно-зелеными глазами, сверлил ее недобрым взглядом, а рядом стоящий сероглазый блондин изучал Марию с брезгливым выражением лица, будто она букашка какая. Машка села, головой тряхнула и в свою очередь уставилась на тех двоих, что молча ее рассматривали.

– Нагулялась? – спросил «каштановый».

– Не успела, – ответила Машка на автомате, затем вспомнила где она и что, добавила, – помешали, знаешь ли.

Воцарилась тишина, два мужика переглянулись. «Темный» начал медленно закипать, желваки гуляли по лицу. Машка понимала, что нарываться не в ее пользу, но ничего не могла поделать со своей свободолюбивой натурой.

– Пробку вытащи, а то из зада пар повалит, обваришься, – спокойно сообщила она, глядя на «каштанового». – И представиться не помешало бы, – включила она преподавателя на экзамене.

– Да я тебя!.. – было начал «темный», но «светлый» его остановил и покачал головой.

– Синельников Дмитрий Семенович, – представился светлый, – а это, как ты уже знаешь, Смирнов Александр Александрович.

– Не тычьте мне, я вам не девочка на побегушках, – отчитала его Маша. – Родионова Мария Николаевна, доктор технических наук, преподаватель МГУ, чем обязана, господа?

Двое уставились на Машку, а потом переглянулись. Подошли поближе и опять стали внимательно ее рассматривать.

– На мне узоров нет и цветы не растут, – сообщила она им.

Но эти двое ее не слышали. Опять переглянулись и «темный» сказал:

– Э-э-э-м, Дим, таких совпадений не бывает...

– Проверим, – ответил второй и шустро выбежал из кабинета.

– Чем докажете, что вы и есть Родионова Мария Николаевна? – после затянувшегося молчания спросил мужчина.

Машка с удивлением на него посмотрела, хмыкнула и сказала отвернувшись:

– Маму мою с папой спросите, они подтвердят, коллег по работе, соседку по подъезду, милицию в конце концов, – ехидно закончила она перечислять.

«Каштановый» как-то обреченно на нее посмотрел и отвернулся. Пауза затянулась, тишину прорезал ход часов на стене и даже шум за окном был не слышен. Из принципа «молчание золото» Мария не нарушала тишину и, не стесняясь, разглядывала своего похитителя. Нет, ей, конечно, было интересно, зачем ее похитили, но принцип превыше всего! Минут десять она изучала кабинет, потом столько же и самого похитителя, пока тот не стал ерзать на стуле под ее внимательным взглядом, но Машка была бы не Марией Николаевной – строгим преподом, которого боялись студиозы двух факультетов – плевать она хотела на удобства того, кто заставил ее отбивать зад в багажнике. На счастье хозяина кабинета в дверь вошел блондин, который назвался Дмитрием Семеновичем.

– Вот, сам посмотри, – и он положил перед Смирновым стопку листов.

Тот начал читать текст, отпечатанный на бумаге. На четвертом листе он застыл и удивленно посмотрел на Машку, потом опять на нее и на бумагу.

– Вы и есть Мария Николаевна Родионова? – зло спросил он и бросил на край стола листы бумаги.

Машка усмехнулась, встала и подошла к столу, забрала стопку бумаг и углубилась в их изучение. На листах бумаги была изложена ее собственная биография, и даже фотография приложена, правда, там она и на себя теперешнюю не похожа. Кто бы сейчас узнал Машку? Хм!

– И что вас не устроило? – спросила она, наезжать – так по полной. – Свои волосы как хочу, так и крашу. Хоть в зеленый цвет, мое дело! – безаппеляционно заявила она.

Семеныч фыркнул и подошел к Родионовой, протянул руку, чтобы забрать листы бумаги и замер, раскрыв рот, уставившись на Машку, как на невидаль. Маша же такого действа не ожидала и подумала, что у нее либо с лицом что-то не так, либо с одеждой и стала себя осматривать и...

– Да вашу маму! – взревела она.

Ее брюки, новые брюки от костюма, лопнули по шву от бедра до колена. Машка набрала в легкие воздух и воскликнула:

– Ёкарный бабай! Мать вашу! Гады ползучие! Твари гадские! Да я вас! – и она сделала движение, которым обычно выжимала тряпку, когда мыла пол. – Мой новый костюм! Да я из вас помело сделаю, вы у меня электровениками неделю работать будете!

Мужики оба отскочили от Машки с выпученными глазами.

– Мария Николаевна, успокойтесь, – гаркнул Смирнов, – компенсирую я вам ваш костюм.

– Нахрена мне твои деньги, – прошипела Машка, разглядывая порванную штанину. – Ты еще попробуй такой размерчик найди, – устало сказала она и села назад на диван, обхватила голову руками и обреченно, со всхлипом спросила:

– Зачем вы меня сюда привезли? Денег у меня нет, собственности тоже, органы тоже не подойдут, какого ляда вам от меня надо? – и ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

Мужики переглянулись.

– Обалдеть, – сказал Синельников, – за жизнь не боялась, а за какую-то тряпку рыдает, не понимаю я баб, – добавил он и вздохнул.

Смирнов же сощурил глаза, что-то прикидывая в уме, и сказал:

– Мария Николаевна, мы вам выделим комнату, вы там переоденетесь, а мы отдадим в починку ваш костюм, и к вечеру он будет готов, не волнуйтесь, сделаем все в лучшем виде, – сказал он, подходя к Машке.

Та подняла на него совершенно сухие глаза, о чем-то задумалась и спросила:

– В котором часу?

Семеныч потерял дар речи, а Смирнов, глянув на часы, сказал:

– Часа через три подойдет?

Машка кивнула в ответ и для порядка шмыгнула носом. Синельников, беззвучно шевеля губами, сказал:

– Ты одурел?

В ответ ему прилетел такой взгляд, что тот запнулся.

– Пойдемте, Мария Николаевна, покажу вам комнату, – уже громко сказал Смирнов и протянул руку Машке.

Та подивилась такой галантности похитителя, но помощь приняла, поднимаясь с дивана. Вся троица дружно вышла за дверь.

***

Двери кабинета выходили в холл первого этажа. Посередине холла располагалась лестница на второй этаж. Хозяин со своим помощником направились к лестнице. Машка замешкалась у самого основания, разглядывая ее. Лестница была произведением искусства – мраморные ступени и поручни, отделанные красным деревом и пролеты, которые полукругом расходились на две стороны– левую и правую. Они вели вверх, и судя по высоте, в доме было не два этажа, а гораздо больше. Вдруг где-то хлопнула дверь, раздался детский крик и плач. Потом топот маленьких ножек по лестнице и все это сопровождалось ревом ребенка. А потом Маша увидела и самого ребенка, это был мальчик лет трех, беленькие волосики торчали в разные стороны. Он бежал по лестнице вниз, закрыв ладошками глаза, и плакал горькими слезами. Ну какое женское сердце тут не ёкнет? Машкино было отдано сразу и бесповоротно! Такую «мелочь» она обожала с детства и любила возиться с малышней. Маша еще успела подумать, что малыш может упасть с высоты, и ускорилась, расталкивая мужиков, которые остановились на пролете. Малыш споткнулся о ковер и полетел вниз, вот тут Маня и подхватила маленькое тельце на лету, как бейсбольный мяч, прижимая мелкого к себе, а мужики подхватили Машу уже с ребенком на руках. Малыш отнял ручки и уперся взглядом синих глазенок в Машку:

– Мамочка! – завопил он, – мамочка! – и заревел еще сильнее.

– Маленький, что случилось, кто тебя обидел? – успокаивала ребенка Маша, поглаживая по головке.

Ребенок поднял на нее зареванное личико и Маша увидела красный след пятерни на щечке у мальчика. Злость стукнула по макушке и автоматом включила «злого преподавателя».

– Кто? – прошипела Машка.

Мужики ответить не успели, сами с удивлением глядя на мальчика. И тут на лестницу вышла дама лет сорока в форменном платье.

– Я говорила вам, Лариса Павловна, что ребенок совсем отбился от рук, – начала гневно говорить дама.

Машка взлетела по лестнице с ребенком на руках так быстро, что мужчины даже не успели за ней.

– Так это ты ребенка бьешь? – что-то такое было в глазах Машки, что дама попятилась. – Выпороть и закрыть в подвале без еды и воды. Иначе я ее сама своими руками придушу, – проговорила Маша, глядя почему-то на Семеныча, – исполнять! – гаркнула Родионова.

Откуда-то нарисовались шкафоподобные ребятки и уволокли визжащую даму, но Машке было все равно. Ребенок доверчиво прижался к ней и успокоился, девушка пригладила непокорные вихры, нахмурилась и прижалась губами к лобику ребенка.

– У ребенка температура, – сообщила она все еще стоящему рядом Смирнову, который на нее смотрел со странным выражением на лице. – Вызывайте врача. Пойдем, маленький, я тебе сказку расскажу. Где моя комната? – тут же спросила она у Александра.

Тот, молча, повел ее по коридору и открыл комнату напротив детской. Ребенка Маша ему не отдала, хотя Смирнов и протягивал руки, чтобы забрать сына, но Маша проигнорировала его порыв и ногой открыла дверь.

– Костюм, – напомнил ей Смирнов.

– Сейчас, – ответила Маша и закрыла дверь перед его носом.

– Ничего ж себе, – проворчал Синельников. – Что делать-то будем?

– У меня есть план, – улыбнулся Смирнов, – пошли сейчас все расскажу.

И мужчины спустились по лестнице на второй этаж.

Примечание к части

Главы буду выкладывать после того, как проверит гамма.

3.

Закрывая за собой дверь, Александр Смирнов очень внимательно оглядел холл и только потом прикрыл дверь и защелкнул замок. Начальник службы безопасности только цыкнул, скривив уголок рта.

– Что надумал? – спросил он.

– Слушай, – подходя к Синельникову, шепотом начал говорить мужчина, – нам сама удача в руки плывет. Я все думал, что дети ее сразу же разоблачат, а тут такая удача! Даже Вовка ее принял.

– Э-э-э, я что-то не догоняю, – промычал Дмитрий. – Ты хочешь ее... – и он замолчал на полуслове.

– Ага! А ты запусти людей, пусть продолжают поиски. Я уверен на все сто, что она жива и выжидает момент, чтобы меня засадить, – Смирнов подошел к шкафу, открыл дверцу и достал бутылку виски. – Нам надо тянуть время, – продолжил Смирнов, разливая виски по стаканам.

– Ты забыл про тестя, – напомнил Синельников.

– Мдя, это уже неприятно, но при должном обращении с ним и вовремя подкинутой информацией... – он задумался. – Хотя, знаешь, тут тоже можно придумать отмазку.

Дмитрий скептически посмотрел на Смирнова.

– А рост? Рост ты куда денешь? На полголовы выше Лариски! – продолжал увещевать его Синельников.

– Лариска всегда на каблуках ходила, – и Смирнов глотнул из стакана.

– Ноги отрежешь, будешь ее в инвалидной коляске показывать? – удивленно глянув на друга, спросил Дмитрий.

– С ума сошел? – Смирнова передернуло.

– А то, что она толще Лариски в два раза это ты как объяснишь?

– Скажем, что она поправилась, – махнул рукой Смирнов.

Дмитрий подавился воздухом.

– Ты точно не в себе, – прошептал он.

– А что делать? – уже серьезно спросил Александр. – В тюрьму из-за суки садиться? А дети?

Синельников замолчал и потупился.

– Да, – после размышления сказал он, – выхода нет.

– В том-то и дело. Надо время тянуть, а оно пока работает не на нас. А там, смотришь, и найдем...

– А если не найдем? – перебил его Дмитрий.

– Она сама появится, если узнает, что мы нашли ей замену, понимаешь? – и мужчины посмотрели друг на друга.

– А как же?.. – и Дмитрий кивнул в сторону дивана.

– А вот об этом мы никому не скажем, – глядя в глаза начальнику службы безопасности, сказал Смирнов. – Никому, – повторил он.

– Кто будет разговаривать с Марией Николаевной? – Синельников иронично посмотрел на друга.

– Я сам, – сказал Смирнов, вертя в руке стакан. – Я сделаю ей предложение, от которого она не сможет отказаться.

– Ню-ню, попробуй, – в тон ему сказал Дмитрий и вышел из кабинета.

***

Маша зашла в комнату. В середине стояла большая кровать, с одной стороны окно, с другой зеркальный шкаф и дверь в санузел. Она положила мальчика на кровать, но тот вцепился в нее ручонками и не отпускал, постоянно всхлипывая.

– Мужчины не плачут, – прошептала она и поцеловала мальчишку в лобик. – Я только переоденусь, – ребенок отпустил ручки.

Во что переодеваться она не знала, но подошла к шкафу и сдвинула дверцу, на нижней пустой полке стояла сумка, в которой лежали ее старые джинсы и футболка. Переоделась она быстро. В дверь постучали, на пороге стоял и переминался с ноги на ногу охранник с фингалом под глазом.

– Велено забрать у вас костюм, – пробасил он.

Машка подала пакет и захлопнула дверь. Как и обещала, она начала рассказывать мелкому сказку и тот заснул, вскрикивая во сне. Как же можно довести ребенка, что бедный во сне всхлипывает? Маша сжала кулаки: «Ну, погоди, мегера, ты у меня получишь!»

В это время Смирнов вел престранный разговор по телефону:

– Наталья, мне нужна твоя помощь. Сейчас к тебе подъедет Миша с пакетом, нужно будет купить точно такой же костюм и еще кое-что из вещей такого же размера.

На том конце провода что-то ответили.

– Хорошо, договорились, – и он закончил разговор.

– Александр Александрович, врач приехал, – сообщил охранник.

Смирнов вышел навстречу медикам.

Как и ожидалось, врач подтвердил Машино предположение – нервный срыв.

– Я вам пропишу таблетки, – говорил доктор, – давайте ему по четвертушке, ребенку необходим покой. Никаких волнений, но и на поводу не идите, – наставлял врач – молодой парень лет двадцати пяти, – покой, только покой. Почитайте сказки и желателен постельный режим, – добавил он в назидание.

Выписал рецепт и ушел. Машка с удивлением вертела в руках бумажку, соображая, что же ей теперь делать? Ребенок вцепился в нее мертвой хваткой и начинал капризничать, как только кто-то пытался его забрать с рук. Родионова и сама отдавать его не желала, так как вдруг проснулся спящий много лет материнский инстинкт и всей душой привязал к мальчишке. И что делать? Ребенок чужой, да и чей он? Рядом даже похитителя не было, только его телохранители, которые стояли на каждом углу. «Стерегут, чтобы что-то не украла?» – грустно подумала Маша.

– На, – сунула она охраннику рецепт, – сходи за лекарством, доктор прописал, – и захлопнула дверь, не дожидаясь ответа. – В конце концов, должны же вы что-то делать, а не сторожить меня, – бурчала себе под нос Маня и вернулась к мальчику.

Неожиданно скрипнула дверь и в комнату протиснулась, больше это никак не назовешь, сквозь щелку маленькая девочка лет пяти-шести, в розовеньких штанишках по колено и такой же футболочке с медвежонком на груди. Она удивленно уставилась темно-зелеными глазенками на Машу и тихо спросила:

– А что с Володенькой?

– Приболел немножко, – ответила Маша.

Девчушка сжалась как-то и Маша поняла, что ребенок боится до колик, ее просто трясет. «Да что ж это такое? Куда я попала, что дети при виде взрослых трясутся, как липки?» – думала Маша, глядя на ребенка. И такая жалость ее взяла, что захотелось обнять и приласкать бедных.

– Хочешь к нам? Мы тут сказки рассказываем, – спросила Маша.

Девочка опустила глаза и, ухватив себя за светло-каштановый хвостик, спросила:

– А можно?

– Можно, – и Маша похлопала рядом с собой по кровати, на которой сидела.

Девочка забралась с ногами на покрывало и легла рядом с мальчиком, тот повернул заспанную мордашку, улыбнулся первый раз за все время и сказал: